Текст книги "Семь женихов красавицы Сансы (СИ)"

Автор книги: Пайсано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Ттт-ты кттто? – дрожащим голосом спросил Мизинец, не отличавшийся храбростью и веривший в чертовщину.

– Я маленькое привидение, дикое, но симпатичное, – объявил Тирион загробным голосом. – Признавайся, убийца!

Вместо признания Бейлиш издал дикий крик и в мгновение ока залез на балдахин своей кровати.

– Что ты орешь, – с укоризной сказал Тирион. – Что ты орешь, кругом люди спят.

Арья и Бран за окном давились от смеха, держась за горгулий.

– Сейчас я тебя настигну, – пообещал Тирион, выскакивая из сундука и высовывая из-под простыни кинжал. – Сейчас ты у меня признаешься, как ты портил королевскую монету, оборванец.

Но стоило Тириону запрыгнуть на постель Бейлиша, как тот сиганул с балдахина на пол, отбросил от двери сундук и кинулся бежать по темному коридору.

– Тирион, ты действительно лучшее в мире привидение, – признала Арья, запрыгивая в окно.

– Еще бы, – согласился Тирион, вылезая из-под простыни. – Я ведь еще и талантливый. Ты писать умеешь?

– Умею, – ответила Арья. – Но я левша.

– То, что надо, – отозвался Тирион и достал из кармана банку красной краски, а из-за пазухи кисточку. – Вот, бери и пиши ему на подушке: «Кто убил Лору Палмер?»

– А кто это? – заинтересовался Бран, который любил читать и обожал запутанные истории.

– А я знаю? – ответил Тирион. – Пусть покопается в своих грехах, скользкая он жаба.

Следующим утром Мизинец был похож скорее на тень, чем на человека. Половину ночи он проскитался по темному замку, шарахаясь от каждого шороха и тщетно разыскивая свою комнату. Вторую половину ночи он трясся под одеялом и вспоминал, кто такая Лора Палмер и за что он мог ее убить. И только после рассвета Петир Бейлиш вновь забылся беспокойным сном.

Серый дождливый день тоже встретил Мизинца неласково: когда он спустился в столовую, там уже было пусто, и только у камина сидели братья Старки, Бенджен и Эддард. Петир пожелал хозяевам доброго утра, пытаясь держать себя в руках, и все же рискнул сесть за стол.

– Вы были Мастером над монетой, лорд Бейлиш? – официальным тоном осведомился Эддард, и сознание Мизинца пронзила страшная догадка, что знаменитые генералы кажутся многим простоватыми в основном потому, что тех, кто узнал на собственном опыте, насколько они непросты, давно доели вороны на полях сражений.

– Да, милорд, – смиренно ответил Мизинец.

– Если я возьму эту монету, на которой написано «унция золота», – вступил Бенджен, вертя в пальцах золотой, – и расплавлю ее, какую часть унции я добуду?

Мизинец молчал. В его охваченном паникой мозгу лица Эддарда и Бенджена сливались с лицами Роберта и Станниса, которые, как он боялся, убегая из столицы, стали бы задавать ему точно такие же вопросы, если бы до него добрались.

– Ну что ты молчишь? – потребовал Бенджен. – Я же сейчас пойду и расплавлю, тигль у мейстера есть. Говори давай.

Мизинец по-прежнему молчал, и Бенджен, встав с кресла, зашел к нему за спину.

– У нас в разведке все говорят, – тихо сказал Бенджен, наклоняясь над Мизинцем. – Тебя что, на Стену тащить, сволочь?

– Две трети, – пробормотал Мизинец, и Эддард даже присвистнул, впечатленный такой наглостью.

– Все, – сказал Бенджен, ставя Бейлиша на ноги. – Иди пиши письма своим банкирам, мы сейчас хорошенько пополним королевский бюджет.

– Лорд Бенджен, – зашептал Мизинец, когда Бенджен Старк конвоировал его к его комнате, чтобы проследить за написанием писем. – Я отдам вам половину! Семьдесят процентов отдам!

– Ночной Дозор живет ради своей страны, – наставительно сказал Бенджен. – У нас нет ни жен, ни сыновей. Мы не владеем сокровищами и не ищем славы. Так что ты все вернешь в казну, падла. До монетки.

У двери комнаты Мизинца ждал безголовый рыцарь в доспехах Арренов.

– Наконец-то я настиг тебя, – проговорил рыцарь гулким глухим голосом и взмахнул мечом. – Теперь ты заплатишь за свои преступления.

– Я же не отрубал тебе голову, Джон, – прошептал Петир Бейлиш, в предобморочном состоянии цепляясь за стену. – Это же был яд.

– Ну, козел, – сказал уже нормальным голосом Джон Сноу, высовывая голову из доспехов, – вот теперь ты действительно влип.

========== Победа или нет ==========

Не страшила вовсе нас

Неизбежность наказания.

Помнит весь девятый класс,

Как давали показания…

(с) Несчастный случай

За окном еще только занимался день, когда ворон короля постучал клювом в окно Эддарда. Кейтилин что-то пробормотала сквозь сон и получше завернулась в одеяло. Эддард встал с постели и открыл окно.

«Здрав будь, десница! – писал король. – Получается так, что мы победили, только кого и зачем, я так пока и не понял. В городе на мою защиту поднялся народ, полторы недели была буза, били городскую стражу, били купцов, били лордов с челядью, особенно западных, никого из города не выпускали, стояли под стенами Красного замка и требовали, чтобы я к ним вышел на стену. Менестрели даже написали про это песни. Один, похрабрее, мне спел одну: «Слава ему, он хреновый король, но чернь его любит за буйство и удаль». Станнис хотел менестреля повесить, а я не дал: сказал ведь как отрезал, что попишешь. Это останется в истории, а придворных жополизов забудут – значит, наградить надо менестреля-грубияна, а придворных жополизов можно и повесить, если что, невелика потеря.

В казне у меня относительный порядок, я даже узнал слова «профицит бюджета» – это, вестеросским говоря, когда казначей к тебе приходит и говорит: «осталось немного». Правда, бюджет этот сверстан из расчета, что мы со Станнисом проживем на яичнице. Мы расписали потом на десять месяцев вперед десять пиров и два турнира, и деньги кончились еще посередине списка, хоть по миру иди. А ведь на мне вдобавок долгов три миллиона, как я казнокрадов и жуликов своих ни тряс, больше двух миллионов не натряс».

«Тебе, небось, скучно читать всю эту гиль, – продолжал король, но Эддард решительно мотнул головой, словно друг мог его видеть: Эддард был лордом крепким и домовитым, и порядок в делах уважал. – Но погоди, есть здесь и по твою душу. Помнишь, как мы с тобой сломали дверь в сокровищницу Эйриса, чтоб его черти на том свете в ледяное озеро вморозили? Мы, пацаны, столько золота и представить себе тогда не могли. А теперь весь мой гребаный профицит в этой сокровищнице выглядит так, словно кто-то наблевал на пол. Шарада, а?»

– Шарррада! – подтвердил ворон. – Прррофицит! Секвестррр! В очеррредь, сукины дети, в очеррредь!

Эддард заметил про себя, что лексикон короля, с тех пор, как он действительно взялся царствовать, значительно расширился.

«Я и с этим разобрался, – писал далее король, – хотя над старыми свитками чихал два часа и одним чохом выбил ценный витраж. Таргариены, залюби их дракон, были завоевателями, и все лорды платили им дань. Я, конечно, не мог после победы грести с тебя или с Аррена. Помню, потом меня убеждали, что я не должен брать с Дорна, который иначе не простит мне смерть Элии Мартелл (Мартеллы мне и так, кстати, не простили), потом Ланнистеры вертелись передо мной ужом, а Серсея и подо мной вертелась. А потом не помню, потому что отпраздновали мы так, что до сих пор приятно вспомнить. Так вот, оказывается, я тогда не только пил и дрался, но еще и что-то подписывал, и теперь платят мне только лорды Королевских Земель и Бейлон Грейджой, у которого хватило ума со мной воевать, да и с того есть недоимки за три года. Получаюсь я простой владетельный лорд, вроде тебя или Мартелла, только пьют, гуляют и сражаются в турнирах все почему-то исключительно за мой счет.

Так что мне теперь три пути: либо всю оставшуюся жизнь шататься по гостям и кутить уже на их счет, либо пойти вас всех воевать, либо лезть бронированной рукавицей в свой железный затылок, – в этом месте Эддард рассмеялся, потому что припомнил, с каким грохотом одетый в доспехи молодой Роберт порой задумывался в военные годы. – Как ты понимаешь, мне бы больше по душе было пойти отметелить Ланнистеров, тем более что им я должен больше всего, но, как правильно бы сказал покойный Джон Аррен, «не сделает ли из этого народ Вестероса ошибочных выводов?» Так что чешем теперь башку со Станнисом вместе – ты вот знаешь, например, слово «акциз»? Ничего, скоро узнаешь.

Станнис, оказывается, на меня обиду держал с тех пор, как я отдал Ренли не в очередь Штормовой Предел. Я-то думал, я просто наместников оставляю, приятных рыцарству, а я, оказывается, еще и деньги большие раздавал. Прозрел, называется, на старости лет. А то все эти годы я считал, что Стан дуется, потому что осаду мы с него слишком поздно в войну сняли, и он там суп из сапога варил. Помирились теперь».

– Дурррак! Пррройдоха! – прервал чтение Эддарда королевский ворон. – Казнокрррад! Сила в пррравде! Баррратеон! Деньги! Давай!

«Да, у кого правда, тот и сильней, – согласился про себя Эддард. – Роберт так всегда говорил. А у кого еще пудовые кулачищи и Станнис следователем, тот в два раза сильней».

«Ты не думай, Нед, что я пишу тебе, чтобы медяки свои посчитать, – читал дальше Эддард с некоторым беспокойством. – Я, наверно, просто с духом собираюсь. Казнокрады мои, когда колоться начинали, кололись уж про все, так что я теперь как шкаф с секретами. И вот целых трое раскололись про то, что дети-то мои не мои. И не просто не мои, а легла Серсея под собственного брата».

В этом месте в письме стояла клякса и приписка «отходил блевануть».

«Ну вот как так-то, Нед? – продолжал Роберт. – Я, конечно, был плохим мужем, наплодил бастардов, и в принципе был готов к тому, что и сам бастарда воспитываю. Но, мать ее, должны быть какие-то пределы или нет? Я гулял, но я ж жарил баб, а не овец! Я даже на замужних, считай, не глядел. С собственным братом, сука! У меня под боком! Какой-то таргариенский бардак!

В общем, поспрошай там аккуратно, у тебя ж карлик этот сидит. Лизу Аррен потряси, может, Джон ей что перед смертью сказал. Хотя она дура, так что лучше тряси карлика. Потому что я бы Серсею спросил, но я же ее убью.

Ладно, чтоб не заканчивать на этом, расскажу тебе историю, как ко мне прибежала вся эта придворная сволочь, кидаться в ноги, просить защиты и повторно клясться в верности. Я вместе с ними пригласил глав гильдий кузнецов и мясников – Нед, ты бы видел эти вельможные рожи. Особенно после того, как я объявил, что молоты и топоры моих новых гостей помогли мне в последний месяц больше, чем всех их высокородные жопы за все время правления. И вот кстати, среди мясников и кузнецов приходили какие-то люди, по-моему, торговцы оливковым маслом, которые целовали мне не меч, а перстень, и называли меня «дон Роберт». Черт его поймет, что это значит, ты вот десница, ты и разберись».

Дочитав письмо, Эддард помрачнел лицом, быстро оделся, сунул за пояс кинжал и отправился к Тириону. Тириона он, конечно, застал в постели: подгуляв в очередной раз, маленький друг Эддарда храпел и распространял вокруг крепкий запах перегара.

– Подъем, – скомандовал Эддард, тряся Тириона за плечо, и тот сразу сел в постели, глядя на Эддарда ясными и настороженными глазами.

– Чей сын Джоффри Баратеон? – без обиняков спросил Эддард.

– Роберта, – тут же откликнулся Тирион. – Это провокационный вопрос, или ты повторяешь курс приходской школы?

– Провокационный, – признал Эддард. – Ты бы лучше правду сказал.

– Это правда, – столь же безмятежно соврал Тирион. – Я не очень-то в ладах с семьей, Нед, но ты же не думаешь, что я буду порочить собственную сестру.

– Это серьезное дело, – пояснил Эддард, и Тириону очень не понравились его спокойные и траурные глаза. – Сразу несколько человек показали на допросе у короля, что настоящий отец его детей – твой брат. Так что либо Роберт разговорит Серсею, либо я разговорю тебя. Выбирай.

– Или меня подводит мой слух, или вы угрожаете своему гостю в своем же доме, лорд Старк, – попробовал выкрутиться Тирион.

– Я не угрожаю, – спокойно ответил Эддард. – Просто предлагаю сказать правду.

Тирион задумался. Он вырос уже после гражданской войны, и раньше не подумал бы, что Роберт или Эддард способны кого-то разговорить и выведать правду. Но, во-первых, в Королевской Гавани сейчас был Станнис, а в Винтерфелле Бенджен, и у них была совсем другая репутация. Во-вторых, только что, пусть и с помощью его самого и Бенджена, Эддард за одни сутки расколол Мизинца. А в-третьих, Тирион последнее время все чаще вспоминал, что Эддард и Роберт были лучшими генералами гражданской войны, а все удачливые генералы гражданской войны, которых Тирион знал, были людьми проницательными, изобретательными и суровыми.

Эддард спокойно ждал решения Тириона, и Тирион начал чувствовать, как его гнетет тишина.

– Король ничего не знает, – наконец проговорил Тирион. – Ты хочешь перехитрить меня.

– Сразу несколько человек признались королю в этом, – повторил Эддард. – Я могу дать слово, что это так.

– Давай я тоже дам тебе слово, – предложил Тирион.

– Не стоит, – отозвался лорд Старк, и Тирион услышал голос легендарного генерала. – Доверие стоит дорого. Сдаться можно только тому, кому доверяешь. Русе Болтон в войну потерял почти всю свою дружину, потому что никто ему не верил. Все боялись его. Никто не сдавался. Джон Аррен сказал ему: «Болтон, тебе не верят настолько, что даже не примут твою капитуляцию».

И Тирион капитулировал.

– Знаешь, – зло сказал Тирион, – твой друг был таким же дурным мужем, как и королем. Когда сестра выходила за него замуж, она любила его, Нед! До тех пор, пока он не стал вваливаться в ее спальню пьяным в дым и называть ее именем твоей сестры.

– Я спрашивал не об этом, Тирион, – спокойно ответил Эддард, и Тирион поразился его выдержке.

– Ты хотел, чтобы я сказал тебе правду, – с вызовом проговорил Тирион. – Я скажу тебе правду – всю, которую я знаю.

Эддард Старк сел на постель рядом с Тирионом и начал слушать.

========== Дуэлянты ==========

Поверь, я сердцем чист,

Враньем по горло сыт,

В душе я активист

И даже следопыт…

(с) Васечкин

Теон Грейджой был завистлив, причем самой бесполезной завистью, которая заставляет человека желать чего-то, что есть у соседа, даже если оно ему даром не нужно. Еще в детстве, когда он видел, как кто-то с аппетитом ест печенку, он требовал и себе печенки, которую не любил, и начинал через силу ее есть. Мать знала об этой черте его характера и всегда умела накормить своего капризного сына горьким лекарством.

Кроме матери Теона, эту его особенность знал Джон Сноу, наблюдательный и знающий изнанку жизни, как свойственно бастардам. Джон несколько раз пытался поговорить об этом со своим братом Роббом, намекая, что Теон может совершенно ни с чего и даже без пользы для себя отнять у него что угодно, начиная от жены и кончая фамильным замком. Робб был еще молод, благороден и уверен в людях, и возмущенно отвечал Джону, что Теон его друг. Джон замолчал, но не отступился, и следил за Теоном своим тяжелым волчьим взглядом. Таким же волчьим взглядом, но мудрым и незаметным, смотрел на Джона, следящего за Теоном, Эддард Старк, который тоже не верил Теону Грейджою и порой считал Джона самым ценным членом своего дома.

Именно это несчастливое свойство характера и привело Теона к тому, что он неожиданно воспылал завистью и ревностью к принцу Джоффри, которому была уготована в невесты самая красивая девушка Севера. Принц старательно не давал Теону повода для ревности, под чутким руководством Старков постепенно превращаясь в хорошего рыцаря, что в его тринадцатилетнем возрасте также включало временное невнимание к девчонкам, но Теон уже воспринимал мир через призму своей иррациональной зависти.

Когда принц рубил мечом изгородь и отжимался на кулаках, Теон, окончивший свое обучение пару месяцев назад, сидел рядом с Сансой в саду, слушал ее игру на арфе или пел ей песни своей родины. Когда принц днями напролет скакал вместе с Джоном и Роббом и учился бить птицу влет, получая тетивой по пальцам, Теон рассказывал Сансе о морских просторах и красотах Вольных городов, в которых он никогда не был, но о которых он специально прочитал в библиотеке.

Джон иногда наблюдал за этими картинами одновременно, сидя на крыше галереи, разделявшей два двора. В одном из них принц, с каждым днем все больше похожий лицом и фигурой на Джейме Ланнистера, являл очередные признаки рыцарской доблести в поединках или обучении. В другом, в то же самое время, Теон осваивал лютню или сидел рядом с Сансой, глядя на нее с романическим пылом. Джон хмыкал и прикидывал, когда придет пора бить Теону морду.

За этими мыслями его однажды застал Тирион, который успел излазить с Браном весь Винтерфелл и даже услышал от Эддарда шутливую угрозу, что из Винтерфелла ему теперь больше не уехать, потому что он слишком много о нем знает.

– Интересное зрелище, друг мой, – сказал Тирион, балансируя на коньке крыши и глядя то в один двор, то в другой. – Один ищет то, что ему не нужно, а другой не ищет того же, хотя ему оно нужно.

– Думаешь, нужно? – спросил Джон, в очередной раз взглядывая на Джоффри.

– Я бы даже сказал, для него это будет спасением, – ответил Тирион и подумал, что его словам есть и тайное, и явное объяснение. Если о том, что объявление о помолвке спасло бы Джоффри от судьбы бастарда и изгнанника, не думал никто, кроме Тириона, то об умении Старков наставить на путь истинный заблудшие души знали, наверное, уже многие. – Слышал, Сандор теперь помогает строить септу.

– Он что, в септоны подался? – удивился Джон.

– Нет, нет, – помотал головой Тирион. – Думаю, когда придет время, он схватит тот же топор, которым тесал бревна, и пойдет исправлять мир уже совсем другим способом. Просто душа его теперь отдыхает.

– Впрочем, – продолжал Тирион, садясь верхом на крышу напротив Джона, – я сказал, что один ищет то, что ему не нужно, и, наверно, поторопился.

– Я не верю ему, Тирион, – откровенно сказал Джон. – К принцу я постепенно привык, да и он пообтесался. А Теона знаю почти десять лет, и все равно ему не верю.

– Ревнуешь, как любой брат, – поддразнил Тирион.

– Нет, – ответил Джон подумав.

– Ты прав, – медленно сказал Тирион. – Поэтому я и говорю. Настоящую верность мужчина может хранить только крови и женщине.

Бенджен Старк никогда не испытывал недостатка в людях для нелегкой работы разведчика за Стеной, потому что обладал даром учителя и умел вместе с нужными для разведчика умениями передать ученикам убеждение, что служба в разведке – лучшее, что может случиться с мужчиной. Стоило Бенджену добраться до рекрутов и провести с ними несколько занятий, как у дверей лорда-командующего выстраивалась очередь пацанов, чтобы просить зачисления именно в разведку.

Устав пить с приезжающими рыцарями и получив от лорда-командующего очередной отпуск, Бенджен решил поработать с молодежью Винтерфелла и за несколько занятий обратил ее в свою веру следопыта. Именно поэтому вместо сна в своей постели принц Джоффри крался по темному Винтерфеллу, аки тать в нощи, и прислушивался к малейшему шороху, надеясь поймать и обезвредить вражеского лазутчика.

Вместо лазутчика Джоффри наткнулся на Теона и Сансу, замысливших побег из отчего дома. Санса обернулась первой, и на секунду ей показалось, что она действительно попала в рыцарский роман, в котором благородные сэры оспаривают даму друг у друга, состязаясь у нее на глазах в доблести.

– Клешни в гору! – провозгласил первый благородный сэр, поднабравшись лексикона у Бенджена, командующего бывшими ворами и убийцами, и Санса заподозрила, что что-то идет не так.

– Исчезни, белобрысый, – посоветовал Теон, поворачиваясь к Джоффри и вынимая меч.

– Теон! – с некоторым разочарованием узнал неудачливого похитителя Джоффри, который уже мечтал о том, как он спасет Сансу от неизвестного и зловещего разбойника. – Я ж тебе хрен оторву!

В рыцарских романах, которые читала Санса, слово «хрен» не использовалось даже в смысле приправы, и уж тем более в романах благородные сэры не оскальзывались в темноте и не матюгались хриплыми злыми голосами. Вдобавок, вопреки романам, мечи не звенели, а жутко скрежетали, и когда дерущиеся сходились в ближнем бою, Теон начинал совсем не по-рыцарски пинать Джоффри по ногам, пытаясь попасть в колено или по щиколотке, а Джоффри однажды, отклонив в сторону меч Теона, по-крестьянски боднул того головою в лицо. Словом, происходящее лучше описывалось не словом «поединок», а словом «поножовщина». Это слово Санса тоже знала, потому что повинных в поножовщине порой притаскивали с разбитыми лицами на суд ее лорда-отца, и драчунов неблагородного звания лорд Эддард драл кнутом на конюшне, а благородных драчунов распекал в самых непечатных выражениях.

– Прекратите! – крикнула Санса, пытаясь приблизиться к дерущимся, но кто-то из них не своим голосом посоветовал ей не лезть под руку.

На свое несчастье, принц Джоффри не обладал бездонной энергией короля Роберта, и более взрослый и опытный Теон постепенно теснил его и пару раз даже прижимал к стене. Спас Джоффри боевой рог Старков, которым дозорный, заслышав в замке лязг мечей, возвестил боевую тревогу. Джоффри воспользовался замешательством Теона и изо всех сил рубанул его по печени, в последний момент повернув меч плашмя.

– Теон! – вскрикнула Санса, увидев, как выросший с ней под одной крышей парень рухнул словно подкошенный. В сердце Сансы были только страх и жалость, и из головы ее навсегда улетучились сцены из романов, в которых вельможная дама благосклонно смотрит на победителя, высокомерно пренебрегая его поверженным соперником.

Ночной бой пробудил в Джоффри не самые лучшие черты его характера, и он довольно грубо схватил Сансу за руку.

– Теперь ты добыча победителя, – заявил Джоффри и даже дал волю рукам, но в этот момент в темноте щелкнули волчьи зубы, и Джоффри отскочил от Сансы, ругаясь и рыча от боли.

Когда лорд Старк прибыл на место боя со своим огромным мечом в руках, благородных сэров и их даму сердца уже окружили сбежавшиеся на сигнал тревоги стражники. Теон, держась за отбитый бок, с трудом вставал на ноги. Джоффри молча перебинтовывал окровавленную руку собственным платком, а Леди, сидящая у ног Сансы, облизывалась и явно намеревалась схарчить принца целиком, когда стражники наконец уйдут. Санса стояла, опустив голову, и была очевидно смущена всеобщим вниманием к происходящему.

– Это дело семейное, – объявил Эддард страже, быстро оценив диспозицию. – Разойдись!

Эддард Старк считал совершение правосудия неизбежной, но довольно неприятной обязанностью, и больше всего его раздражали подсудимые, которые начинали оправдываться и валить все друг на друга, заставляя лорда Старка чувствовать себя вовлеченным в их мелкие дрязги и грязные делишки. Попавшихся сейчас в его руки воспитанников Эддард считал своим наименее удачным педагогическим опытом: Санса постоянно на всех жаловалась, Джоффри тоже успел заработать в глазах Эддарда схожую репутацию, а Теону Эддард не доверял и считал, что этот нехороший человек предаст его при первой возможности.

– Ну? – со вздохом произнес Эддард, приготовившись выслушивать три различные версии произошедшего, в котором виноват кто угодно, кроме рассказчика.

К его удивлению, ребята молчали и угрюмо переглядывались, совсем как они с Робертом в далеком детстве, когда Джон Аррен ловил их на очередной проказе, или Джон и Робб, которых на проказах ловил уже сам Эддард.

– Предлагаю начать с того, как вы обзавелись этими отметинами, – сказал Эддард уже более довольным голосом, думая про себя, бывают ли на свете чудеса и не выросли ли наконец эти трое такими, какими он хотел их видеть.

– Я оступился и скатился по лестнице, – выговорил наконец Теон, смотря в сторону.

– А я точил меч и порезался, – буркнул Джоффри, затягивая зубами платок на прокушенной руке.

– И все это чудесным образом произошло именно в этой галерее, – сдерживая улыбку, прокомментировал Эддард.

– Мы просто потом решили погулять по крепостной стене, – добавила Санса, и Эддард довольно хмыкнул.

– Прогулки по крепостной стене, безусловно, полезны от всех напастей, – с усмешкой заметил Эддард, когда молчание немного затянулось.

Вершить правосудие над благородными людьми милосердный лорд Эддард любил больше всего, и у него даже был на этот счет свой метод: он всегда начинал с наиболее маловероятного предположения.

– Потрудитесь пояснить, принц, – строго сказал Эддард, – как вам пришла в голову идея умыкнуть мою дочь из отчего дома?

– Очень надо мне ее похищать, – проворчал Джоффри. – Подумаешь.

– Между прочим, принц, с вашей стороны это довольно невежливо, – заметила Санса, и Эддард снова подавил смех.

– Это я виноват, – наконец собрался с духом Теон, побледнев и с опаской глядя на огромный меч лорда Старка. – Я должен просить у вас прощения, лорд Старк, за то, что я пытался склонить вашу дочь к побегу. Если бы не вмешательство принца, я навлек бы позор на ваш дом. Я раскаиваюсь в содеянном и прошу милосердия.

– Ладно, повинную голову меч не сечет, – ответил Эддард. – Хотя в твоем возрасте ты мог бы уже быть поумней. А вы храбрый и умелый боец, Джоффри, – продолжал Эддард. – Одержали победу даже с раненой рукой. Тот человек, который научил вас драться левой, возможно, сегодня спас вашу жизнь. Вам же, Теон, следовало быть благороднее и предложить принцу закончить бой миром после того, как вы ранили его в руку.

– Он не ранил меня, – наконец вмешался принц, и на его лице проступили черты его дяди, грешного человека, но честного и благородного рыцаря. – Я выиграл, потому что Теона отвлек сигнал тревоги. А потом я позволил себе дерзость, и был наказан волчицей.

– Я прошу вас простить меня, миледи, – обратился Джоффри к Сансе, и Санса улыбнулась своим мыслям о том, что ее рыцарь не опустился на одно колено, а стоит перед нею набычившись, как обиженный малыш. Впрочем, подумала Санса, главное, что извиняется он от души.

– Ладно, – ответила Санса совсем не по книжке, искоса глянув на принца лукавым взглядом, а потом кинулась на шею отцу и что-то зашептала ему на ухо. Эддард Старк улыбнулся, крякнул и спрятал в ножны свой валирийский клинок.

– Идите спать, – велел Эддард. – Может, завтра я вас на свежую голову еще попесочу чуток. Чуть до смертоубийства не дошли, кавалеры.

– Простим друг друга, благородный Джоффри, – предложил Теон, когда Эддард ушел, и протянул укушенному принцу левую руку.

– Будь чист пред небом, – ответил принц, неловко пожимая протянутую руку, а Санса почему-то подумала, что вот из этих слов можно сделать настоящий, а не лубочный рыцарский роман.

– У меня тут бутылка вина завалялась и вяленое мясо, – сказал Теон, кивнув на брошенные им в стороне вещи. – Разопьем?

– Да я как-то не особо по этому делу, – признался Джоффри, которого от воспоминаний о первых и последних возлияниях в компании Эддарда и Тириона до сих пор немного подташнивало.

– Болит же все, – пояснил Теон. – Не все же нам опиатами закидываться.

– Ты такие слова знаешь, – покачал головой Джоффри. – Начитанный небось.

– Опиатами на Железных Островах называют растворы, похожие на маковое молоко, – пояснила Санса, которая все-таки читала не только рыцарские романы. – И в Дорне, кажется, используют похожее слово.

– Пойдешь с нами? – предложил Теон Сансе, вынимая вино и мясо из мешка. – Еще два пряника есть.

– Оружие здесь оставьте, – благоразумно потребовала Санса, которую эта ночь тоже кое-чему научила. – И ведите себя прилично, а то Леди на вас натравлю.

– Ну ладно тебе, – с досадой сказал Джоффри, снимая с пояса меч. – Ну виноват. Сказал же уже.

– Будем заново заслуживать доверие, – вздохнул Теон, в свою очередь кладя меч у стены. – Идем, что ли?

Пробираясь темными коридорами в заброшенную оружейную, в которой Робб и Джон всегда отсиживались, когда им случалось серьезно прогневать отца, Санса подумала, что в рыцарских романах благородные дамы, конечно, не пили со своими паладинами вино, передавая бутылку по кругу, и не закусывали двумя пряниками на троих. Но, с другой стороны, мудро подумала Санса, даже благородным дамам нужны не только паладины, но и друзья.

========== Возвращение государя ==========

Вот и прожили мы больше половины.

Как сказал мне старый раб перед таверной:

“Мы, оглядываясь, видим лишь руины”.

Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.

(с) Бродский

– Трое всадников, командир, – доложил Эддарду Старку дежурный, и Эддард поднялся на стену, чтобы увидеть самый приятный из всей череды недавних сюрпризов. По схваченному заморозком белому полю скакал огромный рыцарь в рогатом шлеме и помятых в боях доспехах, и Эддард сразу узнал своего короля. Король был без свиты, словно странствующий рыцарь, и, судя по осанке и посадке, за прошедшие годы отяжелел, но далеко не настолько, насколько думал Эддард. За королем скакал крепкий оруженосец, как всегда мающийся с королевским молотом, и взятый в полон рыцарь, в котором Эддард подозревал Джейме Ланнистера. Приглядевшись, Эддард заметил, что, хотя пленный рыцарь едет и без меча, веревка, завязанная вокруг руки Роберта, зацеплена за луку пленника, но не за его руки.

Скачущий рыцарь легко снял свой рогатый шлем и явил миру свою седеющую и обрюзгшую царственную физиономию.

– Эгегей, лорд Старк! – громовым голосом возгласил Роберт, заметив Эддарда на стене.

– Эгегей, мой король! – откликнулся Эддард, с улыбкой вспоминая, как еще пятнадцатилетними пацанами они приехали в Винтерфелл, выстроили снежную крепость и по очереди ее штурмовали, закидывая друг друга снегом и торжественно именуя себя лордами, которыми они тогда еще не были. А по улыбке скачущего Роберта Эддард угадал, что его друг вспоминает то же самое.

Роберт въехал во двор, с гулом спешился и тут же начал грохотать и зычно хохотать, как в молодости, когда покойный Джон Аррен прозвал его за такое поведение Громозекой. Что означало это загадочное слово, никто не знал, но к Роберту оно подходило.

– Ушел от жены на старости лет, как знаменитый менестрель! – возгласил Роберт, нимало не смущаясь ни присутствием свиты своего сына, ни присутствием детей Эддарда, и подхватил на руки Рикона, который единственный из всех не понял, что дядя король, но догадался, что дядя забавный и добрый. – С цареубийцей вот путешествую, даже пару раз спал с ним у костра валетом. Мужик он ничего, хотя скотина порядочная.

Джейме тоже спешился и во время речи короля обменивался со своим братом какими-то своими взглядами и знаками.

– А я тебе говорил, что кабаки и бабы доведут до цугундера, – тихо сказал Тирион, подытоживая молчаливый диалог.

Король тем временем нашел способ заинтересовать детей Эддарда, найдя за седлом сверток, в котором оказались укороченные для детей клинки. Первой до клинков добралась Арья, разумно схватив себе самый тонкий и маленький.