Текст книги "Радио 'Моржо'"

Автор книги: Рассудов-Талецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

– Так вы в ФСБ? – неуверенно спросил Количек.

– Раньше ты лучше соображал, – неодобрительно покачав головой, протянул Игорь Игоревич. – Я ж тебе объясняю: новая система – новые жизненные функции...

– Не пойму чего-то, вы уж простите, пьяный я, наверное.

– А ты сейчас все-таки у меня сам догадаешься, о чем я тебе толкую. Давай пойдем рассуждать с другого конца. Ты хочешь узнать, как теперь называется моя контора, так?

– Так.

– А что всегда вызывала контора у простых смертных?

– Cтрах, по-моему...

– Правильно, друг мой, правильно, страх, а теперь подумай, чего боится нынешний, новый россиянин-гражданин – ФСБ?

– Нет.

– Правильно, не боится ФСБ, а чего боится?

– Налоговой...

– Ну вот! Догадался наконец, – Синюхин схватил Количека за шею и принялся с покровительственным дружелюбием гнуть ее вправо-влево.

– Так вы в налоговой... Здорово, как же я сразу-то не догадался? Так вы, поди, и генерал?

– Ну, наверное, генерал, – улыбнулся своей тонкой улыбкой Игорь Игоревич...

Наутро, когда проводник мягкого спального вагона, уважительно тихо постучав в дверь купе, прервал похмельный Количеков сон, генерал был уже в галстуке и заканчивал водить по лицу дорогой японской электробритвой.

– Долго спишь, агент, так и радио свое проспишь, – пошутил он.

– Не просплю, будьте покойны, – ответил Количек, высвобождая ноги из-под белоснежных железнодорожных простыней.

– Не забудь детали, связь со мной держи через Олега.

– Так Олег что, разве не...

– Они теперь подотдел нашей конторы.

– Ах, как же я сразу не...

– А Моржа твоего мы для начала пугнем, уже на следующей неделе пугнем, так что готовься в ферзи, пешечка моя...

В канун Старого Нового года приснился Количеку сон. Будто снимают о нем документальное кино, для потомков. Чтобы увековечить значительное событие в жизни общества. Внутри Исаакиевского собора стоит большой стол президиума, накрытый красным. На столе боржом, пепси-кола – все как на совещаниях партактива. За столом сидит он, Количек, и отвечает на вопросы корреспондентов разных заграничных газет. В лицо ему светят яркие горячие лампы – идет киносъемка.

Поодаль, в глубине собора, стоят накрытые, как в ресторане, столики на двоих, на четверых, – а за столиками все знакомые Количека, все кореша его по университету, по киностудии, по радио. Да и не только кореша.

И задают Количеку корреспонденты разные вопросы на всех языках мира: на французском – а он, Количек, "силь ву пле, битте шен", отвечает свободно; на немецком спрашивают – а он – "битте шен, силь ву пле"... Изумляются все тут учености его. Хлопают. И спрашивают его: "А правда, что у вас самая иностранная машина в нашем городе?" А он отвечает: "Правда, у меня американо-японская машина с финляндской предпродажной подготовкой. Два двигателя, восемь карбюраторов. Зимой в России не использовалась. Ходила только на финском масле" – "Уу-у-ух! – прокатилось по залу. – Завидуем!" Спрашивают еще, причем по-иностранному: "А правда, что у вас дача самая большая в области, и даже больше, чем у... ?" – "Правда, – отвечает Количек скромно. – Но это не было самоцелью, это так само получилось, по заслугам, так сказать" – "Уу-ух, завидуем!" – вновь прокатилось по залу.

А потом очень-очень миленькая такая иностраночка-корреспондентка, которая уже так многообещающе дарила ему взгляды и улыбки, что у него случилась эрекция, спрашивает: "А правда, что вы настоящий владелец, президент и директор радио "Моржо"?" И уж было открыл Количек рот для утвердительного ответа, как почувствовал спиною, что стоит кто-то сзади. Он глядь назад – а там подполковник Синюхин стоит. А изо лба у него рожки козлиные растут. И вместо кистей рук из рукавов пиджака копытца сдвоенные торчат. И смотрит на него Игорь Игоревич со своей тонкой улыбочкой и говорит: "Ну что, поросенок, айда говно грузить?.."

И – уу-ух! – куда-то полетел он, Количек, спиной вниз, и обидно почему-то стало очень-очень, что публика в зале совершенно не заметила его, Количека, исчезновения. И он, как будто из глубины, видел, как танцуют все, смеются и как та иностраночка-корреспондентка уже не ему, а какому-то дядьке в пиджаке строит глазки и улыбается...

Выйдя замуж за Моржа Павлинского, Галя Шнеерсон ни одного дня не пожелала оставаться в России и, получив в консульстве бессрочную визу как жена гражданина Франции, первым же самолетом отбыла в Париж. Морж поохал, поахал, сетуя на то, что не для того женился, чтобы девять месяцев в году заниматься онанизмом в своей московской квартире, однако, уткнувшись в железобетонное упрямство Гали, пробормотал что-то вроде "же ле компранд" и дал ей ключи от petit studio, которую снял накануне в десятом округе за пять тысяч франков в месяц. Проучившись до этого два года на филфаке, Галя понимала немного по-французски, и даже достаточно для того, чтобы купить пару бутылок спиртного или приобрести абонемент в салон африканского массажа. Однако лексика ее была еще недостаточно развита, чтобы объясняться с водопроводчиками, нижними соседями и полицейскими инспекторами.

Таким образом, сидя у себя в офисе в Останкино, в полдень по московскому времени Морж каждый раз с тревогой ожидал, что как раз в это время на Рю-дез-Орфан живущие под Галей Дюпоны просыпаются от капающей с потолка воды, так как накануне Галя заснула бухая в ванной. Зимой девяносто второго Моржу раз пять пришлось звонить из Москвы в ЖЭК десятого округа, то вызывая водопроводчика, то маляров для косметического ремонта. Два раза пришлось объясняться с полицейским коммиссаром. Однако кончилось все неожиданно быстро. Осенью Галя подцепила в "Брассери Гиго" какого-то из Техаса, страшно богатого, приехавшего в Париж потрахаться с настоящей француженкой. Этот американец был настолько потрясен любовным искусством нашей парижанки, что не принял никаких возражений, замужем она или не замужем, и увез ее за океан. Через неделю Морж получил из Лас-Вегаса сообщение, что Галя заочно взяла развод.

– Куда ты меня пригласишь? – спросил Синюхин, когда Количек кряхтя влез на заднее сиденье его светло-серой "Волги".

– Давайте, может пивка... – неуверенно ответил Количек.

Машина тронулась

– Показывай тогда дорогу, я ведь теперь в Ленинграде вроде как гость, улыбаясь, пророкотал Синюхин.

– Пока прямо. А машина что, все та же? – робко спросил Количек.

– Что значит – "та же"? – не понял генерал.

– Ну, на которой вы еще когда университет курировали...

– А-а, вспомнил! – рассмеялся Синюхин. – Не-ет, у нас в конторе машины по столько не живут... – он вздохнул тяжело. – У нас и агенты по столько, как ты, не живут... – и, выдержав паузу, вдруг расхохотался: – Ладно, не писай в галошу, студент, быть тебе президентом твоего радио "Моржо", вот увидишь, и очень-очень скоро, – Синюхин откашлялся и, сделав тоненький девчачий голосок, пропел: "Радио-оо "Моо-ор-жооо"...

Приехав в новомодную ирландскую пивную, Синюхин с Количеком взяли столик в отдельном кабинете. Официант принес по кружке черного, как битумный лак, "Гиннесса" и почтительно удалился. Синюхин засунул руку в портфель, который не пожелал оставить в гардеробе, и чем-то щелкнул внутри.

– Ну, теперь можно разговаривать, – облегченно сказал он. – Ни один слухач, даже на самой разъяпонской мандуле, ничего не расслышит.

– Игорь Игоревич, – начал Количек, отхлебнув пива. – Почему приостановили наезд на Моржа?

– Да, приостановили. Тебе, как будущему партнеру, скажу: у нас аппетиты выросли. Если бы мы сейчас большую мышку поймали, пускай даже самую большую, остальные бы все разбежались, нам бы их никогда не собрать, – Синюхин тоже сделал добрый глоток и, достав из внутреннего кармана пиджака сигару, продолжал: – А мы в следующий раз, чтобы за каждой такой радиостанцией не гоняться, одним наездом возьмем всех.

– Сейчас ведь так просто уже было...

– Да, конечно. Разве ты думаешь, наши люди не видели ловушку, которую сам Морж себе же и поставил в московской лицензии? Видели! Прекрасно видели. Разрешенная мощность вещания в УКВ – сто ватт, а передатчик – киловаттный. Видели, а в ФМ – там вообще разрешено один киловатт, а все пять лет работали на шести. Все видели, друг мой, все могли доказать, и уже бы твой Павлинский ехал бы тихой скоростью к себе в Марсель голый, как лох с ярмарки... Чистый был выигрыш дела, чистый. Абсолютно корректно с юридической точки зрения: незаконно заработанные деньги за все пять лет необходимо вернуть в бюджет государства.

– Ну, так, как было, теперь уже так просто не получится, – с сожалением сказал Количек.

– Это не твоя забота, получится, и еще не так получится, – Синюхин сделал успокаивающий жест открытой ладонью. – Еще твой Морж и посидит у нас, это тебе я обещаю, – генерал махнул рукой, приглашая официанта подойти. Принесите-ка нам водочки, – он откинулся спиной на мягкую спинку кресла и, засунув руки в карманы, вытянул под столом свои длинные ноги так, что ботинки его коснулись Количековых. – Надо выпить нам за президента. За нового президента, – он сделал тоненький девчоночий голос и пропел: "Радиоооо "Моор-жооо".

Митинг и концерт, посвященные открытию лозунга на Дмитровском шоссе, решили проводить вечером, когда сгустятся сумерки, чтобы лучше смотрелись фейерверк и светомузыка. Бесплатные пригласительные билеты загодя раздавались на вещевых рынках, в пивных, а также в псих– и вендиспансерах города. Поговаривали, что на открытие лозунга приедет мэр столицы и что освящать сооружение должен будет главный раввин московской синагоги.

Несмотря на мелкий холодный дождик, публика начала собираться уже за час до объявленного времени, и, так как лотки с разливной водкой работали исправно, настроение у всех было не по погоде приподнятое.

На собранных из строительных лесов подмостках стояли динамики и микрофоны. После торжественной части для публики были обещаны "живые" выступления Вовы Очумелова, ансамбля "Голубая бля" и личного друга Моржа Васи Буйного. Вести программу вечера должен был любимый диск-жокей радио "Моржо" – Птица.

Без пяти шесть подогретая спиртным толпа (около десяти тысяч, по оценкам милиции) начала скандировать: "Пти-ца! Пти-ца! Пти-ца!..." Ровно в шесть на подмостках в лучах прожекторов появился Морж Павлинский в сопровождении г-жи Анисовой и диск-жокеев Маналовой и Забараловой.

– Здра-ству, Моск-ва, – на польско-французском обратился к публике президент.

В ответ раздался ликующий рев, сквозь который тонкое ухо могло разобрать выкрики вроде "Попс давай!", "Кончай мудню!", "На фуй!" и "Ельцин – президент!". Потом Морж начал квакать по-лягушачьи, а ловкая Анисова стала тут же переводить.

– Ква-ква, – говорил Морж, шустро сверкая очками на морде.

– Я очень рад, что мы здесь сегодня собрались, – переводила Анисова.

"Пти-ца!", "На-фуй!", "Гнать кончай!" – ревел народ.

– А сейчас я буду рад предоставить слово младшему помощнику атташе по культуре в Москве госпоже Тратиньяк.

"На-фуй!", "Забарали!", "Давай попса!.."

После похожей на африканского гамадрила, если его одеть в юбку и жакет от Кардена, атташе на подиум позвали раввина Осю Шлибензона, который, едва открыв рот, получил в глаз пепси-кольной бутылкой, пушечно просвистевшей из толпы.

"Кончай базар!", "Пти-ца, Пти-ца!".

Торжественную часть на этом срочно закончили, и Маналова с Забараловой широким жестом пригласили на помост любимца Москвы, победителя конкурса "Золотой Шанкр", лауреата фестиваля "Блюет Москва", завсегдатая хит-парада Абрама Суворова – Вову Очумелова.

– Й-и-иииии, – завизжали девки, писая в трусы, кто был в трусах...

– Бллляяяяяяяяя , – заорали прыщавые ценители культуры...

– Радиооо "Мор– жооооооо", – взревели динамики...

– Нормально прошло, – сказал шоферу Большой Вождь, садясь в поджидавшую его студийную машину. – Давай на радио.

Через три с половиной года выпущенный из колонии общего режима, где он отбывал срок по приговору московского городского суда по статьям 193 и 199 УК РФ, Морж, добравшись поездом до Москвы, ждал самолета на Париж. Ожидавшие самолета дамочки из новейших русских при виде татуировок на его мозолистых руках прижимали сумочки к телу и отодвигались, брезгливо поджимая губки.

Из развешанных в зале ожидания динамиков слышалась музыка, прерываемая иногда объявлениями о начавшейся регистрации на рейс "Москва – Дюссельдорф" или о совершившем посадку рейсе "Бомбей – Москва".

Вдруг из динамиков он услышал такую знакомую мелодию, что в горле спазмом перехватило жизненную жилку...

Мелодию эту по заказу Моржа девять лет тому назад сочинил один московский музыкант с кавказской фамилией. Музыкант, который в юности очень тяготился славой своего отца, тоже музыканта, с такой же кавказской фамилией. Только из сочиненного им осталась лишь эта мелодия на четыре ноты. А от отца осталось две сотни песен и тысяча стихов.

– Радиоооо "Моор-жоооооо"...