Текст книги "Исповедь"

Автор книги: Неонилла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Мария покраснела, и, бросив смущенный взгляд на отца Кирилла, тихо ответила: – Нет, тетя Галя, это наш знакомый, отец Кирилл из Остаховки. Но та, уже сама признав его, всплеснула руками, извиняясь за свою оплошность, и попросила у отца Кирилла благословения. Тот с невозмутимым видом благословил ее. Николай Дмитриевич и Григорий Петрович, стоявшие неподалеку, молча переглянулись и уставились на все еще пунцовую Марию и спокойного отца Кирилла. – Он вдовец, – шепнул на ухо Григорию Николай Дмитриевич. – Хочешь, шоб Марийка стала попадьей? – так же шепотом поинтересовался Григорий. – Не знаю, – растерялся Николай Дмитриевич. – Поживем-побачим, – здраво рассудил Григорий Петрович и повел друга в дом. Галина Степановна повела за ними следом Марию и отца Кирилла. Все еще смущенная Мария, поднимаясь по ступенькам в дом, бросила быстрый взгляд на отца Кирилла, невозмутимо идущего с ней рядом. В доме уже был накрыт стол. Из холодильника появились миски с холодным вишневым киселем, который здесь по обычаю ели ложками. А на кухне уже кипела кастрюля, ожидая первой партии вареничков...

Через час, когда они все еще сидели за столом, наслаждаясь кулинарными шедеврами Галины Степановны и отвечая на шумные вопросы хозяев, Мария заметила, что отец Кирилл начал украдкой поглядывать на ходики, висевшие на стене. Решив больше не удерживать его, Мария встала, и, поблагодарив Галину Степановну за вареники, кисель и другие вкусности, объявила, что ей нужно отвезти отца Кирилла домой. Хозяева вначале запротестовали, но отец Кирилл подтвердил, что дома его ждут дети и ему, действительно, уже пора ехать. Прочитав молитву и поблагодарив хозяев за гостеприимство, он на прощание благословил Галину Степановну и пожал руки мужчинам. Они вышли на улицу проводить их. – Марусенька, будь осторожна на дороге. И не задерживайся очень, тут быстро темнеет, и я буду волноваться, – попросил Марию отец. – Не волнуйся, пап, я мигом обернусь. Сев за руль, Мария осторожно вывела машину из гаража. Отец Кирилл сидел рядом с ней на переднем сидении, и теперь, развернувшись, ответно помахал рукой машущим им вслед старикам. – Хороший у вас отец, – задумчиво сказал отец Кирилл, повернувшись к Марии, когда они отъехали от дома Григория Петровича и свернули на центральную улицу. – Хороший, просто замечательный, – подтвердила Мария и осторожно спросила: – А ваши родители? Взглянув на Марию, отец Кирилл сказал: – Я вырос с мамой, она умерла несколько лет назад. А отец погиб на охоте, когда мне было шесть лет. – Скольких близких вы потеряли... – сочувствующе сказала Мария. – Да, – грустно согласился отец Кирилл. Они замолчали. Проезжая мимо магазина, Мария вдруг притормозила. – Отец Кирилл, вы посидите минут пять, – попросила она. – Я быстренько заскочу в магазин, куплю мальчикам чего-нибудь вкусненького... Отец Кирилл попытался ее остановить, но Мария не дала ему даже слова вымолвить: – И не возражайте, не возражайте, я не могу прийти к детям с пустыми руками, – сказала она и убежала. Оглядев в магазине стеллажи, она сгребла в пакет груду понравившихся ей упаковок с печеньем и конфетами. Пройдя мимо полки с соками (кому в деревне нужны консервированные соки?), она увидела галантерейный отдел. Среди разных бытовых вещей, типа скатертей, полотенцев, белья, игрушек, висели большие праздничные платки разнообразной расцветки. "Возьму вот этот Матрене Евлампиевне в подарок", – мгновенно решила Мария, увидев платок с кистями, на котором по сочному зеленому фону вились красные розы. Ее бабка такие большие платки обычно называла "плат" и носила его по праздникам, накинув поверх своего черного платка, который никогда не снимала с тех пор, как стала вдовой. Олесику Мария приглядела толстого пушистого зайца, и улыбнулась, представив, как малыш будет уютно спать с ним в обнимку. А Илье она купила большущий грузовик, в кузов которого тут же с облегчением поставила тяжелый пакет, и повезла за собой на веревочке. "Ну, коли всем подарки нашла, то надо и отцу Кириллу что-нибудь купить на память. Что же мне ему подарить?" – задумалась Мария, оглядывая магазин. Она представления не имела, что может пригодиться священнику. "Может быть, ремень подарить, хороший, кожаный? Он же брюки даже под рясой носит, значит, будет одевать и вспоминать. Хотя нет, слишком личная вещь получается – обвивать талию священника..." И тут Мария увидела красивый малахитовый чернильный прибор. Вещь была дорогая и долговечная. "Вот это, наверное, то, что надо – письма пишут все", – обрадовалась она. Неся под одной рукой зайца, а под другой – коробку с чернильным прибором, Мария вышла из магазина, осторожно выкатив за собой игрушечный грузовик, нагруженный остальными покупками. Отец Кирилл, увидев ее в окно, поспешно вышел из машины и направился ей навстречу. – Напрасно вы это, Мария, ничего не нужно было покупать! Зачем ребят баловать! – укоризненно сказал он Марии, снимая тяжелый пакет с грузовика. Открыв дверцу машины и укладывая подарки на заднее сидение, Мария спокойно ответила: – Затем, что обычно жизнь людей не балует, так пусть хоть в детстве порадуются! Бросив взгляд на ее роскошную машину, отец Кирилл недоверчиво посмотрел на Марию. Она правильно поняла его взгляд. – Это не жизнь меня балует, – усмехнувшись, сказала она, – а папа, и это разные вещи... Ну ладно, поехали? Отец Кирилл кивнул и сел в машину. Они выехали из города и помчались по шоссе. Увидев через полчаса знакомый поворот, за которым расстилались поля, Мария удивилась, насколько же это оказалось близко от Канева. Сообрази она это раньше, могла бы у дяди Гриши погостить, а не возвращаться к бабке. Хотя, с другой стороны, у бабки ее ждал папа. Так что, нет худа без добра... Свернув на повороте, Мария сбавила скорость и медленно поехала по дороге между обступившего их с двух сторон хлебного поля. Колосья за эти две недели еще больше поднялись и набрали силу. Вспомнив, как она тут в прошлый раз чуть не наехала на телегу басоголосого рыжего возницы, Мария рассказала об этом отцу Кириллу. Тот улыбнулся и предположил, что это был, судя по описанию, Тимофей, работающий в колхозе фуражиром. – По воскресеньям он поет в нашем в церковном хоре, – сказал он. – Голос у него замечательный. – Наверное, на фоне его баса тоненькие голоса ваших старушек звучат совсем по-ангельски, – предположила, улыбаясь, Мария. – В общем-то так, хотя на выходные сюда приезжает молодежь, которая работает в Каневе и в других ближайших городах. И многие приходят на службу со своими родителями или бабушками. И вообще, народу к нам много съезжается, особенно по праздникам. – Правда? А как же огород, скотина и прочие сельские заботы? – удивилась Мария, представляющая жизнь в деревне чем-то вроде добровольной каторги. Перед ее глазами стояла ее бабка, хоть и живущая в городке, но вечно копающаяся в огороде и хлеву, где у нее постоянно жила парочка кабанчиков. Мария ненавидела приезжать к ней на каникулы, потому что о телевизоре можно было забыть, а насчет погулять – так на это просто сил не оставалось. – Всему свое время... – ответил отец Кирилл. – К тому же вы не забывайте, что для деревенских жителей, у которых жизнь в основном сосредоточена на работе с землей и животными, приход в храм является не только обращением к Господу, но и общением друг с другом, это часть их культурной жизни, и даже отдыха, если хотите. Мария с удивлением посмотрела на отца Кирилла. Ей такая точка зрения не приходила в голову, ведь ее бабка в церковь не ходила. Николай Дмитриевич сказал как-то, что мать разуверилась в боге после того, как узнала, что ее муж погиб на фронте. Незаметно за разговором Мария и отец Кирилл подъехали к спуску в долину. Сбавив скорость и осторожно направляя машину по дороге между холмами, Мария ждала того памятного мига, когда взгляду откроется так поразившая ее в прошлый раз панорама. Отец Кирилл, взглянув на часы, предостерег Марию. – Будьте осторожнее, в это время внизу на дороге могут быть коровы, сейчас стадо как раз гонят с поля. И действительно, как только они спустились ниже, и холмы, наконец, расступились, открывая во всей красе долину, Мария увидела бредущих по шоссе и его обочинам коров. Она сбавила скорость до минимума, стараясь не очень приближаться к животным. Коровы, степенно несущие полные молока вымячки, неспеша шли перед лениво покрикивающим на них пастухом, следовавшим за ними с перекинутым через плечо длинным батогом*. ______________ * Батог (укр.) – кнут.

То с одной, то с другой стороны к стаду подходили хозяева, чаще всего ребятишки с хворостинами, и направляли коров по своим домам. Вдруг Марию что-то очень поразило. Она даже ойкнула. Отец Кирилл удивленно посмотрел на нее. – Отец Кирилл, поглядите: какой-то сумасшедший бедному теленку намордник одел! Он что – кусается? Священник посмотрел на теленка, который весело трусил за своей мамашей. На его симпатичной мордочке, и правда, был надет намордник с торчащими вверх двумя металлическими усами. Отец Кирилл рассмеялся: – Да нет, он не кусается. Он просто все молоко у матери на поле высосет, если его без намордника выпустить. А так она ему не дастся: как только он подлезет к ней с этими рожками, ей станет больно и она его отгонит. – Изуверство какое, бедная корова! – возмутилась Мария. – Да и теленка жалко, он что же, весь день бродит голодный? – Ну зачем же! Он травку щиплет – намордник ему при этом не мешает. Да и недолго ему ходить с таким украшением – до тех пор, пока не приучится есть только траву. – Нет, я бы так мучить животных никогда не смогла бы! – осуждающе покачав головой, сказала Мария, и внимательно поглядывая на коров, прибавила газу. – Можно я посигналю, может, они расступятся и пропустят нас? – Лучше не стоит, они могут испугаться. Да нам и не так далеко осталось, сказал отец Кирилл. Но в это время пастух, оглянувшись на их машину, снял кнут с плеча, и, шлепая им по земле, сам быстренько очистил шоссе, согнав коров на обочину. Мария, благодарно помахав ему рукой, нажала на газ, спеша оторваться от стада, и покатила по направлению к церкви. Подъехав к дому отца Кирилла, они остановились и вышли из машины. Мария забрала с заднего сидения подарки и вручила пакет и грузовичок отцу Кириллу, сунув себе под мышку зайца и тяжелую коробку с чернильным прибором. Нагруженный отец Кирилл осторожно открыл спиной калитку и придерживал ее, пока Мария не протиснулась мимо него, на мгновение прикоснувшись к нему. Ощутив прикосновение к бедру отца Кирилла, Мария, как ошпаренная, отскочила от него. Сам же отец Кирилл то ли не придал этому значения, то ли сделал вид, что ничего не заметил... По крайней мере, он спокойно проследовал в дом. Открыв двери, они вошли в горницу, в которой никого не было. Из-за полуприкрытой двери в соседнюю комнату доносился голос Матрены Евлампиевны, напевающей колыбельную. Мария прислушалась, удивляясь, что та так рано укладывает детей спать. Котя, котя, коточек, З'ив сметанки вершочек, Тай божиться – то не я, Мабуть кицынька моя, а-а-а... пела Матрена Евлампиевна. Мария подошла к двери, и, приоткрыв ее пошире, заглянула в комнату. В углу, на матрасике, сидел Илья и строил из кубиков дом, а Матрена Евлампиевна носила на руках Олесика, покачивая его и напевая. Отец Кирилл тоже подошел к двери, и через плечо Марии заглянул в комнату. Илья заметил их, и, вскочив на ноги, радостно побежал к ним навстречу. Мария отступила в сторону, пряча за спину зайца. Отец Кирилл, быстро поставив пакет и грузовик на пол, подхватил Илью на руки, и обнял его, а потом шутливо затормошил, отчего тот пронзительно заверещал. Мария с улыбкой смотрела на них и вздрогнула, когда сзади, у ее уха, раздалось не менее оглушительное: – На, на, на!.. Повернувшись, она увидела, как Олесик, у которого сна не было ни в одном глазу, тянул к ней свои ручки. – Олесенька, – умилилась Мария, и, положив на стол зайца и коробку с подарком отцу Кириллу, подхватила малыша на руки. Тот, крепко обняв Марию, положил голову ей на плечо, но тут же отстранившись, посмотрел на нее огромными глазами и перевел взгляд на стол – на зайца. Указав пальцем на игрушку, Мария спросила Олесика: – Дать? – Дать! – согласился тот и даже пальчиками зашевелил в нетерпении. Мария поднесла его к столу и наклонила к игрушке. Олесик вцепился обеими руками в зайца и прижал его к себе, зажмурившись. Они были почти одного роста. – Что сказать надо, Олесик? – спросила Матрена Евлампиевна. – Сиба, – выдохнул мальчик. Мария поцеловала его в щечку. – На здоровье, солнышко. И тут она заметила, что ножка Олесика перебинтована. – Что случилось? – обеспокоенно спросила она у Матрены Евлампиевны. – Ничего страшного, только что упал, разбил коленку, – успокоила ее Матрена Евлампиевна. – Я промыла, положила травки и завязала, чтобы она держалась. Крику, правда, было!.. Пришлось качать его. Ничего, до свадьбы заживет. Ну-ка, Олесик, покажи бабе Мотре, кто это у тебя такой? – Не! – малыш, прижав зайца к себе, отвернулся, загораживая его телом. Мария укоризненно сказала ему: – Олесик, ай-яй-яй, покажи бабушке зайчика. Где у зайчика ушки? – Осё, – быстро показал Олесик длинное ухо игрушки и тут же спрятал его себе под мышку. – А у Олесика где ушки? – смеясь, спросила Мария. Мальчик на мгновение задумался, а потом, прижав зайца животом к груди Марии, поднял обе руки и потянул себя за уши: – Осё, маиньки... – И, правда, маленькие... – рассмеялся отец Кирилл, который стоял рядом, держа Илью на руках. Мария села на лавку, и, усадив Олесика вместе с зайцем себе на колени, посмотрела на Илью: – Илюша, а что это там стоит на полу? Илья повертел головой и увидел грузовик. – Масина... – восхищенно ответил он. – Ба-а-альсая... – и запросился с рук отца Кирилла на пол. Отец Кирилл опустил его рядом с грузовиком. Мальчик присел на корточки перед игрушкой и осторожно тронул ее пальцем. – Возьми веревку, машинку можно катать, – предложила ему Мария. Илья взял веревку и потянул ее на себя, грузовик легко сдвинулся с места и подъехал к Илье. Олесик, сидящий на руках Марии, изумленно вскрикнул, и, выгнувшись, быстро сполз с ее коленей на пол. Крепко прижимая к себе своего зайца и путаясь в его свисающих до пола ногах, он побежал к игрушке. Приблизившись к ней, Олесик остановился, а потом повернувшись спиной к грузовичку и оглядываясь на него, оттопырил попку, примерился и сел прямо в кузов. Илья шумно запротестовал, но Мария тут же вмешалась, стремясь предотвратить ссору: – Илюша, подожди, эта машина должна перевозить грузы, поэтому ее и называют грузовик. Отвези-ка Олесика вон туда – там у вас будет остановка. Мальчик недоверчиво посмотрел на Марию, потом на Олесика, восседавшего с довольным видом в кузове вместе со своим зайцем, и кивнул. Потянув веревку, он немного поднатужился и сдвинул грузовик с места. Мария хотела ему помочь, но Илья боком отодвинул ее: – Сам! – и покатил грузовик в соседнюю комнату, где в углу на матрасике лежали игрушки. Олесик восторженно закричал: – Ехаю, ехаю!.. Когда они добрались до матрасика, Мария подошла к ним. – А теперь нужно посадить в машину вот этих пассажиров, – она указала на резинового мишку, белочку с пушистым хвостом и другие игрушки, – и их тоже покатать. Олесик с готовностью выбрался из кузова, посадил в него своего зайца, и принялся помогать Илье усаживать рядом с зайцем остальные игрушки. Оставив детей заниматься своими делами, Мария вернулась в горницу. Подняв с пола пакет, она поставила его на лавку, достала из него сверток с платком и повернулась к Матрене Евлампиевне. – Вам я тоже привезла подарок, – сказала она, протягивая сверток старушке. Матрена Евлампиевна изумленно приняла сверток из ее рук и развернула. – Ой, спасибо, дитятко! – воскликнула она, и, сняв упаковку, встряхнула платок, который тут же расправился во всю ширь. – Пойду, в зеркало погляжусь, – смущенно добавила она и поспешила в соседнюю комнату. Повернувшись к отцу Кириллу, Мария посмотрела на него, и, улыбнувшись, сказала: – И вам, отец Кирилл, я тоже хочу оставить кое-что на память... Примите от меня вот это, – и она указала на лежащую на столе коробку. – Мария, – недовольно покачал головой отец Кирилл. – Напрасно вы потратились. – Не обижайте меня и примите мой подарок, – тихо попросила она. Отец Кирилл вздохнул, и, молча подойдя к столу, принялся развязывать коробку. Открыв ее, он развернул бумагу и заглянул внутрь. Марии не было видно его лица, поскольку он стоял к ней спиной, она только заметила, что спина его вдруг напряглась. "Неужели не понравилось?" – расстроилась она. Наконец отец Кирилл повернулся к ней, помолчал, внимательно разглядывая ее, а потом сказал: – Благодарю вас! Пойдемте со мной... Взяв коробку с подарком, он направился к еще одной двери, выходящей в горницу, и, толкнув ее, вошел в темную комнату. Мария, следовавшая за ним, остановилась на пороге. Единственное окно, почти полностью скрытое листвой растущей под ним яблони, едва пропускало свет. Отец Кирилл зажег настольную лампу, и пораженная Мария увидела совершенно не вписывающийся в стиль деревенского дома настоящий кабинет, почти такой же, как у нее – вдоль стен тянулись полки с многочисленными книгами, в углу стоял большой шкаф, а у окна – письменный стол, обтянутый темно-зеленым сукном, и два кожаных кресла. – Проходите, – пригласил ее отец Кирилл. Мария вошла в кабинет, с любопытством оглядывая обстановку. В воздухе знакомо пахло старой кожей и книгами, это был особый, библиотечный, запах, с детства любимый ею. – Священник должен много читать, – сказал отец Кирилл, заметив ее реакцию, и улыбнулся. Осторожно вытащив чернильный прибор из коробки, он поставил его на стол, и оглянулся на Марию. Она поразилась: – Как будто здесь и был! И, действительно, малахитовый прибор утвердился на зеленом сукне стола так, словно он стоял здесь всегда. Полюбовавшись на него, отец Кирилл отошел к шкафу, открыл заскрипевшие дверцы и достал с верхней полки большую коробку. Поставив ее на стол, он вынул из нее иконку в серебрянном окладе, связку расписанных свечей и маленькую коробочку. Вернув коробку на место, он плотно закрыл шкаф и повернулся к Марии. Глянув на нее, он задержал взгляд на ее груди. Мария инстинктивно прикрыла грудь рукой и отступила. Отец Кирилл спокойно перевел взгляд на ее лицо и спросил: – Вы, я вижу, крестик не носите? Крестика у Марии, действительно, не было – она потеряла его, когда срывала с себя ставший ей ненавистным свадебный наряд. Выскочив тогда раздетая на площадку, благо на нее выходила только дверь ее квартиры, она скрутила платье и фату в тугой узел и сбросила их в мусоропровод. И только потом, уже в пути, не почувствовав знакомого ощущения на груди, она поняла, что сорвала крестик вместе с платьем. – Не ношу, – подтвердила Мария. – Вернее, сейчас у меня его нет, но я крещенная. Удовлетворенно кивнув, отец Кирилл открыл маленькую коробочку, достал из нее крестик на витой золотой цепочке, и подошел к Марии. Зайдя ей за спину, он бережно отвел в сторону волосы с ее плеч и застегнул цепочку, слегка прикоснувшись к шее Марии теплыми пальцами. Это мимолетное прикосновение почему-то сильно взволновало ее. Она смущенно глянула на отца Кирилла, и, прошептав слова благодарности, опустила взгляд к себе на грудь – золотой крестик, украшенный мелкими рубинами, уютно устроился в ложбинке у нее на груди. Отец Кирилл отошел к столу, взял в руки свечи и иконку, и, протянув их Марии, сказал: – Примите от меня эти подарки. Я привез их из самого Иерусалима, они освящены в Храме Гроба Господня. Вот здесь тридцать три свечи по числу прожитых лет Господом нашим Иисусом Христом на нашей многогрешной земле. А это иконка Божьей матери. И да хранит Вас Господь. Вручив подарки Марии, он перекрестил ее. Мария с благодарностью склонила голову и поцеловала его руку. – Спасибо, отец Кирилл, – прошептала она, прижимая иконку и свечи к груди. Улыбнувшись и посмотрев в ее искренние благодарные глаза, отец Кирилл вдруг наклонился и поцеловал ее в лоб, погладив при этом ее по волосам. Она ошеломленно посмотрела на него и залилась румянцем. – Гляньте на меня, чем я не молодыця! – раздался за спиной Марии голос Матрены Евлампиевны. Повернувшись, Мария увидела старушку, которая подбоченясь, стояла на пороге кабинета с накинутым на плечи подаренным платком, почти полностью скрывавшим ее маленькую округлую фигурку. Глаза Матрены Евлампиевны по-молодому сияли, щеки горели румянцем под цвет розам, вытканным на платке. – Эх, кума не журыся, туды-сюды поверныся! – притопнула старушка ногой в шутливом танце, и уголки повязанного на ее голове домашнего платка встрепенулись у нее надо лбом. Мария и отец Кирилл рассмеялись. – Вам очень к лицу! – признала Мария, довольная тем, что не прогадала с подарком. – Носите на добрую память! – Спасибо, дитятко! – ответила Матрена Евлампиевна, и, подкатившись к Марии, поцеловала ее в щеку. – Ой, да что это я! Обед-то готов, сейчас вот только чайку заварю, и стол накрою. – Нет, нет, нет, – заторопилась Мария. – Мне ехать пора, а то папа будет беспокоиться, да и обедали мы уже. – Не беспокойтесь, Матрена Евлампиевна, мы, действительно, пообедали в городе, – подтвердил ее слова отец Кирилл, и, повернувшись к Марии, он спросил: – Может быть, вы побудете еще немного? – Нет, нет, спасибо, я поеду, – сказала она. – Вы же помните, что папа просил меня приехать засветло... Кивнув, отец Кирилл развел руками: – Ну что ж, был очень рад вас повидать. Передавайте поклон вашему батюшке, я был очень рад с ним познакомиться, и спасибо, что довезли меня домой. И за подарки тоже большое спасибо... – Ну что вы, отец Кирилл, не стоит благодарности, – сказала Мария, выходя из кабинета в горницу, где Олесик и Илья уже увлеченно занимались разгрузкой своего грузовика. Вспомнив, что в пакете, который она оставила на лавке, лежат еще конфеты и печенье, Мария повернулась к Матрене Евлампиевне и тихо сказала, указав на пакет: – Там еще ребятам гостинцы сладкие. Подойдя к детям, она присела рядом с ними на корточки, и протянула руку: – До свидания, мальчики. Илья, отвлекся от машины, и, посмотрев на Марию, серьезно пожал ее руку. Олесик же продолжал возиться со своим зайцем, сосредоточенно пытаясь вновь усадить его в грузовик так, чтобы его длинные ноги не свисали с кузова. Мария погладила малыша по русой головке и поднялась. Но когда она направилась к двери, Олесик оглянулся, и, сообразив, что Мария уходит, побежал за ней. Обхватив руками ее ногу, он повис на ней и громко заплакал. Мария от неожиданности остановилась. – Олесенька, да что ты, маленький, не плачь! – попыталась она его утешить, но он только сильнее расплакался. Сунув в руки отцу Кириллу иконку и свечи, которые она все еще прижимала к груди, Мария подхватила Олесика на руки, и, положив его головку к себе на плечо, стала шептать ему что-то на ушко. Мальчик затих, судорожно обхватив ее шею руками. Повернувшись к молча стоявшим рядом отцу Кириллу и Матрене Евлампиевне, Мария растерянно посмотрела на них, спрашивая взглядом, что делать. Старушка повела вокруг опытным взглядом, ища, чем бы отвлечь малыша, а потом, найдя идеальное решение, подхватила пакет с гостинцами с лавки, унесла его в соседнюю комнату и высыпала содержимое на матрасик. Вернувшись в горницу, она позвала ребят, издалека показывая им яркую пачку печенья: – А поглядите, что у бабы Мотри есть? Илья заинтересованно поспешил к Матрене Евлампиевне. Олесик тоже повернул голову и посмотрел на печенье заплаканными глазами. – Пойдем, Олесенька, посмотрим, – предложила ему Мария. Он протянул руку к Матрене Евлампиевне, держащей печенье. Мария поднесла малыша к старушке, та быстро перехватила его к себе на руки со словами: – Ну-ка, ну-ка, пойдемте, посмотрим, а что это там у нас в уголочке лежит... Пропустив в комнату Илью, который уже радостно спешил к лежащей на матрасике красочной груде, Матрена Евлампиевна закрыла за собой дверь, сказав напоследок: – Счастливого пути, дитятко! Приезжай до нас еще. Храни тебя Господь! Проводив Марию до машины, отец Кирилл вернул ей иконку и свечи, которые она тут же бережно уложила в сумку. Усевшись на водительское место, Мария посмотрела на священника долгим прощальным взглядом и спросила: – Отец Кирилл, вы позволите мне вам написать? – Да, конечно, буду очень рад, – ответил он, серьезно глядя на нее. – И даже обещаю вам ответить, тем более, что у меня теперь есть такой замечательный письменный прибор. – Тогда я вам сразу же напишу, как только вернусь в Петербург. Спасибо вам за все, – сказала она, невольно накрывая рукой висящий на груди подаренный им крестик. Он проследил взглядом за ее рукой, улыбнулся и кивнул, отступая от машины. Мария захлопнула дверцу и завела мотор. Развернувшись, она помахала отцу Кириллу рукой, и выехала на дорогу. В зеркало заднего вида она увидела, как он поднял руку и перекрестил ее вдогонку. "Это самый удивительный человек из всех встреченных мною за последние годы!" – подумала она, чувствуя, как у нее впервые за эти дни просветлело на сердце. Глядя на проносящиеся мимо холмы, поля и деревни, Мария все время возвращалась мыслями к отцу Кириллу. Каждый раз прикасаясь к крестику, она чувствовала, как этот согревшийся на ее груди кусочек металла, хранящий тепло рук отца Кирилла, наполняется для нее не только религиозным смыслом поклонения Богу, замученному на кресте, но и становится символом духовной связи людей друг с другом. Связи, которую единственно и можно назвать человеческой, когда человек человеку человек, а не средство для достижения своих целей.

Подъехав через час к дому Григория Петровича, Мария коротко посигналила и вышла из машины. На дворе было тихо, но в окнах дома гостеприимно горел свет. Мария поднялась на крыльцо, и, постучав, открыла дверь. – Пап, тетя Галя! – позвала она. – Я вернулась. – Марийка, я тут. Проходь в комнату, – отозвалась Галина Степановна. – А я думала то соседи гудят... Сидай, я тоби чайку зараз налью. А може ты повечеряешь? – Нет, спасибо, я есть не хочу, а вот чаю я с удовольствием выпью, сказала Мария, садясь за стол, и спросила: – А папа где? – А батька твий з дядькою Григорием пишли у город. Пидчипили друг друга пид ручку, та десь гуляють... Мария представила эту картинку и улыбнулась. Галина Степановна налила ей большую кружку чаю, и, сняв рушничок с миски, подвинула ее, полную румяных коржиков, к Марии. – Ешь, донечка, я зараз ще сметанки до коржиков дам, – сказала она и вышла на кухню. Вернувшись с глечиком* сметаны и пустой миской, она поставила миску перед Марией, сыпанула туда горсть коржиков и залила их сметаной. _______________ * Глечик (укр.) – глиняный кувшин без ручки.

– Нехай трошки настояться, – сказала она удивленно наблюдавшей за ее действиями Марии. Через пять минут, Мария с наслаждением жевала сладкие коржики, пропитанные сметаной, запивая их чаем. Ей вспомнилась колыбельная про котика и сметанку, которую сегодня пела Олесику Матрена Евлампиевна. Вспомнила она и несчастного теленка. – Представляете, тетя Галя, а я сегодня видела теленка в наморднике с металлическими шипами! Отец Кирилл сказал, что это для того, чтобы корова его не подпускала к вымени. Но это же какое-то зверство! – Донечка, а шо ж робить, колы вин усе молоко ссосёт? Корову с поля пригонят, а доить нема чого! Я, правда, нашей Квитке тильки дойки навозом мазала... – Фу-у-у, – поморщилась Мария, представив ощущения бедного теленка, попробовавшего эдакий деликатес вместо маминого молочка... – Яко там фу! – отмахнулась Галина Степановна. – Друго теля оближет навоз за милу душу, а потом, як насос все молоко с коровы и вытягнет. Наш аристикритичней был, с навозом не брал. Так сама Квитка чудила... Пригонят ее с поля, а она молоко держит, не выпускает в вымя, пока теля к ней не подпущу. Покормит его трошки, тильки потим дае себя подоить. Так тут треба ще его вовремя отогнать... Цела морока з малыми! Напившись горячего чая с коржиками, Мария почувствовала, что ее начало клонить в сон. Они сегодня с отцом рано поднялись, да и несколько часов, проведенных за рулем, начали сказываться. – Донечка, да ты зовсим зморилась, пишлы, я тоби постелю, лягай спать, а то поки наши хлопцы возвернуться! – сказала Галина Степановна, глядя на клюющую носом Марию. Мария поплелась за ней в соседнюю комнату. Кое-как раздевшись, она легла на перину, и, провалившись в ее жаркие объятия, мгновенно погрузилась в сон. Спала она безмятежно, не проснувшись даже тогда, когда через час к ней в комнату на цыпочках зашел отец и накрыл ее одеялом, сброшенным ею на пол.

На следующий день Мария проснулась бодрой, в прекрасном настроении, которое было обычным в ее досвадебной жизни. Помывшись, Мария вышла к столу, что-то вполголоса напевая, и радостно перечмокала отца, Григория Петровича и Галину Степановну. Отец, оценив ее настроение, многозначительно посмотрел на Григория Петровича. Тот ухмыльнулся в бороду и тут же сделал невинное лицо, увидев, что Мария подозрительно посмотрела на них. – Как довезла вчера отца Кирилла? – спросил ее Николай Дмитриевич. – Все было хорошо! По дороге накупила его детям подарков, они так радовались! Пап, у него такие замечательные дети! – Дети все замечательные, – добродушно заметил отец. – Я бы не прочь получить от тебя парочку внучат-карапузов... Мария, помрачнев, посмотрела на него и тихо сказала: – Пап, не надо... Ты сам знаешь, кто для этого нужен... – Все, все, не буду, не буду... – виновато поднял руки Николай Дмитриевич, поняв, что эта тема пока необсуждаема. – А мне отец Кирилл на память иконку подарил, свечи из Иерусалима, и вот этот нательный крестик, – вновь повеселев, похвасталась Мария, демонстрируя крестик на груди. – А який гарный! – восхитилась Галина Степановна, надев очки и внимательно рассматривая отблескивающий рубиновыми бликами крестик. – Я таких николы и не бачила! А Николай Дмитриевич с Григорием Петровичем вновь молча переглянулись, заметив, как светлеет лицо Марии, при упоминании отца Кирилла.

Проведя два дня у Григория Петровича и Галины Степановны, Мария и Николай Дмитриевич засобирались домой. Нагрузив бедного "Ягуара" под завязку разносолами, хозяева взяли с Николая Дмитриевича и Марии обещание, что на следующий год они обязательно снова приедут к ним в гости. Доставив отца в аэропорт Борисполя, Мария проводила его на самолет, а сама, заправив полный бак, неспеша двинулась домой своим ходом, благо трасса на Петербург была хорошей. Двигаясь по направлению к дому, Мария вспоминала события последних недель и думала о том, что пришла пора отпустить прошлое и начать строить новую жизнь. Университет ею уже закончен, семейной жизни не получилось, значит, нужно решать, чем ее заменить. Может, и правда, как советует отец, открыть свою фирму и начать работать... А там видно будет... "Решено! Да будет карьера!" – твердо сказала себе Мария, и, притопив педаль газа, понеслась по трассе, уже горя желанием быстрее приступить к осуществлению своих планов.