Текст книги "Закалённый сталью (СИ)"

Автор книги: Новиков Евгений

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

  Время артудара приближалось неумолимо. Гаврилов лежал на позиции и в бинокль осматривал местность, которую через несколько минут предстояло штурмовать. Свой отряд он расположил в трёхстах метрах от хутора. Есть риск, что артиллерия зацепит, но сейчас время перемещения играет ключевую роль. Главное – не дать фрицам опомниться, свалиться как снег на голову. Каждый боец уже знает, куда бежит во время атаки, сложность представляли только две вышки с пулеметами на окраине, но Павленко обещал снять их еще во время артудара. К собственному удивлению, Семён не чувствовал волнения или страха. Нет, тут было другое... Он не задумывался о том, что может не выжить, что фрицев в несколько раз больше, что сама атака на превосходящие силы противника была безумием. Нет, он хотел лишь одного – чтоб не один фашист из хутора не выбрался.

  Снова посмотрел на часы. Прошла минута, показавшаяся вечностью. Фрицы уже давно проснулись. Кто-то умывался из старого рукомойника, кто-то пробежал из землянки в избу с кипой документов, какое-то подразделение прошло вглубь хутора, вероятно, завтракать. Какой-то офицер сидел на крыльце одного из домов и мирно читал книгу. Вот кто-то проехал на мотоцикле куда-то в сторону передовой... А это уже не хорошо. Но помешать ему никак бы не смогли. Будем надеяться, что артиллеристы на месте разберутся. Артиллеристы... Танковый наводчик и десяток добровольцев...

  Спустя минут пять, где-то вдалеке что-то громыхнуло. Секунды не прошло, как раздался взрыв в центре хутора. Не просто взрыв, показалось, что земля содрогнулась от этого разрыва. Тут же заржали какие-то лошади, раздались крики на немецком... Еще взрыв. Практически тут же, еще один. Очень удачный – снаряд прилетел точно в дом, бревна которого разлетелись вместе с землей на добрые пару десятков метров. И еще. И еще. Земля содрогалась, как при сильном землетрясении, несмотря на то, что до хутора было достаточно далеко. Один из снарядов попал недалеко от вышки, с которой в это время уже падал убитый пулеметчик. Разрывы Семен не считал, но обратил внимание, что снаряды рвались с небольшим разлетом – Калюжный старался не затронуть окраину хутора, дабы не зацепить своих. А что там второй пулеметчик? Не видно. Семён повернул голову в сторону Павленко – тот улыбнувшись махнул головой, подтверждая, что тот теперь тоже не помеха.

  Еще несколько разрывов, но Гаврилову показалось, что немцы куда-то бегут. Присмотрелся – на руках полоски бинта – Кузнецов, не дожидаясь, когда стихнет артиллерия, повел свою группу в атаку.

  – Мужики! Вперед! – закричал что есть мочи Семён, прекрасно понимая, что фрицы при всем желании его услышать не смогут, да и не до этого им сейчас.

  Вскочил. Мимо пробежали несколько бойцов, да так быстро, будто на соревнованиях. Молча, не издавая ни единого звука. Гаврилов торопился в сторону дома, на крыльце которого он видел офицера, читавшего книгу. Этот дом он заприметил, как только пришли на позицию. С ним еще двое. После захвата избы, бойцы переместятся к землянке, а он остается неподалеку, руководя теми, кто выполнит свои задачи. Подопечные Гаврилова подбежали к дому первыми и не дожидаясь командира, с ходу, закинули в окна две гранаты, после чего, дождавшись взрывов, тут же ворвались внутрь, поливая все перед собой длинными очередями. Когда Семен подбежал, бойцы уже выбежали назад, показав, что живых там больше нет и устремились к землянке. Гаврилов побежал дальше, вдоль домов, со стороны огородов. На другой стороне хутора раздавались крики по-немецки, но Семён узнал голос Кузнецова. Значит у них пока тоже порядок.

  Семён подбежал к очередному дому. Перед крыльцом стояли два бойца и по очереди давали короткие очереди внутрь. В ответ раздавались одиночные пистолетные выстрелы. Видно, кто-то выжил после взрыва гранаты. Осторожно заглянул через окно – за стеной стоял какой-то офицер, раненый в левую руку. Прицелился. Короткая очередь и немец сполз по стене. Выглянул, крикнул бойцам, что могут заходить и огородами побежал дальше. Мимоходом взглянул через дорогу, туда, где орудовала группа Кузнецова. Перед Приходько стояли с десяток фрицев на коленях, с заведенными за голову руками. А командир продолжал что-то кричать. Прислушался – что-то про нападение партизан, тревога... и приказывает выходить на позиции, для отражения атаки. Они и выходят, орднунг, понимаешь ли. Стрельба раздается редко, да и то, в основном в воздух.

  А на въезде в хутор, группа фрицев решила покинуть самовольно расположение и драпанула в сторону от гремящих взрывов и пальбы. «Уйдут, уйдут!» – думал про себя Гаврилов, но бежать за ними было верхом безумия. Еще половина хутора даже не была зачищена. Неожиданно раздался голос Кузнецова, усиленный рупором. Говорил по-немецки, насколько понял Семён – предлагал сдаться, мол, хутор окружен, сейчас подойдут танки и живого места здесь не оставят. Никакого времени на размышление – или сейчас выходят с поднятыми руками, или он отдает приказ пленных не брать, а расстрелять хутор издалека, а потом добить уцелевших. И тогда пощады ждать точно не стоит. Сработало. Из оставшихся домов и землянок стали появляться фрицы. Кто без оружия, кто отбрасывая карабины в сторону. Гаврилов назначил несколько человек контролировать со стороны огородов выходящих, остальным приказал сбивать в кучу пленных. Какой-то офицер, видя, что его пытаются поставить на колени, начал возмущаться, за что сразу получил удар прикладом в затылок и упал на землю. К удивлению Семёна, ни один из пленных даже не попытался помочь лежащему командиру.

  Откуда-то из-за хутора раздалась длинная пулеметная очередь. Семён бегом рванул в ту сторону. Очередь не смолкала... «Да это ж Дегтярь!– значит, наши!» Спустя минуту перед ним развернулась живописная картина – из-за кустов выходил Калюжный с пулеметом наперевес. Рядом вставали еще несколько красноармейцев из числа тех, что выделили в артиллерию. Возле дороги стояли немцы, которые несколько минут назад пытались ретироваться из хутора.

  – Товарищ младший сержант, как там? – озабоченно спросил Калюжный.

  – Все отлично!

  Семён приказал вести пленных в общую кучу, а сам, дождавшись Калюжного, чуть отстал:

  – Вы как здесь оказались?

  – Мы по хутору дали по залпу, орудия заминировали. Оставил несколько человек в охранении, а сам сюда рванул, вам в помощь. Глядь – эти бегут. Ну, мы их и встретили, как подобает.

  – Молодец, красноармеец! Все до снаряда как в копеечку положил.

  – Своих не зацепили?

  – С моего фланга нет. Что у Кузнецова не знаю, но, вроде, тоже не должны были. Там незадолго до этого мотоциклист в вашу сторону проезжал...

  – Было дело. Стоим, все заряжено, выжидаем время, тут он едет. Ну, думаю, все пропало. Двое спрятались, прицелились и ждут, что он делать будет. Фриц остановился, подошел к Ваньке и начал на него кричать. А Ваньку вы знаете, рост под два метра и сажень в плечах, по-немецки не бельмес. Он какое-то время послушал, пожал плечами, да как саданет тому по морде... – уже сквозь смех рассказывал Калюжный, – Фриц метра на два отлетел. Упал и не шевелится. Думали помер. А Ванька поворачивается к переводчикам нашим, мол, чего этот черт от меня хотел? Я ж ни хрена не понял!

  Семен захохотал. Он живо представил себе эту картину. Ванька был с деревни, откуда-то из-под Горького. Амбал, каких поискать. Но добрейшей души человек. Неуклюжий, вяловатый, простецкий, Кузнецов его поначалу брать не хотел, ну, куда такого за линию фронта? Но посидел с ним, пообщался, потом подошел к Гаврилову: «Оставляем! Наш человек! Такой не продаст. А уж поднатаскать его сможем.» Вот поднатаскать, как раз, его и не получалось, но человек был, действительно, с большой буквы. Старался, выполнял все упражнения, но настолько неуклюже, что смотреть смешно было.

  Прозвучал ели слышный пистолетный выстрел и тут же автоматная очередь.

  -Командира убило! – раздался крик со стороны хутора.

  Со всех ног Семён рванул в ту сторону. Подбежал. Кузнецов сидел, держась за правый бок. Недалеко лежал труп какого-то фрица. Выдохнул – жив командир. Кто кричал? Отвесить бы хорошую затрещину, чтоб сначала думал, а потом орал как резаный.

  – Товарищ старший лейтенант, вы как?

  – Нормально, Сём! Сам виноват, расслабился, что все так легко получалось, вот и упустил этого унтера. В следующий раз умнее буду. Слегка зацепило, сейчас перевяжут и в строй вернусь. Распределяй людей для круговой обороны хутора.

  Гаврилов с Кузнецовым обходили посты. Десять человек пришлось выделить для охраны пленных, остальных красноармейцев распределили по периметру хутора. Артиллерию разминировали и подтянули поближе. Доложили руководству о захвате штаба. Комбат несколько раз переспрашивал, поверить не мог. Полк пошел в атаку на передовые позиции по двум направлениям – отвлекающий удар в лоб и через проход, по которому они ночью пробирались, в тыл.

  Семён пересказывал командиру, как на позиции артиллеристов выехал мотоциклист. Неожиданно Кузнецов остановил его жестом, поманил за собой и пошел за один из домов. Подошли бесшумно. Выглянули. Напротив друг друга, сидели красноармеец Милевский и какой-то немецкий лейтенант. Оба мрачные смотрели куда-то вниз.

  – Товарищ красноармеец, это что у вас за посиделки? – грозно спросил командир.

  – Да так, товарищ старший лейтенант, старого знакомого встретил, – со злобой ответил Милевский, не попытавшись даже встать.

  Не похоже на Сашку. Кузнецов подошел ближе. Присел рядом.

  – Сань, давай по порядку, что за фриц, и чего тебе от него надо? – уже беззлобно спросил командир

  – Да я даже не знаю, с чего начать. Пристрелить рука не поднимается. А меньшего он не заслуживает...

  – Так начни с начала, – улыбнулся Кузнецов

  – Зовут его Саньком, тезка мой. Фамилия Кох. Отец немец, мать русская. Жили с ним в одной деревне, в одном классе учились, дружили. Даже пионерами оба были. В тридцать седьмом отец его погиб на шахте, инженером там работал. Он в шестнадцатом в плен попал, да так и остался потом. В гражданскую за красных добровольцем пошел. Мать с Сашкой, после смерти отца, переехали к родне, в Саратов. Матери наши переписывались, общались. Дружны были. Когда фрицы пришли, я добровольцем ушел. Родня переехала к ним в эвакуацию. Приютили. Сейчас мать с сестрой у его матери живут. Писали, что его призвали в сороковом куда-то на границу, но с тех пор ни привета-ни ответа. Считался пропавшим без вести. А вон оно как. Мать его верит, что живой, думает, что родину освобождает...

  – Я – немец, в моих венах арийская кровь! – злобно и почти беззвучно произнес лейтенант на чистейшем русском.

  – Сам в плен сдался в сорок первом? – обратился Кузнецов теперь к «немцу»

  – Я не сдавался. С апреля сорок первого с немцами работал, сам на них вышел.

  – Видите, товарищ старший лейтенант, – ели слышно произнес Милевский. – Мать его теперь враг народа, получается, как ни крути.

  – Во мне отцовская кровь! – снова оживился лейтенант.

  – Ну, это дело поправимое, – улыбнулся Кузнецов, похлопав по плечу Милевского.

  С той же улыбкой достал из кобуры пистолет и выстрелил лейтенанту в лоб. Как ни в чем не бывало, спрятал пистолет обратно, повернулся к Милевскому:

  – Матери его напишешь, что встретил его на передовой, на нашей передовой. Когда атаковали немецкие позиции, геройски погиб на твоих глазах, сражаясь за нашу, Советскую Родину! Документы его сожги.

  Милевский и Гаврилов смотрели на командира ошарашенно, а тот продолжил:

  – Похоронен в братской могиле. Сын её герой. А это не её сын. Фашистское отродье, которое пыталось сбежать, а я пристрелил, при попытке к бегству.

  Подбежали три красноармейца, слышавшие выстрел. Кузнецов, вставая, обратился к ним:

  – Прикопайте его где-нибудь, отдельно от остальных, Милевский вам поможет. Ничего не видели, ничего не слышали, глупые вопросы оставьте при себе!

  – Есть, товарищ старший лейтенант!

  И уже обращаясь к Милевскому, напомнил:

  – Про документы не забудь. Красноармеец Александр Кох погиб в бою за нашу Советскую Родину! А это не он! Обознался ты, Саш!

  Командир закурил, махнул рукой Гаврилову, зовя за собой и продолжил путь. С минуту помолчали.

  – Осуждаешь? – спокойно спросил Кузнецов.

  – Нет! Все правильно сделал, командир!

  – Еще б совести моей объяснить, что так оно правильно...

  За столом расположились командир полка, майор Бабич, начальник штаба, Кузнецов и младший сержант Гаврилов. Совещание проводили в той же избе, в которой еще утром квартировал командир немецкого полка. Семёна на совещание вызвал начальник штаба, хотя Гаврилов не понимал, зачем он там нужен. Кузнецов быстро и четко доложил о действиях роты.

  – Миш, тебя послушать, так все случайно получилось – и на артиллеристов случайно свалились, наспех засаду поставили, а в штаб, так, фрицы вас сами, практически, пригласили... – командир полка улыбался.

  – Товарищ майор, доложил все как было. В рапорте будет отражено тоже самое.

  – Да не кипятись ты, старлей! Товарищ младший сержант, все так и было? – обратился начальник штаба к Гаврилову.

  – Так точно!

  – Стоило ли сомневаться, что он подтвердит, – засмеялся Бабич. – Молодцы! Честно, пока сам не увидел – не верил. Да что там, до сих пор в голове не укладывается. Что по потерям?

  – Семеро убиты, одиннадцать ранены, товарищ майор! – так же четко отрапортовал Кузнецов.

  – Ты лучше доложи о пленных и о том, что захватить удалось, – улыбнулся начальник штаба, – я пока сам не убедился, докладывать не спешил.

  – Ну-ка, ну-ка, интересно, – Бабич повернулся в сторону старлея.

  Гаврилов и сам расплылся в улыбке. Цифры он видел, сам с командиром их составлял, перепроверял, чтоб не упустить чего. А Кузнецов достал лист из нагрудного кармана гимнастерки и начал перечислять:

  – Захвачено в плен 197 человек, из них 24 офицера, включая командира полка и его заместителей, а также, командира артиллерийского дивизиона. Уничтожено при столкновении с артиллерийским дивизионом 56 человек, при захвате штаба более 170 человек, в основном, от артудара. Более точно посчитать не представляется возможным, от некоторых мало что осталось.

  – Сколько? – вскрикнул Бабич не дослушав

  – Суммарно, с пленными, до батальона фрицев...

  Начальник штаба сидел улыбаясь. Он ждал подобной реакции от командира полка. Именно поэтому ничего не докладывал, не веря в цифры, полагая, что они сильно преувеличены. Бабич достал папиросу, закурил.

  – Товарищи командиры, закуривайте! Кузнецов, продолжай...

  – Захвачено 43 артиллерийских орудия, из них 16 калибром 150 мм, 196 лошадей, 27 ручных пулеметов, 4 миномета, 7 автомашин и склад с боеприпасами, суммарно, более 1500 снарядов.

  За столом, буквально, повисла тишина. Семён ели сдерживал улыбку. Он бы сам никогда не поверил в достоверность данных, если б не участвовал лично.

  – Миш, вас сколько было, напомни?

  – Сорок семь человек.

  Помолчали. Гаврилов и начальник штаба уже открыто улыбались, Кузнецов же сидел с видом нашкодившего ученика. С одной стороны, он отправлялся разведать, что находится вокруг штаба. С другой, проявил разумную инициативу. Да, сейчас она стала казаться разумной, хотя и он сам, и все подчиненные понимали, что атака на штаб была спонтанной и вызвала её слепая ненависть, затмившая разум, после того, как узнали о расправе над местными жителями. Подобные сведения о зверствах фашистов доходили до передовой не единожды. Но вот так, когда виновники в паре километров от тебя и есть возможность расплатиться сполна – впервые.

  – Слушай, Миш, – наконец прервал тишину Бабич, – я тут подумал, может мы здесь с полком посидим, а ты сам на Берлин пойдешь? Зачем мы тебе? Только мешаем.

  После того, как все присутствующие отсмеялись, Бабич обратился к Гаврилову:

  – Товарищ младший сержант! Как вы смотрите на то, чтобы отправиться на ускоренное обучение в училище? Кузнецов не единожды ходатайствовал, утверждает, что вы будете хорошим командиром. А через пол годика вернетесь к нам, младшим лейтенантом.

  Семён посмотрел на старлея. Тот едва заметно махнул головой.

  – Надо подумать, товарищ майор...

  – А вы расценивайте не как предложение, а как приказ. Нам сейчас ой как не хватает толковых командиров. А вы уже практически готовый лейтенант, а все еще в сержантах сидите...

  – В младших сержантах, товарищ майор, – улыбнулся Гаврилов

  – В сержантах. Этот вопрос после ваших сегодняшних приключений уже решеный.

  По окончании совещания, когда командование уехало, разрешив остаться в бывшем немецком штабе полка еще на сутки, отдохнуть и привести себя в порядок, Кузнецов вызвал Семёна к себе.

  – Сём, не в обиде, что я тебя в училище сосватал?

  – Нет, командир, просто неожиданно.

  – Так будет правильно. Ты этого заслуживаешь. И я на самом деле считаю, что командир взвода, а потом и роты будет из тебя образцовый.

  – Товарищ старший лейтенант, держите, – Гаврилов протянул Кузнецову немецкий пистолет «Вальтер», – этот без подарочных надписей, но как другой добуду, поменяемся.

  Старлей расхохотался.

  – Сём, тот «Вальтер», что я на тебя «обменял», у меня валялся без дела. Плевать, кто его и кому там дарил. Я его и оставил на случай, если у штабных что-то пробивать придется. Они такое любят, пофорсить друг перед другом. Поэтому отдал его без толики сожаления. И не жалею. Выгодный обмен получился.

  Взял в руки подарок, повертел в руках, протянул обратно:

  – Оставь себе, может, на что-то полезное поменяешь. Я себе еще достану. А тебя жду обратно. Младшим лейтенантом.

  За доблестное участие в Сталинградской битве гвардии старшему лейтенанту М.А. Кузнецову Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 февраля 1943 года было присвоено звание Героя Советского Союза.

  К тому времени капитан Кузнецов, доставил из-за линии фронта 64 «языка», не считая тех, что пленили группой. В марте 1943-го, уже командуя батальоном, был тяжело ранен. Лечение проходил в Новосибирске. В мае 1943-го в полк вернулся младший лейтенант Гаврилов, ставший сначала командиром взвода, а спустя месяц, командиром первой «кузнецовской» роты.

  Полученные раны не позволили Михаилу Арсентьевичу Кузнецову вернуться на фронт, однако он остался на нестроевой службе, получив должность заместителя начальника политотдела по комсомолу, эвакуированного в Сибирь, Киевского военного училища связи. В сентябре 1944 года стал слушателем Высших всеармейских военно-политических курсов Главного политуправления РККА в Москве. Уволен в запас в 1974 году, в звании полковника.

  9 мая 1945-го года именно Кузнецову была поручена важная миссия – выступить по Всесоюзному радио с праздничным обращением к народу, по случаю Победы в Великой Отечественной Войне, а 24 июня принимал участие в Параде Победы на Красной Площади в Москве.

  Скончался 30 октября 2005 года.