Текст книги "Маморитаи (СИ)"

Автор книги: Posok Pok

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

– Логично, – согласился Гаара, переглянувшись с Цунаде – У Изуны на руках все биджу. Кто знает возможно ли объединить их в джуби, врала ли она, однако сила хвостатых чересчур масштабна, чтобы её игнорировать.

– Не зря Хаширама изловил всех демонов, – кивнула Мизукаге – Я не против сражаться за мир в объединении.

– Сомневаюсь, что у Изуны нет в рукаве больше козырей, помимо названных, – Цунаде сжала кулаки, впиваясь ногтями в нежную кожу – По одиночке нас легче перебить, а подлинная сила Изуны неизвестна.

– Кхм, – задумчиво поджал губы Ооноки – Не нравится мне это… Но я в деле. Умеет девчонка навести жути, хм… Я этого не говорил!

– Конечно, – ухмыльнулась Мэй и повернула голову к молчаливому Эю – А вы? Сомневаюсь, что ваша гордость уцелеет, но хоть в этот раз умерьте её.

– Изуна убила моего брата. Грозиться стереть с лица Земли мою деревню, да что там: весь мир, – странно спокойно сказал Райкаге – Она сошла с ума. По опыту знаю, что свихнувшаяся шиноби и нукенины самые опасные. Они потеряли человечность, потеряли мораль, потеряли себя. С подобными необходимо разбираться резко, как вправляют кость. К сожалению, кое-кто, – с намеком посмотрел на Цунаде – Допустил развитие гнойной раны.

– То есть вы согласны? – перебила Сенджу нарочито скучающим тоном.

– Дай договорить, девчонка!

– Какая я тебе девчонка, маразматик?! – выставила кулак в угрожающем жесте Сенджу.

– …– Эй покосился на всколыхнувшуюся грудь и отвернулся, все наблюдатели с ехидством заметили красные уши – В любом случае выбора нет.

– Мы, самураи, тоже примем участие в войне, – ошарашил Мифуне – Если масштаб угрозы такой, какой я представляю, то весь мир содрогнется от катастрофы.

– Весь мир? Вы преувеличиваете, – фыркнул Ооноки, повел плечом.

– Для Альянса необходим Лидер. Предлагаю избрать на эту должность Хокаге-доно, – не повел и бровью от замечания Мифуне.

– Аргументируйте, – наклонила голову Мизукаге.

– Цучикаге-доно, при всем моем уважении, стар, его взор затуманен временем. Кадзекаге-доно наоборот, чрезвычайно молод и не имеет опыта ведения военных действий. Райкаге-доно не отошел от смерти брата, вспыльчив и отдает предпочтение силе. Вы, Мизукаге-доно, знаете что такое гражданская война, но не участвовали в командной должности в широком масштабе войны. А Хокаге-доно достаточно уравновешена, опытна и сильна для разумных решений.

– Что же, – хихикнула от перекошенного лица Райкаге Мэй – Ваши доводы имеют под собой подоплеку.

– …– Ооноки цыкнул, но принял сказанное главой самураев – Кадзекаге, Райкаге, вы согласны с этим?

Гаара безмолвно кивнул, а Эй скрипнул зубами.

– Из-за Конохи мы вляпались в дерьмо, а вы настаиваете на назначении лидером Хокаге? Это бред!

– Успокойся, Эй, – нахмурилась Цунаде – Все претензии выскажешь позже. Слишком мало времени на твои истерики.

– Какими бы резкими слова Хокаге не были они правдивы, – раскрыла рот раньше Эя Мэй – Если нет возражений, то перейдём к более несущим вопросам.

– Да, – закряхтел Ооноки, ухмыляясь – О сформированном Альянсе и патовой ситуации с Изуной мы должны сообщить Даймё.

Итачи вздохнул, перевел взгляд на идущий снегопад с подвывающим ветром за пределами дыры, краем уха прислушиваясь к разговорам Каге. Погода набирает обороты. Что-то подсказывает ему: грядет буран.

***

По чистым дорожкам аллеи мягко спадали желтеющие листья с ровным рядом высаженных деревьев. Вдоль идущих прохожих приколочены удобные лавочки с мусорными баками. На бульваре распространена жужжащая слабыми шепотками тишина, отдаленная от гомона центра Конохи, словно совершенно иной мир, где горожане, не ведавшие о скорой войне, проводят время с близкими, друзьями, партнерами и родственниками – самое то в безоблачную, солнечную, осеннюю, почти безветренную погоду. Небеса удивительно сверкают бирюзой, укрывая летающих в нём птиц.

Единственный, кто одиноко отдыхал на аллее был закутанный в пальто, с длинными, скованными резинкой, черными волосами шиноби. Он выбрал лавочку в отдалении от снующих людей, которая была спрятана в глубине бульвара для подобных ему людей.

Итачи выдыхал прозрачное облачко пара, любуясь шелестящими ветвями окружавших его деревьев. Он наслаждался иллюзией спокойствия в родной деревне, но изнутри все равно снедала тревога. Причин столько, что не счесть: война, справки, выписки, диагноз ирьенина, к которому он недавно ходил после наказа Цунаде – а ведь Итачи при ней лишь легонько кашлянул – полуразрушенный клановый квартал, семейные счета в банке, замороженное наследство родителей, избегающий его Саске и подобно вишенке на торте – проинспектированная квартира Изуны. Её не трогали все года отсутствия сестры – непонятные для него суеверия? – поэтому все вещи сохранились, будто Изуна вышла на пять минут, а не предала Коноху, став нукенином. Их осталось достаточно, чтобы понять: Изуна сбежала, прихватив всё снаряжение, а на бытовые и личные вещи она не обратила внимание, коих без того было мало.

Хруст листьев под подошвой отвлёк Итачи от созерцания прекрасного. Он не повернулся. Рядом смахнули несколько листьев с лавочки и сели на другой стороне, словно незнакомцы.

– Я думал, ты не хочешь меня видеть, – прохладно заметил Итачи, услышал независимый фырк, столь знакомый и родной с детства.

– Это всё ещё так, – почти шептал Саске, кутаясь носом в шарф – Я видел тебя в больнице. На собрании Изуна ранила тебя?

Итачи вздохнул, задумчиво глядя в небо сквозь прикрывающие его кроны. Он распахнул пальто и достал из внутреннего кармана смятую пачку исписанных кривым почерком листов, положил их на лавочку и подтолкнул к брату.

Несколько минут шуршание страниц мешало естественной природной мелодии. Со спины поднялся единичный вихрь, неприятно всполошивший не попавшие в хвост волосы. Мимо глаз Итачи невпопад разлетелись медицинские очерки, он ненадолго прикрыл глаза, словно уходя от этого мира жалкие мгновения пока листы парили вокруг, скользяще приземлялись на опавшие с деревьев листья.

– Ирьенин… Какие шансы на выздоровление? Тебе проведут операцию? – прежде дерзкий голос дрогнул, упал на несколько тонов, став невнятно глухим.

– Всё решится после войны.

– Но никто не знает когда она закончится! – рявкнул Саске, рвано выдохнул – Чёрт…

– Ты годен для вступления в войска? – Итачи наконец повернул голову, но не сумел разглядеть лицо брата, оно скрыто шарфом, обмотанным вокруг головы и шеи подобно паранже.

– В этот раз будем биться спиной к спине…брат, – унылая усмешка звучала сквозь тяжёлые слова младшего Учиха – Они пропускают каждого ходящего и тех, кто в состоянии держать кунай достаточно крепко.

– Если не хочешь – не иди, – меж бровей Итачи залегла складка, глаза сощурились от шального солнечного луча – Последние представители кланов в праве отказаться от исполнения воинского долга перед деревней.

– Удобный закон, – фыркнул Саске, качнулся вниз, смотря исключительно на сжимающие грубую ткань штанов пальцы – Тогда почему ты не отказался? Я видел списки и твоё имя в первый строках. Мы можем переждать, брат, остаться в резерве на должностях оборонительной армии Конохи. Давай используем эту лазейку, выживем и…тебя прооперируют.

Плечи Саске вздрогнули от мягкого касания, он медленно повернулся к Итачи.

Итачи не дрогнул, рассмотрев подлеченное ирьенинами, не скрытое бинтами, безбровое лицо Саске, половину которого уродовал и искажал омерзительный, выпуклый шрам, будто отпечатанный солнцем, а волосы под шарфом вовсе отсутствовали. Из былого красавца он обратился отталкивающим чучелом. Пальцы сильнее сжали левое плечо, Итачи не отводил серьезного взгляда от блестящих непролитыми слезами чёрных глаз.

– Прошу, брат, – Саске заикнулся, стиснул зубы.

– Я не могу, – доверительно шепнул Итачи.

– Почему?…Это из-за…

– Я нужен Изуне, как старший брат.

Саске оттолкнул руку Итачи, резко подскакивая, будто взлетая, на ноги, отчего шарф скатился на плечи, прекращая закрывать нанесенное сестрой увечье. Ветер, издеваясь, поднял все безвольно стелющиеся ковром листья. Они воспарили за обернувшимся Саске, закружились в яростном, слепящем танце, отражая его внутренний взрыв после заявления старшего брата, а шумные сухик ветви долголетних деревьев поддержали громкими шебуршащими возмущениями. Саске всплеснул левой рукой, широкими глазами смотря на уравновешенно спокойного брата.

– ЕЙ НИКТО НЕ НУЖЕН! – заорал на всю аллею дрожащий голос Саске – ОНА МОНСТР! ДЕВЯТИХВОСТЫЙ ДАВНО ПОГЛОТИЛ ЕЁ! ТОЙ ТРЯПКИ-СЕСТРЫ БОЛЬШЕ НЕТ! ИТАЧИ, НАША СЕСТРА УМЕРЛА НЕСКОЛЬКО ЛЕТ НАЗАД!

– Несколько лет назад? – Итачи грациозно встал, шагнул на встречу Саске, как к обезумившему зверю – Что ты имеешь ввиду?

– Э-это… – сдувшись, Саске безвольно опустил руки, не замечая накатывающихся слез, он продолжил сквозь зубы —…После сдачи экзамена в Академии…Изуна начала меняться. Мы не состояли в одной команде, так что это становилось для меня заметнее, чем раньше. Из наивной, легкомысленной дуры, жующей сопли она стала зеркальной версией себя. Прекратила общение со мной, не лезла под руку, отвечала на оскорбления, влезала в травмоопасные драки, творила не пойми что, а на экзамене на чунина…жестоко расправилась со своим сокомандником, когда тот попался ей в качестве оппонента на третьем этапе, – Саске передёрнуло, он неуверенно отвел взгляд – Я пришел к выводу, что девятихвостый добрался до сознания Изуны и уничтожил его. Он обратил её в монстра и…или убил… Она чудовище, Итачи, и как бы я не ненавидел тебя: Прошу, брось свою идею помочь ей. Ради твоего же блага.

Безответное молчание вызвало новую волну гнева. Тело Саске едва заметно затряслось, ногти впились в кожу ладоней, а грудь часто вздымалась от недостатка воздуха и попыток вдохнуть глубже, больше.

– Она не монстр, – сделал второй осторожный шаг к брату, хмурясь всё глубже.

– Раз Изуна настолько тебе дорога, раз ты её покрываешь…Почему же бросил её, а, Итачи? Ты знал на какие муки обрекаешь сестру, – каждое обвинение метко вонзалось в часто стучащее сердце Итачи, однако тот не шевельнулся, не раскрыл рта, продолжая с арктическим спокойствием нагнетать атмосферу одним невозмутимым видом.

Саске не выдержал накала: рывком сблизился с братом. Итачи без сопротивления кулем свалился на твёрдую лавочку от кулака в скулу. На разбитой губе выступила кровь, кожа в месте повреждения пульсировала, точно горела, особенно на контрасте с холодными, касающимися наливающегося синяка кончиками пальцев.

– Ты всегда! Всегда таким был! С тех пор как мама раскрыла личность Изуны, ты, как одержимый, присматривал за ней, чуть ли не из ложечки кормил, – в омерзении продолжил гневную тираду Саске, кривясь и баюкая руку с краснеющими костяшками – Ты, наверное, – затих, чтобы набрать воздух в лёгкие и срывая окончательно голос рявкнуть – И УМРЁШЬ ЗА НЕЁ?!

Пряди скользнули по лбу Итачи, когда тот опустил подбородок на грудь, пряча всколыхнувшиеся чувства в глазах. Он до трещин сжал спинку скамейки, сухие губы поджались, а мышцы от напряжения проступили на тонкой водолазке, сквозь распахнутое ненарочно пальто.

Саске натужно закашлялся в кулак, невыносимо слыша завывающий сквозь ветви деревьев ветер на фоне. Он презрительно фыркнул, развернулся и стремительно убежал, покидая скрытую глубинку аллеи, по пути случайно наступив на один из больничных справок.

Стоило Саске уйти, как Итачи вскинул голову к небу, где за время разговора откуда-то приплыли чернеющие облака, мрачно перекрывающие солнце. Ледяной ветер освежающе и колко оцарапал незащищенную шею, задел поврежденную скулу и губу.

Итачи лениво достал из грудного кармана миниатюрный, потрепанный временем, перепачканный сизыми и бордовыми пятнами дневник. В середине обложки корявыми буквами крепилась надпись: «Учиха Изуна».

Итачи не раскрывал его, не перечитывал во второй раз. Он с трепетом, осторожностью сжимал самый корешок, смакуя на языке из неоткуда объявившийся пряный привкус, словно он переместился в прошлое: в уютный осенний вечер, в дом с тёплой кухней, готовящей матерью, читающим книгу отцом, лепечущим о проведенных тренировках Саске и тянущей к нему со счастливым лицом руку, в которой обязательно было испеченной Микотой печенье, Изуной.

На холодный кончик носа упала первая капля дождя, знаменующая начало отчёта до Грозы.

…Вернуться в прошлое нельзя, но помнить буду постоянно…

Глава 6

Ветер стремительно пролетает по всем пустынным закоулкам некогда многолюдных улиц деревни, заглядывая в каждый дом с открытой, поскрипывающей дверью, снося собой покачивающийся декор, занавески и толкая забытого плюшечного медведя на пол. Он проносится в метре над землей, поднимая пыль с грязью и совершенно не встречая ни единого человека.

Потоки ветра кружат разноцветные сухие листья с мелким сором возле занятой лавочки аллеи. Облаченный в строгую форму, с безликим кандзи «Шиноби» на протекторе Итачи проводил пальцами по страницам раскрытого дневника Изуны. Холод царапал бледные щеки, одиночество отсчитывало минуты до часа сбора, а сам Учиха прокручивал в голове прочитанные строки и не находил ответа: строки исписаны, казалось бы, повседневными, ничем не примечательными повседневными замечаниями, жалобами и выплеснутыми проблемами маленькой сестры. Ничего не наталкивает на разгадку.

Итачи бесстрастно откинул голову назад, ослабленно прикрыл веки. Пальцы безвольно выпустили дневник. Источник отрады Изуны и единственный её друг с предательства старшего брата глухо упал в ноги Итачи, шелест страниц, порываемые ветром, грустной мелодией заняли его слух.

Ссора с Саске произошла более двух недель назад. Младший брат начал избегать его ещё хлеще, чем до этого: с тех пор старший Учиха не мог даже издали увидеть Саске. Тот отлично оправдывает звание одного из талантливейших шиноби своего поколения.

Губы дрогнули в слабой гордой улыбке.

Из-за упрямства Саске ему пришлось постараться, чтобы ежедневно подбрасывать глупому младшему брату заживляющую мазь из Страны Воды – вот какой продукт и без войны находился в дефиците, а сейчас подавно. По крайней мере Саске не отмахивался от незримой помощи. Его шрамы перестали пугать народ своим воспаленным, выпуклым отвергающим видом.

Холод острым порывом ударил в незащищенное горло Учиха. Его спина напряглась, лёгкие горячо вспыхнули внутри, а из царапающего горло вырвался коробящий кашель. Плечи содрогались, ладонь прижималась ко рту так, словно пыталась затолкать кашель назад. Итачи тяжело вздохнул, расплывающимся взором смотря на несколько красных капель на пальцах.

Он вздрогнул, когда услышал зов со стороны выхода из аллеи. Пора выдвигаться. Итачи вытер запястьем губы и поднял дневник, случайно мазнув кровью по чистому, незаполненному листу. К неожиданности Итачи он вспыхнул багровыми кандзи, сеткой расплывающихся иероглифов вертящихся на страницах.

Опешив, Итачи чуть не захлопнул дневник, но вовремя замер, внимательно, близко поднеся его к лицу, всмотрелся в меняющуюся картину.

Все страницы переписались, а обложка налилась подсвечиваемым чёрным неоном. Первая запись датировалась следующим годом после уничтожения клана. Итачи читал, читал…его итак не отличающаяся загаром кожа стремительно потеряла любые краски, зубы до боли скрипели, а пальцы мертвецки вцепились в корешок дневника. Он мог поклясться, что слышал стучащее в ушах сердце, когда отрывками ловил кривую, со скачущими между строчками, преувеличенно большие или маленькие, кандзи, исповедь и мольбу.

«…Сегодня ужасный день. Мальчишки из класса зажали меня в неприметном углу школьного полигона. Они порвали мое платье, кидались мною, как мячиком и отрезали волосы.

Итачи, мне страшно… Меня назвали ублюдком…»

«…На уроке ублажения Мио-сан похвалила меня… Кажется. Я не уверена. Она выставила меня перед девочками и восхваляла мои «навыки изощрённого массажа». Это приятно. Меня в первый раз оценили по достоинству!»

«…Девочки заперлись со мной в туалете. Ино… Ино смеялась надо мной! Она обзывала меня «наивной козой» и «перспективной проституткой». Кто такие проститутки?

Её подружки откуда-то притащили инвентарь для ловушек. Я пыталась убежать, но Сакура КАК ударила в живот, что я, как кукла, которую Итачи подарил в прошлом году, свалилась на пол и ударилась лбом. Было больно.

Мою одежду изрезали ножницами, Ино заставила…заставила вылизывать её грязные лодочки языком. Самый противный вкус в мире! Я словно какашки съела! Опыт был…»

«Сакура облила меня помоями и перед всем классом и Ирукой-сэнсеем назвала «шлюхой» и " ничтожным отродьем», способным зарабатывать на жизнь работой медовой куноичи. Сэнсей объяснил кто они такие и чем занимаются… Почему меня так обзывают? Фу…»

«…Меня подвесили над порогом входа в класс. Леска – отвратительное оружие! Она впивалась в кожу не хуже клеща и намного, намного больнее!

Итачи… Брат… Эти издевательства вышли на новый уровень… Одноклассники воспользовались моей беспомощностью и вонзали в подмышки, щёки и ключицы сенбоны. Я провисела до конца учебного дня. Ирука-сэнсей словно стал слепцом!»

«Почему надо мной издеваются? Почему прохожие смотрят вслед, как будто я падаль или мусор! Почему мне попадаются в овощных ларьках прогнившие продукты? Почему?!»

«…Мою квартиру подожгли. Ровно в час ночи я проснулась от запаха гари и попала в ловушку: огонь взял в кольцо мою пастель и достигал потолка своими языками. Мне пришлось пробираться сквозь него, чтобы попытаться выйти, но дверь оказалась заперта. Смех взрослых мужчин, их гогот надолго пустит корни в моем мозге. Не знаю в какой момент, но я потеряла сознание. Очнулась в больничной палате, с множественными ожогами, жжением в лёгких и горле, в кислородной маске.»

«…Я чуть не замерзла до смерти. На Новый Год кто-то утащил меня в тупик и перекрыл кислород. Пришла в сознание в одном нижнем белье, в сугробе, недалеко от деревни…»

«…Я ненавижу эту жизнь. Ненавижу жителей Конохи, одноклассников, учителей, всех, всех, всех! Чтоб… Чтоб они сдохли в муках! Ненавижу…

…Вчера Киба украл моего котёнка. Прислал глупую записку с временем и местом встречи. Стоило прийти, как Шино запустил в меня огромного паука, а Киба под писк Хинаты привязал к дереву. Я ощущала мохнатые лапы этой твари у себя на лице, как паутина липко расползается по лбу и лезла в рот… Они притащили котенка с крестообразной деревянной конструкцией. Ему выкололи глазные яблоки кунаем, отрезали уши с хвостом, распяли на вколотым в землю крестом и разворотили живот, насекомые Шино впитались котенку под кожу и только тогда писк моего любимого друга затих. Всё время пытки Хината, примерная девочка-скромница, наследница клана и просто красавица, доброта и сердце класса пряталась за ладонями и ничего не делала! Лицемерка!»

На последнем, испачканным темными круглыми пятнами листе запись датируется годом выпуска из академии:

«…Я в крах рассорилась с Саске. Нет, это…

Как же сложно.

…Он ненавидит меня. Сегодня признался в этом без утайки, а я, дура, сорвалась. Наговорила ему все скопившаяся за жизнь дерьмо… Черт, Итачи меня бы по лбу стукнул за эти выражения…

Плевать.

…Не знаю как, но слово, второе, обзывательства – вновь этот «демон», «ублюдок», никакой фантазии – обвинения, и мы летим с лестницы кубарем.

Всё как в тумане. Поднимаюсь, вновь падаю на колени, резкая боль в ушах… Перед глазами проясняется. Чувствую как по шее течет что-то мокрое, а в руках у разъяренного Саске серьги, подаренные мне Итачи. Он сорвал их вместе с мочками…

Ненавижу. Это – последняя капля.

Я соглашусь на предложение белого алоэ.»

Итачи несколько долгих минут сидел без движения под окружавший его шелест осенних листьев и завываний ветра. В грудной клетке кольнуло, изо рта вышел тяжелый воздух, а горло сдавило першением. Он закашлялся в кулак, медленно поднялся и убрал дневник в нагрудной карман жилетки. По дороге к нему спешил раздраженный Шикамару. Итачи бесстрастно стёр капли крови с губ и плавно ступил на встречу Нара.

– Ты в порядке? – первое, что его спросили.

Проницательность Шикамару отразилась тяжелым кивком и молчанием.

– Чтоб тебя… – взлохматил волосы на затылке, развернулся на пятках – Ты заставил нас ждать.

– Были причины.

– Ха? – Шикамару невнятно буркнул под нос – Не важно. Поспешим.

Итачи безответно ускорился вслед за Нара, прыгая на верхние пути. До место назначения мысли Учиха занимала личность алоэ, ему известная, и тот ад, через который прошла младшая сестра за двенадцать лет жизни в Конохе.

– Меня распределили в координационный центр, – монотонно заявил Шикамару, когда они шли по безымянным коридорам катакомб, куда согнали все гражданские лица – Что у тебя?

Они замерли возле массивных дверей с крупными, формой водоворотов замками. Нара сложил печати, подушечки пальцев засияли синим и он приложил их к выступающей панели с блеснувшими иероглифами. Итачи мимолетно осмотрел заселенный шиноби зал, где на своеобразной сцене стояла, скрестив руки на груди, Цунаде.

– Южный Фронт. Граница со Страной Воды, – сухо точно шептал Учиха – Как и все здесь, в отличие от тебя.

– Не повезло, – хмыкнул Шикамару, пряча ладони в карманы – Саске туда же.

Итачи слегка нахмурил брови, ища взглядом младшего брата в толпе, насчитывавшей не меньше тысячи солдат. Его прервала громко кашлянувшая Хокаге, чей голос оглушил силой и волевой твердостью к началу речи. По армии шиноби волной прокатился ропот, отразившейся от каменных, невзрачных стен.

– Коноха – Великая Деревня. Наши воины прошли через миллионы битв, несли победу, как и поражение, они никогда не отступали и вершили правосудие, защищали наши семьи, простых людей и родину, – Цунаде затихла, наклонила голову, отчего протектор, аналогичный с остальными шиноби, отразил свет пламени факелов – Мы знали горе, счастье и ярость, вложили всё на победу в Третьей Мировой Войне, однако! Мирная жизнь, выторгованная кровью наших товарищей попрана! Учиха Изуна посмела усомниться не только в нас, но в наших давних соперниках, – Хокаге вскинула руку и поднявшиеся было гневные вопли поутихли – Я знаю, биться бок о бок будет не просто, но ради нас самих, ради наших друзей и родных, ради детей и родителей, ждущих нас дома, мы обязаны забыть все разногласия! Хватит! – этот наполненный чакрой крик вызвал мурашки на загривках солдат из разных деревень – Очистите свой взор и выплесните всю боль в этой войне! Помните кто в ней виноват и расставьте приоритеты! Мы покараем ту, кто посмела усомниться в наших возможностях, способностях и силе! Мы докажем ей, что все шиноби – не глупые слепцы, а крепкие воины, высокодуховные бойцы и непобедимые ниндзя! В этой войне каждый рядом стоящий, из какой деревни родом он бы ни был, друг и собрат! Я верю, Объединенная Армия Шиноби сметет с лица Земли отступницу и предательницу, как одно целое! Как единый организм! Мы отстоим нашу честь и не позволим Учиха Изуне посягнуть на мир в наших сердцах!

Сенджу Цунаде вещала с огнем в глазах и уверенностью в голосе, тон которого проникал в души, задевая глубокие струны, некогда враждующих шиноби, её лицо покраснело, волосы распушились, а кулак под конец речи вскинулся в потолок.

Тысячи воинов вначале робко, но с каждой секундой набирая вес согласно вопили, содрогая стены и пол под ними, ощущая эту пронзительную дрожь и возбуждаясь боевым запалом верующих в победу бойцов.

Шикамару вздрогнул, глядя на столь запоминающееся зрелище, криво ухмыльнулся и вышел прочь. Ему предстоял долгий путь в Главный Координационный Центр. Война обещает выйти жаркой.

***

Армия Изуны пришла оттуда, откуда не ждали. С Океана Южных Ворот миллионы странных людей, без оружия и тактики вторглись на Южный Фронт. Белые, как трупы, как под копирку, с зелеными волосами, с желтыми, рыбьими глазами и без одежды, эти демонические создания синхронным потоком пронзили Объединенную Армию, как первая стрела впереди стоящего солдата. Не прошло и десяти минут, как приходит извещение: все дивизии атаковались приспешниками Изуны.

Несмотря на мощное нападение Белых Демонов – как прозвали их на Северном Фронте – нигде не видно никаких признаков самой Изуны. Это беспокоит всех без исключения… Однако, когда к Белым Демонам присоединились погибшие шиноби, тревожный знак для всей Объединенной Армии, знакомые и родные лица мгновенно деморализовали шокированный Альянс. Прогремели первые потери. Мест в госпитале стало не хватать, ирьенины разрывались между пациентами, хаос заполонил дивизии без личного присутствия виновницы войны.

Запах гари, смерти, отчаяния, боли и ужаса витал над полями, каменистыми степями и пустынными равнинами. Итачи казалось, что само небо заполоняет дым, а почва под ногами сыреет, багровеет от крови и костяных мешков, именовавшимися трупами. Воздух полнился непереносимыми ядовитыми парами, трещал от стихийной чакры, давил со всех сторон. Предсмертные вопли сотен бойцов закладывали уши. Выкрики техник, сокрушавших землю, разносились разрозненным басом вокруг бьющегося в потерянной толпе Учиха.

Вдруг пространство замедляется для него, когда Итачи добивает очередного Белого Демона. Он ловит взгляд сожалеющих, вместе с тем рассеянных глаз.

Итачи хмурится, на долю секунды сосредотачивает внимание на возвышающимся над всей армией группе некогда великих шиноби, в числе которых затесался давний друг, практически брат.

Шисуи выглядел, как большинство восставших: не изменившийся с момента смерти, черные белки глаз, сверкающих шаринганом, покрывавшие лицо трещины, прежняя потрепанная одежда и непонимающий вид.

Итачи перемещается за спину очередному Белому Демону и вонзает в его шею кунай, не сводя взгляда с умершего друга. Шестеренки в его голове встают на свои места.

– Ну, здравствуй, Итачи, – весёлый голос Шисуи и мощный пинок ожидаемы для Итачи.

Он ловит удар на блок, ловко хватает друга за голень и вскидывает его в воздух. Шисуи кувырком, мягко приземляется на багровую траву.

– Нами управляют…

– Знаю, – оборвал лепет Итачи, сверкая шаринганом.

Шисуи удивленно вскидывает брови, а после смеется, закинув голову.

– Я в тебе не сомневался, – пальцы безвольно складывают печати и в Итачи летит классический огненный шар, снесший несколько жизней шиноби Альянса, когда тот уклонился.

В скрытым грозовыми облаками небе сверкает молния. Первые дождевые капли падают на макушки неистово борющихся воинов. Ливень настигает армию неожиданно, словно полное воды ведро вылили на землю. Сумрак, напряженный воздух, сырая почва с тонкими красными струями в ямах, кратерах от техник, глушащий шум, порох с пеплом на языке – первый день войны знаменовался отвратительным началом.