Текст книги "Взрослые игрушки (СИ)"
Автор книги: Николаос
Жанр:
Мистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Взрослые игрушки
Серия: Солнцепоклонник (5)
Журнал “Самиздат”
© Copyright Николаос ([email protected])
Повесть: Мистика
2001 г.
В тайниках ледяного сердца
спрятан очень большой секрет,
Как одна короткая встреча
затянулась на несколько лет.
Среди массы общих знакомых
и десятка фальшивых друзей
Она – делает вид, что смеется,
я – стараюсь не думать о ней…
“Високосный год”
– Выпьете что-нибудь? Может быть, кофе?
– Спасибо, я не пью… кофе…
“Дракула – 2000”
*
Часть 1. Данте. Улисс.
ДАНТЕ
В первый раз я увидел ее после землетрясения. На мой взгляд, трясло не сильнее семи баллов по шкале, которую придумают только через много лет, и небольшое поселение на Филиппинах полностью сравнялось с землей. Я увидел ее среди развалин – и поразился.
*
УЛИСС
Когда я впервые увидел ее, она стояла на коленках перед изображением Девы Марии, и ее губы беззвучно шевелились, старательно произнося слова молитвы. Блестящие черные волосы были заплетены в аккуратные косы и уложены крендельками, а бледное личико казалось взрослым и сосредоточенным. Ей было лет пять. И больше всего на свете я хотел бы знать, о чем она может просить Деву.
*
ДАНТЕ
Я ни о чем не думал, когда предложил Лису это небольшое развлечение. Просто нам было скучно, а это всего лишь люди. Стоит ли из-за этого переживать? Стоит, но я понял это потом. За один-единственный двадцатый век я добился того, чего не смог достичь за все минувшее время. Я поумнел.
*
УЛИСС
Нам, как никому, нужны уроки жизни. Гораздо больше, чем людям, потому что они, как правило, все равно не успевают воспользоваться сделанными выводами. Мы же не ограничены временными рамками – значит, больше вероятность сделать ошибку, но также реальнее возможность исправить ее и впредь не повторяться. Из всего произошедшего я извлек многое, и в первую очередь – не вмешивайся в чужую жизнь, даже если ни во что ее не ставишь.
Кто-то ведь может вмешаться и в твою.
*
ДАНТЕ
…Вокруг были сплошные развалины. Я путешествовал по этим местам, минимально тронутым колонизаторами, уже несколько ночей, и всюду встречал подобную картину – дымящиеся руины хижин, глубокие расколы в земле, как будто гигантский дракон, по верованиям этих людей, оплетающий землю, чихнул раз пять подряд. Днем я спал в трещинах, достаточно извилистых, чтобы спрятаться от солнца, а ночью бродил по этой разрухе и питался мародерами. Жителей я почти не встречал – те, кто не пострадал, убрались из гиблого места, проклятого местными богами.
И вот, проходя мимо очередного поселка, в глубине развалин я услышал какую-то возню. Я оттащил в сторону несколько обломков и увидел младенца. Ему, наверное, было не больше года. Маленькое существо копошилось в мусоре, испытывая, наверное, немалый дискомфорт, но мало что могло сделать своими крошечными ручками и ножками.
Первым порывом было прекратить мучения этого щенка, так как поблизости я решил расположиться на дневной срок, и мне не хотелось выслушивать его предсмертное вытье целый день. Но ребенок молчал, наверное, еще не проголодался, только издавал сосредоточенное сопение. Ему удалось вытащить руки из тряпки, в которой запутался, и теперь он крутил головой, пытаясь разглядеть, что происходит вокруг.
Я махнул рукой и ушел. Поскольку днем он не плакал, я о нем тут же забыл.
Следующую ночь я провел, гуляя по нетронутому гневом богов поселению, рассмотрел их своеобразные кладбища. Но дальше меня ничего не заинтересовало, и я решил, что самое время вернуться к цивилизации.
Мой обратный путь пролегал через те же поселки, и… тут что-то заставило меня вернуться к разрушенной хижине и посмотреть на мертвого младенца.
К моему удивлению, он был более чем жив. Когда я подошел, ребенок уже освободил и свои ноги, он сидел на земле и сжимал в руках какой-то предмет, который периодически тянул в рот. Присмотревшись, я опознал в нем вяленую рыбу. Увидев меня, младенец бросил рыбу и протянул ко мне руки, моргая узкими глазенками и быстро произнося невразумительные слоги или слова на своем дикарском языке.
Он поразил меня. Такая воля к жизни встречается нечасто, маленький щенок, едва открывший глаза, едва научившийся ходить, не мог смириться с очевидным и так отчаянно боролся за свою никчемную жизнь! Может, он и заслуживает бонус за это… Разумная часть внутри меня подозревала, что это неправильно, но я казался себе достаточно взрослым, чтобы спорить с ней. Забывая, что, скорее всего, она и позволила мне дожить до этих лет.
Этот малолетний абориген был грязным, как чертенок, и я засунул его в таз с дождевой водой, стоявший рядом, понятия не имея, как это отразится на его здоровье. Теперь будет постоянная игра в орла и решку, приз в которой – никому не нужная жизнь. Сомнительный презент.
Один древний китаец сказал: спасши другому жизнь, отвечаешь за него до конца дней. Я не собирался этого делать. Мне не было дела до человеческого отродья, просто пока я не мог придумать, для чего его использовать. Ведь ничего не происходит просто так.
Мой путь лежал к югу – в Японию. Там я оставил приемыша у моего друга Хиямы, в доме которого всегда было много смертных женщин, готовых возиться с ним. А щенок был достаточно узкоглаз, чтобы сойти за своего.
Кстати, немаловажная деталь. Он оказался девчонкой.
*
УЛИСС
Когда люди слышат запах крови, то, как правило, пугаются – он ассоциируется у них со смертью, болью и горем. И лишь немногих он возбуждает и заставляет драться и буйствовать, полностью теряя контроль над собой. У нас по-другому, мы слышим его постоянно, находясь среди людей, – они источают его каждой порой, и это может свести с ума. Мы никогда не знаем недостатка в пище, потому что мир насквозь пропитан этим сладко-соленым запахом, и выжить не составляет почти никакого труда.
Я бездумно пошел на запах крови. Улица была мрачная и грязная, из подворотни вдруг показалась бледная тень, в которой я рассмотрел худющую девочку-подростка в ночной сорочке. Несмотря на истощение, она была по-своему красива, может, из-за огромных блестящих глаз и ярко-рыжих кудрявых волос, неаккуратно подстриженных довольно коротко, так, что они стояли вертикально. Запах шел не от нее, поэтому я обогнул нищенку, мимоходом подумав, что она понравилась бы Данте.
– Я не могу уснуть! – простонала она, обхватив руками голову. Я вспомнил, что недалеко психиатрическая клиника, это была явная ее обитательница, неизвестно как выбравшаяся на ночную прогулку.
Я дотронулся ладонью до ее лба.
– Спи, моя сладкая.
Она отступила на шаг и исчезла в темноте переулка. У многих из нас есть дар, я, например, умею быстро усыплять. Не самое бесполезное качество.
В конце концов, чутье привело меня в полуподвальное помещение. На кушетке сидела какая-то девица и рыдала. Потом подошла старуха в грязном белом переднике. Запах крови шел от нее, разной крови, и свежей, и старой, почти разложившейся, он вызывал тошноту. Девушка при ее появлении испуганно взвизгнула и поджала под себя ноги.
– Заткнись, шлюха, – приказала старуха надтреснутым голосом, – умела давать, умей и расплачиваться. Ложись, это недолго. Сейчас вычистим тебя, как индюшку.
Девица легла на кушетку, поджав коленки. Когда старуха раскладывала на нестроганом деревянном столе какие-то адские инструменты, я спрыгнул с подоконника и свернул ей шею.
Потом подошел к девице. Она не была похожа на гулящую, их запах я знаю. На ней была скромная и чистая одежда, черные волосы заплетены в косы. От испуга она потеряла голос и только смотрела на меня широко распахнутыми голубыми глазами, чуть ли не вылезающими за пределы узкого и бледного лица.
– Дура, – сказал я и одернул ее юбку. – Ты наверняка католичка, а сама хотела убить жизнь. Даже две. Может, ты считаешь себя равной Богу? Моргни, если понимаешь хоть что-то из того, что я говорю.
Она слегка оклемалась и обхватила колени руками, прячась за ними, как улитка в ракушке. Труп старухи валялся рядом горой грязного тряпья.
В каморке было темновато, и мои глаза горели, как у кошки. Девушка слабо подняла руку и несколько раз перекрестилась.
– Продолжай в том же духе, – посоветовал я ей, вспрыгивая обратно на высокий подоконник. – Кстати, тебе бы смыться отсюда побыстрее и желательно сделать вид, что ничего не произошло. Не забывай, куколка: я наблюдаю за тобой.
Не успел я отойти на и несколько метров, как услышал душераздирающий визг. Вот идиотка…
*
ДАНТЕ
Я вернулся в монастырь через два года. Хияма жил здесь, сколько я его помню, и пятьсот лет назад замок на острове выглядел так же. Ему никогда не было дела до роскоши и обустройства жилища, все время и деньги он тратил на современное оборудование лабораторий и эксперименты. Ну, еще на свой гарем. Таких фанатиков от науки – даже людей – не так давно сжигали на кострах, но здесь он был в безопасности. Он был божеством этого острова, и раз в три года ему исправно привозили новую девушку, хотя он об этом и не просил. Да и вообще эта местность настолько странна и далека от внешнего мира, что постичь логику ее народа европейцу почти нереально. Я лично – не пытаюсь.
Хияма встретил меня на лужайке для тренировок и провел к моей подопечной.
– Ты так быстро исчез и даже не сказал, как ее называть, – заметил он.
И правда. Я взглянул на малышку – она возилась среди других детей на плетеном ковре в окружении красивых и ухоженных рабынь. И что за удовольствие держать в доме человеческих щенков, от них же никакого проку, кроме грязи и визга. Хияма ими даже не кормит никого – так, развлекает своих женщин.
Мисс Филиппины среди них была просто красотка, жемчужина в пыли. Увидев меня, она встала на ноги, подошла к загородке и начала долго всматриваться в мое лицо. Я присел на корточки, чтобы ей было удобнее. До чего же умные у нее были глаза – решительные и цепкие, как смола. Она дотронулась пальцем до моей щеки и улыбнулась.
– Гляди-ка, Данте-кун – она тебя не забыла, – сказал Хияма.
– Надеюсь, она не думает, что я ее отец?
Он засмеялся.
– Не знаю. Так как ее звать?
– Жемчужина в пыли… Зови ее Перл.
Хияма проводил меня в комнату, которую я обычно занимал, когда гостил у него, и через пятнадцать минут ко мне пришла моя девушка.
Я всегда принимал его женщин как часть гостеприимства, но нравился мне совсем другой тип. Хияма узнал об этом, и однажды в его гареме появилась Формоза… У нее, конечно, было другое имя – тайское – однако это было первое слово, которое я произнес, увидев ее. Formosa. Прекрасная. Не вполне азиатские черты лица и кудрявые волосы яркого рыжего цвета – она никогда не делала строгих японских причесок и завивала их так, что они колыхались вокруг головы, как верхушка осеннего дерева. Уезжая в тот год, я почти решил для себя в следующий раз забрать ее с собой и обессмертить эту красоту, но как это уже много раз бывало, немного не рассчитал время. Формоза умерла.
И… все-таки, как обычно, пришла ко мне.
Женщины Хиямы редко переживают определенный возрастной рубеж, чаще всего они сводят счеты с жизнью в свой тридцатый день рождения, такая у них традиция. Хотят быть вечно молодыми и такими уйти в свой рай. И сейчас передо мной была, конечно, уже не та Формоза, что сотни лет назад, но я по прошествии веков привык воспринимать вереницу их как одно целое – одну женщину, которая приходила ко мне и бесстрашно обнимала мягкими теплыми руками, подставляя свою белоснежную шею, к которой кроме меня никто никогда не прикасался. Каждый раз меня встречала Формоза – неразменная монета, улыбающаяся и прекрасная, как цветок, и каждый раз я видел в ней ту, самую первую, которая сделала мне татуировку виноградной лозы. В которую я почти влюбился. Были ли они все потомками ее, или Хияма просто стилизовал под Формозу подходящую красавицу, выкрашивая ей волосы в огненный цвет, специально для меня – не имеет значения. Формоза N1, сама не подозревая, добилась идеального бессмертия, не превращаясь в нежить. И приезжая в гости к Хияме, я знал, что она всегда меня ждет…”
*
УЛИСС
Так вышло, что я практически не общаюсь с себе подобными. Сначала я думал, что из-за личной некоммуникабельности, но потом понял, что мы относимся друг к другу совсем не так, как люди. Просто мне пришлось накапливать опыт с нуля. Мы не дружим, не заводим случайных знакомств, и двоих-троих должно что-то прочно связывать, если они держатся вместе. К тому же я просто не помню никого, с кем предположительно был знаком. Я даже не знаю, сколько мне лет, и до поры до времени не думал, что это важно. Все дело в том, что у меня амнезия.
Не могу поверить, что сказал это. У меня амнезия, как у героини мексиканского сериала. Нежить избавлена от массы болезней, постоянно поражающих и методично истребляющих человечество веками, но Ее Величество ЦНС, оказывается, стоит особнячком. И если при жизни вы страдали эпилепсией, шизофренией или не дай Бог какой-нибудь манией или фобией – при своих и останетесь. А уж какие это может принять формы в вашем нынешнем состоянии – сие науке неизвестно. У меня амнезия. Я ничего не помню не только из своей человеческой жизни, но и изрядную часть уже “вампирской саги”, и порой мне становится очень любопытно – кем или чем был Улисс до того времени, как рядом с его головой в стену ударил топор?
Тогда я и познакомился с Данте, хотя, возможно, он знал меня и раньше. Тогда у него должен быть серьезный повод это скрывать… и когда-нибудь я спрошу его об этом. Пока меня что-то останавливает. Не знаю – что.
Данте мой – по-настоящему особенный… Такие при всех своих веках за плечами гоняют на мотоцикле и любят мультики про покемонов – вроде того. Однако равных ему на этом континенте по пальцам посчитать можно, а может – и вовсе нет. Но с самого начала он общался со мной как с ровней – хотя я не уверен что это так… и возможно, мы сошлись именно потому, что я ничего о нем не слышал (не помнил?) к моменту нашего знакомства. Не мудрено – я о себе-то не особо наслышан… Позже я выслушал немало разных жутких слухов, в которые трудно было поверить. В них Данте представал беспощадным, беспринципным и высокомерным существом, для которого не было особой разницы между смертными и бессмертными; чтобы убить, ему даже не нужно было подходить, а от одного прикосновения у пятисотлетних монстров перегорали мозги. Подобные россказни всегда немного раздражали меня, я-то знал совсем другого Данте, и был уверен, что репутация его сильно преувеличена.
Однажды я случайно проговорился о том, что слышал из десятых рук. Я думал, что Данте станет отрицать, но он промолчал, а потом сказал: “У вампиров языки еще длиннее, чем у людей. Ну, раз ты уже столько обо мне знаешь, Лис, то… если тебе понадобится мое имя, можешь свободно пользоваться им. Это вполне конвертируемая валюта, особенно если посещаешь незнакомые места с враждебной нежитью”. Может, не такими словами, но сказано это было без тени высокомерия, а я, почему-то с трудом подавляя раздражение, бросил: “Можно подумать, что во всем мире нет никого сильнее тебя!”. На что он очень спокойно ответил: “Так говорят. Но я в этом не уверен. Просто я такого еще не встречал, а если он существует, то не спешит встретиться со мной”.
Он одалживал мне свою власть, как дал бы “харлей” погонять или разрешил бы пожить в своем доме, сколько захочу, или попользоваться своими девчонками. И никакого намека на уничижение. Я почувствовал себя полным уродом и больше к этому вопросу не возвращался.
Все точки над “ё” для меня расставила Донателла – мы познакомились в зачуханном городишке на Диком Западе, где она, по ее же словам, каждую ночь питала слабость к накачанным виски ковбоям – одна из немногих моих знакомых, знавших Данте лично. Так вот, Делла не стала пичкать меня страшными сказками, а просто сказала:
– Если у тебя репутация, как у Данте, Демона или Сидди, то от тебя или бегут, или – если не успели сбежать – пресмыкаются. Помню, когда-то ему это было очень по душе. Возможно, сейчас что-то изменилось. Но в любом случае, Улисс, – если все, что между вами, правда, то поверь – я дала бы руку себе отрубить за это.
Мне таки пришлось воспользоваться его именем пару раз, и то скорее из интереса. После этого у меня уже не было ни единого сомнения по этому поводу.
*
ДАНТЕ
Я так хотел увидеть моего Лиса и нашел его на ночной ярмарке. Он мне искренне обрадовался, позволял обниматься, и это было приятно – хоть кого-то привязывает ко мне не страх. Пусть беспамятство немногим лучше. С Улиссом чувствовал себя я на удивление комфортно (и парадокс, и нет), может, благодаря ограниченности его воспоминаний – для себя самого он был сфинксом, нераскрытым ларцом, выглядящим монолитно и при этом содержащим внутри немало настоящих качественных сюрпризов. Мне-то как никому выгодно, чтобы ларец так никогда и не открылся, хотя искушение бывало. Но при всякой попытке, при любом вопросе, касавшемся прошлого, вся его сущность говорила: стоп! Улисс будто сознательно блокировал себя, словно и не хотел ничего вспоминать, словно чувствовал – произойдет нечто непоправимое. Я перестал играть в русскую рулетку – рыться в его памяти – когда привязался к нему.
Так сильно.
Жуткая ирония.
Как я вообще мог это позволить…
Мы обменялись последними сплетнями (в том числе я рассказал и про Перл), и потом некоторое время просто сидели, приобняв друг друга и наблюдая за людьми, Заряжаясь этой атмосферой, как от огромной батареи. Неподалеку двое мужчин оживленно обсуждали предстоящий брак их детей – вернее, предметом обсуждения было приданое дочери, которое казалось отцу жениха недостаточным.
– Интересно, что чувствует эта девушка? – нарушил тишину Улисс, полурассеянно поглаживая пальцем мою ладонь. – Когда ее продают как вещь? Как это – принадлежать кому-то?
– Интереснее, когда кто-то принадлежит тебе, – я все не сводил глаз со спорящих. Кажется, они решили свои проблемы и отправились отмечать в ближайший кабак.
– Возможно… У тебя есть дети, Данте?
Вопрос был неожиданным. Я сделал паузу – дольше, чем было уместно, – и ответил:
– Да…и нет.
Логично было бы задать встречный вопрос, но я подозревал, что наткнусь на “стоп!” – и не сделал этого.
– Это ведь большая ответственность? – продолжал Улисс.
– Почему ты спрашиваешь?
– Есть причина, – сказал он после собственной паузы. – Это на самом деле интересно. Недавно одна глупая курица хотела избавиться от ребенка, но я навсегда отбил у нее охоту вмешиваться в божий промысел. И тоже не представляю, зачем.
– Когда это было?
Лис пожал плечами. За то время, что мы не виделись, он изменился, но не особенно – только и без того белые волосы будто выгорели и были коротко подстрижены, да еще одежда стала другой, соответствующей стране и времени. Кажется, Улисс совсем потерял вкус к перевоплощениям, хотя, по правде сказать, вряд ли его имел. Я-то раньше менялся чуть ли не каждые десять лет – казалось, что это забавно…
– Наверное, ребенок уже подрос.
И вот тогда в голову мне пришла бесподобная мысль. Как угодно, чем угодно, но нужно развлечься, найти что-то, что не позволит скучать хотя бы на короткое время. Лис просто гений.
– Получается, что ты тоже спас человеческую жизнь. А что, ведь теперь она принадлежит тебе… и ты можешь делать с этой жизнью что захочешь.
Улисс задумался, глядя под ноги. Потом поднял глаза, и я увидел, что он улыбается.
– Неплохо… ты просто гений. У нас будут игрушки, или домашние питомцы, или как угодно – и посмотрим, что из этого выйдет. Только… я совсем не умею воспитывать детей.
Я вспомнил узкие глазенки Перл, то, как она дотронулась до моей щеки пальцем, как улыбнулась.
– Есть два способа – поощрение и наказание. Как думаешь, кто из них протянет дольше?
– Скорее всего, первый… но… Давай выберем наугад, сыграем – так будет справедливо.
Лис достал монетку, подбросил и поймал, зажав в кулак.
– Орел – кнут, решка – пряник.
Он медленно разжал пальцы, это тянулось так долго! Я оглянулся, наблюдая, как веселятся люди, как шумят и смеются, словно завтрашнего дня для них нет. Для кое-кого из них определенно нет, если мы с Улиссом останемся здесь до завтра… И ни один не подозревает, что сейчас решается судьба двух человеческих душ, которые были спасены двумя демонами ради забавы и ради забавы же будут погублены.
В последнее время мне иногда приходя в голову такие мысли. Пока что нечасто.
На ладони Лиса блестел орел.
– Ладно, – кивнул он, – тебе – ласкать, мне – мучить. Только как определить, что игра окончена? Она ж может вечность длиться.
– Пока не надоест. Давай так: если моя погибнет первой, это будет значить, что я проиграл. Но тогда ты тоже уничтожишь своего. Так будет честно.
– Как хочешь, – согласился Улисс. – Хотя у тебя с твоим пряником мощная фора. Завтра же поеду искать ублюдка, если он существует, а ты не забудь навестить свою малявку.
Я так и сделал – навестил Перл, когда ей было восемь и четырнадцать. А потом опять немного потерял счет времени. Когда не считаешь годы, это случается…
*
УЛИСС
Я взобрался на второй этаж по выпуклым камням стены и оперся локтями о подоконник детской комнаты. Она как раз закончила обычную вечернюю молитву и залезла в постель. Увидев меня, она не вскочила, только натянула одеяло до самого подбородка.
– Ты кто? – спросила она.
– Я дьявол.
Ее глазки широко раскрылись.
– Ведь святой отец рассказывал тебе про дьявола? Говорил, что он заберет тебя, если ты будешь плохо себя вести?
Девочка медленно кивнула, продолжала кутаться в одеяло.
– Меня зовут Улисс. А тебя?
– Луиза-Рашель.
– Ну и дурацкое имя. Я бы посоветовал оставить только одно, может, оно не будет звучать так глупо. Хотя все французские имена звучат глупо, так что советую тебе попробовать что-нибудь британское. И тебе не идут черные волосы. Поверь, ты прирожденная блондинка.
Кажется, я ее здорово обидел.
– Уходи, – сказала она сердито. – Иначе я прочитаю молитву, и ты пропадешь.
Я широко, по-акульи, улыбнулся и положил подбородок на руки.
– Ничего подобного, дорогуша. А знаешь, почему? Потому что тогда ты тоже пропадешь. Ты еще слишком мала, чтобы это понять.
Минуты три она смотрела на меня, не отрываясь. Потом скривилась и заплакала.
Орел, что поделать.
Я не оставлял мою потенциальную блондинку в покое, но и не надоедал. Мне не нужно было, чтобы она привыкла и перестала бояться, но и забывать обо мне ей тоже не следовало. К тому же я сразу дал ей понять, что она не привлекает меня ни как ученица, ни как любовница, и вообще мне от нее ничего не надо. Моя миссия чисто просветительская.
За ней было интересно наблюдать – как она ходит в церковь, как гуляет во дворе сама по себе, поет придуманные песенки, играет с воображаемыми подружками. Однажды, когда ей было лет двенадцать, Рэйчел сказала:
– Всякий раз, когда ты исчезаешь, я молюсь, что ты вернулся в свой ад. И когда-нибудь это все равно произойдет, вот увидишь.
– Я вернусь туда только вместе с тобой, моя блондинка, ты же знаешь. Твои молитвы никогда не действуют, и тебе давно пора понять, почему.
В ответ на мой воздушный поцелуй она сердито захлопнула окно.
У меня не было определенного плана, я действовал по наитию. Мать Рэйчел так и не пришла в себя до конца после нашей встречи и периодически сотрясала воздух мощными истериками. Сначала я хотел убить ее, чтобы посмотреть, что из этого получится, но неожиданно она взяла и умерла сама. Отчим тоже не вызывал у меня симпатии, и одним прекрасным вечером я разорвал ему глотку где-то под грязной пивнушкой – средоточием всех его желаний и грез. А дальше как в сказке про Синдереллу. Девочку забрала сестра матери, истеричка и вообще такая же полная дура. Мне было совсем не жаль, когда она нырнула в погреб головой вниз, – достаточно было легкого толчка между лопаток. Кузины Рэйчел – две длинноногие заносчивые сучки – слишком любили купаться по ночам… И мало-помалу не без моей помощи Рэйчел должна была уверовать в то, что виновна в смерти всех, кто принимает участие в ее жизни. Мне было приятна роль ее крестной феи, но знать, где именно я приложил руку, а где судьба, ей было не обязательно.
– Ты монстр, моя блондинка, – говорил я ей, – ты убийца, и поймешь, когда начнешь делать это своими руками. Против природы не пойдешь.
Она зажимала уши ладонями, заползала под кровать, и я слышал ее тихий, похожий на скуление, плач.
*
ДАНТЕ
Хияма знал, что я приеду, и прислал за мной повозку на пристань. После порции приветствий он удрученно сказал:
– Извини, Данте-кун, но мы потеряли Перл.
Я мысленно выругался, подумав прежде всего, что она нырнула со скалы по примеру других.
– Она мертва?
Хияма пригласил меня сесть на циновку. Его прекрасные наложницы собрались вокруг в ожидании с неизменными мягкими улыбками на раскрашенных лицах.
– Нет, что ты… Ты не голоден?
– Нет.
Он сделал резкий жест, и те удалились, шурша многочисленными одеждами. Трудно представить, сколько нужно времени, чтобы раздеть японскую женщину.
– В общем… она убежала. Перл боялась, что ты не вернешься, и она состарится, и поэтому ушла тебя искать.
Хияма моргнул и потер переносицу. Он был ученым до мозга кости и вечно занимался исследованиями – понятно, ему некогда было сторожить Перл.
– Ты не виноват, это я забыл о ней. Но что, неужели она не просила, чтобы ты превратил ее, или кто-то из твоих слуг?
Я уверен, Хияма хотел сказать “нет”, но ответ был написан у него на лбу. У меня такой дар – ни люди, ни монстры не могут мне лгать в глаза. Это очень удобно. И даже такая прочная связь, как наша, этому не мешала.
– Если бы ты ее видел, – сказал он негромко, глядя в сторону. – Она стала такая настойчивая, упорная и…
– Сексапильная? – спросил я, усмехнувшись.
– Да… очень даже. Перед ней невозможно устоять.
– И как же устояли твои слуги?
На этот раз улыбнулся он.
– Я сказал, что убью их.
– Прямо-таки убьешь?
– Хуже – привяжу к ногам камни и брошу в море.
Настоящий друг.
Сперва я хотел махнуть на нее рукой, но потом задумался. Бедняжка Перл. Не успел я оглянуться, как ей уже стукнуло тридцать – морщинки в уголках глаз и все такое… Ну, может, морщин еще и нет, но она ведь выросла среди женщин Хиямы, средняя продолжительность жизни которых известна, – не мудрено, что у нее началась паника. К тому же я проиграю Лису.
– Где она может быть? – спросил я.
Хияма пообещал выяснить это как можно скорее.
Через несколько дней я был на пути к Риму. Судя по всему, она отправилась на мою родину…
*
УЛИСС
Как-то я навестил мою блондинку (почему ее так раздражает имя Рэйчел?), когда она играла с соседским ребенком – в последнее время только с ним я ее и видел. Кажется, она переехала сюда не так давно и подрабатывала нянькой, чтобы сводить концы с концами. Я пока ее не трогал – пусть у нее появится надежда, что я исчез. Тем интереснее сюрприз.
Как и в самый первый раз, пришел я на запах крови.
Мальчишка, кажется, поранил палец, и Рэйчел гладила его по светлым волнистым волосам, лихорадочно ища способ не дать ему разреветься.
– Смотри, – она взяла злополучный кусочек стекла и быстро порезала палец и себе. Ребенок не сводил с нее глаз. Затем она приложила свой палец к его. – Теперь мы навсегда связаны и умрем в один день.
– Я никогда не хочу расставаться с тобой, Лу, – сказал он, сунув палец в рот.
Я вышел из своего укрытия.
– Зря ты это сделала, Рэйчел. Такими обещаниями не разбрасываются.
– Вот уж действительно идиотское имя, – сказала она, попятившись, словно закрывая собой ребенка.
– Ты же знаешь, что происходит с теми, кто подошел к тебе слишком близко, сказал я миролюбиво, пропустив мимо ушей ее замечание. – И вообще – тебе уже восемнадцать лет, а ты играешь с детьми.
– Иди в дом, Джоули, уже темно, – проговорила она напряженно. Ее голос звучал, будто дергали струну, в нем были страх и смертельная усталость.
Мальчишка посмотрел на меня исподлобья и не двинулся с места.
– Пусть он уберется!
– Как страшно. Уже ухожу. Но обдумай, что я сказал, моя блондинка.
– Гори в аду, сволочь, – бросила она привычно. Я только рассмеялся. Терновый куст – мой дом родной.
*
ДАНТЕ
…Когда я был в Риме в последний раз, здесь еще ходили в тогах и изъяснялись латынью. С тех пор у меня не возникало желания сюда вернуться, слишком много неприятных воспоминаний и подохших иллюзий.
Я очень быстро ее нашел – хорошо иногда иметь связи. Она сидела у часовни под тяжелыми сумерками, уткнувшись лбом в колени.
– Перл! – позвал я тихо.
Кажется, сначала она не поверила своим ушам, потом все же медленно подняла голову… Да, Хияма правильно ее обрисовал – немного вульгарная, но притягательная, гибкая, как ласка, яркие губы, а волосы – бог ты мой – выкрашены в огненно-рыжий цвет. Уже не в кимоно – успела насмотреться на то, что здесь носят, хотя, кажется, брала пример преимущественно со шлюх.
– Данте-сама… как ты меня нашел? – спросила она по-японски, старательно выпевая слова. Я знаком с Хиямой тысячу лет, но всегда понимал язык гораздо лучше, чем говорил на нем.
Я пожал плечами и ответил по-английски:
– Долго ли умеючи… Ну что, я вижу, ты здесь неплохо выживаешь.
– Molto bene. – Перл потянулась, как кошка. – Оказывается, люди любят секс так же, как и мы, и даже сильнее. И готовы ради этого на многое…
Мне не послышалось? Она сказала “мы”?
– Но ведь ты еще не “мы”, нэ?
Перл плавно встала, подошла, и не имей я столько лет за плечами, не заметил бы, как ее рука заносится, чтобы влепить мне пощечину. Она так старалась, что я чуть не сломал ей руку, когда перехватил в дюйме от лица.
В ту же секунду Перл разревелась и толкнула меня обеими ладонями в грудь совсем уж как-то бессильно, очень по-женски, потом еще раз. Плач перешел в истерику, и она сползла к моим ногам, обнимая их.
– Где же ты был… – говорила она, мешая японские, английские и итальянские слова, – черт побери, где же ты был?!! Я ведь могла состариться и умереть! Любой мог бы превратить меня еще там, на острове, даже сенсей – он хотел спать со мной каждую ночь! – но я не хотела! Я ждала только тебя, искала тебя… Больше мне никто не нужен.
– А если бы не нашла?
Перл сжала губы, глядя мимо меня в пустоту.
– Ты знаешь.
Я подозревал, что Перл так же склонна к суициду, как я – к вышиванию гладью, и спроси я в глаза, она не сможет солгать. Ну ладно. Будем считать, что она выиграла этот приз. И она его получит – лучший в мире рецепт от морщинок вокруг глаз.
Решка, ничего не поделаешь.
Теперь неплохо было бы повидать Лиса и узнать, как продвигаются дела с его блондинкой.
Да просто увидеть его. Просто увидеть.
*
УЛИСС
Получается, я рождался трижды: первый раз – как человек, второй раз – как вампир. И третий – как вампир с промытыми мозгами. Постепенно я начал припоминать какие-то смутные образы, лица, но ничего конкретного. Одно я вспомнил отчетливо – запах горящих кленовых листьев (мы называли их ангелами), такой бывает осенью, когда жгут костры. И высокий женский голос, который кричит где-то вверху: “Он не умирает! Он не может умереть!”. Но рада она этому, или наоборот, и обо мне ли вообще шла речь – неизвестно. Мне почему-то кажется, что я еще был человеком, когда слышал эти слова и вдыхал сладкий дым возносящихся к небу маленьких ангелов…
