Текст книги "Право Первой Ночи (ЛП)"
Автор книги: pontmercy44
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Затем, словно она была проституткой, а не королевой, барон грубо раздвинул её ноги, сжимая руками её раскрытые перед ним бёдра. Рей, встревожившись, сделала попытку подняться с кровати, тщетно пытаясь свести ноги и сесть. Когда она сделала рывок, перьевой матрас заскрипел под ней.
Барон, крепко удерживая её за руки, склонился над ней, начиная с явным удовольствием посасывать сосок, словно голодный младенец. Сначала это показалось Рей странным – у него были острые зубы. Она не отрывала от него взгляд, когда он жадно пожирал её, подбородок девушки свесился на грудь. Рей была совершенно сбита с толку. Она не кормилица, а он взрослый мужчина! Затем его язык влажно скользнул по чувствительному месту соска, задевая его зубами. Ощущения были похожи на приятную щекотку. Рей потеряла равновесие и рухнула обратно на матрас.
Бен мял её грудь. Он смеялся над ней. Это не на шутку раздражало Рей. Словно извиняясь, он нежно впился в мягкую плоть вокруг соска. Отстранившись, он соблазнительно облизал полную нижнюю губу, глядя на оставленные им фиолетовые цветы кровоподтёков.
Неожиданное удовольствие, источаемое его языком и зубами на её обнажённой коже, отвлекало. Ноги Рей расслабились под его руками, бесстыдно раскрывшись перед Беном. Когда барон опустился между ними, Рей вспомнила, что нужно сопротивляться, вернее, притворяться, что сопротивляется. Это было бесполезно. Его мощные руки были слишком сильны. Они держали её бедра распахнутыми, даже когда она извивалась и пиналась в знак протеста.
Рей должна была бороться сильнее, когда он прижимался ртом к её лону, но вместо этого она, вздрогнув, прекратила борьбу. Бен поднял глаза, открыв рот, словно удивлённый тем, что она перестала бороться с ним.
– Это грех! – Рей задыхалась, потрясённая и ошарашенная его поведением и позорным сжатием тугой пружины внутри живота. Церковь запретила содомию, а рот, расположенный между её дрожащих бедёр, был содомией. Даже она знала это, а ведь большая часть того, что она знала о сексе, была получено ею в процессе наблюдения за коровами в полях.
– Ты можешь прочесть за меня «Отче Наш», – фыркнул Бен, его голос был приглушён молочно-белой кожей её бедра. – Я не буду раскаиваться.
Он был проклятым грешником – самим дьяволом с горячим раздвоенным языком, мерцающим, как у змеи. Рей пыталась читать «Отче Наш». Латинские слова, которые она знала с детства, превратились в богохульный лепет удовольствия, когда барон ласкал её, ударяясь носом о её плоть.
Она не остановила его. Она ничего не могла противопоставить тому, что он делает из неё грешницу. Она тоже была грешницей. С таким же успехом она могла быть шлюхой. Рей откинула голову назад и сжала лицо руками, когда мужчина жадно посасывал плоть между её ног, так же, как до этого грудь. Живот девушки сжался и напрягся.
– И…Иисусе!
Если бы кто-нибудь услышал, как она произнесла это слово, они бы подумали, что девушка выла от нестерпимой боли.
– Аминь! – Голос Бена раздался из глубины его широкой груди. Рей боролась изо всех сил, пока он тащил её в светлицу. Теперь, дрожа, девушка едва сопротивлялась, когда он оседлал её, как непослушную лошадь, обвивая её густые волосы вокруг своей руки, словно поводья.
Другой рукой барон раздвинул складки кафтана, вытаскивая шнурки. Жёсткая ткань туники скрывала внушительную выпуклость. Когда он развязывал шнурки, казалось, они выводили Бена из себя. Он раздражённо выдохнул сквозь зубы, не отпуская волосы Рей, как будто боялся, что она попытается убежать от него.
Напрасно. Рей протянула руку, помогая барону расстегнуть штаны. Когда ткань разошлась, она убрала руку, поражённая огромным красным органом. Издав недовольный звук, Бен схватил её руку и быстро вернул обратно, прижимая маленькую ладошку девушки к набухшему члену и на мгновение в терпком блаженстве откидывая голову назад.
Рей видела много подобных органов, хотя ни один из них не был таким большим и ни один не находился в возбуждённом состоянии. Он выглядел болезненно. Лицо Бена исказилось от мук, когда Рей ткнула своим тонким пальчиком в мокрую грибовидную шляпку на кончике. Должно быть, было действительно больно; барон зашипел и вдруг отвёл её руку в сторону, запечатлевая влажный поцелуй на её ладони.
В детстве Бен был долговязым, высоким мальчишкой, а сейчас перед растерянной Рей сидел огромный массивный мужчина; он почти раздавил девушку, когда лёг на неё сверху, вклинивая своё мощное тело между её бёдер. На этот раз она не оттолкнула его, лишь опустила глаза, разинув от удивления рот, когда барон потрогал пушистый холмик у основания её впалого живота.
Животные занимались этим, но женщины и мужчины не должны так поступать! Но, как поняла Рей, подсматривая за коровами и быками, это был единственный способ размножения. Когда Бен раздвинул её мягкие губы, прижимая к ним мясистую головку члена, Рей почувствовала только любопытство. Затем его бёдра рывком дёрнулись вперёд, его вес полностью перенесся на хрупкое тело девушки, и она почувствовала боль – жгучую, разрывающую боль. Она вскрикнула, впиваясь ногтями в плечи барона.
Бен тяжело дышал, прижимаясь носом к её волосам. Чувствуя себя преданной, Рей отвернулась, ощутив, как влага подступает к глазам, в её голосе слышались слезливые нотки отчаяния и обиды. – Ты обещал быть нежным!
– Сладкая! – Барон неглубоко вонзился в неё, и Рей с ужасом поняла, что он ещё даже не внутри неё! Девушка хныкала, извиваясь и пытаясь облегчить невыносимую тесноту. – Маленькая Рей. Ты такая храбрая! Не нужно бояться!
Рей задохнулась от рыданий, когда Бен ещё вошёл в неё, вторгаясь в сведённые судорогой, напряжённые мышцы тела. Ей было стыдно плакать. Теперь это было не так больно, и, несомненно, этот процесс был бы куда больнее, если бы барон был бы таким же бездушным животным, как её муж. Бен всегда защищал её – от тьмы, от хулиганов, от голодной смерти, когда Ункар злился на неё.
Их бёдра сталкивались друг с другом. Колючие волосы на его паху щекотали её живот. Бен ткнулся своим орлиным носом в её нос, уговаривая и прикасаясь к губам девушки с неуклюжей нежностью маленького мальчика. Рей пришло в голову, что барон был нежен, когда он начал двигаться в ней размашистыми, медленными, толчками. Рей испытывала к Бену искреннюю благодарность за его ласковые поцелуи.
И всё же он был грешником, а не святым. Он начал безжалостно вбиваться в её маленькое хрупкое тело, его дыхание обжигало, словно пламя ада, а в глазах плясали дикие злые огоньки. Рей была уверена, что он разрывает её изнутри, настолько горячим казалось трение внутри. Рей вздрогнула, и барон это увидел. Оторвавшись от неё он сел на корточки.
На мгновение Рей подумала, что все кончено. Она хотела озвучить свой вопрос, как вдруг…
Склонившись над ней, барон снова и снова поднимал и опускал свою большую ладонь. Она была блестящей и влажной, как и внутренняя часть бёдер девушки. Рей пожалела о том, что он не разделся полностью: она жаждала увидеть, как он выглядит обнажённым, почувствовать его кожу на своей. Барон только что вытащил то, что было внутри неё и теперь быстро водил по отростку вверх и вниз.
Бен впервые простонал её имя – её имя, а не «малышка Рей» или «сладкая» – как будто она была женщиной, а не ребёнком. Теперь она считала себя женщиной. Лицо барона исказилось, он хрипло застонал, мышцы шеи напряглись. Жемчужины молочно-белой жидкости брызнули из кроваво-красной головки его члена и рассыпались по коже живота Рей, скользя во впадину пупка и провал тазобедренной кости. Капли застыли и падали на волосы между её бёдер.
Барон рухнул на матрас рядом с ней словно поваленное дерево, обхватив одной рукой её липкий живот. Его спина быстро поднималась и опускалась.
– Я бы хотел играть с тобой в господина и госпожу, а не господина и прислугу, – измученно пророкотал мужчина. Его голос звучал почти сердито.
Рей моргнула, не отрывая взгляд от богато вышитого полога кровати, его узор походил на ночное небо, полное лун и созвездий. Она этого не заметила.
– Вы – барон, а я – бастард.
– Как несправедливо! – Бен неуклюже перевернулся на спину, смотря на звезды вместе с Рей. – Что я могу взять всё, что захочу, но не могу оставить тебя себе.
Комментарий к Глава 3
Примечания Автора:
PS: Оральный секс и секс по-собачьи, были строго запрещены Церковью … только потому что делали акт намного горячее. Игра Бена также осуждаема, поскольку позиция Церкви состояла в том, что секс должен быть только в целях зачатия наследников. Что я могу сказать? Он кощунственный и коварный, и он не пытается зачать наследника.
PPS: Кроме того, нагота не обязательно была такой запретной, как сейчас. Рей, вероятно, видела бы много вялых пенисов. Она не видела возбуждённого мужчину и не знала механику секса. На этой ноте это был явно не был романтический или интимный сексуальный опыт. Рей просто хотела видеть в нём того самого доброго мальчишку из детства, а Бен не относился к ней как к равной. Это намеренно. Стекло, ребята!
========== Глава 4 ==========
Балдахин над кроватью был задёрнут, создавая тёплый кокон уюта, в котором сладко спала Рей.
Ункар никогда не давал ей одеял – по ночам она сворачивалась клубочком, засовывая кулачки в самое тёплое место – подмышку. Девушка в отчаянии лежала без сна, стараясь хоть как-то скоротать холодные ночи.
Проснувшись в постели барона, она подумала, что видит сон. Вышитое ночное небо над головой выглядело фантастически, и вокруг было тепло – теплее, чем когда-либо. Всё, что окружало её, было мягким, и ни одна косточка не болела и не ныла от слишком долгого соприкосновения с землёй или деревом.
Между ног ныло и саднило, как будто Рей несколько раз лягнула лошадь. Живот был весь липким от засохшего семени. Возможно, это был не сон. Возможно, она была в аду или чистилище, поскольку была грешницей. Было так тепло…
Рей села на кровати, укрывшись одеялом, и откинула занавеску. Огонь погас ночью. Угли светились в тусклом сером утреннем свете. По их медленному тлению она поняла, что осталась одна.
На подушке напротив неё лежал грубо связанный пучок полевых цветов. Рей недоверчиво уставилась на него. Бен много раз срывал для неё такой букет, когда был маленьким мальчиком – он одновременно собирал сорняки и цветы для матери. Рей бережно хранила его маленькие подарки, даже когда они высохли и стали хрупкими, пока Ункар со злым хохотом не выкинул высушенные пучки в огонь.
Не плачь, малышка Рей, – скажет ей Бен почти насмешливо и нежно. Он сорвёт ей побольше цветов и преподнесёт их вместе с неловким, небрежным поцелуем на тыльной стороне её ладошки.
Ночью Бен оставил цветы на кровати. Рей же оставила здесь кровь. На простынях, между её бёдер, образовалось небольшое тёмное пятнышко. Рей ожидала увидеть лужу крови. Казалось несправедливым, что такое незначительное кровопускание вызвало такую сильную боль. Девушка поморщилась, перекидывая ноги через край матраса, её бедра болели, а лоно пульсировало и ныло. Пятно было коричневатым и уже высохло. Выходит, Рей проспала несколько часов.
Она задалась вопросом – не видел ли слуга, который заходил, чтобы поддерживать огонь и убирать уголь из очага, её – обнажённую и спрятанную под тяжёлыми занавесками балдахина? Испытывал ли он к ней жалость? Если бы этот слуга знал правду – то, что она хотела лечь под барона – он бы её не жалел.
Её одежда была разбросана повсюду. Рей собрала её, даже не потрудившись вытереть кровь между ног или семя барона. Она чуть позже искупается в реке, заново крестя себя. До тех пор Рей решила оставить липкие пятна на коже в качестве напоминания – радостного или печального, она не могла решить.
Дрожащими пальцами Рей завязала разорванную рубашку на шее. Бен не подарил бы ей новую или шёлковую. Она не молода и наивна, чтобы верить всему, что они говорят. Как и все мужчины, барон дал обещание в темноте и исчез утром.
В конце концов, она дала ему то, что он хотел, то, на что он имел право. В ответ Бен (нет, барон, она должна называть его так с этого момента) бросил её на милость мужа.
Не плачь, малышка Рей, – напомнила она себе. Все детские игры рано или поздно должны были подойти к концу… Теперь она была женщиной.
***
Рей спускалась по грязному склону к деревне, держа подол позаимствованного синего платья, чтобы не испачкать. Винное пятно на нём было никак не вывести, но, по крайней мере, лучше вино, чем кровь. Она вернёт платье дочери Павы, наденет на себя коричневые, невзрачные лохмотья и вспомнит своё место.
Проходя мимо первого деревянного домика, Рей почувствовала, как чьи-то глаза прожигают её из-за проёма дверной рамы. Шея девушки полыхала от стыда. Односельчанин, должно быть, смотрел на неё с жалостью. Барон продемонстрировал жестокость перед Богом и крепостными, обеспечив Рей образ невинной, беззащитной перед хозяином, овечки.
– Ваш муж арестован! – крикнул мужчина вслед Рей. – За мелкое воровство.
Рей обернулась.
– Что?
Мужчина указал на пригорок, где проходила её свадьба. Расфокусированный мутный взгляд крестьянина задержался на Рей.
Рей развернулась и припустила через скопление маленьких грязных домишек, по дороге оттолкнув дочь Павы (решив позже объяснить, что произошло с её платьем), и побежала по просёлочной извилистой дороге.
Ункар Платт стоял в тяжёлой дубовой колоде, согнувшись вдвое и выкрикивая проклятья. Как только он заметил Рей, его землистое потное лицо побагровело, он выплюнул бранное слово, оскалив зубы в звериной ухмылке ненависти.
– Чёртова ведьма!
Рей застыла как истукан. Между ней и её новым мужем никогда не было любви, но она испытывала необъяснимое желание помочь ему – христианское милосердие, свойственное законной жене. Теперь же Рей отпрянула в ужасе. Ункар всегда был ей отвратителен и противен, но теперь же он просто лопался от ярости.
– Как ты его обманула? – орал Ункар истеричным высоким голосом. – Твоя пиздёнка не такая уж редкость! Как ты это провернула, чёртова ведьма?!
От Рей исходил резкий запах железа и мускуса, перекрывая запахи грязи и пота, висящие над деревней, как плотный туман – Рей пахла грехом. Мясистые ноги Ункара были пропитаны кровью, его брюхо было распластано по земле. Нижняя половина его тела безвольно повисла, как будто его ноги и таз были раздавлены и бесполезны; его глаза выпучились от боли и ярости.
Рей вспомнила обещание Бена отрезать гениталии Ункара, сказанное с небрежным высокомерием, как будто барон давно уже привык к насилию. Она едва вздрогнула. Какая-то дикая и необузданная часть внутри неё донельзя обрадовалась этому щедрому и страшному подарку.
От нервов живот Рей словно свело судорогой. Она поняла, что никто не смотрит на неё с жалостью – все смотрят на неё с недоверием. Когда Рей повернулась на каблуках и побрела прочь, запнувшись о подол слишком длинного синего платья, Ункар без слов завыл ей вслед, обезумев от боли.
***
Трясущимися пальцами Рей заперла дверь в дом Ункара. Деревянная задвижка не выдержит, если толпа разъярённых односельчан явится по её душу, чтобы сжечь Рей на костре. Она с ужасом огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь, чем можно было бы забаррикадировать дверь.
Прижавшись к очагу, Рей присела и обхватила руками колени. Она не могла покинуть участок земли, на котором родилась – такова участь крепостной. Она не могла сбежать в поместье и молить о пощаде – Рей слишком горда для этого. Она сидела в ожидании и задавалась вопросом, уберёт ли кто-нибудь мёртвое тело Ункара? Истечёт ли он кровью или его притащат обратно в дом, живого, но искалеченного?
***
Поздно ночью она услышала стук копыт по мягкой, влажной от дождя земле. Никто не ездил верхом по деревенской дороге – только барон и его вассалы. Рей не боялась самого барона, она боялась того, что с ней сделают жители деревни, если они подумают, что она околдовала его. Девушка открыла дверь.
Барон оставил своих людей снаружи. Он выглядел как великан, забравшийся в пряничный домик. Когда Рей заперла за ним грубо отесанную дверь и они остались одни, Бен обнял её.
Рей боролась с его железной хваткой на предплечьях.
– Нет, милорд!
– Мы снова играем в эту игру? – спросил мужчина, обжигая разгорячённым дыханием её шею.
Рей охватило стойкое желание отвесить ему пощёчину. Это было бы изменой. Она сжала кулачки.
– Мой муж в колодках!
Барон, прищурившись, убрал руки с её талии, как будто ему был неприятен тот факт, что сейчас она будет умолять его пощадить мужа.
– Он не платил налоги. Это – воровство.
Грудь Рей сжалась – Ункар годами обманывал людей – и старого барона в том числе. Это ни для кого не было секретом, мельнику-вору давно пора было встать в колодки, но его окровавленное тело накрепко засело в голове Рей. Его ноги и пах выглядели так, будто их раздавили, растоптали в бесполезные, скрученные пни.
– Его ноги…
– Он бежал от меня как трусливый пёс, – после паузы проронил Бен. – Я промчался по нему на лошади.
Рей поморщилась, представив копыта лошади, сокрушающие кости и мышцы. Это было жестокое наказание, гораздо более жестокое, чем следовало ожидать за мелкое воровство.
– Ты мог затоптать его до смерти!
Голос барона понизился на октаву. Он исходил откуда-то глубоко из его мощной груди.
– Он жаждал того, что ему не принадлежит.
– Ты жаждешь того, что тебе не принадлежит! – прошептала Рей. Она чувствовала, что может упрекать его только шёпотом. Кричать и топать ногами было бы ещё более неуместно.
– Эта земля принадлежит мне по праву рождения, и ты связана с ней! – Барон подошёл к Рей ближе. Его глаза горели почти религиозным пылом, ноздри раздувались, когда он смотрел на неё сверху вниз. Рей вдруг ясно ощутила как ноет порванное лоно и как горят лиловые кровоподтёки, оставленные на её нежной коже. – Ты принадлежишь мне! Будь проклят твой муж!
– Ты проклял его! – закричала Рей вне себя от ярости. – Ты искалечил его!
– Прошлой ночью я использовал своё законное право… – Барон мягко коснулся её щеки, а Рей с отвращением отвернулась. – Сегодня утром я выполнил свой долг.
Рей издала горький смешок. В каком-то извращённом смысле он был прав. Как и его отец и дед до него, ему было поручено следить за соблюдением закона и защищать крепостных, которые трудились на его земле. Они заплатили высокую цену за его защиту – свою свободу. Она могла изменить свою судьбу не больше, чем дерево или корова.
– Ты сказал, что защитишь меня, и погубил! – Её голос устало сорвался.
Барон выглядел рассерженным.
– Он погубил бы тебя. Не только тело, но и душу!
Рей отвернулась, схватившись за голову.
– Ты владеешь моим телом, какое тебе дело до моей души?
– Я… – барон замолчал, и на его лице появилось странное выражение, как будто он осознал что-то, что давно мучило его. Он открыл, а затем закрыл рот, задумчивая покусывая губу. Наконец, он с апломбом провозгласил, как если бы он был персонажем эпической поэмы о любви и трагедии:
– Я любил тебя…
– Как один ребёнок любит другого! – парировала Рей, вспоминая глупый букет, который он оставил на подушке для неё. Это заставило её щеки вспыхнуть.
– Как мужчина любит женщину, если позволишь! – Он горячо прервал её. Его челюсть сжалась, а лицо покраснело. Рей поняла, что он не сердится – его переполняют какие-то другие эмоции.
Она почувствовала, как тоскливо засосало под ложечкой. Эти слова не должны были вызвать мурашки, пробежавшие по кончикам пальцев и коже головы, но тем не менее это было так.
– Это неестественно.
– Я люблю тебя с самого детства. – Бен (он теперь Бен, а не барон) решительно продолжал. – Нет ничего более естественного.
– Они сожгут меня! – Её голос звучал нервно. Сексуальный контакт был естественным – все это знали, даже животные, занимающиеся этим – но для барона было неестественно показывать любовь к женщине низших сословий – это было преступно. Такое заявление могло быть сделано только под влиянием колдовства, а колдовство каралось смертью.
– Я сгорю за тебя! – Бен потянулся к ней, на его вытянутом лице отразилась тоска. Она знала, что если позволит ему, он снова возьмёт её, прямо здесь, на грязном полу дома её мужа. Грязь запачкает платье, усиливая её стыд и отвращение к самой себе.
Рей попятилась.
– Ункар назвал меня ведьмой.
При этом слове Бен резко замер.
– Ты не ведьма. Я… я просто сумасшедший.
Рей медленно выдохнула. По правде говоря, он соблазнил её, но обвинят именно её. Она подошла ближе к огню, представляя, как пламя лижет кожу.
Сожжение будет куда более милосердно, чем голод, – подумала она. Без мужа она умрёт с голоду, никто не будет жалеть её – ни у кого не было на это средств.
– Люди подумают, что ты сошёл с ума.
Бен пожевал губу, словно размышляя. Его брови сошлись на переносице. Наконец, он упрямо проронил:
– Мне всё равно. Ты будешь моей любовницей!
Если бы ситуация не была столь ужасной, Рей посмеялась бы над его детским упрямством:
– Ваша жена этого не потерпит.
– У меня нет жены, – Бен пожал плечами. – И когда я женюсь, то оставлю её здесь, а тебя – в Йорке.
Рей напряглась, почему-то оскорбленная мыслью о том, что у него будет жена – хотя она знала, что он должен жениться, чтобы оставить наследника и пополнить свою казну. Он женится на женщине такого же положения – дочери барона или даже младшей дочери герцога.
– В Йорке?
– Там ты ни в чём не будешь нуждаться! – обещал Бен. Его голос лился низко и сладко, как мёд или вино. – И я не буду мучить тебя, милая.
Рей задумчиво рассматривала свои руки. Что-то прорастало в её животе, как сорняк – надежда. Она не надеялась, что барон был серьёзен в своём ошибочном выборе любви. Любовь была глупостью, о которой слагали песни барды.
Рей не надеялась на любовь – она надеялась на освобождение. Она не умела читать, писать и говорить по-французски, но знала законы, которые связывали её с землёй, на которой она стояла. Рей знала, что если сбежит в Йорк – или, вернее, если барон возьмёт её туда и сделает своей любовницей – на год и день, она получит свободу от земли, на которой родилась.
Барон пристально наблюдал за ней. Если она откажет ему, то сгорит или умрёт с голоду. Зная это, он жадно ждал её ответа, его влажные полные губы приоткрылись от вожделения. Его бархатный голос звучал тягуче и хрипло. Возможно, он намеревался отдать приказ, но его голос звучал так, словно он умолял её.
– Позволь мне обладать тобой не как твой господин, а как твой возлюбленный.
Рей снова уставилась в огонь и солгала барону.
– Я – твоя.
Комментарий к Глава 4
Примечания Автора:
Бен ловко манипулирует несчастной сироткой и играет в грязные игры, чтобы получить то, что хочет.
P. S. В те времена считалось противоестественным (почти как зоофилия!) для высокородного мужчины иметь романтические отношения с женщиной низшего сословия. Люди в средневековье часто приписывали неестественные вещи колдовству, расплата за которое было суровым: сожжение или повешение. Рей права, беспокоясь о том, что подумают о ней люди.
Для высокородных мужчин не было необычным держать любовницу для секса и жениться исключительно в экономических или политических целях. Любая женщина была бы рада оказаться под покровительством барона, особенно родить бастарда, которого барон бы любил и, возможно, мог бы поднять по социальной лестнице выше.
Крепостные не могли покинуть земли, на которых родились. Если они убегали на год и день, то могли стать свободными (хотя свободным женщинам не хватало автономии из-за их пола).
Итак, если подвести итог – Бен хочет Рей, и Рей хочет убраться к черту из имения.
========== Глава 5 ==========
Священник, Лор Сан Текка, был человеком с определёнными достоинством, несмотря на свою непритязательную паству. Он родился бедняком, но был священником; он служил немытым толпам и близко общался с бароном, когда служил мессу в их личной часовне.
Сан Текка, должно быть, недоумевал, почему нечестивый молодой барон вызвал его в личную часовню в южном углу поместья в день, который не был воскресеньем. Мужчина слегка наклонил голову. Как член третьего сословия, он не был обязан высказывать такую же верность, как крепостные.
– Мой господин.
– Отец, – маленький кивок Бена был столь же поверхностным. – Вы вчера присутствовали на свадьбе мельника?
Глаза Сан-Текки мелькнули в тот угол, где стояла Рей, в тени, возле алтаря.
– Здравствуй, дитя моё.
Бен выглядел раздражённым.
– Платт – импотент.
Сан Текка оглянулся на Рей, нахмурив брови.
– Вы звали лекаря?
– Нет необходимости в лекаре. Его растоптала лошадь, – прервал его Бен. Он двинулся вперёд, заслонив Рей от священника, будучи гораздо шире и выше ростом. – Брак должен быть расторгнут.
– Архиепископ не расторгнет брак, если врач не поклянётся, что свершение брака невозможно, – сказал Сан Текка с упрёком, но с долей уважения. – И если жена не поклянётся, что это ещё не произошло.
– Я клянусь! – Высокомерно ответил Бен. – Она была в моей постели прошлой ночью.
Он как-то странно гордился тем, в чём должен был стыдиться признаваться священнику. Со своей стороны, Рей почувствовала, как горячий стыд затопил её тело. Её словно парализовало.
Священник на мгновение задержал взгляд на бароне, а затем произнёс гораздо более прямо, чем следовало бы, даже если бы он был священником и пользовался всеобщим уважением:
– Ты должен был позвать меня сюда, чтобы покаяться в своих грехах. Я не позволю тебе снова грешить, и архиепископ тоже.
– Очень хорошо! – Ноздри Бена вспыхнули, но голос остался ровным. Он отказался каяться. – Я убью мельника, и тогда она станет вдовой. Лучше вдова, чем прелюбодейка.
– Бен! – выпалила Рей прежде, чем смогла остановить себя. Оба мужчины повернулись к ней, и она поняла, что натворила. Она предала их близость – вернее, близость, которую они разделяли в детстве. Барон просил её называть его по имени, но не перед другими людьми.
Лор Сан Текка внимательно рассматривал её, прикрыв глаза.
– Нет необходимости в том, чтобы архиепископ аннулировал брак, если брак является недействительным ab initio. – Он пересёк каменный пол, приближаясь к алтарю. Рей вздрогнула. – Вы дали согласие выйти замуж за мельника? Ваше духовное согласие?
Воцарилась долгая тишина. Бен вскочил на ноги, как будто он был в ярости от того, что Сан Текка уступает Рей, а не ему.
– Нет, – прошептала Рей. Она не согласилась духовно. Она дала своё согласие по необходимости, но душа её иссохла, когда она произнесла эти слова.
Сан Текка вздохнул. Он не казался удивлённым. Репутация Ункара Платта была такова, что даже он, избавленный от сплетен и ссор деревенской жизни, знал это. Мужчина оглянулся на Бена, который, казалось, испытал странное облегчение.
– И вы согласны на это?
Было ясно, что имел в виду Сан Текка. Он знал, чего хочет барон – это не секрет, – но он хотел знать, чего хочет она. Рей думала о свободе – около ста одного дня – и о тёплых руках барона на её обнажённой коже. Её тонкий голос был полон стыда, когда она выдохнула:
– Да.
Священник глубоко вздохнул. Он нежно коснулся её макушки, словно благословляя.
– Тогда я одобряю это. Да помилует Бог твою душу.
***
Неожиданный экстаз от разрыва её законных связей с Ункаром Платтом продлился недолго. Рей была бесцеремонно брошена на круп лошади, и на рассвете они скрылись из деревни. Держась обеими руками за пояс барона, девушка чувствовала себя свободной, как ястреб, парящий в небе. По дороге в Йорк они никого не встретили. В течение прекрасного отрезка времени Рей чувствовала, что в Англии не осталось ни единой души.
В одном Йорке было больше душ, чем Рей могла себе представить. Окружённый стеной город был громче и оживлённее, чем любое фантастическое место, о котором Рей мечтала в одинокие тоскливые ночи. Девушка сидела в седле, неловко сжимая поводья белыми пальцами, а барон вёл свою лошадь по узким, заполненным грязью и экскрементами улицам.
Для Рей было небольшим утешением то, что никто из людей, мимо которых они проезжали – нищие, продавцы фруктов, студенты, негодяи – не смотрели на неё с любопытством или суеверным страхом. Она была бы изгоем в Альдераане. Один тяжёлый день изнуряющей езды – и она уже была незнакомкой.
Деревянный забор и каменный дом в Йорке примыкали к собору. Высокий и узкий, он возвышался через мощёную площадь от дома гильдии. Это было неправильно – находиться в тени Церкви Божьей, живя при этом в отвратительном грехе. На мгновение Рей забеспокоилась о том, что её привезли в публичный дом.
Бен протянул поводья конюху и выжидательно вытянул руки. С некоторой неохотой Рей соскользнула в них с дрожащего, загнанного зверя. Её ноги тряслись, как от нервов, так и от усталости.
– Это гостиница?
– Это дом члена гильдии. – Бен шагнул к двери. – Теперь он свободный человек, но служил моему отцу много лет.
– Он – свободный человек? – повторила Рей, чувствуя толчок в животе. Она пыталась сохранить невозмутимое выражение лица.
– Он выковал доспехи, которые спасли жизнь моему отцу, – объяснил Бен. Подняв свой огромный кулак, барон гулко постучал в дубовую дверь. Дверь открыл крупный мужчина – крупнее, чем барон. Они разговаривали тихими голосами.
Рей не могла не смотреть на кузнеца с негодованием. Старый барон оказал ему неслыханную милость из благодарности или любви. Теперь Бен был бароном. Он мог освободить её, но он не захотел. Он намеревался держать её при себе. Это было гораздо более терпимое и приятное рабство чем то, к которому она привыкла, но тем не менее это было рабство.
Взмахнув пальцами, барон жестом приказал ей следовать за ним в дом кузнеца. Рей беспомощно подчинилась. Она могла бы бежать и попытаться ускользнуть от него на год и день. Она этого не сделала. Она не знала ни души в Йорке. Она знала его. Она знала его всю свою жизнь.
Шаткая лестница была невероятно скрипучей. Рей задавалась вопросом, предупредит ли шум, который они поднимали, каждого жителя дома – кузнеца и его ученика на нижнем этаже, а жену кузнеца на втором о том, что они собираются на третий этаж, чтобы совершать нечестивые вещи.
– Я снимаю комнату за два шиллинга в неделю, – объяснил Бен, закрывая за собой дверь. – И ты тоже.
Ощутив необоснованную злость, Рей вспыхнула. Она полагала, что он должен обращаться с ней, как со шлюхой, – она отдала своё тело, чтобы получить свободу, которая была милее, чем золотые или серебряные монеты – но это шло вразрез с теми глупыми романтичными словами, которые Бен произнёс в доме Ункара перед ревущим огнём.
Бен, казалось, не заметил её сердито задранного подбородка. Подойдя к окну, он распахнул ставни, ненадолго ослепив девушку ярким светом. Стоя у окна, барон начал расстёгивать камзол, ни капли не стесняясь. Он кивнул на низкую, неровную кровать в углу маленькой, тусклой комнаты.