Текст книги "Thank God It's Christmas (СИ)"
Автор книги: партвейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Том прижал его к себе крепко, и Билл еще что-то долго бормотал, сам особо не понимая, что несет, но слова постепенно превратились во всхлипывания, и он стоял, уткнувшись в теплую мягкую толстовку Тома, а тот гладил его по волосам, ничего не говоря.
– Извини, – наконец отстранился Билл, более или менее успокоившись. – Я не должен был. Дерьмо. Где мы?
– В туалете. Он не работает, – улыбнулся Трюмпер. – Тебе легче?
– Да, спасибо, – сконфуженно ответил Билл. – Извини, ладно?
Он не стал дожидаться ответа Трюмпера и выскользнул из туалета. Было жутко неудобно за то, что он устроил только что. Билл никогда не позволял себе такого поведения, считая, что со своими трудностями каждый может и должен справляться самостоятельно. Том должен был презирать его после такой выходки. Сам он точно презирал бы. Чертов Боб! Чертов парень, похожий на Боба! Чертово Рождество! Вся его жизнь катилась под откос, все его принципы понемногу рушились, оставляя внутри пустоту.
Билл не заметил, как прошла пара. Очнулся, когда кто-то из однокурсников похлопал его по спине, выходя.
Том сидел на лавке в холле и сосредоточенно читал что-то с экрана ноутбука. Не показывать, что смущен. Не показывать. Сесть рядом и непринужденно…
– Что делаешь? – задал Билл вопрос, не успев мысленно проговорить предложение.
– Доклад задали, после Рождества надо принести. Терпеть не могу откладывать дела в долгий ящик.
– Это правильно, – кивнул Билл, чувствуя себя глупо.– Слушай, за то, что было утром…
– Забей, – прервал его Том. – Лучше помоги с докладом, ты же у нас отличник вроде. Материал-то я нашел, но вредная старуха сказала написать все своими словами. А с этим у меня проблема. Я совершенно не творческий человек.
Билл молча взял ноутбук, пробежался взглядом по тексту. Материал был написан очень просто, так что переиначить его было делом получаса.
– Здесь слишком шумно, – пробормотал он. – Поедем ко мне?
Билл сам не понял, как вопрос сорвался с губ. Вообще-то он собирался предложить пойти в кафе, где не так много народу, но что сказано – то сказано. Он выжидающе уставился на Тома, который будто что-то рассчитывал мысленно.
– Да, конечно, – наконец согласился парень, поднимаясь. – За твою доброту я накормлю тебя обедом! Ты хоть продукты закупил или в твоем холодильнике все еще шаром покати?
– Шаром покати, – смущенно ответил Каулитц. – Я это… Иногда забываю поесть.
– Я заметил, – окинул его неодобрительным взглядом Том. – Ладно, пойдем. Так и быть, поработаю еще и закупщиком еды.
На улице было пасмурно. Билл поежился и подумал о том, что, хоть снега и нет, нужно все-таки перелезть в зимнее пальто. До его дома ехали молча, и Каулитц был благодарен Тому за то, что тот не начинает душеспасительных бесед о том, что Боб – козел, а Биллу надо про него забыть.
В магазине Том сам выбирал продукты, придирчиво оглядывал упаковки, изучал срок годности. Билл даже развеселился про себя: никогда бы не подумал, что раззява Трюмпер такой дотошный.
В этот раз никакого дискомфорта от нахождения Тома в своей квартире Билл не чувствовал. Скорее наоборот, помещение словно стало чуть светлее и теплее, как только Трюмпер зашел. Он и в самом деле был ярким пятном тут, очень уместным и даже, наверное, нужным сейчас.
– Так, я готовлю обед, а ты занимаешься моим докладом, как и договаривались, – деловито проговорил Том, раскладывая продукты. – Имей в виду, мне нужен добротный доклад!
– А мне – добротный обед, – рассмеялся Билл, падая за стол и открывая ноутбук. – Так что все зависит от твоих умений кулинара!
– Тогда мне нечего бояться, – горделиво выпятил грудь Трюмпер.
– Главное, чтобы мне было нечего бояться, – пробормотал Билл. – А то сейчас как навертишь чего-нибудь эдакого…
Они закончили примерно одновременно. Когда Билл захлопнул крышку компьютера, Трюмпер как раз дожаривал последний блинчик. Каулитц смотрел на него и думал о том, насколько же все-таки приятно, когда кто-то заботится о тебе. Обычно именно он был тем, кто создавал комфортные условия. Впрочем, парень к этому давно привык и ни разу не возмутился. Теперь же, развалившись насколько это позволял кухонный стул, он с огромным удовольствием вдыхал запах блинчиков и чувствовал, насколько на самом деле проголодался.
– Блины для самого умного отличника, – сообщил Том и поставил перед ним тарелку. – Сироп бонусом! И только попробуй сказать, что невкусно, я тебе голову откручу!
– Не буду, – рассмеялся Билл, приступая к еде. Он не сказал бы такого, даже если бы блинчики были отвратительными.
После обеда Каулитц ныл, что вот-вот лопнет и обвинял Тома в том, что тот приготовил слишком вкусные блины и в том, что не остановил его. Трюмпер вяло отгавкивался. Похоже, он и сам трещал по швам.
– Давай пройдемся? – предложил Билл, когда еда чуть улеглась.
– Поехали в питомник, – предложил в ответ Том, и Билл сообразил, что именно этого ему сейчас и не хватает. Последние несколько часов были какими-то слишком напряженными, а общение с Джеком как раз это напряжение поможет снять. Он молча поднялся и побрел в комнату. Том отирался рядом. Он слишком гармонично вписывался в его квартиру, и Биллу было немного не по себе. Он старался не думать о том, что Трюмпер за такой короткий срок нашел себе уголок в его жизни, иначе система дала бы сбой.
Они сталкивались в коридоре, и Билл ругался на Тома, а тот бурчал что-то в ответ, и это было очень мило, и страшно смущало Каулитца. Он старался собираться быстрее, чтобы поскорее покинуть тесное помещение, в котором они словно притягивались, мешая друг другу.
Джек узнал его. Он радостно вертел хвостом и подпрыгивал.
– Ты можешь доесть мое пальто, но на этом и остановимся, – предупредил его Каулитц, открывая вольер и пристегивая собаку к поводку. Пес внимательно посмотрел на него и снова завертел хвостом. – Ты же ничего не понял, так? – вздохнул Билл. – Чего я жду от тебя, ты же всего лишь собака.
Словно в подтверждение слов Каулитца Джек гавкнул и лизнул его руку. Язык у него оказался мягкий, слюнявый и горячий. Билл поморщился скорее для проформы, крикнул Тому:
– Мы на улице! – и вышел.
Джек снова гонял его, прыгал, как ненормальный, вертелся волчком. Билл все пытался его догнать, но каждый раз безрезультатно.
– Он же пес! – орал ему вслед Том. – Ты догонишь его только тогда, когда он сам этого захочет!
– Я все-таки попробую! – отвечал Каулитц и снова бросался в погоню. Хитрый Джек подпускал его к себе, а потом давал стрекача, выматывая Каулитца. Спустя час парень выдохся окончательно, махнул рукой на разыгравшегося пса и присоединился к Тому.
– Джек очень энергичный, – сообщил он Трюмперу. – Мне как раз кого-то такого и не хватает.
– И что тебе мешает взять его? – прищурился Том.
– Мне… – Билл хотел сказать, что Боб не любит животных, но потом вспомнил, что он теперь совершенно один, сам себе хозяин, и впервые обрадовался этому факту. – Черт, да мне же ничего не мешает взять Джека домой!
Том выглядел очень довольным. И Билла это, надо признаться, трогало.
Они еще долго околачивались по осеннее-зимнему парку, болтая ни о чем. Том говорил, что хотел бы помогать собачьим приютам в России, потому что там с этим все ужасно, а Билл просил рассказать, насколько. Потом, когда Трюмпер начал рассказывать, отказался слушать, за что получил ощутимый тычок в плечо и сам ввязался в потасовку с Томом. Выйти из нее победителем не получилось, чертов Трюмпер одержал верх. Билл еще около получаса дулся на него за это, считая, что опечаленному недавним расставанием человеку можно было и поддаться.
Из питомника они ушли, когда окончательно стемнело. И то потому, что их вежливо попросили.
– Они, вообще-то, правы, – вздохнув, сообщил негодующему Биллу Том. – И собаки устали, и нам по домам пора. У нас завтра тяжелый день.
– Ты собираешься еще чем-то меня удивить? – выгнул бровь Каулитц. – У тебя не получится!
– Да я, честно говоря, вообще не знаю, стоит ли тебя везти туда, – задумчиво протянул Том, окидывая Билла взглядом. – Может, тебе общения с собаками хватит?
– Вот теперь тебе точно придется брать меня с собой, – нахмурился Билл. – Давай, не заставляй меня включать телку и канючить!
– О, избавь меня, – округлил глаза Трюмпер, и оба рассмеялись.
Билл снова не выспался, хотя и завалился в кровать сразу по приходу домой. Видимо, свежий воздух подействовал на него так, потому что обычно он спокойно вставал и без будильника. А может, с приходом зимы ему просто больше хотелось спать.
Когда в дверь позвонили, он дернулся, подскочил и растерянно захлопал ресницами. Больше двух минут ему понадобилось, чтобы сообразить, откуда идет звук.
Том снова подвинул его, проходя в квартиру. Это было уже привычно, как если бы он здоровался. Билл молча закрыл дверь и поплелся в ванную. Глаза слипались. Спать хотелось неимоверно. Пару раз он чуть не уснул под душем, уперевшись лбом в кафель.
– Проснулся? – бодро спросил Том с кухни.
– Не совсем, – ответил Билл, проходя к нему и усаживаясь за стол. – Откровенно говоря, все еще сплю, – он уложил подбородок на скрещенные руки и принялся наблюдать за Трюмпером.
– Тогда я сделаю тебе супер-крепкий кофе.
– Я не пью супер-крепкий кофе, – зевнул Билл. – Это плохо для здоровья. Берегу моторчик, планирую дожить до ста лет и умереть убеленным сединами.
– Тогда я сварю тебе самый обыкновенный кофе, и ты снова уснешь спустя пару часов, а мне этого совсем не надо.
– Не нуди, пожалуйста, – снова широко зевнул Каулитц. – Дай мне проснуться. Буквально десять минут.
Десять минут растянулись в добрые полчаса, во время которых Билл капризничал и вредничал. Он не узнавал сам себя. Такое поведение не было ему свойственно, но с Томом это было так естественно, что все получалось само собой.
– Слишком крепкий, – скривился Каулитц, отодвигая кружку со свежесваренным кофе. Трюмпер молча долил ему молока и придвинул чашку обратно. – А сахару? – выгнул бровь Билл. Том встал, достал из шкафа банку с сахаром – когда только успел изучить, где что находится на кухне? – и снова уселся напротив.
Спустя час они, наконец, вышли из квартиры Билла в холодное недозимнее утро.
– Куда мы идем? – допытывался Каулитц.
– Узнаешь, – отвечал Том, распаляя интерес еще больше.
Они ехали добрых двадцать минут, а потом еще десять шли, и все это время Билл брюзжал, как старая бабка. Он не узнавал сам себя и не мог перестать. До сих пор такое ему просто не позволяли.
– Детский дом? – пораженно остановился Каулитц около пункта назначения. – Ты приволок меня в детский дом. Черт возьми, Том, я понятия не имею, как обращаться с детьми, а ты притащил меня сюда. Зачем?
– Чтобы ты не думал, что тебе хуже всех живется, – улыбнулся парень, открывая перед ним дверь.
Все оказалось совсем не так, как напредставлял себе Билл. Парень думал, что увидит оборванцев, которые едва могут связать пару слов, а на деле это оказались самые обычные дети, чистенькие, ухоженные. Когда он поделился своим удивлением с Трюмпером, тот только обсмеял его и объяснил:
– Не знаю, каких годов у тебя информация, но сейчас в приютах иной раз живут лучше, чем дома. Сюда, кстати, некоторые ребята сами приходят, потому что с родителями им… некомфортно, во, – подобрал он слово.
– Ну с ума сойти, блин, – прокомментировал Билл, заинтересованно глядя, как дети играют в слона. – А мы можем не скакать с ними, как придурки?
– Ну лично я люблю поскакать, – признался Том. – А ты вот можешь с Джонни пообщаться, он не любитель подвижных игр.
Джонни оказался надутым мальчиком лет восьми. Он недовольно посмотрел на Билла, чем не поспособствовал его расположению, и спросил:
– Рисуешь?
– Чего? – не понял Каулитц.
– Рисуешь, говорю? – чуть повысил голос пацан.
– Ну, не так, чтобы профессионально, но вполне сносно, – улыбнулся Билл, раскорячиваясь, чтобы удобно сесть за маленький стол. – Черт, чего ж вы такие мелкие-то.
– Нечего ножищи было отращивать, – заметил мальчик.
– Справедливо, – оценил укор Билл, наконец устроившись. – Что мы будем рисовать?
– Ну, я не знаю, что будешь рисовать ты, а я попробую тебя изобразить.
– А я, пожалуй, пейзаж. Портретистом мне не быть, – посетовал Каулитц.
– Чего? Кем не быть?
– Не заморачивайся, – снисходительно сказал Каулитц, чем заставил Джонни заткнуться на добрых десять минут. – Эй, ты чего это меня таким уродливым рисуешь? – забеспокоился он, взглянув на рисунок ребенка. – Это я такой отвратный?
– Ну да, – мстительно ответил Джонни, невозмутимо продолжая мулевать. – Том вот классный, только рисовать не любит.
– Том, значит, классный, а я какой-то урод? – возмущенно вытаращился на пацана Каулитц.
– Том классный, да. Он часто приходит. С ним приходит праздник.
– Хэллоуин? – задето спросил Билл.
– Просто праздник. Его все любят, – ответил Джонни и снова вернулся к рисунку. Билл же обернулся на играющих. Те представляли из себя настоящую кучу-малу, и Том был в самой середине. Он счастливо ржал и болтал ногами, пытаясь скинуть с себя облепившую детвору. Детвора скидываться не желала, пищала что-то на своем детском наречии и, казалось, облепляла Трюмпера плотнее. Как и везде, он смотрелся здесь очень органично. Билл даже приревновал немного, чем сам себя удивил. Пейзаж свой он дорисовывал молча, изредка, однако, поглядывая на работу пацаненка. Сказать, что из него тоже не выйдет портретист значило не сказать ничего. Билл в его исполнении был больше похож на долговязый огурец в черном парике. Впрочем, когда пацан подарил ему рисунок, он принял его и постарался даже не скривиться. В ответ он принес в дар свой пейзаж и страшно удивился тому, как трепетно пацан принял его.
– Эй, ты можешь его сложить.
– Помнется, – ответил пацан. – Мне редко что-то дарят. Том вот на прошлой неделе собаку плюшевую подарил, да ты рисунок. Круто же! Мне все обзавидуются, им только Том подарки дарит.
От такой откровенности перехватило дыхание. Захотелось обнять пацана, что Билл и сделал. Джонни немного стушевался, напрягся, но через мгновение обнял его в ответ, приводя Каулитца в еще большее замешательство. Таких ощущений он еще не испытывал. В нем сосредоточились и жалость, и нежность, и что-то доселе неведанное, чего он сам для себя объяснить не мог.
Возвращались в молчании, и Билл вновь был благодарен Тому за отсутствие глупых, совсем ненужных вопросов. Уходить из детского дома не хотелось. Странно, ведь Каулитц всегда считал себя равнодушным к детям, а сегодняшний день показал, что это не так совсем, что в его сердце очень много места для них, гораздо больше, чем он думал. Портрет, нарисованный Джонни он нес осторожно, как величайшую драгоценность. Он и был ею, ибо в какой-то мере через него Билл понял одну из своих сторон. Да, Том был прав, помогать кому-то было величайшей ценностью, которую многие сознательно игнорировали.
– Это не моя остановка, – вынырнул Билл из своих мыслей, когда Том остановился.
– Ага, – не стал перечить Трюмпер. – У нас сегодня еще дела.
– Ты хочешь удивить меня еще сильнее? Чего еще я о себе не знаю?
– Я просто хочу кое-что проверить, – спокойно ответил Том и указал на автобус: – Наш подошел, заходи.
Они снова приехали в нищий район и опять поперлись кормить бедняков. В этот раз, правда, Билл был слишком занят своими мыслями, чтобы замечать неприятный запах. Он улыбался на автомате, протягивал тарелки и брал новые. Время пролетело незаметно, и Каулитц ужасно удивился, когда оказалось, что они накормили всех желающих. Ему не было противно, он не считал произошедшее бессмысленно потраченным временем. Все было так, как должно было быть. Очень правильно.
– Ты дрожишь, – тихо сообщил Том, когда они закончили. – Замерз?
Билл молча кивнул, все еще погруженный в свои мысли.
– Моя квартира ближе, может, зайдешь на кружку какао? Я умею делать потрясающее какао, – предложил Трюмпер.
– Поехали, – махнул рукой Билл.
– Только если ты не боишься крыс. У меня живет одна. Здоровенная!
– Врешь, – выпалил Каулитц. – Но даже если не врешь, я не боюсь крыс. По-моему, они милые и очень умные.
– Ну смотри. Моя крыса не какая-нибудь дурацкая лабораторная крыска, у меня огромная помойная зверюга! И еще две черепахи.
– Наверняка ведь врешь, – заулыбался Билл. – В крысу я еще поверю, а вот черепахи… Сомневаюсь.
– Чего это? – надулся Трюмпер. – Ты думаешь, я не в состоянии прокормить крысу и черепах?
Билл неопределенно повел плечом и ничего не ответил.
Дома у Трюмпера оказалось уютно. Дома у Трюмпера везде были разбросаны вещи, но квартира не выглядела захламленной. Дома у Трюмпера пахло Трюмпером, и Билл даже глаза прикрыл, столько самого Тома было во всех этих вещах. Он как-то не ожидал. Как и того, что внутри все завяжется узлом, как от предвкушения чего-то прекрасного и совсем скорого. Так было только перед праздниками, так было дома, с мамой, так было на Рождество под боком у Боба, и вот сейчас. Том Трюмпер за каких-то несколько дней перевернул его жизнь с ног на голову.
«Я могу посадить и вырастить там сад», – вспомнил Каулитц слова Тома. Тогда он назвал фразу пафосной, а теперь вот выходило, что так оно и есть. От этого было и радостно, и немного горько. Все его убеждения были ничем. Он, наверное, и сам был ничем.
Билл настолько углубился в свои размышления, что чуть не заорал, когда Том появился перед ним с огромной серой хреновиной в руках.
– Ты чего стоишь в дверях, как неродной? – как ни в чем не бывало спросил парень. – Шарф хоть сними, жарко же.
У Трюмпера и в самом деле было теплее, чем у него, словно батареи работали на полную. Билл послушно стянул с себя шарф, кеды, скинул пальто. Серая хреновина в руках Тома шевельнулась, и Каулитц от неожиданности отшатнулся и пискнул.
– Я так и думал, что ты боишься крыс, – с притворной горечью сказал Том. – Пойдем, Штуковина, нас здесь не любят.
– Ты назвал крысу Штуковина? – поднял на него взгляд Билл. – Я не боюсь ее, я думал, это игрушка. Почему она такая огромная? Дай подержать! – он протянул руки в требовательном жесте и зарделся, когда Трюмпер улыбнулся на этот жест. Крыса оказалась теплой и вертлявой. И на самом деле жирной. – А она не откусит мне пальцы?
– Ну вот еще! – возмутился Том. – Штуковина питается исключительно крысиными вкусняшками. Правда, сейчас она на диете, так что может и тяпнуть.
Штуковина пискнула и недовольно посмотрела на хозяина. Ей определенно не понравились его слова. В следующий момент он лизнула палец Билла и снова пискнула.
– Вот видишь, она моет тебя перед едой, – усмехнулся Трюмпер.
– На мне крысиные слюни. Отвратительно, – скорчил недовольную гримасу Билл. – Я превращаюсь в одного из тех чокнутых, которые приходят в восторг от облизываний.
Том громко рассмеялся и пошел в комнату. Билл счел это приглашением и проследовал за ним, с интересом разглядывая квартиру. Ничего особенного, но… Но действительно очень много Тома. Груда вещей на кресле. Недопитый кофе на журнальном столике. Заляпанный ноутбук.
– Ты такой неряха, – сообщил Билл. Штуковина снова лизнула его. – Твоя крыса согласна со мной!
– Я хотел тебе черепах показать, – не отреагировал на подкол Трюмпер. – Штуковину только положи, а то вдруг опять от неожиданности какие-нибудь движения совершать станешь. Не, ей не страшно, она такая жирная, что просто упрыгает в другой конец комнаты, как каучуковый шарик, но я пугаюсь каждый раз.
– А где она живет?
– А где хочет, там и живет, – махнул рукой Трюмпер. – Положи ее на диван, она сама решит, куда ей надо.
– А черепахи тоже живут, где хотят? – заинтересовался Билл, последовав совету Тома.
– Не, у них вполне комфортный аквариум, им пока хватает. Вот когда вырастут в огромных черепашек-ниндзя, тогда и подумаю, что с ними делать.
– Ты с заворотами, – сообщил Каулитц.
Аквариум стоял около окна. Билл наклонился, стараясь разглядеть обитателей скромного жилища, но никого не увидел.
– Ты мне наврал, – обличительно сообщил он, все еще, однако, пытаясь высмотреть черепах. – Никого здесь нет.
– Все есть! – возмутился Том, наклоняясь рядом. Билл повернулся, желая ляпнуть какую-то гадость, и замер. Трюмпер был слишком близко, и теперь им пахло еще сильнее, запах забивался в нос, внутри все перекручивало. Каулитц прикрыл глаза, чтобы хоть немного абстрагироваться от происходящего, но Том, видимо, решил иначе.
Губы у него были не такие, как у Боба, более мягкие и горячие, а сам поцелуй вышел нежным и очень осторожным, словно просящим, и продлился совсем немного, хотя для Билла пролетела целая вечность. Он утонул, захлебнулся в нем, и не было никакой возможности выплыть.
Он сам отпрянул, пробормотал что-то о неотложных делах и позорно бежал. Том даже не попытался его остановить. Он и сам, кажется, был растерян не меньше.
Билл метался из угла в угол, как загнанный зверь, а мысли в голове все крутились, сбиваясь в плотный комок, мешая думать.
Его трясло, и он не мог понять, то ли так промерз по дороге домой, то ли в его квартире было недостаточно тепло. Ему было ужасно холодно. Парень надел теплую кофту, уселся в кресло и накрылся пледом.
Билл больше не хотел видеть Тома и одновременно жаждал повторения поцелуя. Да, Трюмпер добился своего, меньше всего Каулитц сейчас думал о Бобе. Вот только цена была не слишком приемлемой. Он оказался одним из тех, кого осуждал всю жизнь. Одним из тех, кто влюбляется в первого попавшегося. Одним из тех, кто, не перестрадав еще предыдущие отношения, окунается в другие.
Он любил Боба, действительно любил, в этом и сомневаться не стоило. Он жил им, просыпался ради него, вставал с кровати ради него, учился ради него. Он бы умер за него!
Том появился в его жизни слишком внезапно и слишком вовремя. В нем всего было «слишком», в этом чертовом Трюмпере. В нем было все то, чего он старался избегать, Том был затычкой в каждой бочке, Билла же это бесило, у него была целая куча поклонников и поклонниц, Билл своих посылал сразу, он постоянно прогуливал занятия, в то время как Билл был примерным студентом.
Да, в конце концов, Том совершенно не умел любить! В отличие от Боба, который постоянно делал небольшие подарки, целовал его с утра…
Билл тихонько застонал, прикрывая глаза. Мыслей было слишком много и одновременно ни одной связной. Они метались в голове, расталкивая друг друга, мешая сосредоточиться.
Предал свои принципы. Предал свои убеждения. Предал себя. Предал чертового Боба. Все предал! Все, во что верил и чем жил. Он не понимал, в какой момент посмотрел на Тома не так, как нужно. Когда тот притащил его в приют для животных? Когда тот дал ему подержать свою крысу? Когда приперсяк нему, бесцеремонно отодвинув? Когда в первый раз увидел? Когда все пошло наперекосяк?!
В душе нарастало отвращение к себе самому. К тому, что хотелось снова почувствовать губы Тома на своих. К тому, что нестерпимым было желание снова оказаться у Трюмпера – там гораздо теплее. К тому, что, черт возьми, хотелось большего, чем просто какой-то поцелуй. Мысли о Томе сводили с ума своей противоречивостью. Позвонить и сказать, чтобы больше никогда не появлялся. Одеться и вернуться к нему. Сказать, чтобы не подходил больше. Обнять и целоваться долго, упоенно. Сообщить, что переезжает куда подальше. Предложить съехаться.
От последней мысли Билл рассмеялся вслух. Хохот был истеричным, на грани слез.
Каулитц никогда не курил дома, но сейчас было слишком лень тащиться на балкон, в холодный полузимний вечер, и он подтащил сумку к себе, не вставая с кресла, и вытащил пачку сигарет. Закурил, чувствуя, как першит в горле: не так уж часто он позволял себе подымить.
Плохо. Все слишком плохо. Он подставил себя. Предал. Сам.
– Я влюбился в Трюмпера, – сказал он сам себе и нервно рассмеялся. – Я влюбился в Трюмпера, черт возьми.
От повисшего в помещении сигаретного дыма слезились глаза. Билл устало потер виски.
Незаметно наступила ночь, и Каулитц задремал прямо в кресле, одетый, в неудобной позе. Во сне ему непременно нужно было догнать кого-то. И каждый раз, когда он почти настигал незнакомца, тот снова оказывался далеко. И парень снова бежал за незнакомцем, орал ему что-то вслед, умолял остановиться, но тот становился только дальше.
Звонок в дверь показался настоящим спасением. Билл, наконец, вынырнул из вязкого, удушающего сна, поморщился от того, что конечности затекли от неудобной позы и поплелся открывать дверь. Он даже не удивился, увидев Тома на пороге, и не стал возмущаться, когда тот подвинул его, проходя в квартиру. Он только постарался не смотреть на Трюмпера, потому что если бы только взглянул, Том сразу бы все понял. Глупо врать себе самому: Билл влюбился и теперь ненавидел себя за это.
– У тебя полчаса на сборы! – крикнул Том из кухни. Каулитц кивнул, забыв, что Том его не видит, и побрел в ванную, приводить себя в порядок.
Теплая вода чуть привела его в чувство, а отражение в зеркале почти порадовало. Билл провел ладонью по запотевающей поверхности и сообщил сам себе:
– Все будет хорошо. Это просто надо пережить.
Почему-то ему казалось, что пережить Трюмпера будет непросто. Тот был совсем не таким, как все остальные. Тот был… Уютным, а еще он очень хорошо смотрелся в квартире Билла.
– Ты не утонул? – проорал Трюмпер, заставляя Билла вздрогнуть.
– Нет, – крикнул он в ответ, поспешно натягивая трусы. – Я почти готов, мне осталось только одеться, – сообщил он Тому, выходя из ванной. Тот заинтересованно скользнул по нему взглядом, задержался на татуировке и отвернулся.
– У тебя еще десять минут.
На улице было по-зимнему холодно, но чертов снег все никак не торопился укутать землю. Билл зябко поежился, в очередной раз проклиная себя за то, что все еще не купил зимнее пальто.
Они долго гуляли молча, просто шли рядом, каждый думал о своем. Джек так и эдак предлагал Биллу побегать, но тот не реагировал. Идти рядом с Томом было и хорошо, и немного тревожно одновременно. Слишком многого хотелось, а можно было только лишь идти рядом.
Том первым нарушил тишину.
– Билл, про вчерашнее… Извини. Ты офигенный, правда, но я не думаю, что подобное должно повториться. То есть… Черт, я с удовольствием попробовал бы, но ты же, если что, будешь снова, как с Бобом…
– Чего? – вытаращился на него Билл. Он не мог поверить в то, что услышал. Том упрекал его в том, что он слишком быстро забыл Бобби? Каулитц делал это и без него. Раздражение, которое копилось в нем весь вечер и утро, стремилось выплеснуться наружу. Отвращение к себе и к Трюмперу снова затопило его, и он ответил: – Ты правда думаешь, что я смог бы с тобой встречаться? С человеком, который в принципе незнаком с таким чувством, как любовь? – он окинул Тома презрительным взглядом и быстро зашагал вперед. Судя по тому, что Трюмпер не стал его догонять, у него получилось задеть его. Ну, или Тому на самом деле было наплевать.
– Открой глаза, Билл! – крикнул Том ему вдогонку. – Ты умеешь любить еще меньше, чем я! Ты не любил Боба, ты любил свое чувство к нему! На деле ты только себя и любишь, Билл! Я именно это хотел тебе показать! Придурок!
Билл фыркнул и пошел отводить Джека. И без того ужасное настроение стало еще хуже. Так он и думал – не надо было связываться с Томом. Такие фрики, как он вечно все портят.
Дома было накурено. Билл не заметил этого утром, зато сейчас запах ударил в нос, заставляя поморщиться. На столе стояли недоеденные тосты. Билл рассеянно взял один и откусил.
Том сказал, что он не любит никого, кроме себя. Это не было правдой даже на четверть. Том просто так и не понял его.
Билл, не раздеваясь, завалился на кровать. Сил размышлять не было. Он слишком устал за последние дни. Слишком многое поменялось.
Он уснул, и все то время, что спал, в голове крутились слова Тома о том, что он любит только себя. Только себя. Свое чувство к Бобу. Себя и чувство. Он проснулся еще более уставшим и разбитым, долго медитировал над чашкой с кофе, смотрел в окно, на автомате подмечая, что снег так и не выпал. Любит только себя.
В сущности, Том, наверное, не так уж и не прав.
– Не так уж и не прав, – повторил Каулитц вслух, отпивая остывший кофе. – Что за дерьмо я себе сварил? – пробурчал он, отставляя чашку. – Не так уж и не прав.
Билл задумался. Все указывало на то, что Том не просто «не так уж и не прав», а вполне себе целиком прав. От очередного осознания своего ничтожества у Билла перехватило дыхание. Он привык чувствовать себя человеком, полностью растворившимся в своем чувстве, но, как оказалось, чувства-то и не было.
– Я ненавижу тебя, Трюмпер, – прорычал Билл, прислонившись лбом к стеклу. – Терпеть тебя не могу!
Каулитц теперь не знал – какой он. Если еще вчера он был уверен в том, что он мерзкий предатель из-за того, что перестал думать о Бобе и влюбился в Тома, то теперь он и в последнем не был уверен. Может, он и в самом деле просто хочет найти себе замену Бобби для того, чтобы снова – как там сказал Трюмпер? – «любить свою любовь»?
Усталость вновь навалилась на него, и Билл завалился на диван, бездумно щелкая пультом. Ничего, что могло бы отвлечь. Любил свою любовь. Каулитц остановил свой выбор на каком-то ток-шоу, где спорили наиболее активно, перевернулся на спину и вперил взгляд в потолок.
«Ты же своей чертовой любовью кого угодно раздавишь!»
Биллу было удобно, хорошо так. Окружать заботой, не замечая проблем. Потому что самому было уютно. Потому что проблем не было у него. Боб не раз говорил ему о том, что хотел бы проводить больше времени вне дома, с друзьями. Билл не понимал, зачем, если им и так хорошо.
Воспоминания о том, где он был неправ и как выражался его эгоизм затопили. Билл застонал, закрывая лицо руками, словно это помогло бы. Теперь было невыносимо стыдно за свое поведение. Он действительно давил Бобби, и тот шел ему навстречу, пока… Пока любил его. Всему приходит конец.
– Паршиво, – вслух прокомментировал Билл и подумал, что сходит с ума: трепется сам с собой в пустой квартире.
Если бы не Том, он продолжал бы жить в своем спокойном мирке, где он был героем, а все вокруг – обыкновенными эгоистами. С одной стороны Каулитц был признателен парню за то, что тот открыл ему глаза, с другой… Ему не хотелось понимать это. Если бы можно было вернуть время назад, он бы… Он бы что?
Билл задумался, все так же сосредоточенно глядя в потолок. Отказался бы узнать о себе такое? Послал бы Тома? Продолжал бы страдать в одиночестве? Сошел бы с ума от горя?
Каулитц усмехнулся, закрывая глаза. В любом случае, с Томом было лучше, чем без него. И его страшно не хватало сейчас.
Утром он вздрогнул, когда зазвонил телефон. Он слишком долго молчал, и Билл взял его настороженно, словно опасаясь, что тот укусит. Больше всего он боялся того, что это Том звонит. Этого же и желал.
