Текст книги "Кешмарики от Иннокентия"

Автор книги: О'Готко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

О'Готко
Кешмарики от Иннокентия

О` Готко

КЕШМАРИКИ ОТ ИННОКЕНТИЯ

ВМЕСТО НЕКРОЛОГА / псевдоавторский пролог /

Случилось так, что вам предстоит знакомство с личностью, существующей только в своем воображении. Иннокентий – имя моего второго "я". Это параноидальное существо вбило мне в голову, что оно реально не менее, чем, например, телевизор. Кто не верит, пусть пощупает свой ящик. Пользуясь этим, оно изливает мне свои бредни, считая их откровениями, заслуживающими внимания. Должен признаться, что по сравнению со знаменитым Рудым Паньком, которого считает своим коллегой, оно таки страдает манией величия. Так называемый Иннокентий настаивает, будто все его опусы не столько литературные произведения, сколько свидетельства очевидца и это только усугубляет пропасть в наших с ним отношениях. Должен, правда, признать, что иногда его буйная фантазия опускается до подлинного реализма, но на кой черт он кому нужен? Стоит только пробежать глазами по первым строчкам маниакальных исповедей "Изнутри и снаружи" или "Трона для идола"! Здесь же нельзя не отметить, что этот алкаш считает себя докой в истории и религии в не меньшей степени, чем в горячительных напитках. Чего только стоят в этом контексте "Вылазка" и "Хорошие новости"! Кроме того, ему также не чужд идиотизм, отягощенный побочными ассоциациями. Это, например, ярко пылающий в рентгеновском спектре плакат или радиоактивное древо Добра и Зла... А его юмор! Уверен, что даже у начинающего психиатра найдется для него как подходящий термин, так и диагноз. Да что там говорить! Просто случилось так, что ваши звезды подсунули вам свинью и теперь нет иного выхода, кроме как ознакомиться с тем, что держите в руках. Прочтите и закопайте. Иначе пожалеете!

КЛАДБИЩЕ О'КЕЙ

1.ЭМБРИОН

Стивену Кингу и Партии Зеленых с любовью

Последний звонок прозвучал для Степана Короля уже под вечер. Однако, как это нередко случается, опасность заглушило чувство голода. В свои двадцать восемь его организм требовал пищи и был глух ко всему. Смерть, подобно кошке, неслышно подкралась к нему, когда Король принялся чистить картошку. В отличии от него, она не очень проголодалась и поэтому была не прочь поиграть в кошки-мышки. Правда, в данной интерпретации игра могла бы называться червячки-человечки. Как талантливый драматург, старуха заставила Степу взять еще одну картофелину, хотя, на его взгляд, начищено было уже достаточно. Со вздохом смирившись с тем, что посчитал за здоровую жадность голодного, он начал снимать кожуру. Под ней обнаружилась гниль и был у него еще шанс дожить до утра, был, стоило только выбросить корнеплод в мусорное ведро, но приговоренный покорно занялся её удалением. Гниль лопалась с сухим треском и почерневшие куски шлепались на прочие отходы. Наконец, от нее осталось лишь небольшое пятнышко и Степан аккуратно удалил еще один кружочек. Срезал и удивленно поднял брови. Чистил он картошку сегодня не первый раз в своей холостяцкой жизни, но маленький бледный червяк, свернувшийся на дне миниатюрного углубления, был зрелищем для него необычным. Да и кто бы вот так, сразу, поверил, что в картошке водятся черви?.. Однако факт был налицо. – Гаденыш! – по зрелом размышлении определил Король чудом уцелевшую под ножом тварь и поморщился от отвращения. Ему вспомнились сотни извивающихся червяков, попадавшихся в спелых фруктах в самый неподходящий момент. А именно тогда, когда их ел. На губах зазмеилась улыбочка садиста и Степан вынес суровый приговор. – Сейчас мы тебя! Будь он рыбаком или, на худой конец, австралийским аборигеном, которые, в отличие от рядового интеллигента, управляются с подобной живностью не в пример проворнее, то смерть-таки осталась бы с носом, если можно так про старушку выразиться, но... Прицелившись, Король попытался выковырять "гаденыша" из колыбельки кончиком ножа, но тот оказался шустрым не по размеру и уворачивался от судьбы успешнее, чем незадачливый охотник. В конце концов, червяк набрался наглости и прилип к лезвию. Посчитав видимое за желаемое, Степа резко встряхнул нож над ведром. Положительного эффекта это не дало. Без микроскопа было понятно, что червяк – не дурак и просто смеется над хилыми потугами Большого Белого Брата. Такое нахальство не могло не затуманить серые Степановы глаза холодной яростью. Он тут же вознамерился было сбить тварь щелчком, но в тот момент, когда пальцы нависли над ней, случилось непостижимое. Приподнявшись одним из концов туловища, червяк тяпнул королевский палец. Именно тяпнул. Не прикоснулся, не скользнул по нему, а с легким уколом вгрызся в кожу над ногтем среднего пальца. Слегка изумленный, Король отложил нож и двумя пальцами прикоснулся к необыкновенному прилипале. На ощупь кожица оказалась сродни очень мелкой наждачной шкурке и точно липла к пальцам. Степан медлил, не решаясь приступать к решительным действиям. Врожденная брезгливость рисовала в воображении мерзкую слизь, которая останется на пальцах, когда лопнет тварь... а та как будто увеличилась в размерах, став из серовато-белой нежно-розовой и с каждой секундой все больше наливалась кровью. – Надо же, картофельная пиявка! – уточнил Степан, когда удивление достигло звукового барьера, и вздрогнул. Ему стало очень не по себе от эха, которым откликнулась пустая квартира. Пустая ли?.. Сейчас, когда черт знает что пило его кровь, он готов был поверить во что угодно: в домовых и вампиров, в привидения невинно убиенных тещ и гадких утят... Единственное, чему не верилось, так это тому, что червяка хватит апоплексический удар. Ногти судорожно сомкнулись, перерезав "пиявку" на две неравные части. Он поднес укушенный палец к глазам. Крошечный кусочек червя как ни в чем ни бывало продолжал заниматься своим делом. Розовый срез затянулся тонкой, как мыльный пузырь пленкой и там начала расти капля крови. Король остолбенел и не сразу обратил внимание на жжение пальцев правой руки, где тоже заработали биологические насосики. Они без устали принялись выкачивать кровь, заставив похолодеть от ужаса. "Мы с тобой одной крови..." – мелькнул в голове дурацкий заговор, годящийся разве что на комаров, и что-то неприятно шевельнулось в животе... словно там тоже кто-то был. Уже. Пищевод конвульсивно дернулся. С превеликим трудом усмирив панику, Степан напомнил себе, что там еще ничего нет. Жжение тем временем усилилось и он механически, не задумываясь над последствиями, сделал жест, которым считают деньги. Результат можно было предугадать. Пальцы словно схватились за раскаленную монету. Микроскопические частицы чужой плоти, оставшиеся от насосиков, превратились в маленькие буравчики. "Просыпайся!!!" – завопил внутри перепуганный Степашка. ...И чем дольше тер Степан пальцы, тем больше становилась армия ненасытных вампиров. Они множились на руке, как капли осеннего дождя. Отупевший мозг отказывался воспринимать этот кошмар и только невыносимый зуд не давал ему усомниться в том, что все это происходит на самом деле. Когда же он перевел взгляд на левую руку, то пульсирующая, темно-бордовая спираль на пальце, где несколько минут назад был крошечный пузырек, таки поколебала эту и без того слабую уверенность в реальности происходящего. Червь стал огромным. Толстой лентой он плотно обвился вокруг добычи и сосал, сосал, сосал... Палец был уже белее туалетной бумаги и эта нездоровая белизна, расползавшаяся от его основания на тыльную часть ладони, напомнила Королю о тете Асе. Безотказная родственница обычно появлялась в самые тяжелые моменты его детства. В голове, затуманенной болью, всплыли фрагменты биографии... Вот он сидит на ступеньках в подъезде, а из квартиры несет химической вонью. Это мать отбеливает простыни, чтобы он их порвал, падая с велосипеда... А вот мимо проходит дядька с белой коробкой в руках. На ней нарисован вопросительный знак. Дядька стучится к соседке, троим детям которой не мешало бы оторвать руки. Придурок несчастный, ей же топор нужен, а не твои загадки! Вот из-за таких идиотов ему и приходилось ждать приезда тети Аси... Воспоминания были прерваны тихим хлопком. Червяк обожрался и лопнул, разбрызгиваясь клочьями по всей руке. Струйка, которая уже не была кровью, превратившейся в комковатую слизь цвета "гнилой вишни", потекла к запястью. Она еще не достигла цели, как и на другой руке начали лопаться зловещие волдыри. Степан бросился в ванную комнату и щедро посыпал руки стиральным порошком. Он не знал, помогает ли эта штука от червей-людоедов, но хотел верить рекламе и смыть с рук всю эту горячую грязь, втирая его в кожу. Руки сразу же покрылись кроваво-серой коростой, которую с трудом смывала холодная вода. Король видел как извиваются, сворачиваются в кольца и гибнут черви. Но не все. Некоторые уходили под кожу и оттуда их было невозможно выкурить никаким стиральным порошком. Даже самым дорогим. – Где же ты, тетя Ася? – проскулил он, кусая губы и перебирая ногами, подобно лошади, которую заедают слепни. И втирал, втирал чертов порошок, но толку было чуть. Может, права была мать, когда предпочитала вываривать?.. – Все равно я вас достану-у-у! – не то выл, не то рычал Степан, разжигая уже наполовину освежеванными пальцами газ в духовке. Времени на то, чтобы вскипятить воду, ему не оставляла скорость размножения проклятых тварей. Адский червячок почковался прямо-таки с космической скоростью. Черт его знает, чем нужно было удобрять картошку, чтобы вывести такого монстра... а ведь он голосовал за "зеленых". Вот она, ирония многопартийности! Газ полыхнул и одновременно перфорированная кожа на руках расползлась с душераздирающим треском гнилой ткани. Противные чмокающие звуки лопающихся тварей отмели разом все сомнения в правильности принятого решения. Боль расплавила мозги. В нос ударил запах горелого мяса. Король вдруг увидел себя со стороны. Этакий шеф-повар, чьим коронным блюдом были запеченные в духовке руки, фаршированные картофельными пиявками, ждет в гости тетю Асю. Она вот-вот приедет и непременно посоветует что-нибудь разумное, доброе, вечное... а то и привезет какое патентованное средство. Чертова дура, где же она шляется?!! Болевой шок притупил ощущения. Кое-как справившись с замком, Степан оказался на улице. Свежий воздух напомнил о том, что он так и остался голодным. Под ложечкой отчаянно засосало и Его Величество, не раздумывая, отведал поджаренный большой палец Степана. У того оказался мыльный привкус. Тетки нигде не было видно. Впрочем, не было видно никого и ничего, потому что была ночь. Далекий, как Луна, фонарь существовал сам по себе и сегодня явно был в отгуле, как и спутник Земли. Это Степана не обескуражило. Кто, как не он, регулярно ездил за отбеливателем, когда родственница открыла в их городке представительство "Proctеr & Gamble"? По проспекту "Always Invisible", где постоянно бродят невидимки, затем мимо кладбища О"кей и Второй Переулок Направо. "Странное все-таки название для переулка..." С этой мыслью он тронулся. В последний путь. Никто не повстречался ему до самого фирменного магазина "Pampers". Там из-за угла вырулил нетрезвый оборотень, мучимый отсутствием Луны и собеседника. – Привет, – с надеждой облизнулся он. – Спешишь куда? – Угу. К шеше Аше, – прошепелявил мохнатым из-за налипших на него червей языком Степан. – Даеко ишшо до кладбишша? – А-а, так ты туда? – отшатнулась от него потусторонняя пьянь. – А мне еще, пожалуй, рановато... – Шпашибо. – Король побрел дальше, похожий на расшитую бахромой мантию. С каждым шагом им все больше овладевала свинцовая апатия от потери крови вернейшее обезболивающее средство самого старого анестезиолога. К тому времени, когда он наткнулся на ржавую ограду, за которой смутно маячили кресты, ему уже было все равно. Да и кто такая эта тетя Ася, чтобы тащится к ней через весь город? Вздорная старуха, продавшаяся западным инвесторам. Глупая кобыла, ненавидящая отечественного производителя и помешанная на гигиенических прокладках... Скоро взойдет Солнце и выжжет из него всю нечисть... а он тем временем отдохнет и наберется сил. Прямо здесь. Оставляя на острых зубьях ограды клочья пузырящейся плоти, Степан перебросил через нее тело. Встать на ноги он уже не смог и на поиски подходящего места для окончательного отдыха пополз на четвереньках. Бедняга даже не заметил, как в момент приземления у него выпали глаза. Вскоре Король свалился в разрытую некрофилами могилу. Хрустя чужими костями, он подтянул ноги к подбородку и затих под колыбельную песнь лопающихся червей. *** Обнаружив при свете дня вскрытое захоронение, кладбищенский сторож укоризненно покачал головой и засыпал его землей, тихо матерясь. Ему, как и многим, не нравились трупы трехмесячной давности. Особенно, если кажется, что они шевелятся. Покончив с неблагодарным занятием, сторож пошел похмеляться. А на следующий год на том месте из-под земли пробились бледные ростки, в которых он не без удивления признал картофель. Они распустились такими же бледными листьями и отцвели в положенное время бледными же цветами. Растения были такими нездоровыми на вид, что даже колорадские жуки не верили, что перед ними картошка. Это, однако, не помешало мертвецки пьяному сторожу осенью выкопать клубни и отнести их на базар. Там к нему подошел еще один родственник тети Аси... Азартная старуха была в восторге от новой игры.

2. КЛАДБИЩЕ О'КЕЙ

Если кому-нибудь придет в голову, что я пишу это в здравом уме и твердой памяти, то пусть он кинет в себя камнем. Мои мозги помутились от горя, когда семь лет, семь месяцев и семь дней тому подохла любимая кошечка. Я играл с ней до последних дней... И только позавчера решился похоронить. Почти невозможно представить себе сколько я сэкономил на кошачьем корме! Однако, как говорится, сколько шерсти веревочкой не виться, а наступает-таки день, когда её не остаётся. И вот, поздним вечером я упаковал любимицу и отправился на кладбище. Ярко светилась луна в глазах нездорового вида зомби, кучка которых что-то невразумительно распевала около свежей могилы. Страдая куриной слепотой, они то и дело натыкались друг на друга, бродя по кругу и разражаясь утробным хохотом... Загробная жизнь, если честно, заинтересовала меня еще семь лет назад и я не мог пройти мимо. При ближайшем знакомстве с феноменом меня ждало разочарование. Все они оказались обыкновенными пьяными таксистами. На вопрос, чем вызвано их такое безудержное веселье в столь неподходящее время, один из них ответил: – Так ведь первого в этом году гаишника хороним, батя! Согласитесь, что мне было просто неудобно портить их праздник старым заплесневевшим горем. Благодарный народ подвез меня домой и кошечка еще один день перезимовала в холодильнике. Проснувшись после обеда и невзирая на сильную головную боль, я опять отправился на кладбище. Надо ли говорить, что меня снова ждала неудача?! На сей раз по вине налогового инспектора. Гремя золотыми цепями, на его могиле лихо отплясывали увертюру от налогов монстры теневой экономики. Завидев меня, они тут же поинтересовались содержимым моего кошелька. К немалому облегчению, оно их не порадовало, как, впрочем, уже давно не радует и меня. Ссудив деньгами, чтобы мне хватило поставить свечки как за покойника, так и за всю нашу налоговую систему в целом, свой праздник они сорвать не позволили. В качестве автопилота для "Мерседеса" я был вкупе с любимой доставлен домой очень поздним вечером. Кажется, даже светало. Во сне меня мучила тошнота и обида на судьбу моей кошечки. В кого же угораздило переселиться её бессмертную душу, если ей и после смерти не везет?.. Вот этот вопрос я и задал кладбищенскому сторожу, как старому знакомому, благо следующий день выдался спокойным. – Э-э, ты еще не знаешь, что такое не везет, – пыхнул он вчерашним окурком. – Вот со мной случай был!.. – Какой? – не смог я удержаться от вопроса, роя могилку. – Страшный, – лаконично ответил сторож и впал в задумчивость. Надеюсь, вы уже поняли, что я не привык мешать людям и поэтому излишнего любопытства проявлять не стал. Спустя некоторое время давать показания сторож начал сам. – Был я тогда, значит, местным попом. Похороны, вот, все чин чинарем. Я бормочу что-то свое, о чем-то своем же хныкают провожающие... В общем, не ритуал, а картинка – душа радуется за усопшего. Принесли мы его, выходит, к последнему приюту странников. Я стал у изголовья. Родня с ним прощается, ко лбу прикладывается и вижу я, что у почившего из нагрудного кармана пиджака, значит, что-то непонятное выглядывает. Вроде бумажки такой зеленой... И спрашиваю я себя, на кой черт ему на том свете баксы? Нагибаюсь и тяну за кончик. Ёма-ё! Сто баксов!! Но не успел я в себя прийти, как тут мертвец – цап! – меня за руку да как заорет: "ОБХСС! Контрольное захоронение!!!" И вся его шобла, значит, маскировочные венки и свою лицемерную тоску в сторону и меня цепью от кадила вязать. Черт его знает как я от потрясения тут же вакантное место в гробу не занял! М-де, с тех самых пор вот сторожу, значит... – Такова жизнь... – глубокомысленно протянул я и вылил на могильный холмик пузырек валерианки. Пусть уж и коты повеселятся, если такова местная традиция. Сторож достал из кармана зеленую бумажку и помял её заскорузлыми пальцами. – И баксы, черт бы побрал этих казенных жлобов, фальшивыми оказались... – Пришла беда – отворяй ворота, – посочувствовал я его работе. – Но и здесь в тяжелые для страны дни гиперинфляции я не дремал и проявлял заботу о тех, кому на гробы сбережений не хватало! Зарывал их, значит, по пояс в землю и бронзовой краской... – Красивые глаза, – перебил я, потому что не люблю старых анекдотов.

Он повертел головой и нагнулся. – Ах, эти, – сторож покатал на ладони два осклизлых шарика и выбросил в кусты. – Если кто их и потерял, то вряд ли уже за ними вернется... Я поспешил с ним расстаться, так как настороженным слухом уловил шуршание кошачьих лап в траве. Она почему-то была похожа на ростки картофеля. – Мир паху твоему, – сказал мне сторож на прощанье. Чертов старик! По дороге домой я думал над тем, узнал ли он во мне проверяющего, и пришел к выводу, что вряд ли. Грим у меня тогда был будь здоров... Кстати, именно в тот день у меня и сдохла кошечка. Было ли это простым совпадением?.. От раздумий на эту вечную тему меня отвлек истошный визг. Кошачья оргия набирала обороты. Теперь уж душа моей любимицы успокоится, а я заведу себе еще одну и все будет о"кей. Пожалуй, я её так и назову: Киска О"Кей! Если у кого проснулась зависть, то пусть он с ней последует за моими кошечками! О"кей?

3. НЕНОРМАЛЬНЫЙ

Палец ложится на курок, нажимает податливый металл... Выстрел. Ему нравилось стрелять. В принципе, это было единственное, чем он занимался в свободное время. Стрельба... Он стрелял в первого встречного и никогда не промахивался. Бах! И покойник шел дальше, не подавая виду, что догадывается, на каком он свете. Ба-бах! И детские черепа раскалывались, как орехи, брызгая комочками незрелого мозга. – Доброе утро, – говорила соседка и получала свою очередную порцию картечи вместе с ответным приветствием. С каждым утром она становилась все более похожей на ходячий дуршлаг. В его глазах. Умирали все. С каждым днем мертвецов становилось все больше. Они окружали его на улицах, Замерзшие в предсмертных судорогах лица, роящиеся зелеными мухами внутренности, свисающие из дыр в одежде... Мертвые мамы везли в колясках холодные трупики детей, чьи мертвецки пьяные отцы вываливались из баров, обливаясь кровью от смеха. Дохлые собаки лаяли на них, как на живых. Ничто не изменялось, за исключением ненависти к тем, кто его окружает. Она росла до тех пор, пока он не понял, что ничего и не могло изменится. Все вокруг были неживыми изначально, еще до того, как... Воображаемый пистолет был дарован ему в качестве второго зрения. После выстрела с глаз просто спадала пелена и он видел человека таким, каким тот был на самом деле. Никто и никогда не рождался и не умирал. Глина, ставшая плотью Адама, так и осталась мертвой... Кто же тогда он сам?.. Неужели такой же, как все?!! На мгновение ему стало жаль, что в городе не осталось тех, кто выглядел бы как живой, но он тут же прогнал прочь эту глупую мысль. Уж один-то есть точно! Он рванулся к зеркалу. Отражение. Оно казалось живым и с тревогой уставилось на него. Использует ли он свой шанс? Свой последний шанс? Не упустит ли возможности выяснить все до конца и присоединится к славной когорте остального Человечества, сделав заключительный выстрел?.. Этого требовала логика его существования. Он выполнил свою работу до конца... Откуда взялась эта идиотская мысль? Это не последний город на свете... Но у каждого города свой палач. Он, оказывается, знал и это. Да, он – тот, кто открывает людям глаза на правду, как консервы. Только палачи и дураки занимаются этим. Что ж, на его долю выпала неблагодарная миссия, но это его удел. И он превратится в дурака, если захочет узнать правду о себе. В конце концов, разве недостаточно знать, что ему нравиться стрелять? Ведь, в принципе, это единственное, чем занимается в свободное время... В свободное от чего? Это была его последняя мысль перед тем, как он провалился в свой обычный, без сновидений, сон покойника. А за окном в ночи нарастал глухой, как далекий прибой, шум. Это был топот тысяч босых ног. В кромешной темноте горожане шли на кладбище. Там они вдоволь похихикают над проделками своего городского шута и при свете костров похвастаются друг перед другом свежими ранами. И пожарят в золе картошки, а потом, возможно, займутся сексом... Отклонение от нормы – оно стимулирует, ведь только дураки – бессмертны.

ХОРОШИЕ НОВОСТИ / Евангелие от Иннокентия /

Благодаря тому, что многие до меня рвались сообщить Человечеству благие вести, то и я решил не ударить тем, что у меня есть, в грязь. Во первых строках этого евангелия должен признать, что теория Дарвина однозначно верна. Вы не поверите, но люди и в самом деле произошли от обезьян. Много есть тому свидетельств. Думаю, что не меньше, чем доказательств существования Бога. Кстати, об этом курьезном персонаже нашей истории. Все дело в том, что Он был обезьяной. Вернее, очень на нее похожим. И, ничтоже сумняшасе, создал первых "людей" по образу своему и подобию. Как и все гомункулусы, Адам и Лилит, а именно от нее пошли первые современные обезьяны, были страшными недоумками. Это касается как их внешнего вида, так и сообразительности. Подруга первого мужика, правда, была еще более глупой и сбежала в неокультуренные джунгли, где первое время размножалась почкованием. Адаму стало скучно и он начал ныть о том, что, мол, одинок, как... Нет, тут я соврал. Не было тогда ему с чем сравнивать, да и с лексиконом у него было скудно, как у попугая. Однако, как-то он все-таки умудрился втолкнуть в волосатые уши Создателя эту мысль и Тот, глядя с тоской и щемящей жалостью на первое своё творение, крепко задумался. Дело было в том, что глина, то бишь, в современном понимании биомасса была к тому времени уже растрачена на всяких там мошек, птичек и остальную экологию. Делать было нечего и тут Его осенила блестящая мысль. А не попробовать ли генную инженерию? Сказано-сделано. Он в секунду препарировал Адама, как лягушку, и выдернул первую попавшуюся кость. Как уже известно из свидетельств очевидцев, это было ребро. Тут будет кстати сказать, что генным инженером был Святой Дух. В полную силу он проявит себя гораздо позже, при опытах с Марией... Долго ли, коротко ли длился эксперимент не суть важно. Третья особь грядущего Человечества тоже получилась волосатой. И сказал Он тогда, что это хорошо и пошел отдыхать. Адам же, понятия не имея о тестировании на интеллект, просто отправился гулять с ней по Эдему. Лишенный возможности выбирать как подруг, так и место прогулок, он, бездумно бормоча, таскал обретенное ребро по саду... Свежеиспеченное счастье отвечало ему взаимностью, в смысле безмозглым мяуканьем, и тащило в рот все подряд. И это неудивительно. Спросите любого и он вам ответит, что внутривенным раствором сыт не будешь. За этим-то занятием и застал их Творец. Прищучил, можно сказать, и крепко задумался. Его низкий лоб сполз на нос, отчего выражение, скажем так, лица приобрело недоброе выражение. – Господи, чего это с тобой?! – на правах старого знакомого поинтересовался Адам. Со временем это выражение приобрело характер беспредельного удивления. Тот разгладил немногочисленные морщины и сказал еще одну историческую фразу: – Жрите все, но там, в глубине сада все еще стоит дерево. Древо, так сказать, Добра и Зла. Плодов с него трогать не смейте. Иначе будет вам нехорошо! – Да и так с голоду не помрем! – оскалился Адам и потащил Еву от первого греха подальше. Бог задумчиво глядел им вслед и чесал в затылке. Еще первый опыт показал, что самки склонны к непослушанию. Слова словами, но было бы нелишним предпринять что-нибудь еще. Проще всего было бы, конечно, выкорчевать деревцо, но это был Символ, а с ними и до сих пор носятся, как дурень со ступой. Такая вот темная наследственность. Скорее всего, это в самом деле было так, потому что иного объяснения глупому упрямству я не вижу. В общем, отказавшись от здравой мысли, Он начал искать иной выход. И нашел, иначе не было бы нас с вами. Из наблюдений за строптивой Лилит Ему было известно, что она панически боится змей, пауков и мышей. Так, как пауки приснились Ему в кошмаре и были отнюдь не самыми эстетичными Его творениями, а мышки выглядели слишком несерьезно для требующейся роли, то пришлось остановиться на змеях. Подобрав гада покрупнее, Он вправил ему мозги и определил ареал обитания под кроной яблони. Вот тут-то и начинается самое интересное. Все дело в том, что Дерево это после очередного Его эксперимента стало ужасно радиоактивным. Баловался Он с ураном в свое время, как люди с Чернобылем... Короче, долго сказка сказывается, да быстро благие вести разносятся. Основной сюжет уже давно всем хорошо известен и я лишь уточняю некоторые детали. Итак, от длительного обитания в зараженной зоне вправленные мозги у Змея съехали набок и вместо того, чтобы шугать обезьянок от ядовитых яблок, он начал им их предлагать. Гад ползал по саду за ними по пятам с плодом в пасти и стал до такой степени привычным атрибутом прогулок, что Ева, поддавшись на уговоры, как-то раз грызнула-таки подарочек. Сейчас даже ребенок знает, что вода и радиоактивность вкуса и запаха не имеют. Тогда же для пращуров это была тайна за семью печатями. Нет ничего удивительного в том, что гром опосля грехопадения не грянул и Адам не перекрестился. – Вкусно! – взвизгнула та, которой вскоре было суждено стать первой женщиной, и добавила, прожевав первый кусок, – Очень вкусно! Адам заподозрил Бога в первом обмане и, будучи дураком, тоже принялся наверстывать упущенное. После плотного обеда парочку разморило и они мирно почили едва ли не в обнимку со Змеем, а когда очнулись, то увидели, что наги. Теперь этот факт может объяснить любой школьник, но тогда они здорово струхнули, видя, как с них клочьями лезет шерсть. Так состоялась первая мутация. В наше время бесплатной медицины они сдохли бы непременно, но Бог на то и всемогущ, чтобы откачать непутевых. Вид их, однако, Его здорово смущал и из Эдема Он ушел, чертыхаясь и плюясь ядовитой слюной. Змей же, наоборот, несмотря на то, что Адам и Ева на него здорово обиделись, людей в покое не оставляет заботами до наших дней. Пресмыкающиеся – твари, за редким исключением, довольно незлопамятные и поэтому приручить их нет никакой возможности. Аминь.

ЖИЛИЩНАЯ ПРОБЛЕМА

"Призраки бродят по Европе!.. Помогите!!!"

"Коммунистический манифест-2"

В лунном свете привидение тихо покачивало шторообразным телом. Оно выглядело грустным. Штопанная-перештопанная простыня, заменявшая ему тунику, была покрыта подозрительными темными пятнами, очень похожими на плесень. Чувствовалось, что к нему никогда не приезжала родственница с отбеливателем. "Да, тяжелые нынче времена, – подумал Степан Криворучко, наблюдая за выходцем с того света. – Разве это жизнь, когда и после смерти ходишь черт знает в чем?.." – Ну, чего ты там стоишь? Все равно от меня не спрячешься, – нагло заявила полупрозрачная занавеска и поплыла навстречу. Степа доверчиво, как непуганый зверь, сделал шаг вперед. В свои тридцать восемь он к чертовщине относился довольно равнодушно, особенно в нетрезвом виде. Нужно, кстати, отметить, что и теперешнее его состояние было соответствующим. – Ты кто? – на всякий случай поинтересовался Криворучко, сделав скидку на возможный оптический обман и изобретательность бомжей. Он хотел знать наверняка, что все это ему не мерещится. Ведь были же случаи, были! То зеленые санитары, а то белые человечки. Насмотрелся Степан на своем веку всякой чертовщины. Что да, то да. – Сам знаешь, – штора продолжала вести себя, как рассекреченный шпион. – Привидение-таки, значит, – полуутвердительно-полувопросительно пробормотал он и тут вовремя вспомнил, что при встрече с призраком нужно нажать большим пальцем на глазное яблоко. Если перед тобой самозванец, то должен раздвоиться. Народ врать не станет – у него вековая история. Криворучко ткнул себя в глаз и взвыл от боли. Простыня не раздвоилась, а глаз разболелся. – Убедился, Фома Неверующий! – Дерьмо! – кажется, он ненароком доставил простыне удовольствие и от этого начал злиться. – Нет, я – привидение, – в голосе звучала неприкрытая гордость, смешанная, правда, с непонятной горечью. – Чье же это, интересно? – Степан не поскупился на презрение, словно общаться с ним достоин был, как минимум, дух Наполеона. Ответ его обескуражил. Более того, даже немного напугал. – Твое. – То есть... как это мое? – и правда, в такое не каждый поверит. – Это что же?.. По-твоему выходит, что я умер, да? – Нет еще, – тут привидение душераздирающе вздохнуло, – к счастью. – Так что же ты тут людей пугаешь? А если бы инфаркт? А?! Я тебя спрашиваю! – Степану полегчало до такой степени, что он даже начал трезветь. – Нет, что же это делается? Всякая проклятая душа будет шляться во дворе моего дома и пугать меня до полусмерти! Ты бы лучше старушкам померещилось! Сплошные сплетни от них. – Они и так уже одной ногой в могиле, – резонно ответил призрак. – Что-то я тебя не пойму. А я тебе на кой сдался? Ведь я еще... Криворучко распирало от радости жизни и он, не найдя слов, самовыразился в вопле, – ого-го-го-ооо!!!! – Это ты так думаешь, – штора вся сморщилась. – Не ори, соседей разбудишь. – Да и черт с ними! – Так-то оно так, но ведь с тобой-то я. Кого-нибудь другого, например, философа эти слова заставили бы задуматься о смысле существования, но только не Степу и не сейчас. Подобные мысли были свойственны ему исключительно с похмелья, когда в кармане ни копейки. – Да пошло ты... – он умолк. Ругательство в таком контексте явно не звучало. – Слышь, а почему ты мне все время тыкаешь? – и привидениям, оказывается, свойственно любопытство. – Да иди ты к чертовой бабушке! – нашел выход из семантического тупика Криворучко. – Ты должен гордиться, что имеешь дело со мной! – Тоже мне, Владимир Ильич, мать твою! – черт его знает откуда выскочило на язык это имячко, но на привидение оно оказало совершенно неожиданное воздействие. Ирреальный дух даже шарахнулся от него и чуть было не перекрестился. – Откуда ты знаешь? – Да уж догадался, – самодовольно осклабился новоявленный спирит. Он, конечно, и сам немного обалдел, но виду решил не подавать. – "Знай наших!" Фантом шмыгнул в кусты и оттуда донеслись булькающие звуки. – Эй, ты чего там делаешь? – забеспокоился Степан. Если булькает, значит, пьет, а он к таким проявлениям неуважения не привык. – Нет, козел ты все-таки, а не Ильич. Хотя и разницы, конечно, никакой... Бледная тень выскользнула из зарослей и заискивающе пробормотала: – Да вот, балуюсь тут звездным эликсирчиком, но, боюсь, не с твоей нынешней физиологией его глотать. Вот помрешь, тогда и посидим. – И на том спасибо. Я уж тут пока водочкой обойдусь. – Давай-давай. Если денег не хватает, советую продать квартиру. Попьешь еще с годик, а там уже и эликсирчик не за горами. С циррозом печени он согласуется в самый раз! – Ну да, стану я крышу над головой продавать! И, вообще, типун тебе... в тебя! – Да что ты знаешь о крышах-то? – малость заплетающимся языком спросило привидение, затем без предупреждения превратилось в огромный указательный палец и укоризненно покачалось. – Ну, ты! Не балуй! – Извини. Понимаешь, мы – привидения, то бишь, неприкаянные души, которых на небо не пускают, а земля не принимает... И вот, возникает вопрос. О, это очень интересный вопросик... И я тебя спрашиваю, куда нам, горемычным, деваться? Ась? – Ну, на кладбище там, – Степан добросовестно напрягся и даже почесал в затылке, – Или, к примеру, в заброшенные церкви... – А ты сам когда-нибудь ночевал на кладбище? – Мой автопилот меня еще ни разу не подводил. – Степан сплюнул. – То-то и оно. Холод, ветер собачий, тело так и сдувает, так и сдувает привидение всхлипнуло и у Криворучко тоже на глаза навернулись слезы. – Да тебе ли об этом беспокоится? У тебя же целый Мавзолей! – Пфф, очень весело с покойником вековать! Никакого, понимаешь, тебе духовного общения... Да и как первый коммунист, я не могу оставить своих товарищей по несчастью – тьфу! – по партии, я имею в виду. А их тысячи, миллионы коммунистов со стажем! Так куда же нам? – Ну, за бугор, например. Там же Карлы Марлы всякие... Должны поддержать! – Ага, со свиным рылом да в калашный ряд. Там у них, конечно, очень здорово. Легенды, родовые замки и нашего брата ценят, потому что понимают – каждый может оказаться между небом и землей. Высокая культура страха и уважения фамильных грешников. А у нас? – А что у нас? – А у нас мы селимся, более того, по очереди ютимся в телах пролетариата, – ошарашил Степу бессмертный дух Ильича. – Вот, сегодня меняюсь в тебе с Малютой. – Во мне? – А ты думал, что зря по земле бродишь? Нет, я еще при жизни сказал, что все в природе устроено рационально. – К черту такую рационализацию! И, вообще, почему только пролетариат? – Карма у него такая! – Что за зверь? – Темный, ты, как подземелье. – А "новые русские"? – перебил его неграмотный оппонент. – Э-э, ненадежный в витальном отношении контингент. Мрут, как мухи. Статистику читать надо. Киллеры-шмиллеры всякие, понимаешь, да? – в складках простыни наметилось что-то татарское. – А мы боремся за сокращение мигрирующих душ, потому что это снижает качество инкарнаций! – Что же делать? – Да ты прям, как Чернышевский, – ухмыльнулось бесплотное постельное белье и вдруг страшным голосом заорало. – Ротик открывать, батенька, ротик! Криворучко растерялся до того, что нижняя челюсть отпала сама по себе. – Скуратов! А, Скуратов! Время уже! – просительно заныло привидение. "У ходоков, видать, набрался," – сообразил Степан, но рот закрыть не успел, потому что оттуда неожиданно послышалось рычание дикого зверя. – Рано еще!!! – Да как же рано-то... – хныкало бестелесное существо. – Гляди, светает уже! – Выходной до третьих петухов! – гаркнуло из Степановой утробы и разговор оборвался. Пауза затянулась минут на пять, пока челюсть, наконец, со щелчком не встала на место. – Ну, что ж, я пойду, – неловко засуетился протрезвевший медиум. – Иди, иди... Все равно никуда не денешься. Или... – Криворучко мог бы поклясться, что оно ему подмигнуло. – Может закукарекаешь, а? – Чего? Петуха из меня делать? Да я тебя!.. – Но-но, я же не в этом смысле. Вот если бы ты... – фантом свернулся петухом и косноязычно захрипел, – ку-кха-хре-ку... Тьфу, черт! Видишь, голос уже не тот. А все проклятая сырость. Кремлевская стена – она, знаешь ли, совсем не отапливается... – А если я это... Думаешь, поможет? – Конечно! Меня самого так три раза вокруг пальца обвели. Давай!!! Степан постоял, пожал плечами и в ночи раздался душераздирающий крик петуха, который оказался одной лапой в кастрюле с пресловутым котом. Вдали эхом отозвалась трель свистка заблудившегося участкового. – Вот здорово у тебя получается, – искренне обрадовалось привидение и неожиданно растаяло в воздухе. – Потому что не курю. – Это не может не радовать, – перед имитатором домашней птицы стоял милиционер. Как говорится, во плоти. – Старший лейтенант Булка. представился он и ткнул Степану под нос часы. – Почему нарушаем в неположенное время? Была полночь. – Да тут это... Прив... – нарушитель поперхнулся и замолчал на полуслове. – Привиделось что-то, а? – тон вопроса был ласков, как май и лепестки сирени, под которой стояли. – Да никак это снова ты, Криворучко? Ну, здоров! – Ага, привет. Давно, можно сказать, не виделись. – Что же тебе опять померещилось, дорогой ты наш лунатик, что орешь ты дурным голосом на всю округу? – Привидение, ей-богу. Как ты здесь стоишь, висело... – И щупальцами шевелило, да? А, может, это белые петушки в воздухе летали? – тут тон сменился и стал скучным и казенным, как желтый дом. – Будем сдаваться или наряд вызывать? "Ну, все. Сейчас этот кретин вызовет "воронок", отвезут, пришьют "белку" и кукарекай, Степа, до полной инвалидности! Хоть бы этот чертов дух объявился!" "Во-первых, не чертов, а, во-вторых, не положено ему зреть меня по рангу. Пускай своими галлюцинациями любуется, – раздалось колокольным звоном в бедной башке жертвы потусторонних жилищных проблем. – Вон и сейчас в нем Лаврентий Палыч заседает. С ним может связываться только полный псих, а я еще из ума не выжил. Благодарю покорно, батенька! Кстати, булыжник основное оружие пролетариата... Ты уж сам как-нибудь!" – Так, что там у нас будем решать? – Насчет петушков? – И с ними тоже. Ну? – А ну их, пусть кукарекают, – Криворучко решил, что терять ему нечего. Привидения есть, голоса в голове присутствуют – что еще надо для диагноза? – Это как понимать? – А вот так! – Степан набрал в грудь побольше воздуха и выдал трель поджариваемого петуха. – Ты чего, в самом деле спятил? – Булка попятился от ненормального. Тот не дал ему удалиться на безопасное расстояние, схватив за грудки. – Призрак, понимаешь, бродит по Европе! – Отпусти, придурок! – прохрипел участковый, наливаясь синевой, как спеющая слива. – Кукарекай, волчара! – выдвинул ему сердобольный пролетарий немыслимое с точки зрения зоологии требование. – Тогда отпущу! – Ху-ха-йе-ху! – спел третий петух свою лебединую песню и обессилено опустился на газон. – Ну, ты, блин, даешь! На зону захотел, да? Там тебя не только кукарекать научат! Я просле... Тут речевой аппарат у милиционера заклинило, потому как голова Степана вдруг скрылась в каком-то тумане. И это облако становилось все гуще, пока не поползло к Булке. Было в нем что-то очень нехорошее, недоброе до такой степени, что голосовые связки снова заработали, но уже на истерических оборотах. – Черт побери! – завизжал участковый, пытаясь разогнать мутную пелену руками, догадываясь спинным мозгом, что пристрелить ее невозможно. – У всех перегар как перегар, а из тебя чертовщиной какой-то прет!!! – Я же и говорю, привидение, – развел руками виновник новоселья. Голова Булки задергалась, глаза полезли на лоб, а из горла вырвался хрип, который знающие люди называют предсмертным. Только клерк из ЖЕКа не догадался бы, что в нем происходит внутренняя борьба за жилплощадь. Степа благоразумно покинул поле битвы, где скептик по долгу службы стал объектом приватизации неслыханных акционеров. *** Наутро Криворучко проснулся с дикой головной болью. Такого с ним не случалось даже после потребления продуктов перегонки, которые поставляла двору Петровна. Шагая в ногу со временем, старушка свой самогон разбавляла самыми несусветными ингредиентами. В составе смеси можно было обнаружить как карбид, так и куриное дерьмо. При упоминании о дерьме в памяти дернулось какое-то непривязанное к реальности воспоминание. Степан повертел нездоровой головой, но окостеневший шарик догадки не попал в ячейку памяти и продолжал тарахтеть горошиной в сушеной тыкве. – Ну и черт с ним! – рассудил он и поплелся в ванную. Иногда по утрам ему приходилось бриться. Отвратное отражение, глянувшее на него из зеркала, под его тяжелым взглядом и бронебойным дыханием поежилось и покрылось испариной. Налет этот был каким-то странным, более того, подозрительным. Почудилась вдруг в нем Степану лукавая улыбка и сатанинский прищур. Очень и очень знакомое, вчерашнее, неожиданно почудилось в зеркале и тут шарик с грохотом встал на место. – Привидение! – простонал Криворучко. – Чертов эликсир! Налакалось, сволочь, а мне здоровьем головы отдувайся! Но ничего, как помру, так обязательно попробую к Петровне подселиться. Выгоню к чертям собачим её менделеева и тогда она узнает, почем час похмелья после её зелья! Ему хотелось верить, что к тому времени проблема с жильем и на том свете не решится, потому что клятва, как и месть, обещала быть страшной... И тут послышался внутренний голос, забормотавший картаво. И вещал он о том, что шизофрения, то есть привычное раздвоение личности, лишь детские шалости по сравнению с ожидающимся днем, когда головы Человечества вспухнут от налета жильцов. – Некоторые, – закончил голос, – называют тот день Страшным Судом!.. Степан Криворучко в сердцах разбил зеркало и в тот день на работу пошел похмеляться небритым. Семь лет несчастий – срок аренды. Народ точно не врет.