Текст книги "Смысл"
Автор книги: Н.Е.К. – т.о.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Н.Е.К. – т.о.
Смысл
«…Тот самый смысл…
Он продолжение всего,
Что было с нами,
И до нас,
И будет после нас всегда…»
Неизвестный поэт
Это была жестокая война.
Это была война за жизнь, против смерти и уничтожения.
Из моей семьи на этой войне сражались семь человек.
Мой Дед был самым младшим из них.
Эта книга о нём.
1
Лето.
Утро.
Солнце показалось на востоке, медленно выплывая из-за леса.
Роса заблестела на траве словно рассыпанные бриллианты.
Птицы, просыпаясь, завели свой многоголосый разговор, встречая новый день.
Небо чистое, розово-голубое.
Листва, освещённая рассветным солнцем, молодая и красивая.
Много зелени, много света, много насыщенных красок жизни.
Выстрел…
Тишина…
Началась война.
2
Прошло два года.
Снова лето.
Июнь. Жара.
Человек в военной форме шагает по городу. Город маленький и старый. Тополиный пух, словно снег, сыпет с неба, попадая в глаза, нос, уши…
Человеку в военной форме двадцать лет.
Его имя – Николай.
Вчера он окончил курсы артиллеристов. Завтра он отправляется на войну.
Ещё несколько часов в тылу…
3
Телосложением Николай стройный. Рост Николая считался в народе средним – это где-то между полутора и двумя метрами. Масса тела, как и у большинства людей его возраста и времени, невелика. Его тёмные волосы коротко стрижены и аккуратно зачёсаны назад. И весь его облик отличался какой-то особенной аккуратностью. На него приятно смотреть. Черты его лица не крупные, но и не мелкие, гармонично распределены между собой. Спокойный внимательный взгляд зеленовато-карих глаз казалось проникает в саму суть происходящего вокруг. Ушные раковины обычной формы ничем себя не выдавали и служили своему хозяину вполне исправно – то есть слышали хорошо. Нос прямой и тоже не особо выдающийся. Губы не тонкие и не толстые создавали правильные очертания рта.
В целом Николай выглядел обычным человеком.
Но, главное в человеке не форма, а содержание.
Содержание этого человека были мысли, чувства, мечты и желания.
Сколько себя помнил Николай всегда мыслил, чувствовал, мечтал…
Его мысли были интересны самому Николаю, а иногда и окружающим.
Чувствовал он всеми внешними органами чувств – глазами, ушами, носом, языком и кожей – и ещё чем-то внутренним…
Мечты в течение жизни Николая менялись. В голодном детстве он мечтал наесться досыта. В юности мечтал влюбиться в хорошую девушку, а когда полюбил такую девушку, началась война и он, как и многие люди того времени, стал мечтать о победе над врагом и освобождении своей Родины.
4
Когда Николай был маленьким…
Когда Николай был маленьким и научился думать и понимать свои мысли, он подумал: для чего живут люди?
Он много думал об этом и решил, что люди живут для дела.
Сапожник делает сапоги – значит сапожник живёт, чтобы делать сапоги для людей. Крестьянин сажает зерно, выращивает его, собирает, перемалывает и печёт хлеб. Значит крестьянин живёт, чтобы делать хлеб для людей. Учитель учит – значит он делает людей учёными и грамотными. Лекарь лечит людей – значит он делает людей здоровыми.
Николай смотрел на людей и видел, что все они что-то делают.
Уже тогда, ещё совсем маленьким, он впервые подумал: для чего он живёт?
5
Война состоит из тыла и фронта.
Фронт – это соприкосновение воюющих сил на войне.
Одна сила нападает, другая сила защищается.
На фронте нет правых, нет виноватых.
Кто прав, а кто нет, решается ещё до фронта, или уже после…
И решается это по-разному…
На фронте есть только стремление выжить и победить.
Для Николая фронт был неизбежностью – то, что должно было случиться в жизни.
Он знал для чего идёт на фронт.
И у него было желание выжить, победить и вернуться…
6
В артиллерийском училище Николай находился с октября прошлого года.
Как только началась война, он с первых дней стал проситься добровольцем на фронт. Ему уже было восемнадцать лет. Но в то тяжёлое время совсем юных ребят старались не призывать на войну – берегли, говорили им, что их время ещё придёт… Николай получил отказ. Пошёл работать на завод. Там, на заводе, он делал оружие для фронта. На заводе он работал больше года.
В начале войны наша армия несла огромные человеческие потери по всем направлениям фронта…
Когда ему исполнилось двадцать лет, в свой день рождения – 6 октября 1942 года – Николай пришёл в военный комиссариат своего города. В тот день – день, который должен быть праздником его рождения, – ему сделали особенный подарок – ему разрешили идти на войну…
Он никогда не забудет, как забилось сердце, немного закружилась голова, и холодок пробежал по телу, когда он услышал от военного комиссара с белой седой головой и пронзительно голубыми глазами, внимательно и напряжённо смотрящими прямо ему в лицо, отчётливо сказанные слова:
«Коновалов Николай Яковлевич, даю разрешение идти на фронт. Пишите заявление в артиллерийское училище».
Комиссар помолчал немного и уже тише добавил, крепко пожимая руку Николая: «С Днём рождения, сынок».
7
Николай помнил, что придя домой, увидел сидящих за столом отца, мать и сестру. Помнил их ожидающие взгляды, когда он вошёл в комнату. Они всё поняли без слов.
Отец молча подошёл и обнял своего сына. Николай был выше отца и бережно склонился к нему, обхватив руками его немного сутулую спину. Каким же маленьким и хрупким показался ему тогда отец…
После отца, сдерживая слёзы, к нему бросилась сестра. Уже обнимая брата, она разрыдалась, но быстро упокоилась и села на стул, вытирая глаза платочком…
Только мать встала у стола и смотрела своими небесными глазами на своего сына.
Николай сам быстро подошёл к матери и обнял её.
– Мама.
Она не шелохнулась.
Николай усадил мать на стул и сказал всем, чтобы успокоиться самому и отвлечь остальных от напряжённых мыслей:
– Давайте поедим…
8
Утром Николаю нужно было идти к военкомату на сборный пункт.
Он встал рано, до рассвета. Было по-осеннему темно.
Все уже не спали. А может они совсем не спали той ночью…
Отец с сестрой готовили скудный завтрак военного времени, состоящий из картошки, хлеба и чая с кусочком сахара.
Только мама ещё не выходила из своей комнаты.
Николай постарался бодро сказать: «Доброе утро».
Услышав голос сына, мать вышла из комнаты и позвала его зайти к ней.
Он зашёл и послушно стоял перед ней.
Она достала из огромного семейного сундука, окованного металлом, старую тёмную икону, на котором был изображён святой Николай.
Мать сказала сыну встать на колени перед иконой и склонить голову.
Николай не верил в изображённого на иконе человека, но не хотел в минуты прощания огорчать маму, поэтому встал коленками на твёрдый неровный дощатый пол и опустил голову на грудь.
Мать прочла молитву, держа икону над головой сына. Благословила сына материнским словом. После этого она сказала Николаю: «Целуй свой крестик». Крестика на Николае не оказалось. Мать покачала головой, глубоко вздохнула, сняла с себя крестик на шёлковой ниточке и надела на шею сына.
– Целуй, – тихо попросила она.
Когда Николай поцеловал и спрятал под рубашку крестик, мать прошептала ему почти на ухо:
– Иди и защищай свою землю. Вернёшь мне крестик, когда сам вернёшься.
9
Когда подходили к месту сбора, он увидел любимую.
Она стояла в лёгком пальтишке и ждала его.
Он подбежал к ней, и они обнялись.
Слова были не нужны.
Они просто смотрели, и глаза говорили многое…
Семья Николая до войны
10
Поезд шёл по железной дороге на восток.
Навстречу ему из-за холмов, покрытых густым лесом, поднималось огромное огненное солнце. Оно разгоралось, сжигая взоры, устремлённые на него. Долго смотреть на него было нельзя. Николай отвернулся от окна и пошёл вглубь вагона.
Вагон не отапливался, а осень постепенно начала отдавать правление зиме, и утро было морозным. В золотистых лучах солнца, пронизывающих вагон насквозь, клубился пар от дыхания людей.
В вагоне людей было больше, чем мест. Поэтому располагались кто как смог. В этой духоте и запахах людской жизни, как ни странно, было уютно. Николай лёг на свою верхнюю полку, подложив под голову свой вещмешок, и решил ещё немного вздремнуть.
Но ему не спалось.
Под мерный стук колёс и покачивание вагона вспоминалось детство…
11
Когда Николай был маленьким…
В детстве жилось тяжело.
Николай жил со своей семьёй в родном селе.
Шли послевоенные годы. В стране был голод.
Голод был везде – и в городе, и в деревне.
Отец, мать, дедушка и бабушка, как и все сельские жители, были крестьянами и сеяли хлеб, сажали картошку и ещё кое-что из съедобного. Но новые законы молодого государства заставляли крестьян сдавать почти всё съедобное на нужды других людей. Отец и мать Николая были работящие люди. У них был хороший, крепкий, деревянный дом. Да и дедушка с бабушкой, хоть и были уже немолоды, не бездельничали. Вся семья выращивала много съедобного.
Тот тяжёлый год Николай вспоминал часто.
В конце лета того года умер его Дедушка, которого Николай сильно любил.
Николаю было всего восемь лет. Это была уже вторая смерть близкого человека, которую он видел. За год до Деда умер его брат-близнец Михаил от какой-то неизвестной болезни, которая мучила брата две недели, разогревая тело и покрывая кожу красными пятнами. Мама и бабушка не подпускали Николая к брату, боясь, что он заразиться этой болезнью. Поэтому Николай не видел как умирает брат. Он увидел его уже мёртвым в деревянном ящике, который люди называют гробом. Не видел Николай и как умер Дед. Вечером он пожелал Деду спокойной ночи. Дед умер ночью во сне. Утром, когда Николая разбудил громкий плачь бабы Натальи, он подошёл к его кровати и увидел, что Дед как будто спит. Только не дышит…
Люди говорили тогда, что во сне умирают хорошие люди… Николай и без этих слов знал, что его Дед хороший, самый лучший…
На кладбище перед вырытой могилой стоял гроб. В гробу лежал уснувший навсегда человек. Глаза его были закрыты, а губы чему-то улыбались. Когда-то, даже ещё три дня назад, этот человек ходил, видел своими глазами всё вокруг, говорил, любил. Это был человек, который был нужен. Николай смотрел на тело и думал о том, как много этот человек сделал. Для него, и не только… Рядом с гробом стояла его крышка. В широкой головной части этой крышки торчали два толстых немного изогнутых железных гвоздя. Эти простые гвозди, как жизнь человека, были крепкие – когда по ним били, они разогревались, изгибались, но не ломались… Гроб закрыли крышкой, ударили по гвоздям молотком и завершили земной путь тела человека.
Однажды осенью того года к их дому подошли люди в военной одежде. Их было трое. У двоих было оружие – винтовки. Позади них шёл маленький худенький мужичок из соседнего села, который вёл под уздцы такую же тощую лошадёнку, запряжённую в телегу. В телеге лежали три мешка, набитые чем-то.
Военный человек в командирской фуражке, идущий впереди остальных, вошёл к ним в дом и сказал своим осипшим голосом отцу и матери, что они должны отдать пять мешков зерна и четыре мешка картошки. Родители Николая вынуждены были согласиться с этим. Отец взял ключи и повёл этих людей в сарай, где хранилось зерно и картофель.
Когда человек в фуражке перешагнул порог сарая и увидел как много там лежит всего съедобного, он очень удивился этому невиданному в то время изобилию. Он медленно огляделся, сосчитал увиденное, сглотнул слюну и прохрипел своим простуженным горлом, что они заберут почти всё. Отец попытался объяснить этому человеку, что в семье пятеро человек: он с женой, двое малолетних детей и старушка-мать. И всех надо кормить до следующего урожая. На эти слова человек в фуражке ответил, что у него приказ забирать продовольствие на нужды страны.
Отец Николая был спокойный и тихий человек. Он согласился отдать, что требовали эти люди. Они забрали из сарая почти всё…
Отцу пришлось уехать из села в город на заработки, чтобы покупать еду для семьи. Через несколько дней после его отъезда на сельском собрании родителей Николая назвали людьми вредными для государства и решили выселить их из дома.
На следующий день после этого собрания пришли те же самые люди в военной форме выселять Николая с мамой, сестрой и бабушкой из дома.
Мама вышла встречать этих людей с топором в руках. Двое сильных вооружённых мужчин схватили его маму, отняли у неё топор и увели куда-то. А человек в командирской фуражке проводил Николая с сестрой и бабушкой в старый покосившийся домик на окраине села. В этом домике было холодно и сыро. Полуразвалившаяся печка в единственной комнате домика не могла быть затоплена. А скоро была зима…
Николай с бабушкой починили печку. Для этого Николай сходил за село на Красную горку и принёс оттуда красную глину. Он размял эту глину с водой в ведре, и они с бабушкой замазали все дыры в печке. Потом они затопили печь. Печка дымила. Они топили её целый день. Николай домазывал глиной места, где в щели и трещины прорывался дым. В доме было дымно, но тепло. Дом постепенно просыхал. Через три дня печка перестала дымить. Тогда они проветрили весь дом, открыв все окна и двери: окон было всего три, а дверей – одна в комнате и одна в сенях. Два окна не надо было открывать – они были разбиты и только занавешены тряпочками. А третье окно треснуло. Николай замазал глиной трещины окна. А два разбитых окна он заделал досками снаружи и внутри, положив между досками мох, который набрал в лесу. В комнате стало темнее, но зато теплее. Бабушка с сестрой вымыли пол, протёрли стол и скамью рядом со столом. В углу комнаты стояла сломанная кровать. Николай починил и её. Эта кровать была отдана бабушке. А Николай с сестрой спали на печке. Там было тепло и сухо. Они укрывались старым отцовским тулупом.
И дом, и люди к зиме были готовы.
Только еды было совсем мало.
Родственники из их села и из соседнего собрали им припасов на зиму, сколько смогли дать. Во всех сёлах в тот год еды не хватало.
У них на всю зиму было один мешок картошки и ещё мешок муки. Они растягивали эти свои припасы на долгое время. Каждый день они съедали понемногу. Часто кипятили воду на печке и пили травяной чай. От этого чая есть хотелось ещё больше…
Наступила зима.
В первый месяц зимы по снегу приехал на санях отец и привёз им хлеба, растительного масла и ещё мешок муки. Что произошло с женой он уже знал…
Он побыл с ними один день и снова уехал в город зарабатывать им на пропитание. О матери детям он ничего не сказал. Только молча обнял их на прощание и поцеловал тёщу – бабу Наталью.
Зиму они пережили. Было голодно, но каждый день они что-нибудь съедали.
С приходом весны стало полегче. Они с сестрой собирали молодые растения и готовили разные похлёбки и салаты. Сестра с бабушкой затеяли маленький огород рядом с домом и скоро у них на столе была и редиска, и молодой зелёный лук.
Конец весны и лето того голодного года они прожили уже не так голодно. Родственники из соседнего села давали им вишню, яблоки и груши из своего сада. Несколько раз из города приезжал отец и каждый раз привозил чего-нибудь съестного. Сам отец выглядел очень измученным и похудевшим.
Осенью, в конце сентября, к ним вернулась мать…
Николай не любил вспоминать то голодное и тяжёлое время.
Вот и сейчас он осторожно и надёжно упрятал это воспоминание в дальние уголки памяти…
Вскоре он уснул.
12
Проснулся Николай ближе к полудню от голосов.
Голоса были отовсюду. Голоса были разные: мужские, женские, детские, громкие, хриплые, звонкие, грубые… Говорили обо всём: все разговоры были о жизни.
Прямо под полкой Николая сидели женщина в старом потёртом пальто и маленькая худенькая девочка с белыми как выжженная трава волосами. Напротив них ехал седой небритый мужчина в замызганной гимнастёрке и ватных штанах, левая штанина которых была завязана узлом на деревяшке вместо ноги. Женщина рассказывала мужчине о том, как они жили с дочкой в одном далёком городе и как срочно им пришлось покидать свой дом и ехать на восток, убегая от наступающих врагов. С собой они смогли взять совсем мало вещей, а скоро будет зима. Солдат-инвалид только вздыхал и кивал в ответ головой. Женщина жаловалась, что мало тёплой одежды, особенно для дочери.
И на самом деле, оглядев девочку, Николай подумал, что одета она в какие-то грязные лохмотья. Порывшись в своём вещмешке, Николай достал кусочек сахара и протянул его вниз девочке. Девочка посмотрела своими бледно-голубыми, почти белыми глазами снизу вверх на Николая и осторожно-испуганно взяла сахар своими маленькими, словно кукольными, пальцами. Женщина начала горячо благодарить Николая за угощение, а девочка тихо, еле слышно, прошептала: «Спасибо, дядя». Николай отвернулся к окну, потому что глаза его стали почему-то влажными.
Разговор внизу продолжался.
Седой инвалид, кряхтя, говорил женщине:
– Даже не знаю, чем вам помочь. У самого, кроме костыля и деревянной ноги, мало, что есть.
Под головой у Николая лежал его вещмешок. В этот момент щекой он ощутил что-то мягкое и вспомнил, что сестра связала ему шерстяной длинный шарф, который он взял с собой. Он достал его. Это был не просто подарок – это было воспоминание о доме, о родных близких людях. Ему не хотелось расставаться с подарком сестры. Но эту маленькую худенькую девочку ему было очень жаль. С трудом сдерживая волнение, он свесился с полки и протянул женщине шарф.
– Возьмите. Это для вашей дочки.
Все, кто был внизу, и люди на соседних верхних полках посмотрели на Николая. Женщина замолкла на полуслове и не отрывала влажных блестящих глаз от этой тёплой вещи. Она медленно и осторожно, словно хрупкое стекло, взяла шарф, также медленно положила его себе на колени, и вдруг быстрым движением схватила руку Николая и стала её целовать, приговаривая сквозь слёзы:
– Спасибо, родненький, спасибо тебе!..
Николай не ожидал такой благодарности. Он быстро отдёрнул руку, смущённо, но твёрдо сказал:
– Ну что вы! Зачем? Пусть носит на здоровье. Берегите её!
Ему почему-то стало неловко. Он отвернулся и долго смотрел на бегущую картинку за окном.
А внизу женщина в старом потёртом пальто, иногда всхлипывая, продолжала бормотать слова благодарности закутывая дочку в тёплый шерстяной шарф…
13
На следующий день поезд приближался к окончанию своего пути.
Училище, куда ехал Николай, находилось в маленьком городке около гор.
«Город», «гора», «город-гора», – крутилось в голове Николая. Какие похожие слова. Городить-огораживать.
Это поселение раскинулось на левом берегу неширокой быстрой реки.
Восточная природа предстала перед Николаем во всей осенней красоте.
Горы спускались к реке. Они были покрыты густыми лесами, разукрашенными разноцветной листвой. Красно-жёлто-зелёные пятна сливались в необычную картину.
Какой-то старик в вагоне сидя внизу у окна, когда поезд только подъезжал к городку, рассказывал ребятишкам, окружившим его, что этот город стоит на дне древнего моря.
– А где же море, дедушка? – спросил один маленький мальчик со взъерошенными тёмными волосами.
– Высохло море. Здесь давно уже находят много ракушек и другую окаменевшую морскую всячину.
– Как же могло море высохнуть, дедушка? – не унимался мальчуган.
– А вот так. Было это очень много лет назад. Людей тогда ещё на земле не было. Да и земли почти не было – была только вода, да в ней маленькие острова. А потом из воды стали подниматься горы и получилась земля. И на этой земле появились птицы и звери, а потом и человек.
– Значит море не высохло, дедушка. Это земля прогнала море.
– Можно и так сказать, Степунюшка, – сказал улыбнувшись старичок и погладил мальчика по голове, приглаживая его непослушные волосы своей широкой шершавой ладонью.
А Николай, слушая рассказ старика, закрыл глаза и представил себе бескрайнее синее море, которое он никогда не видел. Потом из этой бесконечной глади воды поднялась высокая гора, а на самой вершине этой горы стоял человек…
Гора победила море, человек победил гору. Значит человек самый сильный?..
Вот такая получилась сказка, а точнее формула силы.
14
Поезд подкатывал к станции.
Николай смотрел в окно. За окном появилось огромное озеро с гладкой как зеркало поверхностью.
«А дедушка говорил, что море высохло… Вот оно», – подумал Николай.
Железнодорожная станция была небольшая, но с десятком переплетающихся железных путей. Здание вокзала было маленькое и деревянное. На путях стояли два эшелона – один с пушками и вагонами, гружёнными ящиками, скорее всего для снарядов, подумалось Николаю, а второй состоял из вагонов-теплушек для солдат с торчащими печными трубами. На платформах было много людей и в военной, и в обычной одежде. Николай вглядывался в лица солдат, которые отправлялись на фронт, пытаясь увидеть в них что-то особенное. Но это были обычные человеческие лица, на которых отражались обычные человеческие чувства.
После того как поезд остановился, Николай вышел из вагона и огляделся по сторонам. У него была пара часов, чтобы добраться до училища. Времени было с избытком и потому Николай решил прогуляться по посёлку. Было приятно пройтись пешком после двух суток тряски в поезде. Весь городок можно было пройти вдоль и поперёк гораздо быстрее, чем за два часа. Погода была хорошая, настроение тоже. Вещмешок не напрягал плечи, а ноги с удовольствием разминались.
Городок был вытянут вдоль реки. Улицы были немноголюдны. После толкотни вагона и железнодорожной станции Николай наслаждался тишиной и простором маленького городка.
Мимо пробегал мальчишка лет десяти в рваных коричневых штанах и грязной рубахе, которая когда-то была белого цвета.
– Ей, пацан, – остановил Николай мальчика. – Ты не знаешь как пройти к артиллерийскому училищу?
– А, это где из пушек стрелять учат? – весело улыбнулся мальчишка. – Так это всё время прямо и прямо шагайте, дальше река повернёт налево, а вы поворачивайте направо и почти сразу упрётесь в железные ворота. Так это и есть ваше училище.
– Спасибо, паренёк, – поблагодарил Николай. – На тебе сахарку к чайку.
Мальчик схватил протянутый Николаем кусочек сахара, крикнул на бегу «спасибо» и, засунув сахар за щёку, побежал дальше.
И Николай пошёл дальше…
15
Неспешно Николай шагал по городку.
Прогулялся вдоль реки. Когда река начала скрываться за поворотом он повернул направо, как советовал ему мальчуган, и пройдя около сотни шагов упёрся в железные ворота. Возле ворот стоял часовой. Это был молодой человек. Он был в длинной серо-зелёной шинели, которая доходила ему почти до пяток, скрывая начищенные до блеска чёрные сапоги. На голове часового была тёплая шапка, которую называли «ушанка», с завязанными на макушке «ушами». За спиной солдата на ремне виднелась винтовка.
– Здравия желаю, – поздоровался Николай, подходя ближе. – Курсант Коновалов для прохождения учёбы прибыл, – доложил он своё появление.
– Документы, – важно произнёс часовой, не здороваясь и поправляя слезающую с плеча винтовку.
Николай достал из грудного кармана аккуратно сложенный листок направления и протянул его часовому. Тот медленно раскрыл лист жёлто-серой бумаги, прочитал написанное в нём и протянул обратно Николаю.
– Военный билет? – всё так же медленно, как будто нехотя, проговорил часовой.
Николай достал военный билет. Солдат изучил и его.
– Проходите в калитку, – сказал часовой, возвращая военную книжечку Николаю, – пойдёте по дорожке прямо, повернёте направо, там увидите первый корпус – это канцелярия. Идите туда оформляться.
– Спасибо, – Николай убрал документы и, подхватив вещмешок, прошёл в калитку.
Канцелярию он нашёл быстро. Пока шагал до неё, осматривался по сторонам и видел вокруг чистоту и порядок.
Порядок Николай любил. Чистота всегда радовала ему глаз. Уже давно он был убеждён, что порядок – это правильное проявление жизни. Ещё в детстве он подметил в природе этот порядок – всё жило по своим правильным законам. И с тех пор он старался сохранять это: чистоту мыслей, чистоту тела, порядок вокруг, порядок в себе…
В канцелярии на входе его встретил дежурный за столом. Тоже молодой. Но это был не курсант, как часовой. Это был офицер. У него на рукаве был виден чёрный ромбик в красной окантовке, в центре которого красовались две перекрещенные золотые пушки. Николай отдал ему направление и показал военный билет. Офицер изучил направление и пригласил Николая присесть на стул – подождать, пока он будет заполнять бумаги. Это заняло около получаса. За это время Николай огляделся.
Огромная комната канцелярии скорее напоминала зал. На тёмно-зелёных стенах висели в ряд портреты известных военных людей разных лет и разных войн. Николай рассмотрел каждый портрет, вглядываясь в лица, которые видели войну и побеждали в ней. Он войны ещё не видел…
16
После оформления и внесения Николая в списки учащихся, невысокий седой ефрейтор лет пятидесяти проводил его в казарму.
Казарма – это длинное одноэтажное здание, сделанное из досок. Снаружи этот дом был выкрашен в зелёный цвет, внутри – в коричневый. Обогревали казарму четыре большие печи, которые находились по четырём углам этого помещения. Топили углём. Склад угля был за казармой в сарае, который назывался «угольная». Дежурные по казарме курсанты носили уголь в обычных вёдрах. Дежурных было двое. Каждый носил по два ведра угля и каждый топил по две печи. Когда Николай с седым ефрейтором подходили к казарме из четырёх труб подымался дым.
Войдя в душно натопленное помещение, ефрейтор поздоровался с дежурным, который подкладывал широким совком уголь в топку: «Здравия желаю». Все трое приложили правую руку к головному убору, приветствуя друг друга.
– Принимайте нового ученика, – весело сказал ефрейтор, которого звали Степан Иванович.
– Добро пожаловать, – так же весело, даже бодро, встретил Николая ещё совсем юный дежурный с рыжими волосами и веснушками на улыбчивом лице. Ростом он был ниже Николая на целую голову.
С другой половины казармы к ним подошёл второй дежурный и тоже поздоровался.
– Никита, – протянул руку для знакомства рыжий паренёк.
Второй дежурный был тёмный кудрявый парень, ростом почти с Николая.
– Вано, – проговорил он южным говором, крепко пожимая Николаю руку.
– Николай, – отвечал каждому Николай, пожимая протянутые ему руки.
– Ну, а я – Степан Иванович, – представился ефрейтор Николаю. – Если что будет не понятно в наших правилах, спрашивай меня. Ладно, ребята, я пойду, а вы помогите Николаю устроиться, – и, немного прихрамывая на левую ногу, Степан Иванович побрёл к выходу.
– Степан Иванович – добрый человек, – рассказывал Никита, провожая Николая к его месту. – Он нам всегда помогает, чем может. В первый же месяц войны был ранен в ногу и на фронт его больше не берут. Вот он и устроился в училище… А он ведь ещё в Первую Мировую воевал…
В центральной части казармы располагались кровати курсантов. Они были в два этажа и стояли в восемь рядов. Новые знакомые отвели Николая в самый центр четвёртого ряда и показали ему кровать, которая была свободна.
– Это будет твоя. А вещмешок надо сдать в хранилище.
Николай мельком осмотрел свою новую кровать. Это была нижняя лежанка с подходящими размерами, похожая на ту, что была у него дома. Только над ней нависала таких же размеров верхняя лежанка. Рядом с этим двухэтажным сооружением стояла маленькая тумбочка с двумя выдвижными ящичками. Никита и Вано объяснили ему, что в тумбочке его ящичек тоже нижний, как и кровать – это такое правило, чтобы не путаться что-чьё.
– Тумбочка только для мелких личных вещей: расчёска, бритва, книга и что-то ещё, а крупные вещи надо сдавать в хранилище, – объяснял ему Никита новые правила будущей жизни.
Николай выложил из своего вещмешка в тумбочку нужные мелочи, крепко завязал его и попросил Никиту проводить его в хранилище.
Они вышли из казармы наружу и пошли по дорожке куда-то. Никита указал ему путь вперёд, а сам вернулся в казарму – дежурить. Впереди показалось ещё одно одноэтажное здание из зелёных досок. Над входом висела табличка с надписью «ХРАНИЛИЩЕ». Войдя в это хранилище, Николай увидел множество деревянных полок, которые громоздились по всему помещению и поднимались под самую крышу. На этих полках лежали вещи – много вещей. Между этих нагромождений в центре находился стол, за которым на стуле сидел ещё один человек в военной форме.
«Да, похоже, стол и стул самая нужная для человечества мебель», – сама собой мелькнула мысль.
– Здравия желаю, – в очередной раз произнёс Николай, подходя к этому столу.
Человек за столом был в очках. Он посмотрел на Николая поверх стёкол своими выпуклыми бледно-зелёными словно у рыбы глазами, отложил в сторону журнал, в котором что-то записывал, и встал.
– Новенький? – спросил очкарик. – Добро пожаловать. Как звать?
– Коновалов Николай.
– Вещички принёс на хранение. Давай.
Николай протянул свой вещмешок этому человеку. Тот взял, развязал, вывалил все вещи на стол, затем разложил их в каком-то порядке и открыл журнал. Несколько минут писарь записывал скрипучим пером, иногда окуная его в стеклянную чернильницу. Составив список вещей Николая, он дал ему перо и сказал:
– Проверь, всё ли я правильно описал. Если всё верно, подпишись около своей фамилии.
Николай быстро прочитал написанное и подписал этот список.
17
К обеду в казарму вернулись курсанты с учений.
Курсантами их называли потому что они проходили курс.
Курс – это быстрое обучение чему-либо.
Теперь курсантом стал и Николай.
Уставшие молодые люди, разгорячённые занятиями на свежем воздухе, ввалились весёлой шумной толпой в казарму и разошлись по своим местам. К Николаю подошли и окружили его несколько человек.
– А, новенький, – первым заговорил с ним невысокий паренёк с торчащими в разные стороны соломенными волосами, осматривая Николая небесно-голубыми прищуренными глазами.
Николай поднялся со своей кровати протягивая руку для знакомства. Окружавшие его ребята поочерёдно пожимали руку называя свои имена.
– Андрей.
– Степан.
– Борис.
– Александр.
– Михаил.
– Евгений.
– Иван.
– Егор.
– Алексей.
Рукопожатия были крепкие, тёплые, быстрые.
Николай почувствовал теплоту человеческих чувств. Он сразу стал другом этим людям. И они стали для него друзьями. Это было особое родство – родство человеческих душ и стремлений.
Эти ребята, которые первые знакомились с ним, занимали соседние кровати. Кровать Михаила находилась над кроватью Николая. У них была одна тумбочка на двоих. Николай с Михаилом образовали так называемую бытовую связку.
Вскоре все курсанты построились у казармы и отправились строевым шагом на обед.
Николай шагал со своими новыми друзьями-сослуживцами, со своими новыми братьями. Шагая рядом с Михаилом, он почему-то вспомнил своего брата-близнеца, которого тоже звали Михаилом. Брат умер в детстве в возрасте семи лет от неизвестной болезни. Теперь судьба подарила ему нового брата.
