Текст книги "Дом у озера (СИ)"

Автор книги: Поздний Боржоми

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Надо принять горячий душ, – сказала она. Петир кивнул, отведя, наконец, взгляд. Он сам был мокрый с головы до ног, заляпанный грязью до самого затылка, и продрогший.

И все же он подумал, что ему бы не повредил сейчас холодный душ.

========== 3 ==========

Петир развел камин, пока она была в ванной, поставил старомодный металлический чайник на плиту. Санса не стала задерживаться, появилась буквально через десять минут, переодетая в джинсы, длинную теплую вязаную кофту и с полотенцем на голове.

– Ваша очередь, – сказала она. – Вода еще горячая. Я старалась экономить.

В доме был небольшой котел внизу, в подвале, грел он плохо, и горячей воды всегда не хватало.

– Спасибо, – оценил он.

Когда он вернулся из душа, на журнальном столике у камина дымились две чашки с кофе, а на тарелке высилась горка сэндвичей.

Санса сидела в кресле, наклонив голову набок, придвинувшись к огню и сушила волосы, перебирая их пальцами.

– Папа звонил, – сказала она. – Ливень вызвал сель в долине, дорогу размыло, и он не может вернуться. Сказал, как минимум до завтрашнего вечера. Связь была ужасно плохая. И еще сказал, чтобы я приглядывала за вами.

Петир фыркнул, присаживаясь на соседнее кресло. Ее волосы доставали почти до пола, а те пряди, которые высохли, искрились в свете камина.

– Кстати, вырубило свет.

– Замечательно, – сказал он, прихлебывая кофе. Дождь шумел с прежней силой, барабанил о крышу, в стекла, в стены старого дома. За окном стало очень темно, как поздним вечером.

– Еды у нас немного, – сказала она с притворной обеспокоенностью.

– Не беспокойся, – ответил он, прикрыв улыбку кружкой с кофе. – Я пожертвую тебе большую часть.

– Я ценю. Можно будет наловить рыбу. И здесь полно зайцев. И улиток. И дождевых червей.

– Надеюсь, до этого не дойдет.

– Если дойдет, мы не умрем с голоду.

– Да, это радует.

Закончив с волосами, Санса заплела их в немного растрепанную, но миленькую косу, откинула ее за спину и вытянулась в кресле.

– Что мы будем делать? – спросил Петир, и выругался про себя, осознав двусмысленность это фразы.

Она пожала плечами.

– Ну, для начала надо приготовить ужин.

Он вызвался помочь. Пока они готовили, Санса включила на телефоне музыку, подпевала, пританцовывала, трясла в воздухе рукой с ножом и дергала бедрами в такт совершенно безвкусной, на его вкус, мелодии.

Петир, не сдерживая снисходительной улыбки, покачивал головой, нарезая овощи тонкой соломкой.

– Это, между прочим, хит, – сказала Санса, продолжая покачиваться под музыку перед столешницей.

– Хитом может стать все что угодно. Классическим хитом – немногое.

– Дайте-ка угадаю, – он поднесла нож ко рту, слизывая языком остатки морковной кожицы. – Какой-нибудь древний седой рок? Или вы совсем законченный эстет? Джаз?

– Я всеяден, – улыбнулся Петир. – Главное – красота. Музыки, голоса, слов.

Она хмыкнула, но танцевать не перестала.

Вдвоем они справились быстро и разместились за столом, поставив между тарелками подсвечник с двумя свечами.

– Очень уютно, да? – спросила Санса, уставившись на огонек свечи. – Это хорошо, что иногда вырубается свет.

Он спускался в подвал, чтобы проверить пробки, но там все было в порядке. Наверное, что-то случилось с генератором, но он не рискнул выходить наружу. Да и вообще он ни черта не разбирался в генераторах.

За окном совсем стемнело, а дождь, чуть утихнув, все продолжал шуметь, только монотонно, без злобы.

– О!– Санса вскочила со стула. – Я видела где-то вино.

– Не думаю, что это хорошая идея…

– Почему? Хорошее вино к хорошему ужину при свечах – это классика, мистер Бейлиш, – она шумела в шкафах, хлопала дверцами. – Как вы любите.

Он провел ладонью по заросшему подбородку, слегка зажмурился. Ощущение реальности постепенно ускользало.

– Вот, – она протянула ему бутылку и штопор. – Прерогатива мужчины.

Глаза у нее блестели. Он посмотрел на нее, в эти ее глаза, и вспомнил вдруг ту мокрую майку, запах ее волос, горлышко пивной бутылки со вкусом лимонной корочки, тепло ее тела в своих руках…

– Не слишком ли ты юна для этого, Санса Старк? – тихо спросил он, скорее у себя, чем у нее.

Улыбка сползла с ее лица. Она молча отошла от него, сняла обертку с пробки и начала вкручивать штопор. Петир смотрел до тех пор, пока она не начала пытаться выдернуть пробку. У нее не получалось. Она зажала, в конце концов, бутылку между колен и потащила штопор изо всех сил. Руки у нее дрожали, носик сморщился, и ему показалось, что глаза у нее подозрительно влажно засверкали.

– Дай сюда, – сказал он. Она продолжала пыхтеть, не обратив на него внимания. Петир встал, подошел к ней и взялся за бутылку. Она зажала ее между колен.

– Хватит, – усмехнулся он. – Отдай.

Санса подняла голову. Нижняя губа у нее была закушена, и он чуть не зажмурился от хлынувшего на лицо жара.

– Твой отец сказал, что ты взрослая и ответственная девушка. Он явно преувеличивал.

Она ослабила коленки и бутылка оказалась в его руках.

– Родители часто не знают многого о своих детях, – сказала она спокойно.

– Твоя правда.

Он напрягся, потянув за рукоятку штопора. Пробка нехотя поддалась и с громким хлопком выскочила из тесного горлышка. Петир поднес бутылку к носу и принюхался.

– Вроде бы ничего.

– Его мама любила, – сказала Санса. – Красное полусладкое. Французское.

Он разлил вино по бокалам.

– За что выпьем?

Она пожала плечами.

– Давай просто так. Не люблю тосты, – он взял в руку бокал, глядя на то, как она сделала несколько больших глотков. – Разве так пьют вино?

– Да все равно.

Настроение у нее явно испортилось – то ли из-за его намека, то ли из-за самого вина, которое напомнило ей мать…

Он не мог ей запретить, не мог провести воспитательную беседу и не мог рассказать обо всем этом Неду. Она ему доверяла, это чувствовалось, и он не хотел, чтобы это исчезло. Он не хотел видеть в ней ребенка. Но и взрослую девушку, какой она, несомненно, была, не хотел видеть. Боялся видеть.

– Как у тебя дела вообще? – спросил он, чуть скривившись от того, как глупо это прозвучало.

– Дела?

– Ну, учеба… Отец сказал, ты работаешь где-то?

Она кивнула.

– Ага, в кафешке, вечером после университета. Ничего особенного.

– Это похвально.

– Почему?

Он пожал плечами.

– Ты вроде сама должна понимать. У твоего отца есть деньги, но ты работаешь. Учишься на отлично.

– Все равно он обеспечивает меня. Счета, одежда, машина.

– Ну, тебе всего восемнадцать. Рановато для полной самостоятельности.

Она пригубила вина и усмехнулась. Бокал у нее опустел и она налила себе еще из бутылки, не дожидаясь, пока он проявит положенную мужчине вежливость.

– У тебя есть парень?

Сам не зная, зачем спросил, Петир, в свою очередь, потянулся за вином, наполняя свой бокал.

– Так, одно название.

– Почему ты так говоришь о нем?

– Потому что я разочарована в мужчинах.

Петир не выдержал и рассмеялся.

– Что? – с улыбкой спросила она.

– Просто странно слышать это от тебя. Ты еще такая юная. И вдруг «разочарована в мужчинах».

Санса вздохнула, все так же улыбаясь. Бокал у нее опять был пуст, но он промолчал, наливая ей очередной.

– Я помню, сколько мне лет, мистер Бейлиш. Вы слишком часто мне об этом напоминаете.

– Петир.

– Петир, – кивнула она.

– У тебя с ним проблемы?

– С парнем? Нет. Просто он очень прилипчивый. Бросить его сложно.

– Позвони мне, если будут проблемы. Не обязательно впутывать отца.

– Буду иметь в виду.

Санса откинулась на спинку стула, веки у нее потяжелели, щеки раскраснелись, бокал она держала кончиками пальцев, выглядывающими из-под длинных рукавов бежевой вязаной кофты. Три бокала вина дали о себе знать довольно быстро.

– Впрочем, я не права. Вряд ли двух парней, с которыми я встречалась в своей жизни, можно назвать мужчинами. Я разочарована в мальчиках, так будет правильнее.

Петир старался сохранить серьезное лицо. Хотя ему казалось, что это она сейчас умнее и проницательнее его.

– Ты… у тебя необычные размышления для молодой девушки.

– Правда? Вы часто общаетесь с молодыми девушками, чтобы знать, какие у них размышления?

Она достала из кармана кофты сигареты и закурила.

Все это выглядело нелепо. Нелепо, неправильно и чертовски глупо. Точнее, он выглядел глупо. Эта восемнадцатилетняя девчонка вгоняла его в ступор.

– Бывает, что общаюсь. В большинстве своем они милые дурочки.

Меркантильные милые дурочки, нацеленные на его кошелек.

Санса закашлялась, когда дым от сигареты попал в не то горло от смеха. Помахала перед лицом рукой с извиняющейся улыбкой.

– А вы помните тот ужин? Три года назад, когда пришли к нам?

– Помню.

– Вы помните, что подарили мне?

Петир вскинул брови, сощурился, глядя на нее.

– Нет. Прости.

– Я так и думала.

Он не помнил тот ужин – только урывками, уставшую Кет, маленького Рикона напротив, и вкусный крабовый салат.

– Вы были очень веселый тогда. Смеялись. И мама смеялась. Вы сказали, что я вырасту красавицей.

– Я оказался прав, – улыбнулся он.

– А я все запомнила. Вы еще пошутили, что когда я подрасту, вы женитесь на мне.

Он усмехнулся, но Санса была совершенно серьезна.

– Как вы думаете, мистер Бейлиш, осознают ли взрослые мужчины последствия, говоря такие милые, по их мнению, шутки пятнадцатилетним девушкам? – она сделала глоток вина, глядя на него так, что он опустил глаза.

В его голове все стало складываться в более-менее понятную картину, вроде бы очевидную, но верить ей он не хотел.

На улице где-то далеко прогрохотал гром. Санса вздрогнула.

– Еще этого не хватало, – пробормотал он. – Напомни все же, что я подарил тебе?

Она промолчала, улыбаясь.

– Пусть это останется тайной.

– Ладно. Пусть, – не стал он настаивать.

Они помолчали еще немного, и если бы она не смотрела на него, не отрываясь, эту тишину еще можно было бы вытерпеть.

– Пожалуй, пора спать, – Петир встал. – Я сильно устал сегодня. Впрочем, спасибо тебе за эту прогулку.

Санса поставила бокал на стол, встала, запахнула длинную кофту с волочащимся по полу вязаным ремнем.

– Было здорово, – кивнула она, совершенно равнодушно. А потом вдруг шагнула к нему и, прежде чем он понял, что она собралась сделать, быстро поцеловала его в правый уголок рта.

– Спокойной ночи, Петир.

И ушла.

Он выдохнул. Провел кончиком языка по губам, ощутив тот самый вкус, ее вкус.

Он взял со столика ее тонкие сигареты, вышел на веранду и закурил. Порывы ветра бросались в него водяной россыпью, далекие еще молнии высвечивали беснующиеся волны обычно спокойного озера и гнущиеся к земле деревья. Сигарета сразу потухла. Холодный ветер пронзал ему голову насквозь, выдувая весь этот безумный день, ее чертову мокрую майку, ее губы и этот неожиданный поцелуй, ее взгляд взрослой женщины. Он стоял там, пока не замерз.

Когда он повернулся к двери, то заметил, что занавеска на окне ее спальни дернулась. Но он предпочел подумать, что это был ветер.

***

Его разбудил оглушительный грохот грома прямо над головой, неожиданный и такой силы, что спросонья ему показалось, что дом рушится. Он рывком сел на кровати. За окном творилось безумие – сверкали молнии, ветер бил в окна и стены дома ветками деревьев и крупным дождем. Часы на запястье показывали только два ночи. Очередной раскат грома заставил задрожать потолок, и он непроизвольно втянул голову в плечи. Он удивился, что вообще смог спать в таком аду.

Он натянул джинсы и зашел на кухню, чтобы попить воды. Наступил босой ногой в холодную лужу около размороженного холодильника и выругался вполголоса. Беспрестанные вспышки молнии освещали дом так ярко, что можно было рассмотреть все мельчайшие подробности, каких не видно было даже при дневном свете. Например, он только сейчас заметил фотографию счастливого семейства Старк на двери холодильника. Он медленно выпил полный стакан воды, разглядывая улыбающиеся лица на фото при вспышках молнии. Сансе там было лет пятнадцать-шестнадцать. Ее волосы еще не были такого интенсивного цвета, и он подумал, не красит ли она их сейчас… Но потом вспомнил, что когда увидел первый раз Кет, ее волосы тоже были светлее, но когда она стала старше, на них опустился этот осенний багрянец. А вообще, синеватый свет от молний искажал цвета, и он решил, что подумает от этом завтра, когда увидит фото при дневном свете. Петир Бейлиш улыбнулся этой мысли.

Он направился обратно в спальню, когда случайно увидел вдруг эту рыжую макушку, о которой только что думал, выглядывающей из-за сиденья дивана.

Санса сидела на полу, подтянув колени к подбородку, закутавшись в свою кофту. Угли в камине уже догорали.

– Ты чего здесь сидишь? – удивленно спросил он.

– Я боюсь грозы, – виновато улыбнулась она и подняла на него огромные, влажно блестевшие глаза, в самом деле полные страха. – Здесь не так страшно.

Он помедлил, раздумывая, не вернуться ли ему в комнату… Но она действительно выглядела напуганной, и он решился на очередную глупость.

Петир подкинул несколько полен в камин, подул на разгорающиеся угли и уселся рядом с ней на толстую овечью шкуру, прислонившись спиной к сиденью дивана. От огня потянуло теплом.

– Я тоже боюсь. Гроза страшная штука.

Словно в подтверждение его слов над их головами так оглушительно громыхнуло, что Санса зажмурилась.

– В захолустье, где я вырос, весной были страшные грозы, – спокойно и серьезно сказал Петир. – Однажды я видел, как молния попала в корову. Ее разорвало в клочья, как от взрыва мины.

Она усмехнулась.

– Да, вы умеете успокоить.

– Ты уже взрослая. Здесь мы в безопасности. Сама знаешь, что нечего бояться.

Санса помолчала, глядя на весело потрескивающий огонь.

– Дома, когда ночью начиналась гроза, я убегала в спальню к родителям. Даже когда стала старше. Арья всегда издевалась надо мной. Отец ругал меня, но мама прогоняла его и пускала к себе в кровать. Я обнимала ее и засыпала под самый страшный грохот.

Прозрачная крупная слеза вдруг сорвалась с ее ресниц и покатилась по щеке, оставляя влажный след.

– Когда она умирала, была сильная гроза. Я сидела у ее кровати и держала за руку, а она бормотала, что боится… Я ее успокаивала ее же словами.

Петир приобнял ее рукой и она уткнулась ему в плечо.

– Мне так не хватает ее, – прошептала она ему в шею, и он ощутил, как горячая слеза капнула на его кожу. – Я так скучаю… Все разваливается без нее. Старшие разъехались, Рикон все время плачет, мы с Арьей часто ссоримся, знаете, по-настоящему, по-злому, а папа будто боится находиться дома… И Джофф, он такой придурок…

Он погладил ее по голове, ощущая искреннюю жалость к ней, накрывшую его с головой, и прижал к себе крепче.

– Все наладится. Слишком мало времени прошло.

Она всхлипнула.

– Нет. Как прежде никогда уже не будет.

– Не будет, – согласился Петир. – Но станет легче. Поверь мне.

Она заплакала уже не сдерживаясь, потерлась носом о его плечо, прижалась еще сильнее. Это был первый раз, когда он не почувствовал неправильности происходящего, находясь рядом с ней. Она была просто напуганной плачущей девочкой, а он – другом ее отца.

Он заговорил через несколько минут, дав ей выплакаться. Футболка на плече насквозь промокла от ее слез.

– Знаешь, в детстве я пас чертовых коров целыми днями на отцовской ферме, и часто попадал в грозу. Укрыться было негде, и я ложился в какую-нибудь ложбинку, накрывался курткой с головой и молился, чтобы в меня не попала молния. Вокруг все дрожало и грохотало, я лежал в воде и кричал от страха.

Истории из его детства безотказно действовали на женщин. Женщин, даже самых неприступных, можно добиться двумя путями – рассмешить или вызвать у них жалость. И то, и другое у него получалось неплохо. Но сейчас он рассказывал ей о коровах и грозах совсем с другой, банальной целью – заставить ее понять, что многим приходится и хуже. Иногда такое срабатывает.

– Ничего страшнее не переживал с тех пор. Я бы тоже хотел забраться к кому-нибудь в кровать в тот момент, – усмехнулся он и осекся, почувствовав, как двусмысленно прозвучала эта фраза.

Она подняла голову и внимательно посмотрела на него заплаканными глазами.

– Это можно устроить, – шепотом сказала она и прикоснулась губами к его рту.

– Санса… – выдохнул он от неожиданности.

Она схватила его за футболку и потянула вниз, на себя, неумело тыкаясь ему в губы. Голова закружилась и он, ничего уже не соображая, подчинился ее требовательным рукам и рту.

Потом были вспышки молнии и грохот грома, и ее глаза – бездонные, лихорадочно блестевшие, ее горячий шепот в ухо, пальцы на его лице, длинные сильные ноги, обхватившие поясницу.

Он пытался остановиться, изо всех сил пытался, но когда она выгнулась ему навстречу, приподняв его тело своим, когда ахнула, прикрыв глаза, а ведь еще ничего не произошло, еще можно было вернуться… Тогда все, что было в нем рассудительного, правильного, все, что еще сопротивлялось, мгновенно исчезло.

Никогда и никого еще он так не хотел.

Задыхаясь от полыхающего внутри огня, он буквально сдирает с нее одежду, покрывает ее тело поцелуями, даже укусами, сминает ее груди в своих ладонях, скользит руками между ее бедер, чувствуя, как она дрожит. На секунду отвлекается, приподнимаясь, чтобы снять свою футболку, и она поднимается следом за ним, целуя чертов шрам. Петир стонет и вновь наваливается на ее горячее тело. Он не успевает даже снять джинсы, только приспускает их до бедер – необходимость овладеть ею была так велика, что превратилась в боль. Он стискивает зубы, сдерживая себя от совершенно звериного порыва, рывком раздвигая ее ноги, снимая белые трусики, проведя ладонью у нее между ног. Но она не боится. Она закусывает губы, извивается всем телом, следуя за его рукам и ртом, раскрываясь ему, отдаваясь ему вся, целиком… Он чувствует, какая она мокрая, слышит, как она стонет, и это служит пусть небольшим, но оправданием.

«Она тоже этого хотела», – думает он, наконец, входя в нее, чувствуя, как сжимаются изнутри шелковистые, горячие, тесные стенки, это ощущение застилает глаза каким-то красным туманом и он почти ни черта не видит, только чувствует.

«Она тоже этого хотела, с самого начала…»

– Быстрее, Петир, – шепчет она, вцепившись в его плечи, запрокинув голову, блеск глаз из-под ресниц просто слепит его. – Быстрее…

Совсем как сегодня, на велосипеде. Он подчиняется, видя, что она уже близко.

Надолго его не хватает, но она все же кончает первая – прижав его голову к себе, обхватив руками и ногами, содрогаясь и дрожа, простонав его имя, а потом сразу будто обмякнув вся. Это позволяет ему хоть немного сбавить темп, и через несколько глубоких размеренных толчков он, тоже со стоном, обессилено прижимается мокрым лбом к ее плечу, чувствуя, как эта одержимость вместе с горячей пульсацией выходит из него…

Некоторое время они лежали молча, восстанавливая дыхание, прислушиваясь к успокаивающимся толчкам сердец друг друга.

Также постепенно пришло осознание – он трахнул восемнадцатилетнюю девочку, дочь своего друга. Дочь Кет. Оставшись с ней наедине, в первый же вечер.

Тошнота внезапным спазмом скрутила желудок. Никогда он еще не ощущал себя так омерзительно, не чувствовал свою ничтожность.

Она повела рукой по его лбу, запустила пальцы в волосы. Она улыбалась. Бедная, маленькая, влюбленная дурочка. Но теперь он не имел права показывать ей, что жалеет, что он растерян, что противен сам себе. И уходить не имел права. И злиться тоже. Особенно на нее.

Петир приподнялся, стащил с дивана покрывало, укрыл их обоих, придвинулся ближе и обнял ее.

Санса прерывисто вздохнула, положила горячие ладони на его руки на своей талии. Он видел впадинку на ее освещенной огнем щеке – она улыбалась. Они лежали так несколько долгих минут, и он не сразу понял, что гроза стихла.

– Зайца, – прошептала Санса.

– Что? – он не расслышал, приподнялся на локте, обеспокоенно заглядывая в ее лицо. Больше всего он боялся ее слез, разочарования, страха, отвращения на ее лице. Но она все еще улыбалась.

– Ты подарил мне маленького плюшевого зайца в гавайской юбке. Он у меня в спальне. Если нажать ему на живот, он танцует и кричит: «Алоха!»

Он усмехнулся, поцеловал ее в обнаженное плечо.

– Лучше бы ты не говорила. Представляю, каким я выглядел идиотом.

– Ты выглядел очень красивым идиотом. И ты был смешной. И заяц был смешной.

Она повернулась к нему, провела кончиками пальцев по щеке.

– Я потом ждала, когда ты еще появишься. Спрашивала о тебе у родителей, придумывала нелепые причины. Нашла твою фотографию с мамой и тетей Лизой, официальный сайт твоей фирмы в сети. Даже позвонила один раз твоей секретарше, но не могла придумать причину, чтобы меня соединили с тобой. Но ты так и не приехал больше.

– Я не знал.

– Даже если бы и знал, разве приехал? Мне было пятнадцать.

– Теперь ты ненамного старше.

Между ее бровей наметилась тоненькая морщинка.

– Тебя это пугает?

Он вздохнул и ответил честно:

– Не знаю. Я ничего не понимаю, Санса.

Она притянула его к себе и поцеловала, очень нежно, глубоко, неожиданно по-взрослому.

– Не надо ничего понимать.

Через несколько минут они уснули, почти одновременно.

========== 4 ==========

Когда он проснулся, то подумал было, что все это ему приснилось, и это принесло ему невероятное облегчение, но через мгновение ощутил себя лежащим на полу, до самого носа закутанным в покрывало. Мягкая ткань все еще содержала в себе еле уловимый запах ее тела. Прямо напротив его лица на полу лежала высыпавшаяся через каминную решетку горстка перегоревшего пепла. Вокруг было холодно и тихо. Ему не приснилось.

Петир встал, поморщившись от боли в боках, увидел на столе поджаренные тосты с маслом и остывший уже кофе. Сансы нигде не было, и это было к лучшему – ему надо было привыкнуть к мысли о том, что произошло с ними вчера. Он стиснул зубы от досады, непонятно на что разозлившись – на то, что не сдержался или на то, что не испытывал сейчас должного сожаления.

Он умылся ледяной водой, лицо сразу разгорелось от холода. Взял кружку с теплым кофе и подошел к окну. Там стелился густой, молочный туман. Ее силуэт виднелся на пристани перед домом – размытое пятно рыжих волос и тоненькая девичья фигурка.

Она сидела прямо на влажных еще досках, свесив ноги вниз, почти касаясь подошвами воды. Озеро поднялось за ночь почти на метр.

– Не мерзнешь? – он присел рядом, ежась от утреннего холода. Сырость забиралась под футболку, вызывая мурашки. Все вокруг было каким-то мистическим – густой туман, стелящийся низко над водой, и невероятная тишина. Тишина ощущалась практически кожей. Все звуки тонули в этом тумане.

– Немного, – ответила Санса. У нее в руках тоже оказалась кружка с кофе, и тоже остывшая. – Ну ты и соня.

– Это здешний воздух виноват, – хмыкнул он.

– От него голова кружится. Кислорода много.

Он кивнул, делая глоток, думая о том, что этот воздух заставляет вдобавок творить глупости. Санса легонько шлепала по воде подошвой кроссовка. Круги медленно расползались по свинцовой глади, исчезая в белесой мгле.

– Ты, наверное, думаешь обо мне ужасные вещи? – спросила она через несколько минут.

– Нет, – просто ответил он.

Это было правдой.

– Значит, думаешь так о себе?

На это он не стал возражать.

Она вздохнула, достала из кармана сигареты, щелкнула зажигалкой.

– Мне стыдно.

– Это нормально, – сказал Петир с улыбкой. Он думал, что находиться рядом с ней будет сложнее, но напротив, стало легче. Их бедра слегка касались друг друга. От досок несло холодом.

– Простудишься, – сказал он, проведя ладонью по настилу пристани. Рука стала мокрой.

Санса лукаво улыбнулась и перебралась к нему на колени. Он обнял ее за талию, и они долго сидели так, глядя на рассеивающийся туман. Она была очень теплой и легкой.

– У меня странное ощущение, – сказал Петир ей в шею, туда, где ее волосы, забранные в высокий хвост, вились легким пушком. – Мне кажется, что я знаю тебя много лет.

– Так и есть, – сказала она.

Это тоже было правдой, и он не мог это объяснить. Все было таким странным – и озеро, и туман, и она. И то, что он не испытывал ни капли сожаления о произошедшем, в отличие от утра. И ни тени смущения. И ни даже малейшей частички неловкости. Все это очень удивляло.

Санса обернулась и быстро поцеловала его. Потом вскочила на ноги.

– Пойдем в дом. Здесь правда холодно.

Они вместе убрались в доме, шутливо подтрунивая друг над другом, распотрошили холодильник, который уже порядком пованивал. Петир вызвался посмотреть генератор, но, как и ожидал, не нашел поломки. Бензина в нем было под завязку, видимых повреждений не было, и черт ее знает, почему эта штука не работала. Он пощелкал переключателем, постучал по нему ногой – самый распространенный способ починить то, в чем не понимаешь, и вернулся в дом.

Санса на кухне пекла оладьи. Запах был просто головокружительный.

– Похоже, нам придется сидеть без света.

– Не беда, – ответила она. – В холодильнике и так было пусто. У нас есть консервы, свечи и две пачки макарон.

Он сел за стол и смотрел на ее спину, на то, как она переворачивала маленькие оладушки, облизывала пальцы, как мука просыпалась со столешницы на пол легкой белой россыпью.

– Пахнет очень вкусно, – сказал он наконец. Санса обернулась с улыбкой, поставила перед ним дымящуюся тарелку и села напротив, положив подбородок на сцепленные руки.

– Ешь.

– А ты?

– Я не хочу. Я три умяла, пока жарила. Это вообще это вредно для фигуры.

Петир хмыкнул, отправляя в рот кусочек невероятно мягкого поджаренного сладкого теста.

– Тебе не о чем беспокоиться. Я считаю, тебе не мешало бы даже пару кило набрать.

Она запустила в него кухонным полотенцем.

Петир съел уйму оладий, пока его не затошнило, но хотелось еще. Она посматривала на него из-за чашки с чаем и все время улыбалась.

– Черт, они невероятно вкусные. Убери их, пока я не лопнул.

Она убрала, но он успел стащить еще один оладушек. У него мелькнула какая-то странная мысль, что они похожи на давно женатую пару, будто она пекла оладушки каждую субботу, а это был их дом… Ему отчего-то очень комфортно вместе с ней, хотя должно было быть наоборот.

Санса подошла к окну, где виднелся промытый дождем лес, а появившееся солнце разгоняло туман с водной глади по густым зарослям. Туман еще цеплялся белесыми лапами за верхушки кустов, прятался в низинах, но солнечный свет неустанно растворял его.

– Погода хорошая.

– Да. Так всегда после бури.

Он подошел сзади, совсем близко, и она с готовностью прижалась к нему спиной. Он сцепил руки на ее теплом животе.

– Что мы будем делать?

Это был неожиданный и хороший вопрос. Во всех смыслах. И Петир Бейлиш не знал, что ответить.

– Отец не звонил? – спросил он, и почувствовал в ту же секунду, как она напряглась.

– Нет, – Санса мягко освободилась от его рук и подошла ближе к окну. – Связи до сих пор нет.

– Иди сюда, – тихо сказал он, разворачивая ее к себе.

– Я имела в виду, чем мы сегодня займемся? Я не хотела тебя пугать, – сказала она с легкой усмешкой, кладя руки на его плечи.

– Я не испугался.

Он поцеловал ее, совершенно не думая ни о чем. Просто поцеловал, наслаждаясь вкусом ее губ, их мягкостью и податливостью. Он подумает обо всем вечером, или завтра… Но не сейчас. Сейчас он хотел быть полным, абсолютным идиотом.

– Пойдем в спальню, – прошептала она ему в рот.

– Пойдем.

И он снова покорился ей, хотя клялся себе, что не прикоснется больше к ней, что будет сдержаннее и умнее. Но все полетело в тартарары, когда она, все также загадочно улыбаясь, потерлась об него всем телом, как большая кошка.

На этот раз все было по-другому – медленно, нежно, плавно. Он понял, как она все же неопытна, хотя всеми силами пыталась скрыть это. Она смущалась, может быть из-за дневного света, пробивающегося сквозь задернутые зеленые шторы, может быть, потому что на этот раз ею не была выпита почти целая бутылка вина… Но она все еще хотела его, он мог это чувствовать.

Он медленно, долго изучал ее тело, целовал, чуть прикусывал кожу, зализывал покрасневшие следы от зубов языком, поиграл с серебряным шариком в ее пупке, потом двинулся ниже. Санса напряглась, пытаясь свести ноги, отчаянно покраснев, что вызвало в нем еще более неистовое желание. Но он помедлил, дав ей возможность решить самой… Конечно, она пустила его, и через несколько минут уже тихо стонала, вцепившись пальцами в его волосы.

– Пе-тир! – она выгнулась, прижимая его голову к себе, а потом сразу обмякла, тяжело задышав. Он хотел дать ей время прийти в себя, но она неожиданно быстро осмелела и потянула его к себе.

– Иди сюда…

– Подожди, – прошептал Петир. Он свесился с кровати, подвинул к себе лежащую на полу сумку и начал рыться в кармашке. В прошлый раз он был столь безрассуден, и все произошло так быстро, что он не успел позаботиться о нежелательных последствиях.

– Ты всегда возишь их с собой? – улыбнулась она, когда он разорвал блестящую упаковку презерватива.

– Нет. Просто завалялись в сумке, – он не соврал, потому что был уверен, что презервативы на рыбалке с Недом в этой глуши ему точно не понадобятся, и, разумеется, не брал их намеренно, но заметил две упаковки на дне кармашка, когда доставал вещи. – Наверное, остались там с прошлого отпуска.

– Ну конечно, – с легким смехом потянула Санса. – Наверное, хотел закадрить здесь какую-нибудь самочку йети? Или медведицу?

– Замолчи, – шутливо скомандовал он, поворачивая ее спиной к себе. – Самочка йети…

А потом были опять капельки пота на влажной коже, несмотря на прохладный воздух, тяжелое дыхание, стоны, наслаждение, которое он не испытывал наверное ни с кем, скрип старой кровати и ее руки, вцепившиеся в изголовье, с еле видимыми синими венками под кожей…

– Не вздумай засыпать, – сказала Санса, когда все кончилось, и они лежали, обнявшись. Ее палец осторожно скользил вдоль шрама, поглаживал, щекотал грубо сросшуюся кожу.

Петир с трудом открыл тяжелые веки.

– Интересно, если тебя не трогать, сколько часов ты можешь проспать? Вставай. Я хочу покататься на лодке.

Петир был не против поваляться в постели еще несколько часов, но конечно, послушно встал, искоса наблюдая, как она одевается. Теперь ее тело, уже такое знакомое, гибкое, не вызывало горячего прилива в голове, но само желание обладать ею никуда не делось, несмотря на то, что он был порядком вымотан. Сумасшествие какое-то.

Время давно перевалило за полдень, мягкое предвечернее солнце играло на водной глади, резало глаза. Санса надела огромные черные очки, легла на носу лодки, свешиваясь вниз и касаясь воды руками.

На берегу виднелось много поваленных после бури деревьев.

Петир бросил якорь посреди озера. Вокруг опять стояла эта звенящая тишина.

Санса управлялась удочкой не хуже Неда. Леска у нее не путалась, и закидывала она далеко и ловко. Петир восхищенно цокнул языком.

– Папа нас всегда на рыбалку брал, – пояснила она. – Ты бы видел, как он бесился, когда Арья вытаскивала рыб крупнее, чем он.