Текст книги "Как приручить космодесантника (СИ)"

Автор книги: Рал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Если у меня будет меч… – астартес хищно улыбнулся и не стал продолжать.

– Ну да, ты расчистишь отсек и рванешь дальше, истреблять Хаос. У тебя будет маленький человеческий меч, некоторые из демонов покусают тебя в ответ, и ты, конечно, прорвешься через гермодвери. Зо Сахаал выведет своих младших кадетов и устроит им лазганный тир «Попади в астартес без брони в корабельном коридоре». И очень вряд ли кто-то из них попадет так ловко, что ты умрешь на месте. Дальше не будет славной победы, героической гибели и Света Императора. Все будет очень долго и совсем бесславно.

Человек умолк. Игнаций смотрел поверх его головы и тоже молчал.

– У меня есть самые разные боевые задачи, славный воин. И не все они касаются имперских миров. Есть демоны, ксеносы, варповы твари, которых я не люблю так же, как и ты. Я не посягаю на твою веру и твои обеты в части защиты человечества. И, кстати, прорыва демонов в этом отсеке не ожидается, он защищен. Если ты однажды поднимешь оружие против моих врагов, это будет твое взвешенное решение, а не самозащита.

– Улириан согласился? Чем ты соблазнил его, тварь?

– Улириан хочет, чтобы ваш Орден был. Вопреки воле Священной Инквизиции, так что он уже впал в ересь, независимо от остальных своих решений. Он не хочет в хаоситскую банду, он хочет чистый, верный обетам Орден. Даже если все, кто сейчас сидит в этом блоке, согласятся с его идеями, три десятка астартес на Орден не тянут. Ваше геносемя уничтожено, как поврежденное. Ордену нужно геносемя, нужны медики и медблоки, нужно проводить отбор и подготовку кандидатов… Неподъемная задача для горстки верных, даже если бы они были свободны и хорошо экипированы.

А у меня есть все нужное. Мы побывали в вашем Апотекарионе до инквизиторов, а наши медики умеют вживлять импланты Астартес. Можно добыть и броню и оружие в нужном количестве, можно построить базы подготовки, найти технику и техников. Но все это – время и ресурсы, очень много времени и ресурсов. Благотворительностью таких масштабов не занимаются даже очень праведные губернаторы очень богатых миров. Я готов дать всё это в обмен на достаточно долгую службу. И опять таки, я не трогаю его веру и верность в той части, где они не оборачиваются против меня и моих союзников.

Астартес остановившимся взглядом смотрел в стену. Горек вкус предательства, распробуй хорошенько и скажи, что горчит сильнее: брат Улириан обещавший службу хаоситу, или инквизиция, добивающая остатки его Ордена? Колебания в одном шаге от сделки с еретиком или отказ от возможности сражаться дальше? Мы все знали, как дОлжно поступать, но моё знание рассыпалось прахом. Слаба вера моя и порочен дух мой.

– Слаба вера моя и порочен дух мой. Хорошо, что ты показал мне их всех, человек. Теперь я знаю, что есть среди моих братьев те, кто не забыл, как следует вести себя с хаоситским отребьем. Их подвиг противостоит моей вине, а свет их веры озаряет туман перед моими глазами.

Человек отозвался в тон.

– О да. А если их вера столь велика, что Император обратит сюда свой взор, и падут все стены и оковы, и пройдет дождь из болтеров прямо с потолка? Что они тогда будут делать?

Игнаций тряхнул головой, чуть не вырвав из стены ошейник.

– Истреблять скверну! Истреблять подобных тебе везде, где обнаружат!

– Не угадал, – резкий, насквозь циничный голос Лема ржавым гвоздем распорол покаянные мысли астартес. – Они будут с трудом переставлять затекшие ноги, соберут все пули и не нанесут ни одного удара. Их тела в отвратительном состоянии и будут только деградировать с каждым днём.

– Зато их души чисты от скверны и сердца пламенеют…

– Тогда их место в Экклезиархии. Астартес заботится о своем оружии, в том числе и о теле. Слова и мысли хороши в комплекте с мышцами и сталью. «Помните ваши клятвы в служении Императору, и помните также, что вы служите ему лучше всего живыми, а не жертвующими собственные жизни на алтарь тщетной славы», это кто-то из ультрамаров сказал, не я.

Игнаций поперхнулся. Хаосит, цитирующий капитана Калагаруса – это было совсем непостижимо.

– Если бы Император действительно устроил чудо, позволив вам во всеоружии принять вот прямо сейчас свой последний великий бой, то на славную битву вышли бы только двое «отступников» – ты да Улириан. Остальные были бы позорно слабы и беспомощны, а особенно бесполезны те, у которых самые пламенные сердца. Священный воин являет себя через битву, да? Мученик или боец – каков путь истинного Астартес? …и на этой высокой ноте я тебя оставляю. У тебя тут своя битва, у меня там – своя.

И человек почти бегом выскочил за дверь, на ходу надевая шлем.

***

Следующий раз Лем появился еще через трое суток. Уборщики завершили свою работу и покинули помещение, однако привычного гула сервомоторов, который обычно звучал сразу после лязга дверного замка, не последовало. Игнаций проклял себя, обнаружив, что две минуты неизвестности в кандалах показались ему истинной пыткой. Он успел перебрать сотни причин, по которым не открываются фиксаторы. Подумал, что хрупкий человечек запросто мог погибнуть в упомянутой им битве, а у отданных ему Астартес теперь появится новый «владелец», и отчетливо представил показанные Лемом пикты.

И когда через две минуты в камеру вошел живой Лем, космодесантник снова проклял себя – за радость и облегчение, которые испытал при виде еретика.

– Приветствую тебя, доблестный Игнаций. Приношу извинения за так внезапно прерванную беседу. Теперь же неотложные дела завершены, и я готов продолжить наш разговор.

– Скажи, человек, а тебе самому приятны ли эти разговоры? Или служителю хаоса неизвестна ненависть к врагу?

– К врагу? Я тебя не считаю врагом, – Лем насладился гаммой чувств на лице Астартес, так как сумел голосом и взглядом прекрасно передать недосказанную часть фразы: «я считаю тебя вещью». Однако вслух он сказал другое.

– Ты перестал быть для меня врагом в тот момент, когда наши специалисты решили, что от тебя получены все нужные сведения и материалы. Теперь ты – партнер по переговорам. У тебя есть то, что нужно мне, у меня есть, что предложить в обмен. Когда-нибудь мы либо придем к соглашению, либо я поверю, что наши интересы не пересекаются. Ну а пока происходит предварительный обмен подарками и гарантийными письмами.

– Обмен подарками?

– Это когда люди дают друг другу что-то, не требуя платы и не обговаривая условий. Я обеспечиваю тебе минимально сносные условия жизни и удовлетворяю твое любопытство. Ты не пытаешься меня покалечить, поверь, я знаю, что это очень щедрый дар еретику от Священного воина. Даже если подарки обусловлены дальним расчётом, это всё равно подарки.

– Ты выворачиваешь реальность наизнанку.

– О, если бы я мог! Я всего лишь переворачиваю твои представления о реальности.

– И искусно жонглируешь словами.

– Это да.

– Я хочу говорить с Улирианом.

– Я передам ему твое пожелание. Если он согласится, у вас будет возможность поговорить.

– Хорошо.

Вот так просто. Говоришь о своем желании, человек соглашается его выполнить.

– Я не хотел бы говорить с моим братом вот так.

– Почему?

– Это унизительно.

– Быть скованным?

– Да.

– Хорошо. Ты будешь свободен от фиксаторов.

– Благодарю … – и запнулся, поняв кого и за что благодарит. Лем проигнорировал запинку, кивнул, принимая произнесенное слово.

– Но скажи мне, славный Игнаций. Если оковы унижают, значит ли это, что ты выше своих «чистых сердцами» братьев? – Лем умолк, выжидательно глядя на космодесантника. Однако воин искал и не находил ответа. Человек продолжил негромко: – Жизнь – забавная штука, если позволять себе над нею задуматься. А вопросы чести вообще отдельная тема. Позорит ли несправедливое наказание? Много ли чести в бесполезном подвиге? Я в ближайшее время переговорю с благородным Улирианом, и если не будет к тому препятствий, вы встретитесь.

– Если на то будет воля Императора, мы встретимся, – Игнацию необходимо было хоть немного одёрнуть человека. Вернуть себе хоть каплю былого мира.

– Как тебе угодно, славный Игнаций, – кивнул с мягкой улыбкой Лем. – Слова – это очень важно, когда нет иного оружия.

***

Когда раздался звук открываемой двери, Игнаций просто растерялся. Сначала должно звучать оповещение, потом – жужжать сервомоторы и щелкать замки, и только потом этот механический лязг.

На пороге комнаты стоял брат Улириан.

– Он будет слушать наш разговор, – сообщил пришедший вместо приветствия. – Он так сказал.

Игнаций посмотрел на глазок пиктографа в углу.

– Он мог и не говорить.

– Но сказал.

Боевые братья несколько секунд рассматривали друг друга. Потом Улириан порывисто шагнул вперед.

– Я счастлив видеть тебя в силе и здравии, брат Игнаций. Привет тебе, и да благословит Император час нашей встречи!

***

– Ты веришь, что Орден распущен?

– Я видел эдикт, предписывающий флоту считать корабли Ордена вражескими. И видел пикты. Многие наши братья действительно превратились в тварей Хаоса и терзали миры, на которых оказались. У Инквизиции были причины заподозрить скверну.

– Но её не было!

– Её не было…

*

– Я поклялся на своей броне не причинять вреда в пределах этого блока. Ни ему, ни людям, ни сервиторам, ни механизмам. Только тем, кого он прямо укажет, или защищая свою жизнь.

– На своей броне?

– Он выкупил ее, почти целиком. Только перчатки пропали, но он принес другие, на замену. Обещает отдать в день, когда я присягну ему. Оставил мне наплечник, сказал, пусть хранит место для всего остального.

*

– Вся библиотека Ордена у них. Я попросил уставные документы, теперь у меня на руках комплект, которым дозволительно владеть только Магистру Ордена.

– Чувствуешь себя Магистром Ордена, брат Улириан?

– Чувствую себя, будто принимаю бой в разрушенной капелле и вынужден стоять на обломках алтаря, брат Игнаций. Всё скопировано на датаслейты, теперь они в личной коллекции их адмирала-демона. Но всё равно, не по чину мне эти бумаги. Но я хочу верить, что воссоздаю Орден, а не еретическую секту на свой вкус и разумение.

*

– Фехтовальная машина? И что с ней делать в комнате?

– Она в галерее, здесь, за дверью. Я поклялся на своей броне, помнишь? Дверь в мою келью больше не запирается. Галерея широкая, практически полноценный зал. А для одного – целый полигон. И он приказал установить тренировочное оборудование.

– И какой клятвы он потребует с меня? Такой же?

– Не знаю, брат мой. Не знаю.

*

– 50 стандартных лет с даты принесения полной присяги. Я имею право отказаться от участия в боях против имперских сил, даже если эти силы штурмуют его корабль. Но остальные приказы обязан выполнять со всем усердием. Обязан защищать его от кого угодно, если это силы Империума – могу не сражаться, но вывести его из под удара или закрыть. Не принимаю Хаос, не исповедую еретических учений, смогу носить на броне любые символы. Но не проявлять вражды к еретикам и хаосопоклонникам, только если он прикажет, или в рамках самозащиты.

– А после этих пятидесяти лет?

– Он сказал, я буду волен делать, что хочу. И те, кто станут новым Орденом – тоже. Сказал: пятьдесят лет – долгий срок, у вас будет масса возможностей обзавестись всем необходимым, вашу долю в трофеях никто не отменял.

– Ты веришь ему?

*

– Это то, чему мы должны научиться. Должны будем принять, иначе остальное будет ложью, и он отвергнет её. Он говорит – слова важны там, где нет места оружию, а между мной и ним оружия быть не должно. Значит, слова важны.

– Он – человек, он – еретик, он – прислужник Хаоса!

– Я помню об этом каждую секунду, брат мой. Но я уже решил, что соглашаюсь на эту службу. А значит он – мой командир.

– Мастер Лем… Командир Лем… Отвратительно! Император Стогневный, как же мерзко!

– Я должен. Ты тоже, если решился.

***

Дверь тихо закрылась за Улирианом, и Игнаций снова не сразу осознал причину беспокойства. Механического скрежета не было. Астартес выждал немного, а затем подошел к двери и потянул за чуть выступающий край бронелиста.

В галерее на скамье для упражнений сидел брат Улириан.

– Доставили второй комплект тренировочного оружия. Он слушал, и он доволен нашим разговором.

Игнаций скрипнул зубами и шагнул в галерею. «Возобновить боевые тренировки, дабы вернее повергать во прах врагов Его!».

«Его» врагов.

Комментарий к Часть 1. Надежда – первый шаг

Зо Сахаал сумел внедрить маяк телепортариума прямо в цитадель Ордена. Так её и взяли – штурмом “изнутри”.

========== Часть 2. Нам здесь жить ==========

Следующие двое суток боевые братья посвятили в равных долях спаррингам и формулировкам обетов, которые ожидал от Улириана человек. Через два дня Улириан формально присягнул Лему, как своему командиру. Присягнул на реликвиях Ордена, аквиле и символе самого Лема, поклялся именами павших братьев, былой славой Ордена и славой Ордена в будущем. Упоминания Императора Лем не требовал.

Сразу вслед за ним Игнаций принес обет не причинять вреда никому в отсеке. Лем принял его, и через несколько минут оковы в келье второго боевого брата были демонтированы.

– Увы, могучий Игнаций, твоя броня утрачена для тебя. Но я могу предложить другую. Ты, если пожелаешь, будешь присягать не только мне, но и сержанту Улириану, потому что сейчас он – старший среди Астартес вашего Ордена. И, сержант, с этого дня не только я решаю, от кого из твоих братьев принимать обеты, но и ты определяешь, кого готов взять в свой первый взвод. Я буду внимателен к твоему мнению, и спрошу с тебя, если во взводе окажутся недостойные.

Улириан отрывисто кивнул, а потом добавил с запинкой:

– Да, командир.

Лем кивнул одобрительно и, как показалось обоим воинам, сочувственно.

– Это тяжело, доблестный Улириан, но это правильно. Слова важны, они позволяют избежать проблем в будущем. Хорошей тренировки, бойцы.

Сержант тяжело опустился на скамью. Игнаций не смотрел на него, но через некоторое время заговорил.

– Ты виделся еще с кем-то из братьев?

– Нет. Я знаю, что они здесь, но говорил только с тобой.

– Человек уверен, что кроме нас будут еще… согласившиеся.

– Я надеюсь на это! – Улириан вскочил и шагнул к боевому брату, в глазах сержанта полыхала ядовитая смесь ярости и отчаяния.– Я уже сделал такое, чего не пожелал бы совершить и последнему из рабов! И когда я предстану перед Золотым Троном, единственное, что я смогу сказать Императору: «Вот могучие воины Астартес, которые доблестно сражаются за Тебя. Они – боевые братья в том Ордене, который был уничтожен недостойными смертными по слепоте или злому умыслу, и возрождение которого я оплатил чистотой души моей и попранием обетов, данных при посвящении». Если же Ордена не будет… Вырву ли я свои глаза, чтобы только не видеть лика Его? Провалюсь ли в Бездну, чтобы не предстоять перед Ним в грязи и смраде моего отступничества?

Резко отвернувшись, Улириан прошел к походному алтарю, где лежали принесенные для присяги реликвии. Воин тяжело опустился на колени, осенил себя аквилой и замер.

Игнаций смотрел на него, но так и не решился прервать молитвенного сосредоточения брата. Только повторял себе, что пустое – пусто и незначащее – не достойно внимания. На алтаре, рядом с аквилой и несколькими реликвариями Ордена покоился серебряный завиток, пронзенный белой эмалевой стрелой, личный знак командира Лема.

***

На следующий день появившийся в блоке Лем терпеливо дождался, когда Астартес закончат очередной спарринг, и только после этого попросил их прервать тренировку и пройти в келью Улириана. Человек принес тяжелый том, обложка которого была обернута несколькими слоями плотной ткани.

Лем опустил книгу на спальник Улириана и жестом предложил обоим бессмертным воинам устроиться там же.

– Устав вашего Ордена – дело Ордена. Но есть законы, которые обязательны для верных мне людей. Однако Астартес – не простые люди. Я не хочу совершать ошибку, навязывая лишние или неприемлемые правила.

Боевые братья переглянулись. Неприемлемые? После всего, что уже принято и совершено?

– Это Устав корабля «Черный Ветер». Здесь, в отведенном вам блоке, он не действует, сразу скажу. Капитан корабля – Зо Сахаал из легиона Повелителей Ночи. Знаете ли вы, что это за легион? Логично, такие знания запретны в Империуме. В общем, в этом Уставе мне многое нравится, и те разделы, которым неизменно следуют мои люди – вот они, отмечены закладками. Другие разделы, равно как и обложка этого труда, могут быть интересны для общего развития, но не имеют к вам отношения, пока вы находитесь в отведенных мне помещениях. Я не требую, чтобы вы знакомились с ними.

Я прошу, чтобы славные Астартес ознакомились с отмеченными разделами и затем с радостью обсудил бы их применимость к формируемому взводу. Формально моя просьба относится только к тебе, сержант Улириан, так как уважаемый Игнаций еще не принадлежит к присягнувшим мне силам. Однако я предположил, что ты допустишь его к прочтению и обсуждению, как надежного кандидата в твой взвод.

***

Следующий раз Лем появился еще через двое суток. Уточнил, желают ли доблестные воины обсудить с ним принесенный Устав корабля. С улыбкой повторил, что свод наказаний, равно как и перечень должностных обязанностей – не те части книги, которые он одобряет. Согласно кивнул, когда Улириан попросил еще время на поправки в предложенный текст.

Затем в гермодвери блока вкатилась гравиплатформа, управляемая двумя людьми. Лем жестом пригласил брата Игнация пройти к платформе и представил ему техников из оружейной легионеров.

На платформе лежали части силовой брони.

На следующие несколько часов Игнаций позабыл обо всем. Техники почтительно показывали ему привезенные элементы, разъясняли свойства странных неимперских узлов и соединений, заносили в свои инфопланшеты его требования к параметрам и отделке брони. Лем тихо беседовал в стороне с братом Улирианом, мягко кивая каждый раз, когда Астартес не забывал добавить к фразе «мастер» или «командир».

– Он согласится, – уверенно сказал Улириан, когда Игнаций отступил наконец от груды металла и керамита, продолжая решительно объяснять что-то внимающему технику.

– Но ты должен подготовить его. Мы определимся с Уставом – вашим Уставом на ближайшие пятьдесят лет – и потом приведем его к присяге. Кстати, я надеюсь на твои советы, какие реликвии приготовить для него. Мне показалось, что он не слишком чтит аквилу.

– Хорошо, – и через запинку: – Да, командир.

Лем снова кивнул. Игнаций жестом отпустил техников и повернулся к боевому брату и человеку. В несколько секунд выражение его лица разительно изменилось. Только что восторженный скаут наслаждался не просто фактом получения собственной брони, но и возможностью выбирать и формировать её по своему вкусу. А теперь искалеченный пленом, пытками и тяжелым соглашением ветеран шагнул к навстречу новым безднам падения.

– Броня будет ждать тебя, доблестный воин. Думаю, техникам потребуется несколько дней, а то и недель, чтобы собрать её согласно твоим пожеланиям.

– После присяги?

– Силовая броня – слишком дорогой подарок. Я хотел бы приурочить его к важному событию. К твоему важному решению, о могучий.

– А что с твоей бронёй, брат?

– Доставят через несколько часов. Так сказал командир, – и Улириан слегка склонил голову в сторону человека.

– Доставят, сержант. С нею придет техник, на случай, если потребуется на месте доработать отделку.

– Благодарю, мастер Лем.

– Не стоит, славный воин. Я обещал это, и я всегда выполняю обещания. Успешной тренировки, великие Астартес.

***

Несколько суток спустя Игнаций тоже присягнул Лему, как своему командиру. Каждые из этих суток человек по нескольку часов беседовал с обоими Астартес, согласовывая особые положения их персонального Устава, а сервочереп с самописцем висел под потолком кельи и фиксировал принятые разделы.

Финальный вариант документа оказался развернутой и дополненной версией обетов, принесенных Улирианом и обещаний, данных ему Лемом. Усердие в выполнении приказов командира. Блюсти себя и свое оружие в постоянной боеготовности. Не применять силу иначе, как по прямому приказу Лема или для защиты собственной жизни.

– Или жизни своих братьев, – добавил Игнаций.

– Нет, – отрезал Лем. – Если мне понадобиться взять жизнь одного из вас, он вправе решать, отдать ли её добровольно. Но только он сам, не его братья. В прочих же случаях я отдам вам приказ к бою, не сомневайся.

Человек терпеливо дождался, когда Игнаций встретится с ним глазами.

– Всегда легче надеть оковы и снимать их при возможности или нужде, чем сказать «ты свободен», а потом сковывать в разгаре боя. Ты сам знаешь это, о достойный.

Право чтить в своем сердце любых богов, равное как для Астартес, так и для приходящей в блок обслуги и иных посетителей. Право носить любые знаки и символы, помня, однако, что твои боги могут быть ненавистны другим.

– В вашем блоке можете начертать аквилу на каждой стене, но сервитор может быть заклеймен знаком Хаоса, и это не повод повредить его или мешать ему работать. Я не стану специально смущать вас, присылая сюда ярых последователей Темных богов, но постоянно следить, кто из рабов послан к вам с поручением, я тоже не буду. Мне служат разные люди, меня это устраивает. То же касается мутантов и ксеносов. Я знаю, это противоречит всему, чему вас учили, но в моих владениях это так.

Шаг за шагом, пункт за пунктом. Один из техников будет приставлен к броне и оружию. Но он – не ваш раб, воины, он – мой человек. Относитесь к нему бережно и помните, что он тоже свободен в своей вере. Он умеет ублажать духи машин, но не требуйте от него известных вам литаний. Нет, хаоситских ритуалов он тоже производить не будет, я специально предупредил его. Пока он один, думаю на двоих этого достаточно, когда у других ваших братьев тоже появится броня, появятся и техники.

Когда общая часть обрела законченный вид, Лем решительно прервал работу.

– Я видел Кодекс Астартес и Устав вашего Ордена. Поминутное расписание дня, предписанные ритуалы, свод проступков и покаяний, перечень обязательных молитв. Эти правила, сержант Улириан, ты принесешь своим братьям по Ордену. Я для своих воинов этого расписывать не буду, ибо верю, что Астартес лучше меня знают, как совершенствовать свои боевые навыки, и каждый способен прочитать и понять общую часть Устава. Если я захочу назначить взыскание, или чтобы бойцы более усердствовали в тренировках с конкретным видом оружия – я просто скажу об этом, объяснив причины. Остальное – твое дело, сержант. И из этого следует, – Лем внимательно посмотрел на обоих братьев,– что всегда можно сообщить о своих желаниях или сомнениях, или задать вопросы. Я не обещаю отвечать на все вопросы и исполнять все желания, но делать это – можно. Это единственный способ получить блага или знания, не прописанные в Уставе, который, как вы заметили, весьма краток.

*

И Игнаций присягнул на реликвиях Ордена, свежепереплетенном Уставе и личном знаке Лема. Лем принял его присягу, а сержант Улириан засвидетельствовал сказанное и подкрепил своим поручительством.

Брат Улириан по многу часов проводил теперь в броне, а Игнаций, помня о совете Лема, пожелал чтобы завершающие работы с его бронёй, как только это будет технически возможно, производились в этом же блоке. Лем связался с техниками, и через несколько дней единственная пустующая комната галереи превратилась в малую оружейную. Несколько человек наносили на броню рисунки и гравировки, а брат Игнаций заработал первый, неофициальный пока что, выговор от сержанта за пренебрежение тренировками.

– Я хочу знать, какие литании они произносят. Довольно того, что дух этой брони мог быть осквернен еще в мастерских. Я не хочу, чтобы священная аквила оказалась нанесена поверх какого-нибудь нечестивого знака.

– Ты правильно сказал: будь у них злой умысел, они исполнили бы его в мастерской. Но мне кажется, что командиру это не нужно, – ответил Улириан, и уверенно добавил: – А без его приказа они не станут творить подобного.

***

Тридцать дверей выходило в просторную галерею, по пятнадцати вдоль каждой из стен. Две из них вели в кельи Улириана и Игнация, в одной из свободных камер была оборудована санитарная комната, еще одна – отдана для работы техников.

За остальными дверьми обитали другие астартес. Во время тренировок Улириан и Игнаций часто видели, как сервиторы – уборщики неслышно проходят вдоль стены и скрываются в одной из камер. Иногда Лем, коротко поприветствовав тренирующихся, уходил в ту или иную камеру и проводил там порой по часу и более. В некоторые камеры не заходил никто. По молчаливому соглашению, боевые братья никогда не пытались увидеть, кто томится за дверями или дать заключенным знать о себе.

Настал день, когда выйдя из камеры, Лем сделал воинам знак подойти.

– Доблестный Доминик просит любого из вас, или обоих вместе, о беседе. По моему мнению, сержант Улириан, он в полушаге от правильного решения.

– Когда нам дозволено посетить его?

– Знаешь, сержант, – нарочито задумчиво протянул Лем.– Мне кажется, что обеспечение порядка в этой галерее и открытых комнатах – теперь твоя забота. Прошу вас подождать одну минуту, благородные воины!

Через минуту в блок вошел техник и по знаку Лема с поклоном вручил Улириану пластиковую карту доступа и грубый трехгранный ключ.

– Карта подходит только к четырнадцатой комнате, ключом можно разомкнуть наручники, а можно – отсоединить их от стены вместе с цепью. Мое требование – чтобы по окончании вашей беседы астартес Доминик либо оказался ровно в том же положении, что и сейчас, либо был готов приносить мне обеты, которые, ты, сержант, заверишь и подтвердишь. Остальное – твоё дело и твоя ответственность. Доброго дня, воины.

И Лем вместе с техником покинули блок.

Улириан несколько секунд смотрел на карту и ключ в своих руках, а потом решительно двинулся к четырнадцатой двери. Игнаций последовал за ним, отстав на несколько шагов.

Доминик сидел на спальнике, задумчиво перебирая звенья своей цепи, когда дверь в его камеру распахнулась. На секунду Улириан замер, потом быстро подошел к брату и, опустившись на одно колено, разомкнул кандалы на его руках.

Оставшийся у двери Игнаций отрешенно подумал, что если сержант воплотит всё же свой грандиозный план, то эта сцена обязательно будет написана на стене в одном из залов новой Цитадели, а может быть и в Капелле. Это будет триптих, вероятно. На первой картине камера будет нарисована очень темной и едва вмещающей скованного Астартес, из распахнутой двери будет сиять нестерпимый свет и фигура в силовой броне делает шаг из этого сияния. Потом центральная композиция: озаренный золотым светом, Улириан Восстановитель преклонил колено, дабы снять оковы с боевого брата. На третьей картине Улириан и безымянный Астартес выходят из темного узилища, а там освобожденного воина ждет броня Ордена, и коленопреклонённые рабы подают ему оружие и снаряжение, дабы он мог немедленно облачиться к битве и повергать врагов Императора. Да, тут художнику придется доработать реальность к вящей славе Ордена. Игнаций поспешно изгнал мысль о том, сколько картин и икон в их Крепости были вот так же «доработаны к вящей славе».

А в Писании о первых днях Восстановления Ордена обязательно будут слова, сказанные Улирианом Великим при сем деянии, что-нибудь возвышенное, исполненное любви к боевому брату и прозрения грядущих боёв.

– Нестерпимо мне видеть брата в оковах! Брат Доминик, прошу тебя, выйдем сейчас из этой камеры. Я хочу говорить не с пленником, но с могучим Священным воином, чьи лучшие битвы еще впереди.

Игнаций неопределенно кивнул. Первая фраза точно пойдет в цитатник, дальше сократят и украсят, наверное. О Император, желчь и уксус в душе моей, и мед праведной веры отравлен и не сладок более!

Доминик принял протянутую братом руку и рывком поднялся, звякнув падающей цепью. Вслед за сержантом он покинул камеру и вышел в галерею. Замер надолго, оглядывая тренировочное оружие, золотую аквилу на стене, доспех Улириана.

– Братья мои… Значит, смертный не лгал. Что еще из его слов правда, братья мои?

– Не думаю, что он солгал хоть в чем-то.

– Ордена больше нет, – взгляд Доминика остекленел.

– Орден есть, и весь он находится здесь. Мы понесли тяжелые потери, но Император даровал нам шанс их восполнить.

– Император? Ты уверен?

***

***

***

Через полгода после падения Цитадели Ордена, Лему присягнули семеро Астартес. Еще для троих Улириан попросил дозволения по нескольку часов в день участвовать в общих тренировках, поклявшись на остальное время запирать их в камеры. Лем разрешил провести месяц таких тренировок, однако потом каждому из из троих предстояло сделать выбор, по какую сторону двери своей кельи он предпочитает остаться.

Улириан, иногда один, но куда чаще в сопровождении Игнация, по нескольку раз побывал в каждой из запертых камер. В результате этих посещений лишь один из воинов остался в кандалах у стены. Братья не верили, что он изменит своё решение, но в Ордене он был апотекарием и потому Улириан не хотел отказываться от малейшего шанса склонить его на свою сторону. Были еще четверо упорствующих и, после нескольких попыток, сержант признал их непреклонность. Лем кивнул, и однажды четыре камеры опустели.

– Много ли корабельных техников ты получил в обмен? – спросил Игнаций в личной беседе.

Лем посмотрел на него устало.

– Броня есть у тебя, у сержанта и у Доминика, сейчас собирают комплект для Сципиона. Всю полагавшуюся мне после вашей Крепости часть добычи я взял живыми Астартес. Как ты думаешь, сколько еще комплектов силовой брони космического десантника незаметно пряталось у меня в карманах? Но я обещал броню каждому из присягнувших, и я всегда исполняю обещанное.

Игнаций отошел от командира еще более мрачный, чем был.

Остальные тринадцать воинов были освобождены от оков, почти ежедневно беседовали с Улирианом, другими присягнувшими Астартес или самим Лемом и медленно, но верно двигались к признанию правоты своих «отступившихся» братьев.

Блок Астартес наполнился движением, и не только благодаря неустанным тренировкам самих десантников. На стене появился терминал, обеспечивший связь с дежурным в покоях Лема, который принимал и по возможности выполнял личные поручения бессмертных воинов и работавших в блоке техников. Люди и сервиторы приносили мотки медной проволоки, копии имперских писаний и новые оснащение для фехтовальных машин. Лем часами находился здесь же и к нему то и дело являлись посыльные и адъютанты. Все появляющиеся люди были почтительны и деловиты, и, как и обещал Лем, ни один из них не обладал яркими признаками адепта Хаоса. Благородные воины очень скоро привыкли к этому мельтешению, и теперь обращали на людей не более внимания, чем на пылинки, кружащие в лучах света.