Текст книги "Взрослые игрушки (СИ)"
Автор книги: Николаос
Жанр:
Мистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Еще я помнил стук… страшный, безысходный звук, стук земли по гробовой крышке… я слышал его изнутри.
А еще – плеск теплой воды и нежное, заботливое прикосновение рук. Пальцы, перебирающие волосы, теплые губы на щеке, у виска. Больше ничего.
…Когда Улисс родился, тьма рассеялась, и в нескольких дюймах от его виска в стену с силой врезался топор.
Я отпрыгнул в сторону, пытаясь разглядеть того, кто на меня напал. Мозг был чист и пуст, я понятия не имел, кто я сам, но как-то понял, что в отличие от меня нападавший – обычный человек, с одной поправкой. Он хочет меня убить.
Пока я раздумывал, он снова размахнулся, но я с легкостью перехватил его оружие и выдернул из рук. В этом помещении я чувствовал себя немного дискомфортно, и поэтому, увидев темную дыру вместо двери, недолго думая, нырнул туда. Он кинулся за мной, но… как-то неуверенно. Несколько его движений – и я понял: ха, да он просто не видит в темноте! Я заманил его туда, где мое положение становится более выигрышным. Что ж, поиграем, пока не выясним правила.
Он уже не бегал за мной, а скорее прятался сам, его страх и злость испарялись через кожу и пропитывали воздух. Но что бы он ни делал, я-то его прекрасно видел и с легкостью уклонялся от всего, что он в меня кидал, в ожидании более серьезного оружия. Не мог же он решиться нападать на меня с двумя ножами и топором? Топор остался в другом помещении, один из ножей улетел куда-то в неизвестность, а второй я держал в руках. Хотя он был мне не очень нужен.
Я спокойно дал парню удрать к дальней стене, в руках он держал крест. А на его лице было такое выражение, будто он держит самое серьезное в мире оружие. Я так не думал, потому что представления не имел, как эта штука действует, и легко ее отобрал. Кажется, это его немало шокировало.
А потом я начал вспоминать про крест.
И про то, кто я. Пока не личность – только биологический вид.
По-моему, дело происходило на каком-то производстве. Я выглянул в следующую дверь и увидел длинный сарай с заколоченными окнами и полом, устланным трухой и прочими древесными отходами. Сквозь дощатую крышу кое-где пробивалось солнце, и это меня нервировало. Еще не вполне понимая свою сущность, я уже знал, что свет – это смерть, но нужно было туда идти, так как мой противник надвигался на меня, стискивая в руках арбалет со стрелой толщиной в большой палец. Где он только его подобрал?
Я разглядел его наконец – совсем мальчишка, не больше шестнадцати лет, в глазах торжество, будто в первый раз одержал верх в драке. По-моему, радоваться рано.
– Чего тебе надо? – задал я откровенно глупый вопрос, но ответил мне не он.
– Да ничего особенного, дружище. Всего лишь твоя голова.
Тот, кто сказал это, сидел в темном углу, и я удивился, как не заметил его раньше. Наверное, был поглощен этой беготней. Выглядел он как бродяга – одет в подобие мексиканского пончо (одеяло с дыркой для головы), в непричесанных черных волосах запутались стружки, на мраморно-бледной щеке – мазок от сажи. Моей породы, это я понял сразу каким-то чувством (шестым его называют, что ли?). Что ж, надеюсь, что ворон ворону глаз не выклюет – мало на мою голову этого засранца с арбалетом.
– Я бы справился с ним, – сказал я, не сводя с него глаз. Он сказал “дружище” – возможно, мы знакомы. Заметный прогресс, продолжаем общаться.
Он грустно улыбнулся, как бритвой полоснул, однако в глазах была не грусть. Скорее наоборот, и еще – облегчение. Будто его радовало каждое мое движение, каждое слово.
– Не сомневаюсь. Но, надеюсь, ты позволишь?…
Я увидел, как дрогнул арбалет в руках моего преследователя, потом еще раз, и готов был поклясться, что слышу, не только бешеный танец сердечной мышцы, но и то, как пот течет по его спине.
– Конечно. Он твой.
– Graziе…
Он сделал шаг по направлению к мальчишке, и нервы у того сдали: арбалет сухо щелкнул, выпуская стрелу. Она вонзилась чуть выше предплечья, но Данте (а это был он) даже не вздрогнул. Я дернулся за него.
Сладкий, бесподобный запах наполнил помещение.
– Ты знаешь, кто я? – спросил он спокойно, обломив острие и выдернув стрелу. На одежде расплылось темное пятно. – Ты должен знать. Ведь твой отец считает меня своим первейшим врагом.
Глаза парня округлились, он все еще сжимал побелевшими пальцами арбалет, пустой, безопасный. Губы у него были пухлые, как у девчонки – как трогательно.
– Это не можешь быть ты… – сказал он хриплым шепотом. – Отец никогда бы…
Данте без слов потянул шнуровку на своем пончо и раскрыл его, показывая часть груди и плечо, залитое кровью. Мне было не видно, что там, но на мальчишку это произвело впечатление. Он сделал шаг назад, чуть не споткнувшись о какую-то корягу под ногами, и уперся спиной в стену. Между ним и Данте пролегала широкая полоска света, достаточно яркая, чтобы даже у меня вдалеке щипало в глазах. Я старался на нее не смотреть, но она притягивала… как, говорят, людей притягивает работающий сварочный аппарат.
– Никогда бы так не подставил тебя? Конечно, нет. Он не знал, что я здесь, но решил, что с ним, – он кивнул в мою сторону, – ты справишься… Очень опрометчиво для такого опытного охотника, как Ян Дансигер, заставлять своего последнего сына совать руку в дупло, не проверив, какая именно там змея. Как тебя зовут?
– Кейси…
– Видишь ли, Кейси, вся мужская линия твоего семейства настойчиво желает моей смерти уже много поколений, и сейчас, после того, как мне пришлось устранить практически всех, это понятно. Но твоим несчастным предкам – первопроходцам, Кейси, лично я ничего плохого не сделал.
Мальчишка стоял, нахмурившись, его лицо изображало скорее злобу, чем страх.
– Ты мерзкая богопротивная тварь, – сказал он. – Ты заслуживаешь смерти.
– Давай не будем пускаться в теологические дискуссии, Кейси. Мне хватает того, что Бог позволяет мне и, например, ему, – он снова кивнул на меня, – топтать сию грешную землю и веками питаться праведниками. Кстати, он же позволил мне убить твоих братьев, забыл? Так вот, о вашей охотничьей мании. Мне приходится сделать вывод, что все дело в наследственности, ты слушаешь меня, Кейси? И единственный способ обеспечить себе спокойствие – не дать вам размножаться. Еще дети у твоего отца вряд ли будут, так что ты – последний.
Я даже не заметил, как он пересек солнечный луч. Только услышал легкий запах жжения и то, как Кейси втянул в себя воздух, когда Данте оказался в полуметре от него, осторожно вынул из его рук арбалет и бросил на пол.
– Надеюсь, ты крепкий парень, Кейси, и избавишь нас от слез и соплей. Твои братья умерли как мужчины. Ты, конечно, еще ребенок… хотя, по мнению твоего отца, достаточно взрослый, чтобы убивать вампиров. А раз ты созрел для этого, значит, и для того, чтобы отвечать за свои действия. Можешь прочитать молитву, я не против.
Тучи заслонили солнце, и в помещении стало совсем темно.
– Закрой глаза, если тебе страшно.
Он сказал это Кейси, но я последовал совету. Потому что мне тоже было немножко страшно.
Когда стемнело по-настоящему, мы выбрались наружу. Местность не была мне знакома, и даже после захода солнца стояла противная жара.
– Вот и конец династии Дансигер… – сказал мой спутник. На его щеке я увидел красную полосу – солнечный ожог. – Жаль, с ними порой бывало интересно. Ну да ладно, это стоит отметить и как следует оторваться. – Он внимательно смотрел на меня, будто не мог насмотреться. – Дрянное место, но тут недалеко первоклассный бордель. Пойдем, я угощаю.
– А что есть?
Он рассмеялся, снова невесело, но заразительно, и осторожно положил руку мне на плечо. Судя по ощущению, до меня давно никто не дотрагивался, а он сделал это так, будто… не был уверен в реакции.
И я что-то почувствовал. Не знаю что, но ощущение определенно было позитивным. Определенно.
Тогда я накрыл его руку своей – пальцы его лишь слегка дрогнули, а глаза засияли ярче.
– Выпивка и шлюхи, дружище, все первосортное! Мое имя Данте. А как тебя представлять нашим кратковременным подружкам?
Я наморщил лоб в отчаянии, однако имя неожиданно всплыло в мозгу, как лицо утопленника поднимается над затянутой тиной поверхностью озера.
– Улисс.
Он посмотрел на меня, медленно, почти ощутимо проводя взглядом по лицу.
– Что-то не так?
– Да нет… Просто ты достаточно экзотично выглядишь для непростого имени. А еще мне нравится Гомер.
В памяти всплыл еще одна крошечная частичка, и я сказал:
– А мне – “Божественная комедия”.
Немногим позже до меня дошло, что я понятия не имею, как выгляжу. Потому первое, что я сделал, войдя в заведение с незамысловатым названием “Девки”, это заглянул в зеркало. Свет падал так неудачно, что поначалу отражение вызвало шок. Но потом стало ясно, что я просто очень не по-вампирски смугл, и при всем при том волосы у меня прямые и белые, а глаза цвета светлого меда. Из зеркала на меня смотрело не сильно дружелюбное, но вполне гармоничное лицо с глазами, будто обведенными углем. Данте метко назвал мою внешность экзотической, это точно – у него самого кожа была как мелованная бумага, а глаза – как черное стекло. И все равно я был в десять раз меньше похож на человека. Рядом мы смотрелись как абсолютный контраст.
Это не помешало нам оторваться по полной. Насытившись, мы еще долго пили и болтали, пока с рассветом не заснули в обнимку в подвале борделя на куче какого-то тряпья, и я не был так счастлив никогда в жизни. Это не оборот такой. Действительно – никогда.
Память вернулась очень быстро. Я вспомнил все об окружающем мире – кроме себя как его части.
*
ДАНТЕ
Какой смысл иметь силу, если она не приносит радости? Так было всегда, будто фарфоровая кукла высоко на комоде – она у тебя есть, но ты не можешь с ней играть. И что хуже – не хочешь. Долгая жизнь без радости – все равно что казнь, по крайней мере, так было раньше. Теперь у меня есть Лис – единственное, что мне удалось получить, даже не заплатив. И пожалуй, единственное, что я действительно желал.
Может, правду говорят, что нужно очень хотеть чего-то, чтобы получить? Тогда это все объясняет. Я – капризный ребенок, способный получить все игрушки мира, но тысячу лет не желающий ни единой.
Нет. Одну хотел.
А когда получил – игры закончились.
…До сих пор не могу поверить, что я остановился на одном месте. Хотя Чикаго мне нравится – почему бы нет?
– Тебе бы стоило научиться одеваться, если хочешь вести серьезные дела, – заметил я, наблюдая из-под полуприкрытых век, как она вертится перед зеркалом. – У тебя дешевый вид, и всей моей силой ты не добьешься к себе уважения. Страх, быть может, но все будут знать, что ты дешевка.
Перл психанула и выскочила из номера гостиницы. Но через несколько часов она вернулась, тихая и угнетенная. Подсела ко мне сзади и положила подбородок на плечо.
– Данте-сама… я сделаю все, что ты скажешь, – сказала она на ухо. – Пожалуйста, дай мне совет.
Я нехотя обернулся и окинул ее взглядом. Может, подсознательно у меня и была мысль сделать из нее личную копию Формозы, но она была изначально утопична. Не та женщина. Ту, последнюю, я потерял, когда не вернулся за ней вовремя, и у меня были свои догадки, кто способствовал ее смерти.
– Купи себе мужской смокинг и подстригись. Во всяком случае, у тебя будет стиль. И поставь голос. Твои партнеры и подчиненные не могут уважать Мастера, которая визжит, как рожающая кошка.
Если она и оскорбилась, то вида не подала.
– А как надо?
– Ну скажи что-нибудь.
– Знай свое место…
Прекрасный выбор. Что только творится у нее в голове?
– Голос ниже и убавь резкость. Чуть выше шепота. К тебе должны прислушиваться.
– Знай… свое… место…
– Неплохо. Уже лучше.
*
УЛИСС
Рэйчел жадно осушила кувшин воды. Уже третий за пятнадцать минут.
Я долго выбирал, кого убить, чтобы подставить мою блондинку, и вначале положил глаз на ее подопечного. Но уже над его кроватью меня что-то остановило. Я смотрел, как сладко он спит, как белокурые пряди прилипли к его щеке, как глаза беспокойно бегают под веками, и подумал, что он был бы здорово похож на меня в детстве, если бы не светлая кожа. Не это меня остановило. Нет. Просто вдруг пришла неведомая уверенность, что крошке Джоули по жизни крепко достанется и без меня. Не стоит вмешиваться в чужую карму, тем более такую перспективную.
Я спустился этажом ниже и убил его отца, не забыв оставить в его руках клок волос Рэйчел, а также на всякий случай ее перчатку. Полицейские порой бывают удивительно невнимательны.
Арестовали ее днем, так что я этого не видел, пропустил и скоропостижный суд. Я вернулся навестить мою блондинку, когда до ее казни оставалась всего неделя. Справиться с охраной не составило проблемы, через минуту все спали глубоким сном, и я спокойно прошел в камеры. Удивительно спокойное время – кроме Рэйчел там никого не было.
Она меня не заметила – сидела около решетки, прислонившись к ней спиной. Я неслышно подошел и, просунув руку сквозь прутья, дотронулся до ее лба:
– Спи, моя сладкая.
Она рухнула на пол раньше, чем я убрал ладонь.
Я открыл дверь и вошел. У меня была идея относительно нее, которая в дальнейшем обещала здорово разнообразить наше общение…
Это было вчера.
…Сейчас она отбросила пустой кувшин и медленно оглянулась.
– Хочешь пить? – спросил я, почти ложась на землю, чтобы видеть ее в крохотном зарешеченном окошке.
Рэйчел встретилась со мной глазами. Взгляд ее был мутным, но мне была знакома эта мутность. Уже через несколько часов она пройдет, сменившись фантастической ясностью.
Я умостился поудобнее.
– Тебе не кажется это странным, моя блондинка? Ты пьешь и пьешь, но твоя жажда только растет. И к тому же – ты не задумывалась, куда девается эта вода?
Она зажала уши, чтобы не слышать меня, и села на койку, раскачиваясь вперед – назад и напевая дурацкую французскую мелодию.
– Хочешь, я расскажу, что с тобой происходит? – продолжал я. – Это похоже на лихорадку. Тебя тошнит, температура поднимается, кожа покрывается мурашками, кажется, что они ползают под кожей. А когда ты просыпаешься, твоя подушка залита кровью из десен.
Рэйчел пораженно уставилась на меня и вытерла губы. На руке осталась кровавая полоска.
– Что ты сделал со мной, подонок? – спросила она шепотом.
– Я? Я здесь, ты – там. Что я мог сделать? Просто ты не хотела верить мне, а это все правда, люди приговорили тебя к смерти, и ты умрешь. Хотя у тебя есть альтернатива.
Она взяла пустой кувшин и швырнула в окно. Это значит “нет”?
Это значит “пока нет”.
Вернулся я следующим вечером, войдя внутрь по испытанной схеме. Еда, естественно, стояла нетронутой. Рэйчел спала на полу, наполовину под койкой, впившись зубами в собственную руку.
Я бросил в нее монеткой. Пришлось потратить несколько пенсов, чтобы привести ее в чувства.
– Привет, – сказал я непринужденно. – Обрадую тебя, моя блондинка, мы видимся в последний раз. Завтра тебя казнят, хотя ты до виселицы не дойдешь – сгоришь по дороге от солнечных лучей, как демону и подобает. Мы, монстры, не смеем взглянуть в лицо божественному светилу, не будучи испепеленными за наши грехи… да тебе это уже известно. Однако же, у тебя есть альтернатива и несколько минут, чтобы остановить меня, пока я не дойду до входной двери. Прощай и, как ты любишь говорить, увидимся в аду.
Я повернулся, чтобы уходить.
– Улисс!
Впервые я слышал свое имя из ее уст.
Рэйчел оперлась руками о пол, черные волосы свешивались на лицо, уже приобретавшее мраморную ровность и совершенство. Бледна до синевы – ей уже нужно было есть.
Губы ее изогнулись почти в оскале.
– Увидимся в аду.
Я все же оставил дверь открытой, а охрану – спящей, и когда Рэйчел через несколько минут тенью выскользнула за тюремные ворота, пошел за ней следом, почти торжествуя. Конечно, это была пустая бравада, никто не предпочтет смерть, если есть выход – но она была убедительна. Как она это сказала. Увидимся в аду! Я на секунду даже поверил.
Как вскорости стало понятно, она направлялась к дому Джоули. Странно, что Рэйчел выбрала его в свои первые жертвы, хотя кругом было полно спящих полицейских, но неисповедимы пути голода. И чаще всего первыми мы убиваем тех, кого любим.
Она не провела там и пяти минут, выскользнула из окна, как лунный луч, и исчезла так неожиданно, что я и сообразить не успел. Не знаю как, но я просто чувствовал – все повернулось совсем не так, как должно было. Моя блондинка провела меня. Мне не нужно было лезть наверх, чтобы знать, что она его не убила – просто хотела попрощаться. И мне не нужно было идти за ней, чтобы понять, что Рэйчел вернулась в тюрьму и закрыла за собой все двери. Сожгла все чертовы мосты…
Я прямо психанул на минуту. Черт! Надо же, до чего упрямая девчонка, готова пожертвовать жизнью, чтобы только испортить мне игру. У меня было острое желание повидаться с Данте, чтобы рассказать, как она себя ведет, о ее реакции на трансформацию – да просто увидеть его – но сейчас оно улетучилось. Я проигрывал и не хотел встречаться с ним в плохом настроении, потому уехал в Европу. Так уж вышло, что на несколько лет.
Ее заперли в психушке. К сожалению, я узнал об этом только когда вернулся. А когда узнал, мне почему-то стало так жутко, как никогда в жизни.
*
ДАНТЕ
Иногда я не верю, что Улисс смотрит на меня так. С улыбкой.
С любовью.
Небеса ко мне неправдоподобно щедры.
Иногда я думаю, что он может вспомнить меня в любой момент – и что тогда будет. Иногда мне кажется – какая-то моя часть этого хочет. Чтобы все по-честному.
Но она в меньшинстве. По мне так красивая сказка получше тяжелой и разрушительной правды.
После того, как уняли пожары и прибрали трупы с улиц, мы решили наконец прогуляться по нашим новоиспеченным владениям. Этой ночью Перл снова посетила Эркхам и теперь чуть ли не подпрыгивала от возбуждения – ну, хотя бы хватало мозгов не теребить меня яркими описаниями и сожалениями, что меня там не было. Снова. Отчитываться перед ней я и не собирался. Иногда мне приходило в голову все-таки посетить представление, но всякий раз самосохранение брало верх. Ни малейшего понятия, как наше божество отреагирует, увидев меня еще раз – учитывая, что первая наша встреча мягко говоря не удалась.
Хотя сто процентов не-мертвых этого континента и уверены в обратном…
Перл чеканила шаг, и каждый звук ее каблуков отдавался эхом у меня в голове. Она сделала очень короткую стрижку и гладко уложила черные волосы, намазав их бриолином, так, что они сияли под луной, как чертов новый цент. She was the meanest cat in old Chicago-town… У нее действительно появился стиль, холодная сексуальность и какая-то опасность – как и требовалось. Но меня это не радовало.
Медленно и неумолимо происходило то, чего я опасался. Она начала меня напрягать.
– Смотри, Данте-сама, это все наше! – проговорила она и закружилась, раскинув руки, с непринужденной легкостью сорвавшегося с ветки осеннего листка. – Спасибо тебе, это так здорово!
– Надеюсь, ты знаешь, что делать с этим городом, – ответил я тихо, смотря мимо нее.
– Конечно! Чикаго принесет нам массу денег, я уже все распланировала. После того, как прижмем местные власти, займемся казино, которое принадлежало этому ублюдку, которого мы убили… как там его?
Я промолчал. Не мы убили. Я убил.
– Да неважно. Я просто уверена, что это перспективно!
Я ее не слушал. Мне не так легко далась чистка города от его прежних заправил – вампиров, благо они оказались глупы, как фермеры, использующие золотоносный участок под огород и жалующиеся на плохой урожай. Они были не очень сильны, но их было много. И все ради Перл, которая ныла, что влюбилась в Чикаго и хочет, хочет, хочет его…
Внезапно дорогу нам загородила девчонка, вынырнувшая из подворотни, она спешно выбросила окурок и направилась к нам, широко и, как ей казалось, завлекательно улыбаясь. У нее были пережженные желтые волосы, хитрые серые глаза и абсолютно дрянная одежка, выставлявшая на обзор все ее, как бы сказать, прелести.
– Прекрасный сэр, прекрасная мадам, могу продать вам неземное удовольствие, совсем недорого. Совсем! Прошу вас!
Я обошел ее и двинулся дальше. Через несколько шагов я понял, что не слышу стука каблуков Перл.
Она остановилась рядом с проституткой и разглядывала ее.
– Перл, пошли, – сказал я, но она не откликнулась. Тогда я вернулся, мне просто стало интересно. Перл не была голодна, десять минут назад в такой же подворотне она выпила до капли такую же шлюшку, подвернувшуюся под руку. Что ей было нужно от этой, я не представлял.
Я увидел, как Перл достала из кармана банкноту, скомкала и бросила на землю. Девчонка бросилась подбирать, и Перл несильно толкнула ее ногой, но так, чтобы она упала на колени. Та уставилась на нее со смесью удивления и страха.
Тогда Перл поставила ногу на ее плечо.
– Целуй! – велела она.
Девчонка замешкалась, и Перл бросила рядом еще одну скомканную банкноту. После этого та послушно прижалась губами к сапогу на своем плече, оставляя на нем следы кроваво-красной дешевой помады.
Я не мог сдержать отвращения и не спеша пошел в прежнем направлении. Возможно, я проходил через подобное и выражал это даже похлеще, но сейчас мне было неприятно даже вспоминать о тех временах.
Перл догнала меня через пару кварталов. Даже не оборачиваясь, я слышал, что проститутка тащится следом шагах в десяти.
– Данте-сама, – произнесла Перл нежно и взяла меня под руку, – давай возьмем ее.
– Ты что, спятила?
Я остановился и встряхнул ее за плечо.
– Это не канарейка и даже не пес. Зачем тебе эта дешевка?
Перл умоляюще улыбнулась, пританцовывая на месте.
– Ну пожалуйста… у меня будет подружка…
– Подружка? Которая облизывает твои сапоги?
Она фыркнула.
– Ладно, пусть… ассистентка. Я сама превращу ее, только разреши. Нам все равно придется создавать штат, если я займусь бизнесом.
Она была права, но я не хотел в этом участвовать и готов был на все, лишь бы она оставила меня в покое. Подумать только – я отбил для нее целый город – что говорить о какой-то потаскухе. И как я мог ее осуждать? Тот, который сам завел себе домашнего питомца…
– Делай что хочешь, – сказал я наконец. Она обняла меня за шею и поцеловала, но я даже не разжал губ.
– Люблю, люблю, люблю тебя! – страстно прошептала она мне на ухо, будто не знала, что я терпеть этого не могу.
– Как тебя зовут? – Перл обратилась к проститутке, которая робко остановилась неподалеку и грызла длинные неухоженные ногти, покрытые красным облупившимся лаком.
– София, мадам.
– Ты работаешь на себя, София? – полюбопытствовала Перл.
Та захлопала глазами, как заводная кукла.
– Нет, что вы! На мистера Джотто! Здесь все работают на мистера Джотто!
– Забей на Джотто, малышка, он история. Теперь ты работаешь на меня.
София приоткрыла рот – надеюсь, что она не глупа, а просто растеряна. Разглядев ее, я понял, что девушка не настолько юная, какой показалось сразу, ей было, пожалуй, уже под тридцать. Выходит, в этой компании я выглядел моложе всех. Забавно.
– А как же…
– Мистер Джотто? – Перл улыбнулась, демонстрируя ослепительно белые острые зубы. – Положись на меня.
Она имела в виду – на меня… Как меня это все достало.
Лис, ну куда ты пропал?…
*
УЛИСС
Оказывается, дурка сгорела через три года после предполагаемой казни Рэйчел – после моего отъезда. К счастью, архив уцелел, старое здание только начали отстраивать, но не спешили, и половина его так и оставалась обугленными каменными стенами.
Я пробрался в архив и нашел ее дело. Луиза-Рашель умерла от “какой-то неизвестной болезни” и была похоронена. Ее просто чудом не сожгли, как поступают с предполагаемыми возбудителями эпидемии. Я просмотрел медицинское заключение, и у меня волосы на голове зашевелились. Кошмар. Насколько я успел узнать, не спрашивая, – от голода мы умереть не можем. Теоретически. А то, что с нами происходит в критических ситуациях, было изложено в деле…
Придя на кладбище, могилу я нашел быстро – просто нашел. Просто знал, где она. Когда начал копать, руки тряслись так, что лопата пару раз выскальзывала. Периодически накатывало желание все бросить и смыться, но я не мог. Игра все же продолжается, и в этом есть хотя бы один положительный момент – не сообщив Данте о смерти Рэйчел, я продлил жизнь его Перл.
Хотя от нее вряд ли дождешься благодарности.
Наконец я добрался до крышки, очистил с нее землю и без труда взломал проржавевшие гвозди. И тут меня охватил ступор. Я не знаю, чего боялся, что ожидал увидеть там, но в каждом из нас наверняка живет глубокий и темный страх – не смерти, смерть – успокоение. Могилы, которую мы избежали. В которую можем вернуться живыми. И в дико накатившем приступе клаустрофобии я запустил пальцы в волосы, чуть ли не вырывая их с корнями, и несколько минут задыхался, так как горло свело в пароксизме боли, и оно не принимало воздух. Воздух, который по сути не так уж и был мне нужен… Наконец мне удалось вдохнуть, сначала судорожно, потом глубже и глубже; после я почти уговорил свои пальцы разжаться и сложил их в молитвенном жесте, чтобы успокоиться. Классно, должно быть, со стороны смотрелось: желтоглазый монстр с растрепанными белоснежными волосами, медитирующий на разрытой могиле.
Я глубоко вдохнул еще раз и поднял крышку.
Я ожидал услышать запах разложения, но из-под нее пахнуло чем-то химическим, резко, хотя не противно. Очень знакомым показался мне этот запах. До смерти знакомым… Но то, что я увидел, отшибло желание вспоминать дальше и описанию не поддавалось.
Она лежала в позе зародыша, сжавшись, и все ее тело укрывала светло-голубая слизь. Во всяком случае, такой она мне казалась в темноте. Под ней виднелись очертания костлявого тела. Я снял с лица белую прогнившую простыню и увидел впалые щеки, закатившиеся глаза, слипшиеся в комок волосы. Боже мой, это не могло быть живым. ПРОСТО НЕ МОГЛО…
Я взял себя в руки и кусочком “савана” осторожно очистил от слизи ее рот, ноздри, глаза. В голову настойчиво лезли мысли по поводу того, что чувствовала она, когда ее тело стало готовиться к голодной коме, знала ли, что ее зарывают в землю… Когда наш организм надолго лишают пищи, он разом перестает сопротивляться и все ресурсы бросает на то, чтобы спокойно “перезимовать” до лучших времен. Это они и приняли за странную болезнь… Интересно, успела ли Рэйчел убить кого-то до заключения в одиночке? И как ей повезло не сгореть – ее что, держали в комнате без окон?
– Эй! Что вы делаете?! – раздался за моей спиной голос.
Какого черта делает здесь сторож, что тут вообще охранять? Неважно, но теперь ко мне в голову пришла сносная идея по поводу дальнейших действий.
Я не стал ждать, когда он в меня выстрелит, и просто прыгнул навстречу. Глаза боятся – руки делают. Он не успел – я вцепился в него и, одним махом разодрав горло голыми руками, швырнул в яму. К тому времени он, скорее всего, был уже почти мертв, то ли от шока, то ли я просто слишком его прижал. Но не важно. Главное, что его кровь растекалась по тихому ужасу, лежащему в гробу, и начала почти мгновенно впитываться. Процесс увлекал, но я отвернулся, сидя на земле и счищая с рук мерзкую слизь. Это кто же на небесах или где еще все так хорошо устроил?
Я слышал, как она хрипло задышала, как начала издавать какие-то звуки, откашливая слизь, как зашевелилась под трупом сторожа. Потом, через мучительно долгое время, ее голова показалась над ямой. Она скользила по грязи, но я не мог заставить себя подать ей руку. Прошло несколько минут, пока оно выбралось. Оно стояло на четвереньках, упираясь о землю скрюченными птичьими лапами и не сводя с меня глаз, залитых кровью. Не было видно ни белков, ни зрачков – сплошной мокрый глянец. Кровоизлияние было изнутри, но создавалось впечатление, что ее глазницы заполнены, как лужицы после дождя, и стоит ей моргнуть, как кровь хлюпнет из-под век и потечет по щекам.
Ну вот, отлично. Она, скорее всего, спятила (а кто бы не спятил?). Выходит, все зря – если ЭТО нападет на меня, то придется повозиться – несмотря на ослабший организм, невменяемость придает много сил. Только этого не хватало.
– Блонди! – позвал я ее. – Лу-Рашель!
Она моргнула. Потом еще раз дважды, резко – и на кровавую поверхность глаза всплыл зрачок. Потом села и отерла лицо руками, убирая назад то, что было волосами; некая цивилизованность жеста давала какую-то надежду на счастливый исход. Ее ногти отросли и завернулись, словно когти чудовища.
А потом она завопила.
Ее рот был едва открыт, и я понятия не имел, каким акустическим чудом получается этот взрывающий перепонки дикий, невыносимый звук. Она орала и орала, пока я не начал сходить с ума, и тогда заорал тоже:
– А ну заткнись!!! Заткнись сейчас же!!!
Рэйчел поперхнулась криком, но замолкла, уставившись на меня с полуоткрытым ртом. Я уже ничего не хотел, и игра была не в радость, я хотел, чтобы этого всего не случилось ни с ней, ни со мной…
– Я у-хо-жу! – сказал я как мог внятно, поднимаясь на ноги и едва справляясь с дрожащим голосом. – Я оставляю тебя в покое! Ты понимаешь? Ты меня больше не увидишь!
Ее губы зашевелились и наконец родили внятное слово.
– Улисс!
Второй раз в жизни.
Она узнала меня по голосу.
– Улисс …
Она подползла, на ощупь обняла меня за талию и уткнулась лицом в живот, пачкая его кровью и грязью, хрипло повторяя мое имя, как молитву.
Я почувствовал, что прирастаю к земле. Что это, как это назвать? И в этот момент меня вдруг прошило страхом, будто ее воспоминания заполонили меня – я отчетливо ощутил все это, все до единой мелочи, угасание, ужас, комья земли о крышку… смерть. Ощутил так, будто пережил это сам.
А потом раздался выстрел, и я был почти благодарен стрелявшему..
Раздумывать дальше было уже некогда. Я поднял Рэйчел на руки – она вообще не весила, в ней было фунтов сорок – и сбежал. Разберемся позже.
И впрямь везучая – не сожгли, не убили, не сгорела… Ни дать ни взять – королева второго шанса.
Мы остановились в захолустной гостинице. После нескольких осознанных фраз Рэйчел снова “ушла”, и мне пришлось несколько ночей приводить ее в чувства. Сначала я ее вымыл от всей мерзости, которая ее покрывала, и не скажу, что это было приятно. Когда она высохла, я обалдел: ее черные волосы стали белыми, абсолютной белизны, не имеющей ничего общего с сединой, никакого серовато-перечного оттенка. Чистый снег.
Потом я ее кормил, что было еще отвратительнее. Одно дело охотиться на улице, и совсем другое – когда приводишь кого-то, чтобы скормить мифическому монстру – есть в этом что-то низкое и нечестное. Однако скоро ее глаза очистились и стали прозрачными, голубыми, как вода на отмели. Нет, как лед. Чистый лед.
Я снял дом на окраине, чтобы не привлекать внимания. Рэйчел приходила в норму, и телом, и душой, одно в ней пока напоминало о годах, проведенных в могиле, – днем она ни минуты не спала. Она тихо стонала, кусая пальцы, чтобы приглушить звуки, и, в конце концов, я позволил ей лечь рядом. Сначала Рэйчел сворачивалась клубком у меня под боком и дрожала так, что вибрировала кровать. Это мешало, но я не мог заставить себя ее прогнать. Потом однажды, когда она плакала особенно горько и дрожала особенно сильно, я ее обнял. И по тому, как благодарно она прижалась ко мне, как тихо шепнула мне в шею: спасибо, Улисс, – я понял, что шоу продолжается. Непостижимым образом разные поведенческие модели по отношению к нашим подопечным привели нас с Данте к одному и тому же результату. В конце концов, Рэйчел ведь не понимала, кто загнал ее в могилу, для нее было важно, кто ее вытащил.
