Текст книги "Ее темный секрет (СИ)"
Автор книги: Риган Хэйс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Её тёмный секрет
1
Его окружали мир и покой.
Где-то вдали журчал ручей. Птицы, точно ошалевшие от тепла и слепящего солнца, громкоголосили в древесных зарослях, передразнивая друг друга на все лады. Природа и все, чему дала жизнь Богиня-мать, радовались наступлению теплого мая. Всеохватывающая гармония как будто миновала лишь его сердце, уже долгое время скованное сумрачной грустью. Окружающая красота проплывала мимо взора Ардена, устремленного себе под ноги. Мир и покой царили лишь снаружи, но внутри него простиралась выжженная пустошь.
Огибая поросль чертополоха и перешагивая через бурлящий ледяной ручей, Арден следовал за наставником вглубь леса. Альвейн, седобородый сид[1], видел, что с учеником что-то не ладно, и старался отвлечь его полезной работой. Как-никак, Арден ‒ будущий знахарь, а ему не пристало забивать голову чем попало. Единственное, что важно ‒ благополучие их соплеменников, все остальное – тщета и бессмысленная маета.
Когда они забрались в самую глушь, Альвейн остановил жестом юношу и присел, что-то усмотрев в траве. Арден опустился на колени рядом с наставником.
– Вот он, золотарник, – показал старый сид на молодые соцветия. – Нам нужны только те, что напились солнца, как следует. Их ты узнаешь по ярко-золотистому оттенку.
Высматривая самые сочные цветки, Арден аккуратно обрывал головки и укладывал в корзину. Альвейн, судя по всему, счел ученика не слишком-то бережным, а потому сдвинул брови и шлепнул того по руке. Арден охнул и отдернул ладонь.
– Осторожнее, не повреди лепестки, дурья голова! Трава не любит спешки: выдохни и срывай ее любя, а не так, будто ты землю пальцами прополоть надумал.
Арден раздраженно закатил глаза, но послушался сида, после чего работа заспорилась. Хоть сид частенько бранил своего преемника, юноша отлично знал, что тот в глубине души к нему добр.
– Думаю, этого нам до зимы хватит, а, глядишь, и до весны, – сказал Альвейн, наполнив корзинку, и дал знак к возвращению.
К полудню знахарь и его ученик вернулись в родное поселение, которое, впрочем, было родным лишь для одного из них. Для Ардена же каждое лицо, встреченное по пути, каждая хижина были и есть чужие, как и он для них был не более, чем пришелец из ниоткуда, без которого их жизнь текла бы в прежнем русле, зато его могла закончиться много зим назад.
Арден попал в общину еще мальчишкой годков пяти. Именно Альвейн привел его, он же и был ему вместо отца. Не зная, на что направить силы еще одного голодного рта, старик прилюдно признал его своим учеником ‒ будущим знахарем общины пиктов[2]. Сиды живут, конечно, куда дольше простых и магически одаренных людей, но даже они не вечны, а значит, кто-то должен стать его преемником.
И Альвейн, стоит отдать ему должное, растил из него достойного члена общины, наставляя все годы взросления и обучая ремеслу врачевателя. Да только как ни бился старик сид, а все без толку: соплеменники в упор не желали признавать Ардена. Они его преимущественно избегали, зато как недуг какой свалит, галопом неслись к обоим целителям, и уж там, когда болезный боролся с самой смертью, им было уже глубоко плевать, Альвейн вылечит страждущего или Арден, без роду и племени, чужак, нашедший их волею судьбы. Так они и прозвали его – Безродный, подчеркивая, как важна для них чистота и благородность крови, а коли Арден доказать своего благородства никак не мог, то и дело с концом. Родителей своих он не помнил, по крайней мере, живых, и ничего не мог сообщить об их родословной.
Последнее его воспоминание о родных заканчивалось картинкой трупов в канаве, испещренных зловонными язвами. Как он оказался там, Арден не помнил, не помнил он и где был до злополучного дня, но именно там-то Альвейн и нашел его, вдали от своего поселения, вопящего на всю округу от страха и бессилия что-то изменить. Арден много раз задавался вопросом, отчего та хворь не взяла и его, почему не заразился он, просидев так долго с разлагающимися трупами в яме, но ответов найти не сумел даже мудрый сид. Соплеменники задавались тем же вопросом и в том, что мальчик не заразился, столько времени проведя среди прокаженных, углядели недобрый знак. Даже сейчас, когда Арден шел мимо них, то видел в лицах пиктов лишь презрение и опаску, будто он повинен в том, что выжил.
Альвейн был одним из немногих, кто сумел разглядеть в юноше что-то светлое. Как говаривал сид, сам он жил в здешних лесах еще задолго до пришествия пиктов. Он вышел к первым поселенцам, чтобы нести магическое знание и помогать страждущим, в ком не было колдовской крови, в чем и нашел свое призвание.
Пока соплеменники чурались юноши, старик верил в его способности, и довольно быстро раскрыл в нем талант. Еще мальчиком Арден показал, что умеет творить колдовство, пусть и самое незатейливое, и мудрый сид пестовал юное дарование, как умел и считал нужным, и ученик за то был ему признателей, хоть и не умел правильно облечь благодарность в слова.
Арден шел следом за наставником, стараясь не глядеть лишний раз по сторонам, но его внимание привлек блеск бронзовых серег на солнце, вдруг сверкнувший перед глазами – то шла им навстречу дочь старейшины с большой бадьей воды в руке. Девушка прошла совсем близко, даже преступно близко, и едва заметно тронула мизинцем его ладонь. Арден ответил тем же и заговорщицки улыбнулся, когда они разошлись в разные стороны. Неизвестно, сколько глаз успели заметить их безобидную, но отнюдь не невинную игру, но Ардену было все равно. Пускай хоть весь свет восстанет против них, а свою Ниррен он не отпустит. Ведь она была для него всем: небом и землей, солнцем и луною, озаряя его жизнь своим сиянием.
Ниррен была хороша собою. Она влекла к себе, как огонь влечет замерзшего путника, как свет влечет мотылька или манят птицу небеса. Жгучие карие глаза ее пленяли сердце Ардена с каждым днем все больше. А если в какой праздник Ниррен пела вместе с девами из общины, голос ее пробирался ему под кожу, понуждая замирать в сладкой истоме. Он подарил ей сердце еще мальцом, совершенно околдованный дочерью старейшины. И не было для него большего счастья, чем когда Ниррен отдала ему свое сердце взамен.
Но, как единственная и любимая дочь старейшины Нандира, она была оберегаема и недоступна для него, презренного чужака. Арден знал, как сильно невзлюбил его Нандир, как только заметил, что его дочь оказывает знаки внимания безродному юнцу.
Но Ниррен игнорировала родительские предостережения. Они встречались с Арденом под ликом Луны-матери, в тайне от отца и соплеменников, и серебристая богиня укрывала их союз своим молчанием. Древесные сени служили им укромным местом, где они могли любить друг друга, не боясь отеческого гнева.
Вспоминая о последней их встрече, Арден только пуще расплылся в самодовольной ухмылке. Да, он сознавал, что Нандир никогда не одобрит их союза, и, тем паче, – брака. С тем же успехом старейшина мог выдать дочь за дворового пса. Но никто не отнимет у него тех жарких прикосновений, что Ниррен дарила ему тайком. Пока у них есть это, никакой суровый взгляд Нандира его не смутит.
Не удержавшись, Арден обернулся, желая еще раз взглянуть на удаляющуюся Ниррен, но, к своему огорчению, увидел, как к ней подошел светловолосый мужчина и, забрав бадью, последовал с ней до дома.
Хадригейн.
От одного этого имени у Ардена сводило скулы, а в груди закипала ревность. Верный воин Нандира был и стражем Ниррен, и, по совместительству, ее же возможным женихом. Вся община полнилась пересудами об их предстоящем союзе, и Арден, против своего желания, охотно этому верил. Хадригейн красив, силен и статен, не говоря уже о славном роде, чья кровь течет в его жилах. Отец Хадригейна до своей смерти в бою был Нандиру верным другом, почти что братом, а теперь и его сын устилался под ногами старейшины, добиваясь ближайшего расположения. Всякий раз видя пресмыкания бравого воина перед Нандиром, Арден едва сдерживался, чтобы не закатить глазные яблоки внутрь черепа и никогда больше не лицезреть его на горизонте. Особенно рядом с Ниррен.
Засмотревшись, Арден не рассчитал шага и налетел на Альвейна сзади. Наставник развернулся и отвесил ученику легкую затрещину.
– И куда ты только смотришь, дурья голова? – возмутился наставник, но разглядев вдали фигурку Ниррен, сам же снял вопрос. Делая вид, что не замечает, как зарделся его преемник, сид со вздохом развернулся и продолжил путь.
Как только они вернулись в хижину, Ардена объял привычный с малых лет аромат разнотравья: справа сушились полынь, тимьян и ягоды боярышника, заготовленные на долгую и холодную зиму; слева же, на криво сбитом столе, рядком стояли ступы с деревянными пестами, в которых хранились толченые зерна и соль. В глубине хижины были их постели, а посреди жилища они обычно топили огонь, чтобы не замерзнуть ночью.
Отгоняя соблазнительные мысли о ночи и том, как и с кем привык проводить темное время суток, Арден принялся за дело. Вместе с сидом он освободил корзину от собранных припасов и собрался было разложить их у окна на просушку, как вдруг кто-то показался на их пороге.
– Не найдется ли минутка для старины Бирна?
Бедолага Бирн в последнее время был у них частым гостем: он сломал руку, упав с уступа, когда охотился на оленя, и им с Альвейном стоило немалых трудов правильно срастить ему кость. Со дня ее весьма болезненного вправления Бирн захаживал к ним, чтобы получить новую перевязь с целительным компрессом из смеси тысячелистника и ромашки – это хорошо снимало боль и опухоль.
Такие легкие задачки Альвейн обычно перепоручал ученику, а потому махнул ему рукой, чтоб разобрался с гостем, в то время как сам взялся собирать соцветия в узенькие скрутки, похожие на спящих цикад. Арден усадил Бирна и присел рядом, аккуратно размазывая по припухшей руке заранее изготовленную травяную кашицу. Старик Бирн что-то лопотал, посмеиваясь, да активно жестикулировал здоровой рукой, но ученик знахаря его не слушал. Заматывая его руку лоскутом ткани, Арден думал о другом. Уже несколько дней одна навязчивая мысль не давала ему покоя. Она же преследовала его в лесу и вгрызлась в него по возвращении домой: ему хочется большего. Больше, чем тайные встречи в ночи; больше, чем жалкие компрессы, с которыми справится и ребенок. Большего, чем он есть на самом деле.
Он не хотел быть собой. Он хотел стать другим.
* * *
Отблески костра искрами плясали в ее темных глазах. Они лежали в траве, греясь в майской ночи у огня, и слушали, как потрескивают поленья. Это укромное место уже не впервые служило им домом, единственным в мире пристанищем, где бы их чувство не было встречено стрелами и копьями соплеменников. Арден гладил кожу на ее гладком животе и одаривал поцелуями каждый участок тела, покрытого синими татуировками. Пальцем он проводил по «кольцам», опоясывавшим ее предплечье, пересчитывал скругленные узоры, вьющиеся от шеи до локтя, словно проверяя, все ли на месте. Ниррен смеялась, как ребенок, говорила, что ей щекотно и ерзала под его ладонями. Он опустил голову ей на грудь и вслушался в биение влюбленного сердца.
– Ты всегда будешь моей? – прошептал он, зная, что Ниррен точно его услышит.
– Конечно, любовь моя, – отвечала она, утопая пальцами в его длинных каштановых волосах. – До самой смерти.
Арден удовольствовался этим ответом, другого он бы не принял ни под каким предлогом. Подхватил ее под голые бока и одним движением перевернул. Ниррен удивленно вскрикнула, когда оказалась сверху, но удержала равновесие, и теперь смотрела на него сверху вниз, как смотрят на свою собственность. Когда Ниррен дернулась, чтобы слезть и уйти, Арден ухватил ее за запястье.
– Прошу, останься, – сказал он и буравил ее умоляющим взглядом. Но девушка была неудержима.
– Прости, Арден, мне нужно идти, – ответила она с большой долей огорчения. – Иначе отец меня хватится и начнет задавать неудобные вопросы. Ты ведь не хочешь, чтобы про нас узнали?
Арден помялся.
– Мне кажется, все и так знают, когда видят, как я на тебя смотрю.
Он потянулся к ее бедрам, но она игриво шлепнула его по рукам.
– Тогда не смотри на меня, точно голодный волк, – она посмотрела на него многозначительно и ткнула указательным пальцем. – Да-да, именно об этом взгляде я и говорю.
– Но это невозможно, ‒ смеялся Арден, откидывая со лба пряди волос. – Иногда мне кажется, что я больше не выдержу. С каждым днем мне все сильнее хочется кричать о своей любви к тебе, ибо она безмерна и так и рвется наружу. Я не хочу больше скрываться, слышишь?
Ниррен оделась, натянула кожаную обувку и села подле Ардена, устало вздыхая.
– Арден, я знаю. Но приходится идти на жертвы, чтобы быть вместе. Отец ни за что не одобрит нашего союза. Более того, он…
На полуслове девушка осеклась и закрыла глаза, будто осознав, что проболталась. Арден уцепился за эту заминку и приподнялся на локте, напрягшись.
– Что, Ниррен? Он подыскал тебе жениха?
Девушка метнула в него изумленный взгляд и даже растерялась, безмолвно хватая ртом воздух.
– Перестань, это уже давно не новость, – Арден вновь плюхнулся в траву. – Вся община судачит о том, какой Хадригейн мужественный, как он силен и важен для старейшины. Пророчат ему стать преемником Нандира, когда пробьет час. И тебя в жены, конечно же. Кому, как не Хадригейну Ясноокому обладать такой прекрасной женой, дочерью Нандира Седовласого?
– Прекрати! – рыкнула Ниррен и стремглав вскочила на ноги. – Никто не смеет обладать мною. Я не вещь и не предмет одежды, чтобы надеть меня, а затем хвастать на все племя обновкой!
Тихий вечер, начавшийся так мирно, вдруг приобрел воинственные краски. На душе Ардена противно заскребло от мысли, что Ниррен может принадлежать другому мужчине. Кому-то, кроме него самого.
– Прости, если обидел и разгневал тебя, – сказал он, не желая искушать ее терпение. – Я лишь хочу сказать, что не вынесу, если тебя отдадут другому. В тот же миг я умру на месте.
Ниррен сменила гнев на милость, увидев, что ничего обидного возлюбленный не вкладывал в свои слова, и вновь присела рядом на колени. Она обхватила ладонями его горячее лицо и сказала тихо:
– Не умрешь. Я этого не допущу и что-нибудь обязательно придумаю, но сейчас мне правда пора. Как бы я ни хотела встретить с тобой зарю, мне нужно явиться к отцу, чтобы он ничего не заподозрил. Выжди еще немного, пока луна не опуститься за верхушки в-о-о-н тех деревьев, – Ниррен махнула рукой в сторону границы леса, – а затем можешь идти следом. Нас не должны увидеть вместе, впрочем, ты и сам знаешь.
Заметив, как помрачнел возлюбленный, Ниррен добавила обнадеживающе:
– Ну же, любовь моя, не печалься! Скоро Лита, а значит нас ждут праздные гуляния, где мы даже сможем прилюдно сплясать у костра, и никто ничего не заподозрит, ведь все танцуют с кем хотят.
– Вот это да, целый танец! – фыркнул он, не увидев, чем тут можно утешиться. – Танец, в то время как мое сердце сгорает от любви.
Она ничего не ответила, не поддаваясь на его подстрекательства, подарила ему прощальный поцелуй и с тем покинула Ардена, бесшумно, точно ночной зверь, скрывшись в темных зарослях. Он же, как и всегда, остался в одиночестве, глядел в черные небеса и пересчитывал мерцающие звезды. Старик Альвейн еще не скоро его хватится, если вообще вспомнит о существовании своего нерадивого ученика. Не заметив подкравшейся усталости, Арден сомкнул веки и окунулся в неглубокую дрему. Перед ним, точно издеваясь, плясала картинка с нарядной Ниррен, которую отдавали замуж, но не за него: рядом склабился самодовольный Хадригейн, чье лицо было сплошь разрисовано кровавыми татуировками – отметинами за отнятые в бою жизни.
К восходу солнца Арден очнулся в холодном поту. Вновь и вновь кошмар, занимавший все его мысли, возвращался и вгонял юношу в тоску. Но на сей раз он решил, что слепо надеяться на провидение больше нельзя: боги не дадут ему благословение сурового отца, каких бы щедрых жертв он им ни приносил. Он волен сам распоряжаться своей судьбой и первое, что он сделает, так это заслужит уважение Нандира. Заставит, наконец, взглянуть на себя, как на достойного соплеменника и, быть может, даже преклониться перед его могуществом. И уж тогда ни Хадригейн, ни кто-либо другой не сумеют оспорить его любовь к прекрасной Ниррен. Она будет принадлежать ему всецело, а уж какими средствами он ее получит – дело десятое. Когда на кону любовь, не стоит мелочиться.
И мелочиться Арден не собирался.
* * *
Шаг за шагом, с проворностью ночного хищника, Ниррен приближалась к своему дому. Завидев огни костра стражей, что несли бдение до самого утра, она обогнула поселение через терновые заросли, и незаметно вышла к хижине с другой стороны. Однако, когда она очутилась в отчем доме, то застала отца неспящим. Тот сидел напротив входа у очага и поджидал заблудшую дочь.
Сердце ее ухнуло вниз.
– Где ты была, Ниррен?
Лихорадочно перебирая варианты и стараясь не глядеть Нандиру в глаза, она солгала:
– Только что вернулась с отхожего места, отец.
Старейшина встал и подошел к дочери, осматривая ее сверху до низу, и вдруг схватил за руку. С ужасом Ниррен разглядела порез чуть выше локтя: кровь стекала по руке, а она и не почувствовала ничего от волнения. Должно быть, порезалась, когда лезла через кусты.
– Тогда откуда это? – спросил Нандир, кивая на пораненную руку. – В отхожем месте нет колючек.
Все пропало. Возразить отцу было нечего.
– Ниррен, я спрошу всего лишь раз: ты была с тем, о ком все шепчутся за моей спиной?
Внутри нее все перевернулось: неужели они были столь неосторожны, что породили в общине слухи?
– Нет, отец, я…
Но девушка не успела и слова добавить, потому что щеку пронзила жгучая боль от пощечины – то Нандир ударил ее за произнесенную ложь.
– Не смей лгать мне! – ревел отец, замахиваясь повторно, но остановился, обуздав свой гнев. Ниррен отвернула от него лицо, чтобы не показывать выступивших слез. – Я знаю, к кому ты ходишь в лес, я ведь не слеп! Как ты смеешь ослушаться воли отца? Разве я не говорил, что не пара тебе безродный ученик знахаря? Он чужак, он никогда не был одним из нас! Арден недостоин тебя.
– Но он любит меня, отец! – вскинулась Ниррен, как только боль в щеке отступила и позволила ей говорить. – И ничего худого для меня не сделал.
– Куда важнее, любишь ли ты его, дочь?
Ниррен молчала. Не потому, что сердце ее к Ардену было глухо, а чтобы не злить отца и дальше, иначе кто знает? После такого никого не удивит, если Ардена поутру найдут убитым в своей постели. Отеческий гнев воистину страшен, она знала это, и оттого молчала, покоряясь его воле. Здравие любимого было для нее важнее всего на свете, но и от отца Ниррен не могла отречься.
– Ты должна прекратить эти встречи, – отец приблизился к ней и обхватил плечи, словно пытаясь загладить свою вину. – К Самайну ты станешь женой Хадригейна.
Как бы ни противилось нутро бедной Ниррен, слова против ее желания медом потекли из уст, успокаивая старейшину:
– Да, отец. Я стану его женой.
[1] Сидами древние кельты именовали волшебный народ, проживающий, по их поверьям, в холмах, лесах или болотах. Еще их называли фэйри или ши.
[2] Пиктов считают потомками всем известных кельтов, проживавших на северо-востоке современной Шотландии во времена позднего Железного века Британии и Раннего Средневековья.
2
– Арден, соберись, я не узнаю тебя.
Старик гневался, но Ардену нечем было его порадовать. После долгой ночи он сумел урвать лишь крохи сна, и теперь был сам не свой: руки не слушались его, а глаза то и дело слипались. Альвейн что-то талдычил ему, давал мелкие поручения, но вместо их своевременного выполнения Арден только клевал носом. Нет, так больше продолжаться не может. Как бы ни были сладки встречи с возлюбленной под светом луны, надолго его не хватит.
Задумавшись о наболевшем, юноша не заметил, как порезал палец, кроша морковь для обеда. Лезвие ножа обагрилось кровью, но боли он не ощутил и завороженно рассматривал нож, словно некую диковинку. Альвейн, насупившись, присел подле ученика и изрек:
– Если все у юноши валится из рук, значит юноша без памяти влюблен.
– Вздор и чепуха, – он нагнал на себя самый невозмутимый вид, хоть и подозревал, что старик видит его насквозь. – Я просто немного выбился из сил, мастер, только и всего. Не о чем беспокоиться.
– Интересно, на что же уходят твои силы, если днем ты слоняешься по двору, выискивая взглядом свою ненаглядную, а по ночам и вовсе сна не знаешь, ища приюта средь лесной чащи? – Высказав все, старик вздохнул, прикрыв глаза, а затем мирным тоном добавил: – Арден, сын мой, я стар, но пока еще не слеп и все прекрасно вижу. Твои чувства к дочери старейшины начертаны у тебя на лбу, а потому брось держать меня за дурака и выслушай, что я тебе скажу.
Арден повел плечами и не ответил. Перебирая свертки, запасенные на холода, он молча ждал, чем же старик сид удивит его, что нового откроет, если вся неприглядная правда его положения и так ему известна.
– Мальчик мой, не стоит тешить себя пустыми надеждами. Нандир Седовласый ни за что не допустит тебя в свою семью, не отдаст своей единственной дочери. Прошу, оставь это, не мучай ни себя, ни бедную девушку. Судьба ее уже расписана Богами: ей суждено стать женой другого мужчины. Отпусти ее и живи дальше, благо на свете достаточно красивых дев.
Но ему не нужны были другие девы, ни красивые, ни изуродованные! Ему нужна лишь она, Ниррен, нужна, как жаждущему необходим глоток свежей проточной воды, как задыхающемуся – глоток воздуха. Без нее вся жизнь потеряет краски, и он непременно погибнет, снедаемый горькою тоской.
Но вместо этого Арден предпочел лаконичный ответ, не желая обсуждать со стариком вещи, которые тот не способен принять.
– Я не просил вашего совета, мастер. И со своей бедой разберусь сам.
Альвейн не стал спорить, а лишь покачал головой, сочувствуя юноше, и вышел из хижины, предоставив Ардену возможность побыть одному. Но вместо того, чтобы отдать себя в руки печали, ученик знахаря лихорадочно перебирал в памяти все, чему его успел обучить сид. Единственное, что было подвластно ему сейчас – это его ремесло. Альвейн открыл для Ардена потаенный мир травничества и снадобий, способных творить чудеса. Но этих чудес оказалось недостаточно, чтобы поразить требовательного главу общины: треть общины обладала магической кровью. Однако Арден не мог позволить себе сдаться.
Пальцы его ловко соскребали из чаш толченую травяную труху, нарезали остро заточенным лезвием коренья и замешивали их в глубокой миске. Он надеялся отыскать нечто неординарное. Что-то, способное открыть ему новые знания, а вместе с ними – силу, с которой он бы мог стать кем-то.
* * *
Вслед за цветущим маем в земли пиктов пожаловала Лита. Когда травы коснулся бархат ночи, вокруг зашумело неистовое, неудержимое веселье. Девушки-соплеменницы, открывшие Богине-матери синеву узорчатых татуировок, почти нагие, водили хоровод вкруг большого костра в честь праздника летнего солнцестояния. Головы их венчали сплетения из веток бузины и алых гроздей рябины, чтобы ни один злой дух не пожаловал на их пир жизни и не омрачил веселья. Они заразительно смеялись и подхватывали молодых и старых мужчин, утягивая в задорный пляс. Даже юноши, что били костяными колотушками по пружинистой коже барабанов, пустились в пляс, и ритмичная дробь их становилась все яростнее и громче.
Но с кем бы ни танцевал Арден под завлекающие и одурманивающие дробные звуки, он упрямо не сводил глаз со своей Ниррен. Его взгляд с самого начала празднества был прикован лишь к ней. Он жадно ловил каждое оброненное ею слово, ласкал взором каждый изгиб ее тела, прекрасного и желанного. Но возлюбленная не глядела в его сторону, не собираясь плодить и без того расхожих слухов. После той ночи Ардена для нее будто не существовало. В груди юноши тоскливо заныло: неужели он все же обидел ее тогда, да так сильно, что обратился в невидимку?
Масла в огонь его самобичевания подлила и сама Ниррен, вдруг пустившаяся в пляс под руку с ненавистным Хадригейном. Поймав недовольный, почти хищный взгляд Ардена, мерзавец плутовски сощурил глаза и как можно развязнее обнял девушку, открыто заявляя на нее права. Этого Арден вынести уже был не в силах. Скрипя зубами, он покинул круг танцующих и отошел подальше, чтобы никто не видел его смятения и унижения. Он сел под ясенем в отдалении, где почти целиком слился с тенью, отброшенной деревом. Он и сам был словно тень – никем не замечаемый, неприметный и безликий.
Все же одна из девушек, что сиротливо стояла без пары и праздничного настроения, заприметила одинокого юношу. Она робко двинулась в его сторону, видно, совсем отчаявшись, раз выбрала его компанию. Когда Эйрид, розовощекая и крепкая, нависла над ним, он без всякого желания поднял голову.
– А ты чего сидишь здесь, как сокол подбитый?
Девушка присела рядом, прислонившись к нему плечом. Арден не желал ничьей компании, но и обидеть девушку не хотел, а потому коротко ответил:
– А я и правда подбит. Вот здесь, – он прислонил ладонь к груди, в то самое место, где гулко билось сердце.
– Танец ‒ лучшее средство от разбитого сердца, – ответила Эйрид, застенчиво и осторожно выискивая его взгляд.
Арден лишь отмахнулся.
– Нет у меня желания плясать, ты уж прости.
Эйрид только понимающе кивнула и сжала пальцами края одежды, будто нервничала. Затем она приблизила к нему лицо и нежно коснулась его подбородка. Арден повернул голову, не понимая, зачем только ей сдался.
– Но наверняка есть желание иного рода, неправда ли? Если, конечно, здесь еще есть место для новой любви. – Эйрид коснулась его груди, отчего по телу юноши пробежала дрожь. От нерешительности Эйрид не осталось ни следа.
Арден посмотрел на симпатичное округлое личико и соврал:
– Я не знаю.
– Пока не проверишь, не узнаешь.
Девушка потянулась к нему, желая подарить поцелуй. Арден решил было прыгнуть в эту пропасть и ответить взаимностью, как вдруг в голове прогремел знакомый голос.
«Знаешь. Ты знаешь, что желаешь лишь меня! Не делай этого».
Арден прервался на середине пути и отвернулся. Не в силах видеть оскорбленной Эйрид, он пробормотал в пустоту:
– Прости, нам не стоит этого делать. Я так не могу.
Обиженное достоинство не позволило ей проронить хоть слово, и девушка, резко вскочив, унеслась прочь от Ардена, костра и праздника. Юный знахарь стукнул себя кулаком по ноге и мысленно ответил Ниррен, что так бесцеремонно влезла в мысли в самый неподходящий момент:
«Ты тоже знаешь о моих чувствах, но это не мешает тебе позволять Хадригейну себя трогать. Ты игнорируешь меня целыми днями, а затем нагло влезаешь в мои мысли? Боги, Ниррен, перестань мучить меня».
Не сразу, но девушка снова запела в его голове. Казалось, она совсем рядом, только протяни руку, но вместе с тем Ниррен была бесконечно далеко.
«Мои чувства к тебе не угасли, молю, верь мне! Это все отец. Приходи следующей ночью на наше место. Я оставлю на твоем пороге цветок льна, как знак, что буду ждать тебя там».
Отвечать юноша ей не стал. Нутро кипело от обиды и истощающей ревности. Но как бы сильно он ни гневался на Ниррен, все равно знал: как только найдет цветок на пороге, то вновь воспарит в небо и явится на ее зов. Каким бы гордым и непреклонным не считал себя Арден, только ее воле он мог беспрекословно покориться.
* * *
Небо вдалеке почернело и изредка сверкало. Ветер шумел в деревьях, шелестел в траве под ногами и предвещал ночную грозу. Все вокруг готовилось к буре, и даже Ардену вдруг стало неспокойно. Предвосхищение урагана крылось меж веток и висело в воздухе; оно вцеплялось в нутро юноши мертвой хваткой.
Он сидел на старом пне в ожидании любимой и вертел в пальцах голубой цветок. Стебелек льна почти истерся от трения о его кожу, а синяя головка понуро сникла. Арден видел в нем себя самого: скисшего, хмурого и почти безжизненного. Вернее, таким хотели сделать юношу Нандир и его приближенные, чтобы навсегда устранить помеху с горизонта. Арден размахнулся и отбросил погибающий лен в кусты. Ничего у них не выйдет! Внутренний стержень его еще тверд и не даст прогнуться под навязанной волей.
Внезапно на лицо опустились две ладони и прикрыли глаза. Ардена окутал аромат, несравнимый ни с чем – запах любимой женщины, который он узнал бы из тысячи.
– Ты задержалась.
Наверняка Ниррен ожидала более теплого приема, но после Литы он не мог вот так просто раствориться в ее очаровывающих объятиях. Ему нужны были ответы и утешение. Обещание, что он старается не зря.
Ниррен обошла его и присела на корточках, заглядывая юноше в помрачневшее лицо. Она нежно коснулась его щеки и спросила:
– Ну что ты, любовь моя? Все еще злишься из-за Хадригейна?
Арден был слишком горд, чтобы признаться, но девушка хорошо его знала, чтобы догадаться самой. Конечно, его ехидное лицо не давало ему покоя, равно как и наглые руки, шарившие по ее телу в ту ночь, лишь бы его позлить.
– Прости меня, Арден, прости, – бормотала она, прислоняясь своим лбом к его. – Это все Нандир. Он приставил его ко мне, точно пса, и теперь куда бы я ни сунулась, он всюду следует хвостом за мной... Мне больших трудов стоило вырваться к тебе незаметно, между прочим, так что хотелось бы увидеть больше радости в твоих глазах!
Она деланно надула губы и перед таким личиком Арден устоять не мог. Ниррен он не мог не верить, да и магия ее не была столь сильна, чтобы отыскать его на большом расстоянии, вторгнуться в мысли и нашептать на ухо правду, почему она не могла его видеть в эти будто бесконечно тянущиеся дни.
Он сдержанно засмеялся и усадил ее к себе на колени. Опустил голову ей на грудь и слушал безмятежное дыхание – лишь оно дарило ему спокойствие. Однако Ниррен тут же развеяла его, сказав:
– Арден, я все придумала. Мы должны бежать.
Юноша оторвался от нее и удивленно уставился на девушку.
– Бежать?.. Ты предлагаешь мне бежать, как последней крысе? Так ты видишь наше будущее?
Мгновенно сменив нежность на негодование, Ниррен вскочила и заметалась по поляне из стороны в сторону, рьяно жестикулируя руками.
– Боги, Арден, неужели ты не видишь, что я хочу тебя спасти? Нас спасти. Здесь нам не будет житья, не мне говорить об этом, в общине нас никогда не примут. Счастье, о котором мы оба мечтаем, кроется лишь за ее пределами...
Арден встал с пня, подошел к девушке и твердо сказал, глядя в ее темные глаза, полные беспокойства:
– Как ты не поймешь, Ниррен? Я хочу не выкрасть тебя, не отнять у кого-то, а заслужить, как честный человек и порядочный мужчина. Кем ты меня считаешь, если думаешь, что убегу, трусливо поджав хвост?
