Текст книги "Жизнеописания византийских царей"
Автор книги: Продолжатель Феофана
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
30. Поскольку Гесперия[22]22
Гесперией древние греки именовали Италию.
[Закрыть] подняла мятеж и сбросила с себя ярмо ромейской власти, самодержец Константин послал войско против лонгивардов и неаполитанцев, командовать которым назначил патрикия Иоанна. Те, кому уготовано было жительство в Лонгивардии и в Калаврии, осмелели и обнаглели потому, что находились вдали от царственного города. По этой причине они постоянно учиняли мятежи и настолько вышли из повиновения, что заключили союз с агарянами и мечом и железом принялись опустошать ближайшие города, крепости и селения. Неаполитанцы же, отрекшись от покорности Христу, согласились им служить и открыто обратились к мятежу. Не пожелал Багрянородный допустить, чтобы сей взбунтовавшийся и еще более обнаглевший народ покорил подвластные ромеям племена, отправил на борьбу с ним фракийское и македонское войско и боевыми судами, оснащенными жидким огнем, обуздал его самонадеянность и глупость. Патрикий Мариан Аргир с ромейским войском напал на Неаполь с суши и моря, они предали огню все на суше, заперли все выходы к морю и обложили врагов со всех сторон. А те, гнетомые и униженные голодом и пленением, обратились с просьбами и мольбами к царю Константину, рабствуя перед ним, как изначально. Так поступили лонгиварды и калаврийцы. Поэтому и сицилийские варвары заключили мирные соглашения[23]23
События относятся к 956 г. Военная активность арабов в Южной Италии явно усилилась в период царствования Константина VII. В 952 г. правительство Константина вынуждено было заключить с арабами мирное соглашение, ряд условии которого был унизителен для византийцев. Пользуясь этим положением, жители византийских фем Калаврии и Лонгивардии в 955 г. взбунтовались против центральной власти. Поход, о котором идет речь, представлял собой попытку восстановить подорванное влияние византийцев в Южной Италии. Немало дополнительных деталей об этой кампании содержится в хронике Скилицы, версия событий которого несколько отлична от версии нашего автора (Scyl. 266.43 сл.) (см.: Gay J. L’Italie... Р. 216 suiv.; Eickhoff E. Seekrieg... S. 329).
[Закрыть].
31. Нельзя не восхититься и войной с африканцами. С ними сразу вступили в бой, сошлись в сражении и корабли. Когда задул сильный ветер, нам союзник и помощник, варварам – противник и враг, африканцы потерпели поражение и утонули вместе с оружием и кораблями. И запросил их эмир мира у царя[24]24
Это весьма неясное свидетельство А. Васильев сопоставляет с данными созданной в XI в. «Кембриджской хроники», в которой содержится сообщение о поражении арабского флота 24 января 952 г. (см.: Васильев А. Византия и арабы. Т. 2. С. 308).
[Закрыть]. И не только они одни обещали царю покорность, также и варвары, населяющие Галлию, всем миром изъявили преданность багрянородному царю и отправили к нему посольство с роскошными дарами и заложниками. Всех их привела судьба под власть и ярмо Багрянородного.
32. Эмир Египта, прослышав о великой победе ромеев, о морском сражении и о поражении врагов Христа, в дружеских письмах отрекся от вражды и обещал союз. И эмир Персии, который не раз имел дело с ромейским войском и терпел от него поражения в разных боях и стычках, тоже связывает себя с царем узами дружбы. Царь посылает ему заложников. А они, прибыв в эту иссушенную землю, преклонились, припали к гробнице [189] апостола Фомы[25]25
Согласно церковной традиции, останки св. апостола Фомы покоились в Эдессе.
[Закрыть], зажгли царские светильники, которые везли с собой, и стали закупать драгоценные камни и жемчуга. Ибо наряду с другими великими свершениями, самодержец отличался тем, что собирал их, копил и употреблял на достойное[26]26
Смысл замечания о торговле драгоценностями нам не ясен, не исключена какая-то «контаминация сюжетов».
[Закрыть].
33. Расскажем и о Хрисотриклинии, который искуснейший царь превратил в многоцветный и душистый розарий, где тончайшие разноцветные камешки воспроизводили краски живых цветов. Заключенные в извилистые сплетения, обретавшие вид сочетанием, они производили несравненное впечатление. Он увенчал его серебром, как бы заключил в оправу и доставил смотрящим ненасытную усладу[27]27
Как заметил Р. М. Бартикян, эта главка здесь явно не на месте. По смыслу ее скорей надо поместить после главы 22 этого же раздела.
[Закрыть].
34. Еще более, чем своих детей, самодержец любил граждан и очень о них заботился. Особенно он отличал отпрысков благородных семей. И одних из них украшал чинами, других удостаивал щедрых даров, приглашал на трапезы и пиршества, и любовь к нему росла еще быстрее его благорасположения. Этих людей он предпочитал многочисленным телохранителям и стражам, ибо были они верны, преданны и предпочитали царя собственному спасению.
35. Расскажем о приеме Багрянородного во время брумалий. Был такой обычай у старых царей, и Багрянородный поддержал его. В день, на который приходится буква его имени каппа, он справлял пышное празднество и делал его весьма многолюдным. Он принимал весь синклит за роскошными и разнообразными трапезами, умножая блеск празднества щедрейшими благодеяниями, раздавал шелковые покрывала, серебряные монеты без числа, пурпурные одеяния, благовония индийских дерев, коих никто не видывал и не слыхивал[28]28
В сочинении «О церемониях» Константин Багрянородный укоряет своего предшественника Романа Лакапина за отмену празднования брумалий и ставит себе в заслугу восстановление этого обычая (De Cerem. 606.9). Константин подробно описывает церемонию празднества, сопровождавшегося обильным угощением и щедрыми раздачами. Этот языческий по своему происхождению праздник начинался ежегодно 24 ноября и продолжался в течение 24 дней, каждый из которых посвящался одной букве греческого алфавита. Каждый византиец праздновал его в тот день, на который приходилась начальная буква его имени (см.: Grailford J. R. De Bruma et Brumalibus festis//BZ. 1920. Bd. 23. S. 379 ff.).
[Закрыть].
36. Всякий знает, что музыка – Божье изобретение и человеческой природе полезна. И что же сей благочестивый и великодушнейший царь? Он ею занимался и беспрерывно воспевал в ней Бога. И потому светлые торжества торжествовались, праздники мучеников справлялись, дни памяти святых пастырей и учителей сиятельно отмечались. Настолько был благодетелен сей муж, что сам составлял хоры певчих, назначал регентов, сам первым приходил к ним, слушал пение, ублажал и радовал свою душу.
37. Как никто другой из верующих до него Константин любил и светлейшей памятью почитал дарование Златоуста, хвалил сочетание его речей и стилей, последовательность его периодов и энфимем, коими тот сиятельно и прекрасно возвеличивал вестника покаяния[29]29
Вестником покаяния в святоотеческой литературе нередко именуется Иисус Христос. Выше перечисляются традиционные риторические средства, употребляемые Иоанном Златоустом, за умелое использование которых его хвалил Константин.
[Закрыть].
38. Как ни один отец любил он своего сына, царя Романа, и прежде всего увещевал его питать благочестие к Богу, а потом уже обучал и слову, и нраву, и походке, и смеху, и платью, и умению сидеть и стоять по-царски. Потому-то и был Багрянородный удостоен божественных явлений и предрек сыну: «Коли это соблюдешь, долго будешь царствовать над ромеями».
39. И в жены своему сыну царю Роману дал девушку от благородных родителей, дочь Кратера, телом красивую, видом прекрасную, душой чистую, Анастасию именем. И по достоинству была она названа Багрянородным Феофано, как от Бога явленная и избранная[30]30
Этимологизируется имя Феофано, досл. «богоявленная».
[Закрыть]. И совершились [190] свадебные торжества во всеудивительном триклинии Юстиниана Ринотмета. И засияли радость и веселие для Багрянородного и августы Елены, что обвенчали сына с девой из древнего рода[31]31
Другие византийские авторы, а вслед за ними и ученые нового времени, очень сомневаются в древности и знатности рода Феофано. Скорее, наоборот, Феофано была низкого происхождения и завоевала любовь Романа лишь своей необыкновенной красотой, о которой пишут почти все авторы. Феофано, пользовавшаяся вниманием и любовью трех царственных особ, заслужила у позднейших исследователей и романистов славу «роковой красавицы» (см. посвященный ей очерк в кн.: Диль Ш. Византийские портреты. М., 1914. Вып. 1. С. 238 и след.).
[Закрыть].
40. Когда августа Елена терзалась болезнью, добролюбивый царь относился к ней с прежним расположением и любовью и выполнял любое ее желание. А просила августа, чтобы царь даровал недавно сооруженному ею странноприимному дому и дому престарелых в древнем Петрии, так называемом Еленин[32]32
Петрий – район Константинополя на берегу Золотого Рога. Еленины – северная часть этого района (см.: Janin R. Constantinople... Р. 331).
[Закрыть], имения, хрисовулы и назначил выплаты из казны. И Багрянородный с радостью выполнил ее просьбу. И можно было видеть, как ликует и радуется она душой и телом, что одарил он ее беспредельной любовью и богатством. А более всего довольна была, видя, что ее сын – царь Роман и дочери Зоя, Феодора и Агафа пребывают в радости вместе с ней и царем Константином. И он сам чтил и любил их, особенно же Агафу, потому как неустанно прислуживала она ему в болезни, и передавал через нее царь распоряжения секретам[33]33
Секреты – ведомства центрального управления, приказы.
[Закрыть] и архонтам; и представляла она собой посредницу, и не только представляла, но и была признана и являлась ею на деле.
41. Магистр и доместик схол Варда Фока вошел в старческий возраст и обессилел, поэтому Багрянородный снял его с должности, а доместиком вместо него назначил патрикия и стратига Анатолика Никифора, его возлюбленного сына, отличившегося и прославившегося во многих сражениях. А тот сладкими и льстивыми речами ублажил свое войско и двинулся на врагов-агарян, и не падало духом его войско, вело себя на чужбине как на родной земле. Никто не прятался, не пьянствовал, не покидал, как это бывает, строй, но все разом двинулись на врага, щитами оборонялись, копьями сражались и разбили агарян наголову. И можно себе представить, какой восторг и удивление вызвал у всех победоносный Никифор, изничтожавший и гнавший войска и отряды безбожного Хамвада, как славили и восхищались они удачей славного победителя, испепелявшего огнем города, села и земли, бравшего полон и заставившего агарян жить в мире с ромеями. Явившись же к верному Константину, он был удостоен от него похвал и почестей, кои в древние времена получали римские полководцы[34]34
В 953 г. стареющий полководец Варда Фока потерпел поражение от эмира Алеппо Саиф-ад-Даулы (Хамвада в нашем тексте) недалеко от Марата. Сам он был ранен в лицо, а его сын Константин захвачен в плен. Это поражение и предопределило конец его военной карьеры. Назначение доместиком схол его сына Никифора (будущего императора) состоялось около 955 г. Рассказ о борьбе Никифора с войсками Саиф-ад-Даулы у нашего писателя сумбурен. Реальный ход событий можно восстановить только с помощью арабских источников (см.: Васильев А. Византия и арабы. Т. 2. С. 296 и след.). Саиф-ад-Даула, подчинивший своему влиянию всю северную Сирию, в это время был наиболее опасным и упорным врагом Византии на Востоке.
[Закрыть].
42. Царь Константин не дал рухнуть ни одному из отцовских строений, в том числе и большой бане, очень вместительной, истинному чуду в нашем государстве, сооруженной в Марине его отцом Львом[35]35
Район Марина располагался в древнейшей части города, на акрополе, на берегу Босфора (см.: Janin R. Constantinople... Р. 357).
[Закрыть]. Прежде она была заброшена и по небрежению и легкомыслию пришла в плачевное и жалкое состояние, так что кроме фундамента ничего уж и видно не было. Сей же Константин, находивший в отцовских деяниях такую же радость и усладу, как и в своих собственных, решил ее обновить, восстановил и не только возвел в прежнем виде, но соорудил много краше, всю ее разукрасил и доставил моющимся прежнее удовольствие. Она приводит в изумление чужестранцев и поражает своих.
43. Царь Константин назначает эпархом и отцом города Феодора Велону, мужа достойного и ученого, опытного в законах и одаренного. Его благочинием и справедливостью получали тяжущиеся хлеб без пахоты. [191]
44. Патрикия же и паракимомена Василия посылает Багрянородный с войском и множеством оружия в поход против безбожного Хамвада. Укрепленный его боговдохновенными советами, тот покинул царский дворец и Византии, явился в земли врагов Христа и прежде всего разрушил Самосату – город, издавна населенный сирийцами, расположенный на берегу Евфрата, нерушимый, многолюдный и богатствами изобильный. И двинулось на них войско во главе с предводителем варваров. Чванясь от врожденной наглости, варвары хвастались, что и без боя добудут победу. Но, сойдясь с ромейским войском, не выдержали его натиска, обратились в бегство, и всяк старался, как мог, унести ноги. И сняли ромеи доспехи с мертвецов, заключили в оковы пленных и много собрали всякой добычи. И все пошло на общий театр и триумф на ристалище[36]36
Описание этого похода на арабов также достаточно сумбурно. Согласно арабским источникам, поражение мусульман имело место осенью 958 г. В военных действиях большую роль играл будущий император Иоанн Цимисхий, имя которого в нашем тексте даже не упоминается (см.: Васильев А. Византия и арабы. Т. 2. С. 3011.
[Закрыть].
45. Стратигом в Анатолик вместо его брата Никифора царь назначает сына магистра Варды Фоки патрикия Льва (мужа превосходного и в борьбе с врагами-агарянами отличившегося). Братья бились за христиан, шли на врагов, разили их, и не могли те вынести их натиска.
46. Случился большой и страшный пожар вблизи храма святого Фомы, так что сгорел портик, выходящий к Железным воротам. Самодержец же в великой своей доброте, любя и опекая граждан, как детей своих, всех утешил и восстановил сгоревшие здания. И граждане восхваляли и благословляли царя как нового Бога и благодетеля.
47. Тогда турки, совершая набеги на ромеев, в праздник святой пасхи подошли к городу, взяли в полон всех фракийцев и захватили большую добычу, царь немедленно послал преследовать их доместика экскувитов Пофоса Аргира с его тагмой, а также стратигов Вукелариев, Опсикия и Фракисия. Услышал Бог молитву Багрянородного, напали они ночью на турок, поразили их, победили, взяли добычу и полон. А те, устыдившись сокрушительного поражения и бегства, вернулись в свою землю.
48. Расскажем также об устрашающем знамении Божием и предвозвещании кончины Константина Багрянородного. Говорят, когда царь родился, на небе сорок дней звездой сверкала комета, а ныне, в то время как он болел и кончался, снова показалась звезда, на этот раз с тусклым и неярким свечением. В течение многих дней являлась она на небе и удостоверяла, что сотворен Багрянородный Константин высшей силой. И знают об этом многие из людей благомысленных, которые поведали об этом не ведавшим, что даже стихии удручены кончиной Багрянородного. Многие из царских деяний ускользнули от моего внимания, но прибавлю к сказанному только одно последнее и этим завершу повествование.
49. Питал царь желание и стремление посетить гору Олимп, взглянуть там на святых отцов, сподобиться их драгоценных молитв, переменой места и благорастворением воздуха поправить свое здоровье. А снедала царя тайная болезнь, из-за нее был предан заботам врачей и очень хотел посетить Олимп. Одержимый таким желанием, он, сев на дромон, отправился в Вифинскую землю и Приет (местные жители называют его Пренет, по имени исконного вифинского божества), а оттуда в Никею, город издревле богатый и многолюдный. Затем он приходит в лежащий у подножия гор монастырь имени почитаемого там мученика Афиногена. [192] Тамошний настоятель показал царю писанную киноварью грамоту его отца. При этом сказал следующее: «Благочестивый царь Лев останавливался в монастыре по пути к предгорьям Олимпа, чтобы помолиться о ниспослании ему сына-наследника, тогдашний настоятель монастыря Петр предрек ему рождение сына-наследника, и что его сын посетит Олимп под конец своей жизни». Багрянородный узнал руку своего отца Льва и сказал, что истинно было прорицание монаха. А оттуда царь пришел в предгорья Олимпа, того самого Олимпа, который прежде отдал во владение мисам[37]37
Древним этнонимом «мисы» византийские авторы чаще всего обозначали болгар. В данном случае, однако, имеются в виду древние обитатели района малоазийского Олимпа – мизийцы.
[Закрыть], ибо издревле обитали на нем мисы. А оттуда с трудом пройдя по опасным, каменистым, извилистым тропам, добрался царь к кельям святых отцов, увидел их, обнял и, запасшись на дорогу их душеспасительными молитвами, отправился в Прусу, город древнего вифинского царя, соорудившего его в память подвигов и битв выдающихся царей того времени[38]38
Согласно Страбону, лежавшую у подножья Олимпа Прусу основал мифический вифинскии царь Прусий, боровшийся против персидского царя Крота (см.: RE. 1957. Bd. 45. Соl. 1077).
[Закрыть]. Недалеко от города он увидел теплые источники воды, в которые погрузился. В тех местах, как гласят мифы, блуждал Геракл в поисках Гила, чтобы отомстить кровью за совершенное Гилом убийство[39]39
Согласно мифу, во время путешествия аргонавтов спутник Геракла Гил отправился во время стоянки за водой, но был увлечен в источник влюбившимися в него нимфами. Геракл долго звал и искал своего любимца, но в конце концов отправился в дальнейшее путешествие без него. Что означает «отметить кровью за совершенное Гилом убийство», нам непонятно.
[Закрыть].
50. Узнав от святых отцов, что живет на вершине Олимпа старец – чудотворящий подвижник, царь поспешил к нему. Просветленный божественным озарением старец, зная, что идет к нему царь, вышел из своей кельи, пал ниц и сказал: «Благослови». А на вопрос царя, кто он, откуда и как здесь оказался, сказал: «Узнав, что шествует ко мне твоя царственность, поспешил к тебе». Понял царь, что старец – Божий посланец, запасся на дорогу его молитвами и, зная о скором конце своей жизни, вернулся в кельи святых отцов, откушал с ними и поспешно спустился к морю. И никто не заметил, что он болен. А его источала изнутри и терзала брюшная болезнь и лихорадка.
51. О законы смертной природы и перемены судьбы, к ним обращаю я свои плачи и сетования! Покинув кельи, он тотчас пустился в плавание и прибыл в царственный город весь в страданиях и мучениях от постигшего его недуга. Когда одолел грозного царя недуг и исчезли надежды на жизнь, не осталось никого, кто бы не оплакал и не пожалел Багрянородного – царя доброго, сладкого, приветливого, доступного, спокойного, какими еще словами назвать сего мужа тем, к кому он был душевно привязан. Находясь, по всей видимости, уже при последнем издыхании, царь назначил своего сына Романа самодержавным царем и поручил его заботам патрикия и препозита Иосифа, коего клятвами обязал оберегать сына своей опытностью и радением. А был сей муж ревностен, праведен и верен, в государственных делах – орла стремительней, что же до нелицеприятия – благочестив и справедлив как никто другой.
52. Августа Елена, ее дети, патрикий и паракимомен Василий и китониты, как увидели, что испускает дух и отходит царь Константин, с жалобами и стенаниями окружили его ложе, оросили его слезами и принялись оплакивать столь великого государя. Пользы от этого не было никакой, и они только омочили царское тело пустыми и никчемными слезами. Со всех сторон они окружали царское ложе и испускали стенания, царь же до самого конца оставался сладок и щедр; рядом расположились хоры святых и праведных монахов, мучеников и иерархов, которые и вручили [193] его всесвятой дух в руки ангелов. Отерев тело, вскоре выставили его в Девятнадцати ложах. Они почтили покойника песнопениями и тут же перенесли тело в Халку, где прощальным поцелуем поцеловали его и архиереи, и иереи, и магистры, и патрикий, и весь синклит. Тут возгласил по обычаю церковный распорядитель: «Иди царь, зовет тебя царь царствующих, господь господствующих», и вся толпа закричала, завопила, застенала, а когда тот произнес эти слова в третий раз, царя сразу же подняли, вынесли из царских домов на дорогу и доставили в храм Святых апостолов, причем весь синклит шел в процессии, придавая торжественность шествию погребальным пением[40]40
Храм св. Апостолов был традиционным местом царских погребений. Византийский погребальный обряд был весьма сложен и включал в себя ряд ритуальных действий (см.: Koukoules Ph. Vie et civilisation byzantines. Athénes. Vol. 4. P. 154 suiv.).
[Закрыть].
53. А что сказать о собравшемся народе и толпе граждан! Одни взирали на царское тело сверху, другие смотрели на него вблизи, третьи высовывались и глазели на погребальное ложе из окон высоких домов и зданий, кто-то плакал про себя и сотрясался от затаенных стенаний, кто-то исходил в воплях, кто-то рыдал еще горестнее, опечаленный и гнетомый общим несчастием, кто-то испускал слезы ручьями, увлажняя и орошая позолоченное ложе. Процессия подошла к храму Святых апостолов, окруженное свитой царское тело поместили в церкви, и патрикий и паракимомен Василий собственноручно обвязал, как это делают с покойниками, его всесвятое тело. А когда готов был гроб для царя, его захоронили вместе с царем Львом, его отцом. Даже после смерти и погребения остался предан отцу его любезнейший сын.
54. А был багрянородный царь Константин ростом высок, кожей молочно-бел, с красивыми глазами, приятным взором, орлиным носом, широколиц, розовощек, с длинной шеей, прям как кипарис, широкоплеч, доброго нрава, приветлив со всеми, нередко робок, любитель поесть и выпить вина, сладкоречив, щедр в дарах и вспомоществованиях. От рождения до смерти он прожил пятьдесят пять лет, два месяца и... дней, а скончался пятнадцатого ноября, третьего индикта 6469 года от сотворения мира, оставив самодержцем Романа и августой Елену – мать Романа[41]41
Заключительная характеристика Константина по своему стилю напоминает классическую византийскую соматопсихограмму (см. статью, с. 209), тем не менее в ней явно сохранены реальные черты образа Константина. Так, например, чревоугодие и любовь к вину единодушно отмечают Скидица и Зонара. Скилица и Зонара, текст которых в данном случае восходит к одному источнику, называют датой смерти Константина не 15, а 9 ноября 959 г. (см. об этом: Toynbee A. Constantine... Р. 3, п. 1). Оба эти византийских автора говорят о насильственной смерти Константина от руки его сына Романа (Scyl. 246.53 сл.).
[Закрыть].
Царствование Романа, сына Константина Багрянородного[1]1
Раздел, посвященный царствованию Романа II, переведен М. Я. Сюзюмовым в кн.: Лев Диакон. История. М. 1988. С. 99 и след. За исключением одного случая, мы не оговариваем различий в понимании текста.
[Закрыть]
1. Шестого ноября шестого индикта 6469 года от сотворения мира царь Роман двадцати одного года от роду оставлен был своим отцом, багрянородным Константином единодержавным правителем (багрянородному Василию был тогда один год) вместе с матерью своей Еленой и супругой Феофано. Он немедленно произвел в патрикии и протоспафарии китонитов и людей своего отца, почтил другими чинами и, щедро наградив, удалил из царских дворцовых покоев. В управители и первые в синклите он выбрал и назначил препозита и друнгария флота Иосифа[2]2
Речь идет об уже упоминавшемся Иосифе Вринге, способном администраторе, но, по характеристике некоторых авторов, суровом и надменном человеке, в руки которого фактически попало все управление империей (см. о нем: Guilland R. Recherches... Vol. 1. Р. 206).
[Закрыть], коего вскоре возвел в паракимомены, и поручил ему всю власть и заботу о подданных. Протоспафария же Иоанна по прозванию Хирин назначил патрикием и великим этериархом, дабы хранил царя от лиц подозрительных. Протоспафария Сисиния, сакелария, мужа ученого и к государственным делам способного, он назначил эпархом города, но вскоре сделал его патрикием и логофетом геникона, эпархом же города вместо него назначил патрикия Феодора Дафнопата из военных[3]3
Упоминается тот самый Феодор Дафнопат, который, по предположениям ученых, является автором второй части VI книги сочинения Продолжателя Феофана и, возможно, издателем всего труда (см. статью, с. 219).
[Закрыть]. Упомянутый Сисиний в должности эпарха отличался благозаконием и справедливостью и украсил собой священный преторий. И можно было видеть, как толпятся у его трона и как отвергает и отклоняет он повторные жалобы и апелляции тяжущихся. И они сами становились для обидчиков судьями на процессе. Самодержец дал эпарху помощников (по выбору и свидетельствам патрикия и паракимомена Иосифа и эпарха Сисиния): асикрита Феофилакта Мацицика и спафарокандидата и судью Иосифа, которого сделал логофетом претория. Благодаря добрым советам эпарха они хорошо служили государству.
2. Расскажем и о государственных заботах царя. Он тотчас разослал дружеские письма ко всем ромейским начальникам и царским стратигам, а также вождям Болгарии, западных и восточных народов, и все воспели славу судьбе и дружбе царя и заключили с ним дружеские союзы[4]4
Речь идет об обычном послании, которым императоры в начале правления оповещали византийских провинциальных чиновников и глав соседних государств о вступлении на престол (см.: Doеlger F. Regesten... Bd. 1, N 685; Ф. Дэдьгер датирует его ноябрем 959 г.).
[Закрыть]. Расскажем также и о гражданах. Царь Роман любил родину, как мать, и очень уважал роды, ее населяющие. Поэтому он отличал благородные и чистые из родов и одни украшал почетными санами, других награждал щедрыми дарами. Бывало, он разделял с ними и трапезу, раздавал деньги, еще более возбуждая и разжигая любовь к себе, и предпочитал благорасположение многочисленным стражам и охранникам.
3. Сестер же своих Зою, Феодору, Агафу, Феофано и Анну он из царских палат перевел и постриг в монахини в Каниклий, в который была пострижена в монахини и августа Софья, жена царя Христофора; хотя и мать Романа Елена, и они сами рыдали, стенали, заламывали руки, бросались на шею друг другу, однако достигли этим не больше, чем пустыми и никчемными слезами[5]5
Монастырь Каниклия находился на берегу Золотого Рога (см.: Janin R. La Geographie... Т. 3. Р. 286). Эту акцию Роман предпринял, видимо, в угоду своей жене Феофано.
[Закрыть]. А по прошествии дней самодержец опять, перевел их в новое место – Зою, Феодору и Феофано отправил во дворец Антиоха, а Агафу сослал в монастырь, основанный и построенный царственным [195] Романом – дедом самодержца[6]6
Дворец Антиоха также находился на берегу Золотого Рога (Janin R. Constantinople... Р. 291). Монастырь, построенный дедом самодержца (т. е. Романом Лакапином), – Мирелей.
[Закрыть]. И распорядился выдавать им то же, что получали во дворце.
4. Доместика схол Никифора Фоку царь произвел в магистры и послал на Восток против врагов Христа. А его брата патрикия Льва назначил стратигом, а вскоре сделал магистром и доместиком Запада. Сам же он развлекался целыми днями, скакал по полям с охотой (даже ноги его не было в царском дворце); заботу о войске доверил братьям, а тем временем забавлялся и наслаждался охотой за стенами Византия, проводя время с ровесниками, льстецами и злосоветчиками-соблазнителями.
5. Что сказать о неутомимости, непреклонности, подвигах, мужестве и доблести царя? В один день он и на ипподроме сидел, и с синклитом обедал, и деньги раздавал; в полдень играл в мяч в Циканистре с соперниками умелыми и опытными, которых нередко обыгрывал, а потом с торжественной свитой отправлялся в Анорат, там ловил четырех огромных кабанов и уже вечером после охоты возвращался назад во дворец. Он был молод годами, крепок телом, с пшеничного цвета кожей, с красивыми глазами, длиннонос, розовощек, в речах приятен и сладостен, строен как кипарис, широк в плечах, спокоен и приветлив, так что все поражались и восхищались этим мужем[7]7
Эта соматопсихограмма выдержана в весьма положительных тонах и явно находится в противоречии с той характеристикой Романа, которая давалась нашим же автором выше. О легкомыслии и «испорченности» Романа пишут и другие авторы. Ср., например, характеристику Скилицы: «И не было у него на уме ничего, кроме как творить безобразия вместе с распутными и испорченными людишками, развратницами, мимами и шутами» (Scyl. 248.7 сл.).
[Закрыть]. И радовались ему граждане, поскольку он и удачлив был, и над народами властвовал. И много доставлялось тогда в Византии всякой пищи и продовольствия.
6. Царь Роман после смерти отца заимел второго сына, которого назвал Константином[8]8
Речь идет о будущем императоре Константине VIII, брате Василия II.
[Закрыть]. И вскоре венчается Константин патриархом Полиевктом на амвоне Святой Софии. Августа же Елена, возлежа во дворце, радовалась вместе с царем и после долгой болезни скончалась в благочестии девятнадцатого числа сентября месяца. Он по-царски почтил ее, августу поместили на ложе, отделанное золотом, жемчугами и драгоценными камнями, синклит проводил тело, а похоронили ее в гробнице рядом с отцом, в монастыре, основанном ее отцом Романом, в Мирелее.
7. Магистру же и доместику схол Никифору Фоке добрый, сладостный и приветливый царь (какими еще хорошими словами наградить сего мужа?) велел отправиться в поход против Крита с большим войском, боевыми кораблями и с жидким огнем. Дело в том, что критяне с тех пор, как захватили этот огромный остров, каждодневно чинили зло и беды на ромейской земле, захватывали добычу и пленных. А овладели они островом при Михаиле Аморийском, отце Феофила, когда войско занято было подавлением бунта и мятежа Морофомы, соратника Михаила (больше трех лет властвовал этот узурпатор над Фракией и Македонией). Дождавшись удобного момента, сарацины – выходцы из Испании с большим флотом боевых кораблей захватили остров[9]9
См. с. 36 сл. Морофомой (т. е. «Дурофомой») здесь назван Фома Славянин.
[Закрыть], и длилось их владычество до дня, когда были они разбиты магистром и доместиком Никифором Фокой, всего 158 лет.
8. Потому и движимый божественным рвением самодержец Роман по совету и здравомыслию паракимомена Иосифа собрал отовсюду суда и военные корабли и решил направить их к Криту с жидким огнем и отборным войском фракийцев, македонцев и слависиан[10]10
Вопрос о том, какое именно из славянских племен имеется в виду под этнонимом «слависиане», – дискуссионен (см.: Константин Багрянородный. Об управлении. С. 439).
[Закрыть] на борту. Однако некоторые из верных его рабов, членов синклита, не одобрили похода на Крит, они напомнили царю о подобных экспедициях и предприятиях при прежних [196] царях, потративших впустую огромные деньги и ничего не достигших (главным образом они имели в виду благочестивого, в Бозе почившего царя Льва и багрянородного Константина, которые потеряли и загубили столько денег и войска[11]11
Византийские императоры действительно предпринимали неоднократные попытки вернуть утерянный и стратегически важный Крит. Последняя такая попытка была сделана Константином VII в 947 г. (см.: Eickhoff E. Seckrieg... S. 325).
[Закрыть]), – кроме того, боялись они и опасности на море, а также помощи Криту со стороны соседних сарацин, испанского и африканского флота, а также распространившейся молвы, будто тот человек, который захватит Крит, станет царем и овладеет скипетром Ромейской державы[12]12
Очевидное предсказание post eveiituni. Отвоевавший Крит Никифор Фока захватил в дальнейшем и царский престол.
[Закрыть].
9. Но паракимомен Иосиф, ум дельный, прямой и неусыпный, выйдя вперед, сказал: «Все мы знаем, государь, какие беды причинили нам, ромеям, враги Христа. Вспомним убийства, насилия над девами, разрушение церквей, опустошение прибрежных фем. Сразимся за христиан и единоплеменников, не побоимся ни долгого пути, ни морской пучины, ни изменчивости победы, ни немощи молвы. Наш долг повиноваться твоему боговдохновенному приказу, ибо Бог внушил тебе эту мысль. Сердце царя в руке Господа[13]13
См.: Притчи 21, 1.
[Закрыть], залог тому: твоя боговдохновенная царственность отправляет в поход верного и честного раба – доместика схол».
10. Выслушав такие слова, царь уже не мог больше сдерживать своего порыва, вооружил войско, уплатил ему жалование, снабдил магистра деньгами и в июле пятого индикта[14]14
Т. е. в. 960 г.
[Закрыть] отправил его в поход вместе с китонитом-стражем Михаилом. Судов, оснащенных жидким огнем, было две тысячи, дромонов тысяча, кораблей, груженных продовольствием и воинским снаряжением, – триста семь. Доместик Никифор, выйдя из царственного города, прибыл в Фителы, позаботившись о том, чтобы весь флот держался вместе, и причалил туда. Мудрый военачальник, он послал вперед быстроходные галеи с приказом произвести разведку и взять языка. Они отправились, взяли пленных и доставили их магистру. Он с пристрастием их допросил, выяснил, что эмира Крита и первых его людей нет в крепости, что находятся они в своих поместьях, и потому тотчас поспешно быстрым ходом приблизился к острову и причалил к берегу. Сойдя на сушу, он разбил лагерь, выкопал глубокий ров и отправился за добычей, велев при этом всем держаться вместе и не выходить из рядов, пока врагам ничего не известно о его войске. Двинувшись к крепости, он согнал и запер напуганных критян – жителей округи в ее стенах. После этого много их ежедневно перебегало к магистру. Узнав, что отрезанные от крепости жители бежали в ущелья, теснины, долины, болота и горы, Никифор снарядил войско и конников росских, анатолийских начальников, а также фракийцев и македонцев отправил вперед, ну а сам разумный и мужественный доместик обосновался за Сакой. Благодаря рассудительности сего мужа все чувствовали себя так, будто находятся на родной земле. А посланные в погоню, придя в места, где прятали критяне свой скот, животных и имущество и где расположились сами, все разграбили и вернулись с победой и радостью. С тех пор ромеи без страха и боязни разбивали лагеря повсюду, где имелись прозрачные источники и множество всевозможных плодов. Каждый устроил себе шалаш в зарослях плодовых деревьев, с удовольствием вкушал опадающие фрукты и все другое[15]15
На лексическое сходство этого пассажа с отрывком из «Войн с вандалами» Прокопия указывает С. А. Иванов (см.: Иванов С. А. Об одном заимствовании из Прокопия Кесарийского у Продолжателя Феофана // ВВ. 1987. Т. 48. С. 156).
[Закрыть], и все славили магистра, так славно ими командующего. [197]
11. Тем временем эмир Крита Курупа сообщил о случившемся соседним агарянам Испании и Африки и попросил у них помощи и поддержки. А те прямым путем отправили галеи, дабы разузнать о предводителе, о войске, положении и подчиняется ли войско своему предводителю. Посланцы на большой скорости приплыли к Криту, ночью по канату пробрались в крепость, разыскали эмира Курупа и городских начальников, найдя их в отчаянии, растерянности и раздумьях, что им предпринять против ромейского войска и магистра. Те бросились на грудь посланцам, ничего другого не произносили, а только, ломая руки и заливаясь слезами, жаловались и молили, чтобы эмиры выступили на помощь им и поддержку. Вскоре они отправили посланцев назад. Те вернулись к себе, каждый явился к своему эмиру и рассказал о множестве полностью оснащенных кораблей, о помощи и союзничестве разных народов, о рвении, уме, вере в Бога, справедливости и отвращении ко всяким страстям стратига[16]16
Эти замечания вряд ли можно расценить иначе чем прямую лесть в адрес Никифора Фоки, в царствование которого, видимо, писались эти строки.
[Закрыть]. Те пришли в изумление и не пожелали оказать критянам никакой помощи и поддержки.
12. Войско засело на острове, близилась бесконечная зима[17]17
Зима 960/961 гг.
[Закрыть], дожди, стужа, запасы продовольствия были исчерпаны, одежда изношена и коченеющие воины пожелали вернуться домой. Но мужественный и разумный полководец Никифор сладостными речами удержал их всех. А сказал он следующее: «Мои братья и соратники, вспомним о страхе Божьем, сразимся, чтобы отомстить за оскорбление Бога, доблестно встанем на Крите против воителей нечестия, вооружимся верой – убийцей страхов. Не забывайте, мы на сирийском острове, бегство отсюда чревато великой опасностью. Отметим за осквернение дев, видя израненными драгоценные тела, восскорбим сердцем. Труды и опасности не остаются без воздаяния. Выстоим и выдюжим в борьбе с врагами Христа, и Бог Христос поможет нам, погубит врагов наших и разорит крепость хулителей Христа». Много другого говорил он в увещевание воинам, и один из них ответил ему за всех: «Ты отверз наши сердца, магистр. Твои слова отточили и умножили наши силы и стремления. Ты окрылил наш дух, последуем твоей воле и приказу, умрем вместе с тобой».
13. В октябре месяце[18]18
960 г. Стремясь сохранить хронологический принцип повествования, наш автор прерывает рассказ о критской экспедиции, чтобы вставить сообщения о случившихся в это время событиях.
[Закрыть] на второй год царствования Романа случилась в городе нехватка хлеба и ячменя. Хлеба продавали за номисму четыре модия, ячменя – шесть модиев. Но неусыпный ум Иосифа пекся об общем благе. Тотчас послал он людей на Восток и Запад, чтобы ликвидировать скупку, прогнать купеческие суда и помешать хлеботорговцам припрятать хлеб[19]19
Греч. ευϑυς ουν εξαποστελλει εις την ανατολην και δυσιν του εξελασαι συνωνας και εμπορευτικα πλοια και του κωλυσαι τους σιτοκαπηλους αποτιϑεναι τον σιτον. M. H. Сюзюмов переводит: «Тотчас он отправил грузовые корабли на восток и запад собрать аннону и запретил хлеботорговцам припрятывать хлеб (Лев Диакон. История. С. 104). Такому переводу препятствует синтаксис греческой фразы и вольный перевод εξελασας – «собрать». Скорее всего, под συνωνας здесь подразумеваются συνυνητας, т. е. «скупщики», и в этом случае надо переводить «прогнать скупщиков и купеческие суда».
[Закрыть]. Ибо был сей муж справедлив, нелицеприятен и верен. Прошло немного времени, и хлеб стал продаваться уже по семь или восемь модиев за номисму. Таков был сей ревностный и горячий муж, и никто ни до, ни после него не мог с ним сравниться.
14. В марте месяце магистр Петин, именем Василий, был обвинен в том, что по подсказке неких злосоветчиков замышляет мятеж. Царь отправил его в ссылку, где тот и умер[20]20
С большими подробностями об этом заговоре сообщает Скилица (Scyl. 250. 62 сл.), поименно перечисляющий наиболее знатных его участников. Заговорщики намеревались убить Романа во время конных ристаний и провозгласить Василия императором. Донос на заговорщиков сделал некий араб Иоанникий. Василия сослали на Приконпс.
[Закрыть]. Патрикий же и доместик Востока послан был от лица брата своего в Азию, дабы не смог безбожный Хамвдан нападать на беззащитную Азию, совершать набеги, брать пленных и грабить ромейскую землю. Соединившись со стратигом Каппадокии патрикием [198] Константином Малеином и отрядами других стратигов, он настиг воинство этого наглеца в месте под названием Андрас, вступил в бой, наголову его разбил, победил и обратил в бегство. И они снимали доспехи с мертвецов, убивали этих наглых агарян, заставляли бежать, брали в полон, обращали в рабов. И уж не думали больше агаряне ни о колесницах, ни о конях, ни об имуществе, ни о родне, но каждый спасал свою шкуру. Схватили бы тогда и этого чванного наглеца Хамвдана, когда его конь изнемог и остановился, если бы его слуга, вероотступник Иоанн, не спрыгнул и не отдал ему своего коня. Иоанна схватили, а наглец спасся. Всю военную добычу вместе с пленными врагами Христа отправили в Византии и провезли в триумфальной процессии[21]21
По сообщению Скилицы (Scyl. 250.47 сл.), Лев Фока совершил этот поход против Саиф-ад-Даулы в то время, когда Никифор еще находился на Крите.
[Закрыть].
15. Турки совершили поход во Фракию, но патрикий Мариан Аргир, единовластный стратиг фемы Македонии и катепан Запада, сразился с ними, одержал победу, взял много пленных и с позором прогнал их в свою землю.
16. Самодержец Роман, узнав о нужде, затруднениях и недостатке провианта в войске, тотчас по доброму совету паракимомена Иосифа отправил им продовольствие. Наши немного воспряли духом. Уже почти восемнадцать месяцев, а то и больше вели они осаду, критяне израсходовали запасы продовольствия и деньги и, доведенные до крайности, ежедневно перебегали к магистру, и вот доместик схол в марте шестого индикта по велению всем управляющего Бога призвал войско к битве и приготовил к сражению отряды, щиты, трубы. Приготовив все это, он приказал начальникам тагм и фем, армянам, росам, славянам и фракийцам наступать на крепость. Одни теснили, другие оттесняли, схватились друг с другом, метали камни и стрелы, а когда продвинулись к стенам и бойницам гелеполы, напали на наглецов страх и ужас. И после короткого сражения наши взяли город. И сарацинские женщины и дети...[22]22
Рукопись обрывается на описании захвата Никифором Фокой Хандака (961 г.). Отвоевание Крита было большим успехом Византии, о котором с воодушевлением вспоминает ряд историков (Лев Диакон, Михаил Атталиат и др.). Это событие было воспето в панегирических стихах Феодосия Диакона, автора поэмы «Завоевание Крита». Подробное описание кампании Никифора на Крите см.: Schlumberger G. Un Empereur Byzantin an X-e siècle Nicephore Phocas. Paris, 1890. P. 66 suiv.; ср.: Eickhoff E. Seekrieg. . S. 342.
[Закрыть]