Текст книги "Линии ветров: Что предназначено тебе... (СИ, Слэш)"

Автор книги: neisa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Доминико был убежден, что из Пьетро получится отличный дон. До тех самых пор, пока визит Аргайла в Манахату не пустил его жизнь под откос.

 

Вступить в «семью» никогда не было легко, хотя, в отличие от шотландских кланов, корсиканские далеко не всегда были в прямом смысла «семьёй».

Стать одним из «людей чести» мог только тот, кто доказал свою способность убивать с холодной головой.

В то же время, вступая в семью, претенденты клялись, что будут защищать вдов и сирот, не тронут женщин и детей. Не красть, не желать жены брата и беспрекословно выполнять распоряжения вышестоящих – так предписывала омерта. Неумолимый закон.

Не приветствовались любовь к азартным играм и наркотики, алкоголь.

Человек, прошедший посвящение, становился пиччотти – «мальчиком», и не более того.

Уровнем выше стояли капидечиа – десятники, которые командовали пиччотти. В каждой семье было не так уж много бойцов – обычно от двадцати до пятидесяти человек. Куда больше было людей, которые оказывали разовые услуги семье – или оказывались под контролем Ндрангеты, сами не догадываясь о том.

В основе организации лежал территориальный принцип: всего в южных провинциях было четыреста шестьдесят три семьи. Корсиканский регион контролировали двадцать семь. В Манахате семей было пять.

Каждая семья обладала абсолютной властью на своей территории: чтобы разобраться со своими врагами в чужих владениях или хотя бы приобрести там недвижимость, мафиози должен был попросить разрешения у семьи, которой принадлежал этот участок по «закону чести». Во главе такой семьи стоял капо, которого избирали как доверенное лицо члены семьи – Доминико Таскони занял свой пост именно так.

Теоретически капо мог стать любой – нужно было лишь иметь достаточно связей и уважения в семье. Впрочем, часто новым капо оказывался тот, кому прежний дон приходился отцом. Каждый капо мог иметь от одного до трёх советников-консильери, которые в его отсутствие вели дела за него.

Отношения между семьями регулировал Капитул. В его состав входили «секретари», каждый из которых избирался на три года и представлял интересы трёх семей – как правило, соседствовавших между собой. В свою очередь, из секретарей избирался «капо ди тутти капи» – тот, кто мог принимать решения за всех.

Дель Маро взялся устроить Доминико встречу с теми донами, которые интересовали того. Нужно было, конечно, сначала по всем правилам представить его, и это было сделано в один из первых дней:

– Это Доминико Таскони. Он часть того же целого, что и мы все, – сказал Дель Маро на одном из вечеров. Затем были назначены встречи – сразу две. Время Доминико уточнил потом. О тонкостях его проекта Дель Маро не нужно было знать ничего.

Закон Ндрангеты гласил, что члены семьи не должны друг другу врать. Но закон не требовал, чтобы члены Ндрангеты говорили друг другу всё.

 

Бронзовый Фрэнсис Форд Копполо покровительственно взирал на космопорт с высокого постамента – на проносившуюся шумной стаей кавалькаду автомобилей. Одни из автомобилей вильнул направо, уходя к дальним линиям Ветров космодрома La Strada Di Venti. Другие – налево, к причалам сообщения ближних миров. «Если бы старина Фрэнк ожил на пару минут, – говорил Стефано, обращаясь к Габино, сидевшему рядом с ним, – он бы сильно удивился тому, что потомки землян назвали его именем этот нелепый космодром». «Кому что», – отвечал Габино, хотя и не отрицал, что понимает, что Стефано имеет в виду.

Память большинства горожан ещё хранила скандальную легенду, сложившуюся вокруг открытия космопорта и с лёгкой руки местных газетчиков получившую громкое имя «афёры столетия». Не в меру лихие подрядчики не только многократно завысили смету предварительных расходов, но и ввели настолько жёсткий режим экономии стройматериалов, что в La Strada Di Venti и теперь, что ни день, что-нибудь обязательно ломалось. Поговаривали к тому же, что в строительстве космодрома заметную роль сыграли крупные корсиканские доны. Правда, упоминали об этом в основном шёпотом – но довольно упорно.

Мелькнул по правому борту порт Марио Пьюзо с металлическими краулерами в красной опояске, и полицейский автомобиль прогремел колёсами по мощёной булыжником мостовой поношенного пригорода, вдоль тёмных, хоть и не безлюдных пиццерий, ещё сохранивших на вывесках потускневшую позолоту прошлого века. Пролетели половину Гран Мелии, едва успев заметить тени между опорных свай подземной дороги. Машина вылетела на мост Ре дей Венти. Солнечные лучи струились сквозь переплетение высоких ферм и играли рябью бликов на проносившихся мимо автомобилях – а за рекой нагромождением белых сахарных голов вздымался Сартен. Новенькие небоскрёбы, воздвигнутые по чьей-то воле ради денег, которые, как известно, не пахнут, вздымались на другом берегу.

– Джеффри Конуэлл позвонил из редакции домой пятого августа в восемь часов, – снова заговорил Стефано, проговаривая вслух то, что узнал за последние дни, чтобы лучше уложить детали в голове, – и сказал, что немного задержится в редакции. В половине одинадцатого он покинул офис своего журнала «Корсика – время и надежды»  – магнитный терминал зафиксировал его код. Конуэлл обменялся несколькими репликами со швейцаром, сел в автомобиль и неторопливо, вместе с потоком машин, которыми в эти часы были переполнены центральные магистрали Сартена, двинулся к своему дому. На перекрёстке Семнадцатой и Двадцать второй улиц Конуэлл остановил автомобиль, зашёл в ближайший бар, где купил пачку сигарет и бутылку вина. Когда его автомобиль подъезжал к дому, у парадного входа стояла его дочь вместе с женихом. Оставив дверь открытой, те поднялись в квартиру. Подойдя к окну, дочь Конуэлла услышала громкий голос отца, который о чём-то говорил с тремя людьми, подошедшими к его машине. Судя по характеру разговора, все они были знакомы между собой. Затем Конуэлл сел за руль, на оставшихся местах расположились трое поджидавших его у дома людей. Автомобиль на большой скорости скрылся за поворотом улицы. Больше Конуэлла не видел никто… кроме, по-видимому, нас с тобой.

Стефано помолчал. Габино тоже не спешил отвечать.

– Через день к вечеру, – продолжил Стефано, – автомобиль, с лежащими на сидении не начатой пачкой сигарет и бутылкой вина, был найден на дальней окраине Сартена. Это всё, что мне пока удалось узнать.

– Очень даже неплохо, – Габино скептически покосился на него, – только что с того?

Стефано не стал отвечать.

Мимо проскользнул покойник на катафалке, заваленном цветами, а следом шли две кареты с задёрнутыми занавесками и несколько экипажей менее мрачного вида – для друзей и родных.

Покинув город, они несколько минут ехали по обширной, безлюдной, выжженной солнцем песчаной местности, пока снова не въехали в пригород.

Двухэтажный кирпичный дом, в котором проживал свидетель, последним видевший Джеффри Конуэлла неделю назад, был похож на другие дома, стоявшие по обе стороны от него – все их населяла верхушка рабочего класса, которая зарабатывала не так уж и плохо. Дорожки вокруг дома были выложены красным кирпичом, а от улицы стены домов отделяла стена плотно посаженных деревьев, шумевших августовской листвой.

К дому вели высокие ступеньки из белого камня, а окна были занавешены одинаковыми занавесками.

Добравшись до места, впрочем, Стефано встретил совсем не то, что ожидал.

За распахнутой настежь дверью в дом свидетеля его ожидала комната, из которой была вынесена вся мебель. Посередине стоял стол. На нём – портрет не такого уж и старого мужчины в чёрной рамке, букет цветов и подсвечники со смердящими свечами. Вдоль всех четырёх стен – деревянные скамьи. Мужчины и женщины в тёмном сидели на них, женщины стискивали в пальцах носовые платки. Нижняя половина лица их была прикрыта чёрными шалями.

Сколько ни задавал Стефано вопрос: «Что произошло?», ответ был один:

– Он был честный человек, сеньор. Не трогайте его.

 

В это же время в ресторане «Al Mercante», расположенном на одной из улиц Сартена, состоялась встреча двух донов. Оба пришли со своими заместителями–консильери.

Доминико Таскони прибыл раньше на один час.

Лоренцо Фебини, его консильери, возглавлял центральную больницу Манахаты и изначально родной город не собирался покидать, но слово чести и дела семьи были превыше всего. Он прибыл на Корсику вчера, а сегодня уже стоял рядом со своим доном и ждал его распоряжений. Другой помощник Доминико – Тициано Донетти, крупнейший на станции дистрибьютер корсиканского пива «Мессина», остался там вести дела. Доминико знал, что связи с губернатором у Тициано налажены настолько хорошо, что, оставаясь на Корсике, он мог не беспокоиться ни о чём.

Витторио Морелло было далеко за пятьдесят. Он был из тех ещё донов старой закалки, что каждый день отправлялись на городском транспорте по делам – хотя давно уже могли позволить себе автомобиль.

На вид это был немного старомодный, но, безусловно, элегантный сеньор. Каждый стремился уступить ему место, едва он вступил в ресторан.

Большую часть своей жизни Витторио занимался контрабандой сигарет и только в последние годы взялся за героин.

Все четверо сидевших за столом наслаждались вкусной едой. Доминико взял ризотто с шафраном, а Витторио – фетучини с грибами. Звякнули бокалами с вином, и за обсуждением городских новостей просидели в ресторане почти час. Никто не спешил начинать деловой разговор.

– Как вам Ла Порта дель Соле? – спрашивал корсиканский дон.

– Я ещё не успел посмотреть, – отвечал Доминико, мысли которого все последние недели находились от городских достопримечательностей весьма далеко.

– Обязательно съездите к Торре дель Дьяволо.

– К Торре дель Дьяволо?

– О да, к столпам. Вы не слышали про неё?

Они поговорили о подобной ерунде ещё чуть-чуть, и наконец Таскони осторожно повёл разговор в нужное русло.

– Видите ли, дон Витторио, меня интересует на Корсике прежде всего Капитул.

На какое-то время за столом наступила тишина. Витторио сосредоточенно поглощал фетучини, запивая вином.

– Вы говорите со мной о таких вещах… – наконец сказал он, – а ведь я знаю, что вы договорились переговорить кое с кем ещё.

– Я деловой человек.

– У вас, в Манахате, дела ведутся так? Джо Дельпачо – мой враг, он мешает мне вести дела.

Доминико пригубил вино.

– Поэтому я и хотел вам помочь. Мне очень хочется верить, что вы посчитаете достойным меня.

Снова на какое-то время наступило молчание.

– Если вопрос с Дельпачо будет решён, думаю, я бы мог поговорить о вас.

Доминико кивнул и перевёл взгляд на своего консильери. Тот извинился и, встав, вышел за дверь.

Какое-то время продолжался бессмысленный разговор, пока Лоренцо не вернулся за стол.

Больше они не говорили о делах. Только через полчаса у Лоренцо зазвонил телефон, и, выслушав короткий доклад, он повесил трубку.

– Хорошие новости, дон, – сказал Лоренцо.

В следующую секунду телефон зазвонил у Витторио. С чуть расширившимися от удивления глазами он слушал то, что ему говорят. Доминико с лёгкой полуулыбкой смотрел на него.

Витторио нажал отбой и покачал головой.

– Вы в самом деле умеете делать дела, – сказал он.

– Посидим ещё, – предложил Доминико, – здесь очень хорошее вино.

 

В тот день Джо Дельпачо, сын Пабло Дельпачо – старого сицилийского дона, настолько уважаемого, что тот позволял себе прилюдно распекать депутатов парламента, чем и прославился на весь Сартен, вместе со своим первым помощником Чарльзом Убриако сидел в другом итальянском ресторане в часе автомобильной езды от них. Двое телохранителей стояли по обе стороны от него.

Когда Джо было двадцать, отец его серьёзно заболел – и вынужден был оставить пост. Четыре года прошло с тех пор.

Джо Дельпачо был преданным сыном и не переставал заботиться об отце. Даже теперь, сидя в ожидании за столом, на котором стоял бокал мартини, он думал о том, как поедет на выходные в родной посёлок, и то и дело опускал глаза на телефон.

Была у Джо Дельпачо и ещё одна черта – он считал, что сможет по-новому вести дела. Собирался расширять семью – как хотел когда-то давно его отец.

Джо заказал пасту с гарниром из овощей и в очередной раз опустил взгляд на телефон, когда двери ресторана открылись, и порог переступили два человека, вопреки стоящей на улице жаре одетых в серые плащи. Они подошли вплотную к Джо и всадили в него девять пуль. Не теряя ни секунды, они расстреляли всю его команду, включая телохранителей, так и не успевших достать ни один пистолет. 

 

ГЛАВА 8

Большинство гостиниц Корсики было маленькими семейными отелями, но хотя и тот отель, в котором остановился Доминико, принадлежал одной корсиканской семье, маленьким его назвать можно было с трудом.

Этот отель посоветовал ему Дель Маро. Он располагался по дороге к старинному центру Сартена, буквально в трех шагах от кафедрального храма La Madre Terra и носил название Il Magnifico Castello.

Это роскошное, с богато оформленным многоступенчатым крыльцом здание было построено изначально для сартенского банка, которым руководила семья местных финансовых магнатов, когда корсы только начали прибывать сюда. Через некоторое время в здании обосновалось городское собрание. А затем семьдесят лет назад здесь открыли отель Divino Palazzo, который процветал до самой войны: постройка серьёзно пострадала во время штурма – не так уж по-джентельменски вёл себя в городе наступавший Альбион. Но уже через несколько лет отель возродился и стал принимать у себя любителей высокой кухни и респектабельных гостей. В ходе реставрации был сооружен высокоскоростной подъёмник, отремонтированы винные подвалы, историческая музыкальная комната и полностью переоборудованы номера для гостей.

О том, что в свое время здесь располагался банк, напоминал только просторный вестибюль – высокий торжественный зал с лепным потолком, мраморными статуями вдоль стен, узкие лестницы, устеленные паласами, и кадки с оливами на лестничной площадке. Стойка ресепшена – покрытая лаком коричневого цвета – казалось, полностью сохранилась, хотя со времён строительства зданиями минуло сто пятьдесят лет, разве что обзавелась новомодным металлическим звонком.

Все номера – в отеле их было пятьдесят три – отличались особенным пиететом к традициям ушедших эпох: тонкий старинный фарфор, начищенные до блеска медные светильники, антикварная мебель, гравюры, изящные статуэтки и акварельные пейзажи заполняли здесь каждую свободную полочку. А наличие в каждой комнате хотя бы трех портретов, уже рассохшихся от времени, создавало эффект невидимого присутствия: Доминико казалось, что он постоянно находится под чьим-то пристальным и непрекращающимся наблюдением.

На рекламных проспектах Il Magnifico Castello всегда печатал вид из окна двухэтажных президентских апартаментов Pioniere del Vento на башню Palazzo del Popolo – Народного дворца.

Доминико с удовольствием разглядывал каменную башню по утрам, попивая кофе и размышлял о том, что всего-то двадцать лет назад здесь заседало Собрание Консулов, назначенных Альбионом, а теперь… теперь располагался музей, где всё равно заседали избранные – здесь находилась зимняя квартира Капитула. Возможно, поэтому Дель Маро и выбрал именно Il Magnifico Castello для него.

Окна другой половины апартаментов выходили на крыши зданий самых древних кварталов Сартена – на покатых чёрных кровлях со старыми дымовыми трубами кипела бурная птичья жизнь. Голуби – днём, летучие мыши – после заката. Выглянув же из окна вниз, можно было увидеть узкую старинную улочку с невероятным количеством тесных лавчонок.

В лобби приглашал отведать самые лучшие блюда ресторан Sapordivino, но Доминико туда не заходил, предпочитая маленькую тратторию через дорогу, «Ottello», где подавали бесподобные равиоли с мясом. Роскоши Доминико не любил, предпочитая эргономичный комфорт, и в этом плане всё, что он успел увидеть на Корсике до сих пор, не слишком впечатлило его – город графично делился на кварталы для бедных, где не всегда был даже водопровод, и особняки богачей, где было куда больше всего, чем лично он хотел бы у себя в доме иметь.

 

Когда Доминико покинул стены воспитательной колонии Олд Ярд, он понял, что с жизнью, которую он вел до сих пор на Альбионе, придётся прощаться. У него были деньги и даже определенный авторитет, но время оказалось упущено, и все его прежние планы пошли прахом. Нужно было думать, как начинать сначала.

После первой неудачи ожесточение его ещё не улеглось. Работать на нового дона Доминико не хотел. Карьера мафиози внушала ему теперь брезгливую ненависть, и Доминико решил отказаться от неё раз и навсегда. Лучше заняться чем-нибудь другим – думал он – правда, не знал до конца чем. Воспитанный в семье сапожника, корсиканец не имел никакого образования – даже восемь классов окончить не успел – скорая нажива всегда слишком сильно манила его. Найти работу в городе, где всех «макаронников» приравнивали к дрессированным орангутанам, он не мог – те вакансии, которые Альбион мог бы предоставить Доминико, не устраивали его самого.

Какое-то время Таскони шлялся по улицам без дела, подтверждая представления альбионцев о том, что все южане ленивы от природы; а потом судьба подбросила ему другой, неожиданный, но весьма любопытный для молодого амбициозного дельца вариант.

Плациус. Это была мечта. Альбион ему опротивел. Пусть он был свободен – его, корсиканца, деловой мир не принимал. Он должен был идти своим путём один – и Доминико Таскони был к этому готов.

Миранда – как он узнал потом, тогда уже носившая под сердцем дитя – оставалась на Альбионе. Им обоим казалось тогда, что это был лучший вариант. Найти месторождения, огородить участок и нанять ребят. Потом, когда позиции Доминико в Манахате стали бы уже достаточно крепки, Миранда должна была приехать следом – но всё, как обычно, вышло не так.

Изнеженная девчонка, привыкшая к всеобщему вниманию, создание страстное, увлекающееся и легкомысленное – Миранда была из тех девушек, которые – вольно или невольно – вызывали особое внимание таких амбициозных мужчин, как Доминико. Он помнил, как, стоя на перроне, Миранда улыбалась, и солнце играло в ее рыжевато-золотистых волосах. Помнил, как она встряхнула своими сияющими кудрями и помахала рукой, послав вслед поднимавшемуся в небо рейсовому парому воздушный поцелуй.

Резко развернувшись и постукивая каблучками, слегка покачивая бёдрами, пошла она неторопливым уверенным шагом прочь, а встречные мужчины оборачивались ей вслед.

Доминико ещё не знал, что навсегда теряет её.

 

До этого путешествия Доминико не бывал за пределами Альбиона никогда – если, конечно, не считать его вынужденную поездку в тюрьму. Ещё совсем недавно он был убеждён, что Альбион у него в руках – и только когда, выкрутив руки ему, молодому ещё исполнителю щекотливых поручений дона Парнаццо, Доминико вели в тюрьму, он обнаружил, что это не так.

«Ничего, – упрямо повторял Доминико, выкуривая дешевые корсиканские сигареты, контрабандой провезённые на Альбион, одну за другой. – В беге побеждает тот, кто быстрее всех. В боксе – самый сильный. Не так-то просто подмять меня под себя».

Пару суток Доминико провёл среди аляповатой роскоши каюты, в которой неудобства возмещались обитыми бархатом стенами, атласными рюшечками на занавесках, исполненными под дерево пластиковыми подлокотниками и морем зеркал. Наконец, ближе к вечеру, вдали замаячили первые уединённые форпосты Манахаты.

Кораблей вокруг становилось всё больше и больше, а паутина силовых линий на темном горизонте за окном делалась всё гуще и сплошней. Корабль уже нёсся над окраинными кварталами – над той частью станции, где, по официальным данным, не жил никто. Там и сям на огромном стальном плато, здесь скорее похожем на одеяло из металлических заплаток, торчали одинокие хижины смельчаков, которые хотели во что бы то ни стало попасть сюда. Низенькие, с трудом державшиеся на металлической поверхности станции, вроде бы совсем недавно только возведенные и часто ещё или уже лишённые оконных стёкол, они уже были покрыты густым слоем копоти, а иногда и грязи, а краска на стенах домишек – там, где она была – облупилась от прямых солнечных лучей.

Линии ветров разлетались всё шире. На путях стояли тысячи грузовых барж, пригнанных сюда с разных концов Содружества. В Манахате сходились две мощные линии Ветров.

Корабль завис над портом. Пока он ждал, пропуская с десяток гружёных контейнерами тяжёлых паромов, в тусклом блеске всходившего солнца, с трудом пробивавшегося в просвет между бочками и ящиками, Доминико увидел в подворотне топливного склада группу отдыхавших авантюристов-ирландцев. Ощущение новой жизни, которая начнётся вот-вот, наполнило него.

 

Под грохот выгружаемого багажа, подающих сигналы танкеров и сухогрузов, галдеж беспорядочно носившихся взад и вперёд пассажиров Доминико выбрался к Лайн-стрит и крикнул рикшу – в Манахате тогда ещё не появились толком такси. Зато рикши стояли здесь, рядом с портом, ровной чередой, доказывая, что перед Доминико простирался город огромных возможностей – и, как оказалось потом, огромных угроз.

Зафрахтовать собственный корабль до планеты он не смог – не потому что не хватило средств, а потому что не хватило кораблей. Желающих попробовать счастья на поисках драгоценной плесени и без него набирался целый вагон. Пришлось довольствоваться местом на небольшом пароме, провозившем колонистов по два фунта за рейс – на сей раз летели стоя, набившись, как селёдка, в пустое помещение, где, по-видимому, должны были провозить груз, а не людей, все положенные восемь часов.

Судно с собирателями причалило к девственному берегу планеты ранним утром. Из гавани Альбиона оно вышло пустым, и здесь уже, на наспех сооружённой станции, несколько сотен таких нетерпеливых, как Доминико заполнили его.

Поначалу все шло хорошо – насколько могло. Но уже через пять-шесть недель между искателями удачи возникли разногласия, претензии, обоснованные или нет, нежелание понять друг друга, которые заставляли каждого разрабатывать свой участок самостоятельно, не имея шансов на, казалось бы, вероятную удачу.

Из месяца в месяц между собирателями нарастала вражда. Особенно косо смотрели на шотландцев, уже имевших солидный капитал. Недолюбливали бывших каторжников – таких, как Доминико, а так же ирландцев – пьяниц и дебоширов.

Самыми мудрыми считались японцы. Что касается корсиканцев, то они не находили понимания со всеми другими авантюристами, кроме, разве что, мексиканцев. Даже сицилийцы не могли их переносить.

 

– Босс, вы заказывали разговор?

Доминико, сидевший в своей любимой траттории с чашкой горячего кофе в руках, повернулся на звук и кивнул.

– Я соскучился по нему, – негромко пробормотал он. Хотя сам не знал, что заставляет его скучать. Просто коп, с которого для Доминико началась Корсика, был здесь единственным, кто его по-настоящему интересовал.

 

К концу второй недели Стефано стало ясно, что ночевать в участке ему больше никто не даст – он и так с каждым днём всё сильнее мозолил начальству глаза.

Капитан Балдосаре Фелуччи, немолодой уже пятидесятичетырёхлетний коп, занимавший пост начальника отдела по борьбе с организованной преступностью, не любил его даже больше, чем собственный шеф. Был он человеком не только опытным, но и эмоциональным, потому нахождение Стефано в одном помещении с ним в течение нескольких суток до добра довести не могло.

В первые дни Стефано пытался отыскать другую съёмную квартиру или хотя бы пансион – но ему тотально не везло. Он обзвонил все объявления в тех газетах, которые ему удалось достать, но все квартировладельцы держались настороже, первым делом спрашивали с кем говорят, а услышав фамилию, давали отказ.

Стефано начинал подозревать, что подцепил неведомую науке заразу, но какую точно – не знал.

В гостиницах так же не было мест – да он и не мог бы позволить себе слишком долго в них проживать.

Оставалось просить помощи у друзей – но таких Стефано по-прежнему не завёл. Он обратился за помощью к Габино, который тут же ответил, что у него жена и двое детей; об этом Стефано, в общем-то, знал и так – и настаивать не стал. К шефу он даже не пошёл – было ясно, куда тот отправит его.

В итоге к концу второй недели Стефано после долгой ночи, проведённой за рабочим столом, шлялся по городскому парку с больной спиной в попытке сделать вид, что просто гуляет – на самом деле ему было попросту некуда пойти.

– Привет!

Стефано медленно повернул голову на звук и невыспавшимися глазами уставился на девушку, которую, кажется, где-то уже встречал.

– Добрый день, – сухо ответил он.

– Зря вы не пошли на матч. Хотя, стоит признать, всё было так, как вы и предсказали.

– Написали репортаж?

– Можно и так сказать, – улыбка скользнула по розовым губам, и девушка протянула руку. – Джессика, – сказала она.

Стефано помедлил, но всё же протянул руку в ответ и назвал себя.

– Вы стали реже гулять, – продолжала она.

– Вас что, послали следить за мной?

Джессика изогнула брови домиком.

– Вы настолько важное лицо?

– Нет, я коп. Вам это следует знать, прежде чем вы продолжите разговор.

– О! – девушка заливисто рассмеялась. – И мне уже нужен адвокат?

– Не знаю. Смотря что вы хотите от меня.

– Ну… предположим, угостить вас чашкой кофе… А может быть, вином?

– Не рано ли для вина? – Стефан опустил взгляд на часы, и девушка тоже посмотрела на циферблат.

– Мы могли бы погулять и выпить вина, когда солнце зайдёт.

– Вам нечего делать?

– Вроде того. Работа или есть, или нет. И сейчас у меня второй вариант.

– Вас уволили? – ни грамма сочувствия не было в голосе Стефано.

– Не совсем так, – девушка отвернулась и уставилась на горизонт – туда, где ползла вверх зелёная кромка покатых гор. – Ну что, пойдём? Или боишься меня?

Стефано сдался. Просто потому, что идти ему было некуда, а Джессика была довольно мила. Хотя у него и складывалось ощущение, что дело с ней обстоит не так просто, как она хотела показать.

Разговор плавно перетекал от темы к теме, говорили обо всём – и ни о чём. Стефано обычно не любил болтать, но с Джессикой оказалось неожиданно легко – и он не заметил, как на вопрос: «Ты же не торопишься домой?» ответил:

– У меня отобрали дом.

– Оу… – девушка замолкла, и Стефано тоже мгновенно замолчал, внимательно глядя на неё и думая, что через секунду она уйдёт. – А что произошло?

– Ничего особенного, просто не продлили аренду жилья.

– О чём же ты думал, когда это допустил?

Стефано пожал плечами, не вынимая рук из карманов, и отвернулся от неё.

Какое-то время царила тишина, а затем Джессика осторожно произнесла:

– Знаешь, а я сдаю комнатку… Может быть, тебе она нужна?

Стефано бросил на неё короткий взгляд.

– Да. Может быть и так.

– Так да или нет?

– Да.

– Отлично, – Джессика выдохнула с облегчением и посмотрела на часы, – знаешь, у меня ещё есть кое-какие дела… Приходи с вещами вот сюда, – она вынула из сумочки визитку и вложила ему в ладонь. – Всё, пока.

Джессика скрылась вдали, постукивая каблучками по мостовой. Стефано какое-то время смотрел ей вслед, раздумывая о том, как понимать такой уход, но потом плюнул на всё и пошёл вперёд.

Он спустился к набережной и остановился на смотровой площадке, окружённой гранитным парапетом, с которой можно было видеть и город, и океан. Вид на Сартен со стороны моря многих, кто видел это место впервые, поражал. Стены домов, смотревших на побережье, выглядывали из-за зеленого окаймления маслиновых и цитрусовых рощ, а за пределами города, окружая его полукольцом, раскинулся веер близлежащих холмов и гор. Мрачная притягательность пронзала расположение его строений – две главные улицы Сартена пересекались на Ла Порта дель Соле, образуя четыре квартала. На каждом из углов площади возвышались дома, украшенные террасами, верандами и колоннами, которые представляли собой символы всех четырех. Независимо от следов бомбардировок, Сартен предлагал и своим постоянным обитателям, и туристам разнообразные удовольствия: пожалуй, основным считалась прогулка по древнему морскому бульвару – Брезза ди Маре. Каждый вечер бескрайне долгого лета высокородные бездельники спешили на прибрежные прогулки в свете луны и наслаждались запахами деревьев и цветов – или же ели мороженое и пили свежевыжатый сок, прогуливаясь под мелодии известных арий в исполнении городского оркестра. На тесных, поворачивающих под разными углами улочках, вдалеке от центральных проспектов и от Брезза ди Маре особнякам богатых донов приходилось тесниться по соседству с базарами, мастерскими ремесленников, складами и парой сотен обителей, угодных Ветрам.

Туристы не переставали дивиться обилию монахов и священников на улицах Сартена, хотя город этот с трудом можно было бы назвать более религиозным, чем Манахату или Альбион.

Зазвонил телефон, и в первые секунды Стефано подумал было, что это сон.

Трескучий звук дискового аппарата разорвал царивший на набережной уют.

Стефано медленно повернул голову и увидел прямо рядом с собой телефон-автомат, на который до сих пор внимания не обращал. Он оглянулся, но никого рядом не было – только он и стоял рядом с кабиной

Над набережной снова раздался трескучий звон.

Стефано, ощутив внезапную дрожь в ногах, подошел и снял трубку.

– Алло… – сказал он.

– Чао, детка. Ты по мне скучал?

Голос Доминико Таскони звучал насмешливо, но всё же Стефано легко его узнал.