Текст книги "Три сапога, и все левые (СИ)"
Автор книги: Nitka
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
– У меня на втором и третьем уроке окно, поэтому мы с 11-Б идём на экскурсию, – энтузиазма в словах хоть отбавляй.
Хотя и отбавить неплохо бы, мало ли что этот активист учудит.
– Зимой? В январе? При температуре «-35»? – на смену досаде пришел скептицизм.
После данного инцидента историк явно находился не в духе.
– Ага, мы пойдём снежного человека искать.
– Где? В Сибири?
– Не-а, туда ехать далеко. А вот рядом есть пещера…
– Это случайно не грузовик снегом завалило?
– Не знаю, – Маятников легкомысленно пожал плечами. – Но главное не это. Мне нужен парик.
– Зачем? – третий раз подряд.
– Помнишь ту девку с длинными волосами из «Звонка»?
– А она-то причём? – Листник недоуменно посмотрел на коллегу. – По-моему, твой… – он запнулся, не зная, как правильнее определить название очередной причёски, – радужный… ирокез-хвостик и в «Звонке» не увидишь.
– Не, ты не понял, – аспирант махнул рукой, удобнее устраивая ноги на уже перевернутом столе. На длинноволосого смотрели невинные, как у младенца, серо-буро-покарябанного цвета глаза. – Я надену парик и женюсь на снежном человеке. Хочешь, потом приведу тебе его в качестве экспоната.
Фёдор задумался: получить такое в собственное распоряжение пусть на несколько часов – невероятная удача. А то, что снежных людей в природе не существует, вряд ли остановит Никиту Андреевича.
– Хорошо, но верни в целости и сохранности, – из сумки извлекли вышеупомянутый парик с длиннющими патлами.
– Класс, спасибо, – парень прижал к себе полученную вещь и шмыгнул в коридор, на прощание крикнув: – Правда, у 11-Б на втором-третьем уроке история, но ты же нас прикроешь?
С удовольствием прислушавшись к заковыристому мату, о существовании которого в лексиконе Листника многие и не подозревали, пакостно ухмыльнулся. Mission Complete. К тому же «целость и сохранность» – понятия относительные…
А историк ни разу не подумал об абсурдности ситуации.
Несколько минут спустя. Кабинет химии/биологии.
– Итак, дети, одевайтесь потеплее. Сегодня нам предстоит поход в парикмахерскую, где из этого, – он указал на спутанные лохмы парика, – сделают нормальную причёску.
– А кто его наденет? У вас же ирокез, – спросила Аня, с любопытством разглядывая проделанную работу: после такого качественного взлохмачивания даже она со своими длинными кудрями не решилась бы прикоснуться к подобному расчёской.
– Играем по принципу «Чикин-пикин – пальчик выкинь», – назвал тот, наверное, свою любимую считалку. – Я тоже с вами, если что, даже голову помою.
В итоге, надевать пришлось самому невезучему – Гаврику.
– Ну, не расстраивайся, – попыталась подбодрить его Лисица. – Подумаешь, с лохмами походишь, всё равно под курткой не видно.
– Во-первых, – хмуро отозвался одноклассник, – это барахло ниже куртки, а во-вторых, в одном из таких салонов лучшая подруга матери работает.
– А ты волосню удавкой вокруг шеи оберни, – с усмешкой посоветовал Никита.
– Ага, или как шарфиком, – добавила одна из одноклассниц.
Он-то обмотал, но… но, как назло, вся группа прогульщиков попалась на глаза множеству знакомых матери, не говоря о лучшей подруге матери, видимо, так и не узнавшей Соловьёва. А ведь они пришли именно в тот салон.
Хотя даже не пришли, а припёрлись якобы на коллективную стрижку. Хозяйка пробовала выгнать, но после двух забастовок поняла, что зря, и смирилась, оставляя других справляться с пришедшим длинноволосым парнем. Те, наверное, подумали, что до этого парнишка жил либо в Сибири, либо в Челябинске, поэтому осторожно-осторожно спросили:
– Как вас подстричь?
– Как человека, – буркнул Гаврик.
– Сделайте ему косички, – отозвался со своего места Маятников.
– А Вы ему кто будете? – неприязненно спросила парикмахерша.
– Я его отец, – гордо ответил аспирант, и сидящие подавились хохотом. Немного подумав, Никита ещё и добавил. – Второй, – сдерживать ржач не представлялось реальным. – А что, – так, чтобы слышали только ученики, наигранно возмутился парень. – Это как в стишке: «Школа – наш родимый дом», то, что лучше быть бомжом, пропустим. Учительница – вторая мать, значит, я – второй отец, – и гордо выпятил костлявую грудь в тонкой куртке. – Если что, – добавил «радужный» громче, – Вы не скупитесь, делайте косичек побольше, я заплачу.
Следующие несколько часов весь 11-Б с упоением наблюдал, как уморительно Гаврик пытается вести себя примерно: не выматериться, не выдать себя, не испепелять учителя взглядом, пока тот преувеличено чопорно рассказывает о правилах поведения в подобных заведениях и о том, какое отношение имеет биология к их «туристическому походу по экзотическим достопримечательностям». Причём экзотическими они были именно для определённых личностей, в число которых входил и данный подопытный.
– Хоть раз в люди выйдет, – счастливо вздохнул Никита Андреевич, играя любящего отца.
После такого даже хозяйка прониклась умилением: «Вот, сын из Челябинска приехал, а один из пап его сразу в парикмахерскую – бороду подстричь, зарос весь, как Робинзон Крузо, только Пятницы не хватает».
В общем, на четвёртый урок 11-Б пришёл всем составом, усталые, но довольные. Как оказалось, косички Гаврику очень даже идут, и Маятников даже предложил ему сходить в солярий, если такой в данном городе имеется, и загореть, чтобы больше походить на латино. Зима на улице никакой роли не играла.
Мамина подруга так и не узнала Соловьева. Впрочем, к тщательно скрываемому ужасу парнишки, она, может, и узнала, просто решила смолчать до поры до времени, отца-то у него не было, бросил ещё лет в семь.
А после уроков Никита как раз подумывал, как бы так достать для Фёдора подопытного и не подставиться с париком. Жертвой уже был выбран вышеупомянутый недолатино, весь день незнающий, куда деть треклятые лохмы и деться самому от весёлых подтруниваний одноклассников. Но Гаврик был предназначен для святой цели – именно он должен был доложить историку, что сделали с его любимой вещью, а вот насчёт снежного человека…
И тут, как по заказу, под классными окнами появился Корыжев. Он шел, еле шевеля ногами, при этом с совершенно невменяемым видом: то ли травкой своей любимой обкурился, то ли напился, как мартовский кот валерьянки. Ещё бы, тут такое потрясение после недавнего инцидента, а если мужик ещё и «МужиГ», при этом не имеющий возможности начистить наглую морду нахала, посмевшего опорочить честь и гордость славной Российской Федерации, это вообще катастрофа.
Таким образом ничего не подозревающая жертва ползла себе, ползла по кочкам, сопровождаемая хитрой ухмылочкой биолога. Хочет Листник снежного человека, будет ему снежный мужиГ, разницы-то. А свои обещания Маятник выполняет всегда… ну, или, по крайней мере, пока есть настроение.
========== Миник четвёртый с половиной: «Снежный человеГ с доставкой. Распишитесь, пожалуйста» ==========
Итак, шел себе Корыжев, шел, напевая под нос песенку из репертуара Высоцкого, а к нему сзади подкрадывался Маятников, даже забыв застегнуть молнию на тонкой куртке.
Подойдя на достаточно близкое расстояние, Никита Андреевич голыми руками слепил небольшой снежок и с силой метко запустил его в голову коллеги. Ну, как «метко», Корыжев то ли по чистой случайности, то ли благодаря интуиции именно в этот момент нетрезво пошатнулся, и самодельное оружие незамеченным улетело в далёкие края.
Досадно фыркнув, биолог слепил ещё один, на этот раз попав стопроцентно. Блондин снова неловко пошатнулся и, если бы его не подхватил второй учитель, грохнулся бы на снег. Маятников же еле сдержался от того, чтобы шарахнуться подальше – от Виктора Викторовича за милю несло перегаром.
Но, когда он переборол себя, ему удалось затянуть горе-алкоголика обратно, как разведчик, зорко оглядывая коридоры.
Уже возле своего кабинета биолог набрал номер Листника (откуда взял?) и деловым тоном поинтересовался:
– Ты у себя?
– Да, – хмуро ответили ему, – где я ещё могу быть.
– Тогда оставайся там же, я через полчаса приду.
– Хорошо.
Тем временем в кабинете истории.
Гаврик, которого оставили после уроков, ещё никогда не видел учителя таким раздраженным. Они расплетали где-то сороковую косичку в полном молчании. Единственный раз, когда Федор Сергеевич подал голос – это по телефону.
– Ваш знакомый? – осторожно поинтересовался Соловьёв.
Тот мрачно хмыкнул:
– Лучше уж, чтобы незнакомый.
Тогда ученик решил проверить свои догадки:
– Это Никита Андреевич?
А вместо ответа на голову последнего свалился витиеватый трёхэтажный мат.
Глаза одиннадцатиклассника в восхищении округлились, и он против воли потянулся к сумке за ручкой и тетрадью. Первой попалась тетрадь по русскому, и он начал записывать наиболее понравившиеся выражения.
Только не учёл Гаврик две вещи:
Первое – ругаться без повторений при желании Листник мог очень долго.
Второе – мама Соловьёва особенно любила проверять тетрадь по русскому языку.
Спустя тридцать пять минут.
В класс громко постучались и, не дожидаясь ответа, тут же открыли дверь. Учитель и ученик подняли головы, отрываясь от своего занятия, а Маятников с улыбкой чеширского кота втолкнул в класс Нечто.
И именно «Нечто», так как по-другому назвать мычащее еле волочащее ноги существо было трудно.
Лицо «нечта» закрывала японская маска лиса, явно спёртая из кабинета английского. Сверху накинут чем-то похожий на мантию из Гарри Поттера балахон, на котором с помощью быстро засыхающего суперклея в хаотичном порядке присобачили перья.
– Это кто? – ошарашено спросил Фёдор Сергеевич, утрачивая всё свою рассерженность и злость.
– Снежный человеГ. Доставка на дом, – довольно пропел химик.
В глазах второго преподавателя загорелся шальной фанатичный огонёк. Про парик было тут же забыто, но, подойдя, тот подозрительно принюхался:
– А почему от него так прёт мятой и ромашками?
Такой запах он слышал в школьных туалетах – одна техничка жуть как не могла терпеть подобную вонь и всегда носила с собой освежитель для воздуха.
– Кхм… – тот немного замялся, неопределённо помахав в воздухе рукой. Но тут же нашелся. – Я учил его, как нужно правильно ходить в туалет, как раз поэтому мы и задержались.
– Ясно, – соглашаясь, покивал Листник, и Никита засобирался:
– Всё, мы в расчёте. Своё обещание я выполнил, поэтому отчалю домой.
– Окей, – историк махнул рукой, взглядом провожая аспиранта.
Снежный человек тем временем протестующее заворчал, шатаясь. Чтобы такой ценный экземпляр не испортился, Фёдор осторожно прислонил его к стене, для надёжности придавив партой с другой стороны.
– Федор Сергеевич?.. – неуверенно позвал учителя Гаврик.
– М-м-м? – откликнулся тот, с интересом разглядывая подопытного.
По внешним данным тот вполне был схож с мифическим персонажем. Оставалось только догадываться, сколько чучел уток пришлось ощипать неформалу-экспериментатору. Вроде бы у него в кабинете водилось парочка.
– Это случайно не наш…
– Физрук, – даже с каким-то удовлетворением закончил Листник. – Что совершенно не мешает ему быть Снежным человеком. Ну, знаешь, мутация там, путешествие в Чернобыль…
– Ясно, – глубокомысленно покивал тот, продолжая расплетать косички.
В такие дела лучше не лезть.
И записной исследователь вместе с его жертвой остались один на один.
Жертва пребывала немного не в себе. Она что-то мычала и неловко дёргалась, путаясь в ногах. Рук, кстати, типа не было, вместо них одни рукава – зашитые и безвольно опущенные вниз.
Интересно, а он будет реагировать на команды «Фас» или «Апорт»?..
Спустя ещё полчаса.
– Фёдор Сергеевич? – неуверенно проблеял Гаврик. – Может, отпустите его?
Школьник уже почти расплёл все и с жалостью наблюдал, как историк в который раз безуспешно пытается заставить «Снежного человека» гавкнуть.
Жертва радостно закивала.
Листник, азарт которого начинал испаряться, тяжко вздохнул, согласившись. Он развязал маску лиса и прыснул от смеха, глядя на физрука.
Глаза того были завязаны, а в рот затолкан кляп. Мало того, лицо покрыто чем-то белым, в чём Фёдор признал муку.
Расстёгивание балахона показало, что Виктора ещё и спеленали в смирительную рубашку, завязав длинные рукава узлом на спине, а ноги такой же лентой связаны в коленях, позволяя делать только маленькие шажочки. Причём, как подозревал историк, это было сделано не столько для безопасности «изготовителя», сколько для правдоподобности грима.
Осторожно освободив мужчину от всего, кроме смирительной рубашки, преподаватель отскочил в сторону, опасливо прикрываясь тяжелой энциклопедией: сейчас физрук протрезвел и был как черт злым.
– Маятников! – прорычал он, кинув на ученика и другого учителя убийственный взгляд. – Найду суку – шею сверну!
И вот так, с завязанными руками, выскочил из класса – скорей всего, искать вышеупомянутого Маятникова. Тот дураком не был и наверняка успел убежать.
А Соловьев подавил в себе желание противно захихикать – столкновение этих двух аспирантов почему-то напомнило ему мультик «Ну, погоди!», только в гоблинском варианте.
И Волк в последнее время что-то прокалывался по-крупному.
Хотя, и детский сад это какой-то.
Впрочем, сегодня несладко придётся и самому Гаврику – этим вечером его мама узнает сто-о-о-олько новых слов…
========== Миник пятый: «Житейские трудности» ==========
Переписка на стене школы во время перемен.
Маркером: «Маятников – гей».
Белой краской: «Корыжев тоже».
Синей краской: «Мы за вас рады!»
Мелом: «Вытирать всё будут 11-Б и физрук!»
Черной краской: «А кто сказал, что это мы?!»
Лаком: «Так нечестно!»
Мелом: «Ацетон приносите заранее».
Маркером: «Маятников, падла, найду – убью!»
Помадой: «“Маятников гей” без тире пишется».
Белой краской: «Не найдёте, он домой ушел».
Маркером: «Домой, значит…»
Объявление: «Продаётся хорошая квартира. Срочно. Слабые стороны: периодические кратковременные нашествия жаждущего крови маньяка».
Лаком: «Оксана Петровна, а что задавали?»
Маркером: «Кто из нас ещё маньяк!»
Объявление: «А я что, сказал, что именно ты будешь нападать на мою квартиру?»
Мелом: «На следующей перемене чтобы всё стерли и отклеили!»
Карандашом: «Продаю пуделя».
Кабинет химии/биологии.
– Маятников, – вопрошал Листник, помогающий тому подвести черным карандашом глаза, – ты за всю свою жизнь пробовал сделать хоть что-то хорошее?
– Конечно! – праведно возмутился тот.
– И что же?
– Ну-у-у, помог своему коту открыть консервы… Он правда сдох от старости… Или от опытов, кто его знает.
В конце восьмого урока
– О-о-о, Коры-ыжев, это что, новая поза камасутры? А как называется? «Соитие с тентаклями. Часть седьмая»? – возвышаясь над физруком, биолог растянул губы в ехидной ухмылочке.
– Заткнись, бля, извращенец долбанутый, сам ничего не можешь сделать, так лучше не лезь! Как накраситься – так мастак, а как…
– Вау, ты сделал мне комплимент! Я польщён. Но всё-таки какая поза, какая поза. Она достойна, чтобы ещё запечатлели на полотне. А эти тонкие лозы, оплетающие твои сильные волосатые ноги…
– Блять, Маятников, или свали, или помоги мне распутать эти хреновы скользкие провода!
– Вообще-то это скакалки…
– Какая нахрен разница!
На перемене в кабинете химии/биологии.
– Вы все чайки! Чай-ки! – разорялся староста 11-Б класса. – Ну кто такой косорукий? – в немом охренении указывая на разбитую стеклянную дверцу полки шкафа, находящуюся почти под потолком. – Покажите мне эту косорукую Вальку без царя в голове!
– Это Гаврик, – пискнул кто-то в толпе. – Он в Кайдышова неудачно пеналом кинул.
– У него что, руки из одного места растут или близорукость «-7»? – староста чуть ли не выдирал на себе волосы – отвечать-то ему. В отчаянии он обвёл всех озлобленным взглядом конвульсивно дергающихся глаз. – Вы точно чайки! Полетели, блять!
– По-моему, птица в вашем классе только одна, и то не чайка.
В патлатом рокере с крашеными черными волосами до пояса и длинной черной футболкой с надписью «Fuckin’ bitches» они еле-еле узнали биолога. Училка по инглишу наверняка упала в обморок от такой миленькой фразочки. Да и не только она.
От неожиданности староста отступил назад, толкая бедный разнесчастный шкаф, и из злополучного ящика свалилось общипанное чучело утки.
– Угу, и не летает, – среди всеобщей тишины досадно прошептала Лисица.
Где-то под партой тяжко вздохнул Соловьев.
Кабинет математики.
Калинина Оксана Петровна философски подпёрла рукой щёку, наблюдая, как 9-А пишет самостоятельную по алгебре. Эту терпеливую толерантную женщину одолевали мысли о тяжкой работе директора, которая, несмотря на то что была хорошо оплачиваема, слишком сильно гробила драгоценные невосстановимые нервы. Уйти в отпуск, что ли, или, например, в декрет…
Тут в дверь постучались.
– Войдите, – благосклонно разрешила та.
В помещение вошла шатенка из 10-А, а ученики зашептались, надеясь что-нибудь по-быстрому списать. Однако глаз у Калининой был зоркий.
– Оксютенко, тетрадь на стол, – как приговор, и та обречённо поднялась из-за парты.
– Оксана Петровна, – тем временем обратила на себя внимание девушка. – Помните, Вы говорили, что пропало несколько больших треугольников?
– Да, – женщина заинтересовалась.
Она вообще очень удивилась, когда обнаружила пропажу таких, казалось бы, ненужных предметов.
– Так вот, – та замялась, а класс, утихнув, прислушался, чтобы потом разнести сплетни. – Там Никита Андреевич и В. В. на физ-ре дуэль устроили.
Вероятно, ученица ожидала более бурной реакции на свои слова, но вместо этого, директриса понимающе закивала:
– И какой счёт?
– Э-э-э… по-моему, 12:5. Никита Андреевич проигрывает.
– Понятно. Иди на урок, спасибо, что сказала, – растерявшись, шатенка смогла лишь кивнуть и послушно поплестись к дверям.
– До свидания, Оксана Петровна.
– До свидания, Марина… Марченко, Алексеев, тетради на стол!
========== Миник шестой: «Эксперименты» ==========
– Давай попробуем! Мужик я или не мужик?! А мужики тоже бывают, уй-й-й…
Хрясь. Эмоциональный монолог с громким хлопком двери на середине восьмого урока прервался из-за того, что на оратора грохнулось огромное чучело головы оленя, повешенное туда лично Маятниковым специально для таких случаев.
Откуда биолог утянул подобный реквизит – не знал даже Листник.
Важным оказался лишь один-единственный факт: гвоздик был чахлым и хлипким, петля тонкой и маленькой, а физрук возбуждённым и злым. Злым в первую очередь на себя самого.
Опомнившись, Корыжев понял, что в классе дети. Причем не просто дети, а 11-Б, которым через два с половиной месяца сдавать ЕГЭ, а гот, обвешанный шипами, и есть та самая распутная блядь.
Сделав знаменитое выражение «рукалицо», Виктор аккуратно отставил макет, взялся рукой за предполагаемую шишку и пробормотал, что будет ждать Никиту Андреича в коридоре.
Класс деликатно притворился, что бешеный физрук, врывающийся в кабинеты, у них в порядке вещей, а находившаяся за задней партой директриса тихо печально вздохнула, украдкой посмотрев на сидящих в прострации проверяющих.
Пять минут спустя.
Виктор, аки загнанный зверь, семимильными шагами мерил длинный коридор.
Тик-так, тик-так. Больше всего раздражали часы. Так и хотелось запустить в них свой армейский ботинок, заодно разбив висящее над часами зеркало. Просто так, за компанию.
И тем не менее с каждым «тик-таком» уверенность мужчины уменьшалась. Помогало одно «мужик сказал – мужик сделал». А то, что мужик с мужиком такого точно не делает, было благополучно забыто.
Чтобы успокоиться, он начал на радость техничкам отрабатывать приёмы айкидо.
Технички беззубо улыбались и азартно хлопали.
Когда прозвенел звонок, последним из кабинета вышел Никита, закрывая дверь на замок, а учителя буквально вытащил на улицу его же коллега. Убедившись, что здесь их никто не увидит, физрук просверлил гота хмурым взглядом, что-то для себя решая.
– Ты мне поможешь, – бескомпромиссно заявил он.
– С какой стати? – удивился Маятников.
Ещё бы, его даже не просят, а ставят перед фактом.
– Ты мне должен, – физрук сощурил глаза, намекая на тот эпизод со снежным человеком.
Всё самое отвратное заключалось в том, что, когда Виктор бежал по коридору, его увидели несколько впечатлительных техничек, сразу принявшихся вспоминать номер психиатрической клиники. Один вспомнили, и потом, когда Корыжева забрали, отбивать его пришлось самому Маятникову, хрен знает как прознавшему об этом досадном инциденте. В итоге – пошловато улыбаясь, мелкая скотина проинформировала офигевших врачей, что они играли в ролевку, и под шумок свалила.
Виктор Викторович отчаянно надеялся, что их лица не запомнили.
– Это… пойдём, что ли… – Корыжев чуть ли не ляпнул «ко мне», но вовремя спохватился: – Куда-нибудь… это…
– В ближайшее кафе? – иронично спросил Маятников.
– Нет, – хмуро буркнул преподаватель.
Другой понял, к чему тот клонит, но любопытство взяло верх, и химик согласился. В конце концов физрук уже был у него дома.
– Ладно, тогда пойдём ко мне.
До Корыжева слишком поздно дошло, что теперь-то отступать некуда, а рассудок ускакал покорять далёкие дали. Но он же мужик!
По пути преподаватель со вздохом поведал о том, как поспорил со своими братанами, что ему не слабо поцеловать взасос мужика. Из всех вариантов мужчина выбрал именно своего коллегу – в конце концов, тот вроде и почти не мужик – так, баба с бантиком вместо одного конкретного места – и пользуется своим хозяйством исключительно редко.
Естественно, Виктор эти соображения вслух не высказывал, но биолог всё понял, едва сдерживая рвущийся наружу смех.
– И как тебя угораздило? – поинтересовался Никита, привычно не обращая внимания на удивлённые взгляды случайных прохожих.
Обычно он ездил на такси, но по такому поводу почему бы и не прогуляться. Раз такой долбень, как Виктор Викторович, сам выпрашивается как инициатор гомосячьих замашек, то и до конца света недалеко. Конечно, свою крайнюю степень охренения подобным предложением химик сумел замаскировать под хитрой ухмылкой, но в глубине души не переставал удивляться.
– Они меня бухим подловили, – неохотно признался физрук, – и на диктофон всё записали. Если я не смогу, то отдаю им всю свою следующую получку, а если смогу, то они обеспечат меня бухлом на два месяца.
– Половину мне, – бескомпромиссно отозвался Никита.
Корыжев зябко пожал плечами, но кивнул – больше-то ничего и не оставалось.
Перед дружками он, конечно, знатно попсиховал, но большой город, в котором парень вырос до этого, выработал у него иммунитет на всяких гомиков и педиков. К тому же «Один раз не пидорас», правильно? И в итоге в перевесе победило халявное бухло, да и, как упоминалось ранее, Маятнику до мужика как до Луны. Мужики так себя не ведут, а значит, и Корыжев пидором не будет.
Успокоив себя таким образом, мужчина покивал своим мыслям и довольно предвкусил, как обломает этих мудаков, сэкономив кучу денег. Они ж не знают, сколько бухла потребляет их дружок – а потреблял он очень и очень много. Они сами виноваты.
Однако, входя в квартиру, Виктор почти жалел, что не отказался от подобной сомнительной авантюры. Никита же сразу снял с себя костюм и в одних трусах пошел в ванную. Судя по всему, умываться. Другой аспирант даже с облегчением выдохнул – хоть не придётся целоваться с «нечто». Целоваться… О Господи…
До него по-настоящему начало доходить, что же они собираются делать. До этого события воспринимались как бы со стороны – не, это не со мной, а с каким-то левым чуваком. Проще – я не я, и хата не моя. Никак эффект тех остатков травки из нычки за шкафом. Решительно, надо завязывать!
Стиснув зубы, Корыжев приказал себе не дезертировать. Нет, несомненно, одна часть мозгов настойчиво советовала тактическое отступление – как-никак, проверенный тысячелетиями успешный стратегический ход, но другая, вытесняя первую, со здоровым скептицизмом крутила пальцем у виска, предсказывая последствия. А предположить дальнейшее развитие событий хватило бы мозгов даже у неандертальца – Маятников не получит своей доли бухла, а значит, обидится, а значит, с него станется «случайно» проболтаться кому-то из 11-Б, за чем же таким приходил В.В., а значит, новость узнает вся школа, а то и весь округ. Гос-споди…
Тяжело выдохнув сквозь зубы, Виктор крикнул:
– И долго ты собираешься чухаться?
– Я не чухаюсь, а привожу себя в порядок. Грим, знаешь ли, оттереть не так просто. А ты, я думаю, так до второго пришествия не разуешься? – недоуменно глянув на собственные ноги, Корыжев перекривился – он действительно был обут.
Вот же.
И аспирант как раз очень неудачно стал раком, отвязывая шнурки неблагополучных кроссовок, когда Никита открыл дверь, входя в коридор.
Пару раз недоуменно моргнув, неформал подавил смешок – надо же, сколько сюрпризов за день ему преподнес один-единственный человек. Молодой человек даже не знал, чего хотелось больше: дать под так хорошо подставленный зад или развратно прикольнуться, отпустив пошлую шуточку. Однако оба желания удалось подавить – нечего пугать бедолагу раньше времени, а то ещё убежит босиком «из логова Дьявола» или вообще придушит, а труп спрячет в холодильнике.
Что называется: «Сила есть – ума не надо».
Фыркнув, Никита прошел в спальню, после подозвав коллегу туда же.
*
Небо давно потемнело, а в спальне зажгли свет.
Итог: морда Корыжева напоминала гибрид сапога и валенка, оригинальные часы в виде кукушки, а вернее, дятла, отстукивали девятый час, а они ещё ни разу не поцеловались. К тому же, может, у Ника фамилия Маятников, но на данный момент характерно «вправо-влево» раскачивался совсем не он.
– Корыжев, сгинь с глаз моих, – наконец, со вздохом изрёк биолог.
Естественно, поначалу весело было дразнить Виктора, но несколько часов в попытках вколотить этой дубине в голову, что…
Первое. «Взасос» – всюду имеется в виду «взасос», а не «в щёчку».
Второе. При нормальном поцелуе никого из аспирантов не шибанёт молнией с неба, а Всевышний не придёт зачитывать лекции о нравственности, предварительно отправив на исповедь.
Третье. Своим неизобретательным «чмоком», никакого вреда роду хомосапиенс они не нанесут.
…вымотали бы кого угодно.
А ещё физрук клятвенно уверял, что у него обязательно случится инфаркт и что умрёт собака – если он, конечно, её заведёт. Если же не заведёт, то непременно скончается какая-то левая псина.
А ещё заверял о положении Луны, неблагоприятно влияющей на людей, провоцирующих подобное развитие событий.
И в конце концов терпеливому химику это надоело – кто тут кого уговаривал.
Неформал тихо вздохнул, массируя виски – на такое не хватало даже его издевательского позитива. Шутить не хотелось.
Но всё-таки, каким, оказывается, разным может быть этот человек: сначала воспринимаешь его как пещерного охотника, бегающего с криками: «У-у-а, я убил мамонта!» – потом выходит, он совсем не такой, а из веков поближе – может, ХVII-ХVIII, где разборки всё ещё решались исключительно силой, а теперь физрук, пытаясь выкрутиться, рассуждает о фазах спутника Земли. Замечательно – ещё года три, и он доберётся до ХХ века. Прогрессирует?
Корыжев тем временем упрямо скривился, отказываясь сгинуть.
Ну что за противоречивый тип?!
– Тогда решайся, – гаркнул на него Маятников. – И быстрее, чтоб, когда я вернулся, ты либо лез целоваться, либо свалил по красной дорожке.
И поднявшись, пошел на кухню строгать бутерброды.
А Виктор во все глаза смотрел на уходящую в лёгком халате фигуру – хрена себе. Да невозмутимый химик чуть ли не заорал. Кто бы мог подумать.
Возгордиться, что ли.
Но где-то внутри зашевелилась совесть, напоминая, что на месте неформала аспирант бы не то что вышел из себя, он бы любому ненормальному такую «милую» просьбу затолкал через глотку до заднего прохода – чтоб наверняка. А этот ба – согласился.
Нет, Корыжев вовсе не был таким, м-м-м… дурачком, каким казался коллеге. Просто при одном конкретном субъекте он фактически терял способность рационально мыслить, превращаясь в неотесанного бугая. Его ведь учили смирению, и все уроки ученик успешно усвоил, но в Маятникове бесило всё – от размера обуви до хитрющего пакостного взгляда. Даже не бесило, а выбешивало, действуя на манер красной тряпки. И ведь понимал же, что выставляет себя на посмешище, а тут…
Однако сейчас Виктор, на удивление, не горячился – это парень понял после того, как Никите надоело над ним измываться. Оказывается, у всего есть свой предел.
Ну, или пан, или пропал. Корыжев удобней умостился на кровати, по-турецки скрестив ноги, и скривил в губы в ироничной усмешке – оставалось гадать, у кого из них двоих дурости больше.
Ничего не подозревающий биолог тем временем зашел в спальню с бутербродами в руках. На удивление, готовка всегда его успокаивала, а уж равномерные садистские движение ножа, разделывающего очередную палку колбасы, – тем более. Поэтому из утверждения, что хорошо готовят только мужчины, которые повара по специальности, Никита являлся исключением.
– На, – чуть перекривившись, он поставил тарелку на небольшой столик, который тут же подвергся беспощадному нападению.
А физрук с удивлением признал, что намазанное на хлеб нечто, сделанное из сыра, яиц, майонеза и чеснока, мало того что съедобно, но и вкусно.
– Неплохо, – с набитым ртом выдавил мужчина.
– Я знаю, – фыркнул в ответ химик. – Но раз ты ещё не умотал к себе, то хоть раз соизволишь посмотреть на меня?
– Ладно, щас, – Виктор дожевал, глубоко вздохнул, приказав себе, что надо заканчивать, и дёрнул усевшегося на постель Никиту на себя.
Аспирант не ожидал такого, поэтому не сопротивлялся, позволяя беспрепятственно собой управлять.
На секунду замерев, Корыжев для удобства подмял того под себя, нависнув на вытянутых руках сверху. Снова застыл, приглушенно матерясь в свой же адрес, но было уже поздно, чем и воспользовался другой молодой человек:
– Бобик сдох, да? Самокритика у тебя, конечно, отменная, но…
– Завались, – прорычал Виктор и с тихим «блять, блять, блять» жёстко смял приоткрытые в издевательской усмешке губы.
Надо сказать, женщины вниманием физрука не обделяли никогда, но при всём этом он мгновенно упустил инициативу, ощущая, как чужие руки скрепляются в замке на его талии.
Маятников заполучил добычу и отпускать её не собирался, тайком радуясь, что целуется мастерски. Это не было преувеличением или бахвальством – ещё бы, с таким количеством партнёров и партнёрш. Он не скрывал, но и не афишировал, что является би, а никто и не спрашивал, поэтому в городе парня считали просто чудаковатым неформалом. Впрочем, тот и мужчинам, и женщинам отдавал одинаковое предпочтение, поэтому гомиком считаться не мог.
Биолог с силой притянул коллегу вплотную к себе, перемещая одну руку в ёжик русых волос, и бесстыдно шарил языком во рту. Другой аспирант пару раз пытался перехватить доминирующую позицию, но в этой сфере крупно проигрывал. Никто из них не закрывал глаза, и физрук нутром чуял, что ехидная тварь, разом вернув весь свой запал, довольно ухмыляется.
