Текст книги "Линии ветров: Что предназначено тебе... (СИ, Слэш)"

Автор книги: neisa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА 1

Anche quando hai tute le carte in mano, la vita inaspettatamente può cominciare a giocare a scacchi.*

*Даже когда у тебя все карты на руках, жизнь вдруг может начать играть в шахматы.

 

За окнами яхты проносился величественный в своей красоте вид на северный берег Сартена. Высокие прибрежные скалы оголёнными клыками взмывали над беснующимся океаном. Под днищем звездолёта, дул сильный бриз – крылья корриеры** едва не срывали бешеные порывы.

– Босс, до приземления пятнадцать минут.

Доминико Таскони не шевельнулся. Взгляд его ещё какое-то время был устремлён на потрёпанную бумажную фотографию, на которой улыбчивый мальчишка в широких голубых плавках плескался в волнах. Неторопливо убрал фото во внутренний карман пиджака и, нажал кнопку на стеклянном столике перед собой:

– Я готов, – ровно произнёс он, – запускай шасси.

Последние месяцы капо Таскони пребывал в странном оцепенении. Не чувствовал вкуса еды, не мог заставить себя растянуть губы в улыбке. Весь окружающий мир виделся Доминико точно через мутное стекло. Он видел себя самого, выполняющего рутинные наборы действий, будто со стороны.

Доминико не мог сказать, что ему было безразлично абсолютно всё. Он достаточно привык принимать решения, которые не доставляли никакой радости, чтобы не прерывать работу и продолжать добиваться того, к чему стремился день за днём. В момент, когда жизнь Доминико надломилась как сухой тростник, он стоял в шаге от места в Капитуле – и вовсе не собирался отказываться от того, чего почти достиг.

Чувства и разум разделились в нём. Чувства уснули, подёрнулись льдом. Разум продолжал механически просчитывать лучший вариант и единственный правильный ход.

Так было, пока ещё одна сторона жизни, которой Доминико не позволял касаться никому, не дала о себе знать.

Награда за голову Аргайла была назначена почти машинально. Просто потому, что никто не смел убивать Таскони – даже Аргайл. Однако князь вырвал возможность отомстить из рук Доминико – ускользнул, отправившись на тот свет. Доминико, возможно, остался бы существовать в странном полусне, если бы полусумасшедший ромей не прибежал к его людям с известием, что Эван Аргайл ещё жив – и что он напал на след.

Доминико не хотел впутывать в дело кого-то ещё. Аргайл – Эван Аргайл – был мишенью только для него. Он отправился решать волновавший его вопрос сам. Доминико взял с собой только троих самых верных ребят.

 

Стефано Бинзотти приехал в город не так давно. Кое-кто из коллег регулярно намекал, что он и из Академии выпустился только что – но это было преувеличением. Стефано проработал в полиции уже десять лет. К тому же, Стефано академий не заканчивал никогда – из своего опыта работы в департаменте правоохранения Сардинии он был уверен, что они ему не нужны.

В Сартене Стефано провёл девять недель – и за эти девять недель успел опостылеть руководству так, что начальник департамента потихоньку начинал изыскивать способ списать его в расход.

Трудно сказать, это ли стало причиной того, что в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое июля его отправили дежурить в космопорт на Семнадцатой авеню, куда пребывал кортеж капо из Манахаты – Доминико Таскони.

Стефано о Доминико Таскони не знал ничего. Не знал и не хотел знать. Он не любил всех без исключения представителей так называемых «корсиканских семей» – члены которых ещё во времена исхода имели между собой весьма условное родство, но все прошедшие две сотни лет старались его возродить, сохранить и укрепить.

Стефано не был романтиком и не верил в то, что полиция может что-то существенно изменить. Большая часть департаментов давно уже знала членов Капитула в лицо. Был даже прецедент – правда, один-единственный – когда у секретаря Сардинской семьи пытались конфисковать картотеку, где значились имена тех, с кем он торговал. На третий день картотеку вернули назад – а полицейский, инициировавший обыск, получил новое, внеочередное звание – лейтенантские погоны сменил на сержантские, место службы поблизости от дома – на более далёкий Сартен.

И всё же Стефано корсиканцев не любил. Не любил в основном за то, что слишком много брали на себя. За то, что считали, что порядок на Корсике и в близлежащих провинциях могут и должны навести именно они.

Корсиканцы считали себя кем-то вроде Робин Гудов, тех, кто мог отбирать неправедно нажитое и распределять, как считает правильным. «Люди чести» – так они называли себя, и так же называли их в полиции с корсиканской лёгкой руки.

Стефано не поддерживал обычая и – называл корсиканцев просто бандитами. Впрочем, он был достаточно осмотрителен, чтобы вслух подобного не говорить.

Стефано стоял и курил у выхода из космопорта, прислонившись к патрульному авто, и издалека разглядывал, как заходит на посадку новенький серебристый Додж. Звездолётов, за которыми прочно закрепилась репутация корсиканских, Стефано тоже не любил – не только потому, что они корсиканские, но и потому, что они несли на себе двадцатимиллиметровую броню, которую было трудно прострелить.

– Кофе или чай? – поинтересовался, высовываясь из авто, его напарник – Габино Рамирез. Габино не повезло работать с Бинзотти ровно девять недель назад, но постепенно он начинал привыкать. Прошлый его напарник был старше самого Габино на добрых три десятка лет и ушёл на пенсию. Тот был осмотрителен и предпочитал не спешить, так что Рамирез большую часть времени проводил в отделении, разбирая бумаги – и изредка в осторожной слежке за не очень опасными преступниками.

Стефано, во-первых, такого подхода к профессии не разделял. Во-вторых, напрочь отказался признавать сержанта Рамиреза главным в паре только потому, что тот носил рядом со званием приставку «старший» и служил в Сартене на Корсике пять лет.

Рамирез пытался противостоять его напору, но выбросил белый флаг к концу четвёртой недели, однако экстремальных пристрастий Стефано не разделял и предпочитал оставаться на вторых ролях.

– Чёрный, – ответил Стефано невпопад, продолжая посасывать сигарету, огонёк которой давно погас. – Карлеоне, Капоне… Таскони… – что-то знакомое, я не прав?

Рамирез тихонько застонал.

– Я за кофе, – ответил он и, хлопнув дверью, двинулся прочь.

Стефано молча проследил взглядом за удаляющейся спиной. Он почти не сомневался, что прав. Таскони были одной из самых крупных Манахатских семей. И её представители пожаловали на Корсику на блестящем звездолёте – дело определённо не могло закончиться добром.

Заметив, что пассажиры корриеры покинули борт и направляются к таможенному порту, Стефано выплюнул сигаретку и двинулся вперёд.

Было их четверо. Шедший впереди, был одет в длинный чёрный плащ, который мог скрыть как старый добрый смит и вессон, так и не менее старую, но менее добрую австралийскую винтовку.

Конечно, Стефано понимал, что никто не станет носить такие вещи под плащом в аэропорту – но подобные небольшие детальки за милю выдавали людей этой опасной профессии с головой.

Сам владелец Доджа – то, что он был в команде главным, Стефано мог установить по тому, что тот держался на две головы впереди от остальных – был тощим, как жердь. Лицо его было чисто выбрито, а волосы, похоже, давно не стриженные, забраны в маленький куцый хвостик на затылке.

Стефано подумал, что ему пошла бы серьга – в правом ухе, само собой. Он выглядел бы как отъявленный испанский пират. При мысли об этом от живота к паху сержанта пробежала дрожь. Он торопливо отвёл взгляд и, чтобы прогнать несвоевременные мысли, представил финку Марту, которая следила за его домом и готовила ужин по вечерам. Пыл мгновенно угас.

Трое помощников корсиканца были шире в плечах. Пиджаки их были такими же бесформенными, а шляпы – низко нахлобучены на лоб.

– Так, так, так… – протянул Стефано, пристраиваясь у девушки из таможенного досмотра за спиной. Одна из сумок, которые несли корсиканцы, заползла в камеру с рентгеном – девушка, без сомнения, видела, что лежало внутри. Ноутбук, какие-то мелочи, ключи. – Что это у вас? – Стефано ткнул пальцем в небольшое уплотнение на самом дне.

Корсиканец оглянулся на коллег и пожал плечами.

– Понятия не имею. Чай?

– Надо посмотреть.

Стефано поднял взгляд и встретился с пристальным взглядом чёрными углями, глаз пригвоздивших его к стене.

– Не надо ничего смотреть, – ровно произнёс гость.

Стефано поднял брови. От взгляда незнакомца кровь его побежала быстрей, он почувствовал, как пах напрягается второй раз.

«Вот чёрт», – подумал он, пытаясь унять начавшийся шум в ушах.

– Проходите, капо, – произнесла тем временем девушка, сидевшая на стуле перед Стефано – ей, видимо, тоже было трудно дышать.

Это «капо» отрезвило Стефано в миг.

– Будьте любезны, откройте багаж.

Корсиканец продолжал смотреть на Стефано. Какое-то время он молчал.

– Вы не поняли? – наконец произнёс гость. – Я сказал, что пройду так.

– Да, сэ…

– А я сказал – вы откроете багаж, – Стефано положил руку на кобуру.

Не обращая внимания на корсиканца, леденящее презрение на лице которого понемногу сменялось растерянностью, Стефано шагнул к конвейеру и дёрнул молнию на сумке.

Корсиканец подавил мгновенный порыв рвануться вперёд и заехать ошалевшему копу по зубам – но даже теперь его эмоции читались на лице.

Стефано, стараясь не показать удовольствия, которое доставляла ему эта ярость, неторопливо перебирал вещи, оказавшиеся перед ним. То, что в сумке не было ничего криминального, он понял сразу, увидев ряды аккуратно разложенных вещей. Корсиканец небрежностью явно не страдал – даже носки лежали в отдельном пакетике в самом уголке.

Стефано вынул из сумки небольшую жестяную коробочку и, открыв, принюхался к лежавшим внутри ароматным листочкам – корсиканец определённо любил хороший чай.

Пальцы сержанта жестом фокусника скользнули за манжет рубашки и уронили внутрь коробочки пакетик зеленоватого порошка – популярного в последние годы наркотика, который Стефано всегда таскал с собой на всякий случай. Случай предоставлялся не так уж и редко...

– Плациус! – провозгласил он, торжествующе оглядывая собравшихся кругом коллег. – Все видели, что он привёз?

На несколько секунд воцарилась тишина. Затем воздух прорезал по-змеиному шипящий голос корсиканца:

– Пиччотто! Ты в своём уме? Ты знаешь, с кем ты связался, figlio di puttana***?

Брови Стефано поползли вверх.

– Оскорбление должностного лица при исполнении, – отчеканил он, – прошу проследовать за мной в отделение.

Он аккуратно опустил коробочку с чаем туда, откуда взял, и положил одну руку на кобуру, а другую на наручники, пристёгнутые к ремню.

Секунду корсиканец оставался неподвижен, затем лицо его исказила злость. Он рванулся бы вперёд, если бы один из спутников не положил руку ему на плечо.

Потянув капо на себя, он что-то торопливо зашептал ему на ухо. Стефано расслышал только «шеф» и «домой».

Лицо корсиканца стало похоже на профиль хищной птицы, пикирующей на добычу, но он вытянул руки перед собой.

Стефано вообще-то не видел необходимости в наручниках – но при виде плоских аккуратных запястий с выпирающим бугорком косточки не устоял. Определённо, наручники на корсиканце должны были смотреться очень хорошо.

Он ловким движением защёлкнул замок – напоследок, не удержавшись, скользнул пальцами по бугорку и невольно отметил, что кожа корсиканца была ледяной.

– Следуйте за мной, – повторил он и подтолкнул корсиканца в бок.

Габино, стоявший поодаль с двумя пластиковыми стаканами, подал знак, что его можно не ждать.

«Трус», – отметил Стефано и двинулся вперёд.

 

 

** небольшое быстроходное судно

*** сукин сын

 

ГЛАВА 2

Капо Таскони нервничал.

Не столько потому, что опасался за себя и свою судьбу, сколько потому, что всё происходящее напоминало фарс.

В десятке миль, на окраине Сартена, его ждал человек, который знал, где находится Эван Аргайл. Ещё час назад ничего, кроме лица отставного князя, не было у капо в голове. Он живо представлял, как выдавит глаза этому скотту, который нарушил состоявшийся между ними уговор.

Аргайл должен был улететь из Манахатты. Аргайл должен был исчезнуть из жизни Доминико Таскони навсегда. И, наконец, Аргайл должен был благодарить Доминико за то, что тот не пришил эту шлюху, которая создавала столько проблем.

Всё время дороги в полицейский участок Таскони почти инстинктивно прижимал к груди пальто там, где находился внутренний карман – там, где лежало фото сына. Единственное, что он позволил себе взять в дорогу в напоминание о нём.

От Пьетро осталось немного вещей. Дома тот бывал редко и с тех пор, как завёл новых друзей, казалось, напрочь потерял интерес к семье. Могло показаться – но Доминико знал, что это не так.

Пьетро любил отца. Любил двоюродных братьев и сестёр. Любил всё, что было связано с именем Таскони.

Он всю жизнь просил отца, чтобы тот взял его в дело, позволил учиться у него. Он хотел быть личным эмиссаром отца – каким когда-то сам капо Таскони был для дона Порнаццо. Пьетро грезил этой судьбой. Но Доминико не хотел, чтобы его сын провёл жизнь так же, как он.

Сейчас Доминико не мог не винить себя в том, что оттолкнул сына, которого так любил.

– Povero, povero ragazzo*… – прошептал он и вздрогнул, услышав голос копа, сидевшего за рулём:

– Ещё раз назовёшь меня так – и я сделаю из тебя решето, а в участке скажу, что таким и нашёл.

Доминико рассеянно посмотрел на сержанта.

Коп в самом деле был ещё мальчишкой. Конечно, он был старше Пьетро, и Доминико, которому едва исполнилось сорок, вряд ли годился бы в сыновья. Но Доминико он казался глупым и молодым. Таскони догадывался, что творится у чёртова молокососа в голове. Другой на его месте мог решить, что коп попросту хочет отличиться – но Доминико достаточно хорошо знал подобный тип людей, чтобы понимать – стремление к славе ни при чём. У мальчишки, сидевшего за рулём, зудело в голове. Он хотел навести порядок во всём. Хотел справедливости для всех.

Из таких выходили неплохие убийцы – если они выучивались служить, делать, что им говорят. Чаще такие умирали, так и не добившись ничего.

Работа в полиции была для них тупиком. Разумеется, Доминико не собирался обсуждать это с копом, которого едва знал. Сейчас ему было попросту не до того.

«Мариано обещал адвоката», – напоминал себе Доминико, – нужно просто подождать, пока он предупредит Сартенских родных».

Капо откинулся на спинку кресла и равнодушно задрал нос.

Он не видел, как Стефано прищурился – высокомерие было одной из черт, которые в корсах раздражали его особенно. Здесь, на планетах с жарким климатом, обилием гор и морей, где селились беженцы из стран южной Европы, даже он, урождённый сицилиец, иногда чувствовал себя как – второй сорт.

Корсы заправляли всем. И сицилийцы, как и все, прогнулись под них в конце концов. А Стефано никак не хотел быть в собственном городе дерьмом. Не для того он надевал значок.

Он крепче стиснул руль, и какое-то время они ехали молча – корсиканец не испытывал потребности заводить разговор. Стефано выжидал, когда, наконец, ситуация окажется в его руках.

Ждать оставалось недолго – лишь до тех пор, пока они не переступили порог участка.

Никто не обернулся к вошедшим – корсиканец прилетел издалека. Если что-то и могло выдать в нём принадлежность к мафиозной семье, то только бронированный додж, оставшийся стоять на посадочной полосе.

– Сюда, – Стефано без особой вежливости подтолкнул задержанного в плечо, и дверь кабинета закрылась у них за спиной.

Таскони задумчиво разглядывал кирпичные стены, не знавшие штукатурки, и лампочку, висевшую над потрескавшимся столом.

– Первый раз в наших краях? – поинтересовался коп.

Доминико опустил задумчиво-равнодушный взгляд на него.

– Что тебе надо от меня? Я ничего не совершал. Плациус не мой, это ты знаешь, как никто другой.

– Продолжаете хамить, сеньор Таскони, – Стефано усмехнулся и, по дуге обогнув арестанта, толкнул его вперёд так, что тот от неожиданности чуть не рухнул на пол, едва успев опереться о стол.

Тихонько выругавшись, Доминико замер в той позе, которая требовалась от него – слегка наклонившись вперёд. Стефано ударил ногой ему под бедро, заставляя чуть расставить ноги, и принялся методично ощупывать сверху донизу.

– Не поздновато для обыска?

Стефано не собирался отвечать. Самоуверенная наглость корсиканца продолжала его раздражать, и в то же время прикосновения к поджарому телу, мгновенно напрягавшемуся под тонкой тканью плаща, доставляли ему кайф.

Он провёл руками по бокам Таскони и подумал, что неплохо было бы содрать с него плащ. Снял наручники с арестованного и поколебался – это не совсем разрешал устав – а потом рванул верхнюю одежду корсиканца на себя.

Корсиканец выругался ещё раз. Вместе с тканью полетело на пол содержимое карманов – пачка дорогих сигарет, золотая зажигалка и фото какого-то мальчишки, плескавшегося в морских волнах в одних трусах.

Стефано вдруг накрыла такая злость, какой он не испытывал уже давно. Он не помнил, когда приближался к морю без мигалки в последний раз.

– Любишь потрахать мелких шлюшек в зад?

Доминико вздрогнул. Взгляд его упал на фото, и рука инстинктивно потянулась поднять его с пола.

В следующую секунду по локтю пришёлся такой удар, что Таскони едва не взвыл.

– Двигаться не разрешал! – рявкнул сержант.

– Faccia di stronzo**, – выплюнул Таскони, но ответом ему был ещё один удар – дубинкой под зад.

Коп был прав. Никогда ещё с Доминико Таскони не обращались так. Злость заполнила его целиком. Он рванулся, намереваясь вывернуться и нанести ответный удар, но сержант легко перехватил его руку и вывернул так, что Таскони все-таки взвыл.

– Ты, корсиканская дрянь, – прошипел коп в самое его ухо, – будешь жрать моё дерьмо. Хочешь, научу тебя сосать?

Дубинка Стефано прошлась по внутренней стороне бедра Таскони и уткнулась ему под самые яйца. На секунду оба замерли, совершив два удивительных открытия – причём каждый совершил своё.

Доминико с удивлением обнаружил, что член копа упирается в его откляченный зад. К тому же этот самый член ёщё и агрессивно подрагивал, явно требуя, чтобы хозяин сделал что-нибудь для него.

Однако и Стефано открыл кое-что новое для себя – корсиканец тоже был возбуждён.

Оба молчали.

Стефано облизнул губы. Он представил вдруг, как это будет сладко – насадить на себя проклятого члена корсиканской семьи. Унизить его, втоптать в дерьмо – как он только что и обещал. Дыхание его стало быстрей. Ухо Таскони оказалось так близко, что казалось: достаточно качнуться вперёд – и можно будет коснуться его губами. Сам не зная зачем, Стефано так и поступил – зубы его впились в маленький кусочек белой плоти, и корсиканец издал стон, больше похожий на рык.

– Я трахну твой труп, долбаный коп… – выпалил он и тут же заорал, когда пальцы Стефано стиснули его член.

– Сначала вылижешь меня с ног до головы, – прошипел сержант и подцепил зубами кожу чуть ниже мочки.

Корс тяжело дышал.

– Сука… – процедил он, но от этого жар в паху у Стефано стал только сильней.

Коп рванул ремень корсиканца, так что свободные брюки сползли по тощим ногам. Зад у Таскони был поджарый – и белый. Стефано предпочитал покруглей. Но когда он задрал вверх чёрный свитер, то вид мускулистого треугольника спины компенсировал всё.

– Давай, детка, поплачь для меня, – прошипел он.

Двумя руками Стефано взялся за половинки белой задницы. Развёл их в стороны и, прицелившись, плюнул на щель. Подхватил дубинку, брошенную рядом на стол – на секунду в его голове проскользнула мысль, как только корс не дотянулся до неё – и провёл её кончиком по маленькой щёлке, наверняка не знавшей прикосновения мужчин.

Корс тяжело дышал. Он больше не пытался сопротивляться и даже перестал хамить, когда Стефано с усилием надавил на сжавшееся очко.

– Хочешь о чём-то меня попросить? – спросил Стефано, зачарованно глядя, как неохотно расступаются стенки и тут же смыкаются вновь.

– Урод.

– Окей, детка, – Стефано убрал дубинку и одним резким движением вошёл. Самого его пронзила боль, и на секунду он почти пожалел о том, что только что натворил – но затем стенки ануса запульсировали, принимая его, и Стефано прогнулся, наслаждаясь телом, оказавшимся под ним. Он провёл ладонью по гибкой спине корсиканца, а затем резко надавил, заставляя того уткнуться носом в стол.

Корсиканец дёрнулся, пытаясь вырваться, но не смог – не давая ему опомниться, Стефано бешено задвигался в нём.

Доминико закусил губу. Лицо его раскраснелось. Он чувствовал себя растоптанным, уничтоженным, полным дерьмом – и в то же время ему вдруг стало легко.

Ничего больше не зависело от него. Раскалённый поршень таранил его зад, вызывая волны боли, перемежавшейся с удовольствием. Само по себе это было бы не так уж приятно – если бы не примешивающееся к этому чувство, что он не решает ничего. Если бы не горячая рука, гулявшая по его спине, то и дело оглаживающая ягодицы – и тут же выдававшая увесистый шлепок. Доминико уносил ураган, которого он никогда раньше не знал – ураган унижения и сладкого восхищения, ураган оскорблённого достоинства и разгоравшейся страсти, наслаждения и боли, ненависти и презрения, и – желания ощутить ещё один толчок.

Он задвигался навстречу – но понял это лишь тогда, когда услышал голос копа у себя за спиной:

– Корсиканская шлюшка. Всегда мечтал вставить такому в рот.

– Дрянь… – выдохнул Доминико и тут же вскрикнул, почувствовав особенно острый удар.

Рука его скользнула вниз и принялась ласкать стоящий колом член, но коп тут же остановил его – и дёрнул руку назад, заставляя прогнуться и почти что приникнуть к его груди спиной. Новый болезненно-сладкий толчок выбил все мысли у корсиканца из головы, а затем он увидел голову копа у себя над плечом.

– Ты же не думал, что отделаешься так легко?

Коп дёрнул другую его руку назад, и Доминико услышал щелчок наручников – руки его оказались заведены высоко над головой и пристёгнуты одна к другой.

Стефано толкнулся ещё раз, а затем накрыл член корсиканца рукой – но даже не думал радовать его. Он сгрёб его вместе с яичками и стиснул до боли, так что тот начал стремительно опадать.

– Выродок… – вырвалось у Таскони.

– О да, – Стефано толкнулся ещё раз и кончил в него.

Оба замерли, тяжело дыша. Таскони чувствовал, как ярость неудовлетворённого желания заполняет его. До него ещё не дошло целиком, что только что произошло.

Стефано продолжал стоять у него за спиной. Он-то как раз начинал понимать. Понимать, что на этот раз – по любым меркам – слишком далеко зашёл. И в то же время о том, что ждёт его впереди, думалось с трудом. Тело в его руках было горячим, и его не хотелось отпускать. Он необычайно остро осознавал, что удерживает корса – и от этого наполнявший его жар ощущался только острей.

– Хочу тебя ещё… – прошептал он в самое ухо корсиканца, продолжая все так же удерживать того под живот.

У Доминико не было ответа. Он пытался выдавить из себя ругательство, пытался вспомнить какую-нибудь угрозу – но в то же время и сам понимал, что любые слова сейчас будут ложью. Он хотел. Тоже хотел испытать это ещё раз.

– Ублюдочный коп… – это было все, что он смог сказать.

– О да… – Стефано выпустил его и отступил назад. Он рывком натянул брюки обратно на поджарый зад, затем накинул на плечи корсиканца плащ. Двумя быстрыми движениями привёл в порядок себя и подтолкнул Таскони к выходу – заниматься допросом он сейчас не мог. Нужно было разобраться в том, что только что произошло.

Молча они миновали общий зал. Стефано захлопнул дверь камеры у Таскони за спиной и поспешно скрылся за поворотом коридора.

Таскони попытался сесть – но не смог. Изнутри всё тело раздирала боль. И до него тоже понемногу начинало доходить, что только что произошло. А ещё – впервые за тот год, что прошёл после гибели Пьетро – ему показалось, что он живой.

 

* Бедный, бедный мальчик

** Ублюдок, говнюк

 

ГЛАВА 3

Тюрьма города Сартена – столицы провинции Земного Содружества Корсики – стояла на самой обочине городской черты, зажатая широкой массивной магистралью, ведущей к бетонной автостраде, и рядами плохоньких домишек, где ютились те, кто не мог платить за хорошую квартиру, и фасадом обращённых к отвесному карнизу, уходящему в море.

Такой дом и снимал Стефано Бинзотти.

Стефано, прибывший в город не так уж давно, не знал другого места, где наравне с морем можно было бы встретить столько рек и озер – и другого города, где можно было увидеть столько космопортов, аэропортов, морских гаваней и железнодорожных путей, он не знал. Сартен походил на гигантский клубок перепутанных транспортных жил, покрывавших Корсику и ближайшие планеты, связывавший этот пучок с линиями Ветров.

В самой южной точке этого клубка – на юго-западном побережье озера Гарда – располагался железнодорожный вокзал, от которого город разрастался на протяжении двух веков, чтобы в конце концов стать самим собой.

Деловой центр клубка находился в восточной части, и с лёгкой руки первых корсиканских семей, обосновавшихся в Сартене, получил название «Луп». Как и первый, земной Луп, от остальной части города он был отделён линией наземного метрополитена, двумя концами упиравшейся в озеро. А к югу от Лупа располагался один из самых неприглядных районов Сартена – район скотобоен и мясокомбинатов, распространявших запах свежего и не очень мяса далеко вокруг. Земля здесь пропиталась кровью и нечистотами на несколько метров вглубь – причём каждый работник Управления хорошо знал, что резали на ней не только свиней.

В южной части Сартена вырос промышленный район – самый крупный на Корсике центр чёрной металлургии. Тут же было сосредоточено большинство предприятий машиностроительной и химической индустрии. Здесь стоял и самый старый на Корсике тракторный завод «МакКормик».

Луп вобрал в себя крупнейшие банки, правления трестов и корпораций. Те, кто владел Лупом, жили к северу – за рекой Потенцей, на «Золотом берегу». Здесь Стефано бывал по работе так же часто, как в районе скотобоен – хотя эти два места так мало походили друг на друга, что трудно было поверить, что находятся они в одном городе. Здесь, на Золотом Берегу, располагался один из самых богатых районов не только Сартена, но и Корсики вообще.

Насыпное побережье озера занимал прекрасный парк, параллельно озеру тянулся Гарда-Авеню, широкий проспект, а далее шли многочисленные улицы, с востока на запад пересекаемые другими, перпендикулярными им, точно отмеренными по линейке.

Юг города облюбовали различные национальные общины – начиная от ирландцев, которые по большей части не желали возвращаться на Альбион, и заканчивая выходцами из Латинской Америки старой Земли.

Когда девять недель назад Стефано выбирал себе жильё, перед ним лежали три варианта домов, которые он мог позволить себе оплатить: дюплексы у скотобоен, которые предстояло делить с какой-нибудь жизнерадостной китайской семьёй, комнаты на вторых этажах малодоходных магазинчиков в Саутсайде – или небольшой и вполне чистенький домик рядом с тюрьмой. До участка от него ехать было не слишком далеко – и после недолгих колебаний вопрос был решён.

Теперь Стефано, едва успевший на несколько часов прилечь на кровать, чтобы снова проснуться по звонку будильника ближе к девяти утра, сидел на небольшой веранде, потягивая водянистый кофе, и смотрел на тюрьму.

Её корпуса тянулись с севера на юг и выглядели уныло, как всё вокруг. За высокими стенами располагались три грязных, обшарпанных тюремных блока. Посреди центрального двора из-за стены виднелись обломки, бывшие некогда статуей Мадонны. Со всех сторон их окружали смоковницы, за которыми никто никогда не ухаживал, но которые, тем не менее, слегка оживляли серый каменистый пейзаж.

Стефано находил некое извращённое удовольствие в том, чтобы каждое утро смотреть на тюрьму, в которой, он точно знал, у него было нескольких знакомых – не слишком, впрочем, любивших его. Ему нравилось думать, что несколько мешков, набитых дерьмом, считавших ещё недавно, что они могут вершить чужую судьбу, теперь спят на нарах, а по утрам выходят во двор в полосатых робах – и, может быть, видят его.

Со стихией нельзя бороться – он понимал. Но каждый новый преступник, оказавшийся здесь, в тюрьме, был маленьким кирпичиком, который Стефано закладывал в здание своей неосуществимой мечты.

Стефано поморщился, сделав очередной глоток безвкусной дряни, которую бакалейщик, должно быть, разбавлял песком. Не глядя опустил руку на стол и подцепил двумя пальцами свежий выпуск газеты, которую ему почти бесплатно приносил мальчишка по утрам – «Illustrated Daily News». Газета была уже и короче, тех, к которым Стефано привык в Сардинии, но мальчишка говорил, что за такими будущее. «Таблоиды» – так он их называл. Газета изобиловала фотографиями знаменитостей, трупов, едва одетых молодых женщин – и потому, видимо, имела большой успех. На первой полосе красовалось фото девушки, стоящей в зале суда в блузе, расстёгнутой до самого живота. Заголовок рядом гласил: «Наследница без копейки в тюрьме за мошенничество».

Стефано поморщился и перевёл взгляд на другую полосу. Здесь новости были не лучше: «Полицейский убит, четыре бандита пристрелены», «Очаровательная девушка имела трёх любовников», «Глава мафиозного клана арестован за провоз несанкционированного багажа».