Текст книги "London Bridge (СИ)"

Автор книги: Немая реальность

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Его рука все еще сжимала ее запястье, и в голове вяло вертелась мысль, что стоило бы разжать пальцы, но Драко упорно игнорировал ее. Взгляд Малфоя мазнул обнаженное плечо Грейнджер, которым она прижималась к дивану, затем лениво скользнул к ее лицу, задержавшись на губах, сложенных в непроизнесенном «О», когда он опустил ее обратно на диван.

–Ладно,-отозвалась Грейнджер и удобнее уселась на своем месте – теперь ее бедро практически касалось Драко, и Малфой проследил глазами за этой опасной близостью. Она была волнующей, но не тревожащей, скорее приятной.

Слизеринец подумал, что от него, должно быть, пахнет огневиски, и Грейнджер думает, что он безбожно пьян и потому ведет себя так.

–Так, значит ты патрулировала?-Драко попытался завязать разговор и эта была первая тема, которая пришла ему на ум.

–Да, но может не будем говорить об учебе?-предложила Гермиона, и брови Малфоя стремительно взлетели вверх.

–Вот видишь – это странно!

–Драко, ты же не думаешь, что все, о чем я думаю, – это учеба?-рассмеявшись, спросила Грейнджер.

Малфой попытался проигнорировать тот факт, что ее губы прекрасно подходили для того, чтобы произносить его имя.

–Может быть,-уклончиво ответил он и хмыкнул.

Малфой немного поелозил на своем месте, пытаясь сесть удобнее – его нога прильнула к бедру Грейнджер, но она никак не отреагировала на этот жест, поэтому Драко тоже сделал вид, что ничего не произошло.

–Интересно, кто придумал эту вечеринку,-вслух рассуждал Малфой.

Краем глаза он заметил, как Гермиона улыбнулась и смущенно опустила взгляд.

–Чего?-он посмотрел на девушку, сидящую настолько близко, насколько позволяли приличия, и не верил своим глазам.-Это была ты?

–Ну, не совсем,-попыталась оправдаться она.-Мы придумали это с девочками из Когтеврана.

–Черт, Грейнджер,-проговорил Малфой,-у меня такое ощущение, что я совершенно не знаю тебя.

–Ты и не знаешь меня,-пожала плечами девушка, на что Малфой громко хмыкнул.

Очевидно, но факт.

Они еще долго сидели в Выручай-комнате, пока время не перевалило за два часа ночи, и настала пора расходиться по гостиным. Студенты покидали помещение маленькими группками, чтобы случайно не попасться Филчу на глаза, и, когда пространство почти опустело, Драко с удивлением обнаружил, что они остались с Гермионой вдвоем. Они все еще сидели на диване, едва касаясь друг друга. Малфой остро ощущал ее близость.

–Проводить тебя до гостиной?-спросил Драко, когда Гермиона поднялась со своего места.

–Можно,-согласилась она.

Они вдвоем шли по ночным коридорам Хогвартса, все еще немного пьяные от спиртного и уставшие от вечеринки.

Когда до портрета Полной Дамы оставалось всего два поворота, Драко произнес:

–Не могу поверить, что ты устроила ту вечеринку. Если честно, я даже не думал, что придешь.

Он говорил шепотом на случай, если Филч или его надоедливая кошка все же будут прогуливаться по коридорам. Эта откровенность вырвалась сама собой, и Малфой взглянул на свою спутницу, думая, не задели ли ее эти слова. Но Гермиона слабо рассмеялась.

–Я тоже умею отдыхать,-просто ответила она.

–Кто бы мог подумать?-беззлобно поддел Малфой.

Они дошли до портрета и остановились. Драко возвышался над Гермионой и с высоты своего роста мог прекрасно рассмотреть каждую ресницу, когда она прикрыла глаза, медленно моргая.

–Спокойной ночи, Драко,-шепотом произнесла девушка.

–Спокойной ночи, Гермиона.

Грейнджер тихо произнесла пароль и юркнула в открывшийся проход. Малфой стоял еще некоторое время, думая о том, насколько он был предубежден насчет Гермионы, хотя сначала ему казалось, что все было наоборот.

Как резко может поменяться мнение о человека, стоит только на него взглянуть вверх тормашками.

========== a disease ==========

Вино и сигареты – это всё, что нам осталось,

Душить друг друга в ванной и снимать свою усталость.

Мой сон – твои объятья, а мой космос – гематома.

Впечатай меня в стену, чтобы я осталась…*

Сигаретный дым разносил по комнате терпкий запах никотина и жжёной бумаги. Небольшое помещение, захламлённое старой сломанной мебелью с плотным слоем пыли и паутиной в углах, освещалось слабым блеском луны, проникающим сквозь витражное окно. Большая часть комнаты утопала в тени, скрывая обломки парт и стульев. Деревянная дверь с изогнутой ручкой была плотно прикрыта – на ней виднелись отпечатки пальцев, оставшиеся на пыльном металле.

Он сидел на подоконнике, свесив одну ногу на пол, а другую согнув в колене и оперившись спиной о холодный кирпич стены. Серебристый свет открывал взору его начищенные туфли, выглядевшие вычурно среди этого беспорядка, чёрные штаны и уголок его темного пиджака. Лицо оказалось сокрыто темнотой, в которой поблёскивали его белёсые волосы и серо-голубые глаза. Оранжевый огонек сигареты, зажатой между его зубами, освещал контур губ.

Он медленно втянул в себя никотин, покрутил на языке, пропуская в лёгкие и выдохнул через нос, отчего по комнате разнёсся неплотный серый дым. Здесь было тихо, и Драко чувствовал, как успокаиваются демоны внутри, опуская свои черные головы и прикрывая светящиеся жёлтые глаза. Нервы, натянутые, словно тонкие струны, постепенно возвращались в исходное пластичное состояние. После ещё одной крепкой затяжки дыхание практически выровнялось, приходя в норму. Приложив два пальца к крупной вене на шее, Малфой про себя считал пульс, ожидая, когда сердце окончательно успокоится. И хотя внешне он был невозмутим, внутри всё ещё кипела буря – злость, бурлящая под кожей, отдающая зудом на кончиках пальцев.

Когда Драко открыл глаза, дверь немного отворилась на столько, чтобы мог войти человек, и так же тихо закрылась, не пуская внутрь свет хогвартских коридоров. Луна осветила её силуэт, очерчивая контуры простой плиссированной юбки, белой блузки и джемпера, затянутого по самое горло форменного галстука и вьющиеся кудри, снова аккуратно убранные заколкой с левой стороны. Драко посмотрел на её ноги – полоска голой кожи, начинающаяся чуть выше колена и заканчивающая черными гольфами, плотно обтягивающими голени, в серебристом свете казалось почти прозрачной. Её грубые чёрные ботинки прятали узкие щиколотки. Затем взор лениво пополз выше, цепляя скрытые одеждой бёдра и тонкую талию. Её грудь размеренно вздымалась. Открытая шея переходила в острый подбородок, на который падала чёрная тень, делая его более узким. Драко мазнул взглядом её губы, сжатые в линию, нос и наконец достиг глаз, которые казались совершенно чёрными при мутном освещении.

Лицо Гермионы не выражало ничего – белое полотно, на котором могла возникнуть абсолютно любая эмоция, стоило каким-нибудь словам прозвучать в тишине помещения. Но Драко молчал, пока разглядывал её. Затем он отвернулся к окну и сделал последнюю затяжку, потушив сигарету о подоконник. Он проглотил дым, чувствуя, как тот оседает на стенках легких и согревает органы в груди.

Гермиона тоже молчала, осматривая его фигуру и то, как скривился его рот, когда она вошла. Это было унизительно – стоять здесь, да и вообще идти в эту комнату, но она ничего не могла поделать с щемящей болью. Кожа шеи все еще пульсировала там, где были его пальцы, хотя она знала наверняка, что никаких синяков пока не осталось.

В комнате стояла вибрирующая тишина, оседая слоями недосказанности на их плечах. Гермиона сделала несколько шагов вперёд – в маленькой комнатушке эти шаги казались километровыми. Малфой отчётливо слышал тихий стук её ботинок по пыльному полу, но не повернул головы, чтобы взглянуть. Тот покой, которого он, казалось, достиг, снова покинул его, и кровь быстрее разгонялась в венах, отдаваясь шумом в ушах. Парень снова почувствовал вспышку неконтролируемой ярости, когда Грейнджер присела рядом на подоконник, даже не стерев грязь. Он посмотрел на её профиль, освещённый луной, и заметил красные следы собственных пальцев, оставшиеся на её шее, словно отпечаток его руки на ручке двери этой комнаты. Его ладонь взметнулась, и Драко очертил контур образовавшей гематомы, которая, впрочем, могла не образоваться, если в правильный момент применить нужные чары.

–Больно?

В тишине его голос прозвучал хрипло и низко. Гермиона прикрыла глаза, когда холодные пальцы Малфоя коснулись её кожи.

–Нет,-ответила она.

Ей не было больно. Не физически.

Драко слабо разомкнул губы, чтобы произнести что-то, но передумал. Его несказанные слова оттолкнулись от стены и повисли тяжким грузом в груди Грейнджер. Она проглотила это и посмотрела на парня, сидящего напротив. Ему снова захотелось курить.

Её ресницы слабо затрепетали, и Драко подумал, что она снова заплачет. Влажные дорожки практически высохли на её бледных щеках, но всё ещё резко контрастировали на свету. Малфой прикрыл глаза, возобновляя под веками её образ, когда его рука сжалась на тонкой шеи, припечатав девушку к стене. Она не выглядела испуганной, скорее уставшей, измотанной, изнеможённой. Её болезненный вид свидетельствовал о том, что она была не в порядке, словно мучалась в лихорадке, которая никак не проходила. Рассудок охватила зараза, которая сводила с ума, издеваясь над ней, но не отпуская из цепких лап. Драко вспомнил чувство клокочущей ярости и то, как скрежетали его зубы, когда он прижимал тонкое тело к холодной стене в ванной комнате. Он ненавидел её, готов был вгрызться в её пульсирующую вену и разодрать плоть. Малфой смотрел на неё сквозь мутную дымку, застилающую глаза, а потом несколько капель упали на его горячую от злости руку, скатившись по её подбородку. Это отрезвило, заставило разжать пальцы и отойти – сначала на метр, потом еще три и, наконец, совершенно уйти из комнаты.

Малфой открыл глаза, встречая её покалеченный взгляд. Это был не первый раз, когда Драко хватал Гермиону за шею или слишком сильно сжимал запястье, но первый раз, когда она заплакала. Возможно, это была последняя капля – сосуд переполнился, и все вылезло наружу. Малфой часто переходил границы дозволенного и только сейчас осознал, насколько зыбкой была почва всего этого. Они балансировали на кончике ножа и сорвались, бесконечно падая в пропасть, ожидая столкновения с землёй и боясь того, что ждёт внизу.

Драко снова протянул ладонь и погладил её щеку – нежно, едва касаясь кожи. Гермиона подалась навстречу его руке и сама словно кошка потёрлась о шершавые пальцы. Малфой дотронулся до её волос, наматывая прядь на палец, затем сжал её плечо и потянул на себя. Она устроилась между его ног, прижимаясь спиной к твердой груди и вытягивая ноги. Рука Драко легла на его согнутое колено, а другая потянулась за пачкой в кармане брюк.

Гермиона сидела тихо. Он зажал сигарету между зубов, поджёг её невербально, и слабый огонёк вновь осветил его губы. Девушка смотрела на тонкие пальцы его бледной руки – на одном из них блестело массивное фамильное кольцо, с выгравированной буквой “М”. Она потянулась и пропустила свои пальцы между его, позволяя коже плавиться от соприкосновения. Лунный свет озарил их соединённые руки, играясь с острыми гранями.

Драко курил, разглядывая её макушку из-под опущенных век и приложившись головой к стене. На улице стоял ранний декабрь – снег едва покрывал землю. Сейчас, ночью, белые хлопья кружились за окном и оседали на голых ветках вековых деревьев.

Та ярость, что клокотала в груди Малфоя, никуда не ушла, но он усмирял своих демонов, которые смотрели на него, сверкая жёлтыми кровожадными глазами. Они подстрекали Драко сжать её, придавить к стене и заставить сделать то, что он скажет. Но Драко знал, что он больше чем его пороки, больше чем его злоба. Он знал это и усмирял в себе – сигаретами и тем чувством невесомости, возникавшем всегда, когда она сидела так – тихо, близко и успокаивающе.

Оба знали, что его поведение недопустимо, но граница дозволенного с каждым разом становилась более размытой и грозила совершенно пропасть. Иногда Малфой думал: что будет, если он ударит её? Если из её губы пойдет кровь от звонкого удара. Будет ли это концом?

Нет, Грейнджер не была всепрощающей или святой. Она была больной, подцепившей заразу, которая разъедала её, уничтожала. Гермиона чувствовала себя отвратительно из-за этой связи, ненавидела его, но ещё больше ненавидела себя. Малфой был ей противен. Он был мерзким ублюдком, злобным эгоистом, способным на что угодно. Иногда ей казалось, что Малфой может её убить – просто раздавить как мелкого таракана. И это, наверное, было не так уж далеко от правды.

Но это была палка о двух концах.

Гермиона вела себя отвратительно. Она говорила ему гадкие вещи, заставляла ревновать и ревновала сама, устраивала скандалы, била его по лицу, до крови разбивая губу, отталкивала и высасывала силы. Она смотрела на него, как на жалкого человека, которому нужна помощь специалиста, обращалась с ним как с душевнобольным, потому что он и был таким. Она знала, что в его голове нет барьеров, и давила на это. Давила на его больные точки, заставляя его чувствовать себя ничтожным и грязным. Обнажала уродливую метку на его предплечье и обвиняла во всем, что произошло с ней. Она уходила, хлопая дверь перед его лицом, кричала о том, что он ей противен. Она унижала его тем, кем он является. Била словами наотмашь, заставляла сходить с ума.

А потом возвращалась, касалась его вот так – нежно, легко, успокаивающе, целовала его губы, слизывая запекшуюся кровь. Она залечивала его шрамы, прощая и прося прощения. Ластилась, как кошка, согревала, обжигала дыханием, пробиралась под кожу, оседая в голове и в легких.

И он принимал. Раскрывал свои объятия, позволяя липнуть кожа к коже, извинялся и извинял. Вливался в её вены спасительной жидкостью, дул на её раны, оставленные им же. Ласкал, притягивал, дарил тепло. Проникал в её мысли, заполоняя собой пространство и вытесняя остальное.

Они были, как горькая пилюля друг для друга – не хочешь, но проглотить нужно. Потому что вместе им было плохо, но врозь ещё хуже. Это была зависимости, избавление от которой означало смерть. Если Драко не видел её, не чувствовал её запах, то ощущал, как внутри всё рушится, демоны крушили его сознание, заполоняя собой мысли. Если Гермиона не ловила его ледяного взгляда, не слышала его голоса, то чувствовала, как обрывается её существование, как всё идет ко дну. Они не вдыхали друг в друга в жизнь, но поддерживали её, как аппарат искусственного дыхания. Это не могло оживить, но и не давало умереть. Они знали, что это нужно прекратить, потому что это была пытка – сдирание кожи с живого человека, – но не могли. Они пинали труп, тормошили его, слепо веря, что он просто без сознания.

Гермиона коснулась его фамильного кольца, и Драко вздрогнул.

–Не трогай.

Она отдёрнула руку и скривилась, чувствуя, как раздражение вибрирует на кончиках пальцев. Гермиона отстранилась – он не стал держать, – и встала. Затем оттряхнула юбку от пыли, её лицо презрительно исказилось.

Малфой докурил сигарету, уронил её на пол и затоптал ногой – подошва скрипнула. Драко возвышался над Грейнджер тёмной фигурой, закрывающей собой лунный свет. Чувство брезгливого отвращения охватило его сознание. Так происходило каждый раз, когда запас нежности и ласки иссякал и трансформировался в извращённое чувство утраты тепла.

Гермиона развернулась, не желая терпеть его взгляд, и коснулась изогнутой ручки.

–Куда ты?-ледяной голос Малфоя прозвенел в тишине комнаты.

–Вернусь к себе,-ответила она, не оборачиваясь, ее тон выдавал то раздражение, которое зудело под кожей.

Драко почувствовал, как чешутся руки от желание схватить её за эти вьющиеся волосы и потянуть на себя, впечатывая в свою твёрдую грудь. Он хотел прорычать ей на ухо что-нибудь гадкое, чтобы это отвратительное чувство разъедало и её тоже.

Гермиона потянула ручку вниз – медленно, будто давая ему шанс сказать что-то ещё, но Малфой упорно молчал. Дверь скрипнула, пропуская в пыльное помещение оранжевый свет хогвартских огней. Грейнджер шагнула, когда деревянная поверхность влетела обратно в проем, задев её плечо. Раздался хлопок.

Рука Малфоя плашмя легла на дверь, не давая вновь её открыть. Он дышал в затылок Грейнджер, обжигая кожу головы горячим дыханием. Гермиона не оборачивалась, продолжая смотреть в тёмное дерево перед собой. Её руки сжались в кулаки, а ногти впились в кожу ладоней, оставляя следы в виде полумесяцев, но она не чувствовала боли.

Когда Грейнджер обернулась, то её глаза сверкнули злобным огнем, губы застыли будто каменные. Она посмотрела на Драко, который стоял так близко, что его вздымающаяся грудь задевала её. Его взгляд пылал яростью и той ненормальной не-любовью, которая сквозила в их действиях.

Он отрезал ей пути отступления, но правда в том, что она не хотела уходить.

Вжавшись затылком в деревянную шершавую поверхность, она смотрел в его серо-голубые глаза – узкая радужка и расширенный зрачок.

Драко скривился и этот отпечаток остался на его губах, когда он грубо впечатался в её рот. Она не отвечала, поджав губы, но затем его горячий язык лизнул кожу, раскрывал её рот и проникая в её тепло. Он коснулся её зубов, упёрся в нёбо, затем пальцами сдавил её подбородок, раздвигая челюсть почти до хруста. Она смяла его губы, коснулась языка зубами, царапнув шершавую кожу, облизала губу, сталкиваясь с его языком. Он прикусил её губу, оттягивая, причиняя боль, а затем зализал образовавшуюся ранку – её кровь брызнула ему на язык, оседая металлическим привкусом.

Комната заполнилась пошлыми, влажными звуками их поцелуя, и громким дыханием.

Грейнджер издала стон ему в рот, и Малфой зарычал. Его рука сместилась на её шею, сдавливая кожу – несильно, но чувствительно. Это движение отдалось пульсацией внизу живота, и она зарылась руками в его волосы, сжимая их, оттягивая. Другая рука Малфоя обхватила её талию, сминая джемпер, блузку и кожу под ними на столько сильно, что там наверняка должны были остаться синяки. Ладонь скользнула ниже, обхватывая бедро, притягивая к себе, заставляя ее раскрыться и прижаться к паху.

Она простонала, его рука сжалась сильнее на её шее, слегка придушив, его губы проехались по её подбородку, когда она задрала голову. Он толкнулся к ней сквозь одежду, и она громко заскулила, почувствовав это трение. Он повторил этот жест. Снова. И снова.

Её тело было горячим, влажным. Волосы растрепались, затуманенный взгляд елозил по потолку. Руки потянулись к ширинке его штанов, не в силах больше выносить эту пытку, и дёрнули одежду вниз. Малфой гулко зарычал, отодвигая влажную ткань её белья, и резко вошёл. Он грубо двигался в ней, прижав её затылок к стене и обхватив шею, чтобы придерживать на месте. Она стонала громко и пошло, хлюпающие звуки, раздававшиеся в комнате, казались ему музыкой.

Запах секса и ненависти наполнил его легкие, и он снова впечатался в её губы, чтобы это чувство отравляло не только его сознание. Он двигался в ней резко и быстро, забирая и отдавая то, что им было нужно. В этом не было нежности и заботы, а была та самая не-любовь. Он выпивал из неё все соки, а она высасывала его энергию.

Он грубо толкнулся – она сжалась и обессилила. Он продолжал поступательные движения ещё пару секунд, потом прижался к ней всем телом и растворился в подрагивающем чувстве наслаждения.

Она обмякла в его руках – потная и быстродышащая. Малфой сжал её дрожащими руками, сердце бешено билось, ударяясь о рёбра.

Острое чувство нужды, помешательства болело в груди, отзываясь ноющей болью.

Драко взглянул в её открытые, затуманенные глаза – почти черные, они блестели. Её болезненное лицо было красным, губы покусанными с ранками.

Гермиона посмотрела в ответ, впитывая мучительное выражение его лица. Серо-голубая радужка превратилась в узкий обруч, отражающий то наслаждение и избыток эмоций.

Они смотрели друг на друга, ощущая, что стали еще ближе к пропасти, еще ближе к тому, чтобы уничтожить друга.

Она зарылась носом в выемку на его шее, и он обнял её дрожащие плечи. Это была зависимость, болезнь, от которой не было лекарство. Но хотел ли кто-то из них излечиться?

Комментарий к a disease

*алёна швец – вино и сигареты

P.S. автор токсик и абьюзер, так что прощения за это просить не будет

========== a interview ==========

7 декабря, 8.30

«Самая известная ведьма столетия: откровенное интервью,»-гласил заголовок свеженького Ежедневного Пророка. Ниже красовалась чёрно-белая колдография молоденькой девушки в чёрном платье до середины бедра. Её нога была элегантно закинута на другую, а лодыжки обхватывали аккуратные лодочки. Лицо выражало полное спокойствие с лёгкой полуулыбкой на губах, волосы выпрямлены и уложены.

Драко потер подбородок и откинул газету на дальний угол стола. Он знал Гермиону Грейнджер с одиннадцати лет, и та аристократичная особа на фото совершенно точно ею не являлась. Малфой помнил её вьющиеся непослушные волосы, вздернутый подбородок, сжатые губы, угловатые тяжёлые ботинки и плотную школьную форму, застёгнутую на все пуговицы. Он знал, что Грейнджер ненавидит быть в центре внимания, откровенничать с незнакомцами и говорить глупости.

Малфой откинулся на спинку своего кожаного кресла и прикрыл глаза, размышляя. Он сидел в своём кабинете, прибыв на работу раньше обычного, и теперь глубоко пожалел об этом. Двойной эспрессо уже успел остыть и потерять свой притягательный вкус, кружка с кофе покоилась на краю стола. В его кабинете пахло хвоей и горным снегом, воздух приятно щекотал лёгкие. Сквозь открытые жалюзи в комнату проникал золотистый свет утреннего солнца, полосками отражаясь на бежевом полу. Этаж медленно наполнялся сотрудниками, отчего за дверью стоял тихий гул, свойственный началу работы.

У Драко внезапно разболелась голова, он невербально наложил заглушку на комнату и закинул ноги на край стола рядом с остывшим кофе. На гладкой поверхности лежало несколько бумаг, которыми он собирался заняться утром, но теперь они только раздражали взгляд. Взор снова упал на фото, где Грейнджер старательно растягивала губы в улыбке. Малфой скомкал бесполезный кусок бумаги и бросил в урну.

Он поднялся со своего места и открыл окно, впуская в комнату холодный декабрьский воздух. Сама мысль об этом интервью бесила Драко, и он не собирался читать это. Конечно нет.

7 декабря, 13.07

Драко встал, предварительно сложив бумаги в ровную стопку, и задвинул стул. Взглянул на наручные часы и вышел из кабинета, запечатав дверь заклинанием. Офис был наполовину пуст – сотрудники ушли на обед. Он вошёл в лифт и нажал на первый этаж. На руке у Драко покоилось его чёрное кашемировое пальто. Лифт остановился, и Малфой увидел сквозь железную решётку женскую фигуру, облачённую в голубое платье.

Драко отодвинул решётку, предлагая девушке войти, и тут же пожалел об этом, увидев бледное лицо Грейнджер прямо перед собой. Она не была накрашена как на том фото в Пророке, а волосы своевольными кудрями ниспадали до середины спины. Она кивнула Малфою – в знак приветствия или в знак благодарности – и вошла внутрь. Драко повернулся к ней спиной и смотрел прямо в стену, чувствуя, как раздражение зудит на кончиках пальцев. Он хотел повернуться и сказать ей что-нибудь гадкое: про интервью и напускной лоск, но Малфой упорно молчал, дожидаясь, когда сможет оказаться на расстоянии более метра от Грейнджер.

Гермиона, впрочем, тоже молчала, разглядывая носки своих зимних ботильонов. В одной руке она держала свое бежевое пальто, а в другой сумочку, которая никак не вязалась с образом элегантной леди.

Малфой подумал, что это так по-грейнджеровски: одеться с иголочки, но взять первую попавшуюся сумку и даже не взглянуть на свои волосы перед выходом. Это было похоже на неё. А та девушка, что красовалась на первой полосе Пророка, была её копией, неудачным двойником. Драко стало интересно, что же подтолкнуло Грейнджер дать это чёртово интервью. Он не следил за её жизнью и не знал, какие изменения она претерпевает, но у Грейнджер однозначно была какая-то причина ступить на эту зыбкую почву публичности.

Малфой уже собирался повернуться и задать вопрос, который с самого утра вертелся у него на языке, но лифт щёлкнул и остановился на нужном этаже. Драко отодвинул решётку и пропустил Грейнджер вперёд. Несколько секунд он наблюдал за её походкой, которая никак не вязалась с этими ботильонами и платьем, а затем решительно отвернулся и зашагал в противоположную сторону.

7 декабря, 13.30

Драко всегда обедал в одном и том же месте. Небольшой ресторанчик, расположенный в следующем квартале, был достаточно немноголюдным, чтобы там оставалось свободное место в час-пик, но зато ухоженным и чистым. Здесь подавали вкусные стейки и итальянскую пасту, варили неплохой кофе и всегда был зелёный чай.

Официант встретил Малфоя улыбкой и провёл его к столику у витражного окна – место, которое обычно занимал Драко. Молодой человек принял у него заказ и поспешно ушёл на кухню. Драко рассматривал открывшийся ему уголок Лондона – недавно выпавший снег смешался с грязью и превратился в отвратительную мокрую субстанцию, отлетающую от колёс машин. Улицы были полны людей, которые слонялись взад-вперед по своим делам торопливыми шагами, чуть ли не переходя на бег.

Сбоку снова материализовался официант со стаканом негазированной воды и протянул Малфою газету.

–Желаете утренний Пророк?

Драко молча уставился на парня. Тот всё ещё держал в руках газету, его пальцы были как раз на том месте, где было лицо Грейнджер. Малфой взглянул на этот нелепый заголовок и скривился, ощущая прилив раздражения.

–Нет,-рявкнул он, на что официант кивнул и удалился.

Обед был испорчен, несмотря на то, что стейк был в меру прожарен, но не пересушен, а салат свежим и хрустящим.

7 декабря, 17.58

Малфой сложил бумаги в стопки, наклеив на одну из них стикер с напоминанием о необходимости отнести это в отдел на третьем уровне, сунул перо и чернильницу в ящик в своём столе и задвинул стул. Затем стянул с вешалки пальто и надел его, поправив ворот у зеркала. Взглянув в окно, он обнаружил, что на улице крупными хлопьями валит снег, которые обещал превратиться в грязь часом позже. Заперев свой кабинет, Малфой прошёл к лифту, где уже стояли несколько сотрудников. Две молодые девушки о чем-то тихо перешёптывались между собой. Драко закрыл решётку и лифт пришёл в движение.

–…да, я прочитала это утром,-уловил Драко краем уха слова одной из девушек.

–Кажется, в её жизни не лучшие времена,-заметила другая, в её голосе послышались нотки сочувствия.

–Говорят, она вела себя просто отвратительно в школе, так что поделом ей,-снова ядовито отозвалась та.

–Подумать только – героиня Войны!-поддержала вторая.

Драко вздрогнул, услышав последние слова. Он показательно кашлянул и оглянулся на сотрудниц, они тут же замолчали.

Малфой чувствовал себя ужасно. Грейнджер была настолько назойливой, что была в его жизни, даже если непосредственно не присутствовала при нём. Весь день Драко мучился, потому что буквально каждый говорил об этом чертовом интервью, будто это было какой-то эпидемией, золотой лихорадкой.

Когда Малфой выскочил на улицу – даже не попрощавшись с коллегами, то все ещё шёл снег. Драко не любил снегопад, но решил, что ему стоит пройтись на свежем воздухе и выпустить пар, прежде чем аппарировать в свою квартиру.

Драко неспеша шёл вдоль улицы и думал о том, что преследовало его весь день – о Грейнджер. Что подтолкнуло её дать это чёртово интервью, было для него загадкой. Грейнджер никогда не стремилась притягивать к себе внимание какими-то грязными методами – только ум и природное любопытство. Драко не мог сказать, что знает всю её подноготную, но и она не была для него каким-то феноменом.

Привычное недовольство завибрировало под кожей, и Малфой свернул в сторону бара, наплевав на то, что сегодня была среда, и завтра ему нужно снова прийти пораньше, чтобы закончить работу. Паб был полупустой. В помещении горел приглушённый свет, пахло сыростью и пивом. Малфой прошёл к барной стойке и заказал огневиски – бармен принял заказ кивком головы и наполнил бокал. Безразличным взглядом Драко осмотрел темное помещение, подмечая несколько согнувшихся за дальними столами “завсегдатаев” и залпом осушил свой стакан.

7 декабря, 22.49

Малфой аппарировал за квартал до своего дома, с удивлением обнаружив, что его всё-таки не расщепило, несмотря на то, что он был в стельку пьян и еле стоял на ногах. Улица была безлюдна, и Драко вяло плелся наверх, иногда приваливаясь к стене и переводя дыханием, из-за которого в воздухе образовывался клубок пара. Спустя мучительных полчаса он всё-таки добрался до нужного дома и остановился у входа в подъезд. К этому времени снегопад прекратился и теперь пятидюймовым слоем лежал на земле и ступенях. Драко сунул руку в карман пальто, выуживая ключи, которые тут же выскочили из его ладони и, громко звякнув, приземлились на пол, утопая в снегу. Малфой опустился на корточки начал шарить руками в поисках потерянного предмета. Его нетрезвый взгляд наткнулся на свёрнутый, торчащий из сугроба, кусок газеты. Позабыв о ключах, Малфой вытянул экземпляр утреннего пророка. Значительная часть размокла и буквы расплывались, но лицо Гермионы все еще сдержанно улыбалось на колдографии. Драко разлепил склеившиеся страницы и заглянул на нужную страницу, где была ещё одна колдография. Гермиона стояла, сложив руки на груди и хмурилась – между её бровей образовалась характерная складка, а губы были поджаты. Это выражение её лица было знакомо Драко – она всегда смотрела так, когда собиралась кого-то отчитать за мятую рубашку или ей не нравились слова собеседника. Малфой вгляделся в изображение, а затем опустил глаза на текст, пытаясь сфокусировать взгляд на расплывающихся буквах.

«-Правда, что вас попросили оставить пост в Министерстве?

–Нет, это было моё желание.»

Затем Драко выхватил ещё кусочек:

«Вы тяжело переживаете расставание с Рональдом Уизли?

–Извините, это личное.»

8 декабря, 7.15

Драко вошёл в лифт, его рубашка была немного помята, а волосы взлохмачены, но это единственное, что выдавало его безрассудное поведение прошлым вечером. Голова болела от спиртного, и никакая таблетка не могла спасти его от утренней мигрени. Лифт медленно ехал вниз, будто тоже не успел до конца проснуться, а затем резко остановился.

По другую сторону решётки стояла женская фигура в чёрных джинсах и бежевой толстовке, в руках она держала несколько коробок, которые могли упасть в любой момент. Драко отодвинул дверцу и пропустил раннюю пташку в лифт. Её волосы были стянуты в небрежный пучок, и когда Малфой взглянул на её профиль, то узнал в ней Грейнджер.

Она шепнула ему тихое спасибо и вцепилась свои коробки. От неё веяло отчаянием.