Текст книги "Талассиец (СИ)"

Автор книги: Pumbriya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Глава 1. Солнцеворот, будь он трижды неладен ==========

– Роммат.

– Мм?

– На следующей неделе начнется празднование Солнцеворота, – вкрадчиво, с намеком, проговорил Этас, поднимая голову с плеча Роммата, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Звучит как угроза, – лениво отозвался великий магистр.

Он потрепал непоседливую рыжую голову между ушами и вернул на положенное ей место, но Этас вывернулся из-под его руки и сел на кровати. Он имел вид эльфа, твердо нацелившегося на серьезный разговор. Роммат вздохнул. Обсуждение предстоящего Солнцеворота и впрямь было угрозой – его спокойствию.

Совместное проведение праздников было у них с Этасом проблемной темой. Почему нельзя отметить вдвоем дома, или в отдельном кабинете в ресторане, или вдали ото всех на природе? Зачем нужен постоянный риск быть замеченными и дать пищу для сплетен? Роммат понимал, что Огоньку хочется гулять, причем вместе с ним, а в праздники – особенно, но высокое положение и желание “предотвращать и прекращать войны” непременно из Даларана накладывали на кое-кого определенные ограничения, которые нельзя так просто проигнорировать.

А отпускать Этаса одного не хотел уже Роммат, причем не только потому что ревновал. Прошлый Тыквовин, например, Огонек встречал в Подгороде, что в принципе, логично – это же праздник Отрекшихся, день обретения ими свободной воли. Для всего остального Азерота этот день был всего лишь дополнительным поводом сходить на маскарадную вечеринку, а о прежнем значении праздника – окончании полевых работ, – вообще мало кто вспоминал. А Этасу захотелось настоящего Тыквовина, с тыквами и горящим чучелом. Так взял бы Аллерию, и навестили бы вместе Сильвану – со всех сторон благое дело. Но нет же! Роммат боролся с искушением придушить балбеса собственноручно, когда узнал, в какой компании он развлекался тогда. Так недолго и навсегда к Отрекшимся присоединиться…

Солнцеворот, конечно, светлый и добрый праздник, и встречать его Огонек планировал в безопасном Квель’Таласе. Но Этас и на трезвую голову ухитряется найти себе приключений на ровном месте, а уж после того как хорошо отметит…

– Ну хорошо, давай поговорим, – смирился с неизбежным Роммат. – Дай я угадаю: тебе хочется посмотреть, как жонглируют факелами с настоящим огнем и поесть печеных яблок.

– И это тоже, но не только, – помотал головой Этас, ничуть не смутившись.

Не оправдались надежды Роммата, что тот начнет уверять, будто детские развлечения ему не интересны, он хочет пойти на все эти массовые гуляния только ради соблюдения традиций и с легкостью обойдется без них, если появится более интересная идея.

Солнцеворот… Роммат решительно отказывался представлять себя, второе лицо в государстве, в легкой бело-золотой мантии и в венке из пылающих цветов да еще и посреди площади, заполненной веселящимися эльфами. Жуть какая. А некоторые чародеи Даларана и Квель’Таласа, пользуясь нейтралитетом своих государств, еще умудряются поноситься по всем телепортационным площадкам Орды и Альянса – зажигать костры и обмениваться поздравлениями и букетами пылающего цвета.

Не-е-ет, в этом году, как и во все предыдущие, он заранее поздравит членов Ассоциации с праздником, пошлет вестников знакомым и не будет заниматься никакими глупостями до самого вечера. Вечером в любом случае придется на прием идти. К кому, кстати? Надо уточнить у секретаря или у Инетвена.

Этас тем временем накинул на себя простыню: то ли замерз, то ли не хотел отвлекать собеседника от разговора. Если второе, то ход оказался неудачным. Голые плечи и выступающие из-под белой ткани коленки еще больше притягивали взгляд. Лежащая ровно, почти без складок простынь четко обрисовывала контур бедра – Роммат запустил под нее ладонь и, проигнорировав строгий взгляд, погладил Огонька везде, где дотянулся.

– Сначала мы пойдем в Храм Рассветного Солнца, а потом уже на сам праздник.

Роммат мрачно покосился на излагающего планы мальчишку. Ага, придумал и все решил уже, да?

– Тебе понравится, – заверил его Этас.

– И думать забудь.

Вот не сидится на месте кому-то! Они же совсем недавно были в оперном театре – вместе со всей верхушкой Ассоциации. Инициатором идеи Этас ловко выставил Инетвена. Инетвен сам кого угодно облапошит и заставит думать, что это его собственная инициатива, но Этас, жаждущий развлечений, сумел его перехитрить. Огонек шушукался с Сепетрией, комментируя игру актеров, костюмы, публику и все подряд, а потом обсуждал закончившееся представление со всей компанией, блистая в центре внимания и щеголяя знанием музыкальных терминов и истории оперы. Это было всего полтора месяца назад. Что ему, мало?

– Что именно тебе не нравится в этой идее? – вежливым тоном уточнил Этас, принимая вид цивилизованного-эльфа-ведущего-переговоры-и-занявшего-конструктивную-позицию. В рабочее время это было верным признаком того, что у Роммата скоро возникнет желание постучаться головой о стену. В личное – что кого-то особо умного и цивилизованного скоро поимеют.

– Все. И храм, и гуляния. Этас, там будет толпа народу. Толчея. Пьяные придурки. Что ты там не видел?

– Зато будет весело, – безмятежно, как жрец Солнца, улыбнулся Огонек.

– Этас, – начал Роммат, давя раздражение, – мы это уже не раз обсуждали. Мы не можем пойти вместе. Чары ненадежны. Даже если мы будем за ними постоянно следить, когда начнется вся эта беготня с кострами…

– Тогда хотя бы только в храм, – быстро вставил Огонек, заронив у Роммата подозрение, что на такой “компромисс” тот заранее и рассчитывал.

– Да что там делать?!

– Ты сколько раз в жизни был храме Солнца? Не в новом, а вообще? – поинтересовался Этас таким тоном, словно надеялся сейчас ему что-то доказать, предъявив неоспоримый аргумент.

– Не помню точно. Но был.

Роммат подчеркнул интонацией последнее слово, чтобы Огонек не стал ему петь песню, как многое он теряет в жизни, отказываясь от сего сомнительного удовольствия. По мнению Роммата, в храмах делать совершенно нечего, разве что только любоваться красивыми интерьерами, коих он в последние годы и во дворце насмотрелся. Будучи главой Ассоциации заклинателей, а значит, в том числе и жрецов, он был немало осведомлен об их деятельности и ее пользе, и вовсе не был склонен приуменьшать ее. Целительские умения служителей Света спасали жизни эльфам, и для син’дорайского народа, после периода частых войн восполняющего потери численности очень медленно, труд жрецов был ценен во стократ выше. Но вот вся эта храмовая мишура с речами, благословлениями и наставлениями имела целью только привлечение золота на работу бесплатных больниц. Она, конечно, нужна, потому что экономит Ассоциации деньги, но зачем самому-то относиться к этому серьезно?

– Разве ты не почувствовал легкости и просветления? – продолжил убеждать его Этас.

– Для этого надо кровопийки в курильницы подсыпать, а от одного мироцвета не просветлеешь, – поучительно заявил Роммат.

Этас закатил глаза к потолку, а потом прикрыл лицо рукой и опустил голову, всем своим видом демонстрируя, что удручен его цинизмом. Однако его плечи едва заметно дрогнули, выдавая желание рассмеяться. Роммат приподнялся, перехватил его за запястья и потянул на себя, заставляя улечься ему на грудь. Затем был долгий поцелуй, а потом еще один, предваряющий более настойчивые ласки.

– Роммат. Но все-таки? Мы же можем набросить чары невнимания помощнее, – начал Этас как раз в тот момент, когда великий магистр уже настроился заняться делом, а не разговорами и прелюдией, и потянулся к флакону со смазкой.

Роммат отпустил его и откинулся на постель. Почти минуту под взглядом робко замолчавшего Этаса подбирал цензурные слова для выражения своих эмоций и отношения к неуместной настойчивости.

– Я не вижу смысла рисковать ради получасового выслушивания нудной проповеди, – сформулировал он наконец. – И ты сам понимаешь, что если о нас узнают, от тебя в Даларане толку будет кроколиск наплакал. Кадгар тебе даже переговоры о закупке бумаги и перьев не доверит.

В одну из стычек с Кадгаром, нынешним главой Кирин-Тора, Роммат с удивлением узнал, что, оказывается, он лично является причиной чуть ли не всего зла, творимого в Азероте. И в Запределье-то он за принцем и его начинаниями не досмотрел, и в Квель’Таласе всех демонической магией отравил, и восстановлению и работе союза мешал, и Гарроша поддерживал, и еще около десятка обвинений. Беседа та была неофициальная, без лишних свидетелей, поэтому Роммат только от души послал его – на знание ругательных выражений всеобщего он никогда не жаловался.

А всего полгода назад Кадгар пытался подпортить жизнь уже Каэль’Тасу, строя какие-то дикие предположения вокруг продолжения исследований энергии Пустоты и интереса короля к Древним Богам и их воздействующим на разум способностям. Увлечение Каэль’Таса разделяли многие эльфы, ментальные чары стали активно изучаться и Отрекшимися, так что о его работе слышали многие. И нормально все воспринимали, пока Кадгар не начал сеять зерна сомнения в добронамеренности и безопасности этих исследований. Роммат тогда дал ему в морду, и если бы не вмешательство Аллерии, мог бы намять ему бока в хорошей драке без магии – все же убийство проблемного лидера союзного государства в его планы не входило.

И если теперь Кадгар узнает, что один из архимагов его Совета замечен в излишне вольном общении со зловредным великим магистром, если о характере их отношений начнут задавать вопросы… Тогда членство Этаса в Совете Шести станет лишь формальностью.

Этас буркнул себе под нос что-то о том, куда может пойти Кадгар, и обиженно нахмурился. Роммат продолжил развивать тему, размеренно и со вкусом озвучивая свои планы на случай такого поворота событий.

– Я заменю тебя Сурдиэлем и верну в Квель’Талас. Будешь жить тут, работать в Ассоциации и как миленький носить гербовую накидку с крыльями феникса. Я буду сам определять, насколько ты будешь загружен делами, чтобы ты мог дотащить задницу до моего дома. Вот тогда и будем ходить вместе на все твои Солнцевороты и Покровы. И я буду тебя трахать каждый вечер, а не пару раз в неделю…

– Так во-о-от какие у тебя фантазии, талассийский патриот, – протянул, почти промурлыкал Этас. – Хочешь, я ради тебя надену гербовую накидку Квель’Таласа как-нибудь… вечером?

И они оба засмеялись, представив себе эту картину.

“Талассийский патриот”, – мысленно передразнил Роммат. Когда-то ему и в голову не приходило, что жизнь повернется таким образом. Какой из него патриот, и уж тем более, талассийский?

Родина для него всегда была понятием условным и приблизительным, как и патриотизм, любовь к ней и верность. Другое дело – дом, идея близкая, родственная, нередко возникающая в мозгу, при мысли о родине и всём, что с ней связано. Дом – это свое логово, защищенное, где ты единовластный хозяин, и куда никто без твоего разрешения не войдет. Здесь все ясно. Когда-то долгая мирная жизнь в Даларане приучила его считать всю чародейскую столицу если не своим домом, то ближайшими его окрестностями, а потому заботиться о его благе и защищать от врагов. К тому же Фел вошла в Совет Шести, и в каком-то смысле Даларан стал принадлежать ей. Но Даларан предал Фел и ее сына, перестав быть безопасным домом для них и для всех остальных эльфов.

Квель’Талас – владения Каэль’Таса, точнее, территория его ответственности, и Роммат служил на благо этой страны в первую очередь ради его величества. А домом считал только укрепленное мощными чарами здание на площади Солнца – и ничего более. Не потому что ждал предательства от Квель’Таласа или его правителя, а просто такой подход казался ему теперь более правильным и логичным.

Место, где ты не можешь контролировать все, или почти все, за исключением разве что мировых катаклизмов, точно не может называться домом, да еще и твоим. Но все равно Роммат испытывал некие эмоции к стране, где сейчас жил и намеревался жить еще многие века. Некие. Не особо сильные. Зато положительные.

Квель’Талас был красивым и приятным для жизни краем, а чувства отверженности, ненужности и несправедливости мира к нему, сопровождавшие Роммата во время жизни здесь в юности, уже стерлись из его памяти после всех радикальных поворотов, что претерпела его судьба. Позабылись.

Почти.

Где-то лет шесть назад он смотрел вслед одной немолодой эльфийке, которую встретил в Ассоциации выходящей из кабинета его подчиненного. Чародей, с которым она виделась, прощаясь, назвал ее “госпожа Юриэль”, и Роммат невольно обратил внимание на носительницу знакомого имени. У нее было грустное лицо и светлые, с рыжеватым отливом волосы, но он давно забыл, как выглядела та Юриэль, из его прошлого, и не помнил, какое было у нее родовое имя, так что даже уточнить теперь было сложно. Разве что прямо спросить у нее самой, был ли у нее когда-то внук. Наверно, не она – что ей, не чародейке и не жрице, делать в Ассоциации Заклинателей? Роммат так и не понял, та самая это была Юриэль или нет, и не сделал ничего, чтобы это выяснить. К чему ему это знание?

Эта встреча не вызвала у него ничего, кроме глухого раздражения на собственное невесть откуда взявшееся совершенно нелогичное чувство вины, словно он должен был ее окликнуть, поговорить с ней, все выяснить, но не сделал этого. Вовсе он ничего ей не должен!

А ведь когда-то он думал, что готов на все, лишь бы Юриэль перестала стыдиться его и скрывать ото всех его существование и родство с ней. Ее отношение злило и удручало его, и даже провоцировало на глупости. Впрочем, и возраст у него был тогда самым что ни на есть подходящим для глупостей…

Комментарий к Глава 1. Солнцеворот, будь он трижды неладен

Кстати, обновленных Союзников уже можно начинать читать. Можно даже отзыв оставить… ))

========== Глава 2. Юриэль ==========

Первые воспоминания Роммата о его жизни были уже связаны с Юриэль и ее домом в Квель’Таласе, хотя она говорила, что к ней он попал уже в возрасте десяти лет, а до этого жил с матерью в Даларане. Мать Роммата была человеком и чародейкой, и именно от нее ему достался черный цвет волос. Но ничего больше, в том числе и о ее знакомстве с отцом Роммата и причинах смерти, Юриэль не знала, даже имени не могла назвать.

Родители Роммата никогда не были женаты, и не известно, знал ли отец о существовании сына до того, как родственники бывшей любовницы вручили ему его. С тех пор ребенка перекидывали друг другу отец и его родители, и поскольку бабушке он оказался не нужен в наименьшей степени, у нее он в итоге и остался.

Она жила довольно уединенно, и, возможно, ей было немного скучно. Или в глуши было удобнее скрывать наличие ребенка-полукровки, взрослеющего с разоблачающей скоростью. А может, она и впрямь любила его или просто осознавала, что если не она, то о нем не позаботится больше никто, и не хотела отягощать свою совесть. Роммат не понимал ее мотивов ни в детстве, ни потом. И только когда ему перевалило за тысячу, он впервые задумался о том, что Юриэль вовсе не обязана была ему ничем, и ему, наверно, следовало бы быть хоть немного благодарнее за все, что она для него делала.

Она давала ему не только крышу над головой и еду, но и начальное образование, и, какие-никакие, общение и ласку. Но чем старше становился Роммат, тем все чаще он обращал внимание на совсем другие ее поступки. На то, как она не разрешала ему бегать в деревню и играть с другими детьми – он взрослел раза в полтора-два быстрее, чем обычные эльфы, и кто угодно мог обратить на это внимание. Роммат знал из книг, что у эльфов бывают друзья – но у него не могло их быть. “Скажи спасибо своему блудливому папаше” – слышал он в ответ на свои претензии. Он злился, что Юриэль прятала его, если кто-то приходил к ней в гости. Случалось это не часто, со всеми друзьями она общалась по переписке – возможно как раз затем, чтобы никто не узнал о существовании полукровки, позорящего весь род. И никого не приглашала погостить подольше.

Однажды визитер нагрянул внезапно, когда у зачарованного устройства, оповещавшего о приближении посторонних, вовремя не обновили энергетический кристалл. Роммат, возившийся с кустами малины в саду, просто не успевал нигде укрыться, да и не пытался, с любопытством рассматривая окликнувшую его эльфийку. Это был первый раз в его сознательной жизни, когда он видел вблизи кого-то другого, а не только Юриэль или свое отражение в зеркале.

– Anar’alah belore, юноша, – удивленно, но приветливо обратилась к нему дама. – Я хотела бы увидеть Юриэль.

Роммат не сразу сообразил, что обращаются к нему. В свои восемьдесят он, по словам Юриэль, выглядел более чем сто двадцатилетним подростком, однако, по ее же словам, был и еще целый век останется всего лишь ребенком. Роммат перестал хлопать глазами, расправил плечи и вытянул шею, чтобы больше соответствовать лестному обращению. Затем он вспомнил о манерах и, учтиво поклонившись, ответил на приветствие.

– Она в доме, сейчас я ее позову, – сообщил он.

Юриэль, осознав случившееся, стала походить на призрак. Нервно теребя рукава рубашки, она, с трудом собравшись с мыслями, ответила на закономерный вопрос гостьи, что же это за юный эльф появился в доме эдакой отшельницы.

– Это… – растеряно пробормотала она.

Роммат уже смутно помнил все обстоятельства того разговора, но даже спустя двенадцать веков в памяти хранилось яркое и острое ощущение надежды и предвкушения. Сейчас весь мир перевернется с ног на голову, сейчас бабушка, никогда не разрешавшая называть себя так, вдохнет больше воздуха и решительно объявит: “Это мой внук”. О его возрасте она, разумеется, соврет. Скажет, что ему, например, сто тридцать или даже сто пятьдесят – с запасом, чтобы потом, когда он подозрительно быстро вытянется, говорить, что все время выглядел младше, а сейчас, наконец-то, догнал ровесников в росте.

– Это… садовник. Его зовут Роммат. В смысле, он не совсем садовник, он просто путешествует, – затараторила она, – и искал, где бы подзаработать. И я подумала, что помощь по саду мне не помешает.

А он стоял, не меняясь в лице, но чувствуя, как угасает в груди надежда, и вместе с ней исчезает что-то еще. Что-то важное, соединявшее его с Юриэль…

Потом она говорила, что он вырастет, и она признает его официально, и никто тогда уже не поймет, что перед ними полукровка, и не станет его унижать насмешками и презрением. Уверяла, что это для его же блага. Он кричал на нее и, не стесняясь в выражениях, обвинял во лжи. С тех пор он потребовал называть его этим придуманным именем. Сначала в качестве мести ей, а потом оно и впрямь стало ему больше нравиться. Куда лучше прежнего – слюнявого, да еще и в папочкину честь.

Отношения Роммата и Юриэль и так не были идиллическими, а с того случая испортились вконец. Роммат вел себя все хуже и хуже, несколько раз, в нарушение запрета, появился в деревне и даже напился в местной таверне – деньги взял у Юриэль, разумеется, тайно. Он быстро, с непривычки, захмелел, а затем подрался с местными подростками из-за того, что был, по их мнению, слишком вежлив и много о себе мнил.

Наплевать на слова Юриэль и начать контактировать с жителями деревни казалось ему смелым и освобождающим шагом, который наконец-то сделает его жизнь интереснее и ярче. Однако разница вышла непринципиальной. Он ходил, слушал разговоры, наблюдал за жизнью эльфов с близкого расстояния, но информации и впечатлений получал не больше, чем от хорошей иллюстрированной книги. Удивительная и таинственная “настоящая” жизнь других эльфов на поверку оказалась довольно скучной и однообразной.

В последующие визиты друзей он так и не завел, поскольку совершенно не умел общаться и дружить. А подруг у него тем более не было, что поначалу казалось ему несущественным, а потом все чаще стало удручать по совершенно приземленным причинам.

Он и Юриэль снова и снова ссорились, кричали друг на друга. Однажды Роммат, хлопнув дверью, ушел из дома, но быстро вернулся, выяснив, сколько стоит снять номер в гостинице и ежедневно столоваться в таверне.

Роммат всем говорил, что он на Юриэль только работает. Хотя мысль напакостить ей, опозорив родством с полукровкой, мелькала не раз, он прекрасно понимал, что самому себе сделает куда хуже, отняв шанс в дальнейшем наладить отношения с этими эльфами.

Собственное будущее виделось ему смутно. Из книг он знал, что Азерот – и конкретно Квель’Талас – огромны, и каждый эльф может найти здесь свой путь. Но мир, который видел Роммат, был катастрофически мал, а прочитанные книги лишь подчеркивали узость его кругозора и скудность жизненного опыта.

Роммат хотел начать жить по-настоящему, но мало понимал, чего именно хочет. Ни от кого не зависеть, идти, куда пожелает. Уехать отсюда в большой город. Найти семью или друзей, которые не будут презирать его за смешанную кровь. Иметь деньги и свою собственность, источник пропитания – что-то в таком духе.

С источником пропитания было не лучше, чем с друзьями. Провести полвека-век в услужении какого-нибудь ремесленника ему не хотелось. В армию безродных не брали, а если и удастся пролезть, то выше пушечного мяса не продвинешься. Жить в лесу жизнью простого охотника – скучно. К девяноста годам у него уже проявился магический дар, но в деревне не было ни одного опытного мага, к которому можно было пойти в ученики, да и не собиралась Юриэль платить за его обучение, чтобы никто не видел его ежедневно и не обратил внимания, что он быстро взрослеет.

– Потерпи еще немного, – уговаривала она. – Еще лет сто, и уже будет не так заметно.

Он ей не верил. Около двадцати лет после памятной ссоры из-за “садовника” он продолжал жить с Юриэль, в душе ненавидя ее и желая как можно скорее уехать от нее подальше. Мечта имела продолжение – достичь высокого статуса, получить все, о чем может мечтать эльф, и вернуться. Вернуться, чтобы безжалостно посмеяться над ней и сказать, что он обошелся без ее помощи, и что ей незачем бояться, что ее осудят за родство с ним – никто об этом родстве и не узнает.

– Ты еще пожалеешь, – зло шептал он, в красках представляя себе эту картину.

Она, конечно же, расплачется, будет умолять преданного ею внука о прощении. Может быть, он простит ее. А может, и нет. Смотря как будет умолять…

Роммат даже начал копить деньги на самостоятельную жизнь, подрабатывая в деревне и понемногу утаскивая монеты из кошелька самой Юриэль. Совесть его не мучила: он помогал ей в саду и считал, что имеет право на долю прибыли от проданных саженцев и семян. К тому же, по ее словам, отец Роммата высылал деньги на его содержание – так почему же он сам этих денег не видел?

По деревне понемногу поползли слухи. Эльфы сопоставили в голове факты: юный “путешественник” что-то уж очень долго задерживается на временной подработке, а еще он вымахал за каких-то двадцать лет на целую голову. И припомнили, что сын Юриэль выучился на чародея и поселился в Даларане, где эльфы с людьми в соседних домах живут, а то и в одной постели спят. Полукровкой Роммата еще не называли, но вопросы о его родне становились все настойчивее.

Из-за этого они с Юриэль однажды как-то особенно яростно поругались. Она хотела переехать в еще более уединенное, глухое место. Роммат возражал, зазывая ее в большой город, если ей так хочется сменить обстановку. Она снова и снова объясняла, почему никто не должен подолгу видеть его, но он отказывался это понимать.

Ссора накалялась. Юриэль выкрикивала обвинения одно за другим, припомнив и его неблагодарность, и то что он не нужен никому, кроме нее, даже собственному отцу, и то, что он сводит на нет все ее усилия вырастить его приличным эльфом, который сможет занять достойное положение в обществе. Роммат кричал в ответ, а потом, взбесившись, ударил ее. К этому времени он вымахал уже выше нее, от работы в саду имел сильные мускулы, и просто чудо, что он ничего не сломал и не повредил ей. На скуле у Юриэль расплылся жуткого вида синяк, но Роммат увидел его только на следующий день, когда, заночевав в лесу, соизволил прийти домой.

Роммат извинился, однако, довольно неискренне. Он понимал, был неправ: она-то не била его, – и был зол на себя за то, что потерял над собой контроль и поступил некрасиво. Но особого сочувствия к женщине, вынужденной вытерпеть боль и оскорбления от того, о ком заботилась все эти десятилетия, не испытывал. Юриэль несколько дней не разговаривала с ним вообще, а через пару недель у калитки появился незнакомый эльф, держащий на поводу двух крылобегов.

– Это твой дед, – сухо известила Роммата Юриэль. – Теперь ты будешь жить с ним.

Роммат пожал плечами и пошел собирать вещи. Он уверял себя, что рад этому отъезду, что дед не будет лицемерить утверждая, будто полукровка-внук дорог ему.

Он уходил с эльфом, не проронившим ни слова и даже не взглянувшим в его сторону, и внутренне торжествовал. Роммат чувствовал, как упирается в спину взгляд Юриэль, и знал, что она сдерживает слезы, сдерживает желание побежать за ним, остановить, сказать, что передумала. Не важно, побежит или нет, главное, что ей больно оттого, что она останется без “садовника”, которого так ни разу и не назвала своим внуком.

Она не попросила его остаться, и Роммату было немного жаль, но в целом, он был доволен как все обернулось. Все равно в деревне эльфы начали обо всем догадываться и стали на всякий случай разговаривать с ним неприязненно, и нечего ему тут больше на что-то надеяться. И он же сам хотел перемен и увидеть мир – значит, все идет как надо.

История рода деда, так же как и рода Юриэль, не насчитывала двух десятков поколений до Раскола. Род был основан всего три тысячи лет назад, однако это не мешало деду считать себя чуть ли не аристократом и даже держать в доме прислугу.

Дед рассчитывал получить в лице Роммата бесплатного работника для своего завода элитных крылобегов, и очень удивился, услышав требования карманных денег, сокращения рабочего дня, доступа в домашнюю библиотеку и нормальной еды. Роммат прожил в его доме в общей сложности чуть больше года, и то только потому, что несколько месяцев у родственников ушло на ругань по переписке и выяснения, к кому бы сплавить неугодного потомка. Он тогда с удивлением узнал, что Юриэль вовсе не обиделась на него за тот удар, а просто боялась оставаться одна в уединенном доме с озлобленным верзилой. В итоге его отправили к отцу, и Роммат уехал в Даларан.

Дом Юриэль все-таки не был его домом, а дом деда в принципе не мог стать таковым. Квель’Талас же, населенный не желающими знать его эльфами, точно не был Роммату любимой родиной.

В доме отца Роммат задержался года на три. Отец, будучи сыном небогатых и незнатных (что бы там не воображал себе дед) родителей, ухитрился стать уважаемым чародеем и разбогатеть. Даже дедов завод крылобегов наполовину принадлежал отцу. Он был уверен, что всего в жизни добился сам, напрочь игнорируя тот факт, что если бы не право называться чистокровным эльфом, тролля с два он смог хотя бы поступить в магическую Академию.

Отец считал себя всегда и во всем правым, а еще не стеснялся применять в качестве воспитательных мер кулаки и магию. Роммат, прежде знакомый только с подзатыльниками и надиранием ушей от Юриэль, лишением еды и парой отпущенных вполсилы оплеух от деда, подобным обращением был недоволен. Он уворачивался, убегал, отвечал ударом на удар и отбивался подручными средствами, но против чародея его шансы был невелики. Такой расклад сил показался ему бесперспективным и, хорошенько обчистив отцовские карманы и известные ему заначки, Роммат сбежал, чтобы начать новую, взрослую и свободную жизнь на улицах Даларана.

Роммат старался деньги не тратить на пустяки наподобие сладостей и развлечений, брался за любую возможность подработать, берег кошелек от воров, но все равно его капитал подошел к концу уже через несколько месяцев.

Первое время ему очень хотелось вернуться. Не к отцу – к Юриэль. Попросить у нее прощения по-настоящему, пообещать, что больше никогда ее не ударит. Наврать, будто скучал. Прожить вдали ото всех, но в покое и в безопасности еще несколько десятилетий, а потом получить-таки от нее все, что она обещала. И домик в Транквиллионе, где их никто не будет знать, и возможность называть ее родней, бабушкой, и деньги на обучение какой-нибудь достойной профессии.

Но на возвращение, на путешествие в Квель’Талас через весь Лордерон, все равно требовались деньги, а как только Роммату удавалось их добыть, нужда и желание бежать под крылышко Юриэль пропадали. Он проводил зимы в теплом, защищенном климатическим куполом Даларане, а весной отправлялся в столицу или в Брилл, чтобы подзаработать.

Он постепенно заводил знакомства – удивительно, но людей совершенно не волновал факт, что он полукровка, а большинство из них жили так мало, что даже не успевали заметить, что Роммат растет и крепчает подозрительно быстро. В сто тридцать он уже выглядел совершеннолетним, а потребность откладывать деньги на встречи с дамочками встала остро еще раньше.

Он научился добывать больше денег, перейдя от карманных краж к домовым, затем к боям на арене и контрабанде, потом работал личным телохранителем влиятельных шишек в бандитском мире Лордерона, и много еще чего по мелочи и эпизодически.

В Даларане стража была куда более умелая и суровая, чем в других городах, поэтому здесь Роммат редко решался на противозаконные виды заработка и чаще приезжал сюда, если нужно было залечь на дно после крупного дела. Первое время он боялся, что попадется стражниками, и те вернут его отцу, а потом с облегчением понял, что тот и не думал объявлять о пропаже “гостя”. Но все равно в Даларане было много магов, и умения Роммата высвобождать магическую энергию, нанося удар Огнем, не были редкими и, тем более, уникальными. Зато здесь его эльфийская внешность привлекала меньше внимания. Благодаря остаткам привитых Юриэль манер, он сумел прокрутить в этом городе несколько выгодных и веселых афер, выдавая себя за важного и богатого эльфа, но в целом это был не его профиль. В общем, в Даларане он чаще всего просто отдыхал или зарабатывал на подпольных боях, участвуя в них или делая ставки.

Роммат был очень молод и выглядел соответствующе, но зато был ловким и быстрым как эльф, имел куда более острое, чем у людей зрение, был грамотен и физически крепок, мог атаковать магией, что давало ему немалые преимущества. Он пережил многих своих человеческих знакомых, выжил в опасных передрягах, научился целой куче полезных навыков, и постепенно его стали в определенных кругах узнавать и уважать – более всего в Брилле.

В то время у Роммата не было ни родины, ни места, которое он мог бы назвать своим домом, и поначалу это мало печалило его. Но годы шли, складывались в десятилетия и когда Роммату перевалило за два века, недовольство жизнью стало ощущаться все явственнее и острее.