Текст книги "Линии ветров: Что предназначено тебе... (СИ, Слэш)"

Автор книги: neisa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Цепким взглядом он окинул побережье – вообще-то, людей вокруг было достаточно. Троица семинаристов академии Ветров в чёрных балахонах, стайка смешливых девушек, несколько пар… На мафиози, впрочем, не походил никто.

– Что тебе надо от меня?

– О, ты ещё не догадался? – голос в трубке стал приторно-сладким. – Я хочу оттрахать тебя. Порвать твой развратный зад. Чтобы ты молил и стонал, и надеялся, что это буду только я.

Стефано сглотнул, против воли обнаружив, как тяжелеет в штанах.

– Ты лишил меня жилья?

Доминико не стал отвечать. Вместо этого он задал собственный вопрос.

– Ты получил моё письмо?

В памяти Стефано мгновенно всплыл чёрный цветок.

– Как это понимать?

– Ты, моя девочка, причинил мне боль. И теперь только ты можешь мне помочь.

На секунду в голове Стефано пронеслись извинения, но он тут же отогнал эту дурацкую мысль – даже если бы он смог произнести их вслух, вряд ли это могло помочь.

– Эта сладкая конфетка совсем не подходит тебе, – продолжал тем временем корсиканец, – ты не создан для семейной жизни.

– Чего ты хочешь от меня?! – повторил Стефано, чувствуя, что теряет терпение.

– Скажи, bambino, ты был у Торре дел Дьяволо?

Стефано невольно перевёл взгляд на ту оконечность гор, где возвышался среди песчаной долины высокий круглый утёс.

– Говорят, там очаровательное место, чтобы провести время вдвоём. Только ты и я. И никто не узнает, как ты подо мной стонал.

Член Стефано дёрнулся и уткнулся кончиком в ширинку штанов.

– Думаешь, я такой идиот? – спросил он. – Один мой знакомый уже съездил с корсами покататься по ночному городу. Пару недель назад мы нашли его скелет.

Доминико на некоторое время замолк, а затем сухо, как-то даже надтреснуто рассмеялся.

– Ну хорошо, – неожиданно для Стефано произнёс он, – есть идея получше. В «Ферназо Театре» будут давать «Сельскую честь». Не хочешь сходить посмотреть?

Теперь уже молчал Стефано. Конечно, соглашаться было рискованно. Но, и отказываясь, он рисковал. А он хотел выяснить, что Таскони собирается делать теперь – в конце концов, если домовладельцев в самом деле обработал он, то вряд ли это был конец. Слишком уж мелкая по меркам корсиканцев месть.

К тому же сердце его начинало стучать быстрее при одной только мысли о том, что он так близко подберётся к одному из донов. Он пока не знал, что подобная встреча может ему дать – но отказаться попросту не мог.

– Хорошо, – сдавленным голосом произнёс он, – это всё.

– Я всё время думаю о тебе…

– Я тоже, корсиканец. И держу наготове ствол… – рука Стефано машинально скользнула по бедру.

– Приятного вечера, малыш. Ах, да… – Доминико будто бы вспомнил о чём-то, – смотри, не заиграйся со своей птичкой – даже если тебе нужна мягкая кровать.

В трубке раздался гудок.

 

ГЛАВА 9

Квартира Джессики располагалась на пятом этаже многоквартирного дома и походила на номер в гостинице среднего звена. Мальчик-лифтёр проводил их на пятый этаж и, получив свои пятнадцать чентезимо*, оставил вдвоём.

Стены гостиной величиной восемнадцать на тридцать футов были отделаны панелями под вишнёвое дерево, вдоль которых стояла мебель в модном стиле Шерамона. Смотрелось помещение свежо, но довольно уютно. В углу у окна рядом с колыхавшимся кружевным тюлем стоял рояль, видимо, привезённый издалека. Придавали комнате известный шарм и другие изысканные вещи: люстра с газовыми рожками, аквариум со скаляриями, отполированные морские раковины причудливой формы и гипсовый купидон с корзиной цветов в руках. В распахнутые окна заглядывали, радуя взор, бугенвилии. Каштаны в лучах закатного солнца отбрасывали длинные тени на кирпичные тротуары.

– Здесь две спальни, – сказала Джессика, отходя с прохода и пропуская Стефано вперёд, чтобы тот мог заглянуть в каждую дверь, – моя вон та, с кремовыми занавесями – другую можешь взять себе.

Стефано кивнул, отставил в сторону чемодан и, повернувшись, посмотрел на свою случайную знакомую. Нужно было что-то сказать, но он не знал что.

– Спасибо, – произнёс Стефано осторожно, – ты очень выручила меня. И я хотел сказать… – он собирался предупредить, что за ним могут следить, но не успел. Джессика шагнула вперёд и, оказавшись вдруг опасно близко, немного отвела в сторону ворот его рубашки-поло.

– Что это? – спросила она и кончиками пальцев очертила белый узкий шрам.

Стефано вздохнул.

 

Когда Стефано ещё не исполнилось восемнадцать, до того ещё, как он оказался в полиции – и даже до того, как началась война, у него был друг – Тонио Спинелли.

Тонио Спинелли появился на свет на виа Файко, в пяти минутах ходьбы от городского парка Палермо. Он был на два года старше Стефано, и когда ему стукнуло шестнадцать лет, оказался принят в мафиозную семью Occhio d’Oro, которая владела землёй в паре миль от того места, где мальчики росли. Территория клана относилась к восточной части Палермо, раскинувшись от Апеннинского дворца до подножия горы Celeste Cacciatore. Склонность Тонио заводить неподходящих друзей закончилась для него ссорой с отцом, порядочным потомственным мебельщиком. Тонио легко отказался от небольшого наследства и написанной ему на роду судьбы ради более весёлого общества разудалых корсиканских друзей.

То, что в начале можно было принять за бахвальство избалованного городского пацана, не желающего подчиняться запретам, довольно быстро оказалось окончательным выбором профессии.

Однако для корсиканских братьев сицилиец Тонио Спинелли так и не стал своим. Всего несколько месяцев длился его недолгий взлёт – Тонио Спинелли погиб в перестрелке, прикрывая отход других, более ценных и более умелых людей.

Стефано смотрел, как постепенно угасают его глаза. Он сидел на жёстком стуле в больнице Порта Нуовы, а Тонио к тому времени едва мог дышать.

«Я отомщу за тебя», – думал Стефано, сам не замечая, как повторяет древний сицилийский закон: «Кровь за кровь».

Впрочем, отомстить оказалось не так легко. Ему потребовалось достаточно много времени, чтобы подобраться к тому, кто отдавал приказы – дон Томео звали этого корсиканского сеньора.

Стефано успел уже немного повзрослеть, а дон Томео все так же правил в Палермо и зазывал на роль прикрывающих отход маленьких глупых сицилийцев. Стефано к этому моменту уже поступил на службу в полицию – желающих пойти на эту работу было немного. Полицейских в Палермо недолюбливали точно так же, как это было на Старой Земле.

Никогда и ни у кого не было доказательств преступной деятельности дона Томео. Впрочем, Стефано и не собирался доказывать ничего. Он просто встретил Томео в переулке и всадил три пули в одутловатое тело немолодого уже мафиози – одну под ребро, одну в разбухший живот и ещё одну – в лоб.

У Стефано не было плана – он никогда не умел заглядывать вперед. В тот же день Стефано дал показания, в которых сказал, что дон Томео сам пытался убить его. Не помогло…

Стефано загремел в тюрьму за превышение полномочий. Однако полный срок отсидеть не успел. Началась война – и старые обиды не интересовали уже никого.

Стефано ушёл добровольцем в полк для осуждённых – и после войны вернулся назад. Палермо тогда сильно пострадал, столица переместилась в Сартен. Но кое-что эта история помогла Стефано понять: правила были созданы для того, чтобы их нарушать.

В Палермо, однако, больше не хотели видеть его в полиции, и Стефано отправился на Сардинию – и там всегда не хватало служащих органов правопорядка. Их не хватало везде.

 

– Я воевал, – коротко ответил Стефано, – как этот… боксёр.

Настроение продолжать разговор мгновенно прошло, и, извинившись, он попросил отпустить его в душ, где надолго застрял, рассчитывая на то, что Джессика забудет о его присутствии.

Собственные его мысли вертелись вокруг двух дел.

Первым был найденный на скотобойне труп – дело так и не удалось распутать, и Габино продолжал убеждать Стефано, что как бы ни старались, убийцу они не найдут. Стефано и сам подозревал, что это висяк. Единственную ниточку обрезали. Оставалась ещё семья убитого, но стоило ли трогать её – он не знал. Дочь и жена пострадавшего рассказали всё, что могли знать. Стефано уже дважды опросил его коллег – но и это результатов не дало.

Второй проблемой стал недавний звонок – своеобразное продолжение письма, после получения которого он потерял дом. Страха не было, хотя Стефано и догадывался, что впереди ждёт ещё больше проблем. Зато было лёгкое раздражение – как будто Таскони был его старым знакомым, который всё и всегда умудрялся делать не так.

Против воли Стефано ловил себя на мысли, что поход в оперу для него – не столько деловая встреча, без которой нельзя обойтись, сколько возможность ещё раз увидеть корсиканца.

Стефано откинулся на кафельную стену и снова увидел перед мысленным взором высокую фигуру, закутанную в чёрный плащ. На Таскони было приятно смотреть.

«Он корс!» – напомнил себе Стефано, едва обнаружив, что рука начинает машинально поглаживать член, и открыл глаза. Зуд в промежности, впрочем, от этого не прошёл. Даже попытка представить Марту в открытом купальнике ни к чему не привела. Зато Стефан вспомнил, что ничего не сказал ей о своём переезде, и всякое желание плескаться напрочь прошло.

Стефано смыл с тела мыльную пену и, закутавшись в полотенце, стал выбираться из душа.

Когда он вышел в гостиную, Джессика сидела в кресле у столика – то ли читала журнал, то ли ждала его. Спросить об этом Стефано не успел, потому что раздался звонок в дверь.

Девушка, едва поднявшая было на него взгляд, извинилась и пошла открывать, однако уже через секунду заглянула в комнату и, подняв бровки, произнесла со скептическим удивлением:

– Кажется, это к тебе.

Стефано и сам был удивлён. Он вышел в коридор и увидел курьера, державшего в одной руке дорогой костюм в целлофановом пакете, а в другой – выведенное золотыми буквами на красной бумаге письмо.

– Ваш костюм, – сказал он.

– Я… – Стефано хотел было возразить, но покосился на Джессику и замолк. – Благодарю, – буркнул он. Забрал у курьера письмо и пробежался глазами по строчкам. Там значилось всего лишь: «Не ударь в грязь лицом. Четверг. Восемь часов». Стефано принял из рук посыльного костюм и спросил ещё более мрачно: – Я что-нибудь должен?

– Всё оплачено, сеньор! – курьер высоко поднял нос. Чаевые он, впрочем, взял.

 

– Чудесный костюмчик, – стоя на Ла Пьяцца дель Театро, корсиканец насмешливо смотрел, как Стефано выбирается из такси, – под ним ты подготовился так же хорошо? – рука Таскони скользнула по бедру Стефано и замерла, наткнувшись на пистолет.

Стефано обжёг его ненавидящим взглядом и, перехватив руку, отобрал пушку назад:

– Не боишься, что весь город узнает, как я натягивал тебя?

Взгляд Таскони мгновенно стал серьёзным.

– Если скажешь кому-то, bimba, я с тебя шкуру спущу. Не стоит со мной шутить. Мог бы постараться и вежливо ответить на комплимент.

– Ты тоже ничего. Правда, похож на чёрта, который вылез из коптильни, – Стефано оглядел Доминико со всех сторон и заставил себя отвести взгляд.

Вообще-то корсиканец выглядел очень даже «чего». Чёрный с синей искрой костюм идеально подчёркивал волосы и глаза, делая Доминико похожим на дьявола, выбравшегося из земных недр на свет, чтобы изуродовать его.

– Идём, – корсиканец кивнул на вход.

 

При возведении «Ферназе Театре» приглашенный для этого архитектор Салваторе Аладжо несколько переменил устоявшиеся формы, которым следовали в театральном зодчестве его предшественники. Зрительный зал театра был вытянут в длину, амфитеатр имел полукруглую форму, и его размеры в два раза превышали размеры амфитеатра в «Олимпико» на Старой Земле. Зал этого храма Мельпомены протянулся в длину в восемьдесят ярдов, в ширину – тридцать, а в высоту – двадцать два. Он делился на две части – сцену со всеми служебными помещениями и авансценой – и зрительский зал на четыре тысячи мест. Портал сцены изобиловал колоннами, барельефами и скульптурой и своей помпезностью напоминал портал «Олимпико».

Амфитеатр «Ферназе Театре» состоял из четырнадцати рядов и был построен на высоком цоколе в форме прямоугольника, завершённого полукружием. Орхестру окружала балюстрада, расположившаяся на высоте первого ряда, к которому вели двенадцать ступеней. Позади амфитеатра располагались два яруса арок: с ложами и галереей.

 

На сцене в окружении пышных декораций разыгрывалась непростая история любви четверых итальянцев, каждый из которых особенно высоко ценил свою честь.

Ни для кого не было секретом, что мафиози испытывали к этой истории особую любовь – потому что в ней находили столь лестную им старинную истину: «мафиозо живёт в каждом итальянце».

 

– Тебе нравится, amore mio?

– Сплошное враньё.

Доминико, кажется, поперхнулся словами и выжидающе посмотрел на него.

– Ветра, какие «рыцари лупары», о чём это всё? – взорвался Стефано и, только заметив, что сидящие рядом оглядываются на него, снизил тон, чтобы продолжить уже шёпотом: – Думаешь, я полный идиот? Не знаю про вас ничего? Мафия шлифовала свои методы в период бурного подъема производства цитрусовых. Сицилийские лимоны были нужны всем ещё много веков назад, когда англичане, предки альбионцев, использовали их для лечения цинги в дальних плаваньях. Ну и, конечно, добавляли в чай. Ничего не изменилось. Они по-прежнему обожают свой туман – и летать. А лимоны и бергамот есть только у нас.

– Торговать лимонами – не запрещено, – попытался вклиниться Доминико, чувствуя, что Стефано несёт, но тот и не думал прерываться и слушать капо.

– Лимоны выращивать очень нелегко – с этим трудно спорить. Нужно убрать камни с территории, возвести террасы, построить амбары, провести пути сообщения, организовать систему водоснабжения… нужно сделать и стены, чтоб ветры не повредили саженцы и воры не собрали урожай раньше тебя. А чтобы появились первые плоды – приходится ждать восемь лет. Какая-либо прибыль появится в лучшем случае еще через несколько сезонов. Но так же верно и то, что корсиканские лимонные сады – самое доходное аграрное производство в Содружестве. Прибыль при разведении цитрусов несоизмерима с любой другой. И что мы имеем – вложения требуются большие, а лимонные деревья – очень капризны. Вся плантация может погибнуть из-за того, что «случайно» повредится водопровод. А мы оба знаем наших людей… Вандализм никто не отменил. Именно эта комбинация уязвимости и высокорентабельности явилась объектом повышенного интереса для таких, как ты. Мафиозное покровительство росло, как на дрожжах. Мафия в Содружестве возникла в ближайших окрестностях Палермо. Рассказать тебе – как?

– Просвети меня, коп.

– Палермо тогда насчитывал двести тысяч жителей и был торговой, правовой и финансовой столицей Корсики. Через руки здешних банкиров и маклеров, торгующих жильем и землей, проходило больше денег, чем где бы то ни было ещё в провинции. Палермо был центром торговли и крупным портом. Именно там совершались все виды сделок с землей – как рядом с городом, так и в других областях. Кроме того Палермо диктовал для Корсики правила политической игры. То есть, мафия родилась не из бедности и провинциального захолустья, но из сверхбогатства и власти. Я даже мог бы рассказать, кто стал первой вашей жертвой – но как-нибудь потом.

– Первой нашей жертвой… – задумчиво повторил Доминико, – ты многое знаешь, я удивлён. Но не понимаешь ничего.

– Что же я, по-твоему, не смог понять?

– Слабые будут умирать. Так было и будет всегда. Таковы правила игры.

– Надо думать, их установил ты?

– Нет. Но и не мне их нарушать.

– Ты просто не был на месте того, кто оказывается беззащитным перед лицом мафии.

Доминико расхохотался.

– Молокосос, – почти что ласково сказал он, – ты ничего не знаешь обо мне. А ещё коп.

Он повернулся вполоборота и посмотрел на Стефано в упор:

– Но я не для того позвал тебя, чтобы обсуждать историю и мои дела.

Стефано обнаружил, что рука корсиканца не только оказалась у него на бедре, но и, огладив его внутреннюю, нежную сторону сквозь непривычно тонкую ткань, поползла вверх.

– Я уже спрашивал, – спросил Стефано внезапно охрипшим голосом, чувствуя, как в паху разгорается жар. – Чего ты хочешь от меня?

– Ты обидел меня, – Доминико ещё пододвинулся к нему, так что Стефано чувствовал горячее дыхание корсиканца на своей щеке. Пальцы его продвинулись немного вверх и, едва прикасаясь к телу, закружили по набухшему мешку на штанах, вычерчивая круги.

– Думаю, – глухо ответил Стефано, внимательно наблюдая за этими движениями и силясь преодолеть желание поймать руку корсиканца и плотнее прижать к своему члену, – если я скажу, что не хотел – ты не поверишь. К тому же это будет ложь.

Пальцы Доминико резко опустились, обхватывая его член, и стиснули так, что Стефано едва не взвыл на весь зал.

– У тебя есть выбор, – Доминико приблизился к нему ещё плотней и легонько цапнул зубами за ушную дугу, – ты можешь сползти вниз, встать на колени и мне отсосать.

Доминико сделал паузу, искоса наблюдая за лицом копа.

– Я хочу, чтобы это видели все, – продолжил корсиканец, насладившись зрелищем, – чтобы все знали, что у меня отсасывает коп. А потом я выну член из твоего сладкого ротика и кончу тебе на лицо. Ты пойдёшь домой, и все будут знать, что ты – подстилка мафиози, и не более того.

Рука Стефано рванулась к штанам, намереваясь сдавить пальцы Доминико, снова вернувшиеся к своей игре. Он сам не знал, чего хочет больше – запихнуть эту руку к себе в штаны или к чёрту отбросить ее, а потому лишь накрыл ладонью и с удивлением ощутил тепло. Рука Доминико была совсем не такой, как тогда, когда Стефано касался его в прошлый раз.

– Или ты будешь умирать по частям. Ты уже потерял дом – теперь ты потеряешь лицо. Потеряешь друзей. Потеряешь всё, во что верил, и всё, что было важно для тебя. Ты понял меня?

Даже сквозь шум крови в ушах Стефано расслышал эти слова, и в нём закипела злость.

Он повернул голову и выдохнул Доминико в лицо:

– Тебе так понравилось, когда мой член прочищал твой зад, корсиканец? – Стефано с усмешкой посмотрел на Таскони и отвёл его руку от себя. – Я сразу это понял, когда увидел тебя. Ты всегда мечтал, чтобы настоящий сицилиец вставил свою пушку в твой зад. Каждый раз, когда иду в душ, вспоминаю, как ты подо мной стонал…

Таскони дёрнулся. Лицо его исказилось злостью, но Стефано поймал его в ладони и, скользнув носом по щеке Доминико, приблизил губы к его уху.

– Попроси ещё и, может быть, я оттрахаю тебя, поганый корс.

Он сдавил зубами мочку уха** Доминико и дёрнул на себя, так что капо не смог сдержать болезненный вздох. Затем резко поднялся на ноги и стал протискиваться между рядами прочь.

 

* монета, в 1 лире 100 чентезимо

** укус за мочку уха – старинный итальянский обычай: «вызов принят»

 

ГЛАВА 10

Глядя на тонкого, как тростинка, Матео, сидевшего перед ним в белом теннисном костюме и рассказывавшего о нюансах обращения с мячами, Доминико потягивал из высокого треугольного бокала на тонкой ножке мартини и думал… Думал о том, почему этот коп так зацепил его.

Стефано был, безусловно, хорош – как породистый жеребец. Отхлестать его по вздымающимся бокам было бы более чем приятно.

Но было что-то ещё.

В тот вечер в опере Доминико не врал. Он в самом деле не любил слабаков. Но коп, хотя и стоял не на той стороне, явно не был слабаком.

Доминико то и дело вспоминал его горячие губы на собственном ухе, и мысли его были совсем не о том, о чём он должен был бы думать теперь. Собственно, мыслей не было вообще – был только зудящий напряжением член.

С улыбкой, крепко приклеившейся к лицу, он поднялся с кресла и, подняв Матео за талию в воздух, поставил его на пол, как куклу.

– Scusi bimbo*, мне нужно ещё поработать сегодня.

Матео обиженно моргнул.

– Простите, сеньор, у вас есть кто-то ещё?

– Всё может быть, – Доминико ловко развернул юношу и подтолкнул в спину, направляя к двери, не обращая внимания на осторожные намеки и явные попытки задержаться.

Работать не было никакой нужды – встреча с Антонио Джамонной, вторым человеком, из тех что должны были высказаться в пользу Доминико на выборах в Капитул, была назначена на вторник, и оставалось ещё три дня. Но Доминико хотел быть один – или, точнее, не совсем.

Закрыв дверь за спиной Матео, Доминико повернул ключ в замке и, проверив запор, взял в руки телефон. Немножко покатал трубку из ладони в ладонь, размышляя, не слишком ли спешит, а потом набрал номер, который Мариано доставил ему днём.

– Да.

– Buongiorno, мой сладкий! Как твои дела? – Доминико взял в свободную руку аппарат и подошёл к окну, где алое закатное солнце опускалось за кромку домов.

Стефано заледенел. Доминико чувствовал этот холод даже сквозь кварталы, разделявшие их.

– Не звони сюда… – прошипел Стефано, очевидно, прикрывая трубку рукой.

– Куда же мне звонить тебе? В участок? Думаю, твой друг Габино нас не поймёт.

Стефано молчал. Доминико почти что слышал скрежет его зубов.

– Ты получил мой презент?

Стефано помолчал секунду. Затем на пределе слышимости Доминико почудилось шуршание листов – Стефано, очевидно, доставал из конверта фото, которое Доминико прислал ему на днях. Их совместный вечер в опере отпечатался неожиданно хорошо. Доминико даже обнаружил на фотографиях несколько моментов, которые сам припомнить не мог: например, как входя в зал, обнимал Стефано, а тот тянул руку, чтобы обнять его.

– Чего ты хочешь от меня? – ледяным голосом поинтересовался Стефано.

– Я ведь уже сказал.

– Я тоже уже сказал.

– Хочешь, чтобы такое же письмо получил твой шеф?

Стефано скрипнул зубами.

«Мой шеф идиот», – хотел ответить он, но, поразмыслив, промолчал – Доминико вполне мог записывать разговор.

– Я согласен на торг, – сжалился тем временем Таскони, – помнишь, я предлагал небольшую поездку в пустыню?

– Помню, – признался Стефано.

– Можешь не беспокоиться – ты вернёшься домой до двенадцати, малыш.

– До двенадцати?

– Да. Я хочу видеть тебя прямо сейчас.

Стефано посмотрел на часы.

– Так не пойдёт. У меня ещё есть дела.

– Только так. Автомобиль будет ждать тебя у подъезда через полчаса.

Доминико повесил трубку и снова посмотрел в окно, где в розоватой дымке проглядывал контур загадочного пика. Сам он уже успел там побывать. Но ему хотелось ещё.

 

На северо-западе от Сартена, в центре Le Vaste Pianure**, вблизи от поросшего пиниями невысокого хребта Монтане Нера взмывал в небо одинокий пик.

Видом своим он напоминал огромную башню замка со Старой Земли – или захватывающий дух своей величиной пень. Невероятным казалось и само его появление здесь – посреди бескрайней глади Степей, простиравшихся на мили и мили вокруг.

Преследовавшие дичь в тех местах аборигены рассказывали, что на вершине колоссального утёса живёт грозный дух, который иногда приходит в ярость и пытается уничтожить все живое. Тогда демон заходится в танце и лупит в тамтамы, громыхание которых созывает черно-фиолетовые тучи, закрывающие небо над землей. И когда становится темно, словно ночью, демон выхватывает огненные стрелы из своего колчана и швыряет их вниз, стараясь истребить всех, кто дышит. И только опасение, что вызванное им пламя сожжёт дотла его самого, вынуждает это исчадие преисподней закончить шаманские пляски.

Молнии и правда часто били в плато на вершине Torre del Diavolo***, потому как во всех Ле Васте Пиануре Торре дель Дьяволо – единственный пик. Её величественный усечённый конус с неровными краями возносился над бегущим внизу ручьем на пятьсот ярдов, и в хорошую погоду его можно было разглядеть за милю, а может, и дальше. Внизу поперечник гигантской базальтовой скалы достигал четырехсот ярдов, а в верхней части он сужался до размеров двадцатишестиэтажного дома.

Десятки миллионов лет назад вместо Ле Васте Пиануре здесь бушевало море. На дне его оседали непрерывным потоком огромные пласты скелетов крабов и рачков, превращаясь со временем в известняк. А на месте, на котором теперь стоит Торре дель Дьяволо, через эти пласты прорвался из недр планеты огненный поток магмы. Просочившись через мягкие породы, образующие морское дно, магма застыла, не достигнув поверхности и спрятав в морских водах базальтовый нарост невероятных размеров.

Со временем, кратким для истории планеты, но огромным для человеческой жизни, море обмелело и ушло. Ветры и вода потихоньку разъели оболочку более мягких осадочных пород, явив миру скрытый от глаз исполинский столб. Базальты, создавшие его, постепенно остыли и превратились в вертикальные образования, напоминающие шестигранные колонны. Подобные им многоугольные призмы можно было встретить и в других местах, где встречаются базальты – из них сложена была и исполинская дамба Мостовой Гигантов на Альбионе.

Как бы ни восхищали путешественников каменные леса, которые можно было отыскать на Корсике в некоторых других местах, все они оставались лишь прекрасными видами – и не более того. Ими можно было наслаждаться, их можно было описывать или рисовать, однако вскоре следующие природные чудеса отодвигали на задний план, а потом и вовсе стирали воспоминания о прекрасных пейзажах.

Торре дель Дьяволо не мог забыть никто из тех, кто успел увидеть её хотя бы раз – исполинский монолит, созданный за много миллионов лет совместным трудом ветров, дождей и солнца с одной стороны и исступленным, неукротимым неистовством бурлящих раскалённых недр с другой. При взгляде на Башню хотелось склонить голову и замереть в почтении от осознания нечеловеческого, бескрайнего всемогущества тех сил, что скрывались, не давая о себе знать до срока, в огненной глубине Корсики и, вырвавшись на свободу, окаменевали гигантскими чёрными дулами орудий, словно стремившимися начать битву с самим небом. Торре дель Дьяволо подставляла свои неровные гранёные бока всем стихиям.

Доминико не спешил – оказаться на месте первым он не хотел. Даже приблизившись к равнине, он удостоверился вначале, что машина Стефано уже стоит на месте, а затем только приказал опустить вертолёт.

Стефано окинул его полным ненависти взглядом и без слов принялся забираться в кабину.

– Собрался бросить меня на вершине? – мрачно спросил коп.

– Расслабься, детка. Я уже сказал тебе – всё будет хорошо.

Доминико потянул Стефано на себя и едва не задохнулся от волны жара, которая передалась его рукам – Стефано был горячим, как раскалённая на солнце каменная плита.

– Посмотри туда! – выдохнул Доминико в самое ухо своему гостю, усаживая его рядом с собой и протягивая палец вперёд. Стефано смотрел. Долина в самом деле была хороша.

Но взлетавшая на сотни ярдов базальтовая мачта Торре дель Дьволо, сама собой заставлявшая смотреть только на нее, являла поистине неповторимую и зачаровывавшую картину. Безусловно, даже самые твердые базальты в итоге не выдерживали натиска стихий, и обломки гранёных колонн отрывались постепенно от края скалы и летели вниз, создавая низкий холм у её основания. Но основная часть высеченного базальтового конуса по-прежнему представляла собой великолепный каменный скол из блестящих черных переплетений каменных канатов с отвесными стенами. Подняться на него, а главное – потом спуститься вниз, было серьезным вызовом для самого умелого альпиниста – по крайней мере, последнего, кто попытался, пришлось снимать на вертолёте.

– Вижу… – сказал Стефано тихо. Голос его потонул в шуме винта, но Стефано было всё равно. Он тонул в горячих руках Доминико, оплетавших его. Вопреки всякой логике Стефано было спокойно и легко, как не было уже давно.

– Был на вершине когда-нибудь? – спросил Доминико, всё так же удерживая Стефано рядом с собой, будто опасался, что тот может упасть.

Стефано покачал головой.

– Отлично.

Доминико подал знак пилоту, и тот стал опускать вертолёт. Полозья ударились о камень, и Доминико подтолкнул Стефано к проёму. Тот не успел ничего сообразить, когда ноги его уже снова оказались на земле. Стефано с опаской оглянулся на вертолёт, но увидев, что Доминико тоже покидает кабину, стал дышать немного ровней.

С осторожным любопытством он наблюдал за корсиканцем, который, потягиваясь, как пантера, двигался к лавовому карнизу. Бешеный ветер трепал полы его плаща, делая его похожим на рвущиеся навстречу наступающей ночи крылья летучей мыши.

Стефано осторожно шагнул вперёд и остановился у Доминико за плечом.

Оба молчали, разглядывая бескрайний простор.

– Зачем ты привёз меня сюда? – спросил Стефано негромко.

– Хотел, чтобы ты побывал здесь со мной.

Стефано молчал. Он понимал. И ему безумно хотелось коснуться хотя бы кончиками пальцев маячившего перед ним плеча.

Стефано бросил короткий взгляд на вертолёт.

– Мне это место напоминает те края, где я начинал.

Стефано поднял брови.

– На Манахате есть подобная гора?

Доминико покачал головой.

– Глупый коп. Знаешь, чем я занимаюсь?

– Плациус?

– Вроде того, – губы Доминико надрезал смешок, – сейчас никто не любит его.

Он на какое-то время замолк, а затем облизнул губы и произнёс:

– Это было почти… Почти двадцать лет назад. В Манахате тогда творилось чёрти что. Оружейные заводы и фабрики галет работали без перерыва. Торговцы снаряжением и оружием не могли удовлетворить спрос. Все издания пестрели объявлениями: датами отправки паромов, рекламой необходимых товаров и инструментов для сбора, рекомендациями всех мастей: что взять дорогу, что есть в джунглях, как спасаться от жары и от проливных дождей. Все посадочные станции заполнились жаждущими богатства. Едва добравшись до порта, они вламывались на паромы – даже если там уже не было мест. Должно быть, Содружество не видело такого ажиотажа со времён Исхода. Мостовые Манахаты заполнили ватаги авантюристов. Жажда наживы сметала любые различия: врач с Альбиона вступал в плациодобывающую компанию, организованную его же лакеем. Студенты, изучающие теологию, профессора из Кембриджа, писатели и учёные объединялись с корсиканскими эмигрантами, механиками и чиновниками, фрахтовали одно судно на всех и брали курс на планету. Матросами у них становились офицеры из Ромеи, которые искали обогащения так же, как и другие.