Текст книги "Каникулы главы ДК (СИ)"

Автор книги: Oxiko Namikaze

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Гокудера, завидев нервную реакцию Босса на появление хранителя солнца, гневно шикнул на последнего и приложил палец к губам, намекая, что следует вести себя тише. Боксёр жестам друга никак не внял и продолжил вопить что-то про упавший метеорит и расположение планет в космосе. Сжалившись над нервными клетками одноклассника, Такеши решил пролить свет на ситуацию с Кёей.

– Мне показалось странным, что его не было на посту у ворот школы, и я подумал, что он простудился. Поэтому, встретив вышедшего из учительской Тетсую-сана, решил поинтересоваться самочувствием Хибари и его возвращением. Оказывается, вчера у главы ДК была стычка с директором и тот, видимо, как-то вывел Хибари из себя, поскольку тот заявился в комитет злым и сломал стол. А потом швырнул на пол повязку ДК и ушёл. Вот.

Слова Ямамото обескуражили всех в классе. Чтобы из-за какой-то словесной перепалки глава ДК решил покинуть свой пост и уйти из школы? Бред какой-то!

– Я слышал, он сильно покалечил сына мера нашего района. Может поэтому они ругались с Минакото-сенсеем? – Вновь подал голос Сасагава, задумчиво ткнув себя пальцем в область лба.

– Тогда у директора вполне могло кончиться терпение и он мог снять Хибари с поста. В этом случае, можно не ждать его возвращения: его гордость не позволит ему вернуться, – Гокудера сложил руки на груди и с видом знатока покивал самому себе.

Класс опутала тишина, и никто не решался сказать ни слова – все напряжённо переваривали информацию. Уверенности в реальности произошедшего не было: вдруг ребята что-то не так поняли, но отсутствие Хибари возле ворот и на школьных коридорах указывало на возможность произошедшего. «Добил» всех голос директора Минакото, решившего воспользоваться громкоговорителем. Откашлявшись и пробормотав какую-то несуразицу, мужчина наконец выдал то, ради чего, собственно, и взял в руки микрофон:

«Уважаемые учащиеся, хочу сообщить всем вам одну новость: на днях Хибари Кёя подал в отставку и с сегодняшнего дня официально перестаёт исполнять роль главы дисциплинарного комитета. Новым президентом ДК назначен его заместитель, Кусакабе Тестуя. На этом всё. Желаю успешного учебного дня».

***

Хиберд смерил предоставленную Аркобалено клетку оскорблённым взглядом и с мольбой посмотрел на своего явно находившегося в замешательстве хозяина. Хибари вся эта ситуация с пернатым любимцем была не по душе, но и спорить он не мог: зря, что ли, три с лишком часа упаковывал вещи? На него никто особо не давил, но выбора ему не оставляли. И это раздражало.

Когда его такси остановилось возле аэропорта «Нарита», глаза Кёи почти сразу нашли среди толпы Реборна: чёрная шляпа с огненно-рыжей лентой была великолепным ориентиром. Аркобалено услужливо протянул водителю чек и, подмигнув Хибари, в одно движение освободил чемодан из плена багажника. Мафиози и юный хранитель не спеша прошли к столу регистрации и сверили билет с местом, после чего Реборн потянул Хибари к туалетам. Найдя более-менее безлюдное место, Аркобалено вытащил из принесённого им кейса какую-то решётчатую конструкцию и, бурча что-то про непредусмотрительных подростков, принялся эту штуку собирать. Этим чем-то оказалась птичья клетка. Самая обычная, но довольно просторная. С двумя кормушками по бокам, пиалкой, жердочками и качелями. Глаза Кёи изумлённо распахнулись, а мирно сидящий на голове хозяина кенар возмущённо пискнул. Птица явно понимала, для чего вдруг выудили эту штуковину, и совершенно не желала оказаться в неволе.

– Ты ведь понимаешь, что по-другому не получится? Это ради безопасности самого Хиберда. – Реборн заметил потускневший взгляд юноши и дружески похлопал того по плечу: – они едва согласились на такой вариант, животным и птицам в боинге не место, но ради тебя копания готова сделать исключение. Но клетка – условие обязательное. Будь Тсунаёши уже действующим Боссом, я бы смог выбить для тебя самолёт Вонголы; но пока он только готовится принять власть, ни ему, ни его хранителям подобные привилегии не доступны.

Помявшись около пяти-десяти минут, Кёя глубоко выдохнул и, посадив птицу на палец, поднёс к распахнутой дверце клетки. Кенар, поняв, что в противную штуку залезть ему всё же придётся, прыгнул на жердочку и нахохлился. Хибари отрешённо закрыл дверцу. Он никогда не отрицал, что домашние птицы живут в клетках и это полностью нормальный способ держать пернатого питомца, просто в отношении именно Хиберда всё это понимание рушилось и куда-то испарялось. Эта птица была явно далека от обычных попугав и канареек. Хорошо хоть, с Роллом проблем не было – юноша осторожно пощупал коробочку в кармане широких шорт, убеждаясь, что та на месте.

Время до посадки пассажиров прошло мгновенно, и Кёя даже не успел возмутиться толпе «трaвоядных», снующих возле пункта досмотра, как оказался в мягком сидении аккурат возле правого иллюминатора. Клетка с Хибердом покоилась на его коленях, а сам юноша облокотился на неё руками и положил голову на предплечья. В мозгу мелькнула мысль, что перевозить птицу самолётом очень плохая идея: трое детей, сидящих с родителями в соседнем ряду, беспрестанно тыкали пальцами в сторону «птитьки» и восхищённо что-то лепетали.

Бортпроводница объявила начало взлёта и попросила пристегнуть ремни безопасности. Самолёт начал разгон.

***

– Что, ты отправил Хибари-сана во Францию за счёт Вонголы?! Реборн, мы разоримся, если там кто-нибудь разозлит его! – Тсунаёши заломил руки и с ужасом посмотрел на учителя. Аркобалено в ответ смерил его презрительным взглядом. Савада решил поделиться с мужчиной своими опасениями на счёт Кёи по возвращению из школы, когда репетитор самодовольно усмехнулся и сообщил «великолепную» новость. Сначала Дечимо решил, что это такая шутка, но увидев копию билета на самолёт, пришёл в ужас.

– Если ты считаешь, что Семья не может позволить себе обеспечить отдых одному очень уставшему хранителю, то ты ещё никчёмнее, чем я думал.

– Это не просто хранитель! Это Хибари-сан! Хибари-сан! Сейчас он наверняка ещё и злится из-за ситуации в школе – не верю, что он сам ушёл с поста – а злой Хибари-сан это опасность вдвойне!

– Тсуна, ты истеричка. Всё будет хорошо.

***

Когда самолёт сел в аэропорту «Руасси-Шарль-де-Голль» наручные часы Хибари показывали без часу полночь. Тем не менее, местный часовой пояс разнился с его родным на восемь часов и в Париже только наступал вечер. Несмотря на предупреждение Аркобалено и советы бортпроводников поспать в пути хоть пару часов (что Кёя всё же выполнил) чувство было более чем непривычное. Словно время внезапно пошло назад, а его организм к таким чудесам не подготовили.

С трапа юноша сошёл несколько злой и уставший. Уснуть удалось только к концу полёта: вид на облака и просвечивающуюся из-под них землю завораживал, не давая отлипнуть от иллюминатора. Но больше всего Кёю поразил вид сходящего на один из островов Японии ливня и последующая за ним радуга. Было очень красиво. Пройдя быстрый контроль и заполучив свой чемодан обратно, Хибари огляделся.

Как и сказал Реборн, его встретили. Высокий мужчина со светлыми волосами и атлетическим телосложением был одет в классический костюм, поверх которого была накинута куртка с надписью “CEDEF” большими белыми буквами на рукаве правой руки. Он держал деревянную дощечку с именем юного хранителя, написанного катаканой. Кёя миновал заградительный турникет и, стараясь держаться непринуждённо, остановился рядом с мужчиной. Несмотря на напускную невозмутимость, внутри разливалось волнение: языковой барьер вполне имел место быть.

К облегчению Хибари агент приветливо улыбнулся и протянул руку:

– Месье Хибари Кёя? Вы и вправду похожи на создателя нашей организации. Меня зовут Оливьеро, если Вам будет удобнее, можно просто Оливер.

– Спасибо, – Кёя пожал протянутую руку, усилием воли заставив себя не склонить голову в знак приветствия.

Европейские традиции заметно разнились с японскими устоями, что заставляло Хибари по нескольку раз анализировать свои слова и действия. К его радости, агент CEDEF вполне сносно владел японским и для не любящего английский Кёи это было великим открытием. Язык, что относительно недавно навязали обществу как уникальный мировой, Хибари понимал и владел им на довольно высоком уровне; однако сотни чуждых для японца звуков и не самое приятное их звучание вызывали мигрень, отбивая любое желание пообщаться. Поэтому он всегда радовался, если иностранец знал японский. Взять того же Дино-Коня.

Молчание затянулось минут на десять и уставший от недомолвок и неизвестности будущего Кёя задумчиво покосился на своего сопровождающего. Почувствовав на себе взгляд, Оливер щёлкнул пальцами и указал на припаркованный автомобиль, пробираться из аэропорта к которому пришлось долго и упорно.

– Вас, наверное, не предупредили, но мы долго думали и решили отвезти Вас на окраину Парижа в дом месье Алауди.

На удивлённый взгляд юноши агент CEDEF пожал плечами и улыбнулся, принявшись отдалённо описывать место, в котором молодому хранителю предстояло провести свои «каникулы», как назвал этот отпуск Реборн. Слушая сбивчивую речь мужчины, Хибари примерно понимал, к чему тот пытался его подвести: от построенного в семнадцатом веке здания не осталось ничего, за исключением планировки и размера комнат. Если вспомнить всемирную историю, выходили вполне комфортные апартаменты. Кроме того, Оливьеро заверил, что здание, несмотря на видимую потерю своей исторической ценности находится под охраной СEDEF как дань памяти основателю организации. Вечно что-то достраивали, бурили и отстраивали заново уже потомки Первого хранителя, которые попытались-таки пойти по стопам прародителя и занять место в кругу Вонголы. Увы, ни один из них так и не смог продержаться на своём месте больше пяти лет. Кёя многозначительно хмыкнул.

– Либо у меня плохо с восприятием информации, либо понятие «на днях сделали уборку» тут имеет разбежку в год. – Юноша поджал губы и брезгливо поморщился на огроменный слой пыли, коим внутри был окутан весь особняк. Дышать было невозможно, слизистая глаз и носоглотки раздражалась при малейшем движении, а руки как никогда чесались взять тонфа и забить до смерти тех, кто довёл вполне уютное снаружи здание до такого ужаса внутри.

Пройдясь к ближайшему окну и с силой отворив его нараспашку, Кёя зачихался от взмывшего в воздух облака пыли и оскалился. Нет, он точно убьёт этих шустрых уборщиков! Взгляд серых глаз метнулся к растущему у забора раскидистому дубу, который, судя по ширине ствола, легко мог знать Алауди мальчишкой. Ярко-жёлтое пятно на одной из веток прыгало туда-сюда по шершавой коре и весело щебетало, радуясь свободе. Кёя улыбнулся на своего кенара, про себя отмечая, что влетать в новое жилище умная птица не спешила. Оно и к лучшему: потерять Хиберда из-за того, что тот вдохнёт в свои маленькие лёгкие это необъятное количество пыли было бы большим кошмаром для юноши.

В очередной раз помянув тех, кто «присматривал» за домом последнее время нехорошими словами, Хибари вышел на крыльцо и, вынув из кармана шорт коробочку, вставил засветившееся пламенем облака кольцо. Ролл выскочил как ошпаренный и с серьёзным видом заозирался по сторонам в поиске возможно врага: всё же главный долг любой коробочки это защита хозяина. Убедившись, что неприятелей нет, а Хибари загнал в коробочку в разы превышающую норму энергию только из-за своей злости на каких-то неведомых Роллу людишек, ёжик забавно фыркнул и засеменил лапками к дубу, с которого, завидев друга, слетел на травку Хибёрд.

Кёя надел на лицо каким-то чудом оказавшуюся в его чемодане медицинскую повязку (Реборн тайком сунул что ли?) и вооружился шваброй и несчётным количеством тряпок. Бутылочки с моющимися средствами оказались в шкафчике под кухонной мойкой вместе с резиновыми перчатками. Хибари долго раздумывал, прибегать ли к помощи последних, после чего решил, что защита рук лишней не будет – получить ожог от хлорки или ещё какой гадости, загнанной в эти склянки желания не было. Кольцо Вонголы было разумно снято с пальца и положено в нёдра прикрытого чемодана – самого чистого на тот момент места в здании.

Полностью погрузившись в мир ужаса любого уборщика Кёя совершенно не заметил, как артефакт слабо засветился сиреневым.

!!!* Уважаемые читатели, очень прошу ответить на 1 важный вопрос: хотите ли вы увидеть отдельную главу про празднование 17-летия Кёи или мне вскользь упомянуть о его Дне рождении в 4-ой главе?

_______________________

¹В манге, при знакомстве с Кёей, его представляют как Хибари Кёя, Ака Хибари. И хотя я читала английскую версию и знаю, что а.к.а. – сокращение от «as known as», мне показалась забавной эта шутка переводчиков и я оставила моему Кёе это в качестве клички. В конце концов, «Кровавый Хибари» ему подходит, учитывая его желание поубивать всех и вся за нарушение дисциплины ;)

²Часовые пояса в Японии и Франции отличаются на 8 часов. Когда Хибари в полдень улетал в Париж (лететь 12 ч.) во Франции было только 4:00 утра, следовательно, по прилёту стало 16:00 (в Токио – 23:00 соответственно).

Комментарий к 2.

(_ _)

========== 3. ==========

Комментарий к 3.

Простите за задержку…

Да, на всякий случай, глава с днюхой Кё – следующая. Я спрашивала Вашего мнения, чтобы знать, как мне строить фанф дальше) Оставляйте, пожалуйста, отзывы!)

В принципе Саваду нельзя было назвать трусом, но в пределах средней Намимори чаще всего ему давали именно такую характеристику. Он очень боялся сделать что-нибудь не так или выделиться из толпы при Хибари, а после отставки последнего и вовсе впал в состояние вечного ужаса.

Если раньше присутствие главы ДК в стенах средней Намимори автоматически исключало любое (ну, почти) нарушение правил и дисциплины, то теперь живущие под семилетним гнётом Кёи и, наконец, освободившиеся от него учащиеся начинали «приходить в себя». Шёл только второй день после ухода главы ДК в академический отпуск, школьники ещё не до конца осознали всю ту свободу, что они обрели, поэтому вопиющих нарушений пока ещё не было. Рефлекс «дисциплину нарушишь – под рёбра тонфой получишь» довольно прочно закрепился в головах младше-и старшеклассников, и дальше подножек, обзываний, дёрганий за волосы и робких попыток прогуливать уроки дело не зашло. Но всё было впереди! – Интуиция Вонголы никогда не ошибалась, и Тсунаёши с немым ужасом в глазах бегал от одного нужного кабинета к другому, предпочитая слиться со стенами и заставить свою параллель скорее забыть о его существовании.

Естественно, это было заведомо невозможно.

Гокудера Хаято решил полностью вжиться в роль телохранителя Дечимо – личностей не очень хороших в их школе было полно, а после ухода Хибари они, рано или поздно, себя точно покажут – и ходил за Савадой по пятам, давая личное пространство разве что в туалете. Тсуна к нестандартному мышлению своего хранителя урагана привык и не слишком-то возражал. Хотя было во всём этом что-то жутко смущающее.

А вот Такеши, наоборот, погрузился в усиленные тренировки и друзья его почти не видели ещё с конца апреля: в начале июня должен был состояться турнир со средней школой Мидори по бейсболу, и Ямамото не хотел проиграть. С шокирующей вестью об уходе Хибари хранитель дождя смирился на удивление быстро и с утра уверенно заявил, что «Хибари обязательно вернётся, как только отдохнёт». Слова друга несколько подбодрили Саваду, но Тсуна всё равно чувствовал себя неуютно: с грозным хранителем облака в стенах школы было определённо спокойнее.

Тсунаёши открыл дверь в класс 2-3 и занял своё место за предпоследней партой среднего ряда. Это было не такое удобное место, как у окна, но благодаря спинам одноклассников подросток мог не трястись каждый раз, когда учитель поднимал глаза на класс. Однако на этом плюсы данной парты заканчивались: Гокудера – спец в математике и физике – сидел в совершенно другом ряду и за первой партой, и ждать помощи на контрольной было не от кого. Друг каждый раз пытался прошептать Саваде правильные ответы, но его каждый раз выставляли за это из класса. Однако это не мешало итальянцу занимать почётное второе место по успеваемости.

– Ай, совсем того?!

Юный Дечимо вскинул голову и повернулся на звук. Одна из его одноклассниц потирала затылок и при этом грозила своему соседу сзади кулаком. Её дёрнули за волосы за… А за что? Савада предпочитал не вникать в классные разборки, но, размышляя о судьбе школы без Кёи в качестве самого страшного ночного кошмара хулиганов, краем уха всё же слышал тёрки по поводу передачи учебника или чего-то в этом роде. Значит, девушка пострадала за нежелание давать тому выскочке «Обществоведение»? Тсуна нахмурился и, упёршись в парту ладонями, поднялся со своего места. Вступать в конфликты он не любил, но и оставить одноклассницу в такой ситуации не мог. Звонок прозвенел спасительной трелью, и в класс вошёл учитель. Все вмиг расселись по местам и замолчали. Савада раскрыл тетрадь, покрепче сжал ручку: этот предмет должен был быть на экзаменах, а значит, придётся слушать внимательно и, по возможности, конспектировать. Взгляд карамельных глаз скользнул по уже унявшей праведный гнев однокласснице, и Тсуна незаметно выдохнул. Всё обошлось.

И всё же ученики, пусть и осторожно, но на удивление быстро начали тестировать новые границы дозволенного, а это вряд ли сулило что-то хорошее. Во всяком случае, для личностей вроде «Никчемного Тсуны».

***

Пробуждение было тяжёлым, и Кёя не сразу сообразил, где находится. Глаза упёрлись в высокий деревянный потолок вместо привычного навесного белого, а спина совершенно не чувствовала твёрдости расстеленного на полу футона. Поморщившись от охватившей голову мигрени, Хибари попытался встать и почти сразу упал обратно. Всё тело безумно болело, а хуже всего доставалось рукам и спине. Ноги тоже страдали, но, по крайней мере, не так ощутимо.

Сжав зубы и тяжело задышав от навалившейся на тело тяжести, Кёя решил осмотреться в положении лёжа. Высокий потолок, большие окна и просторное помещение. В углу стоял платяной шкаф с висевшим на двери зеркалом и небольшой диван. На подоконнике зеленел пузатый кактус. Пол был деревянный, и на нём лежал пушистый прямоугольный ковёр, больше напоминающий изысканную ковровую дорожку. По бокам от кровати, на которой как оказалось и разлёгся юный Хибари, стояли тумбочки, на полочках которых возвышались стопки книг и какие-то бумаги, а также маленькая керосиновая лампа.

Воспоминания о прошедшем дне хлынули в мозг бурной волной. Кёя поморщился и осторожно перевернулся сначала на бок, а после и на живот. Всё-таки, не стоило ему так усердствовать с уборкой – застрял он здесь неизвестно на сколько и можно было растянуть процесс приведения этого места в подобающий вид хотя бы дня на два. Может даже на три. С другой стороны, ноющее во всех местах тело – не такая уж большая расплата за выплеск накопившихся эмоций. Чем-то это походило на глоток свежего воздуха после душного помещения: голова кружилась, но на душе уже не было того груза, что опустился после школьных разборок. Кёя даже немного удивился своей нулевой реакции, но после решил, что так лучше. Он приехал в это место специально чтобы забыть о школе, травоядных учениках и идиоте-директоре, что вымотали ему столько нервов за все те семь лет, что, превращайся они в шерстяные нитки, Кёя давно бы связал себе пару-тройку свитеров. Об этой страшной тайне – что грозный глава ДК прекрасно управляется с крючком – знал только Кусакабе Тетсуя, однажды совершенно не вовремя и некультурно вломившийся в его дом, когда он слёг с ангиной. Это был единственный раз, когда выражение «Забью до смерти» едва не приобрело реальный смысл. Даже с высокой температурой Хибари был страшен в гневе, а уж если этот гнев смешивался со смущением…

Упершись ладонями в матрац и сжав пальцами простынь, Кёя заставил себя принять подобие вертикального положения и наконец сел. Тонкое одеяло сползло со спины на ноги и сбилось в кучу. Юноша потёр глаза большим и средним пальцами и подавил зевок. Спать Хибари лёг за полночь по местному времени, а значит, ещё одна полноценная ночь просто напросто исчезла из его жизни. Посмотрев на настенные часы, Кёя поморщился: шесть тридцать утра. В Японии, стало быть, уже половина третьего и совсем скоро закончатся занятия в школе. Юноша помотал головой, сгоняя остатки сна.

Знакомая мелодия гимна средней Намимори, полившаяся из динамиков телефона, заставила его нахмуриться. Рука потянулась к простенькой «раскладушке», и Кёя недовольно посмотрел на дисплей.

«Интересный малый» – так он подписал номер Реборна после первого звонка последнего, а потом как-то забыл переименовать абонента, когда проклятие Аркобалено сняли. Помедлив, парень нажал кнопку ответа.

– Чаоссу, Хибари! – Судя по бодрому голосу, настроение Реборна было на высоте, а это значило, что он вновь что-то задумал. Кёя лишь выразил мысленную надежду, что в этот раз авантюры мужчины его не коснутся. – Как спалось на новом месте?

– Ужасно. – Врать юноша не привык, а ночь прошла и вправду плохо: заснуть удалось только под утро. Много раз он просыпался от чьего-то взгляда, но всякий раз в комнате оказывался один. Разве что на шкафу в гнёздышке из чьей-то зимней шапки почивал Хиберд, да Ролл свернулся калачиком под кроватью. Животные на потустороннее нечто, вызывающее у Кёи мурашки по коже, никак не реагировали, из чего тот сделал вывод, что слишком устал и у него начались галлюцинации. Дурацкое чувство иррационального страха, естественно возникающее при подобных ситуациях он яростно отвергал. – Когда я должен вернуться в Намимори?

– Не успел приехать, а уже уезжать надумал? Впрочем, не моё дело. Срок окончания французских каникул полностью зависит от твоего желания, делай, что хочешь. Я лишь предоставил возможность.

Аркобалено говорил в своей манере, вызывая в душе юноши противоречивые чувства. Впервые за свою недолгую жизнь Хибари хотел, чтобы ему чётко разграничили, что можно, а что нельзя. Все эти недомолвки, сплетни за спиной, различные козни и груз ответственности настолько его вымотали, что захотелось побыть самым обычным подростком. Он ведь тоже человек, со своими радостями и проблемами!

Поняв, что абонент на том конце провода отключился, Кёя глубоко выдохнул и плюхнулся на спину, чуть поболтав ногами. Спать дольше он не считал нужным, да и не смог бы уснуть – привычку подниматься с первыми лучами солнца не так-то просто искоренить. Кёя и не пытался. Он переспал своё обычное время подъёма на полтора часа только по причине адаптации к другому часовому поясу и в силу навалившейся после долгой уборки усталости.

«Нужно нормально осмотреться, вчера только о въевшейся грязи и пыли думал», – решил юный хранитель облака и, старательно игнорируя запротестовавшие мышцы, поднялся на ноги. Сунув босые ступни в тапочки, он отметил, что ворс приятно щекотал кожу. Потянувшись для приличия, сделав пару разминочных упражнений, пытаясь подготовить тело к новому дню, Хибари заправил постель и вышел на балкон. Утренняя прохлада действовала успокаивающе, а лёгкий ветерок ерошил волосы. Столбик прибитого к стене термометра показывал двенадцать градусов, но Кёя не особо обращал на это внимание: он никогда не был мерзлявым и болел очень редко.

Хиберд подлетел неслышно и по обыкновению пристроился на голове хозяина, осторожно перебрав пару прядей клювом. Юноша улыбнулся кончиками губ на невинные действия птички и аккуратно погладил пальцем по пёрышкам. Это его потакание привычкам пернатого друга первое время вызывало ряд восклицаний со стороны «никчёмных травоядных» – почему-то каждый встречающийся на пути Хибари человек считал своим долгом предупредить, что однажды кенар может оставить в волосах неприятный «подарок». В школе эти глупые домыслы глава ДК решил парочкой ударов тонфа, однако кидаться на каждого такого умника на улице было несколько затруднительным и Кёе оставалось только сжимать зубы и учиться терпеть. Ну или игнорировать.

Он прикрыл глаза и глубоко вдохнул; свежий, такой не похожий на городской воздух пронзил лёгкие, вызывая блаженное чувство удовлетворения. Юноша повернул лицо к восходящему солнцу и поставил ладонь над глазами по типу козырька. Помимо прекрасного вида местной растительности и пения неизвестных Кёе птиц особенно парня порадовало близкое отсутствие соседей. Дома виднелись, но находились на приличном расстоянии, давая замечательное чувство уединения. Именно то, что нужно измотанному «хищнику».

Хиберд на голове недовольно чирикнул, явно стараясь напомнить хозяину о таких обязанностях, как забота о братьях наших меньших. Для кенара смена часового пояса прошла без каких-либо побочных эффектов, и птица, привыкшая к ранней кормёжке, не понимала, почему в этот раз хозяин не спешил с этим.

– Да-да, сейчас я тебя накормлю. – Кёя полюбовался природой ещё немного и нехотя покинул балкон, плотно закрыв за собой дверь. Комната за эти десять минут уже успела проветриться и воздух был не такой спёртый. Ролл вылез из-под кровати и также вопросительно посмотрел на хозяина. Ежик, хоть и являлся далеко не обычным млекопитающим, тоже нуждался в подпитке, коей ему служило пламя облака. – Пламя облака! Точно… – Хибари хлопнул себя по лбу, поняв, что так и не надел кольцо после той адской уборки. И он совершенно не помнил, куда именно положил артефакт Семьи.

Кёя по-быстрому переоделся в повседневные футболку и бриджи и спустился на кухню. Открыв баночку с зерном и отмерив ровно десертную ложку, Хибари с чувством выполненного долга высыпал злаки в углублённую тарелочку, что служила кормушкой его кенару. Птица тотчас прекратила дёргать его волосы и слетела на стол. Юноша улыбнулся кончиками губ: теперь оставалось поесть самому и можно будет отправляться на улицу исследовать незнакомый город. Или же сначала стоит осмотреть дом?

Яичница-глазунья с беконом и стакан молока добавили ещё один балл в копилку хорошего настроения, и Кёя, не в силах больше наблюдать жалобный взгляд Ролла, взялся за поиски кольца. Первой в силу обстоятельств и определённых причин под подозрение попала кухня. Четыре навесных светло-салатовых шкафчика и ещё столько же внизу, явно новая газовая плита, мойка, два больших окна и круглый ольховый стол ближе к правому переднему углу. В трёх-четырёх шагах от стола был второй вход и Хибари честно не мог понять, зачем его вообще там вырезали – парадного более чем хватало. Мимолётно Кёя подумал, что этот опрометчивый поступок мог быть связан с огородом или ещё чем-нибудь: девятнадцать соток земли почти четыре столетия назад вряд ли простаивали без толку.

К великому разочарованию юноши, ни на столе, ни под ним, ни в шкафчиках, ни на полочках или подоконниках кольца не оказалось. Поиски перетекли в ближайший санузел, а потом и в гостиную. Комната была просторная, в светлых тонах, камином в середине боковой стены и минимумом мебели. Только два мягких дивана в разных концах, встроенный шкаф-купе с зеркалами, книжный шкаф и журнальный столик. Ещё прежний владелец расщедрился на кресло-качалку. Кёя отметил про себя, что всенепременно подремлет в этом замечательном приспособлении и, спустя получаса активных поисков, ушёл в комнату, где он провёл ночь. Она была чем-то похожа на спальню, но Хибари не был уверен: слишком уж просторная, словно строили минимум человека на три. Кольца и тут не оказалось, и юноша напряжённо вздохнул.

Не мог же он его потерять?!

Не считая умеренно-узкого коридора оставалось всего две комнаты, вход в одну из которых преграждала печать. Личный кабинет Алауди – единственное место в доме, которое CEDEF действительно взяла под свою охрану и запретила как-либо изменять. Даже потомкам самого Алауди. Аргументировалось это простым желанием сохранить покои основателя организации в первоначальном облике. Хибари вспомнил слова Оливера о «поддерживаемом порядке и периодическом ремонте» и мысленно содрогнулся: если то, что творилось в доме являлось следствием этого самого порядка, то что же его ждало за дверью комнаты, доступ к которой был ограничен? Уповая на то, что к кабинету детектива у CEDEF было особое отношение, Кёя выразил надежду, что слой пыли не будет хотя бы таким внушительным.

И всё же он приберёг эту комнату напоследок и осмотрел соседнюю. Широкая двуспальная кровать, тумбочки, мягкий ворсяной ковёр, зеркало и платяной шкаф – это явно была спальня. На стене, прилегающей к кабинету Алауди, висело тканое полотно в человеческий рост, на коем были вышиты непонятные Кёе символы и две собаки. Та, что покрупнее, была полностью чёрной и лишь над глазами белели «бровки»; пёс явно был служебный – ярко-синие глаза смотрели понимающе и строго, а на теле проступали мышцы. Вторая собака была на полголовы меньше своего товарища и скалилась в улыбке, обнажая белоснежные клыки; у неё был рыже-белый окрас и стояло только одно ухо из чего Хибари сделал заключение, что это щенок.

Кёя осторожно коснулся жёсткой ткани, понимая, что если эта картина и существовала четыреста лет назад, то перед ним явная копия – полотно не посерело от времени и не утратило своих качеств, а рисунок был слишком ярким для вещи такого внушительного возраста. Рука наткнулась на неровность позади ошейника щенка, и Кёя не без любопытства отодвинул ткань.

«И почему я не удивлён?» – Юноша сощурился, оглядывая едва проступающие очертания двери, которую, если бы не ручка, он и не заметил. Крохотный кусочек бумаги, который назвать печатью язык не поворачивался, почти отклеился, словно бы приглашая юного наследника пройти во святая святых этого дома.

Юноша замешкался: в нём боролись два противоречия – привычка подчиняться гласным и негласным правилам и обычное любопытство, так свойственное молодым людям его возраста. Хибари обернулся на комнату, в которой находился, и пробежался глазами по стенам и потолку в поиске возможных камер. Как глава ДК, пусть теперь и бывший, он не смел нарушать правила. Во всяком случае при свидетелях. Пальцы опустились на ручку и надавили вниз, открывая дверь. Удивительно, но никакого скрипа, что обычно издаёт заржавевший механизм, не было.

– Неужели и правда заботятся? – Неожиданно для самого себя Кёя высказал мысли вслух и с долей осторожности просунул голову внутрь. Не хотелось бы наткнуться на какие-нибудь ловушки и тем самым раскрыть себя: всё-таки ему никто не разрешал проникать сюда.

Почему-то личные покои своего далёкого предка он представлял более строгим и мрачным местом. Стены были выкрашены в светло-зелёный, почти что белый цвет, посреди комнаты лежал уже стоптавшийся ковёр с национальным орнаментом того времени по бокам, в правом углу возле окна стоял массивный дубовый стол и, под стать ему, затёршийся на сидении стул. В противоположном углу разместился небольшой комод, а возле центральной двери на вбитом в стену гвозде висел большой кусок тёмно-бежевой тряпки. Подойдя ближе юноша с удивлением признал тот самый плащ, в котором Первый хранитель облака являлся ему. За столько времени ткань сильно постарела и Хибари подумал, что именно по этой причине плащ остался висеть – создавалось впечатление, что вещь распадётся на составляющие нитки, стоит только неосторожно коснуться её. Взгляд Кёи опустился на пол, на клетчатый изъеденный молью плед, сложенный вдвое. Похоже, Алауди действительно держал собаку и даже позволял ей заходить в дом; во всяком случае, в свой кабинет так точно.