Текст книги "Жизнь на двоих (СИ)"

Автор книги: Ракета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Но даже в этот момент я пыталась рассуждать здраво. И чем больше я пыталась рассуждать здраво, тем херовее мне становилось.

Сколько ты уже влюблена в меня? Полгода, год или все два? Я не знаю! Но ясно одно – ты была совершенно уверена, что это абсолютно невзаимно и бесперспективно. Более того, я сама была в этом уверена. До недавнего времени.

И надо быть совершенным мазохистом, чтобы в такой ситуации пестовать свои чувства. Рано или поздно ты должна была это понять. Или от безнадежности это стало происходить само собой. Или я, своим безобразным поведением, своими рассказами о том, как мне хорошо с Антоном, довела тебя до этого. Или – все вместе. Но все было очень похоже на то, что твоим чувствам ко мне пришел конец. Или – на то, что ты быстрыми шагами двигаешься в этом направлении.

У меня под ногами разверзлась бездна. Я умирала. Не пыталась проанализировать свои чувства и понять, что со мной происходит и зачем мне это нужно. Несколько дней я просто распадалась на мелкие кусочки, пытаясь смириться с этой мыслью. Что ты – просто моя соседка по комнате Дарина. Не смогла. Или – не захотела. И поэтому решила – будь что будет. Но я должна знать, как ты самом деле ко мне относишься. Я не могла ждать, тем более – молча страдать, как ты. И поэтому решила – спросить прямо. Ну, или, не совсем спросить…

* * *

Восемь. Тебя нет. Половина девятого. Тоже нет. В девять убираю обратно в холодильник шампанское, гашу свечи. В девять с четвертью зажигаю обратно свечи, потому что при электрическом свете сидеть тошно, в темноте – страшно и… нелепо.

Ты пришла в двадцать минут десятого.

Смотришь в немом изумлении на антураж комнаты – свет выключен, на подоконнике и на столе – горящие свечи. Накрытый стол. И я – нарядная и красивущая.

Устало бросаешь спортивную сумку на пол.

– Лера! Какого хрена не предупредила?

– Сюрприз! – улыбаюсь сладко.

– На хер такие сюрпризы! – ты уставшая, грубая и злая. – Куда я сейчас денусь – на ночь глядя? Заранее предупреждать надо!

– А зачем тебе куда-то деваться?

– Ты же ждешь кого-то? – красноречивый кивок в сторону накрытого стола.

– Жду. Тебя.

Довольно улыбаюсь. Тебе очень идет это выражение идиотского удивления. Даже рот приоткрылся.

Потом к тебе все же возвращается способность говорить.

– Лер, ты чего?! Зачем это?

Смущаюсь. Сейчас еще не время признаваться в том, что мне нужно. Выпить хотя бы пару бокалов для храбрости. И вот тогда…

– Решила отметить свое расставание с Антоном.

– Не поздновато? Две недели уже прошло.

– Я только сейчас… – добавляю чуть грусти в голос, – отошла. И осознала. Как мне повезло. Хочу тебя поблагодарить за то, что ты мне тогда не дала глупостей наделать.

– Оригиналка ты, Лера, – усмехаешься. Но, кажется, поверила.

– Иди, давай, руки мой! Или ты в душ сразу пойдешь, после тренировки же?

– В душе я была, у нас же там есть в раздевалке. Сейчас, схожу, руки помою.

* * *

Вот что с тобой делать? Поела, правда, а вот пить – не пьешь. Уже полчаса нянчишь один стакан с шампанским, едва ополовиненный.

А ведь я хотела тебя напоить и вызвать на откровенность. А вместо этого сама практически в одно лицо «уговорила» бутылку «шампуня». А ты сидишь, уставшая, грустная и трезвая, пытаешься поддерживать разговор, но паузы все длиннее, а твои взгляды в сторону своей кровати – все красноречивее. Я знаю, чего ты хочешь, Дарь – накрыться с головой одеялом и уснуть. Фигушки тебе. Не для этого я старалась.

Встаю и включаю музыкальный центр. Там уже заряжен мой любимый диск и через несколько секунд комнату наполняет голос Сэм Браун. Хит хитовый – «Stop». All that I have is all that you've given me…

Встаю, и, не давая себе времени на раздумья, протягиваю руку.

– Потанцуй со мной.

– Лер, ты сдурела? – твои брови взлетают вверх.

– Пожалуйста…

– Лера!?

– Ну, пожалуйста… У меня такое настроение… грустное. Трудно тебе, что ли?

Ты устала, подавлена, черт, не знаю, какие причины и почему, но мне удается за руку поднять тебя на ноги и заставить сделать пару шагов от стола. А потом – закинуть руки тебе на шею и шепнуть:

– Ты ведешь, Дарь.

Похоже, все дело в неожиданности… но спустя пару секунд ты кладешь руки мне на талию. Весьма целомудренно.

Это вряд ли можно назвать танцем. Мы лишь слегка покачиваемся в такт вибрирующего женского голоса. «Stop!» – заклинает меня этот голос. Как бы не так! И я утыкаюсь губами в твою трогательно торчащую в вырезе джемпера ключицу. Хочется мурлыкать от того удовольствия, которое доставляет мне это простое прикосновение к твоей коже. И как ты вздрагиваешь от этого прикосновения. Судорожно выдыхаешь. И …

– Лерка, ты что делаешь? – шепчешь. Хрипло.

– Что я делаю? – шепчу тебе в ключицу, и губами чувствую мурашки на твоей коже. – Волосы глажу, – и, действительно, запускаю пальцы в твою гриву, попутно вытаскивая из нее мелкую заколку, удерживающую волосы от лица. – А еще – целую.

И – целую. В шею. Вдыхая твой запах. Голова кружится от твоего запаха – волос, кожи, тебя. Мне кажется, я падаю.

Впрочем – почти, действительно падаю. Потому что ты резко снимаешь мои руки со своих плеч и отступаешь в сторону, почти оттолкнув меня. Несколько томительных секунд – я пытаюсь выплыть из чувственного тумана, в который успела погрузиться от таких невинных прикосновений к твоей коже и волосам. Ты – тяжело дышишь и пристально смотришь на меня. А потом – резко, эмоционально, почти крича:

– Блять, Лерка, твою мать!!!

И еще что-то, еще более резкое и грубое, но уже от двери. Хватаешь куртку, в два коротких кинжальных движения обуваешься и вот… Голос Сэм Браун заглушает грохот захлопнувшейся двери.

А я остаюсь стоять, не понимая. Что, черт возьми, произошло?

Накатывает обида… Кто так выясняет отношения? Какого черта ты удрала? Трудно было сказать: «Лера, пошла на х*й, ты мне больше не интересна». Хотя… похоже, ты мне это и сказала…Только что. Или нет?

Вот достану сейчас вторую бутылку шампанского и выпью ее. И обязательно дождусь тебя. Какого хера! Я требую ясного и четкого ответа – что между нами происходит?

Мои сумбурные размышления прерывает визг шин и звуки клаксона. Балконная дверь приоткрыта. У меня почему-то екает сердце, и я стремглав выскакиваю на балкон. И вижу – резко затормозившая на проезжей части машина, водитель которой что-то выкрикивает вслед убегающей фигуре. Блять, Даря! Доконать меня решила!?

Впопыхах одеваюсь, ругаясь вполголоса. Давай, давай, бросайся под машину. Что, не получилось? Ну, тогда беги в парк, что напротив общаги! Самое время – ближе к одиннадцати, темно. Ну и что, что фонари? Темных и безлюдных мест в парке дофига.

Матерясь сквозь зубы, скатываюсь по лестнице, выбегаю в дверь. Вслед мне несется крик вахтерши: «Куда!?! Скоро двери закрою!!!». Да плевать.

Дорогу перехожу внимательно – не хочется повторять твой экстремальный опыт.

Пройдя десяток метров по парку, останавливаюсь. И где мне тебя искать? Иголка в стоге сена… Расстроенная Дарька в темном парке. Прохожу по ближайшей, весьма скудно освещенной аллее, еще несколько метров и замечаю огонек сигареты в кустах.

Взмолившись внутренне, чтобы это была ты, шагаю в темноту.

Три сдвинутые треугольником скамейки – нашла, где устроиться. Самое место для пьяной компании. Впрочем, подозреваю – не искала, первое попавшееся. Сидишь, ссутулившись, зябко обхватив себя одной рукой за плечи, и куришь.

Присаживаюсь рядом.

– Дай мне тоже.

Щелкаю зажигалкой. Какое-то время курим молча. Я собираюсь с мыслями. От тебя ведь первых слов не дождешься.

Выясняется, что я тебя не так уж хорошо знаю. Впрочем… так оно и есть.

– Лер, я сегодня переночую где-нибудь, – ты тушишь в урне сигарету. – У Богдана, например. А завтра… завтра мы сделаем вид, что ничего не было.

У Богдана, значит… Ага, как бы не так… Ладно, с этим потом разберемся.

– Зачем нам делать вид, что ничего не было?

– Лер, ты же пожалеешь потом…

– С чего это вдруг?

– Лера… – ты вздыхаешь. Грустно и обреченно. – Я не знаю, что ты там себе напридумывала. Из-за Антона так переживаешь… Или вообще – что тебе с парнями как-то… не везет… Или гормоны шалят. Или бутылка шампанского на тебя так действует. Но… – еще один судорожный вздох, – не надо.

– Не надо – что? – чувствую – закипаю. Стремительно.

– Не надо делать то, о чем завтра будешь очень-очень сильно сожалеть.

– Так-так-так, – говорю тихо, почти ласково, – уж не хочешь ли ты сказать, что я пьяна, неадекватна и не соображаю, что делаю?

Ожидаю, что сейчас начнешь отнекиваться и уходить от ответа, а вместо этого…

– Да, – просто отвечаешь ты.

Окружающую нас тишину почти ночного парка звонко нарушает звук пощечины.

* * *

Странно, но я даже переживала по этому поводу. Что не смогу при случае дать наглецу пощечину. Вот оскорбит меня какой-нибудь недостойный, а я не смогу красиво, как в кино, влепить ему пощечину.

Оказалось – напрасно переживала. Проще простого. Рука дернулась сама. И теперь ладонь – горит, а я потрясенно смотрю на ее отпечаток на твоей щеке. Твое лицо скудно, но все-таки подсвечено светом находящегося в нескольких метрах фонаря. И мне отчетливо видно – и наливающийся красным след моих пальцев, и дрожащие губы, и катящиеся по щекам слезы. Да что же это такое! Почему я постоянно довожу тебя до слез?!

– Дарюшка… – шепчу потрясенно, касаясь кончиками пальцев той самой руки – будь она проклята! – твоей горящей щеки. Убить себя готова! – Прости меня, – шепчу, наконец-то шепчу эти слова, прося прощения не только за эту пощечину – за все, все…

Ты молчишь. Всхлипываешь и слезы градом – вот и весь ответ.

Протягиваю другую ладонь, чтобы взять тебя за руку, а ты… Ты чуть заметно отстраняешься, как будто хочешь встать и уйти.

Ох, нет!.. Понимаю, что если ты сейчас снова сбежишь от меня – шансов найти тебя во второй раз у меня не будет. И поэтому торопливо сжимаю твою холодную руку, не давая тебе встать и …

Все, я не могу! Хуже уже просто быть не может. За руку держать – хорошо, но обнять за спину – надежнее. И – целую тебя. В дрожащие мокрые соленые губы.

Первые несколько секунд пытаюсь еще что-то соображать. Пытаться, блин, сравнивать. Отличается? От поцелуев с парнями? Не успеваю прийти ни к каким выводам, потому что ты… чуть приоткрываешь губы и выдыхаешь мое имя.

Все, я пропала. Мы пропали. Поцелуй поглощает нас целиком, без остатка. ТАК я никогда и ни с кем не целовалась.

Был у нас как-то шуточный вроде бы разговор – кто лучше целуется. Хвастались друг перед другом – высшая лига, дескать, все дела. И даже пришли к выводу – надо будет найти беспристрастную «жертву» и по очереди на ней опробовать свое мастерство, а он бы, жертва, то есть, потом бы вынес вердикт – кто лучше целуется.

Оказывается, выяснить это можно гораздо проще. И в миллион раз приятнее.

И это совершенно не похоже на поцелуи с парнями. Во всем – другая кожа под руками – гладкая, нежная, другой вкус – хоть и пахнет от нас табаком, но – по-другому. И эти длинные шелковистые волосы, в которых путаются пальцы, и запах – нежный, терпкий, свежий, и стоны и всхлипы – тихие и безумно волнующие. Но… на самом деле – разница даже не в этом. А в том, как от всего этого сносит крышу. Мгновенно и напрочь.

И я уже могу не опасаться, что ты сбежишь от меня. Куда ты сбежишь, если сама меня так обнимаешь. Крепко прижимая к себе. И я смыкаю руки у тебя на шее. Не отпущу, никуда не отпущу. И мы продолжаем демонстрировать друг другу свое искусство. Обе, блин, мастерицы… Это нас уводит все дальше и дальше. Или – заводит. Все сильнее и сильнее.

Размыкаешь поцелуй только затем, чтобы впиться зубами мне в шею. Больно. И сладко. Терпеть не могу, когда мне оставляют засосы и синяки «на память». Тебе – только сладострастно подставляю шею, запрокидывая голову назад. Все, что угодно, милая. Где хочешь, сладкая моя.

И все-таки, опомнилась первая я. Успела упереться тебе в плечи и заставить отодвинуться. И выдохнуть:

– Слышишь?

– Что? – грудь ходуном, глаза потрясенные, щека красная, губы вспухшие. – Что такое?

– Дарин, слышишь?!

Через пару секунд уже можно не спрашивать. Не только слышно, но и видно.

Пришли завсегдатаи этих самых сдвинутых лавочек. А ведь можно было и догадаться. Пять-шесть крепко подвыпивших парней.

Мы успели только отодвинуться друг от друга. И сделать пару вдохов по отдельности.

Ракета 23.09.2011 11:05

Глава 5

/Лера/

– Какие девчонки к нам в гости пришли! Вот это сюрприз…

Гогот и жадные взгляды. Физически чувствую, как ты напряжена. Как сжатая пружина.

– Привет! – стараюсь улыбаться и говорить как можно нейтральнее – чтобы не дай Бог не подумали, что я с ними заигрываю. – А мы, наверное, ваше место заняли? Все, мы уже уходим…

– Зачем же торопиться? Мы только познакомились… – говорит светловолосый парень – не самый крупный, но, по всему видно, – вожак, главарь, или как это у них там называется. – Выпейте с нами. Такие симпатичные … телочки.

Уже «телочки». Намерения продемонстрированы предельно ясно. А еще вижу – парни стоят так, что нам не выйти.

«Пожалуйста, пожалуйста» – шепчу про себя. И боюсь при этом, и больше всего – за тебя. А ты – выдыхаешь, как будто собираясь с силами. «Молчи, Даря!» – хочу крикнуть, но в этот момент твое имя произносит другой голос.

– Дарина, ты?

– Леша? Назаров? Ты?

– Я, – один из парней довольно улыбается.

– Какая неожиданная встреча, – я чувствую иронию, сочащуюся в твоих словах. Холодею. А Леша, похоже, не замечает.

– Ага, – соглашается. – А ты как – учишься еще?

– Да, пока получается.

У вас завязывается вроде бы непринужденная беседа, но за ней внимательно и напряженно следят с обеих сторон. С одной стороны – я, с другой – блондин с нехорошими глазами и вся компания заодно. Потом «предводителю уездного дворянства» надоедает его пассивная роль.

– Назар, познакомь нас с девушками.

– Да одна только знакомая, Дарина.

– Дарина… – произносит блондин. Слегка, как мне кажется, глумливо. – Красивое имя для красивой телочки.

– Спасибо, – ты картинно склоняешь голову, а мне хочется выть от ужаса. Дарька, не дразни их! – Пойдем мы, Леш, – продолжаешь, как ни в чем не бывало, обращаясь исключительно к своему знакомому. – Рада была встретить. Привет от тебя нашим передать? Богдан вспоминал тебя недавно. Жаль, говорит, что Леху отчислили. Из-за ерунды какой-то.

– Точно, – вздыхает Леха. – Декан – козел! А привет – передавай. Валерке, Вадику, ну, Богдану, само собой.

– Хорошо, – ты улыбаешься, встаешь, берешь меня за руку и подходишь к Лехе. Тот послушно отходит в сторону. У меня в душе просыпается сумасшедшая надежда. Неужели?..

– Эй, эй, погодите, не спешите… Зачем торопиться?

Нет, напрасно я понадеялась. Кольцо вокруг нас снова смыкается.

– Зачем торопиться? – ты издевательски вежлива. – Торопимся, потому что Богдан нас ждет. Волнуется.

– Какой-такой Богдан? – вопрос не нам – Лехе.

– Староста наш. Даринин… поклонник, – несмело отвечает Леха. Ему неловко – он оказался между молотом и наковальней.

– И что – Богдан не подождет? – глумливо интересуется «предводитель». – Мы девочкам ничего плохого не сделаем. По-хорошему… обойдемся.

Смотрю на Леху и понимаю – помощи от него ждать нечего. Открываю рот, чтобы начать… просить, умолять – все, что угодно, лишь бы нас отпустили.

– Богдан, – раздается твой голос, – ростом под 190, весит 90 кг., имеет разряд по вольной борьбе. А еще он злопамятный и после пары перенесенных сотрясов – не всегда адекватный. Зачем вам с таким знакомиться?

Блондин внимательно на тебя смотрит.

– Это правда? – Лехе.

Тот осторожно кивает.

– Ээээ… да.

Блондин хмурит брови, что-то прикидывает. Незаметный кивок головой – и парни расходятся.

– Жаль… Очень жаль… что у вас такие… нетерпеливые друзья, – бросает главарь нам вслед, когда мы, держась за руки, выходим из кольца парней.

Ты останавливаешься и оборачиваешься. Улыбаешься.

– Может быть, в другой раз… пообщаемся?

Дергаю тебя за руку и тащу, с ужасом ожидая, что этот… сейчас передумает. Но вслед нам несется лишь пьяный хохот.

* * *

До общаги мы добрались бегом – я тащила тебя за руку всю дорогу. А потом долго стучали в дверь, потом на нас орала вахтерша, потом я разревелась – от отпустившего меня напряжения, потом – вахтерша испугалась, и в итоге – мы оказались наконец-то в своей комнате. Снова.

Сколько времени прошло? Не знаю. Но свечи еще не прогорели. И все так же играет диск. Совпадение – но снова Сэм Браун.

– Потанцуешь со мной?

– Конечно, – обнимаешь меня за талию – совсем не так, как в первый раз – сколько времени назад это было? Полчаса, час? Вечность. Это была другая вечность, где мы были чужими друг другу. А теперь – нет, теперь у меня есть ты. И ты прижимаешь меня к себе крепко, оттираешь слезы со щек. – Ты только не плачь, Лер.

– Не буду плакать. Буду тебя целовать.

Протанцевали мы недолго. Потому что – ноги не держали нифига. От поцелуев. От пережитого ужаса. Меня – еще и от того, что бегала сегодня много. Тебе-то, спортсменке, это по барабану, ясное дело.

Как бы то ни было – мы оказались на моей кровати. Потому что она была ближе. Ты – снизу. Ты у меня стройняшка, но все-таки выше. И поэтому – килограмм на 12 все-таки тяжелее.

Лежишь на спине, я – сверху, упираясь коленками в кровать по бокам от тебя. Смотрю тебе в глаза и … в этот момент – ничего больше и не хочется. Просто смотреть в твои глаза. Понимать, что мы – вдвоем, в комнате, отгороженные от всего мира. Здесь безопасно, и здесь есть только ты и я. Понимаю внезапно – какое это огромное счастье.

А потом – потом… все-таки про «ничего больше и не хочется» – это не совсем правда. Хочется. Целоваться с тобой хочется. Уже совершенно точно зная – нам не помешает никто. Теперь это придает поцелуям особую сладость.

А ты – торопишься. Видимо, поверив в то, что я действительно … отвечаю тебе взаимностью, начинаешь потихоньку сходить с ума. Неловко возишься с пуговицами на моей рубашке, так, что мне приходится помогать тебе. Наконец, рубашка летит на пол.

Смотришь на меня так, что мне хочется выгибать спину и мурлыкать. А еще – показать тебе себя во всей красе. В глазах твоих – такое откровенное неприкрытое восхищение, что, мне кажется, оно обволакивает меня, как шелковое покрывало. Завожу руки за спину. Смотри, милая, раз тебе так нравится.

Лифчик летит куда-то вслед за рубашкой.

А потом – ты… ласкаешь мою грудь. Точно знаешь, как нужно это делать. Где нежно, где – сильнее. Где – погладить, где придавить, где ущипнуть, сжать, оттянуть.

С ума схожу. Девочка моя, как же нас… Отвожу твои руки – силы нет терпеть больше.

– Раздевайся, – хриплю.

Спортсменка моя… Лежа на спине, со мною, почти сидящей на тебе верхом, прогнувшись, умудряешься в две секунды стянуть с себя все, что выше талии.

Теперь моя очередь любоваться тобою. Размер скромнее, но все равно – очень красиво. Никогда бы не подумала, что буду находить волнующим вид чужой женской груди. Оказывается – безумно волнующе. Особенно когда эта самая женщина, а точнее – девушка, лежит под тобой, дышит прерывисто, ее красивая грудь часто вздымается, а сама она смотрит на тебя… нежно и обжигающе одновременно. Наклоняюсь к тебе, наши груди соприкасаются, соски трутся друг о друга, башню сносит так, что держись, но… Умудряюсь снова начать целовать тебя. Сходя при этом с ума от того, что касаются не только языки и губы. Кожа к коже, руки, плечи, тонкие ключицы. Твои пальцы беспорядочно мечутся по моей спине. Кожа под пальцами – горячая, язык твой и губы – обжигают, воздух, который втягиваю со свистом – и тот пышет жаром. Дышится с трудом. И хочется… Знать бы – чего.

Я же прямолинейна и не особо стыдлива. А еще – мастер задавать не к месту дурацкие вопросы.

– Даря… – глажу дрожащими пальцами плечо. И выдыхаю тебе в ушко: – Ты знаешь, что делать… дальше?

Руки твои замирают. Тихий нервный смешок.

– По-моему…очевидно.

– Неочевидно. Ты… мммм… делала это… раньше… с кем-то? – понимаю, что ответ на этот вопрос мне остро, жизненно необходим. И вовсе не потому, что мне неочевидно, что делать дальше.

Молчишь. Убиваешь меня этим молчанием!

– Мы же говорим о … То есть… парней… не считаем?

– Не считаем! – да хрен с ними, с парнями!

– Тогда – нет, – шепчешь тихонько мне на ушко, шевелишь дыханием волосы. – Никого. Всегда – только ты. Я вообще, до тебя, и не подозревала… – Вздыхаешь. – Короче, Лер, я – девственница, наверное. В этом смысле.

Облегченно выдыхаю.

– Девственница… Какая прелесть. Я вот – тоже. В этом смысле. И что нам делать?

– Вариантов нету…

– Вариантов масса, Даречка, – даже в такой ситуации умудряюсь подкалывать тебя. Продолжаю шепотом на ухо: – Можно… пальцами. Можно – губами. Или… языком. Или – всем вместе. А еще, вроде бы, есть игрушки всякие…

– Лера-а-а-а-а, – стонешь ты подо мной. – Мне все равно… Лишь бы любить тебя.

Как скажешь, милая…

Твои джинсы сверх ожидания легко поддаются натиску моих дрожащих пальцев, шорох ткани вдоль твоих ног – и они тоже летят на пол.

– Даринка… – я подтягиваюсь к тебе наверх, но ладошка моя ложится, неудержимо ложится на влажное кружево, – не верю своим глазам. У тебя кружевное белье?

– Единственные… – задыхаясь, отвечаешь ты. – Случайно… Остальное в стирке просто…

– Откуда? – играю с краем твоих кружевных шортиков, офигенно красивых, белеющих в темноте.

– Ира… подарила…

– Кто такая Ира? – палец мой забирается под кружевной край.

– Костина… жена…

Костя – это твой старший брат, тогда – ладно, Ире – можно.

– Передай Ире – у нее очень хороший вкус, – отодвигаю край и пальцы мои… погружаются в тебя. В теплую влажную мякоть…

– Дарька, Дарька… – шепчу, чтобы не потерять себя в этой реальности.

– Что? – всхлипываешь ты.

– Потоп, Даря, потоп, – двигаю осторожно пальцами, умирая от нежности и мягкости под ними. – Ты всегда такая… влажная?

– Когда с тобой – да…

– Ты первый раз со мной.

– Нет… ты давно со мной… Но так, как сейчас – в первый раз…

Задыхаюсь от щемящей нежности. Сколько же тебе пришлось ждать… Сколько терпеть… Бедная моя.

Шепчу тебе что-то бессвязно-ласковое, дышу часто вместе с тобой. И глажу тебя ставшими вдруг невероятно нетерпеливыми и жадными до ласк пальцами. Надо бы стащить с тебя эти красивые шортики, да вот сил убрать оттуда свои пальцы – нету.

А потом… Нежное и мягкое под моими пальцами стремительно становится крепким и горячим, толкается в кончики пальцев, я глажу тебя резче, сильнее…

Ты бьешься мне в пальцы там, внизу. И здесь, наверху, на твоей шее – здесь мне стучит азбуку Морзе в губы твой сумасшедший пульс. И еще – прямо мне в грудь колотится твое сердце. И хриплый, сквозь прикушенную губу, стон. Да, хорошая моя, да… Я счастлива.

Наконец-то осторожно убираю свои пальцы, незаметно вытираю их о простынь. Я еще неопытная, не знаю, что и как правильно делать. Это потом, позже, я буду демонстративно, у тебя на глазах, слизывать со своих пальцев… тебя. Пока же – такое просто не приходит мне в голову.

Тихонько обнимаю тебя за плечи, ты в ответ – крепко прижимаешь меня к себе. Лежим так какое-то время молча. Хорошо необыкновенно.

– Лерочка… – ты первая нарушаешь молчание.

– Что?

– Девочка моя, – шепчешь чуть хрипло, – Лерочка моя.

Улыбаюсь, хотя ты и не видишь. Мне нравится, как это звучит.

– Лер, – прижимаешь меня к себе еще крепче, – если завтра… я не выдержу, если ты… – сбиваешься, всхлипываешь. И неожиданно: – Я люблю тебя. Не оставляй меня, после всего этого… Я не вынесу.

– Та-а-а-а-к, – приподнимаюсь на локте, – опять, Даря? Старая песня на тему: «Лера – пьянь неадекватная, ничего не соображает и завтра ничего не вспомнит!» Так что ли? Опять по лицу хочешь?

– Лера…

– Повтори еще раз.

Ты молчишь. А потом, тяжело сглотнув, говоришь тихо:

– Люблю тебя. Уже два года. С самой первой встречи. Не знаю, почему! До встречи с тобой вообще не подозревала, что могу влюбиться в девушку. А увидела тебя и… Как переклинило. Год себя обманывала – что у меня к тебе дружеские чувства, не более. А в летние каникулы, после первого курса… Я чуть с ума не сошла – так тосковала по тебе. Вот тогда я себе призналась. Я люблю тебя. Я не смогу без тебя, Лера. Просто не смогу. Пожалуйста…

– Эй-эй-эй, – обрываю твой сбивающийся монолог. – Можно, я скажу? Дарь, мне жаль, что… до меня так поздно дошло. И вообще – ты сама виновата!

– Я не пред…

– Тсссс, дай закончить. Я не могу сказать, что люблю тебя уже два года. И даже – что люблю год. Вообще не знаю сколько. Но – люблю, Дариш. Так сильно люблю, что сердцу больно. И не собираюсь тебя оставлять. Ни завтра утром, ни вообще. Ясно?

Вместо ответа стискиваешь меня так, что задыхаюсь.

– Правда? Любишь?

– Люблю, – шепчу тебе в шею. И, для надежности, еще: – Люблю-люблю.

Ты выдыхаешь. И спрашиваешь:

– Хочешь меня?

От этого вопроса, заданного хриплым шепотом, собственное желание, чуть утихшее от твоего оргазма, мгновенно дает о себе знать, наливаясь тяжестью внизу живота.

– Да, – прижимаюсь к тебе. Откровенно. – Очень.

Ты выбираешься из-под меня и шелестишь мне в губы, пока твои пальцы расстегивают мои джинсы:

– Сейчас я буду тебя любить, девочка моя.

В отличие от меня, ты стаскиваешь джинсы вместе с бельем – возможно, потому, что мои джинсы сидят на мне не в пример плотнее. И я оказываюсь абсолютно голой.

Наклоняешься, упираясь рукой в кровать рядом с моей головой.

– Позволишь мне?

Не знаю, что ты имеешь в виду, но киваю.

На меня мелким градом сыплются твои поцелуи – плечи, грудь, легко касаешься языком сосков, от чего мгновенно прогибаюсь навстречу твоим губам, потом опускаешься ниже, начинаешь целовать живот. И я вдруг понимаю, о чем ты говорила, спрашивая «Позволишь мне?». Не знаю, позволю ли… Смогу ли… Решусь ли…

– Откройся… – твой хриплый шепот. Оттуда, из района моего живота. – Лерочка, пожалуйста… Раздвинь ножки…

Я же ведь огласилась. Я не могу сопротивляться твоему голосу. Я так хочу тебя…

Твои руки сами разводят мои несопротивляющиеся коленки.

Что сказать? Как это описать? Я впервые оказалась в ситуации, когда тело… само решало за меня. Первые секунды еще пытаюсь обрывочно думать, даже смущаться, а потом… Мое тело принимает командование на себя и бесстыже и нагло получает удовольствие.

Я уже сама, по своей воле, развожу шире колени, до боли в растянутых бедрах. Мои пальцы мягко давят на твой затылок, путаясь в волосах. Чтобы ты, не дай Бог, не прекратила своих выворачивающих меня наизнанку поцелуев. Горячие прикосновения нежных губ, тянущие движения языка.

Чтобы бы я сделала, если бы ты вдруг остановилась тогда? Не знаю, удерживала бы твою голову, пока могла. И потом – просила бы, умоляла бы тебя. Все, что угодно, только продолжай, не останавливайся.

Впрочем, что-то такое я и шепчу, пока ты, не думая даже останавливаться, обжигающе страстно ласкаешь меня. Да… да… пожалуйста… бессвязно, на выдохе, подаваясь бедрами навстречу твоим губам и языку. Еще, еще немного, вот так, так… И …

Успеваешь вскинуть руку и накрыть мои губы. Мой то ли крик, то ли стон бьется тебе в ладонь. А ты еще какое-то время не отнимаешь своих губ от меня. А потом – потом ты уже рядом со мной, и шепчешь мне щекотно в ухо:

– Девочка моя… сладкая… горячая.

После того, как немного восстанавливается сбившееся дыхание, еще нахожу в себе силы ответить что-то такое же нежно-бессвязное. И успеваю поймать две мысли.

Первая – то, что я раньше считала оргазмами – это и не оргазм вовсе. Так, не пойми что. Оргазм – вот он был, только что. Первый в жизни, от которого до сих пор потряхивает.

Вторая – хорошо, что я успела до него признаться тебе в любви. Успела до. Потому что после – меня уже нет. Проваливаюсь в сон, тону беззвучно, мгновенно.

/Дарина/

Просыпаюсь с болью в спине. Точнее, наверное, ОТ боли в спине. Как и у большинства высоких людей спина – мое слабое место. Именно поэтому меня всю жизнь, с самого детства родители, а потом и брат, гоняли во всякие спортивные секции. Это мне очень помогло, но все равно… Иногда, если спать неудачно, да еще на неудобной кровати, спина начинает болеть очень сильно. Я несколько недель промучилась, когда заселилась в общагу, пока не догадалась на провисшую металлическую сетку кровати положить доски. Жестко, зато равно. Потом – даже привыкла.

Но сегодня… Даже не открыв глаз, чувствую, что лежу в какой-то неестественно выгнутой позе. Поясница противно ноет. И… ох, если бы только это!

Я не одна. Глаза мгновенно распахиваются, и первое, что я вижу – твоя светлая челка, которая щекочет мне губы. Нос с побледневшими к осени веснушками. Слегка надутые, как будто ты сердишься на кого-то во сне, губы – пухлая нижняя, лукавая верхняя. В захлебывающийся от этой картины мозг поступает все новая и новая информация.

Мы, блять, голые. Обе. Не считая моих трусов. В эти самые трусы, кстати, аккурат между моих ног, упирается твое бедро. А рука твоя обнимает меня за талию. А на моей правой руке покоится твоя голова. И пальцев на этой самой руке, между прочим, я уже не чувствую.

Вспоминаю. Все, до последнего слова, взгляда, прикосновения. От этого становится страшно и … Не знаю, какое слово тут подобрать. Пережитое наслаждение пополам с надеждой. Мне ведь это не приснилось? Да нет, какое там приснилось! Ты лежишь голая рядом со мной, а на мне из одежды – лишь трусы, которые засохли коркой от того, что им пришлось пережить этой ночью. От воспоминаний сбивается дыхание.

– Вот это взгляд, Дарина…

Черт, я и не заметила, как ты проснулась. Смотришь на меня сквозь челку ясными серыми глазами.

– А что… кхм… – прокашливаюсь, – с моим взглядом?

– Панический, – ты слегка улыбаешься. – Чего боишься?

– Лер, я …

– Не бойся, я не кусаюсь, – ты сладко потягиваешься, и от этого факт нашей обнаженности и полнейшей взаимной… переплетенности становится просто-таки… не просто фактом. ФАКТОМ! Ты двигаешься вдоль меня, скользя, выгибаясь, где-то – прижимаясь. Рука твоя глубоко, по-хозяйски ныряет мне за спину, вплетаясь в волосы. И продолжаешь томно: – Разве что чуть-чуть… Если попросишь…

Задыхаюсь. Потом пытаюсь проглотить комок в горле. Блять, говорить все равно не получается. Ты смотришь на меня… почти с жалостью?

– Дарь… – гладишь меня по волосам, – утро наступило. Я трезвая. И люблю тебя по-прежнему. Расслабься, а?

В таких случаях говорят: «Выпала в осадок». Вот и я выпала. Сначала – от твоих слов. Потом ослепла от твоей обнаженности, когда ты встала с постели, вся бело-розовая, пленительно-округлая, золотистые волосы по плечам. Спохватилась лишь, когда ты накинула халат и взяла полотенце.

– Лера, ты куда? – резко сажусь на постели.

Один твой взгляд, и я нелепо и некстати, но подтягиваю одеяло к груди.

– В душ.

– В душ? – переспрашиваю тупо.

– В душ, – терпеливо повторяешь ты. – И тебе советую. Дарин, мы обе липкие, потные, кое-кто… – усмехаешься, – еще и с перегаром. И косметику вчера не смыл…