Текст книги "Взрослые игрушки (СИ)"

Часть 2. Улисс.

Иногда я сам удивляюсь, как мало меня интересует собственное прошлое.

Данте прислал за мной вертолет, но посадочная площадка на здании киностудии еще не была готова, поэтому в аэропорту меня ждала машина.

Это слабо сказано.

Такого монстра я еще не видел. Скорее всего, она делалась на заказ, потому что я не смог опознать в ней ни одну из известных моделей. Широкая, как “хаммер”, хотя не такая громоздкая; с двумя рядами прожекторов, чтобы гонять слонов по саванне; естественно, черная и длиннющая, будто посередине есть еще одна пара колес. Я готов был поклясться, что этот гроб на колесиках проектировал не Данте – самоутверждение ему давно ни к чему, да и такие понты совсем не в его духе. Несколько пошловато.

Из машины вышел не-мертвый, тоже весь в темном, как продолжение ее тени.

– Привет, – сказал я.

– Добрый вечер. Я отвезу вас в особняк, если вы не возражаете, – ответил он совсем в другом тоне – отточено-официальном. Кажется, он видел во мне не друга Данте, а просто очередное задание, и особо не напрягался быть дружелюбным. Как странно.

Я сел вперед, почти теряясь в гигантском салоне – мех и полированное черное дерево, отпад. Интересно, отчего на переключателе скоростей нет бриллианта с кулачок? Он бы тут неплохо смотрелся.

Машина с грацией танка тронулась с места, и я снова переключил внимание на парня за рулем. Он ведь был совсем молод – скорее всего, еще даже не пережил свой биологический возраст, но в нем чувствовался мощный потенциал. Представляю, что вырастет из мальчика лет через сто, а то и раньше – когда он полностью раскроется. Но не это меня зацепило, нечто другое – какая-то странная энергетика, какой я ни у кого еще не встречал, даже у древних. Даже у Данте. Это не могущество, не особенный талант, просто совсем незнакомая сила, вызывающая инстинктивную опаску. Что-то вроде этого чувствуешь за несколько минут до рассвета. Странно. Ну с чего бы вроде опасаться совсем зеленого, которому я могу за секунду шею свернуть, как цыпленку? Я сам не знал.

– Мне казалось, что я должен был приехать на студию, – заметил я. – Ты точно правильно понял свою хозяйку?

Он метнул на меня быстрый взгляд и снова уставился в лобовое стекло.

– Чего у меня нет, так это хозяев.

Все интереснее и интереснее.

– Ты не похож на других слуг Перл. Все перед ней только что на пузе не ползают. Хотя некоторые и ползают, и не только – она это дело любит.

Если я ему польстил, то виду он не подал.

– Я ей НЕ СЛУГА. Я наемник, – жестко сказал он, уверенно лавируя по ослепительным улицам. – Если Перл платит мне за работу, это не делает меня ее собственностью.

О, какая болезненная тема. С такой гордостью можно или прыгнуть выше головы, или наоборот упасть так глубоко, что дальнейшее течение жизни окажется просто бессмысленным. Я уже не рассматривал город за окном – такой мальчик, глаз не оторвать. К тому же я был уверен, что когда-то уже видел это лицо и слышал эту манеру разговаривать. И это не так давно было…

– Ты должен быть очень хорош, если она мирится с таким характером.

Впервые он изобразил нечто вроде улыбки.

– Я очень хорош.

Не сомневаюсь.

За окнами цвел безумными огнями город, такой похожий на все другие города, и это только укрепило мое мнение, что ни один город не стоит, чтобы остаться в нем навсегда. Данте жил в Чикаго уже давно, и я представить не мог, как столько времени можно оставаться на одном месте. Но что я – бродяга без корней и без памяти. Перекати-поле. Вот и катаюсь, пока еще остаются места, где не бывал. Возможно, у Данте просто уже не осталось таких мест?

– И давно ты слу… то есть работаешь на Перл?

– Немало.

Раздался тихий-тихий звук – опустилась перегородка между нами и салоном автомобиля. Там сидел еще кто-то, и я бы услышал его раньше, если бы не был так увлечен.

Его лицо отразилось в зеркале – бледное пятно в окантовке светлых волос, прочерченное вспышками глаз. Потом темнота рассеялась, и я разглядел его лучше. Он низко сполз на сиденье, скрестив руки, на нем было серое пальто и шарф, обматывающий шею несколько раз. Вид у него был откровенно недовольный, будто ему запретили сделать нечто, чего очень хотелось.

– Ноа, – сказал он, – ты отвезешь меня домой?

Тот взглянул в зеркало, и наши взгляды в нем скрестились.

– Ты же вроде куда-то собирался.

– Передумал. Я домой хочу…

– Ладно, как скажешь.

Он еще глубже зарылся лицом в шарф, глядя на меня, только глаза сверкали. Может, мы были знакомы? Нет, похоже, это было просто любопытство. Через пару секунд он потерял ко мне интерес, но перегородку не закрыл, просто сидел, уставившись в окно.

Ноа. Теперь я вспомнил. Когда-то я знал человека, который тоже носил ветхозаветное имя. Это было во взрывные двадцатые, времена мафиозных разборок, полосатых костюмов и крестных отцов, когда по городу редко увидишь машину без вереницы аккуратных дырочек автоматной очереди на боку. Звали его Иов Камински, но в отличие от своего библейского тезки, терпевшего от Создателя пинки и тычки, он сам раздавал их направо и налево. Иов работал на семью Ризоли, и хотя был чистокровным евреем, а никак не итальянцем, но, кажется, женился то ли на дочери Франко Ризоли, то ли на племяннице. Перл тогда, как и сейчас, была глубоко в тени, но это не мешало ей зарабатывать фантастические деньги на банальной продаже спиртного и оружия. Хотя этим, казалось, кто только тогда не занимался. Она действовала через Энцо Джотто, который был ее преданным слугой до гроба. И до гроба, надо сказать, оказалось недалеко.

Ну, да неважно. Джотто и Ризоли были непримиримыми врагами – тупая вендетта в духе “Монтекки – Капулетти”, когда уже никто не помнит, с чего все началось. Две равноуважаемых семьи вели междоусобные бои уже более двадцати лет. Но у Ризоли был ощутимый перевес во всем – и в первую очередь потому, что на него работал Иов Камински, лучший уборщик не только в Чикаго. Его прозвали Стил – и за холодный цвет глаз, и за “шмайссер”, который казался продолжением его руки. Даже ходила шутка, что Иов “Стил” Камински родился с маленькой кобурой под мышкой и сигарой во рту. Ему было уже около шестидесяти, но выглядел он на классные сорок пять, не больше, и был просто идеальным воплощением гангстерского начала.

Тогда я некоторое время пожил в Чикаго, мимо воли наблюдая за бандитами смертными и бессмертными, и за тем, как Перл камень за камнем возводит фундамент своего влияния на город, собирая деньги для постройки настоящей империи. Это пока что было довольно неуклюже, и неудивительно, что не все получалось гладко, но все же мы с Данте явно недооценили ее. Девочка, которую я считал пустышкой, оказалось умной, цепкой и прозорливой, упорно, хотя и не напролом, идущей к намеченной цели. В то время Стил Камински выпил немало ее крови, и в прямом, и в переносном смысле – все убийцы Джотто вместе взятые не могли конкурировать с ним. Я видел его в работе – это было великолепно. Он вел себя предельно корректно, никогда не издевался над своими жертвами, ничего личного. Казалось, это породистое лицо никогда не исказить никакой посторонней эмоции. Семья Джотто стремительно редела, Перл злилась на Энцо, а Энцо и так уже готов был сделать себе харакири. Закончилось все банально: после празднования рождения очередного отпрыска Ризоли трое мужчин вышли из бара и были расстреляны в упор. Это был конец Иова “Стила” Камински, единственный раз в жизни потерявшего бдительность и заплатившего за это головой.

Это, как впоследствии оказалось, был конец и всей семьи Ризоли. Глупо, но когда погиб их талисман, суеверие словно парализовало их – и они покорно дали себя уничтожить. Правда, напоследок кто-то из них захватил с собой и Энцо Джотто, но Перл не особо убивалась по нему. Он был всего лишь пешкой и выполнил свою задачу.

У парня, который сидел рядом со мной, были глаза, голос и амбиции Стила Камински. Не помню, был ли у Иова сын, но этот вполне мог им быть. Я бы, может, и спросил его об этом, если бы мы неожиданно не подъехали к высоченным решетчатым воротам. Они открылись, и передо мной во всей красе предстал особняк.

Да какой к черту особняк. Замок! Я просто обалдел, когда его увидел, – машина-мутант по сравнению с ним была просто дешевым сувениром. Он возвышался огромной глыбой черного мрамора, нависая над гектарами парка тяжелой монолитной тенью. Это был один из самых ярких памятников чьему-то ненасытному самолюбию, который я видел после пирамид; тут все: и амбиции, и самоутверждение, и высокомерие – и все в худшем проявлении. Башни невнятного стиля уходили в небо, колонны были похожи на гигантские лапы, поддерживающие чудовище, стекла на окнах сплошь тонированные (хотя крещеный мир о таком чуде еще и не слыхивал), а ширине лестницы позавидовало бы даже Вестминстерское аббатство. Впечатление было мрачное, несмотря на мощное, почти стадионное освещение, – чернота строения словно впитывала, поглощала свет, превращая его в полумрак. Не удивлюсь, если так и было задумано.

Во дворе – то есть в пространстве между особняком и воротами – запросто могли бы приземлиться несколько вертолетов или “стелс”, так что в прогулке по Чикаго необходимости не было. Перл или принимала решение в последний момент, или просто хотела похвастаться машиной – при всей грандиозности задумок иногда в ней проскакивала такая несолидная мелочность.

По дорожке к машине двигалась в сопровождении двоих сама Мастер Чикаго в черном брючном костюме и красном газовом шарфе вокруг головы. Его развевающиеся концы терзал знаменитый чикагский ветер. Город недаром прозвали Windytown, тут дуло так, что можно было содержать уйму ветряных мельниц, но Перл ветер, похоже, не мешал – она шла грациозная и монолитная, как и ее дом.

Я открыл дверцу, и Перл облокотилась об нее.

– Привет, – поздоровался я.

– Привет, дорогой. – Она кивнула Ноа и заглянула в салон. – Как дела, Джоули?

– Прекрасно, мэм, спасибо, – пробормотал тот, еще глубже вжавшись в сиденье, будто хотел с ним слиться.

Крошка Джоули, неужели? Я еще раз посмотрел на него в зеркало, другими глазами. Вот уж действительно круглая земля… Сегодня прямо ночь старых призраков. Кажется, он здорово боялся Перл, впрочем, как и все здесь. Ноа этого не показывал, и я его страха не чувствовал, но возможно, он просто умел себя контролировать лучше других. Талантливый мальчик. Если он сын Стила Камински, то Перл сделала по-настоящему выгодное приобретение.

Ноа достал мои вещи из машины.

– Вы познакомились? – продолжала Перл, глядя на то на меня, то на него. – Это Улисс, друг нашего хозяина.

Тут я был вознагражден его секундным замешательством. Это было мгновенно; можно было заметить, только если следишь, а я этим и занимался – только рука чуть дрогнула, когда он ставил чемодан на выложенную блестящим черным камнем дорожку. Ясно, он не знал, кто я, не знал, что я – друг Данте и сейчас, кажется, вспоминал, не наговорил ли чего лишнего. Но это был не повод обвинять кого-то в малодушии, скорее даже ему лишний плюс. Сила хозяев города требует уважения, а игнорирование ее совсем не способствует ни карьере, ни долголетию.

Поставив вещи, Ноа посмотрел на меня, словно ожидая, что я что-то такое сделаю или скажу, да и Перл этого ждала, но я всего лишь пожелал ему удачи. И он поблагодарил – очень сдержанно. Он казался настоящим профессионалом, а я это уважаю. Да и просто мне редко кто симпатичен с первого взгляда.

– Я могу взять машину сегодня? – спросил он у Перл.

– Катайтесь, ребята. Когда будешь нужен, я позвоню.

– Спасибо.

Машина выехала за ворота. Он не пользовался фарами, поэтому она быстро превратилась в одну из теней и растаяла.

Во дворе даже газона не было, сплошные каменные плиты. По ним, цокая когтями, расхаживали с десяток доберманов в претенциозных шипастых ошейниках. Они и близко не подходили, держались на почтительном расстоянии, изредка бросая в нашу сторону злобно – испуганные взгляды. В содержании сторожевых собак я не видел ни капли смысла – всем известно, что они боятся вампиров как черт ладана, и даже какой-нибудь вшивый новоумерший может одним видом распугать целую стаю таких вот пираний.

– Домашние животные? – спросил я нейтрально, но Перл уловила оттенок.

– Это что, был сарказм? Зря. Нежити нам бояться нечего, Улисс, а вот люди в основном не так умны. Они многого не знают и часто идут на поводу у своей алчности. Я не люблю, когда меня беспокоят по пустякам, и в этом смысле мои тузики прекрасно справляются.

Это было резонно, я как-то не подумал. Практичная девчонка. Действительно, ни один вампир в здравом уме не отважится ступить на эту территорию, потому что знает, чем это грозит. А люди… они беспечны. Основная масса о нас не знает. Но неведенье, которое позволяет им спать спокойно по ночам, может сыграть злую шутку, если захочешь посягнуть на частную собственность Данте и Перл.

Только сейчас я обратил внимание на сопровождающих, торчавших на почтительном расстоянии от своей хозяйки. Им было на вид не больше шестнадцати лет, и сначала мне показалось, что обе девочки, может, из-за роскошных волос ниже плеч, ровных и черных, как струящийся шелк. Потом я понял, что второй – мальчик, хотя они были поразительно похожи, только что он в плечах пошире. Удивительные лица, восточные, экзотические – тонкие брови широкой дугой, как нарисованные; темные, словно подведенные глаза, длинные изящные шеи подчеркнуты воротниками рубашек почти одинакового покроя из какого-то золотистого материала. Именно такими всегда представлялись мне персонажи арабских сказок. Никогда не верил, что столь могущественные существа могут быть уродливыми.

Я взял чемодан, но Перл остановила меня:

– Перестань. Высокому гостю не подобает.

Она кивнула этим двоим, и те подошли с заметной опаской.

– Это друг вашего хозяина, – произнесла она, уже второй раз за нашу встречу, словно получала удовольствие от реакции простых смертных (или бессмертных, что здесь значения не имело) на особу, приближенную к императору.

Тут они наглядно подтвердили, как прекрасное лицо может испортить откровенно дебильное выражение. Они пялились на меня чуть ли с приоткрытыми ртами, как будто я какое – то божество. Наверное, друг хозяина приравнивался для них к самому хозяину. К Данте у них, шестерок, доступа быть не могло, и он представлялся им уже Бог знает кем, что распространялось и на всех его друзей.

Воцарилась пауза, но они не отрывали от меня взглядов, как японские туристы от пирамиды, пока Перл не потеряла терпение.

– А ну шевелитесь, вашу мать, – внезапно рявкнула она, – вещи в зубы и бегом в комнату для гостей!!!

Я думал, их удар хватит. Девочка взвизгнула, мальчик захлопнул рот так, что челюсти щелкнули. Так быстро все произошло, раз – и их нет. Какая-никакая, а дрессировка.

– Роскошно, Перл. Даже лучше, чем прежние, – сказал я, но она только рукой махнула.

– Роскошные… идиоты. Ну почему как такая внешность – так слабоумие? Никогда больше не буду превращать их так быстро, сначала все-таки стоит проверить на наличие хоть минимального интеллекта. Когда видишь такие смазливые мордашки, просто не до мозгов, а потом оказывается, что мозгов никаких и нет. Который раз уже.

– Дай им время, Перл, они же недавно умерли. Ты ведь тоже не сразу заблистала.

Она только презрительно повела плечом, не считая нужным даже обращать внимание на такое замечание. Хотя если бы я начал вспоминать все ее ляпы, которые замечал в начале славных дел, можно было бы бестселлер написать.

– Ты так давно не навещал нас, – любезно пропела Перл, взяв меня под руку. До особняка было еще так далеко, что наш путь мог сойти за мирную прогулку. Я не обманывался ее тоном – мне было прекрасно известно, как Перл ко мне относится. Она ревновала, и у нее были на то причины, но все-таки она была рядом с Данте постоянно, а я не был. Поэтому потихоньку она перестала воспринимать меня как угрозу их идиллии. По мере роста ее влияния во лбу Перл разгоралась такая звезда, что она уже не обращала внимания на такие мелочи, как Улисс – сегодня он здесь, завтра его нет, а она всегда на месте. Иногда, когда она очень уж зарывалась, мне ужасно хотелось раскрыть ее узенькие глазки, рассказать, как на самом деле обстоят дела, – и тут же мне становилось ее жаль. Я представлял себе, как это – чувствовать себя на вершине мира, купаться во власти и богатстве, и внезапно быть жестоко вырванной оттуда теми же руками, которые пять минут назад обнимали…

Хотя насчет объятий – кажется, Данте это с ней не практикует.

Будто прочитав мои мысли, она продолжила:

– Расскажи, Улисс, как это – ничего не помнить?

– Я помню все, что нужно, – ответил я, не понимая, куда она клонит.

– И тебя не интересуют некоторые несоответствия?

– О чем ты?

Она улыбнулась, еще больше замедляя шаг.

– Ну, например… ты ведь давно знаешь Данте?

– Всю жизнь.

Это была правда. Всю сознательную жизнь.

– Но вы ведь случайно познакомились, и с этого момента начался отсчет новой эры для тебя?

– Ну. И какие здесь несоответствия?

Она хмыкнула.

– Погоди. О скольких еще его друзьях тебе известно? Кроме Хиямы?

Я открыл рот, чтобы сказать… и не знал, что сказать. У Данте не было друзей, кроме меня и Хиямы.

– Ты знаешь, насколько Данте особенный, – заговорила она медленно. – Он никого к себе не приближает. Он никем не дорожит. И ты стал его лучшим другом. Хияма – это другое, он прайм. А ты кто? Что в тебе особенного, что заставило его привязаться к тебе с первой минуты знакомства?

Я молчал, и она продолжала:

– Ты заметил, что Данте не особо… к себе подпускает?

– Нет вообще-то.

– Потому что тебя это не касается.

– Странно, что при твоей загруженности у тебя остается время на такую ерунду. Но если тебе полегчает, можешь отнести все на счет моего личного обаяния.

Мы остановились перед дверью. Перл отключила сигнализацию, и портал – иначе не скажешь – отворился. Она обернулась ко мне, ее голос снова стал веселым и беспечным, хотя моя реакция явно ее разочаровала.

– Да, ты прав, все это пески теории. Пойдем лучше, я покажу тебе дом.

Ее целью было посеять семена, и она это сделала, остальное должен был додумать я. Но я не собирался ни о чем таком думать. У Перл и раньше бывали припадки ревности, чего стоит еще один?

У меня никогда не было собственного дома, так что я все внимательно разглядывал. Внутренние помещения были строго разделены на две, но неравные части, мы отправились в правую. Описывать не буду – утомительно – но одно скажу: страшно было даже представить, сколько денег угрохали на ремонт. Это были такие покои, которыми не побрезговал бы и самый-самый. Ну, в принципе, они и были здесь самые-самые.

Левая часть была меньше и проще, хотя и тоже вся в серебре и черном дереве. Перл открыла раздвижную дверь, за которой было нечто наподобие кабинета, нынче работающего под выставку. Или камеру пыток.

– Что это? – только и смог спросить я.

По стенам были увешаны самые разные приспособления – от заостренных палок, по виду, вековой давности, до арбалетов и новейшего оружия (их было мало). Были здесь и копья, и мечи, и штуки, о назначении которых можно было только гадать.

– Это? Это музей имени Дока Ван Хелсинга.

– Кого?

Перл хихикнула.

– Ты что, вообще не читаешь? Ван Хелсинг – охотник за вампирами. А это – сувениры на память от каждого из них. Неплохо вышло, да?

– Столько их было?

– Их было больше, но тут некоторые предметы представляют целый род. Он рассказывал мне про некоторых.

Она прошла вдоль стены, едва прикасаясь рукой к экспонатам.

– Это лорд Уорли… братья Тай… преподобный Густав Керр, глава “Горящего креста”… Зои Руссо, красавица, на Ватикан работала… семейство Хименес, классно управлялись с топором… Стэнли не-помню-как, пьянь запойная… Дансигер, слэйер… помнишь?

Еще бы не помнить. Кейси. Первое лицо, что я увидел в жизни, вместо мамочки.

Я скользил взглядом по стенам и внезапно поймал себя на том, что мой мозг без меня начал игру “найди несоответствия”. И нашел одно тут же, не выходя из этого музея. Никто и никогда на меня не охотился. Я не помню, что было до, но и после уже прошло немало времени, и никто (после Кейси Дансигера) пока не изъявлял желания сделать меня короче на голову. Что касается вампиров, то нападать на меня спешили только молодые и неопытные. С ними-то я справлялся легко, но старые, которых действительно следовало опасаться, обходили меня десятой дорогой, даже на их территории. Еще минута – и я поверю в ангелов-хранителей.

От размышлений мое внимание отвлекла одна вещь. На самом деле я не отводил от нее глаз, как только заметил, уже не слушая Перл, потом подошел и дотронулся.

Это было нечто вроде кнута или хлыста с гибкой серебристой струной, рукоятка из какого-то металла и дерева была сделана так совершенно, словно не на этой планете. Вещь очень красивая, завораживающая настолько, что я не удержался и взял ее в руки. И сразу понял, как с ней обращаться – эта струна могла отрезать голову одним щелчком и вернуться на место в рукоятке.

– А это звезда коллекции, – раздался тихий голос Перл, который акустика комнаты делала зловещим. – Лучший охотник, безупречный, безжалостный, с такой острой ненавистью, что она не угасала годами. Единственный в своем роде, кого Данте реально опасался. Несколько раз он был на волосок от смерти, и этот волосок ты в руках держишь… В конце концов легенды говорят разное: одни утверждают, что охотник сам стал вампиром, чтобы уравняться в силе и достать того, кого так ненавидел… другие – что это Данте его таким сделал… третьи – что в конце концов уничтожил… И никто – даже наш общий друг – так и не узнал его настоящего имени. Он называл его просто…

Дверь распахнулась так резко, что Перл запнулась на полуслове. Подкрадываться Данте не собирался.

– Predatore, – сказал он тихо. – То есть…

– Хищник, – закончил я. Тут не надо и итальянский знать.

– Совершенно верно. Он был единственным человеком, к которому я чувствовал уважение и даже больше, – сказал он в тон Перл, но прозвучало это куда более зловеще и одновременно просто. Перл медленно отступала от меня по мере его приближения. – Я восхищался им так же сильно, как он желал моей смерти. Понимаешь?

– Да не особо, – я пожал плечами. – Не разбираюсь в охотниках.

– И мне вот всегда было интересно: если он так отдается всем чувствам, то каково тем, кого он обожает?..

Данте осторожно забрал хлыст и протянул руки.

– Лис, обними меня. Как хорошо, что ты приехал.

Это странное чувство я не испытывал ни с кем больше – мы могли не видеться годами, я мог думать о нем или нет, но лишь приблизившись, тело вдруг начинало тянуться к нему, будто было его частью. Лишь обнять его, вдохнуть запах его волос и кожи – и враз становилось непонятным, как я мог быть вдали сколь угодно долго, десять лет или пять минут. Этому не было объяснения, впрочем, я не искал его, как и объяснений многому другому.

Я посмотрел на Перл – она не ушла, стояла у дверей, довольно улыбаясь одними уголками губ, глаза же были холодные и злые. Как будто происходящее иллюстрировало какую-то ее безумную теорию.

Немного отстранившись, Данте произнес, не оборачиваясь в ее сторону:

– А тебе, родная, я советую не терять время и подумать, как ты объяснишь то, что все мы здесь находимся.

Призрак ее улыбки сполз, как змеиная кожа.

– Ну ты же не казнишь меня за то, что я хотела похвастаться нашим домом?

– Позже, Перл. Вопросы есть?

Она капризно надула губы, что сделало ее похожей на безымянную азиатскую порноактрису.

– Я просто хотела напомнить нашему гостю, что закон распространяется и на него, на случай, если он захочет перекусить. Все донорские точки к вашим услугам. Сайонара, Улисс-сама.

Сложив ладони, она иронично поклонилась мне, после чего исчезла. Данте еще секунду смотрел вслед, на открытую дверь.

– Не наказывай ее за человеческие слабости, – сказал я.

– Мотивы Перл далеко не так очевидны, как кажется, – сказал он уже совсем другим тоном и повесил оружие на место. – Пойдем, поболтаем наверху.

– Ты что, не хотел, чтобы я здесь был?

– С чего ты взял?

– Ну, ты так оторвался на Перл…

– Это разве оторвался? Не бери в голову, Лис, меня мутит от претенциозности этого места. Не дом, а памятник тщеславию. Я ведь постоянно на студии, здесь захожу только в пентхаус. И вообще, как и тебе, большие комнаты всегда действовали мне на нервы.

Мы поднялись на лифте под самый потолок. Там было небольшое, но роскошное помещение, мебель вся встроенная – только кровать посередине, укрытая до пола тонким серым покрывалом с жемчужным отливом. И тонированное готическое окошко на всю стену, прочерченное тонкими рамами.

Я бы и так понял, что это его комната. Во всем доме был идеальный стерильный порядок. Здесь был бардак.

– Падай, – сказал Данте, и я растянулся на кровати. Он замер надо мной, разглядывая, словно увидел впервые.

– Что? – спросил я.

Внезапно он приблизился и обвел пальцем глазницу под моей повязкой – а потом осторожно коснулся ее губами.

– Это она сделала?

Один вопрос, на который он, скорее всего, уже знал ответ. С тех пор, как Рэйчел сбежала, мы виделись с ним не раз, я жил в Чикаго восемь лет, и ни разу мы не заводили об этом разговор. С самого начала Данте почему-то сделал вид, что не замечает моей повязки, и все упорно следовали его примеру. Если я и хотел рассказать о том, что произошло тогда, то постепенно это желание притупилось, если не исчезло совсем. Почему? Поначалу, естественно, первой моей целью было отловить Рэйчел и получить бездну удовольствия от ее смерти. Но потом сам процесс наблюдения за ней оказался таким увлекательным занятием, что первичная цель все оттягивалась и оттягивалась, пока я о ней не забыл. В конце концов, это здорово позволяло коротать время. А других причин я не искал.

Я не знал, что сказать, и просто кивнул. Он улыбнулся.

– Мне показалось, что ты созрел, чтобы рассказать. Ведь это смертный приговор для Перл. Ее ты жалеешь, что ли?

Я посмотрел на него и вдруг понял – он уверен, что Рэйчел мертва, что я еще тогда убил ее! И правда – как она может быть жива, если сделала такое!

В таком случае он будет удивлен.

Он сполз прямо на пол, опираясь локтями на кровать, и я начал рассказывать. Рассказал все – как Рэйчел похоронили заживо, как я ее нашел, что с ней происходило, как она сделала это, как я следил за ней. И по мере выкладывания фактов я понял, что не чувствую к ней ненависти. Я сто раз мог убить ее во время наблюдения – она понятия не имела, что я порой в двух шагах от нее, смотрю, как она выслеживает жертв, как убивает, как сходит с ума, как возвращается в рассудок. Она вела себя чертовски неосторожно – возможно, потому что была уверена в моей смерти, как Данте – в ее. Рэйчел отличалась тем, что убивала просто так, проливала кровь как воду, словно выполняла раз за разом какой-то ритуал, и он постоянно не получался. В эти моменты она превращалась в озверевшую фурию, вопящую, как стая банши, разрывая тело жертвы голыми руками. Что-то в ее мозгах все-таки сдвинулось за годы под землей, и чем дальше я наблюдал, тем меньше ее вины видел. Я не представлял, как объяснить это Данте.

По его лицу путешествовали странные эмоции, очень разные, некоторые мне не были понятны. То ли все это действительно было жутко, то ли ему было что вспомнить в этой связи… В любом случае, этим он со мной делиться не хотел.