Текст книги "Джедаи в Хогвартсе (СИ)"

Автор книги: Пайсано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Теперь, Энакин, я понимаю, почему мы целых три года с сепаратистами возились, – сказал Оби-Ван в Силе после дежурного визита в аврорат, пряча под плащ подаренные ему шерстяные носки и кусок пирога для «храброго Гарри, он у тебя такой худенький». – Это потому что у нас с тобой бабушки не было.

В начале второй недели все четверо Уизлей куда-то пропали. Хмурый проявил неусыпную бдительность и запросил Дамблдора. Дамблдор запросил Оби-Вана. Оби-Ван сначала ответил, что скрипач не нужен, но потом все-таки дал координаты места, куда отправились Уизли.

Аппарировав на место, аврор Хмурый попал под шквальный огонь заклятий. Превосходящие силы противника наступали на Уизлей, защищавших стратегический объект маггловского оборонного ведомства. Уизли тянули спички на то, кто наконец пойдет и вмажет как следует этим бездарным хулиганам. Джинни вытянула длинную. Ей посоветовали не бормотать Энгоржио себе под нос. Настоящую длинную вытянул Рон. Нападавшим не повезло.

В конце второй недели в Министерстве поднялся кипиш: Невилль пригнал двух гигантов, задержанных им за нарушение паспортного режима. Гиганты послушно шли за Невиллем, который движением руки расширял перед собой коридоры, и робко канючили, чтобы их отпустили подобру-поздорову.

– Какой Валдэморт, слуший? – бормотал первый гигант. – Пэрсик таргавал, апэлсын таргавал, Валдэморт – не таргавал. Савсэм нэ знаю, что за Валдэморт.

Невилль обернулся и посмотрел на гигантов как василиск на грязнокровку.

– Нэ убывай, брат, – тут же запричитал второй. – Дэнги вазьмы, все вазмы, слышиш? Не убывай, брат.

– Не брат он тебе, верста коломенская, – резко сказала бабушка Августа, появляясь рядом с внуком и нехорошо искря палочкой. – У меня теперь с вашей риддловой братвой разговор короткий. Не поотшибала ему рога в школьные годы чудесные, до сих пор простить себе не могу. А я думала, Невилль, ты у меня храбрец, а ты все балуешься.

Этим же вечером Невилль собрался с духом и пригласил Джинни в кино. Гигантов бабушка Августа взяла на себя и так решительно поставила их на истинный путь, что громилам было уж ни заблудиться, ни свернуть обратно.

Третья неделя аврора Хмурого в качестве смотрящего за Армией Дамблдора началась с визита гоблинов из Гринготтса. Из сбивчивого рассказа напуганных до нервного тика банкиров Хмурый узнал невероятное. Со слов гоблинов, утром вся магическая защита вместе с вестибюлем банка были прорваны огромной маггловской машиной. Из машины выпрыгнули Сириус Блэк и Белла Лестранж, прошли через все ловушки как нож сквозь масло и взломали сокровищницу Лестранжей полосами голубого и золотого света. В сокровищнице Сириус и Белла нашли старинную чашу, стали пить из нее вино и переругиваться с ней. Подвыпившая чаша быстро перешла рамки приличия, и Сириус раскатал ее в лист бумаги, после чего из подземелья донесся жуткий крик, а Сириус и Белла стали вести себя так, словно приличий на свете вообще нет.

– Закусывать надо, – посоветовал Хмурый.

– Я непьющий, – оскорбленно ответил первый гоблин.

– Даю честное благородное слово! – добавил второй.

– Все же, все, что нажито непосильным трудом, все же погибло! – воскликнул первый.

Хмурый наскоро выставил гостей, пока они не начали причитать про три портсигара отечественных и куртку замшевую, то есть три куртки. Аврорское чутье подсказывало ему, что про первое в истории ограбление Гринготтса знает Армия Дамблдора.

– Это военная тайна, – ответили ему хором Фред и Джордж, а однополчане подтвердили их слова понимающими улыбками.

Командарму Кеноби, как его ласково называли в Армии Дамблдора, серьезно затрудняли командование две вещи. Во-первых, со средствами связи в волшебном мире был просто швах. Совы и Патронусы Кеноби не устраивали, а Патронус Оби-Вана вдобавок не устраивал и Министерство – широкая джедайская душа произвела настоящего мнимого дракона, длиной в несколько метров и огнедышащего. Уменьшить дракона не удалось, а при умножении на мнимую единицу он и вовсе материализовался в полный рост.

Правда, будущий технологический магнат Скайуокер освоил маггловские средства связи, заткнув за пояс Нокию и Мотороллу. Усовершенствованные Энакином мобильники уже передавали изображение, а над голограммой он еще бился, но был довольно близок к решению. Когда Оби-Ван за несколько часов до вылета на боевые в очередной раз увидел его и Гермиону над книгами и микросхемами, он дал себе слово, что в этот раз ученик свадьбу не зажмет. Но основной проблемой Энакина была не передача голограммы по мобильникам, а техническая неподкованность Армии Дамблдора – во время первого же инструктажа Энакин два раза перешел на Темную Сторону и обратно.

Во-вторых, Кеноби казалось крайне неудобным воевать с Вольдемортом, которого нет. Министерство упорствовало в своем нежелании признавать уже второе по счету возрождение Темного лорда, и хотя взятая к ногтю «Прорицательская» обеспечивала правильное общественное мнение, отдавать приказы в такой обстановке было затруднительно, не говоря уже о писании рапортов.

Оби-Ван Кеноби понимал разведку как диверсионную операцию на пару с Энакином или Квай-Гоном, а к шпионажу относился с пренебрежением, но бюрократию он не любил еще больше. После очередной операции Армии Дамблдора в комнате Северуса Снейпа появился магистр Кеноби с Кричером на левом плече. Кричер бросал на Снейпа нехорошие взгляды и нашептывал Оби-Вану фамильные рецепты Блэков по принуждению к сотрудничеству.

– Слезь с плеча, – велел благородный Оби-Ван. – А то перекрещусь.

Кричер спрыгнул на пол и пошел обходить комнату, высматривая, нет ли тут имущества Блэков или чего-нибудь плохо лежащего, что можно было бы втихую скоммуниздить. В специально сотворенной для него расшалившимся Энакином плащ-джедайке с поддевкой он был удивительно похож на магистра Йоду, соблазненного Странной Стороной Силы.

– У меня к вам дело, Северус, – сказал Оби-Ван, без разрешения садясь в кресло и закидывая ногу за ногу. – Предлагаю забыть старые разногласия. Вы шпион, я солдат – нам все равно не понять друг друга.

– Интересно, почему это я должен всех прощать? – недовольно проворчал Снейп, думая о том, как бы выгнать Оби-Вана из своего любимого кресла.

– Можете меня не прощать, – разрешил Кеноби. – Но это не отменяет того, что у меня в Кривом переулке стоит замечательная партия редчайших зельедельческих ингридиентов. Вот думаю, куда бы ее пристроить, пока ее урки не скурили. Обидно же, если такое имущество пропадет безвозмездно.

Оби-Ван протянул Снейпу накладную, от первых же строк которой у Снейпа округлились глаза, а на второй странице и вообще отвисла челюсть.

– Это же все запрещено, – пробормотал Снейп. – Здесь на тысячу лет Азкабана, по меньшей мере.

– Люблю грешным делом контрабандистов, – спокойно признал Кеноби.

– Что вы за это хотите? – резко спросил Снейп.

– Во-первых, колдографию Вольдеморта, – Кеноби сотворил себе из воздуха чашечку эспрессо и уже набившую ему оскомину печеньку – бискотти у него никак не получались. – Во-вторых, вы теперь сначала докладываете мне, а потом Дамблдору.

Снейп некоторое время боролся с собой, перечитывая накладную, а потом молча кивнул.

– Вот видите, как я вас перевербовал, – довольно сказал Кеноби, подзывая Кричера, который уже спер из буфета Снейпа серебряные ложечки. – За пять минут и без всяких фокусов. Кричер, верни ложки.

Кричер с недовольным ворчанием вынул серебряные ложечки из-под джедайского плаща и левитировал их в буфет.

Когда Оби-Ван появился в кабинете Фаджа, министр магии испугался, что его сейчас будут бить, возможно, даже ногами. Но Оби-Ван был настроен дружелюбно и проявил большое знание кабинета министра, собирая потрясенному хозяину чай взмахами рук. «Be our guest, be our guest…» – легкомысленно напевал Оби-Ван, дирижируя чашечками и ложечками и вспоминая мультфильм, который он при содействии Гермионы вчера показывал первоклашкам, чтобы отвлечь их от мыслей о том, что за стенами Хогвартса идет война.

Когда выделывающая забавные антраша посуда собралась на стол, Оби-Ван с ухмылкой передал министру колдографию. Фадж подавился чаем: с колдографии на него смотрел Вольдеморт, цинично опираясь на новый календарь с изображением министра Фаджа. Фадж на календаре дрожал мелкой дрожью.

– Он же умер… – потрясенно пробормотал настоящий Фадж, глядя на кровожадную усмешку Вольдеморта.

– Кто – умер? – грозно спросил Вольдеморт с колдографии.

– Это я не про вас, – Фадж подобострастно улыбнулся Темному Лорду. – Это другой, который умер.

– Ну как? – спросил Кеноби. – Теперь верите? Или вам привести оригинал?

Министр магии испуганно замахал руками.

========== Энакин Скайуокер и Кранты Хоркруксам ==========

Долорес Амбрегалло все-таки выпустили из сумасшедшего дома и даже снова сделали заместителем министра магии, чему циничный Энакин совсем не удивился. После знакомства с джедаями и медикаментозного лечения у Амбрегалло развилась мания преследования, и она перестала появляться на улице. Впрочем, паранойя не значит, что за вами не следят – на шее у Амбрегалло висел медальон, за которым охотилась хогвартсовская четверка.

– Гоп-стоп, – сказал Энакин, вырастая перед Амбрегалло в коридоре Министерства магии, – мы подошли из-за угла…

Гермиона приобняла Амбрегалло сзади и приставила ей палочку к горлу.

– Обычная семейная сцена, – сообщил Энакин сотрудникам министерства, жавшимся к стенкам. – Мы ее племянники. Внучатые.

Спустя час Энакин сидел в лесу, держа на колене медальон, допивал кофе и бормотал ахинею.

– Че творишь, Энька? – спросила Гермиона, обнимая его сзади за шею и кладя локти ему на плечи.

– Практикум по терверу, – сообщил Энакин. – Говорю что знаю на разных языках, авось, сработает. Языков я знаю много, но на всех одни ругательства.

– Нужно что-то шипящее, – подсказала Гермиона. – На змееязе это должно означать «Откройся!».

Энакин подумал и выдал несколько шипящих фраз. Медальон открылся.

– Оппо Ранцисис говорил, они совсем не то означают, – сказал Энакин, смеясь.

Из медальона на него смотрели глаза Тома Риддла. Энакин включил меч и сбросил медальон на землю.

– Энакин! – сказал медальон зловещим шепотом, совсем как кольцо в культовой гриффиндорской сказке. – Зачем это тебе? Разве ты не чувствуешь себя в этом мире чужаком?

– Неа, – ответил Энакин, у которого с самооценкой всегда было более чем нормально.

– Странный учитель, влюбленный в свою ученицу, – продолжал медальон. – Ты словно сбежал из замшелой пьесы. В жизни ученицы всегда выбирают чужих учеников. Тех, кто подходит им по возрасту. У кого нет за плечами десятилетия войны, тьмы и крови. Кого боготворит этот мир, а не твой. Кого они знают много лет. Зачем ты сражаешься за него, Энакин? Чтобы послать обломки этого медальона им на свадьбу?

Гермиона хотела оборвать Риддла какой-нибудь грубостью, но со стыдом почувствовала, что ей приятно, как Энакин вздрогнул от его слов. Значит, самоуверенный и насмешливый Энакин мог ее ревновать!

Из медальона выплыли две фигурки Гарри и Гермионы с высокомерными и злыми лицами, искаженными темной страстью, и стали вести себя развязно. Энакин отвел меч в сторону и стал с интересом на них смотреть.

– Может, он еще и порнушку покажет перед смертью, – предположил Энакин, у которого все-таки самоуверенности было даже больше, чем похабных мыслей. – А твой темненький и развратный вариант меня реально заводит.

Энакин обхватил Гермиону за голову и горячо ее поцеловал, слегка куснув на прощанье за нижнюю губу. Том Риддл в медальоне понял, что его отымели в полный рост.

– А он женат и у него двое детей! – выкрикнул медальон ябедливым голоском, и Энакин поспешно заткнул его точным ударом меча.

Послышалось сразу два пронзительных крика, один из которых завершился увесистой оплеухой. В следующие три минуты Энакину пришлось как следут попрыгать, отбивая пакостные женские заклятия.

– Гермионка, я стою выше тебя! – заявил Энакин, заняв наконец стратегически выгодный пригорок.

Гермиона прыгнула на Энакина кошкой, ударив его головой в живот, и они покатились по склону.

– А теперь я вообще сверху, – сказал Энакин, прижимая Гермиону к земле.

– Обманщик! Предатель! Двоеженец! – Гермиона смогла вывернуться и влепить Энакину пощечину.

– Двоеженец-то почему? – удивился Энакин, но тут же получил еще сильнее.

Словами делу было точно не помочь, и Энакин доверился инстинктам. Когда-то давно он сболтнул Винду, который засек его за таким способом мириться с девушками, что действовал по велению Силы, и с интересом пронаблюдал, как в Силе Винду стал черным, а в реале белым. «Завидует, – сказал тогда Кеноби, помогая Энакину сбежать с гауптвахты, – ему самому с такой малышкой и поссориться не удастся».

– Какой же ты все-таки мерзавец, – выдохнула Гермиона через двадцать минут, довольно уткнувшись в его плечо.

Энакин оспорил это проверенным способом. Спустя десять минут Гермиона уже сидела у него на коленях в их палатке и убирала с его плеча царапины, которыми сама его наградила.

– А шрамы на левой щеке ты в такой же ситуации получил? – спросила она с игривой сердитостью.

– Как можно! – тут же соврал Энакин. – Это боевые ранения!

Гермиона уже давно перестала от себя скрывать, что ее сводит с ума именно такой немного темный и совсем не безгрешный Энакин, у которого в прошлом были кровь, война и страсть. Тем интереснее было заполнять его настоящее. С ним было опасно, иногда больно, иногда безумно весело и счастливо. Хотя, конечно, она предпочла бы услышать о десятке его прошлых романов, но не о жене и детях.

– Не отпущу! – решительно сказала она, схватив одной рукой его кудри. – Слышишь?

В следующие полчаса они два раза уронили палатку.

– Тук-тук, – сказал Кеноби в Силе, которому надоело ждать, пока буря уляжется. – Учтите, когда вы фоните на Темной Стороне, я инстинктивно прислушиваюсь.

– Два-один, дядь Обик, – сообщил Энакин. – Мы медальон грохнули.

– Выкуси, – Кеноби тоже был доволен собой. – Ни черта мы в этой Годриковой Лощине не нашли. А ты говорил: «Домик снесли, а стеночка осталась». Пишут там теперь на стеночке фигню всякую: «Поттер крут!», «Гарри, мы с тобой!». «Цой жив!» тоже пишут, куда ж без этого. Знать бы хоть, кто этот Цой.

– Наверно, тоже Избранный, – предположил Энакин. – Или пророк какой.

– Но вот потом, – рассказывал дальше Оби-Ван, – потом мы нарвались на мощную драку. Я наконец добрался до Вольдеморта. Согласно пророчеству, убить я его не убил. Но отпинал изрядно. А Гарька, по ходу, замочил змею. Змея – это ж вроде тоже хоркрукс?

– Ладно, два-два, – признал Энакин. – Встречаемся в Хогсмиде у деревянного камня. Пароль старый – трусы на голове.

Охота за хоркруксами уже кончалась, а наемные убийцы, которых Энакин поджидал, чтобы утолить свою классовую ненависть к коллегам гражданина Фетта, так и не появились. По агентурным сведениям Кеноби, которого всегда можно было исключать из Ордена за одни знакомства, за головы джедаев и их учеников Вольдеморт обещал астрономические суммы. Энакин решил подкрепить материальные стимулы упрощением задачи и собственноручно написал на своей палатке огромными фосфорецирующими буквами «Вольдеморт – козёл!», и даже подписался. По вечерам он упражнялся в переделывании известных ему анекдотов под Темного Лорда, чтобы почаще употреблять его имя. Гермиона сначала смеялась, потом начала сердиться, потом просто стала уходить из палатки. Энакин подозревал, что по их следу пустили слепоглухонемых.

Наемные убийцы появились как раз в тот момент, когда Энакин и Гермиона паковались перед отправкой в Хогсмид, поминая Вольдеморта и его родословную вплоть до Салазара Слизерина в тех оборотах, в которых традиционно поминались ситхи или Мерлин.

– Выходите с поднятыми руками! – послышался скрипучий голос. – Мы знаем, что вы там! Шесть палочек направлено на вас, и нам наплевать, в кого мы попадем!

– Йодина родина! – заметил Энакин в Силе. – Вот лохи! Они б еще азимуты сообщили.

Гермиона улыбнулась и движением руки убрала палатку. Шесть палочек ударили в то место, где палатка только что была. Двое из нападавших попали друг в друга.

– Ну ска-азочные идиоты! – громко оценил Энакин, который уже был за спинами двоих наемников слева.

Энакин управился двумя короткими движениями меча. Сбитые друг другом наемники превратились в ужей, вместе с одним из тех, за чьими спинами приземлилась Гермиона. Последний из нападавших был распластан Силой по земле. Энакин хотел ужей добить, но Гермиона его остановила.

– Оставленный в живых враг – это убитый друг, – поделился боевой мудростью Энакин, хотя переупрямить Гермиону он не надеялся.

С каждым днем Энакина все больше грызло запоздалое сочувствие своему бывшему учителю. Иногда, когда Гермиона делала по-своему абсолютно все, Энакин даже ловил Оби-Вана в Силе и клялся ему бородами Мерлина и Дамблдора, что если бы он раньше мог посмотреть на себя со стороны, он никогда не был бы таким невыносимым, как был. Оби-Ван ухмылялся и требовал себе памятник из серебряных ложечек.

– Познакомься, Энька, – сказала Гермиона изменившимся голосом, смотря на прижатого к земле очень нехорошим взглядом. – Фенрир Грейбек, оборотень. Обожает кусать невинных младенцев.

Энакин нащупал странный образ Грейбека в Силе и в течение нескольких минут знакомился с нелегкой жизнью оборотня и подвигами Грейбека по несению ее в массы.

– Ууууу, – оценил Энакин полученную информацию. – Гермионка, отойди подальше, пожалуйста. И отвернись.

– Это – незачем, – коротко ответила Гермиона, наставляя на Грейбека палочку.

Оби-Ван, который инстинктивно следил за вспышками на Темной Стороне, даже немного поморщился. За такую расправу Совет единогласно записал бы в ситхи. Но та сторона Оби-Вана, которая подобрала ему волшебную палочку, не менее решительно считала, что некоторые преступления должны находить именно такое возмездие.

Цыганка в странно знакомых толстых очках нагадала лорду Вольдеморту пустые хлопоты в казенном доме, но спасать последний хоркрукс все-таки было надо. Вольдеморт отправился в Хогвартс и успел раньше проклятых джедаев, которые в этот момент частично пили пиво, а частично вершили правосудие. Но в Хогвартсе был и еще кое-кто, кто очень любил успевать раньше.

– Как глупо с твоей стороны появляться здесь, – поприветствовал бывшего ученика Дамблдор с кровожадной улыбкой. – Давненько не брал я в руки скальпель.

Вольдеморт осыпал Дамблдора заклятиями, но Дамблдор только защищался, постепенно продвигаясь ближе.

– Не хочешь меня убивать, Дамблдор? – язвительно спросил Вольдеморт.

– Боюсь попортить шкурку, – признался Дамблдор, приблизившись еще на несколько шагов, – ты же знаешь, просто отнять у тебя жизнь мне будет недостаточно.

В любой другой момент Вольдеморт бы заявил, что нет ничего хуже смерти, но под цепким взглядом голубых глаз, уже прикидывающих, сколько набивки пойдет на его тушку, он понял свою неправоту во многих вопросах, в частности насчет визита в родные пенаты. Вольдеморт ринулся к окну, внезапно попал в спиртовой шар (уже вымачивает, гад!) и вылетел в облаке осколков в направлении Запретного Леса.

– Ушел, – констатировал Дамблдор, досадуя на себя, что так и не научился у Оби-Вана левитации, – и словно мне назло попортил шкурку!

У деревянного камня хогвартсовская четверка наткнулась на группу дементоров, которых Аберфорт Дамблдор смог убедить, что чем высасывать души, лучше высасывать из бутылок коньяк. Дементоры легко поддались на провокацию, и теперь скользили по переулку зигзагом, цепляясь друг за друга и за стены.

– У-у-у-у-у! – завыли пьяные дементоры в тщетной попытке напугать ветеранов клонических войн.

– Дядь Обик, нас держат за маленьких детей, – сказал Энакин, легко закрывая мысли от натиска дементоров и доставая меч.

– Падаваны, не раскисать! – приказал Кеноби, оглядываясь на Гарри и Гермиону, на чьи лица легла черная тень.

Энакин надел темные очки и с любимым боевым кличем «Battle!» ринулся на дементоров, принимая в полете нелепые боевые позы. Гермиона рассмеялась. Гарри наконец собрался и достал свой меч. Энакин предвосхитил буйную фантазию братьев Вачовски, схватил одного дементора за ноги и начал охаживать им остальных. Гарри вспомнил, что эти сволочи чуть не угробили его крестного, и бросился помогать.

– Ну вот, Гарри, – одобрительно сказал Энакин, складывая дементоров аккуратным курганчиком, – теперь и ты знаешь кунг-фу.

В Хогвартсе джедаев встретил раздосадованный Дамблдор. Он все еще переживал, что главный бриллиант его таксидермической коллекции смылся в неизвестном направлении и вдобавок испортил свою драгоценную шкурку.

– Вольдеморт в Запретном Лесу, – успокоил Гарри директора. – Чую, засада там. Я чувствую. Я всегда чувствую.

– А диадема в Выручай-комнате, – сообщил Энакин, которому после уменьшения числа хоркруксов их стало намного лучше видно.

Гарри посмотрел на него осуждающе, словно говоря «нашли время!»

– Я серьезно, – обиженно сказал Энакин. – Ну хотите, я один слетаю?

– Энакин, вы что, знаете, как она выглядит? – удивленно спросил Дамблдор, который и сам не видел потерянного сокровища Хогвартса.

– Ай, – отмахнулся Энакин, взмывая вертикально вверх и ошарашивая Почти Безголового Ника до полного отвала башки. – Сила есть – скрипач не нужен.

Через минуту сверху донесся дикий крик.

– Ложная тревога, – сообщил Энакин в Силе. – Сильно удивил Филча. Его чуть кондрашка не хватила.

Еще через пять минут раздался нужный вопль.

– Есть контакт! – весело доложил в Силе Энакин. – Сейчас запаяю мечом обратно. Дамблдор говорил, это народное достояние.

Гарри попрощался с друзьями на опушке Запретного Леса.

– Гарри, всё как на тренировке, – еще раз сказал Кеноби, – немного поддашься, потом закроешься, и хоркруксу крышка. В крайнем случае я страхую.

– Ребята, если он меня убьет… – тихо проговорил Гарри.

– Не убьет он тебя, – сердито сказала Гермиона. – Перестань.

– Все твои мысли мы уже прочитали, не надо, – остановил Гарри Энакин. – Да пребудет с тобою Сила.

В Запретном Лесу пахло весной и остатками талого снега. Где-то за лесом вставало солнце. Под деревьями островками пробивалась слабая трава. Тонкая и бледная, она все равно была сильнее зимы и темноты. И Гарри вдруг ощутил себя по-настоящему бессмертным. На поляну, где собирались вокруг своего вождя Пожиратели Смерти, он вступил с улыбкой.

– Я беззащитен, – насмешливо сказал он Вольдеморту. – Возьми свое оружие. Срази меня со всей своей ненавистью.

Вольдеморт не заставил просить себя дважды. «Как на тренировке, – спокойно подумал Гарри. – Вспышка… Хорошо… Только больно очень. А теперь его палочку – в щепки!»

Гарри легко вскочил с земли и поднял руку, смотря в красные глаза. В его пустой руке вспыхнуло зеленое пламя. За войну, отнявшую у него возможность играть Ловца и целоваться с девчонками после тренировок и не оставившую даже кошмаров. За Гермиону и Энакина, которые так любили гулять вдвоем по лесу и прошли рука об руку сумрачный путь, в конце которого не ранили даже Авады. За аврора Лонгботтома, который мог бы стать прекрасным травником, за спокойного под огнем Рона. За войну.

– Граждане-мазурики, – громко сказал Энакин, когда Темный Лорд рухнул на землю. – Настоятельно предлагаю задуматься о явке с повинной. Палки на землю, руки за голову, подходить по одному.

– У меня тут ящик наручников стоит, – подтвердила Гермиона. – В очередь, ситховы дети!

Ситховы дети выстроились в очередь. Из-за деревьев вышел Кеноби со своим хрестоматийным поп-корном и начал ритмично считать по-немецки.

– Hier kommt die Sonne! – подпел ему Энакин. – Гарри, изобрази той же ручкой желтый шарик.

Гарри улыбнулся и изобразил.

– Монументальный статуй, – оценил Кеноби, загоняя Силой в очередь пытавшихся расползтись Пожирателей. – И подпись золотом по мрамору: «Гарри Поттер дает прикурить».

– Че там, картина маслом по батону, – подтвердила Гермионка. – «Гарри Поттер и Вредные Привычки, или Капля Авады убивает лошадь».

На этот раз Гарри действительно засмеялся, несмотря на кажущуюся неуместность смехуечков, а так же попкорна и изображения будущего Монумента Победы в лицах.

– Ну че, ветераны, – сказал он, отсмеявшись, – как этих в сорок бочек закатаем, по пиву, что ли?

– Типа того, – согласился Энакин.

========== Эпилог № 1. Оби-Ван Кеноби и Звездные Войны ==========

Оби-Ван Кеноби валялся на диване в гостиной и листал волшебный Плейбой. Судя по довольному выражению его бородатой морды, никаких мучительных и несбыточных желаний двигающиеся и подмигивающие фотографии в нем не будили. Энакин недаром до него два дня не мог дозвониться, а в Силу с самого начала решил тактично не лезть.

– Как педагогу тебе должно быть совестно, – сказал Энакин с порога.

– А я тут, знаешь, мемуарами балуюсь, – сообщил Кеноби, откладывая журнал.

– Теперь это так называется? – Энакин удачно изобразил голос члена Совета Ади Галлии. – «Прорицательская» заказала, что ли?

– Э, нет, – хитро улыбнулся Кеноби, – я про нашу галактику пишу. И даже рисую.

– Тебя в дурку закроют, – предрек Энакин. – Дай посмотреть.

Кеноби протянул ему школьный альбом для рисования.

– Может, я еще миллиардером стану, – мечтательно сказал Кеноби.

Энакин сначала не разделял энтузиазма учителя. Несколько первых рисунков повергли его в шок – сначала от неожиданного таланта Оби-Вана к рисованию, потом от бессмысленности увиденного.

– Это ты? – удивленно спросил Энакин, рассматривая третью страницу.

– Ага, мы с Квай-Гоном, – подтвердил Кеноби. – Начало набуинской эпопеи.

– Прости, дядь Обик, но тут тебе на вид не двадцать один, а шестнадцать. Не говоря уже о том, что Кваю не шестьдесят.

– А по сценарию мне вообще двадцать пять. Зато глянь мы красавцы какие, – Кеноби рассматривал свое творение с гордостью. – Красота – это кассовые сборы.

– И почему боевой магистр должен быть красавцем? – Энакин не хотел расставаться со здравым смыслом. – У него же нос весь покореженный был. И на левой щеке был шрам. А зачем вы в озеро с губными гармошками лезете?

– Это карманный акваланг, – Кеноби приподнялся на локте. – Ассио пивка!

– Тогда еще прищепку на нос пририсовать не забудь, – посоветовал Энакин. – А это что, Татуин? Какого ситха я всем до пояса? Мне ж десять лет, а не шесть.

– А это чтобы ваша с Падме любовь с первого взгляда выглядела реалистичнее, – Кеноби явно издевался.

– С такого взгляда? Я на нее смотрю словно в Плейбое ее видел. С ростом очень удачно сочетается. – Энакин вдруг заржал. – Дядь Обик, почему Уотто похож на Березовского?

– Потому что я негуманоидных рисовать не умею, – признался Оби-Ван. – Слушай, помоги с диалогами. Увидишь, это станет блокбастером.

Утро застало джедаев в окружении пустых пивных бутылок за написанием второго эпизода. Оби-Ван рисовал, Энакин мучался с диалогами.

– Дядь Обик, получается так, как будто мы с тобой полные идиоты, – пожаловался он.

– Соберись, Энька, – велел Кеноби. – Даю установку – в Ордене целибат. Без дураков. Очень строгий.

– И совместное обучение, – тут же ввернул Энакин.

– Я тоже очень строгий, – продолжал Кеноби. – Преданный Кодексу до фанатизма. Почти без человеческих чувств.

– Квай-Гона что, в голову ранили, когда он тебя мне в учителя назначал?

– Неважно. Вот на этой картинке мы идем к сенатору Амидале. Цветов у тебя нет, вина у меня тоже. Что я тебе говорю?

– «Что, Энакин, не терпится?» – тут же вспомнил Энакин с улыбкой.

– Строгий учитель, не знающий слов любви, не мог сказать такую пошлость.

– Ну ты же это действительно сказал. Я тебе еще букетом по башке врезал. А, слу-уушай: давай потом ты добавишь: «Ты вспотел. Расслабься и дыши глубже.»

Кеноби от смеха поперхнулся пивом и закашлялся.

– Энька, мы с тобой рейтинг R заработаем, – предупредил он, вытирая бороду, но в Энакина уже вселился бес сценариста. – А напишешь слэш – вообще убью.

– Да погоди… каждый понимает в меру своей распущенности… когда мы возвращаемся, я тебя спрашиваю: «Ты думаешь, она думает, я сексуален?» Падаван в очень строгом Ордене такие слова знать может?

Кеноби подтвердил мысль Энакина одобрительным ржанием.

– Потом мы с Падме побежали купаться… – вспоминал Энакин через два часа, лежа на диване и правя первые тридцать минут мега-сценария.

Кеноби представил, что было бы, если бы Гермиона, заславшая их злючими совами, увидела бы сейчас Энькину довольную морду.

– Не, такого в нашем фильме не бывает, – возразил он.

– Да у нас с тобой все бывает, – отмахнулся Энакин, правя реплики учителя со злорадной ухмылкой.

– В Ордене очень строгий целибат. И я очень строгий, – в сотый раз напомнил Кеноби. – Не думай, что в каноне я тебе во время обучения позволял все, что позволял.

– Я бы такого учителя убил, – признался Энакин.

– Это в третьем эпизоде, – пообещал Кеноби. – Или в четвертом.

– Ну хорошо, – сдался Энакин. – Какого черта мы с Падме могли приехать в Варыкино и не побежать купаться?

– Придумай что-нибудь, – Кеноби жевал карандаш и скептически смотрел в свой альбом. – Я вообще занят ногами Йоды.

Энакин некоторое время пытался представить себя верным воспитанником монашеского Ордена и правильного до боли учителя. Потом его осенило.

– Давай я ей скажу: «Я не люблю песок. Он жесткий, грубый, проникает повсюду. А ты такая мягкая.»

Кеноби порвал лист карандашом и сквозь смех выдавил «Репаро!»

– На моей памяти это самое мощное признание в любви особе королевской крови, – признал он. – Я бы не додумался. А где по сценарию будут твои руки, я вообще знать не хочу. Рейтинг R нам обеспечен.

– Дядь Обик, в Ордене очень строгий целибат, – в свою очередь напомнил Энакин.

Батальные сцены Энакин и Оби-Ван писали через три дня, когда Энакин уже огреб от Гермионы за полуторасуточное отсутствие и в очередной раз убедился в верности своей догадки о том, что древний джедай, написавший в Кодексе «джедаю не следует жениться» был наверняка женат, и не раз.

– Какого ситха я должен куда-то падать, если я Молу уже один клинок обрубил? – возмутился Оби-Ван. – Он же только двусторонним мечом хорошо фехтовал.

– Для драматичности, дядь Обик, – ответил Энакин. – И вообще, я здесь сценарист. Я же не возражал, когда тебе захотелось нарисовать армию гунганов и каких-то подводных динозавров в мелких набуинских озерах. А ведь я там купался.

– Я тебе эту шахту еще припомню, – пообещал Кеноби. – Одни шахты на уме. Тут у магглов был такой Зигмунд Фрейд…

Злопамятности у Оби-Вана хватило как раз до дуэли с Дуку.

– А светлый до бесчеловечности учитель тебе бы прыгать вслед за Падме не разрешил, – заявил он со злорадством. – Мы же должны выполнить свой священный светлый долг, то есть убить ситха.

– Так бы я тебя и послушал, – проворчал Энакин.