Текст книги "Как приручить космодесантника (СИ)"

Автор книги: Рал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Для каждого из них вернувшееся сознание стало проклятьем. Каждый видел лишь кромешную тьму, каждый слышал лишь собственный голос и каждый был распят на стене, схваченный мощными кольцами фиксаторов.

Потом к каждому из них приходили два исчадия бездны, демон и ксенотварь, легионер Хаоса Зо Сахаал и покоренная им тёмноэльдарская ведьма. Допрос всегда начинался нейтрально, но какие ответы могли услышать проклятые хаоситы от Священных воинов Астартес? И каждый из пленных сполна познал искусство Повелителей Ночи, каждый вкусил ласки темной эльдарки.

Были те, кто выдержал всё и умер с именем Императора на устах. Их было мало. Были те, чья духовная слабость уберегла тела от тяжелых повреждений. Их было еще меньше. Остальные же оставались висеть в оковах грудами кровоточащей плоти, слишком сильной плоти, чтобы умереть. И тьма вокруг них пахла кровью, а литании горьким пеплом осыпались с губ, оскверненных криками боли и словами отчаяния.

К некоторым пришли медицинские сервиторы, чтобы скобами стянуть наиболее широкие раны. Иногда бесформенные механизмы появлялись рядом, чтобы затолкнуть в рот пленника сгусток белковой смеси и залить несколько глотков воды. Они появлялись очень редко.

А потом, вечность спустя, в каждой из крохотных камер зажегся неяркий свет, и несколько сервиторов омыли с тел пленников коросту грязи и крови, очистили стены и пол. И в комнату к каждому входил беловолосый человек в белой с серебром одежде. Его взгляд был спокоен и ясен, а ореол хаоситской скверны заставлял сердца Священных воинов вскипать бессильной яростью. Каждого из прикованных пленников он приветствовал по имени и каждому говорил с улыбкой: «Ты – моя доля добычи, выделенная моим господином. Скажи, есть ли у тебя пожелания, ибо многие из них я могу выполнить».

Ему желали смерти и вечной агонии в бездне Варпа, желали убить его своими руками, желали гибели этому кораблю и всем исчадиям Хаоса. Таких пожеланий было большинство, и человек молча уходил из камеры.

«Пить!» – ответил самый истощенный из пленных, и сервитор тотчас поднес к губам жаждущего чашу с водой.

«Скажи, сколько здесь моих братьев?» – пожелал другой воин. «Около полутора сотен, – ответил человек. – Но многие из них погибнут очень скоро». И более воин не спросил ни о чём.

«Желания? Желаю получить Аквилу, дабы смотреть на нее во время молитвы. Желаю получить свою броню и оружие, дабы сталью вырезать хаоситскую скверну из тела Империума. Желаю возобновить боевые тренировки, дабы мог вернее повергать во прах врагов Императора», – сказал третий Астартес. И улыбка радости озарила лицо человека. «Аквилы должны быть среди наших трофеев, одну из них доставят тебе. Броня и оружие – увы, они скорее всего уже взяты кем-то из легионеров. Что же до тренировок, это возможно, если ты примешь мои условия». «Я не стану служить тебе и не предам моего Императора», – холодно ответил воин. «О, речь не об этом. Я прошу тебя лишь о безопасности для моих служителей, – улыбнулся ему человек и добавил: – Меня зовут Лем».

Имя этого Астартес было Игнаций, и он первым из братьев узнал, что с человеком по имени Лем слишком легко договориться.

========== Часть 1. Надежда – первый шаг ==========

Не прошло и стандартных суток, как в камере Игнация появился техник-сервитор. Он по очереди сменил замки в фиксаторах, удерживающих тело Астартес, на сложные механические узлы. Затем, в сопровождении еще нескольких сервиторов и гравиплатформы, в комнату вошел Лем.

– Приветствую доблестного Астартес – без тени насмешки произнес человек. – Значит, по поводу тренировок. Другого помещения я тебе дать не могу, а здесь места для полноценной боевой тренировки не хватит. Но для постепенного восстановления и разминки пока сойдёт. Соответственно, полноразмерного тренировочного оружия тоже не дам, пока будет вот это, укороченное, – Лем говорил деловито, и будто даже слегка извиняясь за несоответствие предлагаемого инвентаря высоким требованиям Астартес. Словно разговаривал с неожиданным гостем, а не с прикованным к стене пленником.

– А условия такие. Кандалы твои будут открываться дистанционно. Делаешь здесь, что хочешь, но не пытаешься раскурочить механизмы замков и повредить пиктер наблюдения, – Лем махнул рукой в сторону черного глазка под потолком. – Когда наступает время уборки и доставки пищи, ты слышишь механический голос, вот такой, – Лем театрально взмахнул пальцем и в камере послушно раздался голос автоинформатора: «Пожалуйста, займите место в удерживающем устройстве». – И ты смирно идёшь и занимаешь. И не мешаешь замкам нормально закрыться. Когда служители заканчивают работу и уходят, замки открываются.

Лем внимательно посмотрел в потемневшее лицо Астартес.

– Я ничего у тебя не отнимаю. Нечего у тебя сейчас отнять. Мы оба знаем, что ты славный священный воин на мерзостном хаоситском корабле, и с удовольствием вырвал бы сердце каждому, у кого оно здесь найдется. Твоё место – в кандалах, выпускать тебя никто не собирается. Я предлагаю тебе вариант, при котором кандалы на тебе только тогда, когда они нужны. Но гонять сюда взвод легионеров каждый раз, когда тебя надо запихать обратно в фиксатор, я не буду. Если ты не подчиняешься нескольким предупреждениям подряд, из комнаты просто откачают кислород. А когда ты совсем вырубишься, придет-таки пара легионеров в броне и повесит тебя обратно на стенку. И больше замки не откроются, и не будет никакой разминки, а будет медленная атрофия мышц. Вопросы?

Пока Лем говорил, сервиторы разгрузили платформу и замерли у двери. Человек еще раз поймал яростный взгляд космодесантника.

– В общем-то, прямо сейчас с тебя решение и не требуется. Решать будешь, когда информатор заговорит. Доброго дня, славный воин.

И человек вышел вслед за сервиторами. Через минуту с коротким жужжанием сработали механизмы на замках. Медленно и недоверчиво Игнаций начал откидывать стальные дуги.

Он был свободен. В камере 2 на 3 метра, за мощной дверью, на вражеском корабле. Но истосковавшееся по движению тело ликовало вопреки мрачной реальности. Игнаций сам не заметил, как начал выполнять «Возвращение в строй» – разминочный комплекс, предписанный братьям после тяжелых ранений. Закончив первый цикл, воин отправился исследовать пространство. Не прикасаясь, осмотрел механизмы фиксатора, ощупал стены и пол, проверил на прочность дверь. Разобрал горку оставленных Лемом вещей.

Пара коротких, но очень тяжелых дубинок. Пятилитровая фляга воды. Термоконтейнер, в отделениях которого обнаружился обед, даже с куском настоящего мяса, и набор столовых приборов. Тренировочная роба Астартес, вероятно прямо из запасов его же Ордена, но все нашивки срезаны. Флакон очищающего геля и большая стопка универсальных салфеток. И герметичная ёмкость для отходов.

Оставленные вещи беспощаднее сотен слов.

Соблюдать чистоту своего тела. Не стоять всё время обнаженным и распяленным, как туша перед разделкой. Пить и есть, пользуясь собственными руками. Двигаться, возвращая застоявшимся мышцам силу и эластичность, двигаться, чтобы не оказаться однажды беспомощной жертвой, которую не спасут даже свободные руки. Все это возможно, если иногда ненадолго возвращаться в оковы.

Только иногда ненадолго возвращаться. Добровольно. Добровольно вкладывать руки в обручи фиксатора. Самому. Чтобы маленький хрупкий человек не боялся за сохранность своих маленьких хрупких служителей. Вставать, прижимаясь спиной к стене, раскидывать руки, расставлять шире ноги и позволять обручам защелкиваться на руках, на ногах, на горле. Самому, добровольно.

Багровая ярость захлестнула воина и так же мгновенно отхлынула. Игнаций стоял, вцепившись в стальную дугу, предназначенную для его левого запястья. Так и не рванув проклятую железку всей силой, не раскрошив пальцами маленький сервомоторчик, космодесантник отшатнулся и отдернул руки. И пошел по тесной комнате яростным вихрем боевого канона, выжимая из тела все забытое и все пережитое, полностью сосредоточившись на ритме шагов и взмахов. «Желаю возобновить боевые тренировки, дабы вернее повергать во прах врагов Императора. Такова моя воля и таково единственно верное решение». И мгновенно застыв в немыслимом рывке, Астартес обернулся к черному зрачку под потолком.

– Ты обещал мне аквилу, человек! Аквилу, чтобы молиться!

***

Голос автоинформатора прозвучал через час после того, как из фляги были выпиты последние глотки воды. Игнаций не собирался менять принятого решения, но лишь Император знает, какой пыткой оказались эти несколько шагов к стене. Один из сервомоторов зацепил кусок робы, и фиксатор не защелкнулся. Воину пришлось дернуть рукой, помогая проклятой машинке установить скобу на место. Помогая сковать себя.

Он честно выполнил требование человека и теперь ждал. Почти надеялся, что в его камеру ворвется мерзостный еретик с клеймом Хаоса на лице и станет издеваться над глупостью Священного Воина, получившего свободу и добровольно вернувшегося в оковы. Что мир снова станет простым и понятным, требующим силы и стойкости, а не тяжких раздумий и сомнительных решений.

Но через несколько минут в помещение вошли всё те же сервиторы. Один из них методично проверил каждый из фиксаторов, второй забрал опустевший термоконтейнер и наполненную емкость для отходов. Когда первый завершил осмотр, в камеру вошел Лем.

– Приветствую могучего астартес.

– Достаточно ли я безопасен для тебя, смертный? – вопрос прозвучал отрывисто и горько. Вопрос, в котором за издевкой прятался настоящий страх, не найдет ли человек ошибки в исполнении своего условия, не откажется ли от соглашения.

– Достаточно, о могучий, – и Лем вытащил из нагрудного кармана кованую аквилу, не более человеческой ладони размером. – А тебе такой достаточно, или ты имел в виду настенную?

Священный символ наверняка был осквернен, слишком бестрепетно держал его в руках беловолосый еретик. Однако у воина не было веских оснований отказываться и он лишь коротко, насколько позволял ошейник, кивнул.

– Вполне.

– Хорошо, – человек шагнул ближе и вложил аквилу в ладонь Игнация.

Огромная ладонь астартес мгновенно захлопнулась, сковав руку человека надежнее, чем любой из удерживающих самого воина стальных обручей. Два рАвно испытующих взгляда скрестились, подобно клинкам. Но в глазах несокрушимого астартес победная усмешка таяла в неуверенности, а человек смотрел спокойно и ясно, улыбка одобрения чуть тронула его губы.

– Это только рука, – размеренно произнес Лем. – Не жизненно важный орган. У нас тут всё хорошо и с медициной, и с аугметикой. Мне будет больно, но не долго, и я не останусь калекой. Оно того стоит? – и замолчал, спокойно ожидая ответа, ни единым движением не отвечая на угрозу.

Игнаций разжал пальцы, и оба, бессмертный воин и человек, проследили взглядами за падающей аквилой. Лем отступил на шаг, чтобы не смотреть на космодесантника снизу вверх, и чуть кивнул головой в легчайшем намеке на поклон.

– Священный воин Астартес не может быть безопасен, ибо его тело – совершенное оружие. Я легкомысленно забыл об этом. Благодарю тебя, о могучий, что не позволил своей ненависти возобладать над разумом. Мне нравятся мои руки, и я, правда, благодарен тебе за проявленную сдержанность.

«Астартес не может быть безопасен» – это признание очевидного, или приговор? Но сервитор внёс контейнеры с едой и две фляги воды, и сосуд для помоев, и туго скатанный спальник-трансформер. Лем кивнул своим мыслям и отправился к выходу. В дверях он обернулся.

– И да, ты совершенно верно предположил, что мне передадут произнесенные в пиктер слова. Пользуйся этим способом связи, если что-то потребуется. Доброго дня, воин.

Дверь закрылась, и через полминуты, показавшиеся Игнацию вечностью, прозвучал тихий короткий гул сервомоторчиков. Обещание человека осталось в силе, пленный Астартес снова получил возможность двигаться.

Первым делом Игнаций опустился на колени и принялся изучать принесенную еретиком аквилу. Явных признаков поругания не обнаружилось, и воин взял Священного Орла в руки. Вероятно, это был нагрудный символ одного из людей в крепости Ордена. Символ, не спасший своего владельца от смерти или хаоситского плена.

Держа аквилу в ладонях, Игнаций закрыл глаза и погрузился в медитацию. Он чувствовал скверну, напитавшую каждый сантиметр этого корабля. На стальном орле в его руках не было печати Хаоса, но не было и сияющей благодати, которая озаряла священные символы и иконы в капелле его Ордена. Только вещь, не путеводная нить, позволившая бы душе легко пронзить темные бездны и швырнуть в испепеляющий Свет Императора все сомнения и недостойные мысли.

Сомнения ведут к ереси.

Священный воин Астартес отвергает всякое соприкосновение с ересью и слугами Темных Богов, кроме боевого, разумеется. Сержант рассказывал, как еще в десятой роте он с напарником возвращался из дальней разведки с ценными сведениями, и им пришлось угнать хаоситский транспорт. Оскверненная машина ехала, только если на ее крыше был распят живой смертный. Два дня ловили и распинали, чтобы добраться до своих. Их покаяние было долгим и тяжелым, но поставленную командиром задачу они выполнили. Или наоборот: они выполнили боевую задачу, но их покаяние было долгим и тяжелым? Какую мораль из этой истории вывел сержант, Игнаций так и не вспомнил.

А если бы не добрались, а если бы перешедшие в наступление братья увидели их, прибивающих очередную жертву к мерзким символам на хаоситском транспорте? И думал ли сержант, тогда еще скаут, о такой возможности, или просто делал то, что почитал своим долгом? Если я найду способ уничтожить это хаоситское кубло и волею Императора останусь в живых, посмею ли я рассказать о первых днях, о цене, уплаченной за возможность вернуть себе силы для боя? О соглашении с еретиком. Будет ли это соглашение бОльшим позором, чем отвратительная беспомощность перед свирепым умениям космодесантника–хаосита, чем вырванный пытками крик? Есть ли мне куда падать, есть ли у меня имя и честь, которые еще можно сохранить? Или мне открыты уже любые пути, ибо нет прощения и искупления, но есть долг – унести с собою во тьму как можно больше врагов, дабы расчистить путь более достойным братьям. А для этого нужны силы.

*

На маленьком экране в кабинете Лема воин Астартес сидел на полу с закрытыми глазами и медленно крошил в пальцах Имперскую Аквилу.

***

Автооповещение повторялось примерно раз в сутки. Игнаций покорно возвращался в кандалы на те пять минут, которые требовались сервиторам, чтобы расставить принесенное и собрать то, что следовало унести. Лема с ними не было. Он появился лишь на четвертый день, как всегда спокойный и вежливый.

– Это не было легкомыслием, – утвердительно произнес Игнаций в ответ на приветствие.

Лем вопросительно поднял бровь.

– Это не легкомыслие и не ошибка, – повторил Астартес.

Лем согласно кивнул.

– Это не легкомыслие и не ошибка.

– А что это?

– Маленькое доверие.

Игнаций нашел в этом ответе не больше смысла, чем в грохоте переставляемых сервитором фляг. Лем пронаблюдал за работой мысли космодесантника, и счел необходимым пояснить:

– Я предположил, что могу оказаться в пределах досягаемости для тебя и не пострадать. Потому что тебе на самом деле не нужно, чтобы со мной что-то случилось. Потому что даже моя смерть, не говоря уж о простой травме, не будет для тебя значимой победой, зато начисто лишит тебя возможности продолжать свою войну. И я подумал, что ты всё это понимаешь.

– А если бы ты ошибся?

– Мне было бы больно, и я получил бы искусственную руку.

– Смертные боятся ран.

– И я боюсь. Это и называется «доверие», понимаешь? Я очень не хочу, чтобы некая вещь случилась, но вместо того, чтобы предотвращать её самому, полагаюсь в этом деле на другого. В данном случае – на твой здравый смысл. Это как в бою – ты смотришь в свой сектор, а не крутишь головой во все стороны, потому что доверяешь бдительности своих братьев.

Слова человека собирались во фразы, каждая из которых по отдельности была понятна, но общий смысл упорно ускользал от Игнация. Еретик сравнил себя с его братьями? Еретик специально позволил ему себя схватить? «Доверие»?

– Ну смотри же: ты можешь плеваться ядом, например? Технически, тот ущерб, который причинил бы мне один меткий плевок, не сильно отличается от искалеченной руки. Если я не хожу, прикрываясь от тебя керамитовым щитом, то почему я должен избегать прикосновения? Нет, если я попробую вложить тебе в ладонь свою голову, соблазн может оказаться слишком велик, но рука? Я и спросил «оно действительно того стоит?». Я где-то ошибаюсь?

Астартес задумчиво покачал головой. В этом был смысл. И в этот момент кулак Лема уперся в раскрытую ладонь воина. Игнаций изумленно опустил взгляд и встретился с ледяными глазами человека.

– А вот если одновременно держать меня за руку, так чтобы я не сбежал сразу, и плеваться, то ущерб будет заметно тяжелее. Интересно, есть ли у этих уборочных сервиторов инструкция на такой случай?

– Ты действительно можешь серьезно пострадать, – и астартес сжал пальцы, просто чтобы увидеть страх на лице еретика.

Лем смотрел выжидающе. Потом приподнял бровь.

– Пауза затянулась, славный воин. Как-то решай уже.

– Ты действительно можешь серьезно пострадать, – повторил воин, отпуская руку человека. – Зачем ты делаешь это? Это проверка? Какая у тебя цель?

– Я вроде как знакомлюсь с тобой, о могучий.

Игнаций хмыкнул.

– А ты знакомишься со мной, и это тоже хорошо. Доброго дня, прославленный Астартес. Пока я здесь, у тебя кандалы не раскроются, а сегодня беседа подзатянулась. Доброго дня.

Дверь закрылась и почти сразу последовало привычное жужание. Воин опустил руки и так и остался стоять, прислонившись спиной к стене, погруженный в глубокие размышления.

***

Человек опять не появлялся несколько дней, и жизнь Игнация словно бы обрела размеренную рутинность, где обращение автоинформатора – всего лишь странный вариант команды «Смирно». Искалеченное и застоявшееся тело восстанавливалось, набирало былую мощь, и трехметровая камера, казалось, усыхает с каждым часом. Астартес выжимал все возможности из жалкого инвентаря и тесного помещения, повторяя, как новую литанию «…боевые тренировки, дабы вернее повергать во прах врагов Его!».

Куда более тесноты для тела мучителен был простор, открывшийся разуму. Астартес не мог должным образом сосредоточиться на молитвах, мысли соскальзывали от созерцания Света Императора к делам и думам последних дней. К размышлениям о себе – безысходности, вине, гневу, долгу, упорству в достижении последней неясной цели. К размышлениям о человеке, который один соединял камеру Игнация с остальным миром, который воплощал собою все грядущие беды и все доступные возможности.

Лем появился после пяти суток отсутствия. Традиционно приветствовал воина, окинул взглядом комнату.

– Все идет согласно нашему уговору, да? Самое время заново спросить: есть ли у тебя пожелания, ибо многие из них выполнимы.

– Зависит от цены, – отозвался Астартес.

– А цена – от запросов, – парировал человек. – Начинай с малого и повышай ставки.

– Хорошо. Ответь, человек, много ли здесь моих братьев?

– Здесь – это на корабле или лично у меня? – цинично уточнил Лем, и Игнаций на секунду прикрыл глаза, вспоминая причины, помешавшие ему искалечить это отродье. На вопрос он не ответил.

– На корабле – точно не знаю, думаю чуть более сотни. Но большинство из них ты не захотел бы видеть, поверь. У меня – двадцать восемь, считая тебя. Живут в таких же камерах, чувствуют себя по-разному. Хочешь подробностей, благородный воин?

– Да.

– О тех, что принадлежат мне, – уточнил Лем, и замер, обращаясь к внутреннему каналу связи.

– И о других тоже.

Лем покачал головой.

– Я покажу тебе три пикта, и ты поймешь, что я имел ввиду, говоря «не захочешь видеть». Придется подождать. Я пока пойду, чтоб тебе не стоять там. Когда привезут пиктопроектор – зайду.

Захлопнулась дверь, сработали сервомоторы и Игнаций опустился на колени, желая подготовить себя к тому зрелищу, которое обещал ему человек. Но молитва ускользала, превращаясь в поток размышлений. Жалкий смертный, говорящий о Священный Воинах Астартес «те, что принадлежат мне». Он ведь и меня причисляет к «тем, что принадлежат». И между тем разговаривает не так, как говорят с рабами, пленниками или слугами. И не так, как следует говорить с Астартес. Так говорили те из друзей, к чьим именам еще не полагалось обращение «Брат». Так говорят люди с людьми. Император Всепобеждающий, дай мне не впасть в безумие. Дай дождаться во всеоружии, в силах тела и разума, и совершить должное. Возможно, сейчас я узнаю о моих братьях, и их выборы откроют мне глаза.

Автоинформатор произнес свое традиционное сообщение и Игнаций привычно занял место у стены. Сервиторы вкатили пикт-установку, следом появился Лем.

– Начнем с плохого, да? – не дожидаясь ответа, человек защелкал кнопками.

Распяленое тело, практически вывернутое наизнанку. Раны, смертельные даже для Астартес. Но глаза на обезображенном лице живые.

Пикт сделан с воздуха. На границе выжженного кораблем пятна и зеленой травы стоит тварь, бугрящаяся костяными наростами. Некоторые элементы доспеха еще держатся на ней, сохраняя символы и цвета Ордена. На человеческом лице твари гримаса голода, нет – ГОЛОДА. Игнаций служил с этим парнем в одном взводе, когда был скаутом.

По корабельной галерее идут трое Астартес-отступников. Их доспехи осквернены еретическими символами, их оружие искажено и уродливо. Один из них несет шлем в руке, и Игнаций узнает его в лицо.

– Все остальные – вариация на одну из трех тем. Жертва, тварь Хаоса или новые бойцы моего капитана, – впервые Лем не старался поймать взгляд Священного воина. Тихо стоял у той же стены и вертел в руках дешевый столовый нож в неподходящих к нему роскошных ножнах. Прошло несколько минут, прежде чем Игнаций рискнул заговорить, не опасаясь сорваться в рычание или вой.

– А те, кто… – и не смог выговорить мерзкое слово «принадлежат».

– Готов? С ними проще, у меня трансляция из всех камер.

Теперь проектор показывал видео, хотя большинство картинок всё равно статичны и однообразны. Пустые маленькие камеры и прикованные к стенам обнаженные Астартес. Некоторые стоят в собственных нечистотах. Одинаковый тусклый взгляд внутрь себя, одинаково беспомощные позы.

Некоторые из братьев всего лишь в наручниках, прикрепленных к стене метровой цепью. У них есть одежда и тот же минимум удобств, что у самого Игнация.

И в череде прочих – камера, где на крепеже для фиксаторов висит стойка с тренировочным железом, в дальнем от двери углу стоит наплечник орденской брони, а сидящий на спальнике Астартес читает, и на полях текста видны узоры и цвета, используемые в уставных документах Ордена. Брат Улириан, сержант первого взвода Третьей роты.

– Что это?

– Это благородный воин, с которым мы пришли к предварительному соглашению. Сейчас он размышляет над финальной версией.

– Он читает Устав Ордена?

– Да.

Игнаций умолк, пытаясь выловить законченный вопрос в вихре противоречивых мыслей. Воспользовавшись паузой, Лем снова начал переключать картинки. Еще двое в наручниках и один прикованный к стене. И последний кадр – Игнаций, пиктопроектор и склонившийся над пультом Лем. Все 28 камер.

– Бессмертный воин, ты сейчас пожелаешь мне смерти больше обычного… У меня вызов от капитана, я через двадцать минут должен быть у него. Приду, как смогу и отвечу на вопросы, честное слово, – Лем говорил почти виновато.

– Постой! Две минуты! – Игнаций даже не поперхнулся мольбой в собственном голосе. – Скажи только, брат Улириан, на что он согласился?

Лем невесело усмехнулся.

– Ну давай сделаем тебе еще интереснее. Твой Орден уничтожен. Не рычи, сам меня тормознул, а времени на тактичность у меня нет. На вашу планету явился Лорд-Инквизитор, выяснял, почему демонические твари полезли прямо из подвала вашей Крепости. И пришел к выводам. Сейчас флот инквизиции добивает остатки вашего флота. Официально Орден расформирован.

Многие твои братья действительно присягнули Адмиралу Зо Сахаалу, потому что считают ликвидацию Ордена подлым предательством со стороны Империума, человечества и Императора лично. Улириан хочет возрождения Ордена в неизмененном виде, и за это готов на многое. А у меня есть, что ему предложить на сей счет. Всё, пища для размышлений выдана, я приду, как смогу.

*

Лем шагал рядом с пиктопроектором, наблюдая, как методично и почти равнодушно Астартес бьёт кулаками в бронированную стену. На стене оставались кровавые разводы и заметные вмятины.

***

Прошло больше полутора суток, прежде чем Игнаций услышал искаженный динамиком голос.

– Досточтимый Астартес! Мастер Лем готов посетить Вас в ближайшее время, однако его визит может в любой момент прерваться по независящим от него обстоятельствам. Мастер Лем спрашивает, желаете ли Вы его прихода, или предпочтете подождать несколько суток, когда мастер сможет уделить общению с Вами столько времени, сколько Вы пожелаете.

– Пусть приходит, – коротко бросил воин.

За прошедшие часы он укротил бурю в своей голове, привел в порядок мысли и был готов разговаривать с еретиком, отделяя страсти от разумных суждений. Разговаривать о том, что важно здесь и сейчас.

Через десять минут прозвучало знакомое сообщение и в камере появился Лем в силовой броне, такой же кипенно-белой, как и его обычные одежды. Шлем он держал в руках. Астартес выразительно хмыкнул.

– Приветствую тебя, о могучий. Да, во внешнем мире происходит всякое, так что извини, если мне придётся бестактно покинуть тебя посреди разговора.

– Вас атакуют? – не скрывая оживления, спросил воин.

– Мы атакуем. Ты хотел поговорить об этом?

– Я хочу поговорить о многом. Разве ты – боец?

– Только если очень надо. Но иногда мне следует быть там, где небойцу делать нечего. Для этого мне дана броня.

Игнаций быстро обдумал услышанное и решил, что человек не пришел бы к нему, если бы этот корабль действительно подвергался опасности. А значит не стоит тратить время на уточнение деталей.

– Каковы твои цели, человек?

Лем вопросительно наклонил голову.

– В отношении меня и моих братьев. Одних ты содержишь, как зверей в цепях, с другими более милосерден. Улириану обещаешь несбыточное. Со мной играешь, ибо я не вижу логики в твоих поступках. Объясни мне, если только замысел служителя Хаоса может быть разъяснён.

– О! – Лем демонстративно щелкнул фиксаторами в броне, готовясь к долгой беседе. – Я «содержу, как зверей в цепях» тех, кто ведет себя как звери. Когда я пришел знакомиться с вами впервые, я спросил каждого «Чего тебе нужно?», и тебя спросил, если помнишь. Пожелания смерти мне и всем прочим не совпадали с моими планами, ну а те пожелания, которые мне не мешали и были исполнимы… – Лем обвел рукой предметы в комнате.

Игнаций молчал.

– Давай я объясню с самого начала. Живой Священный воин значительно лучше мертвого. У многих на этом корабле другое мнение, но я считаю так: живой Астартес лучше мертвого. В идеале Астартес – могучий боец, в одиночку покоряющий города, совершенный воин, способный решать самые разные боевые задачи. Это в идеале, но наш мир не совершенен, у тебя ведь нет иллюзий на сей счет? В плохом случае живой Астартес – отличная жертва для темных ритуалов, сильная, долгоживущая. Или вот у меня есть друзья с неимперских миров, которым очень интересно рассмотреть физиологию Астартес в работе. У любого из них на живого Астартес я могу выменять десятка два хорошо обученных корабельных техников.

Игнация боролся с яростью и отвращением, а Лем беззастенчиво наблюдал за его реакцией. Выждав немного, человек продолжил.

– Так что единственная безусловная моя цель в отношении доставшихся мне космодесантников – сохранить их живыми. Остальное – цели обусловленные. И главный обуславливающий фактор – сам каждый конкретный Астартес. С тобой и еще парой других я договорился с первого раза. К остальным заходил еще, через несколько дней. Опять же, всем задавал один и тот же вопрос «Если тебя отстегнуть от стены – это будет благом?». Одни сказали: «Аргх, еретик, да, это будет благом, ибо я смогу свернуть тебе шею!». Другие высказались в стиле «Это было БЫ благом, но ты не подкупишь меня лживыми посулами». Скажи, я дурак – давать свободу передвижения тем, кто заведомо и стопроцентно использует ее против меня? Остальные переоделись в наручники.

Из прикованных некоторые плевались в уборочных сервиторов. Зачем мне отправлять уборщиков к тому, кто их портит? После первого раза их предупредили, после второго – сервиторы к ним больше не заходят. Потому что мне, в общем-то тоже плевать, что кто-то стоит в собственном дерьме, на жизнеспособность это не влияет. У остальных в камерах не воняет, и за их телами ухаживают.

Опять же, адекватные получают еду каждый день, а буйные – белковую смесь через зонд раз в неделю. Потому что я не святая Целестина, чтобы носить тарелки тому, кто будет их опрокидывать пинком ноги, чисто в знак презрения к хаоситам.

Вот такой у служителя Хаоса замысел. Он достаточно разъяснён?

Астартес молчал. Слова человека были отвратительны, но в них присутствовала безусловная логика, логика еретика. Никто – ни смертный, ни астартес, да хоть сами Примархи, не должны рассуждать так о Священных воинах, словно о скоте в загоне. И тут же резанула мысль об инквизиторах, решавших судьбу его Ордена. Как рассуждали они, было ли почтение в их приговоре? Игнаций горько улыбнулся. А потом улыбнулся еще раз, тому, как безусловно верит в сказанное человеком. Может быть, никакого Лорда-инквизитора не было, а оставшиеся братья отстраивают Крепость? Император Всепроницающий, яд ли хаоситской скверны проник в мое сердце, что нет в нем ни тени сомнения в услышанном? Орден пал, в том уверена душа моя и горечь в сердцах моих.

– Я понял тебя, еретик. Но чего ты хочешь от меня и от Улириана?

– Идеала. Я же сказал: «в идеале Астартес – могучий боец». Я был рад услышать, что хоть кто-то из вас помнит об этом. Я дал тебе тот простор для движения, какой был доступен сходу, а теперь вот соображаю, как бы предоставить тебе нормальные возможности для тренировок.

– За могучего бойца можно получить больше обученных техников?

Лем усмехнулся

– «Совершенный воин, способный решать самые разные боевые задачи». У меня есть самые разные боевые задачи…

– Я не буду служить тебе! – резко оборвал его Игнаций.

Лем посмотрел на воина с веселым любопытством.

– Никогда, ни за что и не при каких условиях? Если вот сейчас зазвучит сирена, и я спешно покину отсек, бросив у тебя в камере меч, – Лем показал на свой силовой клинок. – Оковы раскроются, дверь в камеру окажется незапертой. А по коридору будут бродить демоны, которые иногда приходят на корабль без приглашения, в Варпе так бывает. Ты, конечно, скормишь им себя, ведь каждый из вторгшихся демонов – моя неприятность, боевая задача, так сказать.