Текст книги "Сторож шального сердца (СИ)"
Автор книги: Nitka
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
========== 1. Когда холодно ==========
Всё началось невиданно-пространно,
С желаньем: взял и столько же отдай,
И мы шептали: «Чёрт, как это странно…»
Твердили: «Ты о большем не мечтай!»
Не стану ныть и всхлипывать, стеная:
«Что сделал ты? А мне теперь как быть?»
Любовь тебя, наверно, утомляет,
А я хочу отдаться и забыть.
Забыть, как блядь, как конченая сука,
Прости, хоть мне «французский» не к лицу,
Но сердце захлебнулось вязким стуком.
Любовь. Она ли горе подлецу?
– Анжи, ты заболел?
– Тебе показалось, – прогундосил тот, оглушительно чихнув.
С досадой посмотрел на непреклонно протянутый «Ингалипт» и независимо высморкался.
– Анжи…
– Ни за что. Ты же знаешь, я терпеть не могу лекарства. Всё, иди на работу, а то опоздаешь, – буркнув, Андрей выпихнул Игоря, так и не дав прикоснуться к своей голове.
Ведь если бы кошак прознал о невероятном жаре, точно никуда не пошел бы. Анжи же не настолько эгоистичен, чтобы позволить своему бойфренду заиметь лишние неприятности. Хотя, коллеги скорее всего с радостью подсобят, прикрыв того от начальника.
Рубаха-парень с солнечным сердцем. Вожак, мать его, всей окрестной живности.
Игорь часто выступал в роли «души компании» – в отличие от меланхоличного интроверта Андрея с полной кашей в голове. Тот мог вести себя словно блядский мальчик, выражаться не хуже изрядно выпившей шлюхи, но внутри оставался тем же. Анжи и Андрей – две стороны медали, только первый для остальных – большинство из которых не знают настоящего имени, а второй – для себя, для одиночества, для тихих посиделок с Жучарой. Для родителей он тоже мог быть своеобразным «Анжи», временами неспособным пояснить «Как?», «Почему?» и «Зачем?» совершил то или иное действие.
«Честное слово, хуже ребёнка», – шутливо ругал его отец, трепля мозолистой ручищей густую тёмную шевелюру.
У них были прекрасные отношения… до того момента, когда Анжи… нет, Андрей чистосердечно признался в своей ненормальности. Признался в наркоманской ломке и нереальном желании одного человека на этой планете. Отец не понял.
Мать побледнела, закусив губу, но не произнесла ни слова. Они время от времени созваниваются, но никогда не затрагивают болезненную для обоих тему. Два старших брата просто отвернулись, правда, Витя недавно приезжал – облагоразумить блудного братишку. Андрей тогда ещё жил сам и отказался открыть дверь – сидел возле неё на корточках, погрузившись в давно задравшее «хреново», зубастой пастью раздиравшее стучащее загнанной птицей сердце. Искусал все губы, собственными ногтями впился в ладони до крови, но не открыл. Глухо послал нахер, шепотом попросил не приходить, про себя умолял замолчать. Заткнуться – тоже нахер, или хотя бы не настолько требовательно тарабанить в деревянную дверь.
Так получилось, что ни с кем, кроме матери, Анжи не разговаривал – родители давали определённую сумму на расходы, но встретиться не пытались. Впрочем, он когда-то с похмелья удалил три лишних номера… совсем забыв, что знает их наизусть…
Обо всём вышеперечисленном Игорь не знал. Да и зачем – помощь кошака ничего не изменит, а сочувствие – к чёрту! Чувствовать себя моральным инвалидом – ещё чего!
Анжи не отличался сентиментальностью, однако до сих пор помнил момент их встречи.
Они познакомились совершенно случайно – в метро. Андрей ехал в осточертевшую за учебный год городскую библиотеку, надеясь взять на пользование парочку нужных книг, Игорь направлялся туда же, только наоборот – чтобы вернуть внушительную стопку художественных книженций. Орлов, Зыков, Семёнова – до Игоря студент вообще о них не слышал.
Первым разговор завёл мужчина, позже раскрутив студента поболтать на другие темы – скоротать время до общей остановки.
В библиотеке кошака знали. Библиотекарша лучезарно ему улыбнулась, принимая книги, и они разговорились о новинках. Анжи, тем временем, прошел в указанный отдел, чтобы, перебирая в голове названия, вычленить из них самые полезные для учёбы. «Бюджетничество» отбирало немало времени, однако подвести родителей не хотелось.
Парень уже заканчивал, когда к нему присоединился Игорь. Тот посоветовал парочку интереснейших книг, и на этом они расстались.
Ничем не примечательная встреча – одна из тысячи. Коим образом действо перешло в горизонтальную плоскость? Вот этого Андрей не помнит. Единственное воспоминание, касающееся времени – весна.
Грязь, мерзкий мелкий проливной дождь, слякоть, лужи и его чёртов «трогательный», по словам котяры, раздражающий насморк.
«На ежа похож», – усмехается своей солнечной улыбкой.
Сейчас Анжи сыронизировал бы, мол, бракованный ёж из него вышел – блядский. А тогда лишь недоуменно моргнул, протянув непонимающее «Э-э-э», прервавшееся из-за того, что его прижали к стене подъезда возле квартиры мужчины.
«Не могу, – словно пожаловался. – Хоть убей, не могу больше рядом с тобой спокойно находиться».
Игорь пришпилил вверху к обмазанной побелкой стене две руки Андрея своей одной и безжалостно вовлёк друга в односторонний поцелуй.
Студент ошеломлённо замер, позволив чужому языку беспрепятственно проникнуть внутрь, а опомнившись, со всей силы заехал мужчине коленом в пах, тут же рванув подальше от «места происшествия».
Андрей до сих пор с кривой улыбочкой вспоминает последующие три месяца игр в прятки. Он всячески избегал настырного преследователя, а если стрелка была неизбежна – полностью игнорировал. Игорь дополнительной конечностью ходил следом, с упрямством испорченной пластинки повторяя «Прости, я больше не буду», получая в ответ раздражённое: «Пошел нахер».
Спустя какое-то время Анжи не выдержал и сорвался. Сорвался до охрипшего горла, дрожи в руках и жадного желания скурить пару пачек «Мальборо».
А кошачий придурок с железным спокойствием выслушал весь монолог. Не перебивал – лишь изредка бледнел, слыша о себе отвратительные унизительные комментарии. И в конце прижал к себе, курткой укрывая от настойчивой ласки холодного вечера.
Шепнул: «Просто люблю тебя, поэтому не отпущу».
С этого началась настоящая «История о двоих».
Почему в тот раз Игорь ушел, оставляя за собой «Давай будем только друзьями»? Почему вернулся? Почему тайно присматривал за бывшим бойфрендом после разрыва их отношений?
Наверно, теперь не важно, но пока Анжи не может перестать «копать», ища подоплёку в необъяснимых безрассудных вещах. И стоит ли вообще искать логику в поступках кошки? Ведь истина давно известна: каков хозяин, таков и кот.
Андрей шумно выдыхает, опираясь о стену. Перед глазами плавают ослепляющие круги, а голова кружится, будто без передыху занимался бутылочным бизнесом двое суток подряд.
Неплохо бы дойти… до домашней аптечки и поискать там хотя бы парацетамол.
На заплетающихся ногах всё-таки дошаркал. Перепотрошил коробку, но нашел только активированный уголь, но-шпу и какую-то противогриппозную чушь. Жаропонижающих – ни разу.
Бессильно откинувшись на кровать, парень вновь вздохнул: потолок, кажется, раздваивается. Весело.
Доползти до ближайшего отделения аптеки – мисшн импосибл – реальнее посреди улицы грохнуться в бессознанку, а вызвать скорую… На врагов человечества в белых халатах у Анжи с детства наблюдалась стойкая аллергия.
Для успокоения совести он проверил счёт на мобилке: 0,35 копеек. Не связаться даже с местной стационаркой.
Но помирать бесславно студент в ближайшее время не намеревался, поэтому, собравшись с силами, поднялся на ноги. Ему пришлось крепко ухватиться за тумбочку, чтобы остаться на своих двоих.
По стеночке, по стеночке Андрей дополз до кухни. Рассыпав полпачки, заварил убойную дозу крепкого растворимого кофе, чуть не разбив в процессе электрочайник.
Немного подумав, парень с горем пополам вскарабкался с ногами на подоконник, прислонившись левым виском к холодному стеклу. Стрельнуть бы где-нибудь сигаретку – можно самой паршивой марки, и было бы счастье.
К сожалению, пришлось обойтись кофе. Оно немного привело в чувство и «протрезвило», хотя, скорей всего, ненадолго.
Представив себя со стороны, Анжи нашел в этом нечто весьма занимательное – создавалось ощущение, что на подоконнике сидит не больной, а прожженный алконафт. Впрочем, от больного тоже что-то имелось – от больного на голову.
Фыркнув, Андрей согрел ладони о большую чашку и сделал пару глотков.
За окном прежняя неудержимая зима. Там, на улице, вовсю насмехается над народом снег – ветер кружит в вальсе белоснежные хлопья. Там, на улице, совсем другой мир, напоминающий вселенную сказки о Снежной королеве.
Прижав кружку к себе поближе, парень прикрыл глаза. Кофе вдруг резко дал противоположный эффект – захотелось спать. Андрею и так всегда хотелось спать, когда он болел, а ещё лучше – скрутиться в компактный комок – руками притянув колени к груди – предварительно соорудив гнездо из окружающих подушек.
Брюнет приказал себе не смыкать веки, но лениво-тягучие мысли, равно как и кофеин, не помогли. Даже свойственный Анжи дух противоречия признал поражение.
Тихо выдохнув, студент с сожалением пробормотал, что в такой позе дремать неудобно, но ничего не оставалось – Морфей не захотел отпускать беспечную жертву своих видений.
Спустя пару минут в квартире раздалось мерное, по-горячему хриплое дыхание.
Знать бы, что сейчас снится этому противоречивому мальчишке…
*
Андрея разбудил звук бьющейся о линолеум керамики. Он испуганно разлепил глаза, слепым взглядом шаря по сторонам. Выцепил из окружающего пространства фиксирующие вечность стрелки часов: полшестого вечера, ничего себе. И температура не спала – ещё бы, Анжи заснул, в чём есть: на подоконнике, босиком, в единственном халате.
Осознав, какой предмет послужил причиной шума, брюнет мрачно выругался – из пальцев выскользнула чашка. Его любимая, между прочим. А остатки кофе вместе с осколками очутились… Твою мать.
К тому же, студент совершенно не отдохнул – словно и не спал вовсе. Тело продолжало немилосердно ныть и не слушаться.
Нахмурившись, Андрей постарался встать так, чтобы не наступить на лужу. Когда уже можно было праздновать маленькую победу, голова неожиданно сильно закружилась, и мир поехал вниз по наклонной. Пришлось уцепиться за стол.
Анжи сглотнул слюну и облизал губы. Чёртова слабость. Плевать на остальное – добраться бы до постели – кошак обо всём позаботится.
Студент, смотря на висящие часы, попытался восстановить чувство равновесия. Помещение освещалось люстрами из окон пятиэтажки напротив, поэтому длинная и короткая стрелка различались не слишком хорошо.
«Тик-так» жутко долбит по мозгам, но другого отвлекающего фактора в наличии не имеется. Линолеум приятно холодит ступни, особенно в сочетании с раскалённо пульсирующей головой. Если бы Анжи спросили, на кого он сейчас похож, парень провёл бы аналогию с ртутным термометром, добравшимся до отметки «+40».
Занимая себя, Андрей начал одну за другой воскрешать в памяти связанные с Игорем забавные истории. А вспомнить нашлось о чём. Например, их первый секс – вернее, первая попытка близости. Сказать, что Андрей нервничал – не сказать ничего. Он паниковал, раздражённо огрызаясь при любом упоминании.
Нет, сам секс беспокойства не вызывал – после стольких-то ночей с опытными, не страдающими скромностью девчонками, но при одной мысли о том, как это всё, по сути, должно происходить, у студента начинали трястись поджилки.
Игорь, чуя настроение партнёра, тему не поднимал, но нужно было что-то решать. И Анжи решил – заявился к мужчине домой полпервого ночи. Летом. Закутанный не хуже жертвы Северного полюса и до упора наглотавшийся антидепрессантов. С собой притащил пачку одолженных презервативов и бутылку «Олейны».
Анжи не помнил, что бормотал, пока Игорь, отхохотавшись, укладывал горе-любовника спать, но проникновенная речь явно касалась пользы растительного масла в анальном сексе.
События того утра вообще заслуживают отдельной истории…
В полной мере почувствовав опору под ногами, Андрей всё-таки решился отпустить стол. Зря решился – горизонт вновь опасно заколыхался, грозясь ускользнуть за грань. От-вра-ти-тель-но чувствовать себя беспомощным.
Совсем расклеился, нытик. Где твоя гордость, в конце концов? Вместе с мозгами необратимо мигрировала на Юг?
Поморщившись, парень попробовал сделать шаг вперёд, тут же предсказуемо запутавшись в ногах. Уже приготовившись к поцелую с полом, он никак не ожидал упасть в тёплые объятия, разом почувствовав, насколько ему не хватало именно этого успокаивающего тепла.
– Кретин, – припечатали где-то сверху. – Говорил ведь, давай останусь.
Когда в квартиру успели зайти?
Чужие пальцы всё-таки коснулись лба. Мля-а, что сейчас будет…
– Анжи! Ты… мать твою! Знал же, не стоит уходить. И кого я послушал?! Слава Богу, меня отпустили раньше положенного.
Вопреки всему, грозные восклицания Игоря не раздражают, а очень даже умиротворяют, действуя на манер колыбельной. Вот теперь можно забить на терроризирующую сознание Вселенную – тем более, доставка в постель гарантирована.
– Анжи, не смей засыпать! Сначала собьём температуру.
Ну чего ещё? Угу, делай что хочешь.
Смотря на расслабленную тушу, Игорь закатил глаза к потолку. А Анжи после минуты молчания чему-то нахмурился. Сам с силой отстранился, смотря на Игоря мутноватыми от болезни глазами:
– Знаешь, – от тона мужчина вздрогнул, наблюдая, как на лице Андрея появляется пронзительная искренняя улыбка – немного смущённая, из-за чего ещё более непривычная. – Я действительно тебя… – неустойчиво пошатнулся, упрямо вскидывая голову. – Обожаю.
Почти «люблю», однако это – только про себя. Кошаку и так известно достаточно.
– Люблю тебя, – слышит Андрей, прежде чем впасть в полубеспамятство.
И никогда, ни за что на этом грёбаном свете Анжи не пожалеет об их встрече.
Потому что Игорь прекрасно знает, кого на самом деле сжимает в своих объятиях. Анжи и Андрей – только бы не произошло диссонанса…
========== 2. Мелкие монстры ==========
– Анжи…
– Нет, стоп! Отнеси, где взял!
– Анжи…
– Это не обсуждается!
– Анжи…
– Я не собираюсь с ним жить! Если так хочется, можешь поселить его в своей хате!
– Анжи, да выслушай же меня, наконец! Он всего лишь котёнок.
– И что? Это не мешает ему быть чудовищем! Мы живём в съёмной квартире, но тебе-то никогда не приходилось возиться с мелкими пакостями вроде детеныша кошака. Всё, забери его!
Парень, скрестив руки на груди, мрачно зыркал серющими глазами из-под чёлки. Ну конечно, с утра обнаружив возле себя пушистый подарок, брюнет шарахнулся от него в сторону, заодно стукнувшись буйной головой о стену. Игорь, мерзавец, трусливо свалил на работу пораньше, оставив любовника наедине с этим… чудовищем. Чудовище сладко потянулось, широко разевая клыкастую пасть, а потом посмотрело на хозяина честными-пречестными синими глазами и приветственно мявкнуло. «Ужас на крыльях ночи» нервно курит в сторонке.
С трудом дождавшись мужчину, Анжи сразу же потребовал вернуть мелкомасштабный апокалипсис обратно, предварительно отругав, на тему утягивания всякой гадости в дом. Первый претендент на почётное звание «гадости», тем временем притопав в коридор, недоумевающее переводил взгляд с одного хозяина на другого.
– Анжи… – сказал-вздохнул.
Снял куртку, разулся, поставил на пол небольшую сумку.
Андрей сначала не заметил, но теперь понял: Игорь очень устал. И сразу стало как-то стыдно. За свой непомерный эгоизм, неспособность осознать вовремя – синхронизироваться с тем, кто без «левого» пафоса и бахвальства – дороже жизни.
Вцепившись зубами в свои же губы, Андрей постарался скрыть неожиданно вспыхнувший приступ самоедства. Он вообще считал себя немного мазохистом, а если уж дело касалось кошака…
А Игорь заметил, он не мог не заметить при их сложных, но слишком дорогих сердцу отношениях. Он всё это начал – он старший, ответственный за жизнь человека, променявшего их отношения на самое ценное. На семью.
Всё слишком сложно, чтобы разобраться целиком, и слишком дорого, чтобы отпустить, но одновременно слишком просто, чтобы не понять, и слишком болезненно, чтобы жить, не испытывая боли. Всё слишком… запутанно.
«Любви без боли не бывает». Кто из вас это сказал?
Лабиринт чувств с каждым шагом в сторону приобретает новые тупиковые коридоры. Ухватиться бы… за чужую руку.
Ещё раньше Игорь видел молчаливые метания: немые стоны, украдкой брошенные на семейные фотографии взгляды.
Тик-так, тик-так – осень, зима, весна, лето. Время летит, беспомощно соскальзывая с уступов воспоминаний. А ведь горечь остаётся… Любовь не лечится. Тик-так, тик-так, и горечь – тоже.
Особенно, если настолько любить мать, отца, братьев.
Игорь порвал с любовником, беспечно думая: так будет лучше. Думая, что этим – вылечит. Не зная, что любовь не ле-чит-ся. Кажется, эти слова принадлежат Анжи… Мужчина смог бы, выдержал бы, стерпел бы колючую боль разлуки. Смотреть, но не видеть, слушать, но не слышать – не воспринимать Анжи, но в случае чего – помочь, подхватить, поддержать, отволочь невменяемого, нализавшегося до тошноты алкоголя Андрея в его квартиру. А там… три поворота ключа, коридор, дверь налево. Раздеть, уложить, укрыть одеялом. Дрожащими руками, с искусанной губой.
Напоследок подарить суховатый поцелуй в губы – своеобразное «Прости-прощай». Сколько их было, таких поцелуев-извинений, пока до твердолобого кошака дошло – не поможет? Любовь. Не. Лечится…
Игорь вздрогнул, понимая: он молчит больше пяти минут, а студент прислонился к стене: вытащил из кармана пачку сигарет и спички – подрагивающими руками закурил. Клубы дыма тут же воздушными змеями взвились над потолком.
– Анжи, – голос звучит ласкающе, с тёплой хрипотцой. – Я соскучился.
Одиночество – это когда есть по кому скучать. Скучать все восемь часов порознь, плюс сорок минут на такси и ещё три, чтобы подняться на нужный этаж. Будто до этого они никогда не прерывали контакта, двадцать четыре часа в сутки касаясь друг друга пальцами. Бред.
Но действует. И эти слова – тоже. Сигарета непроизвольно выпадает из пальцев, с тихим стуком касаясь линолеума. Ну и чёрт её побери, даже если на полу останется прожженный след. Он тоже – метка, постепенно превращающаяся в воспоминание.
Андрей кидает невольный взгляд на нового мелкого домочадца и медленно подходит, утыкаясь холодным носом в свитер на груди. Негромко предлагает:
– Пошли на кухню. Я кофе сделал.
И сам же презрительно кривится от тона «заботливой женушки».
– Ага, – Игорь выдыхает прямо в тёмные волосы, чуть ероша прядки.
Только никто из них не спешит размыкать своеобразные объятия.
И вообще, что за шутка: каждое прикосновение – словно первое? Как они до сих пор терпят друг друга, если за столько времени ни продвинулись вперёд ни на йоту.
Анжи может бить больно – по оголённым ниткам нервов проводя заточенным лезвием ножа. Но ведь чаще всего он бьёт именно себя.
А Игорь… а что он? Что может испытывать человек, крепко подсевший на лошадиную дозу героина? С такого спрыгивают, только повенчавшись со Смертью.
И это жутко. По-настоящему, по-живому жутко… Если, конечно, сам не упиваешься собственным кайфом… что, в принципе, ещё страшнее.
– Опять босой, – укоряет мужчина, смотря на узкие ступни на неприкрытом ковром полу.
Анжи зябко поводит плечами, мол, не впервой. Всё равно на носу март – и неважно, что первая его суббота.
На парне болтался свободный – чтоб не сказать безразмерный – пушистый полосатый свитер без горла. Огромная одежина казалась минимум на четыре размера больше, чем следует, а чтобы открыть руки, пришлось в несколько слоёв закатать рукава. Низ чёрно-фиолетовой одежды доставал до середины бёдер, откуда шли растрепанные джинсовые шорты почти до колен.
Волосы взъерошены, не причёсаны, будто со сна; на шее крестик, блестящий слишком развратно в обрамлении тощих ключиц. Такие неизменно притягивают взгляд, вызывая желание оставить свой след от засоса-метки.
Парой мгновений позже Игорь отрывается от разглядывания своего парня, так как тот, беря лицо любовника в холодные ладони, приподнимается на носках. Хмурится и прикусывает губу, замирая. Нет, не сомневается – просто ждёт одному ему известного, ключевого момента и прикасается губами к кончику подбородка.
Почему-то фыркает: «Колется», но дарит ещё один невесомый поцелуй. Немного несвойственный ему, однако сейчас не время оценивать сложившуюся ситуацию. Главное – не потерять связующую нить, позволяющую Анжи вытворять странные для него вещи.
– Может, сразу в кровать? – Игорь склоняет голову к плечу, приобнимая любовника за талию.
Анжи не смотрит в его глаза – незачем.
Говорят, «глаза – зеркало души». Да какое тут зеркало – здесь пропасть, грёбаная прорва, невычислимый калькулятором номер портала в другой мир, телепорт, мать его, в иную Вселенную. Взглянешь – провалишься, себя забудешь, задаваясь немыслимо глупыми вопросами, вроде: «Где я?», «Кто я?», «Что… я?» – потому что при таком-то слиянии невозможно остаться «кем-то» определённым.
– Не-а, – Андрей смешно морщит нос, задумчиво скашивая взгляд на обои потолка. – Не зря же я кофе готовил.
– Он не успеет остыть, – интригующее обещание.
Не давая продолжить диалог, Игорь вжимает любовника в стену, просовывая между бёдрами колено и с помощью него приподнимая податливое тело вверх. Немного дезориентированный в пространстве Андрей обнимает партнёра за шею одной рукой, второй неосознанно цепляясь за стену позади.
Непроизвольно ерзает, и стонет, сквозь зубы матеря собственную распущенность. Дальше заниматься самокритикой ему не дают, насильно затыкая жестким поцелуем. И от этого размытого чередования «жестокость-нежность» буквально срывает крышу, превращая обоих в развратных чудовищ, жадных к теплу чужих рук.
От жара сердец кожа горит изнутри. Будто они где-то возле рая, или, наоборот – в аду – там, где приятнее компания.
Коридор окутывает полумрак – свет нигде не включен, поэтому остаётся надеяться лишь на ощущения и слух – на слабые отзвуки человеческой похоти. И как ни крути, это нравится Анжи.
Он сам кусает губы Игоря до крови, до опасно предостерегающего «Анжи!», чтобы тут же зализать ранение.
Игорь стягивает чужой свитер с плеч вниз и проводит языком дорожку от соска вверх. Одной рукой опирается о стену, второй запутавшись в тёмных волосах, слегка сжимает их вспотевшей ладонью.
Недолгая встреча взглядов – как перекличка, рваный резонанс с таким же непостоянным ритмом вдохов-выдохов. У поцелуев сладко-горький привкус бульварной романтики. А хочется ещё, ещё…
Предназначавшийся кошаку смешок Андрей смешал с шипящим матом – дёрнулся, выгнулся от укуса в сосок, ерзанул по коленке и дрожащей рукой попрочнее вцепился в шею и свитер на спине любовника. Чтобы не сдохнуть от кайфа окончательно.
Игорь прикусил мочку уха, спросив охрипшим голосом:
– Пойдём в кровать?
Анжи упрямо замотал головой:
– На кухне… кофе.
Он не был особо против, но чёртов дух противоречия…
Нахмурившись всего на пару мгновений, мужчина иронично хмыкнул, однако возражать не стал – здесь так здесь. Присутствие третьей… морды не волнует вовсе.
Игорь, наконец, касается родных губ: втягивает в поцелуй, задавая темп, ритм, направление. Проникает глубже, так, чтобы совсем глубоко, втягивая в себя чужой стон и мягкий вкус недопитого кофе с ванильными круассанами, и отступает, скользя языком по нижней губе Андрея – играется, забирая с собой прошибающий аромат крепких сигарет.
Выдыхает, а Андрей мгновенно подхватывает этот выдох, прикасаясь к губам снова.
Однако долго так продолжаться не могло – Игорь плавно опустил колено, и студент съехал вниз, потянув за собой любовника. Тот сжал свободной рукой скрывающуюся под свитером эрекцию и опять повторил вопрос:
– Пойдём в кровать?
Сдержав низкий стон, парень унял тяжелое дыхание:
– Ни… за… что… – сипло, сквозь зубы, проклиная себя за слабость.
Плевать, что эта слабость только для Игоря – другому сразу же в зубы, в челюсть, разом припомнив свой чёрный пояс по карате и жесткие курсы самообороны. Да, да, да, другому – запросто, а Игорю – стра-а-а-ашно.
До дрожи в коленях страшно, до непонятной навязчивой мысли: «Никогда!»
Нетерпеливо задрав свитер, мужчина полез расстёгивать пуговицы и молнию на шортах партнёра. Стал на колени, согнувшись так, чтобы опустить лоб на холодное плечо Андрея. Запустил руку в его трусы, прикоснувшись к по-электрически оголённой эрекции, вызывая беспокойное жалостливое бормотание:
– Нет… подожди… кухня… чёрт… побери… Х-ха… Пожа-а-алуйста…
И развратный полустон-полувыдох.
– Анжи, – поймать поцелуем щёку.
Отвернувшийся Андрей смотрит куда-то в сторону, сквозь стену – далеко вперёд. Тяжело дышит, не желая признавать поражение.
Невольно подается бедрами, когда на члене привычно смыкаются пальцы, и облизывает пересохшие губы. Пора бы перестать корчить из себя девственника.
– Анжи, Ан-жи, – похоже на заклинание, мантру.
Андрею и самому захотелось повторить четыре заветных буквы, если бы он не настолько ненавидел это их сочетание. Если бы это не было его собственной кличкой-именем – названием второго неотделимого куска души.
Мысли тонут вместе с движением руки по плоти вверх. Душа раскалилась добела. Пусть у Анжи её нет, зато она имеется у Андрея. Одна на двоих, как у сиамских близнецов… инвалидов.
Движение вниз. Садистски медленное – по обнажённым ниткам нервов. В принципе, они давно должны были распотрошиться и растянуться настолько, что впору вязать шерстяные носки.
Игорь упорно пытается поймать взгляд любовника, но тот с не меньшим упрямством отводит его в сторону, не позволяя себе с концами утонуть в нирване желания.
Снова вверх, ощущая под пальцами отрывочный пульс. Две секунды в одном ритме – ровно столько необходимо для резкого скольжения обратно вниз.
Сквозь зубы:
– Пожалуйста, Игорь, – вдруг огненный взгляд глаза в глаза.
Зрачки Андрея заполонили всю радужку и блестели пламенными отзвуками внутреннего вулкана. Покрасневшие губы зазмеились в самоиронии и тотчас, словно экзотическая птичка, оказались в плену чужой клетки-языка.
Анжи немного оживает – и будто приходит в движение неумолимая снежная лавина. Чертовски холодная снаружи – невероятно тёплая внутри.
Сам впивается зубами в нижнюю губу Игоря, небрежным движением толкая его на пол.
Хмм, кажется, в коридоре они ещё не трахались. В этом коридоре. А может, и нет…
– Игорь, – голос умышленно глубокий, с двойственными интонациями.
Мужчину тут же берёт дрожь, а в паху тягуче ноет, особенно когда на него садится любовник. Тот ёрзает – тоже специально, одним движением снимая резинку со своих длинных волос.
Его Величество Анжи – Игорь успел научиться различать смену главенствующих ролей.
Поэтому приподнимается на локте, со вздохом прося:
– Пойдём в кровать, Анжи, – насколько же он любит звучание этой клички-имени. Андрей трясёт головой, мол, какая нахрен спальня, хочу секса! – Тогда давай займемся любовью.
Анжи хочет съязвить, но, открывая рот, понимает – не может произнести ни слова. Не хватает яда.
Встряхивает головой, становясь поразительно ранимым, и ему, как никому другому, идёт образ забывшей о Весне синицы.
Неожиданно раздаётся пронзительное возмущённо-обиженное «Мяу!». Молодые люди недоуменно поворачиваются на звук и не могут не рассмеяться, глядя на сидящий рядом комок шерсти. Котёнок смотрит непонимающе и словно укоризненно.
– Точно, кофе… – рассеянно вспоминает Андрей, с почти детской непосредственностью напрочь разрушая интимную атмосферу.
О да, самое время вспомнить о кофе.
И Игорь, понимая сарказм злодейки-судьбы, бессильно падает с локтей на пол, беззвучно хохоча:
– Приду-у-урки.
Все трое, ага.
Это так похоже на Ан… дрея – встать на ноги, подать руку, чтобы помочь подняться, и, переплетя их пальцы, неуклонно потащить мужчину на кухню. Прикрыть свитером стояк, что через минуту не понять – то ли прежняя эрекция, то ли очередная складка.
Сообразительная, нелогичная зараза.
Зато у Игоря в тёмных обтягивающих джинсах вставший член виден стопроцентно.
Кофе? Какой, твою мать, кофе, когда хочется секса? Кое-кто в детстве перечитал «Приключения Алисы»?
«Игорь, это кофе. Кофе, это Игорь». Дурацкая сказка…
Они всё-таки садятся по разные стороны стола. На нём две чашки кофе и тарелка с горкой немного подгорелых блинов. Тот же «кое-кто» откровенно хреново готовит, но ведь старается.
Анжи, поджимая под себя ноги, неторопливо допивает оставшийся остывший напиток в одной из чашек. Игорь, беря другую широкую кружку, выпивает свой кофе почти залпом, готовый душу продать за знание того, о чём Андрей думает сейчас. И не пожалел бы, если бы это оказалась какая-то дребедень, потому что «кошак» до сих пор не знает своего бойфренда до конца. Особенно когда он такой отстранённо-задумчивый, хотя по логике обязан быть таким же нервно-возбуждённым, как его партнёр. По мнению Игоря, студент слишком много думает – даже во время секса, хоть и всячески это скрывает. И выбить мысли из забитой ими головы – практически нереальная задача.
– Анжи, – теперь требовательно. Больше никаких просьб. – Пошли в кровать.
– Угу, – отстранённо кивает.
Тогда Игорь рывком поднимается, жестко сжимая подбородок брюнета в своих пальцах. Он не знает, что хуже: самокопание Анжи или игнорирование Андрея, но и то, и другое сейчас раздражают одинаково.
А резкие переходы от одного к другому порой выбивают из колеи.
Он не замечает секундного хитрющего прищура и, забирая чашку из рук Андрея, подхватывает его на руки. Словно принцессу. Сам парень пошутил бы насчёт этого, но он предпочёл помолчать, изображая восковую куклу.
Они всё-таки отправились в кровать, правда, после пары поцелуев Игорь, получая слабый отклик и полусонные взгляды, сдался. Лёг рядом, замечая уже не скрытый широкий зевок. Вот и как прикажете понимать, что творится с этим невозможным мальчишкой?
– Анжи, – со слабой усмешкой стягивая джинсы, – извини, но ты бываешь той ещё стервозой. Не мог словами сказать, что не хочешь?
В ответ тот перекатывается, чтобы оказаться сверху, и беззаботно смеётся, понимая, что его раскусили. Недолго музыка играла.
Обессилено разводит руки в стороны, а правым ухом прижимается к чужой груди, слыша частое сердцебиение:
– Так не интересно, к тому же, ты всё равно добился бы своего.
Игорь не стал спорить, ощущая: Андрей совершенно не возбуждён. Не настроен на тот лад.
– Тогда поговорим о чём-нибудь? – спрашивает мужчина, глядя в потолок.
Кажется, состояние меланхолии передаётся воздушно-капельным путём.
– О чём? – Анжи прикрыл глаза, наслаждаясь убаюкивающей ритмичной мелодией сердцебиения.
– Например, о нас.
Ирония в голосе:
– О нас за нас уже всё сказали. Давным-давно.
Тогда без перехода и какой-то логической основы:
