Текст книги "Право Первой Ночи (ЛП)"
Автор книги: pontmercy44
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Рей оттолкнула его и побежала. Сердце колотилось как бешеное под грудной клеткой; её маленькие ножки утопали в мокрой траве, когда она споткнулась, запнувшись о подол. Она спрашивала себя – промчится ли он по ней на лошади, как промчался по Ункару; она задавалась вопросом, закричит ли он, что она принадлежит ему, что он сохранит её для себя, что это его законное право трахать её и жену, если он хочет и то, и другое.
Земля содрогнулась от топота копыт, но её никто не преследовал – Бен не последовал за ней. Он поехал прочь от города-крепости Йорка, в сторону Альдераана; она побежала к высоким каменным стенам своей тюрьмы, а теперь и к своему личному аду.
***
Что Рей любила больше всего и меньше всего в Йорке, так это то, сколько людей там жило. Она ненавидела их всех. Ей нравилось быть тенью.
Незнакомцы смотрели на неё, когда она бежала по улицам, её щёки были мокрыми от слёз, а юбки испачканы об траву. Она нашла дорогу к возвышающемуся собору и к высокому узкому дому рядом с ним. Она упала дважды, поднимаясь по узкой, шаткой лестнице.
Ослеплённая слезами, Рей пересчитала царапины на деревянном столбе в своей каморке на чердаке. Она принюхалась, вытирая тыльной стороной ладони слизь и слёзы с щёк. Тридцать. Она сжала кулак, и ногти впились в ладонь.
Рей никогда не могла представить того, что Бен возьмет жену. Она говорила себе, что это потому, что она всё ещё думает о нём, как о маленьком озорном мальчике, а не как о человеке, достигшем брачного возраста и достаточно богатом. Теперь она поняла, что не может представить себе его жену – высокая ли она? Крепкая? Деликатная? Милая? – потому что она по праву должна быть его женой. Если бы он не родился бароном и она не родилась ублюдком, она стала бы его женой. Шестьдесят.
Слова «обручён с девушкой» резали как острый нож. Она не могла вынести слов «моя жена» или «мой сын». Нет – нет, она могла потерпеть это ещё немного. Она должна. Она получила бы свободу, если бы могла терпеть эту ужасную боль до тех пор, пока не пройдёт год и день. Тогда она освободится от барона и этой душевной боли.
Эта мысль должна была заставить её сердце подпрыгнуть, но вместо этого оно упало в живот. Она хотела свободы, но не хотела быть свободной от него.
Рей считала вслух, её дыхание прерывалось.
– Девяносто. Девяносто один. Девяносто два. Девяносто три.
Её горло сжалось от лёгкого бульканья. Она опустилась на колени и дрожащими пальцами пересчитала чёрточки, уверенная в том, что совершила ошибку. Она не умела считать и складывать числа. Бен дразнил её, когда она пыталась помочь ему с бухгалтерскими книгами – нет, она не могла думать о его кривой улыбке. Это вызвало новую волну слёз и отвращения к себе.
Рей сосчитала в третий раз, используя пальцы.
За тридцать два дня она не перечеркнула ни одной царапины.
Комментарий к Глава 7
Примечания Автора:
Барон или тому подобные люди обычно обручены в молодом возрасте; Бену давно пора было жениться. Он, вероятно, не встретил бы своё предназначение или выбрал бы её для себя. Его родители договорились бы о браке с её родителями.
Праздничные дни имели большое значение в средневековой Европе. Никто не работал, включая гильдии и крепостных. Вместо этого проводились религиозные церемонии.
Легко думать о Рей, как о бесстрашной и храброй, но она никогда бы не поехала на лошади (за исключением тех случаев, когда Бен бесцеремонно швырнул её на спину одной из них).
Как вам поступок Бена? Прав ли он в своём отношении к Рей? как вы считаете, как будут дальше развиваться их отношения?
========== Глава 8 ==========
Рей хранила свой страшный секрет от барона. Он приехал в Йорк не для того, чтобы затащить её в постель или сделать выговор. Она не смогла сохранить секрет от Маз. Когда утром Рей ковырялась в каше, а вечером – в сыре и копчёном мясе, жена кузнеца следила за ней своими понимающими глазами-бусинками. Она последовала за Рей на улицу и встала, положив руки на узкие бедра, наблюдая за тем, как её рвёт.
Незнакомцы на площади осторожно обогнули девушку, когда скудное содержимое её желудка смешалось с рекой грязи и мусора в сточной канаве. Они сочли её больной, и, возможно, заразной.
Униженная, Рей вытерла рот о край своего платья, согнувшись пополам. Её солёные слёзы смешались со вкусом рвоты во рту.
Маз неодобрительно щелкнула языком.
– Si nom caste tamen caute.
Рей почувствовала, как её желудок перевернулся – то ли от вины, то ли от запаха мусора и грязи, она не знала. Она не могла говорить по-французски, как Бен, но достаточно сносно изучила латынь за годы послушного присутствия на мессе для того, чтобы понять, что Маз сказала ей – если не целомудренно, то хотя бы осторожно.
– Ты не была осторожна или целомудрена, не так ли? – проницательно спросила жена кузнеца. Рей расплакалась, стоя на улице и умирая от боли и унижения. Всегда прагматичная, Маз старалась успокоить её: – Не плачь. Ублюдок барона не будет голодать.
Рей знала, что её ребёнок не будет голодать, и она тоже. Бен будет в восторге от её живота, когда тот вырастет, и от их ребенка, когда она его родит. Барон щедро одарит ребёнка подарками и будет нянчиться с ним; он будет благодарен Рей за то, что она подарила ему сына, которого он так сильно хотел. Она думала, что он даже будет благодарен за дочь.
Нет, малыш не будет голодать. Он будет сыт. Барон позаботится об этом, а потом вернётся домой к своей законной жене и убедится, что её утроба тоже плодоносит. Рей умрёт не от голода, а от разбитого сердца.
– Дети – это благословение, – сказала Маз почти с упрёком.
Рей фыркнула, вытирая тыльную сторону носа рукой. Она ответила с горечью:
– Тогда Господь щедро благословил меня.
– Некоторые женщины не настолько благословлены! – укорила Маз девушку. Рей резко поднял глаза. – Я потеряла четырёх младенцев.
– О… – неуклюже выдавила Рей. Ей вдруг стало немного стыдно за себя. В конце концов, таков был мир – она знала, из-за чего рождаются дети, и она знала, что барон может и никогда не женится на ней, если они сделают это. Тем не менее, она позволила ему затащить её в постель. – Как?
***
Первая беременность Маз закончилась внезапной и сильной лихорадкой. Следующие три закончились безо всякой на то причины – кто-то захлебнулся кровью, кто-то родился мёртвым. Возможно, она была слишком стара. Маз рассказывала это Рей безо всяких эмоций, наблюдая за тем, как девушка цедит миску соленого костного бульона. В желудке Рей всё переворачивалось, но по крайней мере, её больше не тошнило.
– Мужья избивают своих жён, и у них случаются выкидыши… – После долгого молчания проронила Маз. Огонь зловеще потрескивал.
– Бен никогда бы не ударил меня, – возразила Рей неохотно. Он бывал груб, но никогда настолько, чтобы на её коже оставались следы и у неё прерывалось дыхание.
– Ты можешь упасть с лестницы, – продолжала Маз, как будто не слышала, как Рей защищала барона. – Или упасть с лошади.
– О, – Рей моргнула. Теперь она поняла, что имела в виду Маз. Девушка уставилась на свои запятнанные рвотой юбки. Они лежали почти плашмя на её животе. Она не истекала кровью уже сорок три дня.
– Ты могла бы выпить чай от нежелательных детей, – продолжала Маз.
Рей заёрзала на скамейке. Падение казалось несчастным случаем. Пить чай, убийственный для плода, казалось преступлением.
– Разве это не грех?
Маз пожала своими узкими плечиками.
– Обладает ли младенец душой, прежде чем появится на свет?
Рей подумала о мальчике, каким был Бен – ушастым, длинноногим, милым и жадным. Она любила этого мальчика невинно и безоговорочно. Какая бы душа ни была у её ребенка, она была похожа на его душу.
– Да.
Маз тяжело выдохнула. Казалось, она почувствовала облегчение.
– Тогда я буду молиться за маленькую душу.
– Маз… – Начала Рей, чувствуя себя необъяснимо виноватой. – Я хочу сохранить это в тайне.
Брови Маз поднялись.
– От жены барона?
Рей вздрогнула. Она ненавидела это слово.
– Ты знаешь?
– Все знают, – чётко ответила Маз.
Рей поморщилась. Она чувствовала себя полной дурой.
– Барон не должен узнать о ребенке.
Маз нахмурилась. Множество молодых женщин – замужних женщин – прятали плоды незаконных свиданий под плащами и под видом посещения дальних родственников месяцами напролёт. Они делали это, чтобы не рисковать перспективами выгодного брака. У Рей не было таких перспектив и хорошей репутации, чтобы разрушить.
– С какой целью?
Рей закрыла лицо руками.
– Если он узнает, то никогда меня не отпустит.
– Рей! – Маз коснулась её тыльной стороны ладони. – Он и не собирается этого делать.
– Я не могу… – задохнулась Рей от непрошеного, жалостливого рыдания. Она посмотрела на Маз сквозь пальцы. – Я не могу вечно быть его любовницей – его шлюхой – пока у него есть жена.
Маз глубоко вздохнула, как будто внезапно поняла затруднительное положение Рей. Она по-матерински ласково погладила щёку девушки.
– Дитя, любить – значит страдать, а страдание – удел женщины.
Рей тяжело сглотнула. Она смирилась.
– Вы мне поможете?
Маз, казалось, обдумывала это. После долгой паузы она критически заявила:
– Прятаться под тяжёлыми юбками нет смысла, если ты позволишь барону залезть под эти юбки.
Рей наклонила голову.
– Я не могу ему отказать.
Она могла бы, но он будет умолять, просить и начнёт подозревать. Его руки скоро почувствуют округлость её живота и нежность груди, даже если она откажется снять платье и возлечь с ним.
Маз задумчиво пожевала нижнюю губу.
– Можно спрятаться под монашеской рясой.
***
Барон как обычно поднялся по узкой лестнице и ворвался в комнату Рей, преодолевая длинные ступеньки с лёгкой развязностью. Он был человеком, который знал, чего хочет, и знал, что может это получить.
Он приехал в Йорк поздно ночью, через пятьдесят дней после того, как Рей в последний раз сделала отметину на стене и медленно поднялся к ней. Только топот тяжёлых сапог на ступеньках выдавал его присутствие.
Рей плотнее укуталась в одеяло. На ней была только тонкая ночнушка – девушка спала, вернее, пыталась заснуть. Наполовину раздевшись, она приготовилась к своевольному, неизбежному соблазнению. Чтобы сделать это тяжелее, чтобы сопротивляться.
Бен медленно подошёл к ней. Впервые с тех пор, как он спрятал Рей в каморке на третьем этаже, он не взял её на руки и не расплёл её косу. Он не дразнил её и не приказывал лечь и раздвинуть ноги. Он, казалось, не заметил, что на ней была тонкая сорочка и ничего больше.
Барон выглядел сосредоточенно и серьёзно.
– Прости меня.
Рей заставила себя ответить вежливо.
– Не за что прощать.
– Ты любишь меня, – продолжал сражаться Бен. – Я этого не знал.
Щёки Рей вспыхнули; она поплотнее закуталась в одеяло и попыталась скрыть покрасневшее личико в его недрах.
– Не знаю…
Щёки Бена потемнели.
– Если ты любишь меня…
– Я уже сказала, что не знаю! – Рей резко прервала его. Она удивляла саму себя дерзостью и пылкостью. Она не хотела признаваться ему в этой слабости. Она не была уверена в том, что он заметил её слезы. То, как она пряталась от него. Любить – значит страдать.
– Если ты любишь меня, – сказал Бен с силой сквозь сжатые челюсти. – Я покончу с этой помолвкой. Я не возьму себе никакой жены.
Рей вытаращилась на него.
– У тебя должны быть наследники!
– Я назову нашего сына своим наследником! – Бен провёл рукой по своим тёмным густым волосам, растрепанным ветром. У Рей возникло странное желание коснуться их самой. Она представила, как он играет с ней, прижимаясь щёкой к её животу.
Она почти рассказала ему о том, что если Бог даст, то скоро у него будет сын. Затем барон продолжил:
– Я разочарую свою мать, разорву помолвку, заключённую ещё в юности, передам свой титул бастарду, уничтожу своё доброе имя…
– Почему? – плакала Рей, ненавидя себя за то, как сильно она хотела, чтобы он выполнил свои обещания.
– Потому что я люблю тебя! – Ноздри Бена раздувались. – И да, любить – значит страдать. Я буду страдать из-за тебя.
Рей слегка поперхнулась. Она чувствовала гнев и разочарование, исходящие от него, как тепло от солнца. Рей поняла, что барон отвергал её из-за низкого происхождения. Он ненавидел себя за то, что любил её. Рей выпрямилась во весь рост. Пытаясь казаться высокомерной, она сказала:
– Я не буду умолять.
Она имела в виду, что не скажет, что любит его. Это было бы равносильно тому, чтобы умолять его уклониться от исполнения долга перед семьей и своим бароном, устроить скандал, признав незаконнорожденного ребенка, и сделаться врагом отцу его суженой.
Челюсть Бена дёрнулась. Она видела, что он с большим трудом сдерживает себя.
– Тебе нужно только попросить.
Рей решительно покачала головой.
– Я не буду просить тебя об этом.
Бен заиграл желваками; его глаза были подозрительно влажными. Когда он начал говорить, голос у него был хриплый.
– Тогда о чём ты просишь меня?
– Я сказала, что у меня не будет мужа, и у меня его не будет. – Рей глубоко вздохнула. – Я не хочу больше страдать. Я хочу уйти в монастырь.
На лице любовника отразился шок.
– В монастырь?
– Я хочу принять обеты. – Жёстко проронила Рей.
Бен внезапно рассмеялся. Он выглядел почти ошеломлённым.
– Ты хочешь принести обеты?
– Да! – Рей почувствовала прилив горечи. – Я никогда не приму брачных обетов. Я хочу принять религиозный обет.
Щёки Бена потемнели. Голос его принял мрачный, насмешливый оттенок.
– Это твое призвание? Служить Богу?
– Да, – солгала Рей.
Бен выругался себе под нос. В гневе он набросился на нее.
– Ты служишь мне. Твое призвание брать мой член…
В порыве стыда и храбрости Рей ударила барона по лицу.
В изумлении Бен коснулся щеки: его глаза сузились, и на мгновение Рей подумала, что просчиталась. Возможно, он побьёт её. Потребовалось большое самообладание, чтобы не обхватить руками живот, инстинктивно его защищая.
Низким, опасным голосом барон прорычал:
– Я предлагаю тебе всё, и вот, как ты мне платишь?
– Я лучше буду монахиней, чем шлюхой! – выплюнула Рей дрожащим голосом. Она знала, что он может затащить её обратно в Альдераан и держать там. Это было его право. Она будет привязана к своему участку земли и измучена его женой. Возможно, их дети даже будут играть вместе, как они с Беном.
– Ты никогда не была моей шлюхой! – зарычал Бен. – Разве ты не видишь этого?
– Я никогда не стану твоей женой, – выдохнула Рей прежде, чем смогла остановить себя.
Рот Бена сжался в тонкую линию. Его дыхание было коротким, сердитым. У неё возникло ощущение, что он так же зол на себя, как и на неё.
– Ты просишь слишком многого.
Конечности Рей дрожали, как будто на неё дул сильный ветер, хотя на самом деле в каморке было душно и жарко. Она действительно очень хотела этого. Она хотела большего, чем было дозволено женщине её положения.
– Поэтому я не буду просить.
***
В аббатстве Святого Михаэля обитали ярые фанатички и женщины, которые от чего-то скрывались. Некоторые из них были кроткими богачками, которые больше заботились о музыке и молитве, чем о мужьях и детях – вторые или третьи дочери в семье. Некоторые были вдовами. По слухам, некоторые, даже держали детей в каменных стенах монастыря.
Рей погладила грубую коричневую ткань робы на животе, хорошо скрывающей выпуклость нижней части. В монастыре Рей никто не трогал; никто не мог поднять ткань и увидеть изгиб её тела или набухшие груди.
Через несколько месяцев Рей родит ребенка в своей келье, на узкой койке под распятием. Только Бог будет судить её. Она знала, что может умереть при родах. Так будет лучше, если ребёнок выживет.
Она решила, что отдаст малыша. Она не могла оставить его, защитить и уберечь от невзгод. Рей прекрасно понимала, что этим обречёт ребёнка на такую же несчастную жизнь, какую проживала сейчас сама.
В монастыре не было места для ребёнка; её бы изгнали, если бы она оставила его. Так что глубокой ночью она отдаст ребенка Маз – Маз, которая потеряла так много своих детей. Она будет заботиться о ребёнке, а Рей примет свои обеты – освободит себя от грехов – и будет жить в одиночестве.
Одиночество, – сказала она себе, – само по себе призвание.
========== Глава 9 ==========
Часослов диктовал ритм жизни Рей. Заутреня была самой тёмной из богослужений; она проходила среди ночи со звоном колоколов. Чаще всего, когда звенели колокола, Рей уже не спала, беспокойно ворочаясь на узком тюфяке в одинокой келье. Младенец в ней заставлял девушку переворачиваться с боку на бок и нещадно потеть. Даже когда всё улеглось, она не могла уснуть из страха увидеть сон.
Хвала прозвучала незадолго до восхода солнца. Было благословенно рано; Рей никогда не чувствовал головокружения и слабости во время молитвы. Однако, во время заутрени, часом позже, здоровье подвело девушку. Она привычно побежала, ругаясь себе под нос, потому что была занята в саду или прачечной, к службе. Голодная, измученная молитвами, Рей заснула стоя на ногах прямо во время вечерни.
После повечерия Рей наконец осталась одна. Между заутреней и повечерием она не осмеливалась дотронуться до живота и пожаловаться на тяжесть работы, боясь, что её разоблачат. В своей келье она сбросила с себя рясу послушницы и мечтала о зеркале. Монахиням строго запрещалось такое тщеславие.
Рукописи и книги не были запрещены. За пределами аббатства Святого Михаила это было привилегией богатых людей; внутри каменных стен книги были в полном распоряжении Рей. Она пожирала их кипами, не понимая, что означают чернильные царапины на них. Она тренировалась писать письма и произносить их вслух. Прясть и играть на лютне было скучно, как и вести набожный образ жизни, но учёба захватывала девушку с головой.
Когда послушница поднялась и постучала в дверь маленькой комнаты, Рей на мгновение задумалась, – то ли она так старалась прочесть буквы, щурясь на украденный клочок пергамента, то ли не обратила внимания на колокол. Она не была прилежной послушницей и знала, что это не сулит ничего хорошего, если она станет монахиней.
– Вы нужны в часовне, – сказала Роза, широко раскрыв глаза.
Сердце Рей упало. Часовня принадлежала священнику. Женщины приходили в аббатство, чтобы освободиться от мужчин, но этот мужчина был необходим для религиозной жизни. Он выслушивал исповедь и причащал. Он служил мессу. В остальном он был одиночкой. Его окружали женщины, которые принесли или хотели принести обеты, и он сам принимал их. Он никогда не соизволил бы призвать женщину, не говоря уже о послушнике или послушнице, ни к чему, кроме исповеди.
Рей задумалась: не обнаружил ли он её многочисленные грехи – прелюбодеяние, блуд, ложь по недомыслию – и хотел бы, чтобы она призналась в них. Возможно, кто-то видел, как её рвало в травяном саду или как она воротила нос от похлебки и каши. Может быть, она нечаянно погладила живот во время молитвы.
Она поплелась в часовню с тяжёлым животом и неподъёмными ногами.
***
– Отец? – Голос Рей эхом разнёсся по пустой церкви. Между мессами и богослужениями здесь было холодно и темно. Пустые скамьи казались Рей рядами гробов. Она села в одно из них и тяжело вздохнула.
Было нечестиво сидеть, а не стоять на коленях. Но, похоже, она была одна, а каменные полы под скамьями не раз по утрам ранили её колени. Некому было ругать её за то, что она не встала на колени. Сидеть, а не стоять на коленях – самый маленький из её грехов. Когда придёт священник, чтобы изгнать её из аббатства, она тоже искупит свою вину.
Иисус, выгравированный на распятии, нахмурился.
Дверь часовни с глухим стуком закрылась, и тяжёлые шаги застучали по каменным плитам. Рей склонила голову, словно умоляя о пощаде. По правде говоря, она собиралась с духом.
Скрип дерева разнёсся по часовне, когда кто-то сел на скамью позади неё. У Рей перехватило горло. Ни одна монахиня и ни один священник не сядут на колени.
Она повернулась и встала. Барон сидел, облокотившись на скамью, пыльный и взъерошенный. Его лицо было обращено к распятию – или к ней. Его голос был низким, греховным по сравнению с благоговейной тишиной монахинь и бормотанием священника.
– Я пришёл помолиться.
– Помолиться? – тихо повторила Рей. Она гадала, не является ли барон игрой её воображения, – хотя, если бы это было так, она бы представила его менее грязным.
Бен облизнул полную нижнюю губу.
– О прощении.
Рей в отчаянии огляделась. Ей вдруг стало страшно оставаться с ним наедине в этом священном месте. Она боялась, что священник их обнаружит. Она боялась того, что может сделать.
– Deus meus, – медленно начал Бен, закрывая глаза. – Ex toto corde poenitet me omnium meorum peccatorum, eaque detestor, quia peccando, non solum poenas a Te iuste statutas promeritus sum, sed praesertim quia offendi Te, summum bonum, ac dignum qui super omnia diligaris. Ideo firmiter propono, adiuvante gratia Tua, de cetero me non peccaturum peccandique occasiones proximas fugiturum. Amen.
В церкви было тихо.
– Вы все добры и заслуживаете моей любви. – Бен открыл глаза. Он повторил часть молитвы раскаяния на английском, а не на латыни. Рей знала, что он обращается к ней, а не к Богу. – С помощью вашей милости Я исповедуюсь в своих грехах…
– Я не могу отпустить тебе грехи, – прошептала Рей. Только священник мог это сделать.
Бен откинулся на спинку скамьи. Его брови задумчиво сошлись на переносице.
– Какое покаяние устроит тебя?
Прежде чем успеть остановиться, Рей выпалила:
– Ты женился?
Бен тяжело сглотнул. Его низкий голос был хриплым.
– Я не женат.
Рей медленно кивнула. Она потрогала веревку, стягивавшую пояс её рясы. Девушка завязала его очень свободно – проигрывая и проигрывая каждый день. Младенец в её животе завозился; теперь он, казалось, прыгал и катался.
– Ты…
– И я не обручён, – Бен встал. Скамейка застонала. Его ботинки громко стучали по каменному полу, когда он пробирался между скамьями. Рей удивлялась, как не узнала их раньше; она столько раз слышала, как он поднимался к ней по лестнице. – Я должен молить о прощении мать, но я молю тебя.
У Рей на мгновение перехватило горло. Она не могла притворяться гордой и холодной. Мысль о том, что он женится на другой, о том, что он будет спать в тёплой постели другой женщины, в то время как она будет спать в холодной одинокой кровати, вызывала у неё слёзы слишком часто. Она была неописуемо благодарна ему за то, что он был также убит горем, как и она. Его огромные антрацитовые глаза были окружены тёмными кругами; он не забыл её и не оставил.
– Я прощаю тебя.
Бен наклонился к Рей. Его тёплое дыхание коснулось её щеки.
– Я пришёл не только помолиться.
Рей закрыла глаза и покачнулась.
– Зачем ещё ты пришёл?
Губы Бена, горячие и влажные, сомкнулись на её шее. Неприличный, сосущий звук раздался в безмолвной часовне. Рей издала тихий сдавленный звук облегчения; она почувствовала облегчение, когда к ней прикоснулись. Никто не прикасался к ней месяцами. Она так долго воспринимала его прикосновения – мозоли на ладонях, ловкий язык – как должное. Теперь она жаждала этого.
Бен усмехнулся ей в лицо, словно его забавляло, как плохо она подходит для религиозной аскетической жизни.
– Я пришел причаститься.
***
Они причащались в её келье. Все остальные души в стенах монастыря молились; они были действительно одни. И всё же Рей охватил страх, когда барон отбросил в сторону ткань, покрывавшую её волосы. Она иррационально боялась, что кто-то (или какая-то высшая сила) услышит их, и никогда раньше не приказывала ему лечь на спину. Он всегда приказывал ей.
– Ложись!
Её койка была узкой и короткой. Бен рассмеялся, запрокинув голову.
– Это моё покаяние?
Рей часто думала о том, чтобы сесть на него верхом, но никогда не делала этого. Мужчины должны лежать на женщинах, а женщины должны быть открытыми для них и покорными. Он пришёл к ней просить прощения. Рей одолевало греховное, неудержимое желание увидеть его распростёртым под ней. Кроме того, девушка была уверена в том, что если она ляжет под него, он почувствует выпуклость её живота.
Когда Бена, раздетый догола, втиснулся на койку, девушке пришло в голову, что он похож на жертву, распростёртую на алтаре. Было странно видеть хищное существо, лежащее смирно. Взобравшись на него, Рей подобрала юбки вокруг ног, чтобы видеть его член. Барон жадно потянулся к ней, проникая внутрь её маленького хрупкого тела, когда одежды легли вокруг них, надёжно скрывая их от взгляда распятия, висящего над её кроватью.
Простое деревянное распятие было единственным украшением аскетичной комнаты. Так было задумано. Монахиням не положено иметь в своих кельях красивые вещицы. Бен был похож на ангела или святого, запечатлённого в книге. Волосы рассыпались вокруг его вытянутого лица, как нимб. Когда Рей опустилась на него, морщась от растяжения проникновения, он казался удовлетворённым.
Его огромные ладони гладили её обнажённые икры, натягивая грубую шерстяную рясу на бёдра.
– Я хочу видеть тебя, сладкая.
Рей шикнула и неуклюже покачнулась над ним. Он чувствовал себя по-другому внутри неё. Она же чувствовала себя полнее, теснее. Когда он попытался войти в неё, то едва не сбросил с себя. Влажное шлепанье их тел было неритмичным и лишённым изящества. Издав глухой рык, Бен схватил её за бёдра и вошёл до конца.
Когда его руки переместились с бёдер девушки на живот, то мужской стон удовольствия и удовлетворения сорвался с пересохших губ Бена, Рей глубже приняла его, впиваясь ногтями в мужскую грудь. Внезапно барон оторвал голову от жёсткой подушки; его рот приоткрылся в немом удивлении, а бёдра погрузились в тонкий матрас. Его руки нащупали колючую шерстяную ткань её рясы, туго натянувшуюся на животе.
Они не виделись с Рей уже пять месяцев; её живот начинался почти прямо из груди, округлый в предательской манере. Рей почувствовала себя глупо, думая, что сможет скрыть это от него.
Лицо Бена на мгновение исказилось. Рей подумала, что это злость исказила его черты. Он приподнялся с койки, и девушка решила, что он в ярости сбросит её с себя на холодный пол. Но он этого не сделал. Он схватил Рей за подол рясы и стянул ту через голову, запутавшись в волосах.
Её живот торчал перед ним; обнажённая кожа натянулась и блестела, как дублёная шкура. Обхватив его обеими руками, Бен издал низкий страдальческий звук. Зазвонили колокола, отмечая конец службы.
– Матерь Божья… – произнёс Бен куда более благоговейно, чем когда читал молитвы в часовне.
Рей рассмеялась, с облегчением выдыхая.
– Нет, мать ублюдка.
– Мать моего ребенка! – Бен обнял её и уткнулся лицом в плечо. Его спина тяжело вздымалась, когда он судорожно глотал воздух. Он всё ещё был твёрд внутри неё, и он всё ещё поклонялся её телу, но его глаза были яркими и влажными, когда он посмотрел на неё. – С Божьей помощью, мать моего сына.
Рей ласково провела пальцем по тёмным кругам под его глазами. Несмотря на то, что его слова заставили её сердце трепетать от счастья, её ребёнок – сын или нет, наследник или нет – будет бастардом. Он был зачат не в браке.
Хотя, возможно, он был зачат в любви. Возможно, она любила Бена и мальчиком, и бароном, и в мансарде в Йорке. Она любила его сейчас, в своей тёмной келье в церкви Святого Михаила.
Бен прижался губами к её губам и повалил девушку на узкую койку, переплетая их конечности и двигаясь с незнакомой ему нежностью. Несмотря на то, что он был большим и грубым, в этом он был нежен.
Служба закончилась; сестры и послушницы возвращались к своим лютням, арфам, книгам, кулинарии или виноделию. Они будут бродить по стерильным тёмным коридорам монастыря. Кто-нибудь мог подслушать её приглушённые стоны страсти, когда Бен тёрся о влажную, мягкую плоть её лона, всего в нескольких дюймах от того места, где он был похоронен внутри неё.
Рей было всё равно. Бен знал, что у него от неё дитя; он жаждал ребёнка. Он не бросит её у стен монастыря и не отдаст ребёнка на воспитание другому. Она вскрикнула, когда он довёл её до неловкого экстаза.
Барон удивлённо уставился на неё. В мансарде она всегда старалась вести себя тихо, а он был дерзок и напорист. Его рот беззвучно приоткрылся, когда он пролил в неё своё семя. Рей не протестовала и не вздрагивала; теперь это не могло причинить вреда.
Она прижала его к груди и посмотрела на распятие.
– Ты не можешь держать свою любовницу в монастыре.
Бен запечатлел нежный поцелуй на каждой груди, словно удивляясь тому, что они скоро будут кормить ребёнка. Он поднял голову с выражением безграничного счастья на лице.
– Я не оставлю тебя своей любовницей. Мне не нужна любовница ни в Йорке, ни в монастыре.
Пальцы Рей замерли в его потных спутанных волосах. Этого она никак не ожидала. Он умолял и уговаривал сделать её своей любовницей; она была слишком горда, чтобы радоваться этой сомнительной чести, даже если это означало, что она завладела его сердцем и душой.
Возможно, теперь, когда она была беременна, он был доволен тем, что она в его руках – теперь Он мог делать с другими женщинами всё, что ему заблагорассудится. Голос Рей подвёл её: она представила себя нищей, с голодным, тощим ребенком. Потом она представила себе кое-что похуже. Бен может забрать её ребёнка – своего наследника – и выгнать её.
– Пожалуйста… – Похоже, у неё не осталось стыда. – Бен, пожалуйста, не забирай его у меня!
– Сладкая… – Бен приник влажными губами к уголку её глаза, стремительно наполнявшегося слезами. Барон коснулся языком воды, ощущая вкус соли. – Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Комментарий к Глава 9
Как мы видим – Бен не безнадежен!
Но при этом… конечно, он безнадёжно непрактичен. Женитьба на безродной сироте-шлюхе будет губительна как в социальном, так и в экономическом плане. Сойдёт ли ему это с рук, как считаете?
После столь долго перерыва (ездила в отпуск), буду безмерно счастлива увидеть ваш отклик!
========== Глава 10. Эпилог ==========
Алдераан не изменился. Рей это чувствовала: владения барона всегда были холмистыми и зелёными, усеянные пиками острых скал и рощицами жёстких деревьев; дорога в Йорк всегда прорезала поля, как золотая змея.
Теперь, когда Рей ступила на эту дорогу, то поняла, что стала другой – девушка никогда не ценила красоту сельской местности, потому что была прикована к ней.
Рей стояла на гребне холма, на развилке дороги, и смотрела в сторону места своего рождения. Позади неё низкий тягучий голос барона эхом отдавался от далёких холмов. Скоро пойдёт дождь.
– Ты в порядке, жёнушка?
– Я – не твоя жена, – упрекнула Бена Рей, как делала уже множество раз. На этот раз она упрекнула его в хорошем настроении.
Бен коснулся её щёки двумя пальцами, затянутыми в перчатку.
– Ты станешь отличной женой, если согласишься на этот брак.
Рей оглянулась на извилистую дорогу. Она знала, куда он клонит; барон был прав – её слово было так же верно, как и её согласие.
