Текст книги "Джедаи в Хогвартсе (СИ)"

Автор книги: Пайсано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Оби-Ван Кеноби не боялся Темной Стороны, смерти, шквального огня и превосходящих сил противника. Но сейчас он был глубоко потрясен. Несчастный магистр выпил из чайника добрый литр воды, кое-как пригладил волосы и рухнул на стул. Энакин просканировал Силу и мысли выходящих из класса учеников и чуть не засмеялся в голос.

– Дядь Обик, я потрясен твоей верностью Кодексу, – издевательски сказал Энакин.

– Ситх меня дернул под эту ветку подойти, – выдохнул Оби-Ван.

– Ну это не могло быть так прям ужасно, – произнес Энакин тоном старшего брата.

– Да они там втроем стояли! Не говоря уже о зрителях.

– Ну и ты? – Энакин все еще сдерживался, чтобы не сползти под стол.

– А что я, я краснеть и отворачиваться должен был? – ворчливо ответил Кеноби. – Ситх их молнией убей! Какая же распущенная здесь молодежь!

– А насколько именно распущенная? – ехидно спросил Энакин сквозь смех.

– Мне тебе схему нарисовать? – огрызнулся Кеноби. – Пойди вон на следующий урок и проверь, на нем шестой курс. Не хватало только с Дамблдором объясняться из-за их хулиганства.

Энакин благоразумно обходил ветки омелы весь урок, а под конец даже проявил крайнюю нечуткость к несчастью девушки, у которой порвался рюкзачок под одной из веток.

– Командир, разрешите неуставной поступок, – внезапно шепнула ему симпатичная брюнеточка из Армии Дамблдора, и Энакин вспомнил, что он-таки был среди форс-юзеров, причем с необычными способностями.

Ветка омелы, которой только что не было в радиусе двух метров, почти лежала у него на голове. Оби-Ван рассмеялся в Силе с некоторым злорадством. «Я не ты, и не страшусь Темной Стороны!» – нагло ответил Энакин, хотя раньше ему Темная Сторона в таких случаях не вспоминалась.

Класс одобрительно взревел, словно Энакин поймал на чемпионате мира решающий снитч тем же манером, что и Гарри на первом курсе. Ощущения были чем-то похожи на трепетание золотых крылышек, но намного мягче и игривее. Ситх их задери, дейстительно чертовски распущенная молодежь! Неизвестно зачем Энакин взглянул поверх обнимающих его рук на дверь…

Если бы Энакин не знал наверняка, что учитель всегда покроет все его грехи и никогда его не подставит, а также что Гермионка точно не умеет переговариваться в Силе, он бы подумал, что Кеноби решил помочь им с переходом к непрощенке. Такой ярости вполне хватило бы, чтобы выбить из лорда Вольдеморта все восемь жизней, а лорда Сидиуса вообще порвать в клочья. Взмывая вверх среди исчезающих в огненных облаках веток омелы и отбивая летящие в него заклятия, Энакин подумал, что будь воплощение Темной Стороны всегда таким дьявольски прекрасным, он бы стал ситхом без колебаний.

Шестой курс вылетел из класса в облаке боевых заклятий как пробка из теплого шампанского. Ссылки на таинственные английские обычаи и практикум по Империо Энакину не помогли.

– Дядь Обик, – крикнул Энакин в Силе, отбивая невербальный Легилименс, что было теперь уже совершенно незачем, – если подслушаешь, разделаю тебя как графа Дуку.

Объяснение в любви под прицелом всегда было коронным Скайуокеровским номером.

– Ладно, на сегодня свободен, – сказал Кеноби в Силе, уловив по одному ему известным колебаниям Силы, что Энакин прощен. – Сейчас я для нее какую-нибудь отмазу на остальные уроки накалякаю.

Большая половина Ордена считала, что Оби-Ван и Энакин были самым опасным из всего, что случалось с Орденом, включая клонические войны. Энакин всегда считал, что ему невероятно повезло с учителем.

Когда Энакин нес смеющуюся счастливую Гермиону через сугробы к Хогсмиду, он вдруг вспомнил о никогда не оставляющем его подрагивании меча на поясе. «Еще неделю, – подумал Энакин как в далеком детстве на Татуине, когда он каждое утро жадно пытался урвать крохи сна, – еще хотя бы эту неделю».

В темноте за окном медленно кружился снег, как звезды перед потерявшим управление истребителем. Энакин распахнул окно, инстинктивно закрываясь от холода Силой, потом вдохнул морозный воздух и снял защиту.

Вспоминать порой было весело. Как он уронил на Йоду из рюкзака трактат Дарта Бейна. Как он искрил рукой на новогоднем вечере, втирая научно безграмотным магистрам про статическое электричество – такое малое возмущение в Силе они засечь не могли. Как тайком испортил меч Винду, чтобы он из фиолетового стал красным, а потом изменил цвет своего и доверительно шепнул: «Мейс, а мы с вами на одной стороне». Потом чуть из Ордена не выперли.

Были воспоминания с привкусом окалины. Первая победа над настоящей болью и страхом во время древнего ритуала на Илуме, принесшая ему меч. Первая самоволка, в которой он чуть не лишился уха. «Кончай стрелять по ногам!» – рычал на него Кеноби, и он поднял прицел. Первый спарринг, на котором Кеноби дрался всерьез.

Наверно, Энакин впервые пытался взглянуть на свое прошлое глазами учителя. Конечно, Совет Кеноби потрясал афоризмами типа «Я не сторож падавану своему». А что он думал на самом деле, вытаскивая еле живого ученика из очередной передряги или чувствуя, как ученик отчаянно цепляется за жизнь и за Темную Сторону? Однажды пятнадцатилетний Энакин разоблачил учителя, спросив его: «Сколько бы ты еще ждал, прежде чем мне помочь?» Сейчас бы он спросил: «Сколько ты ждал до этого?»

На Преситлине генерал Скайуокер с десантом вырезал вражеский штаб. После мясорубки в коридорах штаба, которую его отряд прошел с рекордно низкими потерями, он был живым воплощением Темной Стороны вплоть до желтых глаз. В космическом бою через час после этого Энакин пошел на смертельный таран флагмана – какая Сторона Силы выплюнула тогда его истребитель из облака огня, Энакин так и не понял. «Темная Сторона, Светлая… – сказал он тем вечером учителю. – Я так думаю, что мы скорее пожертвуем собой, а они другими. Вот и вся разница». «Я тут в Орден пишу, – сказал ему на следующее утро Кеноби. – Твое обучение закончено».

Падаван должен был уметь защищать себя. Рыцарь защищал других. Сегодня придется стать учителем. Собрать всю смелость и выдержку, чтобы отказать в защите тому, кого хочется защитить больше всего. Идти вперед каждый может только сам.

Гермиона хитро смотрела на Энакина. Какой смешной! Он действительно не знает, что такое Рождество – вчера она ему рассказывала детские сказки про волхвов и младенца и даже пела песенки. Энакин тогда положил ей голову на колени и притворился уснувшим под ее колыбельную. А потом она сказала ему, что бывают еще и рождественские каникулы, на которые студенты уезжают домой, и он надулся. Наверно, Оби-Ван правильно говорит, что Энька никогда не заглядывает в учебный план. Зато сегодня она ему скажет, что никуда не едет – что он тогда сделает? А если залезет завтра вечером в окно теперь уже пустой спальни – удастся ли его выгнать? И захочется ли?

Энакин скатал снежок из снега на подоконнике и взмахом палочки превратил его в ежа. Еж побегал по холодному подоконнику и обиженно свернулся в клубок.

– Рождественский подарок, – сказал Энакин, закрывая окно. – Хочешь, я его в чулок посажу?

Следующие десять минут они творили из мела разную еду, чтобы выяснить, что едят ежи. Еж подбегал к угощению, стуча коготками по столу, и недовольно фыркал. В Хогвартсе учили обращению с животными, держать которых дома мог только Хагрид. Ежи в программу не входили. Наконец Энакин из хулиганства превратил мел в каких-то жутких жуков, и еж быстро переловил их и съел.

– Спас меня, – сказала Гермиона ежику, беря его на руки. – Молодец какой!

Еж довольно и сыто пофыркивал. На ощупь он был совсем не колючий. Гермиона превратила крышку парты в подобие лукошка Косолапуса и посадила туда ежа, который тут же сунул нос в пузико и уснул.

Энакин глубоко вдохнул, как перед прыжком в ледяную воду. Стать учителем. Снять защиту. Признать наконец правоту Кеноби.

– У меня еще один подарок есть, – сказал Энакин и положил рядом с лукошком небольшую тяжелую коробку.

В коробке лежал меч с темно-красной рукоятью. Когда Гермиона нажала кнопку, из рукояти вылетела темно-золотая полоса света, вокруг которой тихо загудел воздух.

– Это боевой, – голос Энакина звучал серьезно и даже торжественно. – Попробуем?

Гермиона сразу почувствовала, что в стиле Энакина появилось что-то новое. Не то чтобы он изменил его, скорее, изменился сам. Стал холодным и чужим. Стал опасным.

– Зачем, Энька? – спросила она, задыхаясь, когда он выключил свой меч и картинно поклонился.

– Разводил я тут огонек старым номером «Прорицательской», – сказал Энакин с усмешкой, – и наткнулся на целую портретную галерею. Полторы дюжины милейших граждан. Остальные списком.

– И обязательно было сегодня?

– Обязательно, – новый Энакин не думал о Рождестве, вернее, просто принимал его во внимание. – Давай еще попробуем боевые заклятия… Хотя лучше бы мне поехать с тобой.

– Я никуда не еду! – крикнула ему Гермиона. – И не собиралась! А ты все испортил!

Сочельник прошел под вспышки Непростительных Проклятий и блеск мечей. Утром на Рождество они проснулись вместе и смеялись, глядя, как Косолапус осторожно катает по полу ежа, свернувшегося в клубок. Потом бежали по сугробам к Хагриду, чтобы узнать наконец, что едят ежики. Вернувшись, сушились у камина в пустой гриффиндорской гостиной. Перед обедом с тренировки вернулся мрачный Гарри, но, глядя на Энакина и Гермиону, постепенно развеселился. Под Новый год Гермиона подумала, что Энакин ничего не испортил. Просто с ним не могло быть по-другому.

– Круцио!

Держись, девочка. Ты сможешь. Ты сильнее боли. Только не надо ее терпеть. Я знаю, что ты умеешь, но сейчас тебе поможет только Сила. Нет, не так… Я все равно сильнее… к сожалению. В Силе есть покой, есть грань, за которой нет боли. Только сначала должно быть очень больно. Не пытайся это выдержать! Выдержать придется мне, мне-то никуда не деться. Потому что я люблю тебя.

– Круцио!

Вот так. Вот так. Это очень похоже на смерть, только потом мы всегда возвращаемся. Запоминай дорогу. А теперь посмотри на меня, малышка. Видишь, этот красный луч, упирающийся в твою грудь, ничего не значит. Совсем ничего. Просто он слишком яркий, и у меня слезятся глаза.

Оби-Ван сидел у камина и подсчитывал свой выигрыш на тотализаторе. Энакин в кресле напротив возмущался про себя, сколько берут домовые эльфы за проезд вдвоем до Лондона и обратно. Оби-Ван оторвался от газеты с хитрой улыбкой и глянул на бывшего ученика. Когда ученик явно собирался в самоволку, но молчал как партизан, Оби-Ван сразу угадывал, какое положение Кодекса будет в самоволке цинично и неоднократно нарушаться.

– Вот когда я рвану в Лондон за выигрышем, – мечтательно сказал Кеноби, – я с эльфом подскочу до «Башки Борова», а дальше сам.

Энакин подозрительно посмотрел на честную морду бывшего учителя.

– Слышь, дядь Обик, – решился попросить он. – Когда поедешь, разузнай у кого-нить, как эти паршивцы из Министерства отслеживают магию несовершеннолетних.

– А вы аппарируйте в обнимку, – невинно предложил Оби-Ван. – Не смотри на меня как падаван на ситхский меч, так тоже можно. Эээ-эх, если бы не учитель, ты б вообще не знал, что с девушками делать.

Оби-Ван вовремя успел встать с кресла, которое упало назад.

– Контролируй свои эмоции, юный Скайуокер, – порекомендовал он, отбиваясь от газеты, которая норовила обвиться у него вокруг головы. – Ну серьезно: если нарветесь на Пожирателей, что тогда?

– Отобьемся, дедушка Кеноби, – уверенно сказал Энакин, позволяя газете упасть на ковер. – Ты ж меня знаешь, я не таких валил.

– Раньше б это была моя головная боль, – заметил Кеноби – А теперь твоя. Отбиваться-то будешь не один.

– Прячься за моей спиной! – приказал Энакин, выхватывая одним движением меч и палочку и отражая сразу несколько заклятий, летящих в него с разных сторон.

Но шестнадцать лет и гриффиндорская смелость были не самым удачным сочетанием для первого серьезного боя. Гермиона выскочила вперед, пытаясь прикрыть Энакина слева, и прежде чем он успел остановить Пожирателей Смерти молниями, посылаемыми через ее голову, она пропустила сразу два заклятия в голову и в ребра.

Оби-Ван опоздал всего на полминуты. Первым, кого он увидел, был Энакин, наглухо отрезанный от Силы стеной своей ярости и боли. Его меч блистал в полумраке как карающая молния. Оби-Ван отступил в темноту у стены – на скотобойне, в которую Энакин превратил тихий лондонский переулок, его помощь была не нужна.

Энакин был не самым лучшим проводником по Силе, но он сумел передать ученице свою необыкновенную живучесть и способность к восстановлению. В тот момент, когда Энакин почувствовал на себе ее взгляд, Кеноби снова увидел его в Силе – словно обугленного, но почти прежнего. Энакин отбросил в сторону меч и сел на пятки рядом с Гермионой.

– Мне стыдно. За то, что я сделал. И за то, что ты это видела, – тихо произнес Энакин.

– Ты поступил правильно, – Кеноби показалось, что он услышал свой голос, как он звучал в медицинском отсеке рейса Геонозис-Корускант. – Времена меняются.

– Ты не должна мне больше доверять, – сказал Энакин, смотря Гермионе в глаза. – Я не справился с собой еще до отъезда и полностью потерял контроль сейчас. То, чему я могу научить тебя, даже хуже, чем опасно или смертельно. Тебе следует учиться у Оби-Вана.

Кеноби почувствовал себя так, как много лет назад в Храме, когда заметил, что его долговязый ученик уже его перерос. Когда-то, очень давно, Квай-Гон, потерявший жену, говорил ему то же самое.

– Энакин, – ответила Гермиона, приобнимая Энакина за затылок, – я не могу довериться тебе больше, чем доверилась, когда мы начали Непростительные Проклятия. Но если бы могла, я сделала бы это сейчас. Тебе совсем не обязательно пытаться справиться с собой, чтобы стать тем, кого я люблю.

Оби-Ван смутился и постарался исчезнуть как можно бесшумнее.

Оби-Ван Кеноби знал толк в колбасных обрезках и хороших пранках, но очень не любил, когда ему портят аппетит. Поэтому к спекуляции братанов Уизлей рядом со столовой он всегда относился неодобрительно, а когда сидящий недалеко от учительского стола студент пошел пятнами и сблевал на стол, Оби-Ван пресек безобразие универсальным движением брови, а вторым движением брови передал эффект братанам Уизлям.

Братаны Уизли в момент позеленели и рванули к ближайшему туалету, даром что он оказался женским. Плакса Миртл, услышав братанов Уизлей, забилась в ужасе в самый дальний уголок канализации, подумав, что вместо василиска из Тайной Комнаты вырвался по меньшей мере дракон.

Оби-Ван с достоинством закончил обед, а потом немного брезгливо заглянул в Силу. Братаны Уизли раскаивались в содеянном и клятвенно обещали себе, что больше не будут портить джедаям аппетит. Оби-Ван смилостивился и прошел в туалет на втором этаже.

На выходе из женского туалета Оби-Вана поймал Дамблдор, который выразил свое удивление не менее универсальным движением бровей, на что Кеноби тут же ответил: «А вы что здесь делаете?» Дамблдор слегка смутился и предложил Кеноби продолжить беседу в своем кабинете.

– Предлагаю замять туалетный скандал, – предложил Дамблдор и поделился с Кеноби лимонными дольками. – С Фредом и Джорджем вы поступили жестко, но справедливо.

Оби-Ван слегка поклонился и закинул ногу на ногу.

– Однако ходят слухи, – сказал Дамблдор строго, глядя на Кеноби своим коронным проницательным взглядом поверх очков, – что на ваших факультативных занятиях применяются Непростительные Проклятия.

Непроницаемый Кеноби пожал плечами, выражая своим честным лицом недоверие к слухам и презрение к анонимкам.

– Послушайте, Оби-Ван, – продолжал Дамблдор, – то, что вы и особенно Энакин сыпете непрощенкой направо и налево – давно уже секрет Полишинеля. Хотя, разумеется, никто этого не может доказать, а кто может – никогда вас не выдаст. Но когда дело доходит до некоторых небезразличных мне людей…

И в этот момент Оби-Ван Кеноби взорвался.

– «Небезразличных вам людей»? – переспросил он с холодной яростью. – А где вы были, например, когда Гермионке в Лондоне чуть не снесли башку? Эньку я там видел, фрагменты Пожирателей по всему переулку тоже, а вас, простите, не приметил. Равно как и вы, похоже, не приметили, что у вас под носом собирается армия подростков вашего имени. Детвора рвется в бой, гробовщики пьют шампанское. Ваше счастье, что я не Локхарт. Или вы думали, что Армия Дамблдора – это клуб рыболовов? У «небезраличного вам» Гарри, которому еще убивать Вольдеморта в семи экземплярах, до этой осени из боевых навыков была только врожденная смелость. Не хотите мараться, профессор? Тогда не лезьте! Непрощенка, вашу мать…

Дамблдор одним взмахом палочки завесил покрывалами своих предшественников на портретах, словно попугаев в клетках. Красный попугай на жердочке ернически выкрикнул «Дрррыхнуть поррра!», но сам от положенного ему покрывала увернулся. Из-за покрывал тут же донесся храп.

– Непрощенка – слишком простое решение, Оби-Ван, – задумчиво сказал Дамблдор. – И неподходящее для всех. Намного интереснее решить задачу, решения которой нет. Это глубоко принципиальный вопрос, который вам, как прикладнику, увы, недоступен.

– «Молодой человек, таки не надо учить меня, с какого края кушать мацу!» – ответил Оби-Ван любимой фразой Олливандера и как всегда почувствовал, что удачная шутка снимает нервное напряжение намного лучше дыхания по-джедайски. – Непрощенка – удел смертников. Например, Гарьки, который теперь отбивает Авады рукой, а не башкой.

Дамблдор удивленно вскинул брови. Кеноби хотел сказать еще что-то, но передумал.

– Значит, их все-таки только двое? – спросил Дамблдор, быстро записывая что-то о нерешаемой задаче Гарри и Вольдеморта. – Передайте Энакину мои соболезнования, если он захочет их принять. Вам, вероятно, будет приятно узнать, что позавчера Энакин и Гермиона запихали кошку Филча в доспехи на третьем этаже, а полтергейста Пивза приклеили к потолку за язык. Мне они сказали, что это чтобы не мешали личной жизни.

Кеноби улыбнулся. Бывший падаван не особо баловал его откровенностью, даже когда не был бывшим, но если он снова начинал хулиганить, это всегда означало, что очередной темный период в его жизни кончился. А если теперь он и Гермиона стали хулиганить вдвоем, значит, было у них что-то посильнее Темной Стороны и Непростительных Проклятий. Хотя Кеноби об этом знал еще до Лондона.

========== Оби-Ван Кеноби и Культура Магглов ==========

Оби-Ван Кеноби сидел на учительском столе в плащ-джедайке с надвинутым на голову капюшоном и вместо поедания попкорна смиренно читал маленькую черненькую книжечку. По агентурным данным, приближался Валентинов день, и хотя Энакин клятвенно божился, что омела – это только рождественская фенечка, Оби-Ван решил не искушать судьбу, учеников и директора и временно стать почти образцовым джедаем.

При виде читающего Оби-Вана пришедшие на первый урок чистокровные волшебники удивились, а глазастые магглорожденные, заметившие на книжечке крест, начали хохотать самым богохульным образом.

– Что, Оби-Ван, замаливаем грехи? – спросила Гермиона с улыбкой.

– Житие мое, – вздохнул Оби-Ван. – Дин, я не знаю, что такое четки, но я тебя слышал. Блаженны тренирующиеся, ибо сачкующие получат выволочку. Ко всем относится.

Черненькую книжечку Оби-Ван получил в подарок от случайного знакомого в Лондоне, который был одет почти так же, как и он. Человек в черном балахоне назвал Оби-Вана братом и поинтересовался, из какого он ордена. Когда брат Оби-Ван честно ответил, что ему все ордена надоели хуже горькой редьки, незнакомец утвердительно кивнул, представился как брат Тук и пригласил брата Оби-Вана в маггловский кабак.

В кабаке брат Тук предложил выпить холодного эля, который он считал самым бесспорным свидетельством любви Божией. За элем брат Оби-Ван узнал, что он удивительно похож на родственника брата Тука, который служит, вернее, служил деревенским священником, пока молодые прихожанки не привели его к конфликту со священноначалием. Затем, когда брат Тук почувствовал себя способным бороться с любым искушением и мужественно перешел на виски, брат Оби-Ван узнал много новых слов и существенно расширил свои познания в области духовной жизни неволшебного населения. Спустя несколько часов брат Тук дошел до состояния просветления, в котором он был способен поверить даже в биографию брата Оби-Вана. Брат Оби-Ван делиться своей биографией не стал, но в ходе сопровождения брата Тука до места спасения его души продемонстрировал великие чудеса, которые брат Тук воспринял с умилением и подарил брату Оби-Вану книжечку, которую тот сейчас читал.

Энакина история про брата Оби-Вана и брата Тука порадовала столь же сильно, сколь сильно его удивило серьезное отношение Кеноби к подарку веселого монаха.

– Че пишут, дядь Обик? – спросил Энакин, усаживаясь перед недавно купленным телевизором и запуская на игровой приставке любимые гонки.

Телевизор Энакин позавчера усовершенствовал, и картинка стала трехмерной. Оби-Ван сначала удивлялся, где Энакин нашел нужные детали, но потом бывший ученик открыл ему секрет, простой, как три нута: «трансфигурация – великая вещь». Оби-Вану представилась как в страшном сне галопирующая техническая революция в масштабе отдельно взятой планеты, возглавляемая всемогущим технологическим магнатом Скайуокером. Но Энакин, к счастью, был разгильдяем и ограничился их с Оби-Ваном комнатой и трехмерными гонками на игровой приставке.

– Это старая история про одного форс-юзера, – отозвался Оби-Ван, который дочитал уже до двенадцатой главы у Матфея, – чую, кончится она трагически. Зато половину точно можно в цитатник. Кстати, тебе бы тоже не мешало почитать – много поймешь в маггловской жизни.

– Ай, – отмахнулся Энакин, проходя извилистое ущелье, без которого гран-при Австралии ему был не мил, – разберусь опытным путем.

– И действительно, – легко согласился Оби-Ван, – тебе, пожалуй, эту книгу читать рано. Тут про бессмертие и воскрешение мертвых, опять ведь превратно поймешь.

Если бы Оби-Ван по определению не нарушал добрую половину произвольно составленного непротиворечивого устава, его можно было бы хоть сейчас записывать в орден иезуитов и даже выдавать значок почетного католического миссионера. Уже через минуту Оби-Ван спокойно читал другую книгу, избавившись от ревения болида над ухом, а Энакин вовсю знакомился с культурой магглов. От такого прилежания Скайуокера любой джедай, преподававший в джедайской школе, просто бы расплакался.

– Эх, дать бы тебе сейбером по голове! – в сердцах сказал Энакин через два часа, за которые его богословская подкованность серьезно превысила подкованность волшебных недорослей, неспособных опознать на могильном камне классическую цитату из апостола, и даже некоторых писателей, неспособных вспомнить или хотя бы подсмотреть, про что она. – Там какое-то кидалово: у Марка написано то же самое, что и у Матфея! И хоть бы у кого конкретные указания, как это воскресение делается.

– А ты как думал, – хитро ответил Оби-Ван. – Сколько раз тебе говорить, что бессмертию нельзя научить. Дай теперь я почитаю.

Магистр Оби-Ван Кеноби был честным и порядочным человеком, но порой его совесть просыпалась уже когда было поздно пить боржоми. Так, через три с лишним месяца после появления у него нового ученика Кеноби наконец пришло в голову, что неплохо было бы поговорить с родственниками Гарри и рассказать им про обучение Гарри боевым искусствам, непрощенку, неизбежную войну и вообще что «не жди меня, мама, хорошего сына», как любил петь татуинский сирота Энакин Скайуокер.

Сначала Оби-Ван почему-то решил заглянуть к Дурслям. Дурслевский прием ему не понравился: Вернон Дурсли даже не пригласил его в дом, а при имени Гарри чуть не накинулся на Оби-Вана с кулаками.

– Я не иерей и не диакон, сын мой, – смиренно сказал Оби-Ван, откидывая капюшон, – я джедай, могу и вломить.

В следующую минуту Оби-Ван опять узнал много новых слов, известных только продавцам пневматических отбойных молотков и тем, кто эти молотки использует. Цензурная версия сводилась к тому, что магию, Гарри и его друзей Вернон Дурсли представлял себе связанными с ним и между собой запутанными и предосудительными отношениями. Терпение Оби-Вана лопнуло.

– Мне не нравится ваш цинизм, – сообщил Кеноби, шумно вздохнув и подняв руку в любимом жесте Энакина.

Вернон Дурсли схватился за горло. Через тридцать секунд у него потемнело в глазах. Через минуту он стал мысленно прощаться со всеми родными и довольно искренне просить прощения у всех, кого обидел. Нетрадиционные методы брата Оби-Вана пробудили в нем страх Божий намного эффективнее, чем все проповеди местного священника, вместе взятые.

– Извинения приняты, – глухо сказал Оби-Ван и отпустил Вернона.

Как заметил в свое время по другому поводу покойный остряк граф Дуку, ученичок от учителя недалеко падает. Некоторым экстремальным способам общаться с невежами и дураками Энакин от кого-то все-таки научился.

Со следующим визитом Оби-Вану повезло больше. Сириус Блэк, скучавший в доме на площади Гриммо, был очень удивлен нежданному гостю.

– Я Оби-Ван, – представился Кеноби, отбивая рукой летящие в него боевые заклятия, – учитель Гарри.

– Невероятно! – Сириус потрясенно переводил глаза со своей палочки на руку Оби-Вана. – Как вы нашли этот дом?

– Глаза могут обмануть, – повторил Кеноби в тысячный раз за свое короткое пребывание в этом странном мире. – Доверять можно только Силе. Мне надо поговорить с вами, Сириус.

Сириус Блэк был отщепенцем в своем консервативном и серьезном семействе. Он всем назло слушал маггловскую музыку и не мог говорить на серьезные темы больше десяти минут кряду. Оби-Ван тоже не любил болтать попусту, предпочитая сначала упереться, а потом разобраться. Уже через час Оби-Ван и Сириус вместо задушевных разговоров о Темной Стороне, непрощенке и пророчествах пили пиво и подпевали ансамблю Дип Перпл про дым на воде и огонь в небесах.

Оби-Ван за тринадцать лет общения с Энакином перенял некоторые его убеждения, включая ненависть к рабовладению.

– Отпустил бы ты Кричера, – посоветовал он Сириусу. – И нервам лучше, и душе легче.

– Не могу, – ответил Сириус, – обстоятельства.

Таких отговорок Оби-Ван не принимал. В свое время Йода, а потом Винду битый час втолковывали ему, почему он не должен вмешиваться в судьбу Шми Скайуокер. Оби-Ван терпеливо считал в уме падающих в шахту забраков, разрисованных во все цвета радуги, а потом вышел из Храма, нарушил несколько статей джедайского и уголовного Кодекса и через день отправил Клиггу Ларсу недостающую сумму на выкуп Шми. Подумав, Оби-Ван тогда послал еще и письмо Уотто, в котором указал, что данная сумма – его, Оби-Вана, заднее слово, и отсоветовал болтать и спорить, если нет желания случайно подавиться насмерть собственным хоботом.

– Либероэльфус! – провогласил Оби-Ван, когда Кричер появился снова.

Кричера срубило с копыт, но через полминуты он все-таки встал и растерянно направился к выходу.

– А ну стоять! – неуверенно приказал Сириус.

Кричер не прореагировал.

– Этот нехороший эльф предаст нас при первой опасности, – предостерег Оби-Вана Сириус. – И даже при первой возможности.

– Посмотрим, – сказал Оби-Ван, подстраиваясь к странному следу Кричера в Силе, – Кричер, вернись сюда!

Оби-Вана, как известно, слушались все, кому не улыбалась инвалидность.

– Так-так, – протянул Оби-Ван, в очередной раз замечая, что самые важные и самые сильные воспоминания большинство держит на поверхности. – Ты можешь помочь Нарциссе и Беллатрикс, Кричер. Но, сделав это, ты уничтожишь все, за что страдал и умер Регулус Блэк.

Кричер на секунду задумался, а потом грянулся башкой об стену. Сириус даже протрезвел от такой осведомленности Оби-Вана о семейных делах Блэков – сам Сириус ничего не знал об обстоятельствах гибели своего брата. Оби-Ван со своим обычным юмором начал отсчитывать над нокаутированным Кричером секунды. На семнадцатой секунде Кричер открыл глаза.

– Не вели казнить, магистр Оби-Ван, вели слово молвить! – завопил Кричер, кидаясь Оби-Вану в ноги.

– Встань, Кричер, – велел Оби-Ван, – я тебя не виню. Но поручение к тебе имею.

На Валентинов день Оби-Ван проявил стойкость и выдержку, проигнорировал тринадцать валентинок и на маскарад пришел в маске Вольдеморта. Появление Вольдеморта в середине Большого Зала с возгласом «Всех убью, один останусь!» произвело среди студентов и преподавателей большой фурор. Хаффлпафф почти в полном составе залез под столы. Весь Слизерин немедленно показал в сторону Поттера. Дамблдор сначала хотел выговорить Оби-Вану, что такие шутки неуместны даже на Хэллоуин, но потом, увидев стайку юных ведьмочек, бросившихся к Оби-Вану, как только тот снял маску, признал необходимость маскировки и помог Кеноби уйти из зала и вернуться в обличьи Люциуса Малфоя. Появлению Люциуса в костюме мушкетера обрадовались все, кроме Драко, который в тот момент назло Паркинсон танцевал со смазливой грязнокровкой с Равенкло. Увидев своего мнимого папочку, Драко лишился дара речи на несколько минут и чуть не утратил его совсем, когда его отец ласково потрепал Поттера по голове и дружески подмигнул Гермионе.

Энакин, в отличие от учителя, облачился в черное домино и перед соблазнами устоять не смог. Маскарад начался с танцев, во время которых черное домино пошло нарасхват, потом плавно перешел в стадию «Эничка бесконвойный» и закончился прекрасной дуэлью, в которой Энакин должен был стать главным призом победительнице. Оби-Ван, который никогда не вмешивался в личную жизнь ученика, заметил про себя, что Энакин все-таки недооценивает мощь Темной Стороны. Энакин понял это через пять минут, когда дуэль закончилась предсказуемым исходом, а он получил от победительницы такую выволочку, что молнии Сидиуса и занудство Йоды были бы в сравнении с ней семечками.

Было ли тому причиной развязное поведение Энакина, дуэль Гермионы, высший пилотаж захмелевшего Гарри под сводами Большого Зала или прочувствованная речь лже-Люциуса о преимуществах неволшебной крови и умственных способностях министра магии, но Министерство на следующий же день прислало в Хогвартс приказ «больше трех не собираться».

– Да больше трех, пожалуй, и не надо, – рассудительно сказал Энакин, временно поумневший после вчерашнего.

– А квиддич? – возмутился Гарри.

– Никакого квиддича, – хитро сказал Дамблдор, входя в кабинет Оби-Вана и Энакина, – теперь только драмкружок.

Аберфорт Дамблдор не без оснований считал, что его брату Альбусу Кристобалю может верить только идиот. Идиотов в Министерстве было много. В безопасность разрешения драмкружка под руководством заслуженного тренера, то есть режиссера, мадам Самогони Министерство поверило.