Текст книги "Трое на велосипедах, не считая блондинки. Генуя (СИ)"

Автор книги: O Simona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

  Я немножко удивилась, но так, как у меня не было голубого обтягивающего костюма, то я его не натянула.

  Зрители ушли на сцену, а зал стал заполняться другими зрителями – одетыми в строгие платья и смокинги.

  Я начала искать свою одежду, но не нашла.

  Она исчезла, будто ее продали за пару минут.

  Пришлось добираться голой до такси.

  Позже я из инета узнала, что те, кого я сначала приняла за зрителей – циркачи акробаты.

  Им в театре не предоставили комнаты для переодевания, поэтому они до начала представления переодеваются в зале.

  – Откуда в музыкальном театре акробаты? – Василиса не поверила Дженифер.

  – Новая постановка: одни играют на скрипках и роялях что-то слезливое, а под их музыку акробаты садятся на шпагат, прыгают на батуте и кувыркаются, – Дженифер беспечно махнула правой рукой. – Голая – не голая: не так важно, главное, чтобы не отличаться от других.

  – А, вдруг, сегодня остальные зрители окажутся одеты в платья и в смокинги, – Василиса не спорила, она искала истину.

  – Ну и что? – я пожала плечами. – Пусть одетые, а мы – демократично без одежды.

  – Тогда нас обвинят в неуважении ко всем актерам и зрителям в зале, – Василиса всегда рассчитывает на неприятности, поэтому часто их избегает. – А платить всем зрителем штраф – дороговато для нас выйдет.

  Блюстители закона обходятся дешевле.

  – Хочу спектакль с клоунами в панталонах, – я снова надула губки.

  Василиса может легко отменить поход на представление.

  – Оденем то, что у нас есть на текущий момент, – Василиса извлекла из рюкзачка микроскопические шортики.

  Меньше не бывает... разве что мои...

  – Клетчатые рубашки не застегнуты на верхние пуговички, а связаны узлом чуть выше живота, – Дженифер переоделась первая и крутилась перед зеркалом. – Очень миленькие шортики – все прилично и не вызовет в театре подозрения.

  А, если в зале голые зрители сидят, то мы можем в любой момент раздеться. – Дженифер погрозила мне пальчиком. – Алехандра, ты будешь натягивать свои шорты, или так и останешься стоять без них?

  – Я уже натянула шортики, – я повернулась к Дженифер спиной. – Разве не видно?

  – Честно говоря, не видно, – Дженифер подошла и провела рукой по моей попке. – На ощупь, вроде бы есть, а так – малюсенькие, будто их нет.

  И к тому же они под цвет твоей кожи, незаметны.

  – Я блондинка, у меня розовая макушка просвечивает на голове, а через шортики ничего розового не просвечивает.

  – Мы отправимся в театр на такси, – Василиса заступилась за мои шортики.

  Наверно потому выгораживала меня, что у нее шортики примерно, как у меня. – В театре ты, Алехандра, можешь прикрывать бедра болонкой.

  Иначе, зачем нужна Зизи?

  – Зизи нужна, чтобы носить розовую ленточку на шее, – я подсказала Василисе.

  Мы подгадали, чтобы такси доставило нас к театру к самому началу представления.

  Гадали – гадали, да не предугадали, что нас остановят на входе.

  – Синьориты, – лакей взглянул на билеты, но нас не пропускал. – Вы, со своей одеждой, ошиблись заведением.

  На следующей улице найдите дверь с красным фонарем.

  Вам туда! – Лакей даже не улыбнулся.

  – Я не поняла, зачем нам красный фонарь? – я обратилась с вопросом к Дженифер и Василисе.

  – У нас билеты на лучшие места, – Василиса почему-то побелела и сунула билеты под нос лакею. – А из красного фонаря тебя, судя по твоему красному носу, тебя выгнали.

  – Что случилось? – Подбежал на шум мужчина в строгом костюме. – Вы, синьориты, случились у нас?

  – Это вы с вашим лакеем случились, – Дженифер в нетерпении топнула ножкой по красной ковровой дорожке.

  Лакей и администратор начали переговариваться быстро-быстро.

  Наши переводчики не поспевали за их речью и переводили куски и то – приблизительно.

  «Международный скандал», «Но билеты самые дорогие», «В бордель на Пятницкой им самая дорога», «У блондинки, вообще штанишек нет», «Болван! Ее шорты едва заметны – последний писк моды! И она прикрывается болонкой», «Казанова», «Робеспьер».

  Администратор все же победил лакея.

  Или победила Зизи.

  Она устала ждать, когда закончится представление перед представлением.

  Зизи соскочила с моих рук и пробежала между ног лакея в холл.

  Я упала на четвереньки, проползла между ног лакея – не могу же я идти другим путем, иначе, чем Зизи.

  – Зизи, милашка, остановись, – я понеслась за любимой болонкой.

  За мной бежали Василиса, Дженифер и администратор.

  – Я провожу вас до ваших мест, – администратор обещал на ходу.

  Боится, что мы потеряемся. – Мадемуазели, пожалуйста, прошу вас...

  О чем он просил, я не услышала.

  Через пару минут мы сидели на своих дорогущих местах.

  Правда, администратор, прежде всего согнал с них четырех старичков.

  Они надеялись, получить наши места намного дешевле, чем свои.

  Старички с ворчанием удалились на балкон.

  Я вроде бы слышала «Без панталонов», но думаю, что показалось мне или старичку.

  Без панталонов никого не было.

  Разумеется, старичок не мог сказать, что я без панталонов, потому что он их не видит.

  Я погрузилась в кресло, а затем сразу погрузилась в цирковую комедию.

  Я, сидела между Василисой и Дженифер, первый ряд, козырные места посерединке.

  Белая болонка безучастно дремала на моих коленях.

  Либо Зизи считает себя выше театра, либо полагает, что собачий театр намного интереснее, чем любой другой.

  Я смотрела на сцену и ждала, когда же выйдет он, мой смешной клоун.

  Пусть его зовут Панталоне, но он все равно клоун.

  – Мадемуазель, снимите, пожалуйста, шляпу, – сзади послышался шепот.

  Он разорвал на время театральное мое настроение.

  – Какую мадемуазель вы имеете в виду? – я обернулась и улыбнулась: мало ли кто скрывается за моей спиной.

  Может быть – маньяк, а возможно, что и принц.

  – Вас трое, миледи, но шляпа настолько огромная, что прикрывает сразу всех, а нам закрывает обзор сцены.

  – Вы уже меня утомляете, – я также злобно зашипела и обернулась.

  На меня смотрели три пары глаз.

  Ни один глаз не принадлежал принцу. – Я пришла в театр, чтобы посмотреть на панталоны клоуна, а вас интересует только шляпа?

  Сходили бы к шляпнику. – Я с презрением фыркнула.

  Шляпа Дженифер им, видите ли, не нравится.

  Ничего они не понимают в модных шляпах от кутюр.

  Дженифер стащила шляпу с показа мод, где выступала на подиуме.

  Шляпа – уникальная, размером с пляжный большой зонт.

  Как Дженифер умудрилась вынести ее – остается для меня и для Василисы загадкой.

  А Дженифер пока нам тайну не раскрывает.

  – Дженифер, они хотят, чтобы ты сняла шляпу, – я наклонилась к уху подружки. – Говорят, что она загораживает им обзор сцены.

  Странные какие-то театралы, нам твоя шляпа не мешает и ничто не загораживает, даже Панталоне, который еще не появился.

  А им все не нравится.

  Наверно они – террористы! – Я прижала Зизи к грудям: мало ли что, а Зизи защитит меня от разбойников.

  – Вы заядлые театралы, если я не ошибаюсь, – Дженифер шляпу не сняла, но обернулась назад. – Вы наверно, не помните, как я красиво шествовала по подиуму?

  Сейчас бросаете на меня и на мою шляпу пронзительные взгляды, а раньше не замечали.

  Неужели, чтобы меня заметили, я должна в зале сесть в шляпе перед вами?

  – Мы бы вас запомнили, милочка, особенно ваш пронзительный взгляд и визгливый голос.

  Но только шляпа мешает рассмотреть ваше лицо.

  – Моя улыбка становится все шире и шире, я дрожу от счастья, – Дженифер совсем не интересовалась тем, что начинается на сцене.

  Неожиданно, у ворчащих сзади появилась союзница.

  Я с удивлением в ней узнала себя.

  – Дженифер, сними ты эту шляпу, – я зашипела на подружку. – Здесь нет женихов, чтобы они восхищались твоей шляпой.

  А для этих не стоит стараться.

  Дай насладиться игрой Панталоне.

  Мы обойдемся без разговоров о шляпе и продолжим более важное – будем смеяться над Панталоне.

  – Алехандра, ты против меня и моей шляпы? – Дженифер вопросительно изогнула брови. – Я сниму ее ради себя! – Дженифер сбросила шляпу под ноги на пол. – Больше ничего не нужно снять для тебя, дорогая? – Дженифер не выглядела недовольной.

  Слишком подозрительно быстро Дженифер согласилась со мной.

  Значит, меня ждет ее коварная месть.

  Пусть месть подождет до дома, я сейчас я на комедии в театре.

  – Спасибо, мадемуазель, – на мое плечо легла дрожащая рука.

  Я осмотрела ее – дряблая кожа, пятна – рука принадлежала старику или еще более старому старику. – Вы нас выручили, что уговорили подружку снять шляпу.

  Возьмите от меня в знак благодарности! – Рука сняла со своего мизинца изящный перстень с прозрачным камнем и надела на мой средний пальчик.

  Кольцо по размеру большое, вошло легко, но я его прижала другими пальцами.

  – Армагедон, ты сошел с ума, старый альфонс, – другой дрожащий голос, но более женский, затарахтел, как мясорубка. – Подарил молодой беспутнице свой фамильный платиновый перстень с бриллиантом.

  Немедленно верни его обратно, иначе будешь спать отдельно.

  – Жизель, слушай оперу, а не осуждай меня, иначе будешь спать отдельно, – старик огрызнулся.

  Я на его стороне, поэтому захлопала в ладоши.

  Василиса схватила меня за руки, прекратила хлопанье.

  – Мы не в опере, маразматик, – старуха все еще хотела вернуть кольцо своего старика.

  – Извините, – я обернулась к старушке. – Вы назвали меня беспутницей.

  А она кто? – Я стремлюсь все знать.

  – Она – ты, – старуха хрипло рассмеялась.

  – Жизель, не приставай к юной леди, – старик подмигнул мне. – Может быть, она – наша внучка.

  Я в молодости часто и обильно грешил налево и направо.

  – Ты в молодости грешил с парнями, Армагедон, – старички утомились перебранкой.

  Я оглянулись – они мирно спали – голова к голове.

  – Вот, что милые друзья, не люблю я вас, а люблю девочек молоденьких, синьорин новеньких, – очаровательный дребезжащий стариковский голос раздался со сцены.

  Я задрожала от волнения:

  – Василиса, Дженифер, – это клоун Панталоне? – я пихала локтями подружек в бока.

  – Панталоне, клоун, сиди спокойно, Алехандра, а то вышвырнем тебя на сцену на съедение Панталоне.

  – Красные, неприлично обтягивающие штаны, желтые туфли, крючковатый длинный орлиный нос, плащ, жилетка, – все, как описано в компьютере, – я захихикала. – Настоящий клоун в цирке.

  – Приехал я из Венеции в Геную, наниматься в повара.

  Только я не буду рябчиков жарить, а буду под юбками рыжих девиц шарить, – Панталоне многозначительно посмотрел на Василису.

  Волосы Василисы рыжие, хотя она их называет медными или золотыми, но чаще всего – золотыми.

  Панталоне заметил красоту Василисы, а я от его шутки захихикала.

  Умеет же он рассмешить девушек.

  – Была у меня любимая девушка Ядвига, была да умерла, – Панталоне сделал вид, что плачет.

  Я заржала, потому что клоун на то и клоун, чтобы смешить, даже плачем.

  – Взял я себе жену, сейчас вам ее покажу.

  Вы, господа и дамы, на меня глядите, да дочерей от меня берегите. – Панталоне упал в кресло и вытянул ноги.

  Я застонала от смеха.

  Панталоне смотрел на меня, при этом сделал зверское лицо.

  Я расхохоталась почти до обморока.

  – Перед тем, как молодой жениться, нужно деньгами разжиться.

  У меня семь с золотом сундуков, вот жених я каков.

  Лежат под короной, да не знаю, под которой.

  Сватался я к невесте, любимой Джульетте.

  Красавица, свет лучше не видел ее. – Панталоне щелкнул пальцами.

  На сцену вышла молодая девушка в строгом закрытом платье.

  На голове ее – венок из пластмассовых цветов.

  Я, как увидела ее, так чуть не умерла со смеха.

  – Ростом я не велика, зато красотой богата.

  Золото гребу лопатой, где же для меня работа.

  – Джульетта, выходи за меня замуж, – Панталоне вскочил с кресла. – Я выгляжу стариком, потому что всегда в трудах, а лет мне столько, сколько и тебе – но лишь на два года старше.

  Тебе четырнадцать лет, а мне – шестнадцать.

  Пора бы и о детях задуматься.

  – Я согласна стать твоей женой, – девушка наклонила головку к плечу.

  Я не переставала хохотать в полный голос.

  Надо же: старик прикинулся молодым – что только клоуны не придумают.

  В интернете сейчас это модно: все старики играют в молодых – фотографии вставляют не свои, переписываются с нами, флиртуют, но встречаться не спешат.

  Мы ожидаем красавчика своего возраста, а на свидание приходит маньяк с седой бородой и животом до земли.

  Но я не осуждаю стариков в интернете, которые маскируются под мальчиков.

  Парни говорят глупости и даже дерзости, а старики – нежные.

  Они умеют делать комплименты, скажут нужное в нужный момент.

  Панталоне замечательно обыграл интернет.

  – До тебя я сватался к Гертруде, позарился на ее большие груди.

  Она была со мной мила, только руки по утрам не мыла.

  На ногах носила браслеты, кушала всегда котлеты.

  Сарафан у нее французский, в бедрах узкий.

  Руки в саже, лицо в муке – любил я ее безумно.

  Но она меня обманула – до свадьбы в омут с головой нырнула, да не вынырнула. – Панталоне зарыдал.

  Я хохотала без остановки.

  Василиса и Дженифер толкали меня, щипали, сзади кричали, наверно, тоже не могли остановиться от смеха.

  Джульетта сделала круг по сцене, затем подошла к Панталоне.

  Я из театрального кружка знала, что круг по сцене – означает, что прошел день.

  Стрелка часов тоже движется по кругу, но не на сцене.

  – Как задумала на тебе жениться, так по ночам не спиться.

  – Мне тоже снишься по ночам, – Панталоне встал, колени его скрипнули. – Снится, будто я не я, а я – девушка на придворном балу.

  Все в венецианских масках, как в сказке.

  Стали меня на руках качать, а я от страха начал кричать.

  Все упали, а я оказался в подвале.

  Тут карабинеры прибежали, меня связали.

  Купцы сказали, чтобы меня связанного с тобой венчали.

  – Мы с тобой сыграем свадьбу у Флора, у Гостиного двора.

  Там висят красные фонари, и всегда жаром пышет.

  Только боюсь, как бы на нашей свадьбе не случилось бы лишнего.

  Кареты ты наймешь, деньги за них отдашь.

  – Пригласим гостей со всех провинций, – Панталоне все косился на мой смех.

  Неужели, я неправильно смеюсь, не по-местному? – Надеюсь, что нам окажет милость купец Афанасий, которому я корабль красил.

  Афанасий – придворный франт, в руках бант, сапоги с каблуками, в руках золото.

  – Я попрошу отца, чтобы он на свадьбу пожертвовал три бочки мадеры.

  У нас чудесная мадера, старого манера.

  Я часто спускаюсь в подвал – кувшинчик мадеры как пригублю, так сразу всех на земле и люблю. – Джульетта покраснела.

  У меня от хохота свел живот, поэтому мой красивый смех превратился в всхлипывания и хрюканье.

  За это время Панталоне и Джульетта прошли два круга по сцене.

  Затем они остановились на краю, как раз желтые туфли Панталоне маячили передо мной.

  Я не удержалась, подалась вперед и дотронулась пальчиком до кончика его туфли.

  Панталоне подпрыгнул, как ужаленный осой.

  Я залилась слезами смеха.

  – Приходим мы в термы – перед свадьбой нужно за две недели заранее помыться, – Джульетта и Панталоне рассказывали действие. – У ворот стоят два гвардейца в меховых шапках.

  – Когда я в термы вошла, взглядом посетителей окинула, так чуть от радости не сгинула, – Джульетта опустила головку на плечо Панталоне.

  Молодая девушка делает вид, что любит старика – огромный комический эффект!

  Я чуть не захлебнулась смехом. – Не допрыгнуть до потолка, лишь свободная скамейка одна.

  – Я для своей невесты привел двух массажистов, да двух гвардейцев, чтобы держали ее крепко.

  Начали они ее парить, со всех сторон гладить.

  – Я вертелась, вертелась, чуть до смерти не согрелась.

  Кричу – спасибо, любимый мой жених.

  – Я добрый, с невесты денег не беру, только пару поддаю.

  Когда из бани домой в свой Палаццо добрался, то от счастья свалился. – Панталоне поклонился.

  От его несвежих туфель воняло, как от гренландских шкур.

  Я рассмотрела все трещинки на желтых туфлях, дырки, склееные части.

  Смешно – до умопомрачения: надо же – придумали в комедии – несвежие старые туфли для клоуна!

  Все предусмотрели юмористы!

  Панталоне тем временем отошел в глубь сцены и упал:

  – Умираю, тебе, Джульетта, жить долго завещаю! – Панталоне уморительно задрыгал ногами и захрипел.

  Я вскочила, хлопала в ладоши и ржала, как лошадь:

  – Умри же быстрее Панталоне, умри!

  Насмеши нас, клоун!

  – Без милого дружка мне жизнь не нужна, – Джульетта странно посмотрела на меня.

  Почему она не улыбается?

  Ага, я поняла: некоторые комики нарочно играют с грустными лицами – так смешнее.

  – Возлюбленный, я иду за тобой, – Джульетта вонзила себе под мышку кинжал.

  Зажала его, будто он вошел в сердце, и грохнулась на Панталоне.

  Послышался треск раздавленных костей.

  Я от смеха упала на пол и каталась по шляпе Дженифер.

  Панталоне и его артистка поднялись, кланялись.

  На сцену выносили букеты.

  Лица зрителей торжественные, глаза на мокром месте.

  – Они, тоже хохотали до слез! – я с трудом поднялась.

  – Алехандра, деточка, – Василиса не старше меня, но любит в ответственный момент иронизировать, например, называет меня деточкой. – Мы ошиблись – смотрели не комедию, а трагедию.

  Напрасно ты хохотала и назвала Ромео Панталоне.

  – Очень грустная история: он любил ее, она любила его, – Дженифер тыльной стороной ладони вытерла слезинку. – Ромео умер, а Джульетта не смогла дальше жить без него, поэтому себя убила.

  – Как же она убила себя, и как он умер, если они живые и кланяются? – я обернулась в зал. – Это же смешно! – Меня снова согнуло от хохота.

  Странно, что никто из зала не разделил моего веселья.

  – Смотрят на нас, будто мы убили их Ромео, – Дженифер подняла шляпу и водрузила на головку: – Судя по их лицам, мы оскорбили их чувства: сразу все и всем!

  Нам повезет, если отделаемся огромным штрафом, и нас не убьют.

  – Дженифер, Алехандра, что же вы стоите, как две дуры? – Василиса схватила нас под локти и потащила.

  Но в коридоре, оказывается, нас уже ждали.

  Публика солидная, поэтому не били.

  Зрители стояли вдоль стенок, чтобы мы шли по центру по красной ковровой дорожке.

  Мы и виляли бедрами, потому что привыкли ступать по подиуму.

  – Мерзавки иностранки, – нас били словами, но слова не похожи на руки, поэтому не больно.

  Я хохотала до упада, падала, Василиса и Дженифер терпеливо меня поднимали под градом обвинений.

  – Ничего не понимают в искусстве.

  – Вырожденки! Падшие личности.

  – А еще эта, без штанов.

  – Штаны у нее есть, только они чуть заметны.

  – Лучше бы не надевала их – меньше позора.

  – Бесстыдницы, в шортах и в клетчатых рубашках пришли в храм искусства.

  – А эта дурочка все время ржет, умалишенная.

  – Вы сердитесь на меня, потому что у меня розовая макушка просвечивает, – даже это мне казалось смешным. – Я блондинка, а у нас, очень нежная кожа, и она розовеет на макушке.

  У вашего Панталоне ничего не розовеет? – Новый приступ хохота согнул меня в дугу. – Спасибо за цирк.

  – Постыдились бы, синьориты, – три юноши в смокингах оказались последние перед выходом.

  – Постыдились? – Василиса затормозила перед блондином в розовом смокинге. – Стыдно – у кого не видно!

  У нас все видно, поэтому нам не стыдно.

  – Уведите подружку, она позорит театр! – Перед блондином встал красавчик брюнет.

  – Алехандра позорит? – Дженифер закипела, как чайник.

  Когда я, Василиса и Дженифер остаемся втроем, то часто подшучиваем друг над дружкой.

  Но, если на одну из нас нападают со стороны, то две другие выставляют иголки. – Запомни, мальчик, – Дженифер двумя пальчиками взяла брюнета за подбородок. – Девушка не может опозориться ни при каких случаях.

  Все, что мы делаем – не содержит ни капельки позора.

  Разве позор, что блондинка Алехандра смеялась?

  Вы должны были радоваться и кадрить, а не осуждать.

  – Бескультурные! – третий юноша – шатен – в желтом смокинге пропищал из-за спины товарищей.

  – Инфильтрат? – Василиса переместилась к шатену. – Приятно с тобой снова встретиться, Инфильтрат.

  Ты теперь в театре работаешь за совесть?

  – Василиса? – шатен узнал ее, но, судя по смущенному виду, не обрадовался.

  Когда Василиса утвердительно кивнула головкой, при этом левая грудь выскочила через широкий вырез рубашки, шатен сжался в комок. – Вы посетили мой театр и опозорили его.

  Я бы сказал, что вы сами опозорились, но судя по вашему виду, вы не знаете этого слова. – Инфильтрат застегнул пуговички на рубашке Василисы.

  Ее грудь исчезла за клетчатой тканью.

  – У меня не будет времени рассказать тебе о настоящем позоре, – Василиса грустно рассмеялась. – Когда ты упал на подиуме, я подала тебе ногу помощи. – Глаза Василисы вспыхнули красными углями. – Надеюсь, что ваша постановка Ромео и Джульетта – последняя.

  Наверно, она была потрясающая, потому что зрители плакали от восторга.

  Но Алехандра все испортили – с вашей точки зрения.

  А с нашей – моей, Алехандры и Дженифер – она, дала новый толчок к развитию вашего театра.

  Если Алехандра ржет на спектакле, то она не позорит, а поднимает пьесу – о чем бы она не была. – Василиса красиво развернулась и первая вышла из театра.

  Она шла к такси подиумной походкой – непростая походочка, выверенная годами на дефиле.

  Я и Дженифер тоже выпрямили спины и показали, что мы в восемнадцать лет – уже ветераны подиума.

  В такси Василиса и Дженифер дружно выдохнули.

  Я продолжала ржать, не могла остановиться, когда вспоминала игру клоуна Панталоне.

  – Когда мне исполнилось семь лет, отец взял меня в цирк, – Василиса повернулась к Дженифер, рассказывала ей.

  Она думает, что я ничего не слышу через свой смех? – К чему я говорю?

  Ах, да – к тому, что никто не ошибается, когда смеется или плачет на представлении.

  Главное, что человек сопереживает и сочувствует.

  – Василиса, ты сошла с ума? – Дженифер потрогала лобик Василисы. – У тебя горячка?

  Слишком умно выражаешься для модели.

  – Я не думаю, что я умная, просто слова сами из меня лезут. – Василиса похлопала меня по спинке, но обращалась по-прежнему к Дженифер. – Мой отец любил со мной гулять, потому что на наших прогулках не было мамы.

  Папа боялся гнева мамы, поэтому прикладывался к алкоголю тайком.

  Он брал с собой фляжку с резко пахнущей жижей, и, время от времени, пил из нее.

  "Василиса, я человек слабый здоровьем, поэтому приходиться пить лекарство.

  Только ты маме не говори, а то она расстроится, что я болею", – нос папы краснел.

  Отец думал, что я дура, – Василиса вздохнула, – думает и по сей день.

  Тогда в цирке он набрался основательно своего лекарства, и захрапел.

  Я привыкла к его сну во время наших прогулок.

  Меня даже устраивало, когда папа засыпал.

  Я шарила у него по карманам, брала часть денег и покупала себе сладости.

  Когда папа просыпался, он пересчитывал деньги, шевелил губами, сдвигал брови, но не мог вспомнить, сколько у него было денег до сна.

  На арену цирка вышли клоуны.

  Я приготовилась смеяться, потому что клоуны – всегда смешно, даже, когда они не клоуны! – Василиса многозначительно на меня посмотрела.

  Что она имеет в виду: что я клоун? или то, что я смеялась в театре, когда все рыдали? – Я открыла ротик, чтобы хохотать.

  «Здравствуй, Бим», – рыжий клоун поклонился брюнету клоуну.

  «Здравствуй, Бом», – брюнет поклонился рыжему.

  «Ты где был, Бим?»

  "В магазин за гречкой и туалетной бумагой ходил.

  Эпидемия коронавируса".

  «А теперь попробуем, сможешь ты ходить», – Бом выдернул из-под Бима коврик.

  Бим грохнулся со всей дури на арену и задрал ноги.

  «Ой, Бом, больно! Теперь я ходить не смогу», – Бим стонал. – Зрители ржали так, что наклонился потолок.

  «Бим, если не можешь ходить, то стой», – Бом помог Биму подняться, а когда тот встал, то ударил его огромной дубиной по голове.

  Бим, снова упал и опять застонал.

  Зрители умирали от хохота.

  Лишь я одна не смеялась.

  Ледяной ужас схватил меня костлявой рукой за горло.

  Над чем смеются?

  Почему смеются?

  Биму же очень больно, он не может встать.

  «Что же ты, Бим, ни стоять, ни ходить не можешь»? – Бом под общий хохот развел руки в сторону.

  Он продолжал издеваться над избитым Бимом.

  Тогда мое маленькой, но доброе и отважное сердце не выдержало.

  Я вскочила со своего места и пошла по головам к арене.

  Зрители меня не ругали за то, что я шла по головам и по плечам.

  Детей ругать нельзя, потому что за нас можно сесть в тюрьму.

  Я спрыгнула на арену, подняла нож и стала подкрадываться сзади к злому Бому.

  Он меня не видел, потому что поднимал Бима, а затем его опять нарочно ронял.

  Зрители видели меня и думали, что я цирковая, подсадная.

  «Бим, у тебя падучая?», – Бом бросил Бима на арену.

  Но в то же время что-то почувствовал и оглянулся.

  Никогда не забуду ледяные безумные глаза Бома.

  Он не играл, ему нравилось унижать и избивать Бима.

  Я извернулась и ударила Бома ножом в грудь.

  Он захрипел и упал.

  Зал умирал от смеха, покатывался. Надрывался смехом.

  Бома утащили с арены за ноги, как куклу.

  Я вернулась на свое место и продолжала смотреть спектакль.

  Если бы Бом подал на меня в суд, то я бы придумала, что отомстила ему за то, что он меня трогал.

  Даже в детстве я знала, что только ложью можно бороться со своими врагами.

  Папа проснулся, допил свое лекарство, и мы отправились домой.

  На следующий день я в инете прочитал, что клоун Бом выжил после чудовищного удара ножом в грудь.

  Я разозлилась, пришла в бешенство.

  Получается, что я не отомстила клоуну Бому за то, что он избивал клоуна Бима.

  Через месяц я снова отправилась с папой в этот же цирк.

  Клоун Бом уже выздоровел, чувствовал себя на арене удовлетворительно.

  Он играл с Бимом ту же сценку: бил Бима, ронял, пинал.

  В то же время Бом настороженно смотрел по сторонам, резко оборачивался – не подкрадывается ли к нему с ножом маленькая девочка.

  Я сидела на первом ряду, и в один момент наши глаза с клоуном встретились.

  Клоун узнал меня, вздрогнул, мелко задрожал.

  Он закрыл лицо руками и под бой барабанов побежал с арены.

  Зрители опять думали, что это – часть игры.

  Но Бом испугался меня до смерти и удирал.

  Я маленькая была, поэтому не могла его догнать.

  Лишь успела посмотреть, как Бом запрыгнул в свою машину и ударил по педалям.

  Автомобиль сорвался с места, понесся к мосту.

  Перед представлением я налила в щелочки в мотор автомобиля Бома кислоты и надеялась, что она разъест важные части мотора.

  Так и случилось: автомобиль на мосту лихорадочно завилял, крутился, а затем сшиб перила и рухнул в воду.

  Больше я не видела клоуна Бома.

  Утонул ли он, или выжил, а потом бросил цирковой ремесло – не знаю. – Василиса засмеялась.

  – Мы, девочки, любим пошалить в цирке, – Дженифер пыталась высунуть длинные ноги в окно такси. – Я клоунов не убивала, но однажды на представлении видела смерть клоуна.

  Не знаю, чем он не понравился маленькой девочке.

  Перед выступлением клоунов факир набирал в рот керосин, а затем выпускал струйку изо рта и поджигал ее.

  Выглядело красиво – огненный фонтан изо рта человека.

  Факир ушел, а бутыль керосина на арене осталась.

  Девочка подбежала, глотнула из бутылки, затем подожгла вылетающую изо рта струю.

  Эту струю она направила на клоуна.

  Он сразу загорелся, кричал от боли, бегал по сцене, а девочка поджигала и поджигала его.

  Горящий бегающий факел свалился.

  Клоун пытался опилками с арены сбить пламя.

  Но только помогал огню разгореться.

  После выступления клоуна на арене остался обгоревший труп. – Дженифер так и не высунула ножки в окно, потому что мы подъехали к отелю.

  За поздним ужином мы поклялись друг дружке, что завтра поднимемся в три часа утра – когда солнце встает.

  – Мы должны каждую минуту с пользой тратить на отдых, – Дженифер торжественно провозгласила.

  Мы важно сцепили мизинчики и поклялись, что будем встречать солнце каждое утро.

  – Три часа утра – да запросто, – я зевнула.

  Вечером я верила, потому что легко можно верить.

  Проснулись мы почти с восходом Солнца.

  – Одиннадцать часов! – я растолкала Василису и Дженифер. – Конечно, одиннадцать – не три, но солнце еще встает.

  Так что мы поднимаемся с восходом Солнца.

  – Одиннадцать? – Василиса подошла к окну и зажмурилась от яркого солнечного света. – Может быть...

  – Все равно, мы бы не поехали на велосипедах в три утра, потому что у нас еще нет велосипедов.

  А в три утра вряд ли работают магазины по продаже велосипедов. – Дженифер нас успокоила.

  Для полного успокоения мы роскошно позавтракали.

  – Закажем велосипед по интернету или купим в магазине? – Василиса спрашивала наш совет, но для себя уже все решила.

  Она натягивала велосипедки – готовилась к походу в магазин.

  Если мы не собирались выходить, то обычно дома не думали об одежде, тем более что у нас на вилле бассейн.

  Каждый раз снимать одежду перед купанием, а затем – одевать – глупо, хлопотно и неудобно.

  Старый слуга Фирс привык к нашему обнаженному виду, лишь ворчал иногда:

  «Да, что я там у вас не видел».

  – Перед тем, как купить, я хочу пощупать велосипед, – Дженифер начала поиски своей одежды.

  У нее ритуал – нарочно вечером прятать свою одежду, чтобы потом утром ее долго и мучительно искать.

  Долго и мучительно – для меня и для Василисы, потому что приходится ждать Дженифер.

  Подозреваю, что самой Дженифер процесс поисков очень нравится.

  Иногда, если уж слишком долго, то мы с Василисой зеваем и говорим, что пусть Дженифер нас догоняет, когда оденется.

  Тогда Дженифер начинает нас обвинять:

  "Не можете подождать меня хоть чуть-чуть.

  Так с подругами подруги не поступают".

  «Подруги по два часа не ищут свою одежду», – обычно мы отвечали.

  На этих нотках конфликт заканчивался.

  – Кто-нибудь видел мои велосипедки? – Дженифер смотрела на нас, будто мы их натянули. Вдвоем.

  – На люстре посмотри, – Василиса предложила.

  – Развлекаетесь? Издеваетесь надо мной? – Дженифер заявила приятным голосом и сжала мое запястье. – Алехандра признайся.

  Ты видела мои велосипедки и топик?

  – Дженифер ты так приятно держишь мою руку, – я растянула губы в улыбке. – Продолжай держать.

  Но все же посмотри на люстру, она великолепна была, пока ее не закрыли твои велосипедки и топик.

  – Что? – Дженифер все же поддалась нашим уговорам, и согласилась взглянуть на подсказку.

  Она с ироничной улыбкой подняла головку и обнаружила на люстре свои велосипедки и топик.

  Последовал второй вопрос: – Зачем вы их туда повесили?

  – Мы повесили твою одежду? – Василиса спросила холодно. – Неприятно, когда ты свои беды переносишь на нас.