Текст книги "Степень виновности (СИ)"
Автор книги: Quintinu
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Так было и в ту ночь, после которой твердая уверенность вотяка в своей невиновности значительно пошатнулась.
– Ижау! Ижау, просыпайся! – Голос Казани настойчиво перебивал голос матери, снова явившейся Аркадию во сне. Он звучал где-то далеко, но с каждой минутой будто бы становился ближе и громче, возвращая Ижевска в реальность. Открывать глаза было почему-то страшно, но вотяк все же смог пересилить себя. Сев в кровати, он громко выдохнул. Он уже не помнил точно, что именно было в том сне, но все еще всплывавшие в голове образ и голос его матери рождали уверенность в том, что эта ночь стала для Ижевска самой страшной за все те несколько месяцев, что он жил у татарина.
– Опять кошмары снятся? Не думал, что ты такой беспокойный… – Камиль оглядел комнату, выделенную им удмурту. Заметив у кровати бутылку, он поднял ее, словно оценивая вид и количество оставшегося содержимого. – Всё понятно. Ну, с этим-то всё, что угодно, присниться может… Я же просил тебя не пить… Ты с Кириллом тоже так? Куда он только смотрит…
Заметив, что Ижевск все еще сидел в том же положении, Казань осторожно опустился на постель рядом с ним.
– Ну хватит, хватит. Это был просто сон. Все будет хорошо.
Будто бы и правда поверив в это, Аркаша снова лег: сначала на спину, затем на бок, повернувшись к татарину.
– Вот так, спокойнее… Чуть позже налью тебе чего-нибудь успокаивающего. – Поправив рыжику одеяло, продолжал татарин. – А пока что хочу сообщить тебе, что я почти закончил собирать доказательства твоей невиновности. Уф-ф, это было довольно хлопотно: вроде бы и ритуалы у тебя несложные в плане понимания, но столько деталей… Зато я теперь могу точно сказать, что дело мы выиграем в любом случае. Главное, чтобы оно дошло суда. Вот ирония, не думал, что мне будет хотеться чего-то подобного. А вот интересно, найдутся ли у кого-то контраргументы, или я сумею доказать твою невиновность в полном объеме?
– Знаешь, Казань… – Заговорил, наконец, Аркаша, пододвинувшись к татарину и сворачиваясь калачиком около него. – Не надо никому ничего доказывать…
– Э… Как так? – Камиль удивленно посмотрел на друга. – Почему?
– Потому что я действительно приношу человеческие жертвы. – Удмурт закрыл глаза. – Я должен понести заслуженное наказание.
Сноски (большинство пояснений взяты из Википедии; надеюсь, это не возбраняется):
[1] – В 1891–1892 годах в Российской Империи случился полный неурожай, следствием которого явился сильнейший голод: ему были подвержены более двадцати пяти губерний и областей страны.
[2] – Где голод, там и болезни: по затронутым им территориям друг за другом прошлись пандемии тифа и холеры.
[3] – В конце существования Российской Империи в стране усилилась деятельность подпольных террористических организаций, в результате чего даже покушения на самого Императора происходили с заметной регулярностью. Одно из них было успешным: 1 марта 1881 года царь-освободитель Александр II был убит бомбой террориста, брошенной ему под ноги. После этого реформы были свернуты, и Александр III вернулся к политике консерватизма. В Гардарике Петербург был ранен при тех же обстоятельствах, но менее болезненно; самого террориста так и не нашли.
[4] – По задумке авторов проекта Нижний Новгород в XIX столетии был декабристом: в его губернии родились такие предводители этого движения, как С.П. Трубецкой и М.П. Бестужев-Рюмин. Также можно вспомнить тот факт, что по основному программному документу Южного общества декабристов, «Русской правде» П.И. Пестеля, столицу предлагалось перенести непосредственно в сам Нижний Новгород.
[5] – На первом суде в Малмыже Вятской губернии вотяков осудили на каторгу.
[6] – Изначально местом третьего судебного заседания по Мултанскому делу должна была быть Казань, но, из-за запрета властей, его перенести в уездный город Казанской губернии Мамадыш.
[7] – Ижау – татарское название г. Ижевска.
[8] – Колын – татарское название г. Вятки (совр. Кирова).
[9] – Симбирск, хоть и жил уже отдельно от своего воспитателя, все равно часто бывал в доме Казани: помогал ему самому и учил его сестру, Чебоксары.
[10] – Увлечение Нижнего Новгорода фотографией основано на том, что в городе и губернии работали такие известнейшие фотографы конца XIX века, как А.О. Карелин и М.П. Дмитриев, а писательство основывается на трудах В.Г. Короленко и М. Горького.
[11] – Удмурты и марийцы недолюбливают друг друга из-за территориального вопроса: когда-то давно марийцы выгоняли первых с их исконных мест проживания.
[12] – С этнографической точки зрения делом занимался именно Казань, так как на втором суде по делу экспертом-этнографом выступил профессор Казанского университета И. Смирнов, один из первых в мире исследователей финно-угров.
[13] – Кумышка – национальный алкогольный напиток удмуртов, изначально производящийся перегонкой закисшего коровьего, овечьего или конского молока. Его крепость варьировалась от двух до сорока процентов. С древности она применялась в обрядах, позволяя войти в состояние эйфории, оторваться от реальности и соприкоснуться с богами.
========== III. Санкция ==========
Середина мая 1893 года. г. Казань.
– Все пропало. – Закрыв лицо руками, Казань с обреченным видом упал в резное деревянное кресло, стоявшее в его гостиной. Ничего не понимающий Нижний стоял рядом, не зная, как реагировать на такое поведение друга.
– Что случилось?..
– Я просто хочу ему помочь. Ну, ты ведь понимаешь. По-дружески. Он мне, все же, не чужой… А в итоге что я получаю, знаешь? – Татарин убрал руки от лица и выжидающе посмотрел на русского. – «Я должен понести заслуженное наказание», «Я действительно приношу человеческие жертвы»…
– Ну… Может, у него была какая-то причина так сказать?.. – Нижний не сразу нашел, что ответить. Также, как и Камиль, он ничего не понимал.
– Да пьян он был, вот и вся причина. Водки своей обпился и чушь порол…[1]
– А если он в суде тоже что-то такое ляпнет?
– О-о-о… – Медленно протянул Казань, будто представляя себе всю эту ситуацию. – Тогда грош цена всей нашей работе: что было, что не было.
Татарин поднялся с кресла и стал прохаживаться по комнате. Было видно, что вся эта ситуация требует от него слишком много нервов.
– Оставил под Димкиным присмотром называется… Ладно, это ничего. Перед самим судом я лично не позволю ему пить. Нам лишние неприятности не нужны.
– Может, стоит провести с ним беседу?.. Ну, там. Что можно говорить, что нельзя…
– Да, хорошо бы. – Секундное молчание. – Сделаю. Но… Все равно, полной уверенности в том, что он все сделает правильно, у меня уже нет…
– А, может, мне с ним поговорить?
– Нет, я сам. Я к нему ближе, чем ты.
– Хорошо. Кстати, где он сейчас?
– Угадай. – Татарин недовольно усмехнулся. – Спит, отходит от своих запоев. Как знал, что из поездки надо было раньше возвращаться… – Камиль подошел к окну. – Но из-за его дела и не смог.
– Кстати… – Казалось, Олег хотел спросить друга о чем-то важном, но, скорее всего, не знал, с чего начать. – Когда суд уже известно?
– Да, через пару недель. Хорошо, что я успел собрать все нужные сведения. Ты помнишь, что требуется от тебя? – Камиль обернулся и, улыбнувшись, скользнул взглядом по русскому.
– Конечно. Фотографии, показывающие общую ситуацию в стране.[2] – На губах Нижнего появилась ответная легкая улыбка. – Постараюсь не касаться главной темы, покажу лишь фон. А выводы пусть делают сами. Я так понимаю, я буду первым свидетелем?
Казань на секунду задумался.
– Знаешь, а это, однако, хороший вопрос. Скорее всего, будет суд присяжных, – Заметив, что Олег занял его кресло, Казань медленно, даже как-то плавно, направился обратно, – в нем в качестве судьи будет…
– Думаешь, сам Питер?
– Кто зна-ает. Можно ожидать его или Москву, так как другим не доверит. Димка будет секретарем, он любит работать с писаниной…[3]
Удобно устроившись рядом с сидением, Камиль перенес часть своего веса на подлокотник.
– В присяжных наберут случайных олицетворений. Это тоже составляет некую проблему. Но, если в их числе окажется кто-то из Урало-Поволжья… Будет проще. – Его голос стал более ровным: было видно, что он, если не успокоился полностью, то уже довольно сильно остыл.
– Кто будет обвинять? – Олег бросил быстрый взгляд снизу вверх и, не поймав ответного, остался ни с чем.
– Вятка.
– Но он же…
– Да. Я старался помешать этому случиться, но сделать ничего не смог. Вятка является слишком хорошей кандидатурой: он из правящей семьи, близок к Ижау…
– Это испортит все еще больше…
– Согласен. Свидетелем со стороны обвинения, кстати, будет Ярославль. Еще один представитель нашей любимой семьи, и снова в теме. – Татарин прервался, будто вспоминая что-то. – У него было больше времени на сбор материала, и как бы это не вышло нам боком.
Нижний вздохнул. Исход дела зависел от стольких переменных, что уследить за всем казалось просто нереальным.
– И еще одна проблема состоит в том, что у нас нет свидетеля защиты. Я-то, конечно, сделаю все, что от меня зависит… Но что, если никто не сможет подтвердить мои слова?
– Как это «никто»? – Олег развернулся к татарину, полностью обращая его внимание на себя. – А как же я?
– Ты не связан непосредственно с делом. – Пожал плечами Казань. – Помочь-то ты, может быть, и сможешь, но, если будут задавать лишние вопросы… Мы можем погореть.
– А я не могу быть твоим помощником?
– Мог бы. Если бы думал головой и получил диплом раньше.[4]
– Эй-эй-эй! Не забывай, благодаря кому, ты получил свой![5]
Стараясь отвлечь друга от обилия ненужных мыслей и остатков волнения, Олег, легко обнял татарина за пояс и перетянул к себе на колени.
– Мне кажется, тебе надо немного забыться. – Нижний Новгород улыбнулся. – Лишние переживания все равно бессмысленны, делу они все равно не помогут…
– Зато мне самому кое-что уж точно поможет. – Шепнул Казань, неожиданно почти вплотную приблизив лицо к лицу Олега. – И оно будет приятнее, чем что-то еще.
Не то чтобы Ижевск хотел слышать все это – напротив, он бы отдал в тот момент многое, дабы не знать, кто именно будет выступать против него, со стороны обвинения, и кто будет судьей.
Проснувшись, он направился на кухню за водой, так как голова после очередного употребления кумышки никак не хотела становиться на место. Намереваясь проскочить мимо гостиной, он уже на подходе к ней замедлил шаг и был готов как можно более незаметно преодолеть открытый дверной проем, когда и услышал разговор Казани и Нижнего Новгорода.
Вятка. Тот, кого он всегда считал своей поддержкой и опорой, в последнее время стал для Ижевска чуть ли не проклятием, чуть ли не главным врагом. Удмурту было до чертиков обидно, что в противовес ему ставился именно Вятка – тот, к которому он сам был так привязан, тот, которого удмурт все же любил.
Поняв, какое именно испытание его ждет, Ижевск попытался представить себя на месте Кирилла. Рыжику было пока еще не столько интересно то, зачем тот согласился обвинять такого близкого ему олицетворения, сколько представить, как поведет себя Вятка непосредственно в зале суда. После нескольких неудачных попыток, удмурт прекратил это занятие – попасть «в точку» у него совершенно не выходило. Он только больше запутывался в том, чего же ему ждать от Кирилла, и в то какие чувства к нему сейчас испытывал он сам.
Тот факт, что Москва будет судьей, занимал его мысли меньше – хоть Ижевск и боялся Михаила как олицетворения, никаких личных отношений у него с ним не было, а потому полагалось просто посмотреть страху в лицо и принять обвинительный приговор с достоинством – а что все кончится именно так, Ижевск даже и не сомневался.
Несмотря на все раздумья, рыжику все же удалось проскользнуть на кухню незамеченным. Медленно отпивая воду из высокого граненого стакана он думал о том, не будет ли идеальным вариантом окончание суда не в его пользу. Да, это выставит его в плохом свете на всю страну, но, при этом, само заседание закончится, скорее всего, довольно быстро, и можно будет забыть его как страшный сон.
28 мая 1893 года. г. Казань. 08:00.
Роковой для Ижевска день, казалось, ничем не отличался от всех предыдущих. Солнце уже успело прогреть весеннюю землю ранее и сейчас установило уже по-настоящему летнюю погоду. Повсюду все цвело, распускалось, пахло – и потому удмурту было вдвойне жаль, что суд был назначен именно на сегодня, ведь то, что творилось в его душе, кардинально отличалось от состояния всего мира вокруг.
В суд прибыли ранним утром, задолго до начала заседания. Камиль, как обычно, натянув на себя одну из своих «масок», светился решимостью. Это было правильным решением, ведь показать врагу свою слабость – значит проиграть еще до начала боя. Нижний не выглядел таким же уверенным, однако все же держал себя в руках, ведь спокойствие определенно понадобится ему при выступлении в роли свидетеля защиты. Не то что бы Олег идеально подходил на эту роль – скорее, просто не было более подходящей кандидатуры. Но русский пообещал другу справиться, а Казань же, в свою очередь, надеялся, что фотографии Нижнего произведут столь ожидаемый от них эффект. А уж он-то найдет, что сказать дальше в защиту Ижевска.
Что касается самого удмурта, то он был почти на пределе. Хоть он и старался следовать примеру сопровождающих и не показывать свои переживания открыто, его воля была не настолько сильна, чтобы полностью контролировать свои эмоции, и они периодически отражались на его лице. Стоит отдать должное Нижнему и Казани – они делали все, чтобы хоть как-то успокоить и поддержать Аркадия, но, было видно, что помогает это ему весьма слабо.
Ижевск был подавлен. Еще накануне в его голову лезли разные сцены из будущего заседания, но, как ни пытался он мысленно подготовить себя, предугадать полностью то, как и что будет происходить на нем самом, у него не получалось абсолютно ничего – сказывалось незнание всей процедуры судопроизводства. И, хоть Казань и частично рассказал ему о том, что его ждало, сегодня Ижевска волновал не столько процесс, сколько факт того, что он окажется по разные стороны баррикад с Кириллом. С его Кирей, который всегда заботился о нем, поддерживал, с которым они прожили бок о бок много-много веков. Да если бы его обвинял тот же Ярославль, его и так измученные нервы не завязывались бы сейчас в окончательный тугой узел! Но там будет его Вятка, и это было главным. Самым главным. Почему же Киря предал его? За что?..
Перед самым входом в зал Аркадий попытался в последний раз выбросить все из головы и сделал шаг внутрь уже с более-менее легким сердцем. Будь что будет – он просто поплывет по течению, доверяя свою судьбу штурману и капитану в лице своих друзей.
Постепенно зал заполнялся. Зрителей было довольно мало, даже несмотря на то, что, благодаря деятельности Нижнего, статьи о разбирательстве попали чуть ли не во все главные имперские газеты – да что там, за этим делом стала следить вся читающая публика страны! О количестве зрителей также позаботился Олег, правильно рассудив, что излишек не связанных с делом олицетворений будет чересчур давить на Ижевска и может привести к нежелательным последствиям. А то, что их не должно быть, удмурт помнил из разговора с Камилем, бывшим пару дней назад. Хоть татарин и уверял, что все закончится благополучно, Аркадию в такой исход верилось ну очень с трудом.
Когда в зале появился Кирилл в сопровождении брата, удмурт сразу же заметил, что Вятка слишком хмур по сравнению со своим обычным состоянием и, скорее всего, также подавлен, как и он сам. Значит, Киря не предавал его?.. Мысль вселяла надежду, но до прояснения обстановки все равно было еще далеко.
Одними из последних заходили присяжные. Одесса, Самара, Харьков, Иркутск и многие другие[6] – олицетворениям со всех концов Империи, волей удачи оказавшихся здесь, предстояло разобраться в этом непростом деле и, в конечном итоге, вынести свой вердикт. Увидев в их числе Пермь и Царевококшайск, Ижевск немного расстроился: хоть они и относились к его окружению, отношения у него с ними были не самыми лучшими. Особенно с черемисской, запомнившейся вотяку еще со времен древних войн с нею за землю.
Казань же, напротив, отреагировал на наличие этих двоих сдержанной улыбкой – для него все складывалось как нельзя лучше.
Предпоследним зашел Симбирск и, заняв место секретаря, произнес открывающую фразу:
– Прошу всех встать, суд идет!
В дверях появился Москва. Стало очевидно, что он и будет проводить это заседание, и от его решения будет зависеть, вернется ли Ижевск к нормальной жизни или нет.
– Здравствуйте. – Окинув присутствующих слегка презрительным взглядом и натянуто улыбнувшись, Михаил занял свое место. – Прошу всех садиться.
Ну да, конечно, этого стоило ожидать. Петербург не стал бы появляться там, где его может настичь народное негодование, где ему об этом могут сказать без всяких преград и прямо в лицо. Москва даже был, в каком-то смысле лучше, чем Петр – знакомым с императорским двором казалось, что Михаил был более близок к народу, нежели сам Император.
В прочем, кто бы ни был сегодня в роли судьи, жернова правосудия уже были готовы перемолоть в себе еще одно дело.
– Судебное заседание объявляется открытым. Слово для изложения сути обвинения предоставляется государственному обвинителю. – Улыбка не покидала губ Москвы. – Вятка, приступайте.
Ижевску показалось, что это все не может быть правдой, что это один из тех страшных снов, давно уже преследовавших его по ночам. Сейчас его Киря начнет говорить, и все, что было между ними, разрушится окончательно…
Но Вятка молчал.
– Господин, кхм, судья, – Ярославль попытался спасти неловкую ситуацию. Было видно, что ему непривычно обращаться к Москве не по титулу. – Может быть, лучше я?..
– Не положено. – Михаил выдержал небольшую паузу. – Но, в виду обстоятельств дела и риска остаться без обвинителя, разрешаю.
– Благодарю Вас. Итак… Уважаемый суд, уважаемые присяжные. – Ярослав говорил так, будто был готов заранее. Очевидно, то, что Кирилл откажется от своей роли, не было для него секретом. – Пятого мая прошлого, 1892, года в лесу близ удмуртских деревень Анык и Чунья было найдено человеческое тело, лежавшее ничком поперек тропы. Труп был одет в мужскую одежду, причем на его голову была наброшена пола кафтана. Позже было установлено, что голова была отрезана от тела. Нами она найдена не была. И также отсутствовали некоторые внутренние органы. По подозрению в убийстве человеческой полицией была арестована группа удмуртов, у нас же был взят на контроль Ижевск, как олицетворение, отвечающее за своих людей. Всем им предъявлено обвинение в ритуальном жертвоприношении, а именно добыче внутренностей и крови. В качестве наказания предлагается ссылка в Сибирь на некоторое время, в основном в целях изолированного лечения.[7] Вот документы, говорящие о согласии самого Кирилла на ссылку подопечного. – Последние несколько предложений дались Ярославу с трудом, хоть он и старался держать голос неизменным. – Прошу приобщить их к материалам дела. – Ярослав передал бумаги Симбирску. – Ну, и у меня все, господин судья.
– Ну что ж, благодарю Вас, Ярославль. – Москва перевел взгляд на удмурта. – Подсудимый, встаньте пожалуйста.
Ижевск поднялся. Ноги были ватными, а голова почему-то начала кружиться и потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя.
– Вам понятно предъявленное обвинение?
– Да.
– Вы признаете себя виновным?
Вот оно. То, о чем предупреждал его Казань. То, где нужно было ответить максимально правильно, максимально честно, не поддаваясь влиянию ни ночных кошмаров, ни алкоголя, ни чего-либо еще.
– Нет?.. – Ижевск вопросительно посмотрел на Камиля и поймав его слабый кивок, шумно выдохнул. – Не признаю.
– Ну хорошо, присаживайтесь. – Михаил вздохнул. Заседание уже начало утомлять его, но для успешного воплощения в жизнь своих замыслов, требовалось провести его с нужным всем результатом. Всем, но не Петербургу. – Перейдем к защищающей стороне. Адвокатом обвиняемого в этом процессе выступает Казань. Итак, каковы позиции защиты?
– Господин судья, – После того, как Москва произнес его имя, слабая улыбка не сходила с лица Казани: еще бы, не часто тебя называет на «Вы» тот, кто три столетия тому назад штурмовал стены твоего главного города. – Полагаю, что мой подзащитный абсолютно невиновен. В качестве довода, подтверждающего это, предлагаю пригласить свидетеля защиты.
– Не возражаю, давайте допросим свидетеля, если с того хочет начать защищающая сторона. – Взгляд Москвы упал на входную дверь прямо напротив его трибуны. Конечно же он знал того, кто должен будет войти через пару минут. Он знал здесь все и всех. И даже будущий исход, а потому само заседание даже начинало казаться некой оригинальной пыткой. – Пристав, пригласите свидетеля защиты, Нижнего Новгорода.
– Свидетель, пройдите, пожалуйста к трибуне. – После того, как его брат занял свое место, Москва продолжил свой идеально заученный текст. – Вы, Нижний Новгород, знакомый обвиняемого. Все правильно? Ох, ну, конечно правильно. Ненавижу эти формальности. – Михаил усмехнулся. Суды такого уровня проходят редко в том числе и потому, что обычные люди не могут принимать участия в них, и все роли должны распределяться только между олицетворениями. Поэтому еще довольно сложно играть их, когда многие друг с другом знакомы и судят, в общем-то, довольно предвзято.
Москва знал, что именно будет говорить Олег дальше, и что именно это олицетворение и было для него ключевым во всем этом суде.
– Итак, насколько близко вы знаете обвиняемого? И вообще, что вы можете рассказать по данному делу?
– Знаю я его не так близко, но достаточно, чтобы судить о том, способен ли он пойти на убийство. – Заметив на себе пристальный взгляд Кирилла, Олег сделал над собой усилие, чтобы не поворачиваться к нему. Нижний, будучи лучшим другом Вятки, чуть ли не единственный знал, насколько на самом деле тяжело было ему обвинять любимого. – В его поведении безусловно есть некоторые странности, но одного этого факта недостаточно для предъявления ему обвинения в ритуальном убийстве. Что же касается меня самого, рассказать я хочу немного не об этом… Как на счет рассмотрения фоновой ситуации дела?
– Если это может пролить свет на причины совершенного, то пожалуйста, рассказывайте.
– Как все мы прекрасно знаем, сейчас не лучшие времена для многих из нас. С одной стороны нас терзает голод, с другой – эпидемии, которые приносит он же. Царское правительство же, мало что делает для урегулирования ситуации: оно говорит, что хлеба мало, его вести дорого и далеко. При этом же оно ввело карантин, запрещающий въезд на территории, подверженные голоду, где на его почве разгорелись эпидемии тифа и холеры. То есть, Уважаемый суд, вы понимаете, что происходит-то? Правительство выступает вредителем и только усугубляет ситуацию, несмотря на все, якобы, предпринимаемые им меры по спасению людей. В доказательство всего этого спешу привести свои фотографии, на которых я запечатлел состояние простых людей, обычного населения наших губерний.
– Секретарь, приобщите их к делу пожалуйста. Они могут быть важны в дальнейшем. – Конечно будут, и Москва-то уж точно найдет им достойное применение.
Симбирск кивнул и, поднявшись, подошел к Олегу, чтобы забрать свежие улики.
– Уважаемый суд может подумать, что я сделал эти фотографии специально для того, чтобы выгородить обвиняемого. Спешу заверить, что это не так – фотографировать я начал уже довольно давно, и эти я сделал еще до всего случившегося. Я хотел оставить их потомкам и никак не ожидал, что они могут пригодиться где-то еще.
– Ну, тут Вы скорее лукавите. – Улыбнулся Москва. – Вам ничто не мешает использовать их где-то еще с целью критики существующей власти, что Вы уже и начали делать перед этим. Тем более, что у Вас и так уже имеется слава инакомыслящего. Вы ведь тоже в свое время проходили через похожий суд олицетворений?
– Смею заметить, господин судья, что это не имеет отношения к делу. – Влез в разговор Казань, возвращая его в нужное русло.
– Ваша правда, вернемся к рассматриваемому вопросу.
– Также, Уважаемый суд, – продолжал Казань, – думаю, стоит пояснить, зачем защите нужны именно эти данные, предоставленные свидетелем. Дело в том, что, когда в обществе начинают происходить какие-то события, составляющие угрозу для людей, они часто обращаются к нетрадиционным способам отвода бед. Мы не будем сейчас говорить о том, насколько правильно это и работает ли вообще такой подход. Важно понимать другое: человек, или олицетворение, пытающееся защитить себя через высшие силы, порой обращается к той вере, с которой он родился. Не стоит винить за это кого-либо, это совершенно понятный интуитивно процесс, который можно сравнить с поиском защиты у родителей в детстве. При всем при этом, стоит также понимать, что язычество у удмуртов, хоть кое-где живо и до сих пор, – а на это намекают невнятные результаты миссионерской деятельности за прошлые года и сама нынешняя ситуация, – не имеет каких-либо элементов человеческих жертвоприношений и вообще каких-либо ритуальных убийств людей. Мною была проведена действительно серьезная и большая работа, результаты которой содержатся вот в этих документах. Прошу включить их в дело.
– Хорошо, не возражаю. Симбирск, будьте добры, передайте мне всю папку.
Получив через секретаря документы, Москва погрузился в их изучение, попутно продолжая слушание дела.
– Протестую, господин судья. – Дав Казани выговориться, заговорил Ярославль. – Под моим руководством было проведено официальное следствие по делу, мною были изучены все обстоятельства. Как, например, сторона защиты может объяснить тот факт, что найденная в куале, языческом святилище удмуртов, кровь принадлежит человеку? Ведь собака, с помощью которой мы проверяли принадлежность крови, отказалась вылизывать миску с ней. Это, знаете ли, наводит на определенные мысли…
– Уважаемый суд, это объясняется очень просто, – ловко парировал оппонента Казань, – собака просто была сытая. Серьезно, если животное не хочет есть, то был ли ему смысл вылизывать дополнительную миску? Нет, я не утверждаю, что все было подстроено заранее, просто… Признаемся честно, ту собаку мы ныне уже не найдем, а факт того, хотела ли она есть, не был зафиксирован должным образом.
– Объяснение принимается. Что на это скажет сторона обвинения?
– Ну хорошо. – Ярослав начинал нервничать. – Как на счет того, что у найденного трупа были похищены голова и некоторые внутренние органы? Опираясь на описания старинных удмуртских обрядов и рассказы местных жителей, я делаю вывод, что отсутствующие части тела были необходимы для совершения жертвоприношения.
– Это также легко объяснить. В данном случае в дело вступает невежество стороны обвинения, использованием им сплетен и домыслов в качестве источников информации, а также неполное знание ею местных обычаев и примет. Дело в том, что, по местным поверьям, когда наступает какая-либо опасность, а, в нашем случае, голод или болезни, следует найти человека, больного падучей и обезглавить его. Якобы, это остановит все беды. Предупреждая возможные вопросы суда о том, относится ли это к удмуртскому язычеству, я отвечу, что нет: это поверье распространено на территории большей, чем место проживания этого народа. Это могут подтвердить многие, в том числе и находящиеся в присяжных. – К тому же, убитый был нищим, что говорит о выборе того, о ком, в общем-то, жалеть некому.
– Объяснение также принимается. У стороны обвинения есть еще вопросы?
– Да, господин судья, и их еще много.
– Ничего, мы как раз и собрались здесь за тем, чтобы разобраться со всем этим раз и навсегда.
Разбор всех нюансов дела занял достаточно много времени, но Казань все это время держался очень даже хорошо, на все обвинения отвечал Ярославу максимально четко, обосновывал свою позицию собранными ранее фактами. Ярославлю пришлось признать, что некоторые из моментов он, все же, понял некорректно, а кое-какие даже в корне неверно. Чаша весов, качаясь, все же начала потихоньку склоняться в сторону удмурта и его защиты.
Москва не скрывал улыбки – все шло именно так, как он себе и представлял: репутации Петра в обществе наносился еще один сильнейший удар, и отчуждения от Императора чуть ли не всех образованных и читающих людей и олицетворений страны в будущем долго ждать не придется.
– Итак, вроде бы мы все выяснили. Объявляю судебное следствие законченным и предлагаю перейти к прениям сторон. Ярославль, прошу.
– Благодарю Вас. – Государственный обвинитель поднялся. – Уважаемый суд, уважаемые присяжные. Вы выслушали версии, предоставленные вам стороной защиты и стороной государственного обвинения. Безусловно, судебное заседание служит для того, чтобы столкнулись мнения. Но мнения не просто голословные, а подтвержденные доказательствами. Тело было найдено. И было найдено оно без головы. И одновременно с этим удмурты вспоминают о своей исконной вере – считается ли это простым совпадением? Не думаю. Есть свидетельства, что жертвоприношения животных имели место еще некоторое время назад относительно рассматриваемых нами событий. Так могли ли удмурты перейти к более «высшей» жертве в угоду ситуации? Это и предстоит решить вам сегодня. Помните об ответственности и серьезности решения. И о том, что оно в корне поменяет судьбу Ижевска. На этом у меня все. Спасибо.
– Благодарю Вас, Ярославль. Казань, Вы готовы к участию в прениях?
– Да, конечно. – В этот раз уже татарин поднялся со своего места. – Уважаемый суд, уважаемые присяжные. В ходе заседания я дал подробные ответы на все обвинения с официальной стороны, а также объяснил вам причины и внешние обстоятельства, в результате которых вообще стало возможным обвинить вотяков в целом и Ижевска в частности. Неоспоримый факт состоит в том, что практика жертвоприношений в целом, если и была у удмуртов, то было это столь давно, что рассматривать ее в рамках этого дела как минимум некорректно. К тому же, в пользу моего подзащитного говорит наличие у широких масс жителей Урало-Поволжского региона схожей приметы относительно падучей болезни. Также не стоит упускать и другие доказанные мною факты, по сумме которых Ижевск выходит абсолютно невиновным. В вашей власти сегодня решить судьбу этого олицетворения, и поэтому я, также призываю помнить об ответственности и вынести правильный вердикт, ведь в нашем обществе, находящимся на пороге нового, двадцатого, века, нападки на целый народ просто возмутительны, оскорбительны и должны были давно уже остаться в прошлом. Я вас прошу оправдать Ижевска. На этом у меня тоже все, господин судья. Спасибо.
