Текст книги "Как приручить космодесантника (СИ)"

Автор книги: Рал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

В один из дней техник, трудившийся над отделкой доспеха для Астартес Сципиона, вынес из мастерской латный наруч, дабы благородный воин одобрил или отверг намеченный рисунок гравировки. Сципион, а также подошедшие вместе с ним воины Лициний и Игнаций, нашли узор достойным похвалы. Когда Астартес отошли, возле техника сгрудились и несколько смертных, в том числе ожидающий письменного ответа на принесенное Лему сообщение юный адъютант. Мальчик изумленно рассматривал чуть намеченные линии рисунка, а затем произнес восторженно и звонко:

– Ты искусный художник, господин! Темные Боги щедро одарили тебя при рождении.

Через секунду мальчик врезался в противоположную стену зала и остался под нею. Лициний оказался слишком близко, а его рефлексы опередили разум. Техник мгновенно исчез в мастерской, Лициний сделал шаг по направлению к брошенному им человеку и помещение замерло. Люди в панике жались к стенам, а Астартес стояли, парализованные необратимостью совершенной братом ошибки. Несколько секунд в зале слышался только хрип, с которым мальчик у стены втягивал воздух в поврежденные лёгкие.

Лем недовольно поцокал языком и перевел взгляд с раненого человека на Лициния, а затем на сержанта Улириана. Легкий звук разрушил оцепенение, охватившее зал.

– Боевой брат Лициний, подойди ко мне, – громыхнул Улириан.

Люди двинулись по своим делам, опасливо косясь на космодесантников. Астартес нерешительно зашевелились, не зная, уместно ли им в сложившейся ситуации продолжать тренировку. Лициний покорно подошел к сержанту и замер по стойке «смирно», лицо его стало пустым и невыразительным. Однако и сам Улириан прибывал в панике, проклиная Лема за отказ расписывать в Уставе «перечень проступков и покаяний». Какое взыскание он должен сейчас назначить за поступок, который сам почитал сугубо правильным и уместным? Малое покаяние Лем может счесть попустительством, а серьезно карать своего брата за праведный гнев, обращенный на хаосопоклонника, сержант просто не мог. А Лем все смотрел и смотрел то на него, то на Лициния, и во взгляде человека появился недобрый блеск. Человек явственно жаждал крови.

– Командир Лем. Раньше не было необходимости… Среди прочего инвентаря мне нужны плети. Возможно, бичевальная машина.

Слово сказано, и то ли вздох, то ли легчайший ропот пробежал между боевыми братьями. Однако Лем не принял предложенного решения. Отчетливо скривившись, он покачал головой.

– Жизнь Астартес подчинена самосовершенствованию. Оттачиванию боевых навыков и закалке разума. Какую пользу в бою должен приносить навык стоять голой спиной к ожидаемому удару?

– Наказуемому следует размышлять о причинах, приведших к наказанию и своем несовершенстве, кое следует ему осознавать и исправлять со всем рвением, – сообщил сержант.

– Доблестный Лициний, ты осознаешь свое несовершенство? – с младенческим интересом вопросил Лем.

– Осознаю, командир. Вижу проступок и готов к покаянию, – все так же невыразительно ответил воин.

– И каковы же причины, приведшие к наказанию?

– Я ударил этого человека, командир. Возможно, убил.

– Видишь сержант, ничего он не осознает. Астартес не может быть виновен в том, что ударил кого-бы то ни было, – Лем заговорил громче и обвел взглядом остальных бойцов. – Наносить удары – суть и природа воина. Вина Лициния в том, что удар был нанесен БЕЗ ПРИКАЗА, то есть не вовремя. Такие удары срывают тщательно подготовленные операции в тылу, когда один бессмысленный порыв стоит успеха всей миссии. Я не вижу среди вас ни одного зеленого новобранца, вы все успели отслужить своё в разведке, а значит любому из вас известно: иногда надо тихо наблюдать, а не бросаться в атаку, едва завидев противника. Сейчас в вашу боевую задачу не входит атаковать, только и всего. Я не жду от вас большего, чем ваше командование ожидало бы от самого младшего скаута.

И вторая вина этого бойца в том, что он поддался секундному порыву. Сперва делать, а потом думать – недопустимая роскошь для столь неудержимого и смертоносного воина. Вас учили ненависти к определенным вещам, ненависть у вас в рефлексах. Но думать и сдерживать первый порыв вас тоже учили. И я ожидаю увидеть эти навыки в деле.

Лем сделал паузу и махнул рукой вошедшим в блок медикам. Пронаблюдал, как наскоро осмотрев еще хрипящее тело, люди сноровисто уложили его на носилки и ушли. Снова повернулся к сержанту.

– И заметил ли ты, насколько сказанное мною отличается от: «За праведный гнев, вызванный нечестивыми речами грязного хаосита, я отправляю этого Священного воина под плети»? Слова важны, сержант. Астартес Лициний, завтра я назначу тебе покаяние. Покаяние, которое учит подчиняться приказу и тренирует сдержанность в общении с теми, кого ты считаешь врагом. На сегодня инцидент считаю исчерпанным. Хотя нет, еще одно. Сержант Улириан, ты отвечаешь за порядок в открытой части этого блока. Так вот, на будущее: если кто-то из моих людей пострадал, то сначала надо вызвать медика, а потом уже строить виновных. У меня всё. Хорошей тренировки, о могучие.

***

На следующий день появление Лема в блоке до предела загустило и так невеселую атмосферу тренировки. Человек сходил в одну из запертых камер, некоторое время простоял, погруженный в инфопланшет, и только потом жестом приказал сержанту вызвать Лициния из общей группы. Повинуясь знаку человека, воин отошел вместе с ним на несколько шагов, однако не так далеко, чтобы остальные братья не слышали дальнейшего разговора.

– Сейчас сюда придет легионер. Ты переходишь в его распоряжение на восемь часов, на это время любое его слово для тебя – приказ. Исключения всё те же – ты не выполняешь приказы, прямо угрожающие твоей жизни или прямо требующие от тебя хаоситских ритуалов. Но таких не будет, я уверен. Все остальные его пожелания, – в этом месте Лем гнусно улыбнулся, – обязательны к исполнению. Ты не вправе отказать ему ни в чем, ты понял меня, воин?

– Да, командир.

Лициний понял. В одно мгновение в его голове всплыли все омерзительные картины, которые живописал своей пастве ротный капеллан, предостерегая от потакания страстям и слабостям, ибо потакание дает дорогу скверне. В следующий миг он вспомнил о братьях, превратившихся в тварей Хаоса. Шагая вместе с Лемом к двери блока, Лициний предположил, что возможно сейчас самое время отринуть все принесенные еретику обеты и попытаться умереть в последнем безнадежном бою.

Дверь блока открылась, и за нею стоял не один, а сразу три легионера в полной броне. На них не было видно следов хаоситской скверны, однако каждый из пленённых братьев слишком хорошо помнил цвета и символы Легиона Повелителей Ночи, чтобы тешиться иллюзиями. Легионеры единым отточенным движением отсалютовали Лему и Лицинию.

– Приветствую тебя, досточтимый легионер Минас, – склонил голову Лем. – Вот воин, о котором я говорил. Через восемь часов он должен вернуться в этот блок.

– Значит, вернется, – произнес один из легионеров, и непонятно добавил: – Спасибо, Лем!

– Всегда рад помочь. Хорошего дня, воины, – и коротким кивком человек приказал Лицинию следовать за легионерами.

Гермодвери закрылись, но Лем остался в блоке и не спеша вернулся к хмурым Астартес. Его указания Лицинию слышали и оценили все боевые братья, однако Лем еще не закончил свое выступление.

– Сержант! – и Улириан послушно сделал шаг к командиру. Голос человека стал мягким и хищным. – Сержант, я верю в действенность предупреждений больше, чем в наказания после ошибки. Я надеюсь, что взыскание, полученное одним бойцом, будет осознано и другими. Поэтому, когда доблестный Лициний вернется в блок и… осмыслит полученные впечатления, я хочу чтобы ты, сержант, собрал воинов и дал Лицинию возможность предостеречь их, рассказав о своем покаянии.

– Это недопустимо! – отрезал Улириан.

– Это приказ, – холодно ответил Лем.

Улириан замолчал в бессильной ярости. А Лем льдисто улыбнулся и медленно обвел взглядом взбешенных астартес, надолго встречаясь глазами с каждым. Игнаций помнил этот взгляд. Так смотрел человек, вкладывая свой кулак в ладонь прикованного космодесантника. Сдержишься ли, грозный воин? Укротишь ли бурлящую ярость силой холодного разума? Я жду, я не пытаюсь избежать опасности. Он сказал тогда «маленькое доверие», но тогда Лем рисковал только рукой, а сейчас перед ним стояли шестеро Священных воинов, чьего боевого брата он только что отправил на пытки и поругание. И теперь требовал, чтобы по возвращении этого же брата заставили говорить о том, что было над ним совершено.

Но принесенные клятвы сковали могучих астартес крепче стальных цепей. Лем завершил осмотр и снова развернулся к сержанту. На лице человека появилось выражение терпеливого, снисходительного ожидания. Человек ждал положенного ответа.

– Да, командир, – вытолкнул из себя Улириан.

Лем привычно кивнул.

– Хорошей тренировки, славные воины.

***

Восемь часов прошли в почти непрерывных яростных спаррингах. Боевые братья практически не разговаривали. Каждый без слов знал, что сегодня произойдет перелом. Либо они смиренно примут содеянное с Лицинием, навсегда отдавая себя и друг друга в безраздельную власть еретика Лема, либо отринут надежду на возрождение Ордена и примут бой. У них есть три комплекта действующей брони и тренировочное оружие, а дальнейшее во власти Императора. Праведная ярость сильнее иного клинка.

Слишком многое уже было отдано, но есть грань, которую не преодолеть. Можно промолчать, увидев открытыми двери камер, в которых еще вчера томились их непреклонные братья. Но Лициния увели на их глазах, и к ним он вернется после всего, что приготовили ему человек и легионеры Хаоса. Никто из братьев не смел надолго задуматься о том, что же они увидят в лице брата и как будет изувечено его тело.

В блоке было тише обычного, техники не высовывались из своей мастерской, посыльных не было. Лем появился еще раз, посетил одну из запертых камер, переговорил с техниками и снова ушел. Прерывать тренировку взвода он не стал.

Ровно через восемь часов гермодверь открылась. Те же трое легионеров синхронно отсалютовали Лицинию и он ответил на их приветствие. Затем двери сомкнулись, и Лициний пошел к опустившим оружие братьям.

Не было никаких причин полагать его раненым или как-либо пострадавшим физически. Он выглядел потрясенным, растерянным, опустошенным, но никак не походил на жертву долгих издевательств. Формально доложив Улириану о своем прибытии, Лициний сообщил:

– Сержант, я видел корабль. Никаких ключевых точек, но все же.

Никто из пленённых Астартес не был в сознании, когда их доставили сюда, никто не видел ничего, кроме отведенного им блока. Через несколько секунд на коленях у Лициния лежала грифельная доска и он рисовал увиденные переходы и подъёмники, отмечая расстояния в шагах, видимую толщину и материал переборок и дверей, расположение терминалов связи, камер наблюдения и контрабордажных турелей. Остальные братья столпились вокруг, запоминая импровизированную карту по мере ее появления. Присягнули они Лему, или нет, но разведка ближайших окрестностей – дело первостепенной важности.

Лициний дорисовал последнюю галерею, и отметил одну из дверей.

– А это тактическая комната, куда меня привели, – и замолчал.

Атмосфера разом сгустилась. Улириан отступил на шаг и, глядя в пространство перед собой сообщил Лицинию о финальном приказе Лема. Лициний отреагировал совершенно спокойно, пожалуй, даже с облегчением.

– Я и сам собирался, сержант, только не знал, допустимо ли это. Думаю, это тоже тактическая информация. А может и стратегическая. Мне начинать?

– Если ты готов.

– Да, сержант. В тактической комнате собрались пятнадцать легионеров Хаоса, считая тех, которые меня привели. Все в силовой броне, но без шлемов. И все они получили благословенные импланты чуть менее двадцати лет назад. Так они сказали, и я уверен, что они действительно еще довольно молоды. Тот, кому мастер Лем передал меня – Минас, их сержант, пятнадцать бойцов – принятый здесь размер взвода. Все они проходили подготовку и получали импланты на этом корабле. У Зо Сахаала есть технология и возможность производить астартес, то есть легионеров Хаоса.

Лициний замолчал, давая братьям время осознать услышанное. Демон владеет технологией создания космодесантников, в самом этом факте содержится величайшая угроза для Империума. Но это значит, что и здесь Лем не лгал. На этом корабле есть возможность восполнить потери Ордена.

Улириан нарушил молчание.

– Они сообщили тебе это?

– Да, в разговоре… – Лициний запнулся, словно пытаясь продолжить рассказ, но не находя слов. Наконец он решился: – Они расспрашивали меня, братья мои. Обо всём подряд. Они рождены вне Империума, почти не слышали об Императоре и его примархах, совершенно не знакомы с устройством Орденов космодесанта. Они чудовищно невежественны во многих областях и столь же чудовищно сведущи в других. Все было так, словно в десятую роту зашел ветеран из союзного Ордена. Они были менее почтительны, чем следовало бы молодым бойцам, но ни один из них не показал, будто почитает себя выше меня. Но они спрашивали обо всем, братья. Легионер Минас попросил меня отвечать им, и вы знаете, что я не мог отказаться.

Голос Лициния дрогнул.

– Я умею молчать на допросе, но я не умею отвечать уклончиво или утаивать целое, говоря о частном. Простите ли меня, братья мои? Они спрашивали, я отвечал. Когда я упомянул Боевую Доктрину, Минас запустил установку для тактического моделирования. Несколько раз они все, кроме выставленного у двери часового, совершенно забывали обо мне, обсуждая тактические решения из Кодекса. Я слушал их, и я знаю, что они искусны в тактике более, чем были бы наши бойцы с таким же стажем.

И они рассуждали о конструкции нашей Крепости, братья. Они участвовали в ее штурме, но теперь словно забыли о вражде…

Они спрашивали о самых разных вещах. Иногда я не мог скрыть своего изумления от их незнания, и у меня вырывались вопросы в ответ. Они отвечали мне, братья. Не всегда, например я ни разу не услышал ничего о численности легионеров на корабле или его боевом расписании. Но в том, что касалось их самих, они были открыты, словно младенцы. Хотя их сержант никогда не забывал, что главная их цель – узнавать, но не мешал им вступать со мною в разговор. Это не было похоже на допрос, братья. Легионер Минас предложил мне разделить с ними трапезу. Вы помните, я не имел права ему отказать. Сервиторы доставили блюда и приборы прямо в тактическую комнату, и за трапезой разговор продолжался.

Лициний запнулся и покачал головой.

– Я говорил им о ритуалах почитания Императора, принятых у людей и Астартес. Они кивали, соглашаясь, что во вселенной есть много разных культов! И к Темным богами они тоже равнодушны. Легионер Минас сказал, что капитан, их демон–капитан Зо Сахаал, предостерегал их от бездумного обращения к Хаосу! Этого демона они почитают, как славного и надежного командира. У них есть обычай подолгу хранить записи с регистраторов шлема, чтобы в любой момент отчитаться о каждой прожитой секунде, если их капитан пожелает того. Они считают, что каждый миг надо проживать достойно, чтобы не опозориться перед командиром. Они гордятся этим обычаем и гордятся одобрением этого демонического отродья! Я ничего не могу объяснить, братья мои! – Лициний почти кричал.

– Я провел у них много часов, и клянусь Сиянием Терры, я не увидел скверны. Мы не раз сражались с тварями Хаоса, отвратителен был их вид и мерзостно их присутствие. По гнили и смраду узнаешь скверну!

Мы знаем, что ересь изворотлива. И всё же мой дух смущен. Со мною обошлись, как с гостем, хотя легионер Минас знал, что для меня это должно быть наказанием. Ведя меня обратно, он поблагодарил меня за беседу, и выразил сожаление, что только неприятное для меня событие сделало такую беседу возможной.

Таково было моё покаяние, братья. Брат-сержант, может быть, ты объяснишь мне?

Брат-сержант молчал. Лем обманул их. Сказал несколько фраз, а они сами додумали остальное. Приказ допросить измученного брата обернулся разрешением для Лициния сообщить о своих наблюдениях. Да, он открыл легионерам Зо Сахаала многое, о чем не стоит знать врагу, но ведь Лем мог просто приказать любому из братьев наговорить всё то же самое для самописца, и никто не посмел бы отказаться. Это ли жестокое взыскание брату, нарушившему один из немногих прямых запретов Устава, равная замена позорному наказанию плетьми?

Нет, брат-сержант ничего не мог объяснить.

– Это была демонстрация, – хрипло ответил за сержанта Игнаций, и сам удивился своему голосу. – Он же сказал, что не ждет от нас большего, чем ожидал бы от самого младшего скаута. Человек показал тебе юный выводок легионеров Хаоса, умеющих убивать и ненавидеть по приказу. Пока приказа нет, ты видишь любопытных детей, но когда демон отправляет их в бой, они уничтожают без раздумий. Я видел их в Крепости, узнал броню сержанта, когда они приходили за тобой. Они шли по колено в крови. Думаю, один из них нанес мне последнюю рану. Но сейчас у них нет приказа ненавидеть. Я правильно говорю, командир?

Последний вопрос Игнаций демонстративно задал висящему в углу зала пиктеру. Слишком далёкому, чтобы уловить его голос.

– Я собирался убить его, – пробормотал Сципион.

– Мы все хотели убить его. Он этого добивался? Достаточно было одному из нас не совладать с гневом… – и сержант посмотрел на Игнация, словно тот стал оракулом, прозревающим волю их командира.

– Он просто хотел услышать твой ответ, сержант Улириан. Потому что слова важны.

***

Когда все братья получили личное время, дабы предаться уединенной медитации, в келью Игнация пришел Лем.

– Ты правильно сказал, великий воин. Когда вам потребуется капеллан, я буду настаивать на твоей кандидатуре.

– У тебя хорошие устройства, чтобы следить за нами.

– Ты сомневался?

– Капеллан должен поддерживать чистоту духа боевых братьев. Я не знаю теперь, что это за чистота.

– Капеллан разъясняет братьям то, что смущает их сердца. Капеллан помогает находить правильные ответы на вопросы.

– Правильные, командир Лем?

– Да. И чтобы находить эти ответы, он постоянно задает вопросы сам. Так что ты – единственный кандидат.

– Допустим, это так. Объясни мне тогда, человек…

Лем посмотрел на него насмешливо. Игнаций вернул усмешку и нарочито поправился:

– Объясни мне, уважаемый командир Лем, для чего было смущать умы моих братьев? Разве они слишком сильно расположены к тебе, чтобы подвергать их сдержанность таким проверкам?

– Я ведь уже говорил тебе: как со зверьми я обращаюсь только с теми, кто ведет себя как зверь. Вот смотри, всего одна фраза, сказанная без должных экивоков, и даже рассудительнейший из астартес мрачнеет и негодует. Вот по этой самой причине, достойнейший Игнаций, я и не могу просто и прямо говорить с твоими братьями, а исключительно смущаю их умы.

– Сказанное тобою сейчас было оскорбительно и несправедливо, тогда когда я ожидал услышать разумную речь. А сегодня утром, наоборот, твои слова были злее и грязнее тех, что ожидали братья. И при этом злее и грязнее того, что на самом деле значили.

– О. Ну вот тебе сюжет для личной медитации. Я подзываю к себе ожидающего кары Лициния и говорю: «Доблестный воин! Ты ненавидишь еретиков и хаоситов, однако меня не устраивает, если ты будешь их калечить. Дабы бороться с причиной, а не со следствием, я прошу тебя ближе познакомиться с теми, кто вызывает у тебя такую безудержную ярость. Сходи, например, в гости ко взводу легионеров Хаоса, у меня как раз есть знакомый сержант, очень приятный в общении. Проведи с ними целый день, раздели с ними трапезу. Позволь им проявить дружелюбие и благородство, коих у них в избытке. Тогда твое отношение к ним, вероятно, изменится». Вот что я должен был ему сказать, если бы говорил то, что думаю. Представь эту сцену хорошенько.

Игнаций несколько секунд сидел неподвижно, а потом захохотал. Он скорчился, обхватив себя за плечи, а смех рвался из его груди и оставлял едкую горечь в горле. Астартес хохотал, чувствуя, как из глаз его текут слезы, мышцы живота закручивает спазм, а организм паникует и вбрасывает в кровь боевой коктейль. Вся славная выучка, все психические тренировки размазались о приступ бешеного неостановимого хохота, с которым воин не мог и не стремился совладать.

Лем терпеливо ждал. Прошло много минут, прежде чем хохот перешел в периодические рваные выдохи, а потом прекратился совсем. Игнаций так и остался сидеть на полу, обхватив себя руками, словно удерживал разваливающееся на части тело. Лем выждал еще немного, а потом заговорил, продолжая прерванный монолог.

– Так я сказал бы любому из своих людей. Потому что у них нет причин ожидать от меня другого. Но грозные астартес, рожденные для битвы, вскормленные ненавистью, верят только рычанию. Человек примет с благодарностью то, что вас я заставляю брать угрозами и принуждением.

Человек благодарит медика, зашившего его рану. Но чтобы залечить рану грокса, его сперва надо поймать, заковать в цепи, и довести до полного истощения, только тогда он не будет сопротивляться. Дать ему сдохнуть куда проще. Но что делать, если зверь нужен мне живым?

Игнаций слушал, а его губы все еще вдергивались иногда, словно воин снова собирался засмеяться. Когда Лем умолк, астартес фыркнул.

– Слова, далекие от дела. Ты говоришь «зашить рану», но на самом деле хочешь вырвать клыки и скобами прибить седло прямо к плоти.

– Это говорит мне тот, чье сильное, здоровое тело при инициации кромсали вдоль и поперек, начиняя новыми органами. Все дело в целях хирурга, верно?

Игнаций проигнорировал ответ человека.

– И боевые братья – не звери, выживающие любой ценой. Лучше умереть от раны, чем позволить врагу прикоснуться к себе.

– Ты уже выбрал не умирать.

Астартес опустил глаза, но Лем коснулся его плеча, заставляя снова встретиться с ним взглядом.

– Сражаться, обучать новобранцев, хранить традиции Ордена, – все это могут только живые. Вы все уже решили жить. Но место, где вы будете жить, выбрал я, потому что мне нужна ваша сила. Ваша жизнь может оказаться адом, и не потому, что мерзкие отродья Хаоса желают терзать Священных воинов. Просто подчиняться врагу – больно, даже если он требует от тебя вкусно есть и совершенствоваться на тренировках. И я ничего не могу с этим поделать, пока ты сам видишь во мне врага, а не командира. Командир назначает покаяние, а враг обрекает на пытки, командир закаляет твое тело и душу, а враг – унижает и калечит. Как мне доказать, что искалечить вас я мог бы куда более простым способом? Ты будешь жить именно здесь, а я пытаюсь сделать тебя пригодным для такой жизни. Если я не смогу – у тебя впереди полвека ежедневной пытки. Ты уже понял сам, что простые слова не годятся, если ты ожидаешь услышать щелканье бича. Научись верить словам, и я не буду использовать бич.

Лем отошел от воина и устало прислонился к стене возле двери.

– Глядя в прошлое – не увидишь будущего. Прими то, что уже сделано. Поверь, что принесенные клятвы – не ошибка, а единственно верный путь. И следуй по нему. Именно так ты поступал всегда, сейчас изменилось только место. Уж какое есть. Вам здесь жить.

Игнаций поднялся, наконец, на ноги, выпрямился, повел плечами, освобождая мышцы от остатков судорожного оцепенения. Сверху вниз, не наклоняя головы, посмотрел на человека.

– Ты – враг. Враг Императора и враг моих братьев. Как я могу думать иначе?

– Так же, как я давал тебе свою руку. Тебе незачем было меня калечить. Мне незачем калечить тебя. Маленькое доверие, помнишь? Вложи в мои ладони твою верность, астартес, и узнай, сожму ли я пальцы.

***

На следующий день бессмертные воины встретили Лема настороженно, однако тот не выказал никакого намерения касаться вчерашних событий. Вопрос о пострадавшем человеке был полностью закрыт. Но еще через сутки, проговорив с Улирианом текущие вопросы жизни взвода, Лем протянул ему свиток. Сержант развернул бумагу, и его лицо сделалось непроницаемым. Когда взвод завершил очередное упражнение, сержант собрал всех и ровным голосом сообщил:

– Сержант Минас из Легиона Повелителей Ночи предлагает провести совместную боевую тренировку. Без доспехов и на тренировочном оружии. Для чего готов прибыть в расположение нашего взвода с тем количеством бойцов, которое мы сочтем уместным. В удобное для нас время.

Взвод молчал. Ситуация была спорной, да что там, просто дикой, однако не более чем все остальное, происходящее с каждым из них после встречи с Лемом. Ожидать ли провокации? – вряд ли, разве что человек решил устроить для своих воинов очередную проверку на выдержку, и привлек для этого взвод легионеров. Вести безопасные поединки с врагом? – Какая мелочь на фоне прочего! Встретиться с теми, кто разрушал Цитадель Ордена? На этом мысль спотыкалась, и сердца наполнялись багровой яростью.

Когда Лем, посещавший одного из запертых астартес, вновь появился в зале, Улириан уточнил его мнение о подобной тренировке.

– Досточтимый легионер Минас, разумеется, согласовал свою идею со мной и со своим командиром, прежде чем излагать ее тебе. У меня нет возражений, а на счет целесообразности и полезности такой встречи – решай сам.

Следующие часы Улириан провел в раздумьях и спаррингах. Закончив схватку с Игнацием, сержант собирался перейти к следующему бойцу, однако Игнаций отозвал его на несколько шагов от боевой зоны.

– Позволишь высказать личное мнение, брат сержант?

– Излагай.

– Не надо отказываться. Мы не можем делать вид, что их просто не существует, я имею в виду легионеров Хаоса и прочих на этом корабле, не можем, потому что нам тоже здесь жить. Ты сейчас думаешь не о том, нужен ли тренировочный бой с другим взводом. Очевидно, что нужен, мы слишком давно тренируемся одним и тем же очень малым составом. Ты думаешь о том, как нам встретиться с ними, как себя вести, какой протокол выбрать. Этот вопрос мучает и меня, и остальных бойцов тоже. Возможно, нужно взять паузу, и обдумать его хорошенько. Но его надо решить, а потом встретиться с легионерами Минаса, потому что это нужно для нашей боеспособности.

Улириан слушал и кивал в такт словам своего бойца.

– Таковы и мои мысли, боевой брат. Но к этой встрече я должен быть уверен в выдержке каждого из братьев. Легионер предлагает режим, учитывающий нашу… – сержант запнулся, изгоняя из голоса тоску, – нашу ограниченность в ресурсах и инвентаре. Недостойно будет ответить на его любезность грубой выходкой одного из бойцов. Ты правильно сказал, отныне это не враги, а лишь соседи… на некоторое время.

***

Через несколько дней предложенная сержантом Минасом встреча состоялась. Улириан решил соблюсти равенство, и пригласил сержанта с шестью бойцами. В оговоренное время гермодверь разъехалась и в тренировочную галерею Астартес вошли десантники Хаоса.

Священные воины смотрели на них, и каждый думал, что никогда не признал бы в этих воинах приспешников Губительных Сил. С первого движения пришедших стала очевидна стальная дисциплина и долгая выучка, сковавшая бойцов Минаса в единый непробиваемый монолит. Лица их были спокойны, могучие тела – совершенны, и не за что было зацепиться взгляду, выискивающему знаки порока и разложения. Только нашивки на тренировочных робах: череп с крыльями нетопыря на плече, нострамская руна Зо Сахаала – слева на груди, открывали истинную сущность легионеров Хаоса. Однако спокойствие, с которым взгляды гостей скользили по залу, в том числе и по начертанной на стене аквиле, наводило на мысль об их повышенной устойчивости к мощи священного символа.

После формального взаимного приветствия, сержант Минас отдельно представился сержанту Улириану и предложил согласовать программу боёв. Всего не более двух часов: спарринги рукопашные и оружные, групповые бои тройками, общий групповой бой. Длительность боёв, условия технического поражения. Прямой запрет на разбор боев, смаковать собственные ошибки взводы будут по отдельности. Сержанты соревновались в предусмотрительности, стараясь предупредить возможность малейшего непонимания. Оба знали, что единственная искра между их взводами может вызвать взрыв и оба старались этого избежать. Напоследок Минас сообщил:

– В моем взводе есть обычай по возможности сохранять видеозапись обо всех наших делах, и эта тренировка – не исключение. Мастер Лем согласился предоставить мне запись с пиктографа в этом зале, однако потребовал, чтобы вы были информированы об этом до начала боёв.

– Он сказал, что будет слушать нас.

– Мог бы и не говорить.

– Но сказал.

Мастер Лем не одобряет иллюзий.

И еще, сержант легионеров без запинки назвал человека «мастер». Как, почему?

А сам человек, между тем, устроился на скамье в самом дальнем от спарринг-зоны углу галереи и уткнулся в инфопланшет. Ясно было, что он собирается смотреть бои не через пиктер.

Следующие несколько часов были не самыми славными в жизни Улириана. Он, как и сержант хаоситов, мало участвовали в боях, предпочитая пристально наблюдать со стороны и вмешиваться при малейшем намеке на конфликт. Легионеры оказались в меру неплохи в личных поединках и непобедимы в групповых схватках. Улириан говорил себе, что этого следовало ожидать, ведь его «взвод» собран из бойцов разных подразделений, относительно недавно тренируется вместе, а отработать общекомандный режим и вовсе не мог в силу отсутствия противников. Но его гордость Астартес страдала невероятно. И потом, большинство его подчиненных получили посвящение в космодесант еще до того, как их противники родились от смертных матерей. Опыт многих битв рассыпался перед отточенной слаженностью молодых хаоситов, слаженностью, которой Улириан не мог не любоваться.

Но позже, когда оговоренные перед началом тренировки бои были завершены, Улириан не утерпел. В самых изысканных выражениях он попросил Минаса о поединке сержантов. Легионер кивнул и уточнил:

– Без оружия?

– И с оружием и без.

Минас вздохнул, и Улириан не смог истолковать прозвучавшее в этом вздохе сожаление.

Разумеется, оба взвода наблюдали схватку сержантов. Однако, когда соперники взяли в руки тренировочные мечи, легионеры отчетливо утратили интерес к происходящему, словно бой потерял для них всякую интригу. Впрочем, причина такого поведения стала очевидна сразу же. Пять схваток, самая долгая из которых заняла не более пятнадцати секунд. Пять раз оружие Минаса оказывалось приставленным к одной из витальных точек на теле Астартес, и Улириан покорно замирал, признавая поражение. Последовавшие затем рукопашные бои вызвали бОльший ажиотаж, и сержант смог немного реабилитироваться в собственных глазах, несколько раз удачно достав легионера, но позорный провал в мечном бою было не смыть.