Текст книги "Смысл"
Автор книги: Н.Е.К. – т.о.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
18
Обед был простым, скромным, как почти все обеды военного времени. Но Николай съел его с удовольствием и аппетитом. Еда казалась ему вкусной. Прожёвывая варённую картошку с луком, он ловил на себе дружеские взгляды с соседних столов. В столовой столы стояли вдоль стен. Каждый стол был на четверых. Сам Николай сидел за столом с Михаилом, Степаном и Алексеем.
Столовая находилась в длинном одноэтажном здании. Николай уже успел заметить, что все здания училища были одноэтажными. Все, кроме одного – это было главное здание в самом центре огороженной территории училища. Главное здание училища было в два этажа.
После обеда курсанты также организовано вернулись в казарму, где был объявлен час отдыха.
Отдыхая после волнительных событий этого дня, Николай лежал на своей койке. Он закрыл глаза, но не спал. Мысленно он разговаривал с матерью. Он рассказывал ей какие хорошие ребята в училище, как тепло они приняли его, как ему здесь хорошо. Он решил написать маме письмо. Но это не сразу…
Николай сам не заметил как уснул.
19
Он проснулся от толчка в плечо. Над ним стоял Михаил.
– Вставай. Пошли на вечерний урок, – сказал он.
Николай поднялся с койки, потягиваясь и протирая сонные глаза.
Они с Михаилом, как и все курсанты, взяли из тумбочки тетради и карандаши и вышли из казармы.
Солнце клонилось к закату. Его яркий свет бил в лицо.
Вновь строевой колонной, как и в столовую, они шли в учебный корпус. Вновь одноэтажное здание, вновь из зелёных досок снаружи и коричневых внутри. Три ряда парт ждали их в этом корпусе. Николай и Михаил сели за одну парту – третья парта в среднем ряду. Когда появился учитель – седой майор, все встали, приветствуя его почтительным молчанием.
– Садитесь, ребята, – произнёс майор, быстро оглядывая курсантов.
Когда все уселись и наступила тишина, учитель-майор подошёл к чёрной доске, висевшей за его спиной, и повесил на эту доску огромный лист бумаги с нарисованной пушкой.
– Сегодня мы будем изучать строение орудия, – сообщил он замысел предстоящего урока.
Урок прошёл быстро, хотя длился больше часа. Было интересно. Все ребята очень внимательно слушали майора. В классе была тишина, нарушаемая негромким голосом учителя.
Николай давно уже для себя решил учиться воевать серьёзно, без шуток, по-настоящему. В этой науке всё было важно, всё могло спасти жизнь. Это было нужно ему, но ещё нужнее это было людям, жизнь которых он будет защищать.
И он учился…
20
Учитель.
Учитель – это тот, кто передаёт знания дальше.
Николай всегда смотрел на учителей по-особенному. Он их не просто любил или уважал, он их чувствовал – всегда чувствовал настоящего учителя – человека, который на самом деле старается передать знания.
Впервые Николай увидел учителя в школе.
Но потом, довольно скоро, он понял, что учителем может быть любой человек. Может быть тот, кто вкладывает в другого не только знания, но и навыки, мысли, чувства.
Тогда Николай понял, что первыми учителями его жизни были родители: мать, отец. Ну и, конечно, Дед, старшая сестра, бабушка. Они все первыми учили его жить.
Может показаться, что учителей в жизни много. Но, на самом деле, настоящий учитель только тот, кто даёт то, что нужно человеку для жизни, для её сохранения и продолжения.
Учитель артиллерии был настоящим учителем.
21
После урока был ужин. Николаю он показался таким же вкусным, как и обед.
После ужина оставалось два часа до отбоя – отхода ко сну.
Многие курсанты так устали, что легли на свои кровати – некоторые уснули, кто-то читал: книги, газеты. Кто-то писал письма.
Николай сидел на своей кровати. Михаил присел рядом.
– Мишка, мне здесь так нравится, – поделился своими чувствами Николай.
– Подожди ещё – это только начало, – серьёзно ответил Михаил. – У нас бывает и трудно. А вот скучно точно не бывало.
Они поговорили ещё: об учителях, занятиях, ребятах.
Время до отбоя пролетело незаметно.
Вот прозвучала команда дежурных: «Отбой!»
Все, кто ещё не спал в кроватях, легли, укрылись одеялами и попытались уснуть…
Николай тоже лёг, но сон ещё долго не приходил к нему. На верхней койке над ним Михаил немного поворочался с бока на бок и затих, тихонько посапывая. А Николай всё думал о событиях этого дня, и это возбуждение мыслей не давало ему уснуть. Но, в конце концов, усталость взяла своё, и он провалился в сон без сновидений…
22
Дни в училище полетели как мгновения.
Учили многому – стратегии, тактике, баллистике…
Учили главному – воевать.
У всех курсантов было желание воевать, но не было умения. Поэтому все учились так, словно это была главная наука их жизни. Наука воевать и выживать…
Молодые парни, которые учились с Николаем были со всех концов страны – из разных городов и деревень.
Сам Николай был родом из далёкого села. Но несколько предвоенных лет жил в маленьком, недавно основанном, городке, названном фамилией знаменитого человека.
Со всеми ребятами своего курса Николай общался хорошо, дружески, как с родными. Ведь учились общему важному делу – победить врага, освободить свою землю, своих близких… Что может ещё сильнее сблизить людей?
После занятий много разговаривали. Говорили о многом. О родителях, о девушках, о родных селеньях. Говорили обо всём том, о чём могут рассказывать друг другу совсем ещё молодые люди, почти мальчики, которые должны только начинать взрослую жизнь.
Но, жизнь приготовила для них серьёзное испытание…
Война.
Не все выдержат такое…
Эти ещё недавние мальчишки-школьники снова учились.
Но это была уже совсем другая школа.
Школа войны.
Вчерашние мальчишки становились мужчинами, защитниками.
Нужно было быстро взрослеть – и они взрослели.
Ребята были из разных мест огромной страны.
Война всех их собрала вместе, сплотила и сроднила.
Времени на науку побеждать было мало – всего девять месяцев – как один учебный год в школе, столько растёт ребёнок в утробе матери не по дням, а по часам…
И они не теряли времени…
23
Однажды на уроке учитель спросил курсантов:
– Вы знаете с кем вам придётся сражаться?
– Конечно знаем, – ответил Иван с первой парты. – С фашистами.
– А вы знаете кто такие фашисты?
– Гады и нелюди, – с ненавистью прозвучал голос с другой парты.
– Всё это так. Но я расскажу почему мы называем их фашистами. Когда-то они были обычными людьми. Плохими или хорошими, но людьми. Кто-то из этих людей жил хорошо, кто-то похуже. У любого человека в жизни могут быть огорчения: умирает родственник, не хватает еды, приходиться жить в холодном старом грязном жилище, каждого могут оскорбить в жизни, унизить его достоинство и ещё много других неприятностей… Так вот эти огорчённые люди стали винить в своих горестях других людей. Да не просто людей, а тех людей, которые чем-то отличались от них самих. Эти отличия могли быть разными: цвет кожи, форма глаз, линия бровей, курчавость волос и другие особенности человеческого облика. А также эти люди могли отличаться от них тем, что говорили на других языках, верили в другое… Огорчённые люди не только винили других, они стали возвеличивать себя – считать себя особенными и лучшими на свете. И тогда эти обычные огорчённые люди превратились в фашистов. Я хочу, чтобы вы поняли: фашисты – это не народ, это убеждённые в своём превосходстве над другими особи человеческого вида. Фашисты начали собираться в группы, и эти группы становились всё крупнее и крупнее, а фашистов становилось всё больше и больше. Само слово «фашизм» происходит от древнего слова, которое означает «пучок», то есть «пучок прутьев», или по-другому можно сказать «объединение». Вначале это объединение фашистов оскорбляло и унижало других, отличающихся от них людей. Затем фашисты стали избивать и выгонять этих людей из мест, где многие изгнанные жили всю жизнь. И наконец фашисты дошли до убийств нефашистов. С этого момента они стали опасными для людей всего мира.
Учитель замолчал, вглядываясь в серьёзные лица ребят.
– Вот с такими убеждёнными гадами нам надо будет воевать… – сказал кто-то из курсантов в наступившей тишине.
24
Лица.
Лицо человека – это выражение жизни.
Лицо показывает какая была жизнь человека и какая может быть…
Вокруг Николая были лица, хорошие лица, и он читал в этих лицах жизни людей и жил сам, показывая своим лицом свою жизнь другим…
В казарме на соседней койке рядом с Николаем спал белобрысый паренёк такой бледный и прозрачный, что глядя на него казалось, что он просвечивает насквозь.
Это был Андрей.
Родную деревню Андрея захватили фашисты. Они с матерью и сестрой успели покинуть свой дом за пару часов до их прихода. Отец Андрея погиб на фронте в первый месяц войны. Он был пограничником. Когда Андрей рассказывал об отце, руки его сжимались и взгляд небесно-голубых глаз темнел и становился каменно-серым. В городе, куда попали Андрей с сестрой и матерью, он сразу пошёл в военкомат проситься на фронт. Матери и сестре об этом не сказал. Но в военкомате его на фронт не взяли – ему только исполнилось семнадцать. Андрею пришлось в тот же день переезжать с родными дальше на восток страны – враг быстро наступал… Они поселились в одном городе за широкой рекой. Там они прожили несколько месяцев. В день своего совершеннолетия Андрей явился в военкомат заречного города и, на этот раз, ему дали разрешение и направили в училище артиллеристов.
Николай услышал много похожих историй жизни за время учёбы в училище.
У всех ребят кто-то воевал из семьи, у многих погибли родные.
У каждого была причина идти на войну и сражаться.
В семье Николая тоже уже воевали. Шесть младших братьев мамы ушли на фронт. Один из них погиб в первый год войны. Другой пропал без вести. Четверо продолжали свои сражения… Первый год войны мама не получала от них писем – фронтовая почта работала ещё плохо, бои были ожесточённые, нашим войскам приходилось много отступать. На втором году она получила первое письмо с войны от брата Ивана. Николай читал это письмо дяди Вани, как он сам его называл. Дядя писал где он воевал, что здоровье его в порядке. Ничего печального и плохого в письме не было. Дядя Ваня передавал привет племяннику Николаю. На фронт племянника не звал, но и не отговаривал – об этом в письме не было ни слова. Но, почему-то тогда, читая письмо, Николай почувствовал в этих простых словах, написанных карандашом на серой бумаге, как тяжело его дяде на войне. Может это потому, что дядя Ваня совсем не писал о трудностях, как будто их и вовсе не было. А они были! Их не могло не быть…
25
23 февраля 1943 года в День Красной Армии курсанты-артиллеристы принимали присягу.
Когда в простой торжественной обстановке на площади училища перед Красным знаменем Николай произносил слова присяги, они проникали в него глубоко, он впитывал в себя особое состояние – он становился Защитником Родины!
После слов клятвы, встав на одно колено и склоняясь перед Красным знаменем, Николай прикоснулся к нему губами и его губы обожгло, словно он поцеловал пламя огня. В тот миг ему почему-то вспомнилось как Дед молился и крестился перед иконой, освещённой маленьким огоньком свечки, а потом кланялся и целовал эту икону…
26
Прошло четыре месяца после присяги.
Учёба в училище подходила к концу.
У всех курсантов наблюдалось оживлённое напряжение.
Только и было разговоров, что о фронте. Николай больше слушал, чем говорил. Домой он писал всё реже. Всё, что мог про училище он уже рассказал родным в письмах, а о фронте писать не хотел – он ещё не знал, что писать, не знал, что такое фронт…
27
Наступил день окончания учёбы.
В этот день занятий и уроков не было.
Повара училища устроили им праздничный обед. На обед была жареная картошка и жирная вкусная селёдка, борщ и компот из молодых яблок и вишни.
После обеда всем выдавали путёвки-направления на фронт.
Николай получил путёвку в самый центр фронта. Михаил должен был ехать на северо-запад. Там уже очень долго врагами был окружён город, в котором от голода умирали люди. Умирали, но не сдавались. Вместе с Николаем на центральный фронт направлялся Андрей. С Михаилом ехал Алексей. Многие направлялись на южную часть фронта – там были самые многочисленные потери…
Ночью ребятам не спалось.
Их командиры позволили им это.
Обученные артиллеристы, офицеры-лейтенанты, уже не совсем мальчишки, скорее мужчины, готовые воевать, они ещё не видели боя, не видели смерти от оружия, не прочувствовали трудностей фронтовой жизни, не знали, не могли знать, что их ждёт…
Они думали, говорили, представляли всю эту последнюю ночь в училище, которое познакомило их, объединило, подготовило их к этой трудной доле.
Утром они должны были покинуть эти стены, ставшие дня них почти родными, да они и сами сроднились, испытывая друг к другу братские чувства. От этого казалось, что большая дружная семья разъезжается в разные стороны и уже вместе никогда не соберётся…
В ту ночь из ребят никто не уснул, хотя у Николая сон иногда подкатывал к глазам, опуская веки. Но возбуждение прощальных чувств перебивало сон.
Ранний летний рассвет все встретили вместе.
Николай в военной форме.
28
Настал день, когда надо было ехать на войну.
Утром Николай и Андрей прибыли на сборный пункт для отправки на фронт.
Пункт находился на узловой железнодорожной станции. На той самой станции, куда прошлой осенью поезд привёз Николая на учёбу.
Первое, что увидели Николай с Андреем, подходя к станции, был паровоз, разводящий пары. На вагонах-платформах состава были орудия, крепко закрепленные тросами. Николай подошёл к одной пушке и погладил её рукой. Железо было холодное и гладкое.
– Эй, чего трогаешь пушку? – услышал он громкий, но не грозный окрик часового.
– Знакомлюсь, – немного помолчав, ответил Николай. – Нам вместе скоро воевать.
– А-а, – протянул нараспев часовой в военной форме рядового с винтовкой через плечо, – ну знакомься скорее и проходи. Не положено, – уже тише добавил он и будто бы улыбнулся в густые усы, отчего их концы легонько поднялись кверху.
«Надо бы и мне такие отрастить», – подумал Николай про усы, глядя в суровое, но доброе, лицо солдата.
– Спасибо. Ну, будь здоров, – сказал солдату на прощание Николай, и они с Андреем бодро пошагали на станцию.
29
Солнце уже давно встало и освещало ровным ярким светом всё вокруг. Солнцем поблёскивали окна вагонов и здания вокзала. На станции было оживлённо многолюдно. Почти все люди были в военной форме. Андрей и Николай тоже были одеты по-военному. Им встречались солдаты и офицеры. С ними здоровались и они приветствовали военным способом, прикладывая правую руку с прямой ладонью к фуражке. Какое время – такие и приветствия. А время было военное…
У неширокой двери вокзала толпились люди, входя и выходя, подталкивая друг друга. Протиснувшись в этой толкотне в помещение вокзала Николай и Андрей оказались в прямоугольной комнате с высоким потолком. Окон было мало. Солнечный свет струился из трёх окон восточной стены, и в этом свете Николай рассмотрел четыре стола, каждый в своём углу прямоугольника вокзала. За каждым столом сидел офицер в звании не ниже капитана. За спиной офицеров на стене висели большие листы белой бумаги, на которых были написаны чёрными буквами сведения о военных подразделениях. Николай и Андрей направлялись в разные подразделения одного фронта.
Николай помнил данные своего подразделения наизусть: первый дивизион 104 гаубичной артиллерийской бригады большой мощности, взвод управления первой батареи. Ему предстояло быть командиром этого взвода.
Пройдя два стола, около третьего Николай остановился. За этим столом сидел майор с орденом Красного Знамени на груди. Позади майора на большом белом листе крупными чёрными буквами и цифрами были написаны данные взвода Николая.
Андрей пошёл к другому столу.
В очереди перед столом Николая стояли двое.
Первый человек у стола был ростом с Николая. Второй, стоящий за ним, на голову ниже. Это были рядовые солдаты.
Первый докладывал майору:
– Рядовой Алтунин Иван Никитьевич на сборный пункт прибыл, товарищ майор.
– Вижу, – хмуро и сонно отозвался майор. – Давай документы.
Алтунин достал из грудного кармана книжечку-документ и сложенный вдвое белый лист бумаги.
Майор медленно развернул лист, открыл книжечку, что-то записал в журнал, лежащий перед ним. Затем негромко, но отчётливо сказал:
– Рядовой Алтунин, отправляйтесь в четвёртый вагон состава в распоряжение сержанта Пискуна.
– Есть! – громко выкрикнул Алтунин и, резко повернувшись налево, зашагал прочь от стола.
– Да не кричи ты, – поморщившись от громкого голоса рядового, произнёс майор, – не на стадионе. Иди уже, вояка, – тихо добавил он.
К столу уже подошёл следующий рядовой.
– Разрешите обратиться! – звонко отчеканил слова рядовой.
– Да что вы сегодня взялись кричать с самого утра! – несколько повысил голос майор. – Голова раскалывается от вашего крика. Докладывайте в полголоса.
– Рядовой Борисов Пётр Захарович на сборный пункт прибыл, – шёпотом доложил рядовой Борисов.
– Чего ты там шепчешь? То кричат, то шепчут… Не могут спокойно разговаривать. Кричать будете, когда в атаку пойдёте, а шептать своей бабе в постели… Давай уже документы и постой молча.
Майор почти выхватил документы растерявшегося солдата и продолжил заполнять журнал.
Николай тем временем внимательно разглядывал своего будущего сослуживца. Этот рядовой заинтересовал Николая ещё и потому, что девичья фамилия его матери была Борисова.
Рядовой Борисов был невысок, крепок в плечах, голова была какой-то овальной формы с выраженным подбородком и высоким лбом, из-под солдатской пилотки видны были светлорусые коротко остриженные волосы. Солдатская одежда была ему немного велика и нелепо оттопыривалась на локтях, коленях и повыше ремня. Лица Николай хорошо не смог рассмотреть, так как Борисов стоял к нему спиной.
«Может какой дальний родственник…» – неспеша размышлял Николай и даже не заметил, как рядовой Борисов отправился к сержанту Пискуну в четвёртый вагон. Когда Борисов развернулся и, проходя мимо Николая, скользнул по нему взглядом, оказалось глаза его были небесно-голубыми.
«Как у мамы», – подумал Николай.
– Ну, что замер, лейтенант? – вывел его из задумчивости голос майора.
– Виноват, товарищ майор. Лейтенант Коновалов Николай Яковлевич на сборный пункт прибыл.
– Давай документы, – спокойно произнёс майор, внимательно осматривая молодого офицера. – Сколько тебе лет, сынок? – с внезапно появившейся теплотой в голосе спросил он.
Майору было около пятидесяти, и голова его была белым-бела.
– Двадцать, товарищ майор.
– А мне подумалось – восемнадцать.
Майор помолчал. Заполнил журнал.
– Ты знаешь, сынок, что тебе предстоит?
– Знаю. Война, – тихо ответил Николай.
– То-то и оно. Война… – майор помолчал немного. – Иди в четвёртый вагон, спроси капитана Лаптева Василия Ивановича. Прощай, сынок.
– Прощайте, товарищ майор. Точнее – до свидания. Может ещё свидимся, – чтобы взбодриться добавил Николай и вышел из вокзала.
30
Оказавшись вновь на свежем воздухе после духоты вокзала, Николай вдохнул полной грудью. Скоро вышел и Андрей. Они зашагали по платформе между двумя составами поездов. Каждый состав был вагонов двадцать–тридцать. Первые десять вагонов, сразу за паровозом, были для личного состава. Далее шли вагоны для техники и орудий. Составы были укомплектованы специальными вагонами с зенитками для защиты от воздушных атак.
Нужный Николаю поезд был справа, поезд Андрея был слева. Они отправлялись в разных поездах и в разные части единых войск, которые сражались с врагом на одном фронте.
Они быстро дошли до четвёртого вагона поезда Николая. Андрею нужно было идти дальше. Пришло время расставаться.
Война шла не первый год. Николай давно уже понял, что в военное время встречи и расставания не такие как в мирные дни. До войны встречались и прощались с уверенностью, что встреч и расставаний будет ещё много. Когда началась война, при встрече люди стали чувствовать словно давно не виделись, а прощались как будто уже никогда не увидятся.
Вот и сейчас, когда прощаясь они крепко обнялись, у обоих мелькнула одна и та же мысль: «А может никогда уже не свидимся?..» И оба, отогнав эту мысль, смотрели долгим взглядом и каждый видел во влажных глазах друга те чувства, о которых не надо было говорить.
Николай запрыгнул в свой вагон, а Андрей пошёл дальше – ему надо было идти дальше.
Они простились навсегда…
31
Капитан Лаптев был невысокий коренастый с лысеющим лбом мужчина в тёмно-зелёной фронтовой форме.
– Товарищ капитан, лейтенант Коновалов для отправки на фронт прибыл в ваше распоряжение! – отчеканил Николай, приставив правую руку к околышу фуражки.
– Вижу, – устало и несколько угрюмо отозвался капитан Лаптев. – Располагайтесь в пятом купе. Позже поговорим…
«Что же они все такие усталые? – подумал Николай. – Наверно, война дело очень утомительное».
Купе было на четыре места – две нижние полки, две верхние.
Внизу сидел молодой офицер – такой же выпускник, как Николай, – лейтенант. Только танкист.
Когда Николай вошёл, он встал и представился:
– Лейтенант Соколов.
– Коновалов.
– Сергей.
– Николай.
Они крепко пожали друг другу руку.
Войны ещё Николай вблизи не видел. Но военное братство ощущалось повсюду, даже в этом дружеском рукопожатии человека, которого он увидел впервые.
32
Эшелон продолжал формироваться до полудня.
Бойцы грузили технику на платформы: миномёты, пушки, боеприпасы и разное военное оборудование. Последними, перед отправкой состава, были установлены и проверены зенитные пулемёты, которые размещались на специальных открытых платформах и могли вести воздушный огонь в любое время дня и ночи.
Как только людской вагон заполнялся бойцами, его закрывали и выбирали дежурного по вагону.
В полдень быстро пообедали консервами и хлебом. После обеда эшелон тронулся в сторону запада.
Остаток дня поезд шёл без остановок, догоняя солнце. Но солнце было быстрее. Когда оно закатилось за горизонт, небо на западе ещё долго пылало огненными отблесками.
Ночь была по-летнему душная.
Солдатам и офицерам не спалось. Много курили, говорили – кто громко, но больше в полголоса или даже шёпотом…
Николай не курил – ещё не успел пристраститься к этой вредной, по его мнению, привычки. Он разговаривал негромко с Соколовым. Говорили о родных местах. Соколов рассказывал о своей деревне. Там сейчас были фашисты. А может и деревни то уже не было…
Николай думал о родном селе и о городе, где остались родители, бабушка, сестра и любимая девушка. Там фашистов не было… И он надеялся никогда не будет.
33
Под утро стало свежее.
Перед самым рассветом Николай уснул и проспал пару часов. Встал отдохнувшим, словно спал всю ночь.
Эшелон остановился на какой-то станции. В вагоне-кухне был приготовлен завтрак. Из каждого вагона шли бойцы с бачками и вёдрами на кухню для получения пищи.
Позавтракали.
Эшелон продолжал стоять на станции, названия которой Николай не знал. После завтрака, он решил пройтись вдоль состава поезда и осмотреть место остановки.
Станция называлась «ВЫСЕЛКИ».
На этой станции поезд простоял весь день.
Был ещё обед и ужин.
Когда стемнело поезд тронулся дальше…
34
Утром следующего дня людей в поезде разбудили залпы зенитных орудий.
Все сразу проснулись и вскочили на ноги.
Натягивая сапоги Николай подумал: «Ну вот и началось…»
Поезд остановился в поле около перелеска.
По вагонам пролетела команда: «Покинуть поезд!»
Николай выбежал в поле с другими бойцами и залёг в высокой траве. Трава была зелёной и душистой.
Зенитки поезда умолкли. В наступившей тишине где-то в вышине неба слышались моторы самолётов.
Ожидался воздушный налёт и, лёжа в траве, Николай думал о перелеске, который виднелся в шагах ста от него.
«Надо перебежать туда», – решил он и, подтолкнув рукой лежавшего рядом Соколова, шепнул ему на ухо: «В лес, бегом».
Пригибаясь к траве, они побежали к спасительным деревьям.
35
Вражеские самолёты ударили как молния.
На бойцов обрушился шум моторов, загрохотали пулемётные очереди и бомбы.
Николай прижался к земле под раскидистым клёном. Клён закрывал ему небо. Но бой был словно над ним…
Заработали наши зенитки. Кто-то кричал. Кто-то стрелял в воздух.
Николай лежал и ждал.
Оружия у него не было.
«Вот это и есть первый бой?» – мелькнула мысль.
«Бой, в котором я не сражаюсь, лишь жду…»
Рядом разорвалась бомба.
Грохот был оглушительным и тяжёлым. Над ним прошла волна неведомой силы, а землю затрясло так, что тело его подскочило. Николай зажмурился и прижал руки к голове, закрывая уши.
Когда он открыл глаза и убрал руки от ушей, до него сразу донёсся стон человека.
Вокруг было дымно, шумно и страшно.
Николай пополз на стон.
Недалеко от него в поле виднелась огромная воронка от бомбы. Около этой воронки лежал человек в форме рядового и стонал. Приблизившись к нему Николай увидел, что весь правый бок солдата изодран осколками, а ноги перебиты и не двигаются.
Раненый терял кровь и стонал всё тише.
Воздушный налёт продолжался.
Надо было спасать человека.
Николай приподнял солдата. Тот был такого же телосложения, что и сам Николай. Николаю было нетяжело. Нужно было быстро спрятаться под деревьями. До них было около двадцати шагов…
Немного сгорбившись под своею ношей, ощущая спиной разгорячённое тело раненого, твёрдым шагом Николай шёл к цели – к деревьям… А над ними проносились самолёты…
Оказавшись под спасительной тенью, Николай осторожно положил раненого на землю, снял с себя нательную рубашку, разодрал её на полосы и перевязал раны солдата. Кровь остановилась, стала запекаться на этих солдатских бинтах, или её уже оставалось слишком мало в этом израненном теле…
Николай прислонил солдата к стволу дерева, достал свою фляжку и дал ему попить воды. Тот глотнул несколько раз. Глаза его были закрыты, он уже не стонал. Наверно устал. Он выглядел уснувшим. Николай не стал беспокоить его.
Пока Николай перевязывал солдату раны, воздушный налёт закончился. Наши зенитчики сбили один вражеский самолёт, который упал за лесом, откуда поднималось вверх тёмное облако дыма. Остальные налётчики улетели восвояси…
Испачканные, некоторые раненые, люди медленно собирались у разбомбленного эшелона. Несколько вагонов были сильно повреждены. Требовался ремонт.
Николай побежал к эшелону за санитарами. В эшелоне был санитарный вагон, но там никого не оказалось. Все ушли собирать и перевязывать раненых в поле.
Николай увидел бредущего Алтунина и, подбежав к нему, сказал:
– Давай возьмём носилки у санитаров в вагоне – надо перенести раненого человека.
Алтунин не стал ничего спрашивать и последовал за Николаем в вагон.
Носилки нашли сразу, как только зашли в вагон. Схватив их за ручки быстро побежали к перелеску.
Когда они оказались возле раненого солдата, чтобы положить его на носилки, он уже не дышал. Голова его бессильно свесилась на грудь, глаза были закрыты. Могло показаться, что солдат спит после тяжёлого дня. Но это было не так…
Солдат умер.
Это была первая смерть, которую Николай увидел на войне.
36
Вечером всё ещё продолжался ремонт поезда.
Всех раненых перебинтовали и оказали им необходимую медицинскую помощь. Они отдыхали в санитарном вагоне, который не пострадал при налёте.
Убитых было пятнадцать.
Пятнадцать человек.
Пятнадцать человек погибли в первом для них бою, многие из них ни разу не выстрелив по врагу…
Ужин уцелевших людей проходил в молчании.
Перед ужином разлили по кружкам спирт и не разводя водой выпили за погибших.
Николай выпил спирт впервые в жизни. Жидкость обожгла горло и перехватило дыхание. Но он выдержал… Он выпил за солдата, которого не дождутся дома… И мысленно пообещал ему бороться с теми, кто убил его… Сражаться и победить. Обязательно победить. Иначе и жить не зачем…
У Николая стало ещё больше причин идти на войну.
И он шёл…
Точнее ехал.
37
Фронт встретил их отдалённым гулом взрывов. Ожесточённые бои шли уже неделю.
Стояло пекло. Середина лета.
После того, как они с орудиями выгрузились на полуразрушенной станции, прошло более суток. За это время они создали колонну на дороге, которая вытянулась вдоль станции и уходила вдаль, скрываясь за поворотом.
Николай оказался в кабине тягача. Этот тягач тянул огромную пушку. С этой пушкой Николаю предстояло воевать. Когда пушку цепляли к тягачу, он нежно погладил холодную, выкрашенную в тёмно-зелёный цвет, сталь орудия.
Колонна двинулась в сторону фронта и с каждым часом приближалась всё ближе и ближе к передовой линии – это линия соприкосновения с врагом.
Сидя в тесной душной кабине рядом с шофёром, Николай обливался потом. Гимнастёрка неприятно липла к телу, капли солоноватой жидкости стекали по лицу, попадая в глаза. От этого глаза пощипывало и ему приходилось часто моргать и вытирать лоб правым рукавом, который уже был насквозь мокрый.
Алтунин с Борисовым удобно устроились на зачехлённом орудии. Но там тоже было невыносимо жарко.
Из окна тягача были видны следы прошедших боёв. На полях, изрытых воронками разрывов, были видны солдаты. Большинство из них собирали тела убитых и относили на захоронение, другие собирали уцелевшее оружие и боеприпасы для дальнейших боёв. Кое-где на поле была разбитая техника. Несколько подбитых танков продолжали гореть, выжигая траву вокруг себя. Один вражеский танк не горел. С повреждённой башней он стоял невдалеке от дороги.
– Тормозни, – попросил водителя Николай, – передохнём немного.
Так как их тягач был замыкающий в колонне, они никого не задерживая, остановились у обочины. Николай выскочил из кабины с удовольствием разминая затёкшие ноги и проветривая запотевшее тело, хотя ветер был тёплым.
Подойдя ближе к танку со свороченной набок башней, Николай внимательно осмотрел это вражеское «чудище». Башня этого подбитого танка, как «голова чудища», так отошла от «тела», что можно было увидеть толщину брони – «шкуру» этого «чудища». «Шкура» была толстая.
И всё же «чудище» погибло.
38
К месту, где стояла их дивизия, они прибыли поздно вечером.
Было уже темно.
Не успели отдохнуть после долгой дороги и устроиться на ночлег, как всем солдатам и командирам выдали оружие. Николай внимательно разглядел и проверил свой чёрный пистолет, а затем бережно спрятал его в кожанную коричневую кобуру, которую он повесил на свой ремень справа.
А ещё всем дали странные штучки – жетончики-патрончики – их так назвали потому что это гильзы от расстрелянных патронов, которые кладут в карман бойца и, если он погибнет, по этому жетончику-патрончику можно будет определить кто он и откуда. При свете костров и самодельных лампадок, сделанных из отстреленных пушечных и танковых снарядов, все написали на маленьких бумажках свою фамилию, имя, отчество, день и год своего рождения, название места, где родились, каким военным комитетом призывались и где проживают родственники. Заполняя эти бумажки и засовывая их в гильзочки, все понимали – скоро в бой…
