Текст книги "Степень виновности (СИ)"
Автор книги: Quintinu
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
– Вставайте, пожалуйста, подсудимый. Вам предоставляется последнее слово.
Помолчав пару минут, Аркадий собрался с мыслями и произнес следующее:
– После такого обоснования я и впрямь думаю, что я не виновен. Пусть будет так, ведь со стороны видно лучше. – Помолчав еще немного, удмурт добавил: – Меня печалит лишь то, что, судя по всему происходящему, Вятка и впрямь считает меня виновным…
– Я не хотел! – Впервые за все заседание заговорил Кирилл. – Мы… Я искал всевозможные пути не оказаться на этом месте, но я ничего не смог сделать. Ну же, Аркаш, верь мне! Я не бросал и не бросаю тебя! Именно поэтому я и молчал все это время!
– Я верю тебе и все понимаю. Не волнуйся, Кирь, правда. Приезжай почаще только ко мне в Сибирь, хорошо?..
Вятчанин замолчал. Опустив взгляд в пол, он мысленно корил себя за чрезмерную слабость и беспомощность в таком важном деле.
– Подсудимый, на последнем слове Вы не должны были разговаривать с кем-либо. Впрочем, ладно. – Москва повернулся к присяжным. – Уважаемые присяжные заседатели, здесь много прозвучало слов о чести, долге, справедливости и ответственности. Прошу не пренебрегать этими понятиями и решить судьбу подсудимого наиболее заслуженно и достойно. А теперь, если у вас ко мне нет вопросов, я предлагаю вам прямо сейчас пройти в совещательную комнату для вынесения вердикта по настоящему делу. Пожалуйста, проходите.
– Прошу всех встать! Объявляется перерыв! – Объявил Симбирск, потянувшись. В прочем, его за это никто не упрекнул, ведь разбор всех деталей потребовал довольно много времени, и усталость уже потихоньку брала свое.
В перерыв, длившийся около часа, Казань и Нижний не отходили от Ижевска. Они будто специально закрывали его от всех присутствующих, справедливо полагая, что лишнее влияние на, по сути, уже финишной прямой может оказать непоправимый ущерб начавшему верить в свои силы удмурту. Хотя и поругать того за столь опрометчиво сказанное в последнем слове, все же, стоило. Но, все же, сейчас, когда удалось поймать более-менее уверенный настрой у самого подсудимого, было очень важно не дать никому его сбить – особенно это касалось Вятки, как-то даже подло поступившего с Аркадием. В прочем, все понимали, что-то была не столь его вина, но меры по ограждению их друг от друга все же были предприняты.
Справедливости ради стоит отметить, что Кирилл и сам понимал, что общение с Ижевском сейчас явно не пойдет им обоим на пользу, и потому держался в другом конце зала, периодически заговаривая о чем-то с Ярославом.
После долгих пятидесяти минут ожидания был подан сигнал к продолжению заседания.
– Старшина, коллегия присяжных заседателей вынесла вердикт по настоящему делу?
– Да, господин судья. – С мест для присяжных раздался голос Перми.
– Пожалуйста, провозгласите его.
– Доказано ли, что имело место убийство? Да, доказано. – Начал уралец громко и четко, делая осмысленные паузы между каждой из частей вердикта. – Доказано ли, что убийство было языческим жертвоприношением? Нет, не доказано. Доказано ли, что именно подсудимый или его люди виновны в этом убийстве? Нет, не доказано. От себя хотелось бы добавить, что решение было принято единогласно, и одним из главных доказательств послужило то, что мы, не без помощи Казани, конечно, и сами вспомнили о наличии той старой приметы в наших Волго-Уральских краях. Ее уже давно никто не использовал, но сейчас, оглядываясь на общую ситуацию в стране, нам кажется вполне понятным то, почему кто-то ее вспомнил.
– Подтверждаю, – влезла в разговор Царевококшайск, – у нас, черемисов, тоже она есть. Точнее была, когда-то давно.
– Благодарю вас. – После того как Пермь закончил, подвел итог Москва, ничем не выдавая своего удовлетворения исходом дела. – Пожалуйста, передайте мне вердикт для приобщения к материалам дела.
Получив в руки заветную бумажку, Михаил продолжил:
– Прошу всех садиться. Казань, пожалуйста, Вам слово.
– Благодарю Вас. Уважаемый суд, основываясь на оправдательном вердикте коллегии присяжных заседателей я прошу признать подсудимого невиновным в совершении ритуального убийства, так как в ходе судебного заседания не было доказано, что виновен в свершившемся убийстве именно он или его люди.
– Благодарю всех. Суд удаляется для постановления приговора.
– Прошу всех встать. – Уже привычный всем голос Симбирска объявил об окончании предпоследней части судебного действа.
– И почему у меня такое чувство, что он никого не послушает и, все же, обвинит? Он же нисколько не нейтрален и не может оценивать объективно… – Это был первый раз за все время, когда Казань показал, что он на самом деле чувствует. – Да и еще и после такого последнего слова… Ладно, спокойно. В любом случае, я сделал все, что мог. Мы все сделали все, что могли…
– Прошу всех встать, суд идет!
– Провозглашается приговор. Именем Российской Империи, руководствуясь соответствующими нормами права и общепринятыми моральными принципами, суд приговорил: в связи с оправдательным вердиктом коллегии присяжных заседателей признать Ижевска невиновным в приписываемом ему и его народу преступлении.
Прошло какое-то время прежде, чем все поняли, что именно сейчас произошло. Не было ни одного лица в зале, на котором бы не читалось удивление, выраженное в той или иной степени и форме. Никто не верил, что Ижевск будет оправдан. Казань, Нижний Новгород, Ярославль, Вятка и, конечно же, сам Ижевск – никто из них не мог сказать ни слова. Еще бы: практически целый год чаша весов то скакала туда-сюда, то сильно склонялась к государству, а разрешилось все совершенно в противоположную от него сторону!
Наконец-то Кирилл мог больше не тяготиться грузом вины перед Аркадием, а остальные – вернуться к своим повседневным делам и заботам.
В общей радости никто даже и не посмотрел на Симбирска, простого секретаря, записывавшего ход всего заседания. А стоило бы – хотя бы потому, что он, в отличии от всех, не показал тех истинных эмоций удивления и восторга, царивших практически в каждом из присутствующих.
– Подсудимый, Вам понятен приговор суда? – Снова обратился Москва к Ижевску.
Повисла тишина. Все ждали ответа от удмурта, но его слишком сдержанная и даже отсутствующая реакция пугала. Неужели ему было настолько все равно?
– Да, господин судья.
Лицо Аркадия не отражало никаких чувств: он, видимо, настолько смирился с ролью виновного, что даже после оглашения приговора все еще не мог поверить в то, что все это реально, что все происходит на самом деле. И что теперь не надо больше бояться чего-то, прятаться ото всех и необоснованно обвинять самого себя.
Голод тоже уже отступал от их территорий: в нынешнем, 1893 году, недостаток еды чувствовался не столь сильно, как в прошлых двух. Вот бы еще выздороветь, нормально спать по ночам… И вернуться на завод…
Но это – в будущем, а пока…
– Аркаш… – Когда народ уже начал расходиться, Кирилл, наконец, подошел к своему Ижевску. – Вот все и закончилось. Не знаю, простишь ли ты меня за все это… За то, что заставил тебя пережить столько страданий, но… Может быть, дашь мне шанс?
Удмурт колебался. Можно ли было теперь, после всего, что случилось, доверять Кириллу так же, как раньше? Молчание рискнуло затянуться, но Ижевск решил все в одно мгновение – несмотря на то, что он был сильно обижен на русского, Аркадий, все же, сам вложил свою руку в его.
Ведь он все еще любил Кирилла. Несмотря ни на что.
Вятка улыбнулся.
– Пойдем домой, рыжик. Там без тебя неуютно. И да, готовить всю неделю после возвращения буду я.
28 мая 1893 года. г. Казань. Вечер.
Откровенный разговор между ними пришелся на тот же вечер, когда они еще находились в доме татарина. Ижевск, поняв и осознав случившееся утром, специально провоцировал вятчанина на него, желая как можно скорее полностью прояснить для себя ситуацию. И, хоть сначала Кирилл и избегал говорить на столь волнующую их обоих тему, когда удмурт прижал его окончательно, отвертеться уже было невозможно.
– Так почему ты был против меня? – Голубые глаза смотрели с непониманием, обидой и даже некоторой злостью. – Почему ты так относишься ко мне после стольких веков совместной жизни?
– Послушай, Аркаш… Я уже говорил тебе, что я не хотел, но на меня надавили. Ели бы это был кто-то другой из моей семьи… Да даже если бы Новгород, я бы просто послал его и все! Но Императору-то как отказать?..
– Как-как. Как брату!
– Нет, послушай, там же не только это… Я не могу перечить высшему лицу в государстве, это абсурд! Тем более, когда он столько для меня сделал! Да меня даже могли бы судить с тобой вместе, как сообщника! Поэтому я пошел на компромисс со своей совестью и молчал. Мы перед судом говорили с Ярославом, и он, зная мою ситуацию, решил помочь.
– Как же я ненавижу твою родню… Да почему ты вдруг стал их слушать вообще?! Ты помнишь Средние века – время, когда мы познакомились? Ты был не таким мягкотелым. Тебе было плевать на мнение кого-либо, будь это твой отец, твой брат или даже Московский князь! Ты жил для себя и по своим законам… Именно в такого Кирилла я и влюбился. Именно такой Хлынов меня и покорил. А теперь что?!
Вятка молчал. Да, он помнил это все тоже, но…
– И иногда я скучаю по тому тебе. Он, по крайней мере, мог за себя постоять. И за меня. А еще с ним было весело, а с тобой…
– Это ты изменил меня.
– Что? – Аркадий не поверил своим ушам.
– Это правда. Однажды желание тебя защитить завело меня на другую дорогу, и я понял, что это получится и без наглости, набегов и прочего варварского дерьма. Возможно, я ошибался. Прости.
– Но… Как же…
– Да и времена поменялись, и новые требовали уже других методов влияния. А сейчас смысла в Хлынове тем более нет, да и характер тот мне стал уже чужд…
– То есть… Это правда все из-за меня?..
– Ну… Как одна из главных причин…
Казалось, Ижевск был… растроган?
– Тогда… – Кирилл снова почувствовал своей рукой руку удмурта, а затем она поднялась выше, к его груди. – Прости, что испортил тебя. Я, конечно, обижен на тебя за все это… – Подойдя ближе к русскому, Аркадий прижался к его груди. – Но я тебя, все же, люблю. А твои слова были и вправду… милыми. – Вотяк поерзал, впервые за долгое время снова почувствовав себя в объятиях вятчанина и наслаждаясь этим. – Поэтому жди прощения. Оно будет, но мне нужно время, чтобы все обдумать.
– Спасибо, Аркаш. – Погладив своего рыжика по волосам, Кирилл улыбнулся. – Теперь все снова будет хорошо.
И в этом он был наконец-то твердо уверен.
В другой части обширного особняка тоже проходил разговор – не менее милый, чем этот, но, однозначно, более веселый.
– Кто-о-о молодцы? – Смеялся Казань, крутясь вокруг Нижнего Новгорода. – Мы молодцы! Нет, ну ты, конечно, был на высоте! Напрямую обвинить Петербурга в неспособности управлять своей страной! Второй раз! Второй, после ссылки в Сибирь!
– Это все было из-за Ижевска. – Смутился Олег. – Ведь вред шел от системы, Петербург намеревался этим судебным процессом вернуть себе доверие части населения, а остальных отвлечь от важных внутренних проблем страны.
– Но у него ничего не вышло. А виной всему кто-о-о? – Камиль несильно притянул к себе русского за воротник его рубашки. – Бывший декабрист. Что, есть еще порох в пороховницах, да? Если что, имей в виду: я к тебе в Сибирь снова ездить не буду!
– Ой-ой-ой, напугал. Будешь, никуда не денешься. Но, вообще, я надеюсь, что до этого не дойдет. – Мягко улыбнувшись, Олег осторожно отстранил от себя татарина. – Я не думал, что делаю что-то противозаконное. Я хотел всего лишь защитить нашего удмурта. И да, мои фотографии – это простое увлечение, ничего серьезного!
– О, кстати, а где они? Тебе не вернули их после суда?
– Не-а. Скорее всего, они сейчас вместе с другими документами в руках Москвы. В любом случае, у меня все равно есть дубликаты, и, в целом, это уже не наша забота, так? – Казань игриво кивнул. – Кстати, если бы не ты, у нас все равно бы ничего не вышло. Так что это больше твоя заслуга, чем моя. Как ты отвечал на все обвинения в сторону Ижевска – это надо было видеть! И где ты так научился?
– Это все высшее образование, молодой человек. – Изменив голос, ответил Камиль. – Оно меняет и людей, и нас. Так что, настоятельно рекомендую и Вам заняться своим дипломом!
– Всенепременно! Сам, смотри, от гордости не лопни!
– А почему бы и нет? – Казань отошел к стоявшему в комнате дивану и удобно усевшись, поманил к себе Нижнего. – Ведь я, а точнее мы, сегодня получили небывалое и неповторимое впечатление в судебной практике! Милый друг, не хотите ли это отпраздновать?
– На самом деле, очень хочу. – Не успев сесть рядом с Камилем, Нижний уже был прижат к его спинке весом татарина. – В какой форме вы хотите праздновать?
– В горизонтальной. И возражения не принима-аются.
С этими словами Камиль коснулся подушечкой указательного пальца губ Олега, а затем очертил им всю их линию. После этого рука обвила русского за шею, а губы его накрыл глубокий поцелуй.
Тем же вечером на другом конце города состоялась еще одна, весьма любопытная сцена, героями которой, на этот раз, стали Москва и Симбирск.
– Все прошло как нельзя лучше, не находишь? – Михаил сидел за письменным столом в номере одной из казанских гостиниц. Расположившийся напротив него в кресле Симбирск его настроя не разделял и, казалось, что он даже был чем-то немного опечален.
– Да, неплохо. Но… – Дмитрий задумался. – Все ли мы делаем правильно? Ну, то есть, я хочу сказать, что… Император будет расстроен таким решением, вынесенном Вами.
– Ну почему же только мной? Все честно, все на основании вердикта присяжных. Одним словом все так, как хочет народ. Власть же должна слушать жителей, не так ли? – Москва улыбнулся. То, как складывался ход событий, радовало его изо дня в день.
– Но ведь Вы настроили их против Императора. Разве это правильно?
– Для нашей цели, Дим, это самый верный путь. Кстати, в том, что все это не понравится Императору, ты, конечно, прав целиком и полностью, но… – Улыбка Михаила стала более хищной. – То, что произойдет дальше, расстроит нашего Государя гораздо, гора-а-аздо сильнее, чем какое-то провинциальное уголовное дело. – Москва провел рукой по папке с документами суда, в которой теперь лежали только фотографии Олега. – Вот увидишь. Кстати, а ты ведь все еще на моей стороне?
Немного провокационный вопрос, но Симбирск все еще был тверд в своем решении изменить Россию к лучшему. В Москве он, как и уже многие внутри страны, видел законного исторического правителя и надежду на новое светлое будущее.
– Как Вы можете сомневаться! Конечно на Вашей! Вы, все же, правы, Вы думаете обо всем народе, а не как Петр – только об одном слое общества… Когда-то он, конечно был хорошим Императором, но сейчас, в срезе приближающегося нового века, в стране должны смениться и строй, и правитель – это знаменовало бы полное обновление России и показало бы всему миру нашу мощь!
– Ты даже не представляешь, как ты прав, Димка. – Удовлетворенно прошептал Михаил глядя на Симбирска, но не видя его. – Даже не представляешь…
Взгляд его был устремлен в далекое будущее.
Там, в двадцатом веке, Михаилу виделась Революция.
Ее неизбежность уже не ставилась под сомнение ни им самим, ни Симбирском, ни кем-то еще из многочисленных их сподвижников-людей, разбросанных по просторам всей Российской Империи. Опасения вызывало лишь только то, что Петр, все еще имея сан Императора, пока еще мог сделать что-то веское для ее предотвращения. Но он, то ли сам, то ли под влиянием Москвы, категорически отказывался подписать проект Конституции и ограничить свое самодержавие и полностью ударился в консерватизм ради сохранения своей власти, что, в итоге, и направило развитие событий всего лишь по одному из многих возможных путей.
Годы существования Российской Империи уже были сочтены, и Мултанское дело на всех своих уровнях сыграло в этом свою вескую и далеко не последнюю роль.
Сноски (большинство пояснений взяты из Википедии; надеюсь, это не возбраняется):
[1] – Один из обвиняемых, русский крестьянин Василий Кузнецов, напился водки и рассказал «всю правду» о том как он принимал участие в ритуальном убийстве.
[2] – Увлечение Нижнего Новгорода фотографией основано на том, что в городе и губернии работали такие известнейшие фотографы конца XIX века, как А.О. Карелин и М.П. Дмитриев, последний из которых оставил после себя множество альбомов, один из которых целиком был посвящен голоду и эпидемиям конца девятнадцатого века в России. Он так и назывался, «Неурожайный год 1891-1892», и содержал в себе фотографии, сделанные, преимущественно, в Нижегородской губернии.
[3] – В Симбирске родился известный писатель, историк и реформатор русского языка Н.М. Карамзин, там же создана Карамзинская общественная библиотека, одна из первых в России. Кроме того, в Симбирске родился и писатель И.А. Гончаров.
[4] – Казанский университет был основан еще аж в 1804 году. Он является одним из старейших университетов в России. Университет же в Нижнем Новгороде был основан значительно позже – в 1916 году.
[5] – По замыслу авторов проекта, Казань, как персонаж, не очень разбирается в точных науках (особенно, в математике), и потому его репетитором во время его учебы в университете был Нижний Новгород. Это основано на том, что знаменитый русский математик, создатель неевклидовой геометрии, Н.И. Лобачевский переехал в Казань из Нижнего Новгорода и принимал участие в создании Казанского университета, а также был его ректором в течение нескольких сроков.
[6] – Дело получило широкий общественный резонанс: в таких городах, как Петербург, Москва, Нижний Новгород, Казань, Вятка, Одесса, Самара, Харьков, Иркутск, Томск в местных газетах были статьи, посвящённые Мултанскому делу, и потому часть данных персонажей и была выбрана в качестве присяжных. Не последнюю роль в освящении дела в СМИ сыграли В.Г. Короленко (жил тогда в Нижнем) и М. Горький (жил то в Нижнем, то в Казани).
[7] – На первом и втором суде (но в версии фанфика за ненадобностью их нет), которые проводились еще в пределах Вятской губернии, большинство обвиняемых были приговорены к ссылке в Сибирь и каторжным работам на срок от восьми до десяти лет, что также и предлагалось на третьем, последнем, суде.
