Текст книги "Бояться нельзя любить (СИ)"

Автор книги: Первое апреля

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

========== Кусь первый ==========

Предаваться перед отбоем печали, заныкавшись в один из пустых кабинетов – не самое удачное решение в его ситуации, как ни крути, но душа требовала страдать со всей самоотдачей и самозабвенностью, свернувшись костлявым клубком в тёмном углу на трансфигурированном комковатом матрасе. Он страдал, честно страдал, и с каждой прошедшей минутой становилось гораздо легче и проще это принять – подумаешь, расстались; подумаешь, он её любит; подумаешь, сердце разбили-и-и…

Хаффлпаффец вздохнул, шмыгая отвратительно мокрым носом и вытирая его мятым рукавом мантии. Глаза наверняка красные теперь, как у дяди Стэна с перепоя, и такие же дикие, словно обыденной желтоватости радужки мало для создания крайне «благоприятного» впечатления у всех впервые встреченных магов, мол, вы только поглядите, тут оборотень, какой ужас. Длинный тонкий нос, выступающие прямые дуги широких бровей, смуглая кожа и встрёпанная невнятно-бурая копна вместо приличной причёски только усугубляли общую картину запущенного дикарёныша. Кто знает, может, и затесались где-то в предках оборотни, откуда-то же магия в совершенно обычной семье взялась.

Следовало успокоиться и найти в создавшемся положении плюсы. Например, теперь можно спокойно развлекаться с друзьями, подмигивать симпатичным ведьмочкам со всех факультетов подряд и даже не помнить про важные даты и события в жизни Кэти/Сциллы/Сэмми и кого-то там ещё, о чём так любит поговорить прекрасная белокурая Эрин. И всё же. Как она могла-а-а?..

«Женщины, Солурд, в первую очередь – стервы, а уже потом всё остальное», – мог бы сказать отец, с обожанием косясь в сторону кухонной двери, где его супруга священнодействовала над плитой, – «так что живи и радуйся, что не успел жениться на неподходящей по характеру. Вот мы с Франц…»

Да. Все разговоры о личном непременно перетекали в ностальгическое «вот мы с Франц», это с нежно любимой уже почти двадцать лет супругой, и Сол мог бы пересказать все этапы их отношений наизусть в два лица – настолько часто слышал от обоих непосредственных участников. Юноша всегда хотел, чтобы у него было нечто такое же, только своё; человек, которому можно улыбаться, придумывать вместе разные истории, чьи пальцы можно греть в своих ладонях, а через много-много лет говорить своим детям «вот мы с…»

Эрин казалась той самой, даже несмотря на её поучающий тон, приторно-сладкие улыбочки и стойкий цветочный запах, от которого чесался чувствительный нос. Она любила и умела шутить, красиво смеялась, трогательно держалась за руку, горячо целовалась, и… Теперь этого нет. Юноша ткнулся лбом в колени, всхлипнув от жалости к себе, скомкал в кулаках попавшуюся под пальцы ткань – судя по ощущениям, это оказалась штанина – и в который уже раз посоветовал себе не влюбляться, потому что так было и с Джейн, и с Лавандой, и с Лизой – и каждая виделась той самой-самой, пока не происходила катастрофа. Катастрофы происходили часто, много и всегда не вовремя, хоть злой рок подозревай в их организации, хоть собственную неудачливость. Или криворукость.

Солурд судорожно вздохнул, вытирая мокрые щёки рукавом серой кофты, и выдохнул. Не понимал он этих девушек и что им вообще надо: сначала смотрят влюблённо, потом истериками выматывают, а потом и вовсе уходят – и живи с этим как хочешь. Он встал на ноги, неловко проехавшись плечом по каменной стене, поморщился – холодно и неприятно, – взмахнул палочкой. Матрас снова стал покалеченным жизнью и студентами стулом, а уютный кабинет для релаксации обратился пыльной заброшенной кладовкой, уже без магии.

Солурд поёжился: по Хогвартсу перед Рождеством – как и почти весь учебный год – гуляли сквозняки, забирающиеся ледяными пальцами под кофты и мантии. И колдовать в коридорах нельзя, нельзя порадовать себя хотя бы бы ма-а-аленьким согревающим.

Но кто увидит?

Солурд оглядел заброшенный кабинет, внимательно, словно в нём действительно могли прятаться коварные шпионы, доблестно просидевшие на потолке, пока несчастная брошенка изволила солью всю свою одежду полить. От самого себя стало смешно, и он хихикнул, вытер нос рукавом кофты, шмыгнул и уже спокойно, тщательно проговаривая все слова, наложил согревающие.

Магия словно в самую душу проникла, свернулась на сердце пушистым клубочком, щекоча лёгкие невесомой шерстью. Телу тоже тепло, а вот время, по ощущениям – и Темпус это подтвердил, – находилось в опасной близости к отбою. Солурд охнул, сорвался с места, распахнул дверь…

Он на кого-то налетел. Блеск. Просто блеск.

Неожиданное препятствие устояло, лишь покачнувшись на длинных ногах – Солурд этому «препятствию» дышал в ключицы – и вкрадчиво пророкотало, отрывая юношу от себя:

– Мистер Огилви, – на Солурда очень недобро смотрел декан Слизерина. – Что вы делаете в подземельях перед отбоем?

Солурд открывал и закрывал рот, силясь выдавить из себя извинения, но на него, как и на многих неудачников в зельеварении, профессор Снейп действовал гипнотизирующе. И отупляюще. Застёгнутый на все пуговицы, строгий, черноглазый и бледный, как смерть, – Северус Снейп порой казался замаскированным дементором, а не человеком. Он так же, казалось, забирал у нерадивых студентов всю радость жизни и лучшие годы её же. При этом сам не улыбался н и к о г д а. Или же Солурд этого не видел.

Он жалобно глядел снизу-вверх, мол, посмотрите, какой я несчастный и отпустите уже, ну? Я успею добежать до гос…

Колокол, извещающий об отбое, показался Солурду похоронным маршем.

Лицо профессора Снейпа исказила досада, словно ему вовсе не в радость справедливо наказывать всяких там хаффлпаффцев. Вот снять просто так пару десятков очков с Гриффиндора – с Поттера – святое дело. А с барсука и неинтересно.

– Завтра в шесть отработка, мистер Огилви, – сказал Снейп, – в моем кабинете. А теперь идите.

Солурд кивнул, для надёжности ещё кивнул несколько раз, и лишь после того, как Снейп резко вдохнул, собираясь что-то сказать, – точно не похвалить за понятливость – сорвался с места.

Только в спальне до него дошло, что это происшествие не стоило родному факультету ни единого балла.

========== Кусь второй ==========

Утро началось не с кофе. Снова.

С тех пор, как прошлым летом Солурд пристрастился к этому напитку богов, ему было тяжело просыпаться по утрам. Сокурсники даже шутили, мол, до апокалипсиса не будить – покусает, тоже на луну выть будете. И, следуя собственному завету, не трогали. Солурд выключил будильник – четвёртый с начала года, первые три уже отправились в свой будильниковый рай, – и воспалённым взглядом вперился в балдахин. Тот, словно в насмешку, цветом напомнил кофе с молоком, нежно-коричневый, мягкий… Солурд уткнулся носом в подушку и застонал.

Завтрак в Большом зале пятнадцать минут как шёл, сумка сверкала своей несобранностью, форма – помятостью, а сам Солурд – несчастной физиономией. Опять девочки будут шушукаться, мол, похож на брошенного щенка. А ещё: как Эрин терпела. И: жалко его.

Себя пожалейте!

Разозлившись на свои мысли, Солурд вскочил с кровати и, звонко шлёпая тапочками по полу, отправился приводить себя в порядок. Подумаешь, с девушкой расстался! В первый раз, что ли? А вот отработка у Снейпа – это уже серьёзнее, поди пойми, за что могут баллы снять, как по минному полю ходишь.

К тому моменту, как Огилви, зачёсывая пальцами влажные волосы, ввалился в Большой зал, тот наполовину опустел. Даже из преподавателей остались только дородная декан Спраут, свежая и сияющая доброй улыбкой, и полусонный маленький Флитвик, наверняка додрёмывающий последние минуты перед уроками. Обоих профессоров Солурд любил, даже несмотря на то, что ни чары, ни магическая ботаника ему особо не давались. То ли дело руны и УзМС.

– Эй, Сол, опять проспал? – окликнул его один из сокурсников, светленький Эрни, демонстрируя ямочки на щеках.

Эрни сидел прямо, словно метлу проглотил, и с деланой ненавязчивостью сверкал значком старосты – второй год кряду тихо гордился собой. И снова не помнил, как каждую неделю причитал: «Это такая ответственность, такая ответственность, Мерлин… Джастин, ну ты же меня понимаешь, да, понимаешь?»

Джастин закатывал карие глаза, подмигивал сидящим рядом ребятам и уверял, что: «Да-да, конечно, только успокойся». Эрни послушно успокаивался, улыбался и переводил тему. Через неделю сцена в гостиной Хаффлпаффа повторялась.

Огилви кротко пожал плечами, мол, да, всё как всегда – ничего нового, и сел на лавку. На столе осталось не так уж много: растущие организмы требовали всего и побольше, и он не был исключением из этого правила. Но краткие минуты сна всё равно ценил больше, чем разнообразие завтрака.

Тост с джемом дожёвывал уже на бегу, придерживая бьющую по бедру сумку. Сокурсники ушли раньше, а он как-то пропустил этот момент, хоть его и звали, за что теперь расплачивался. Профессор Макгонагалл не терпела опозданий, и ладно бы отчитывала – нет. Смотрела раскосыми кошачьими глазами, поджимала тонкие губы в куриную гузку и цедила сквозь стиснутые от разочарования зубы: «Двадцать баллов с Хаффлпаффа, садитесь». А потом весь урок следила: пишет ли мистер Огилви конспект, превращает ли мистер Огилви филина в шкатулку, думает ли мистер Огилви о Превеликой Трансфигурации…

Конечно, не думает.

В кабинет Солурд почти ворвался, споткнулся на пороге, и только зацепившаяся за дверную ручку лямка спасла его от позорного падения в ноги строгому профессору, только-только переступившему порог.

Зазвонил колокол.

Класс наполнился шушуканьем и смешками, и Огилви почувствовал, как горят его уши. Макгонагалл (профессор! Профессор Макгонагалл!) дёрнула уголком рта, проявляя тень то ли негодования, то ли насмешки, даже зеленая шляпа на её голове эмоционально качнула пером, и спокойно изрекла:

– Садитесь, Огилви, вы успели.

Смешки стали отчётливее, и Солурд поспешил сесть за свою парту, рядом с улыбающейся Сьюзи. Та, рыженькая, с лицом-сердечком и тёплыми карими глазами, напоминала ему солнце, невесть как очутившееся на бренной Земле. Но он не то что встречаться предложить не смел – дышать на неё боялся. Да и не в том смысле она нравилась.

– Привет, – смешком выдохнула Сьюзи, тут же прячась за распущенными волосами.

– Привет, – неловко хмыкнул Солурд, ёрзая на лавке. Тихо ойкнул, поймав на себе предостерегающий взгляд профессора Макгонагалл, и поспешно приготовился к уроку.

– С такой грацией он не барсук, а тюлень, – ядовито зашептали с последних парт соседнего ряда, и Огилви обернулся, больше из интереса, чем из раздражения: сравнения с животными его никогда не трогали, потому что те зачастую куда лучше людей.

Хорошо, кроме крыс.

Крысы – это фу.

На него демонстративно не смотрел Нотт, как всегда идеально причёсанный и выглаженный. Его сосед Малфой, напротив, следил внимательно, надменно щуря серые глаза, мол, и что ты мне ответишь. Оба бледные, точно своих подземелий в жизни не покидали, холёные и самодовольные. Руки так и чесались то ли подзатыльников отвесить, то ли с ножницами познакомить, лишь бы разбить эти идеально холодные маски, но… Не его печаль.

Солурд ответил кривой ухмылкой и обратил всё своё внимание на лекцию. Она бы ему даже понравилась… Но не в девять утра, никак нет.

В девять утра хотелось только спать и не думать о белой обезьяне. То есть о трижды проклятой отработке.

В общем-то, он признавал свою вину, ни в коем случае её не умаляя: сам накрутил себя, сам забрался в нору, сам не уследил за временем.

Самостоятельный-то какой, Мерлин великий!

– Мистер Огилви, не поведаете нам, что занимает все ваши мысли? – вкрадчиво спросила профессор, замерев у парты. Она возвышалась над студентами, тонкая и строгая, как воплощение Немезиды, и Солурд поспешно прикусил губу, чтобы не ляпнуть очевидную глупость вроде «о ваших прекрасных глазах» или «о Снейпе и его отработках». Он несмело улыбнулся, смотря из-под бровей жалобно и заискивающе, мол, я больше так не буду, не велите казнить.

Макгонагалл смерила его недовольным взглядом ещё раз и продолжила лекцию, говоря сухо и слишком витиевато. Солурд выдохнул и поспешно заскользил пером по пергаменту, подглядывая в конспект Сьюзи и мысленно благодаря её за разборчивый почерк.

========== Кусь третий ==========

Вторым уроком гордо стояла ЗоТИ.

Солурд заранее посочувствовал всем, кто окажется в зоне поражения, и поймал много понимающих взглядов в ответ. Ещё на занятиях Отряда Дамблдора стало ясно, что настроенный на нападение Огилви – это оружие массового поражения: бьёт сильно, больно, виртуозно… и своих, и чужих. Он вздохнул, попытался сдуть с лица вьющуюся прядь волос, но безрезультатно. Зачесал смуглыми пальцами, в который раз пообещав себе сходить в Хогсмиде к парикмахеру. Или попросить у девочек резинку. Или самому разобраться с проблемой, отыскав в библиотеке нужные чары… От последнего варианта его передернуло. Мысль свернула в сторону «а не попросить ли помощи», и в итоге он так замечтался, что столкнулся с кем-то в дверях.

Благо, это оказался всего лишь Гарри, который «наша новая знаменитость» и «Дважды Победитель Того-кого». С ним у Солурда отношения складывались вполне приятельские, во многом потому, что Огилви плевать хотел на газеты (он их даже не читал) и крайне равнодушно относился к сплетням (на что девушки часто обижались). Гарри поправил очки-велосипеды, съехавшие с прямого носа, близоруко сощурил изумрудные глаза и заулыбался, становясь похожим на чёрный одуванчик: волосы растрёпаны, сам невысокий, костлявый. Благо мантия сидит как влитая, вся одежда по размеру – не иначе крёстный наконец-то взялся за свои обязанности. Ну, хоть к Рождеству – и то хлеб.

– Привет, Сол, – сказал Гарри, неловко переминаясь с ноги на ногу. Видеть рад, и поговорить бы, а то всё не получалось, но скоро урок, а из кабинета недоумённо смотрели рыжий Рон и суровая Гермиона – хоть разорвись!

– Привет, Гарри, – улыбнулся в ответ Солурд. Тоже глаза сощурил, принюхался как можно незаметнее – померещился какой-то странный запах, непривычно. А потом понял: девчачьи духи! Поттер в них словно искупался, не иначе ночь хорошо провёл. – Счастья в личной жизни.

– А? – Гарри моргнул по-совиному, глаза через стёкла очков – огромные, яркие. Краской залился по самый лоб, воздух проглотить попытался – только закашлялся. – Ага, спасибо, Сол… Я п-пойду.

Огилви пожал плечами: и что в этом такого? Он же не на процессе присутствовал, так – по факту поздравил, по-дружески.

Солурд упал за свою парту, недоумевая. Действительно, всё у Поттера не как у людей.

«И друзья под стать», – подумал ещё, поймав на себе неприязненный взгляд долговязого неопрятного Рона и смущённую улыбку Гермионы. – «А ей идёт эта причёска».

Волосы Грейнджер, заплетёные в причудливую косу с красной лентой, смотрелись как небрежное произведение искусства. Распахнутая мантия открывала вид на кружевную кофточку, а губы, накрашенные блеском, и вовсе вызывали недоумение: что это с ней? Солурд допустил даже крамольную мысль, что злой Уизли, искупавшийся в духах Поттер и её внешний вид могут быть взаимосвязаны… Но, честное слово, он не хотел знать подробностей.

ЗоТИ с Гриффиндором – это совершенно особое «удовольствие», граничащее с казнью через повешенье: медленно, больно и нет никакого способа прекратить.

Аврор Тонкс, смешная и неуклюжая, наверняка согласна с этим утверждением, но, конечно же, никогда этого не скажет. Она говорила увлечённо, теряя буквы и даже слова, вышагивала перед партами, как офицер на построении, а её короткие волосы всё время меняли оттенки, от светло-розового до бордового и обратно. Студенты радостным полушёпотом делали ставки, какой оттенок будет следующим. А ещё – обо что споткнётся неуклюжий аврор в следующий раз. Солурд бы поставил на первую правую парту: кривовато она стоит, словно специально.

Он бы выиграл.

Студенты шушукались, хихикали и делали буквально что угодно, кроме записи лекций. И пока им это сходило с рук: Тонкс не только смешная, она ещё и не так давно сама училась, наверное, помнила все эти ощущения и мысли, словно вся жизнь впереди, потому за невнимательность и не наказывала. Или, увлечённая собственной речью, действительно не замечала.

Солурду в спину прилетела сложенная записка, разлинованая, из тонкой бумаги – точно кто-то безжалостно вырвал из тетради. Он нахмурился, выпятив челюсть, и осторожно развернул послание. Ровный почерк, изящные завитушки букв:

У Выручай-комнаты после обеда.

Солурду даже гадать не пришлось, кто это. Гермиона. А где Гермиона, там и все остальные. Что это Золотому Трио могло понадобиться от скромного мистера Огилви?.. Вопроса – идти или не идти, – разумеется, не стояло. Любопытство живьём сожрёт, если он посмеет его не удовлетворить.

Когда аврор Тонкс сказала, что пришло время долгожданной практики, Солурд запаниковал первым. Он нервно сглотнул, сжал в дрожащих пальцах палочку и бросил испуганный взгляд на Сьюзи, с которой и здесь сидел вместе. Та ответила ему настороженным «я под щитом» и слегка отодвинулась, мол, ты мне, конечно, друг, но каждый сам за себя. Огилви посмотрел на Тонкс, взглядом пытаясь передать все свои сомнения в этой затее… И она поймала его взгляд, сама очевидно не в восторге, но лишь проворчала:

– Во имя учебного плана, – бессильно разводя руками.

Солурд понял, что пришло его время сесть в Азкабан за пачку непреднамеренных убийств.

========== Кусь четвёртый ==========

Всё оказалось не так страшно. Солурд стоял под щитами, напряжённо подняв руку с палочкой, и об атаке даже не думал – самому бы не огрести. ЗоТИ с Гриффиндором – это не только шуточки вполголоса, ободряющая аура Золотого Мальчика и таинственные переглядки. Это ещё и тренировка с натасканными на атаку подростками, половина времени которых в прошлом году была посвящена Выручай-комнате.

Движения Гермионы, точные и хлёсткие, обращались хитроумными чарами. Она специально не давала ему ни секунды на контратаку, как и все, опасаясь необъяснимых «траекторий Огилви», по феномену которых профессор Флитвик даже хотел писать научную работу… Но так и не нашёл прочной доказательной базы, за чем дело и встало.

Закончился урок тем, что Солурд пропустил-таки очередной удар в брешь щита и колодой грохнулся на пол, замерев под гнётом Ступефая.

Гермиона получила заслуженное Превосходно.

Солурда наградили выстраданным Фините.

Все счастливы.

Уже в коридоре его догнал взъерошенный Гарри, раскрасневшийся и довольный – честно обставил Рона в их маленькой баталии. Хлопнул по плечу, шепнул весело:

– Не опаздывай!

И умёлся дальше, сам похожий на снитч, который привык ловить: яркий и стремительный, вроде вот он, рядом, а моргнёшь – уже в другом углу замка крылышками трепещит, следующего наивного дурачка дразнит. За ним Гермиона и Рон спешили недремлющим конвоем, что-то на ходу выговаривали, смеялись. Солурд почувствовал лёгкий укол зависти: он за все эти пять с хвостиком лет ни с кем так сильно не сдружился, только приятелями оброс, как дьявольские силки побегами. Не то чтобы его это расстраивало, но иногда скреблось на душе что-то такое… неуверенное.

Хаффлпаффец – и без друзей. Смешно же!

В Большом зале запахи сплетались в причудливый клубок, смешивались и перетекали один в другой: еды, парфюма, земли, озона – на улице дождь, и кто-то топал из теплиц по свежей грязи, – пота и дерева. Солурд задержал дыхание, морщась, и резко потёр нос, надеясь избавиться от этой взрывной смеси. Нельзя сказать, что помогло.

На обед предлагали варёную морковь, куриные котлеты и пирог с ягодами. Конечно, вокруг на столах было ещё энное количество всякого, вкусного и не очень, а перед Огилви стояла именно морковка. Как и вчера. И позавчера тоже. Эльфий заговор, да? Это точно он, Солу никаких подтверждений не надо. Он не любит тянуться через полстола за чем-нибудь вкусным, как и отвлекать окружающих от удовлетворения честно нагулянного аппетита, но приходится похлопать Джастина по плечу, виновато хмыкая на вопросительный взгляд, и попросить:

– Можешь передать что-нибудь, что не морковка?

Тот подавился смехом – благо, жевать перестал – и послушно поставил рядом горошек. На возмущённый писк тихо захихикал, мол, точнее нужно с формулировками, но переставил ещё и печёный картофель. Хмурое «спасибо» Джастин и вовсе встретил ехидно приподнятыми бровями, отчего его скуластое лицо приобрело глупое выражение, и вернулся к еде.

Размышляя о том, что угораздило же его попасть на «самый дружный факультет», где обитают такие вот… барсуки, Солурд скользил взглядом по залу. Пока взгляд этот, жёлтый и отстранённый, не споткнулся о белокурую нимфу, облачённую в сине-серебряные цвета.

Эрин щебетала с подружками, увлечённо крутила в воздухе изящными пальчиками и что-то наставительно вещала. Солурд видел лишь её узкую спину и небрежно перехваченные резинкой кудряшки, но доподлинно знал, что вот сейчас Эрин сосредоточенно нахмурила острый носик и лукаво изогнула блестящие от помады губы.

Аппетит пропал с концами, не оставив обратного адреса, по которому его ещё можно было найти. Огилви вяло ковырялся в тарелке, превращая котлету в поле неравной битвы, краем уха слушал причитания умницы-Ханны о том, что травология была «ужас что такое» и рассуждения Эрни о пользе и вреде… чего-то, что Джастин по своему обыкновению перевёл в квиддич и шуточки о неудобной форме.

Студенты начали расходиться, и Солурд решил тоже не задерживаться, тем более ему назначили свидание. Стало смешно от этой мысли, а потом, почти без перехода – неуютно. Хотелось разобраться с этим побыстрее и радостно забыть, как страшный сон и экзамен по зельям.

Ещё и к Снейпу вечером, оу…

Лучше об этом не думать.

Солурд, перепрыгивая через ступеньки, бежал к Выручай-комнате, сумка билась о бедро – наверняка скоро появится синяк – а расползающиеся по классам студенты провожали его понимающим взглядами: на урок опаздывает, несчастный, в той стороне как раз кабинеты Арифмантики и Трансфигурации, поди пойми, куда опаздывать страшнее. Он старался не обращать внимания на тихие шепотки, но в итоге, отвлечённый перекрутившейся лямкой, не заметил коварной подножки. Растянуться на полу – не растянулся, Мерлин миловал, но о стену плечо ссадил, наверняка кожу стесал даже, благо мантия уцелела. Запахло чем-то терпким и пряным, как специи, заставив чихнуть и потереть заслезившиеся на секунду глаза.

– Падать в ноги – твоё хобби, Огилви? – спросил растягивающий гласные голос. Солурд вскинул голову, рассерженно хмурясь – опять слизеринцам неймётся. Малфой вскинул острый нос, ухмыльнулся, и черты его лица, мелкие и невыразительные, стали крайне похожими на хорёчьи. – Может, тогда и ботинки мои почистишь?

С тех пор, как Гарри каким-то хитровывернутым способом победил Того-кого в Министерстве, враждовать с ним стало опасно – не поймут, а то и по голове настучат, тем более «сынишке Пожирателя» (хотя Малфой-старший снова вывернулся едва не из-под дементора). Как бы силён ты ни был, а от трёх четвёртых школы не отмашешься. Но мерзкий характер загонять в строгие рамки тоже не хотелось, и Малфоёныш начал уделять по капле своего сиятельного внимания всем остальным сокурсникам, кроме Поттера. Благо хоть мелких не трогал – считал ниже своего достоинства.

– В следующий раз, – пообещал Солурд благовоспитанно, и слизеринец радостно оскалился, – пройдусь и по тебе, и по ботинкам особенно, Эванеско. Боюсь только, как бы целиком не стёрло.

И побежал дальше, не слишком обращая внимания на то, что ему говорили вслед, и говорили ли.

Перед входом в Комнату вышагивал Рон, раздражённый чем-то, как оскорблённый гиппогриф, и с такой же жаждой разрушений в светлых радужках.

– Долго ходишь, – проворчал он почти миролюбиво, пальцами длинными за предплечье схватил – не вырваться, сам огромный, как горный тролль, Сол едва до груди его дотянется, и втолкнул в помещение, плотно закрыв за собой дверь.

В этот раз Комната приняла вид чайной гостиной благородной леди, не иначе: мягкий ковёр, удобные жёлтые кресла, круглый столик, пахнущий свежим лаком, изящные чашечки, белые, почти игрушечные. Витал запах крепкого чая и мяты, терпкий, заставляющий нос чесаться, а горло сглатывать в предвкушении, горькой полыни и приторно-цветочных духов.

Два кресла из четырёх были заняты Гарри и Гермионой. Оба усталые, растёкшиеся по спинке, цедящие чай мелкими глотками. Солурд подумал, что уроки точно не могли так измотать, значит, тут что-то другое, куда более серьёзное… А то, что эта троица могла счесть серьёзным, маленького Огилви способно и вовсе убить. Он храбрился, с деланой непринуждённостью падая в свободное кресло. Рон сел в соседнее, тут же присосавшись к чаю, как к последней надежде.

– Давайте не будем ходить вокруг да около, – предложил Солурд после минуты напряжённого молчания, – вы говорите, что случилось, я падаю в обморок, прихожу в себя и сваливаю.

– Да как ты!.. – возмущённо вскинулся Рон, так, что чай выплеснулся на его колени, рыжий зашипел, стукнув донышко о столешницу, и потянулся за палочкой. – Всё бы вам шуточки…

– Ты сказал о личной жизни, – меланхолично заметил Гарри, делая ещё глоток чая. Солурд подумал, что в чай намешана изрядная доза Успокоительного, – когда мы столкнулись. Почему?

– Духами пахнешь, цветочными, – пожал плечами Огилви. Он чувствовал себя неуютно и полагал, что скоро тоже потребует свою законную долю Успокоительного. – Я и подумал, что ночь хорошо прошла.

Гермиона подавилась кашлем – но не чаем, – засверкала карими глазами, как охотящаяся кошка, подалась вперёд, так, что не разделяй их стол – непременно бы нос к носу столкнулись.

– То есть, чисто теоретически, ты можешь найти человека, который пахнет так же?

– Теоретически да, – протянул Солурд, пытаясь сообразить, что тут вообще происходит. И его осенило, – погоди. То есть, ночь была настолько хороша, что память начисто отшибло? Мне бы такие развлечения…

Гарри покрылся неровными розовыми пятнами, отпечатавшимися даже на шее, и стыдливо отвёл взгляд, нервно ломая пальцы. Гермиона кашлянула, то ли призывая к порядку, то ли сдерживая смех, и кротко улыбнулась. Один Рон был очевидно зол, только-только избавившись от чайного пятна на брюках, он проворчал:

– Я говорил, что не стоит никого впутывать! Сами бы разобрались… как-нибудь.

– Гарри не помнит, Сол, – мягко проговорила Гермиона, посылая Уизли предостерегающий взгляд, – куда ходит по ночам. Знает только, что ему там спокойно. Мы его даже караулить пытались, привязывать, но засыпаем, а верёвки исчезают. Я искала в библиотеке, но похожих чар не нашла, и…

– И вы хотите использовать меня в качестве ищейки, – понятливо закончил за неё Огилви. – Как самого «с носом», после Снейпа, конечно.

– Именно так, – сказал Гарри, кое-как справившись со смущением, – пожалуйста, Сол, я хочу понять, что происходит.

– Хорошо, – легко кивнул тот, – я постараюсь, Гарри, но у девчонок бывают похожие запахи, и…

Гарри издал задушенный хрип, и Гермиона успокаивающе похлопала его по руке. Рон фыркнул, поспешно отпивая большой глоток остывшего чая. Гарри помолчал, то ли собираясь с мыслями, то ли борясь со стыдом, но наконец выдавил:

– Сол. Это не девочка.

Комментарий к Кусь четвёртый

Даёшь де-тек-тив-чик, ага? *бессовестно ржет*

Кусь след. части: https://vk.com/wall-46934002_93

Эстетика: https://vk.com/photo169419323_457239590

========== Кусь пятый ==========

История нагоняла тоску. Солурд водил кончиком пера по пергаменту, вырисовывая бессмысленные рунные цепочки, и мысли его витали далеко-далеко, там, куда ни Бинсу, ни всем остальным преподавателям вовеки не достать.

Проблема Гарри… (ох, до сих пор в горле комок, как вспомнит) Огилви казалась и смешной, и грустной одновременно. Трагокомедия, не иначе: шляться незнамо где ночами в компании неизвестного парня, любящего девчачьи духи. На этом фундаменте можно построить бесчисленное количество анекдотов и баек, возникни такое желание. Но желания не было. Неприятия тоже: в конце концов, все они взрослые (нет) люди и могут нормально реагировать на всякое… такое.

Но не следовать примеру, никак нет.

Урок прошёл смазанным пятном, серым, с вкраплениями коричневого и зелёного – снова сдвоенный со Слизерином, и Солурду казалось, что кое-кто может прожечь его спину грозовым взглядом – так пристально смотрел. Плевать. Горло прихватила мягкой лапой меланхолия, голову кружило от смешения запахов – цветов, чернил и пыли – и клонило в сон. Бинс бубнил об Ульрихе Рогоносце и его похождени… то есть походах, да. Эрни рядом клевал носом, его светлые волосы расчерчивали линиями высокий лоб, а опущенные уголки губ придавали сходство с грустным котёнком.

Теперь, когда на Огилви водрузили почётную роль личной ищейки Национального Героя, клятый цветочный запах мерещится везде. Особенно хотелось «надеть» его на Малфоя, чтобы посмотреть, на какого размера ленточки оскорблённый в лучших чувствах Гарри того нарежет. Но честность… врождённая честность требовала воздержаться от подобных шуток, и Солурд воздерживался. А ещё этот навязчивый запах казался знакомым до каждой нотки, до каждого полутона: нежные и цветочные, кажется, ирисы; удушающе сладкая ваниль; резковатый мёд и прозрачная горчинка чайного дерева. Но никак не получалось вспомнить, где он мог его слышать.

История была последним уроком, чему зевающий шаг через два Огилви был безмерно рад. Он брёл в хвосте такой же сонной группы хаффлпаффцев, щурил жёлтые глаза и сцеживал зевки в кулак. Помнить о том, что через пару часов нужно спускаться в змеиное логово, совершенно не хотелось. Ну вот ни капельки.

– Эй, дело есть, – прошипел печально знакомый голос одного «змея», и холодные пальцы вцепились в плечо, оттаскивая в ответвление коридора. Запахло острым и пряным парфюмом с душным флёром чего-то цветочного.

Солурд тихо вскрикнул от неожиданности, прикладывая руку к бешено забившемуся сердцу. Сон выветрился со скоростью летящей совы, оставляя Огилви один на один с Малфоем.

«День начался не с кофе», – почему-то вспомнил Солурд, хмуро разглядывая слизеринца. Одинаковый рост позволял смотреть глаза в глаза, создавая иллюзию доверительного равенства.

– Чего тебе? – спросил он недовольно, подтягивая сползшую лямку.

– Что с Поттером происходит? – выпалил Малфой на удивление обеспокоенно, даже забыв про вальяжный тон. И, не дав ответить, также быстро продолжил. – Ты точно что-то знаешь. Я видел вас с Уизли.

– Ничего… – в первую секунду Солурд растерялся, но поспешно нацепил стеснительную улыбочку и отвёл глаза. – Мы о Гарри не говорили.

И мечтательно вздохнул, перебирая пальцами рукав мантии.