Текст книги "Мертвыми руками по клавишам судьбы (СИ)"

Автор книги: Недочасовщик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Пролог. ==========

Небольшой особняк недалеко от центра города погружен во тьму. Ни в одном окне не горит свет. И лишь звуки, похожие на пение ангелов, степенно сотрясают его стены.

В просторном холле на первом этаже, сидя за фортепиано, дарит окружающему его маленькому миру электрические разряды нот молодой человек.

Тонкие, изящные бледные пальчики скользят по клавишам, рождая музыку в абсолютной тишине. Большие глаза прикрыты, словно их обладатель переживает нечто блаженное. Если же он их откроет, зал озарится светом двух кристально чистых голубых огней. Но нет. Да и для такого сияния нужен свет, который будет в этих огромных глазах отражаться.

Но его нет.

В этой музыке достаточно красок, да и чувств достаточно. И нигде нет преувеличения. Ни одной ошибки, ни одной оплошности.

Звуки, что льются тихой рекой, заставляют трепетать что-то внутри. Возможно сами души слушателей готовы залиться слезами от всей той тоски, что проскальзывает в воздухе.

Но сегодня никто не услышит этого потрясающего воображение искусства. Сегодня ни одна душа не осознает, насколько печален весь мир.

И сердце музыканта отстукивает мерный ритм. Бьется тихо, холодно и невыносимо медленно. Оно нестерпимо спокойно.

И никто, кроме музыканта не может растопить этот пульсирующий кусочек льда в его груди. Никто.

Я в этом абсолютно уверен.

Потому что этим гением являюсь я сам.

***

Мое имя Ария, я омега, мне шестнадцать лет. Друзья зовут меня Ари, но делают это довольно редко. Просто этих самых друзей у меня нет.

Так вышло, что я не хожу в школу и никогда не ходил. Учусь я дома, а из этого самого дома почти не выхожу.

Родители постарались вырастить меня культурным образованным человеком, которому неведомы ужасы мира за стенами собственного дома.

Я только иногда выхожу. Когда нужно добраться до концертного зала. Я музыкант. Пианист, если быть точным. И весьма хороший.

Ну что мы все обо мне, да обо мне? Я наверное уже приступлю к своему рассказу.

Итак, начнем с того, как однажды после концерта я был вынужден возвращаться домой без водителя и без машины. Короче говоря, шел пешком по темному городу.

Не знаю, отчего меня вдруг потянуло в магазин. В дорогую кондитерскую. Вот передо мной стеллажи с дорогущими сортами шоколада. Я подхожу к витрине и прошу у милого омеги по имени Клаус двести грамм с миндалем, сто с острым перцем и двести с сухофруктами.

Омега улыбается и лезет на верхнюю полку стеллажа, чтобы достать мой заказ. Должен признать, что выглядело это деиство весьма забавно. Омега был хрупким и низеньким, с уже довольно заметным животиком, ему приходилось вставать на табурет, чтобы дотянуться до верхних полок. Эх, счастливый, однако, малый. Я задумался о чем-то совершенно неважном, на секунду выпадая из реальности.

И тут хлопок. Сильный и слишком громкий. Уши в миг заложило, к ним рефлекторно подлетели ладони, а из легких вырвался вскрик. Где-то совсем рядом разбилось стекло.

В довольно просторный зал через главный вход проникли трое человек. Они все были в черном и, кажется, вооружены.

Я испугался. Прыгнул и перемахнул через прилавок, чуть не налетев на Клауса, который во всю трясся от страха.

– Это ограбление! Всем на пол! Двинетесь, я вам головы проломлю!

Это орал человек, стоя в центре зала и размахивая пистолетом.

– Н-нас убьют…

Я сам не сразу услышал жалобный голосок под боком. Это был Клаус. Я бы мог просто сказать ему заткнуться, но все усложняло то, что омега был в положении и не мог переносить стрессов.

– Ш-ш… Тише. Все хорошо. Приедет полиция и нас вытащат. С вами все будет нормально.

Я не помню, сколько прошло времени перед тем, как до ушей кроме шороха и грохота донесся громкий голос.

– Здание окружено! Вам некуда бежать! Сложите оружие и сдавайтесь!

Вещал какой-то полицейский, стоя на улице, прикрываясь от возможных попаданий бронежилетом и дверью автомобиля.

– Хера с два! Мы выйдем отсюда и уедем! Если вы не выполните наши требования, мы начнем убивать заложников!

Вот тут мое сердце окончательно провалилось в пятки. Его теперь оттуда не вернуть.

– Тащи первого! – прорычал альфа, которого я заметил первым. – Давай того!

Я не знал, куда он указал и был уверен, что на меня, но нет же. Жизнь вообще сегодня решила поиздеваться.

– Н-нет… Прошу вас, не надо!

А я держал кричащего Клауса за руку. Этот человек-гора перехватил паренька поперек талии и тянул куда-то в сторону.

И знаете, что? Я не смог так просто на это смотреть. Я бросился на альфу с отчаянным визгом.

– Убери от него лапы, тварь!

Все же не чужой человек. Тем более в таком положении. Ну уж нет. Пусть лучше мне достанется.

Кажется я укусил того альфу за руку. Ему наверное было больно. Он что-то прошипел, схватил больно за волосы, потянул и бросил на центр зала, когда до него довел.

Я сильно приложился головой, перед глазами все поплыло.

– О, это ж та звездочка, которую по ящику показывали. Его убивать не будем.

Они производили впечатление наитупейших существ на Земле, но меня тогда это мало волновало.

Только я начал дышать ровнее, как почувствовал на правой руке, что лежала ладонью вниз перед моей же головой, холод. Меня потянули за волосы, заставляя смотреть вперед.

Где-то далеко была стеклянная дверь в заведение, за которой светились огни полицейских мигалок, а совсем рядом острый, гравированный нож поставлен вертикально, упираясь острием в мою руку.

– Н-нет, прошу, умоляю вас…

Я почти плакал. Но больше боялся. Такого дикого страха я не испытывал никогда в жизни.

– Ой, какие мы сразу шелковые… Это научит тебя хорошему поведению.

Кисть пронзило искрой боли, жгучей и тягучей, сильной, нестерпимой. Я кричал сквозь слезы, пытался вырваться, но кто-то слишком сильно держал мои волосы и шею.

Тонкое лезвие, войдя полностью, начало вращаться, разбрызгивая кровь, которой и так было много.

Я не чувствовал руки от локтя. Я просто хотел, чтобы это закончилось.

Крики стали хрипом, мольбы утихли. Я ждал. Я просто ждал. Медленно закрывая глаза.

– Эй, звездочка, кто разрешил отключаться?

Кажется меня подняли над землей, чуть ли не сдирая скальп. Голова болела адски.

По щекам, мешаясь со слезами, течет кровь. Когда нож дошел до скул? Когда начал крошить губы? Что вообще происходит?

Что со мной делают?

Я потерял сознание из-за боли, а может это была защитная реакция организма…не знаю точно.

Помню, как до слуха доносились голоса, выстрелы, потом сирены, потом снова голоса, но на этот раз печальные. Чьи-то крики и чей-то до боли знакомый ровный низкий голос…

А теперь только писк аппаратов и запах лекарств. И желание никогда больше не просыпаться.

Комментарий к Пролог.

Так-с…что я хотел сказать… А!

Так вот, одну главу для разогрева ваш автор уже осилил, значит с остальной историей пойдет легче.

Я предупреждал, что заявку вывернул на изнанку.

≥﹏≤

========== 1. ==========

Чьи-то возмущенные крики резали слух. Я почти не чувствовал свое тело, лежа на чем-то, что напоминало кровать. Мягкую такую.

–…а я говорю, чтобы ему сделали операцию! Это мой сын!

Отец? Стоп. Он же в Японии на конференции… Что он здесь делает?

– Я понимаю вас, но риск летального исхода слишком велик. У вашего сына с рождения слабое сердце. Он может не перенести…

Глаза не хотели открываться, им словно что-то мешало.

О чем они говорят? О ком? Это обо мне? Тогда зачем мне…

– Алан, перестань. Подумай об Ари. Ему сейчас нужно очнуться, потом курс реабилитации, а потом, если понадобится, визиты к психотерапевту.

– Мой сын не шизофреник какой-нибудь! Когда очнется, сам согласится на операцию.

После этих слов слышу хлопок. Словно кто-то сильно толкнул дверь. А дальше тишина. После нескольких попыток открыть глаза решаю, что пока не стоит напрягаться и проваливаюсь в сон.

Я пришёл в себя, как мне сказали, на следующий день. Никто меня не навестил, никто. Даже родители не пришли. Может их голоса мне тогда предвиделись? Я же в бреду валялся или как там это состояние называется…

Когда я очнулся, первым, на что я посмотрел, была моя правая рука. В гипс были воткнуты штифты, больше напоминавшие иглы. Тонкие и холодные на вид. Как я не старался, не мог пошевелить даже пальцами.

На моем лице все время была повязка, так что держать глаза открытыми долго было затруднительно. Конечно я переживал. Я думал, что же там такое, но посмотреть не мог, так как врачи, ссылаясь на неокрепший организм и немного нестабильную психику, запрещали вставать и подходить к зеркалу в коридоре. На самом деле я знал, что скорее всего это мой папа постарался. Он работает заведующим сетью больниц, так что любое его желание – закон.

Сам он тоже не приходил. На визит отца я не надеялся. Для него было по-настоящему важно только то, что я пропустил выступление, за которое должны были заплатить весьма солидную сумму.

В этой больнице было нереально скучно. Хотелось поскорее уехать домой и сесть за инструмент. Может придет вдохновение написать что-нибудь новое. Да… Так я думал первые пару дней.

А как-то вечером ко мне в палату заглянул альфа в белом халате и очках. Вслед за ним в комнату проник приятный запах хвои.

– Здравствуй, Ария.

Говорить было немного больно. Губы сильно саднили, а рот от каждого слова как будто по швам расходился. Так что в ответ на добродушную улыбку альфы я только медленно кивнул.

– Как у тебя дела, Ари? Чувствуешь себя нормально?

Снова кивок.

– Я твой лечащий врач. Меня зовут Марк. Если станет плохо или чего-нибудь захочешь, то можешь смело меня звать.

Соглашаюсь. Ладно, пусть так будет. Тем более он выглядит довольно… мило, что ли…

– Знаешь, тебе очень повезло. Вас с той омегой быстро вытащили из того ужаса. Он, кстати, уже выписался. Поступил к нам с легким испугом, а его муж такой разнос устроил… А тех уродов ждет суд.

Хорошо. И что Клаус в порядке – тоже отлично.

– Так, сейчас тебе сменят повязку на лице, а потом, если ты не против, я еще раз зайду.

Я кивнул в последний раз и проводил Марка взглядом, когда он выходил из палаты.

Мне меняли повязки дважды в день. И всегда Марк отсутствовал. Я даже начал думать, что он почему-то не хочет видеть мое лицо, но быстро отбросил эту мысль. Я всегда производил хорошее впечатление, так что могло измениться теперь?

Засыпал я с легкой улыбкой на лице. Марк дарил то, что люди называют счастьем, общением, вниманием. Я надеялся, что он такой добрый не только потому, что ему платят за сидение со мной.

Я даже начал сожалеть о том, что скоро мне придется уехать. И вот тот самый день наступил.

– Хорошие новости. Ты сегодня выписываешься.

Марк переступил порог палаты с его вечной улыбкой на лице.

– То есть как?

Я не верил. Проведя в больнице две с лишним недели, я наконец-то поеду домой.

– Я сейчас все сниму, потом помогу собрать вещи.

Сегодня от него пахло не так, как обычно. К запаху хвои примешивался тонкий аромат меда и ванили. Было слишком сладко, чтобы не заметить.

Когда фиксирующий бинт спадал с запястья, я решил полюбопытствовать.

– Как его зовут?

– Мир.

Я улыбнулся. Альфа светился, как новая монетка. Нашел любовь, как-никак. Я думал о том, что сам чувствую к нему, но, как и он, видел в нас просто друзей. Нет. Я еще поищу.

– Ари…

– А?

– Тебе же сказали, что у тебя с рукой?

Я отрицательно замотал головой, почему-то боясь посмотреть на собственное запястье.

– Ничего страшного, выглядит совсем обычно.

Ну что это за успокаивающий тон? Мне это не нравится.

– Попробуй пошевелить.

Я медленно повернул руку и немного согнул в запястье.

– Так, теперь пальцами по очереди.

Я пошевелил.

– Ари? Ты слышал? Пошевели пожалуйста пальцами.

И вот тут мое сердце ушло в пятки. К горлу подступил ком из слез.

– Я… уже.

– Так…

Я все же опустил взгляд на руку. Еще перевязанная ладонь и все пять пальцев совершенно целые. Только…

– Чувствуешь?

Марк по очереди согнул каждый. Медленно, постоянно останавливаясь, а я сидел и обливался слезами.

– Н-нет. Я… почему? Почему я ничего не…

Я сорвался на крик. Мне в один момент сделалось в сто раз хуже. Не чувствую. Ничего, абсолютно ничего…

– Частичная потеря чувствительности. Я этого опасался.

Это бормотал себе под нос в один миг посерьезневший Марк, вводя мне успокоительное.

– Эй, Ари. Перестань. Это лечится. В твоем случае еще можно…

– Как… Сколько времени это займет?

– Ну, по моим подсчетам лет через пять твоя ручка будет двигаться совершенно свободно.

Я на секунду умер.

– Как… как пять лет? Я же не могу столько…

– Это не страшно, поверь. Со временем все образуется.

– Я же… музыкант. Как я буду…

И снова рыдания. Слезы намочили повязку на лице и коже было неприятно липко.

Так вот, о какой операции говорил отец. А может и не говорил…

– Я… Я сожалею.

Меня обнимают, гладят по голове, что-то говорят. Я не слышу ни одного слова. В голове бьется единственная фраза.

«Я не смогу больше играть.»

Даже если я вылечусь, чтобы вернуть утраченный навык потребуется еще лет шесть…

Слишком долго.

– Ари. Я сейчас сниму повязку с твоего лица.

Как-то отстранено киваю. Для меня сейчас это незначительно.

Кожа получает дозу кислорода. Я наконец могу утереть слезы.

А напротив лицо Марка. Чуть ошарашенное, удивленное и немного испуганное.

– Что такое?

– Ты только… только не волнуйся, хорошо?

Что такое? Что у меня с лицом? Еще этого не хватало. Что там? Шрам от пореза остался? Плевать. Исчезнет через какое-то время. Нет. Все не так.

Судя по его реакции, все намного хуже.

– Дай пройти!

Я вылетаю из палаты и несусь к зеркалу, что было от двери в нескольких метрах. Эти метры показались мне невероятно большим расстоянием. Пациенты смотрели на меня со страхом, когда я проходил мимо. Кто-то-де предпочитал просто отводить взгляд.

И вот, наконец, оно. Стою напротив гладкой поверхности и не могу найти в себе силы открыть зажмуренные глаза. Мне слишком страшно. Я не хочу…

Но глаза открыть приходится.

Я падаю на колени и отползаю на пару десятков сантиметров.

Из-за зеркальной стены на меня огромными, расширенными от немого ужаса глазами смотрел мальчик шестнадцати лет. А его лицо… Я помню его таким красивым, а теперь… Вместо пухлых розовых губ две красные неровные полосы в сеточку из шрамов, вместо аккуратненького острого носика перекошенное неведомое что-то, а вместо матовой нежнейшей кожи месиво из шрамов и кривых рубцов на местами красном фоне.

Ужасен.

Я ужасен.

Я сидел на полу напротив зеркала и плакал, не трудясь утирать слезы. Сейчас не хотелось ничего.

Просто оставьте меня одного. Нет. Просто убейте. Я так не хочу.

Мимо проходили пациенты и те, кто пришел их навестить. Они не обращали на меня особого внимания, да я и не хотел, чтобы меня замечали.

А меня же так никто и не навестил. Ни разу. И теперь я понимаю, почему. Даже собственным родителям я противен.

Ожидаемо.

Вот какой-то альфа идет по коридору в мою сторону. Он держит за ручку хрупкого мальчика омежку. Они подходят ближе, глазки маленького человечка смотрят в упор. Ребенок шарахается от меня и начинает плакать, а его отец пытается его успокоить.

Я тоже рыдаю. Да, слезы еще не кончились.

Теплые руки обнимают за плечи, поднимают, ведут в палату.

И вот я сижу на кровати. Еще одна доза успокоительного, и я немного прихожу в себя.

Рядом на стуле сидит Марк и разглядывает что-то на моем лице.

– Можешь уйти. Я не держу.

Я отвернулся от него, не желая давать поводов для проявления отвращения.

– Ну что ты такое говоришь? Я позвонил твоим родителям, за тобой скоро заедут и отвезут домой. Все будет хорошо.

Я не верю. Не верю и все.

– Пластику можно сделать?

– Нет. Велик риск. Ты можешь не перенести наркоза.

– Все ясно.

Да, мне все понятно. Я урод. Я не могу играть. Я болен, и наверное мертв.

Отныне я просто живой труп.

========== 2. ==========

Комментарий к 2.

Извиняюсь за задержку.

Вечером того же дня за мной приехала машина. Выходя из больницы под проливной дождь, держа небольшую сумку с вещами в руке, я ожидал увидеть родителей, но ошибся. У входа стоял только мой водитель. Тот, которого я отпустил на день рождения брата пару недель назад.

По мне нельзя было сказать, что я погрустнел, не обнаружив родных. Мое лицо не выражало эмоций. Зачем, если на него никто не может смотреть без отвращения?

Сидя на переднем пассажирском сидении, я слушал, что мне говорил водитель. Его, кстати, звали Сэм. Бета тридцати лет. Человек надежный, пунктуальный, общительный и внимательный.

– Ваш отец купил вам квартиру в центре. Все вещи перевезены. Не хотите куда-нибудь прокатиться?

Я отрицательно мотнул головой. Куда я такой пойду? Да и лицо прикрыть нечем. Нужно будет поискать дома шарф или…

– Маску. Проедемся до торгового центра?

– Конечно.

Бета кивнул, не отрывая глаз от дороги. Он всегда был очень ответственен на дороге, но сейчас в этой внимательности прослеживалась фальшь.

Мы остановились на парковке перед большим торговым центром. Я какое-то время молчал. Я думал.

– Сэм? А можешь сходить без меня? Купишь какую-нибудь маску простую. Только чтоб на все лицо и только глаза открывала.

– Хорошо. Вы подождете здесь?

– Да. Куда я денусь?

Бета ушел, закрыв двери машины и оставив меня одного. Я залез поглубже под капюшон толстовки и сложил перед собой руки, перебирая пальцами левой пальцы правой. Так странно. Вроде совершенно здоровая рука, а двигаться не может.

К глазам снова подступили слезы. Я просто сидел в машине и плакал, все чаще возвращая мысли к своему лицу, а после и к руке. Это же на всю жизнь. Если руку еще можно подлатать, то с лицом ничего не сделать. В противном случае я умру. Не самая радужная перспектива в моей жизни.

Готов поспорить, мои родители все знают и просто не хотят видеть меня лишний раз. Снял мне отец квартиру в центре. Наверняка еще и рядом с парком. Отлично. Моя семья выставила меня из дома, когда мне как никогда нужна была поддержка. Да такого врагу не пожелаешь. Я понимаю, что люди, которых я не знаю, смотрят с опаской, но моим родителям-то что не так? Я же все еще я. Тот самый Ари, который чуть огорчится, тут же заливается слезами, который постоянно падает на ровном месте из-за собственной неуклюжести, который при виде враждебно настроенного альфы падает с инфарктом. Да, признаю, я урод. Но зачем повторять мне это своими поступками? Мне же больно. Очень, очень больно.

Дождь барабанил по крыше машины, давя звуком на слух. Начала немного болеть голова.

Через пару минут к машине подошел человек. Я думал, что это Сэм, что он так быстро вернулся, но за одной тенью быстро появилась другая, а после и третья.

По стеклу окна скользнула рука, стирая капли дождя. Окно было чуть приоткрыто, меньше чем на сантиметр. Из-за стекла доносились голоса.

– Ой, кто это тут у нас? Каков милашка.

Какой-то альфа нагнулся к стеклу и наклонил голову вбок.

Я на секунду опешил. Он что, слепой?

Быстро посмотрев в зеркало заднего вида я убедился, что лицо такое же уродливое, как и было.

Может в машине просто темно?

– Выходи, малыш, пойдем прогуляемся.

Парни за его спиной закивали. Ну и рожи у них, как у голодных хищников. Жуть.

– Идите куда шли. Оставьте меня в покое.

– Ну что ты такой злой, а?

Вот тут мое терпение лопнуло. Говорил же, чтоб отстали.

Стекло медленно опускалось. В лицо ударило холодным воздухом. Я просто повернулся к этой кампании и снял капюшон. Эффект был мгновенным. Эти трое отпрянули от машины и унеслись на нереальной скорости. Да… Теперь вопрос с домогательствами можно решить очень легко.

Закрывая окно, я думал о своем будущем существовании. Не о жизни, нет. Ну доучусь, я на домашнем обучении, потом-то что? На работу меня вряд ли кто-нибудь возьмет. А мир искусства для меня на ближайшие несколько лет закрыт.

И зачем мне пытаться вылечить руку, если потом я все равно не смогу играть так, как раньше. Меня, в силу моего возраста считали гением, виртуозом. А теперь?

На моем счету в банке несколько миллионов, но пользоваться этими деньгами я не могу, пока не достиг совершеннолетия. Придется просить деньги у родителей. Странно, я ведь никогда этого не хотел…

Сэм вернулся через четверть часа, поинтересовался, почему я плакал и отдал мне небольшой пакет. Внутри оказались две маски. Черная и темно-серая. Закрывали рот, нос, но глаза оставляли открытыми, застегивались маски сзади на шее и хорошо держались, что я проверил, когда еще в машине примерил одну.

– Еще куда-нибудь желаете?

– Нет. Поехали домой.

По дороге мы молчали. Да я и не хотел говорить. Может так на меня будут обращать меньше внимания? Да… мечты, мечты.

Машина остановилась у высотного дома в самом центре. Как я и предполагал, рядом был небольшой парк.

Сэм отдал мне ключи от квартиры, объяснил, что жить я буду в семидесятой, на десятом этаже и благополучно уехал, высадив меня из машины вместе с моей сумкой. Благо, над входом в дом был широкий карниз, так что промок я не сильно.

Поднявшись на свой этаж, я довольно быстро нашел нужную квартиру и прошел внутрь, отперев ключом дверь.

Просторный холл, после гостиная и кухня. Двери в ванную и спальню, лестница на второй этаж… Второй этаж? Серьезно?

На втором этаже обстановка была та же. Те же комнаты. Спрашивается, зачем мне столько?

Вся квартира была выполнена в черных, белых и желтых тонах. Не слишком ярко, не слишком тускло. Нормальная квартира, если не считать того факта, что помимо всего здесь был еще спортзал и библиотека.

Мне понравилось то, какие здесь были окна. Во всей квартире от пола до потолка, открывающие умопомрачительный вид на ночной город, играющий огнями. Так же меня поразил факт отсутствия в моем жилище зеркал. По одному в каждой ванной, а так…

Ну и хорошо. Не буду лишний раз напоминать себе о… себе.

Да что это такое?! Почему опять хочется плакать? Не буду, не буду…

Слезы капают на холодный пол. Сажусь на диван в гостиной, а после и совсем ложусь. Двигаться не хочется.

И пусть весь мир подождет.

Да, я не являюсь его частью. Я же мертв, как-никак. И почему-то я не чувствую боли. Мне просто очень грустно. У меня было все. Известность, поклонники, талант и прекрасная внешность. Я ценил красоту и дарил ее людям. Не только музыкой, просто своим присутствием. А теперь я понимаю, что остался один. Я собственным родителям противен. Не то что незнакомым людям.

Грустно. Вот так, обливаясь слезами, которые никак не хотели заканчиваться, я уснул, не желая больше просыпаться.

***

Проснулся я только следующим утром. Ну как… почти днем. На секунду я задался вопросом о том, где я нахожусь, но быстро вспомнил прошлый вечер.

Я поднялся с дивана и медленно поплелся в ванную. Хотелось умыться, да и лицо немного чесалось. Я же маску вчера не снял.

Из небольшого зеркала в ванной на меня смотрел монстр из третьесортных ужастиков. С рубцами на коже и немного перекошенным ртом.

Быстро умывшись и почистив зубы, я направился на кухню, чтобы приготовить себе что-нибудь на завтрак. Холодильник оказался забит до отказа. Я быстро сориентировался в этом гастрономическом безумии и настрогал себе на завтрак салат. Было жутко неудобно делать это одной рукой, тем более левой, так что провозился я минут тридцать.

Там же в холодильнике нашелся и сок. Мой любимый, черносмородиновый.

Поесть я решил в той же гостиной и сейчас нес свой завтрак к дивану. Проходя мимо стоящего по центру фортепиано, я… Стоп. Подождите. А какого черта оно здесь делает?

Еще и стоит так удачно, с любого конца зала можно увидеть. А звучит наверное волшебно…

Черт. Ну зачем было так издеваться?

Поставив поднос с завтраком на журнальный столик у дивана, я подошел к инструменту. Провел пальцами по белой поверхности, аккуратно открыл клап и опустил руку на клавиши. Тихо наиграл простую мелодию и снова заплакал.

Я не смогу играть.

Эта мысль тяжелым камнем лежала где-то глубоко в сознании. Зачем, ну зачем его привезли? Этот самый инструмент когда-то стоял у меня в комнате в родительском доме. Я играл часами напролет, часто не спал ночами, а потом получал выговор от отца. Я, видите ли, мешал им с папой спать.

Теперь есть своя квартира, и я наверняка не давал бы спать соседям, но нет. Даже если бы очень попытался…

Опять эти слезы. Когда они уже закончатся?

Хватит уже. Ты омега, но так просто ныть по делу и без… Ария, я это тебе говорю.

День я провел уткнувшись в телевизор, по которому передавали какой-то сериал, смысла которого я за весь день так и не понял.

День за днем мне становилось все больше плевать на все, что происходило в мире. Казалась нереальной возможность куда-то пойти, с кем-то поговорить.

Через месяц после переезда мне пришла посылка от родителей. И записка. Поздравление с днем рождения. Да, спасибо, я вас люблю.

В посылке были новые телефон и ноутбук. Рядом в коробке я нашел фотографию в рамке. Я видел ее в семейном альбоме. Мы с родителями на острове друзей семьи. Стоим спиной к лазурному океану и улыбаемся, отец обнимает папу за талию, а меня за плечи. Всего пару лет назад…

Фотографию я повесил во гостиной на самое видное место. Я улыбался, когда пытался забить гвоздь и бил молотком по пальцам. После грустил, потому что боли не чувствовал. Пришлось ехать в больницу на рентген. Оказалось, что два я сломал. Врач удивлялся, почему я не плакал от боли, что никак не реагировал. А я только улыбался под маской.

Приехал домой, взял из библиотеки книгу и пропал на пару дней. Затем на несколько недель, а дальше месяцев.

Я только читал, проводил дни в интернете, часто забывал есть. Ко мне никто не приезжал. Я чувствовал себя другим человеком, а о моей прошлой жизни напоминал только когда-то прекрасный инструмент, так и стоящий в центре зала.

– Это вы продаете фортепиано?

– Да, – тихо ответил я, подняв трубку.

– А правда, что на нем играл Ария Клайд?

– Да. Когда сможете забрать?

Ну завтра, так завтра. Да, я решил его продать. Ну, а что? Я все равно больше не играю, а так оно хоть пользу приносить будет. Может на нем будет играть какой-нибудь юный талант? Или же его просто выставят в каком-нибудь малоизвестном музее. О дальнейшей судьбе инструмента я не узнавал, да и не хотел. Зачем? Я же не собираюсь его навещать. Это даже смешно.

На следующий день мне позвонил покупатель и сообщил, что за инструментом заедут вечером. На мой счет уже переведена нужная сумма, так что, когда наступил вечер, я встретил рабочих и вышел на улицу, не желая им мешать.

Я захватил с собой книгу и направился прямиком в парк, не забыв надеть маску и спрятать глаза под отросшей челкой и капюшоном.

В парке было довольно мало людей. Наверное уже поздно. Да, так и есть. Половина девятого. На улице темно, безлюдно.

Я присел на скамейку под фонарем. Использовав неработающую кисть как подставку, я положил на нее книгу и раскрыл на первой странице.

Чтиво было интересным, но как следует сосредоточиться на нем я не мог.

Кто-то шел по дорожке. Совсем недалеко кто-то шлепал ногами по лужам. Глупый. Осень ведь, октябрь. Так и простудиться можно.

– Здесь не занято?

От голоса я вздрогнул, чуть не уронив книгу с «подставки». А голос-то приятный, немного низкий, бархатный.

Я отрицательно замотал головой. Не занято. А ты что, видишь здесь кого-то еще?

– Интересная книга?

Киваю. Да, интересная. Зачем тебе со мной говорить?

По запаху было понятно, что это альфа. От него пахло мятой и лимоном. Я украдкой посматривал на него из-под капюшона. Темные волосы, торчащие ежиком на затылке, правильные, немного грубые черты лица, прямой нос, четкая линия губ, острые скулы и глаза, цвета аметиста. По крайней мере они казались такими в относительной темноте.

– Как тебя зовут?

– Ария.

Я же не хотел отвечать. И что это за желание, сейчас высказать ему все? Ему, простому незнакомцу, который, кстати, мог начать приставать, а мне и так тошно. Я, можно сказать, своего друга продал.

– А я Мэтт. Что ты здесь делаешь? Сейчас опасно ходить одному.

Ох, какие мы обходительные. Аж тошнит.

– Не хочешь говорить? У тебя что-то случилось?

Да. Да, случилось. Я умер, понимаешь? Я потерял смысл своей жизни и уже год просто существую. Я никому не нужен, меня нельзя любить, меня просто нет.

Да, так хотелось сейчас все это сказать. Но нет, не буду. Не буду жаловаться. Я решил, что никогда не пожалуюсь на эту несправедливую жизнь.

Невольно бросаю взгляд на вход в свой дом. Его отсюда неплохо видно. Вот из дома выносят мое пианино. Несколько молодых альф пытаются не уронить ценный груз.

По щеке скатывается слеза, маска немного намокает. Кого я обманываю? Конечно мне больно, а как иначе? У меня же ничего не осталось.

Я теперь никто.

– Скажешь тоже.

Я что, произнес последнее вслух? Вот же дятел.

– Какой же ты «никто»? Ты как минимум «кто-то». Хотя нет, думаю, «кое-кто».

Улыбается, сволочь. Хочу его ударить. И почему от его слов вдруг стало легче? Я сам себя не понимаю. Что же это такое?

Я встаю и собираюсь уйти домой, взяв книгу левой рукой, но меня останавливают. Мэтт держит мою ладонь. Как странно, я чувствую его руку, но не всю.

– Что?

– Давай встретимся еще раз?

Я опустил голову, стоя к нему лицом. Нет. Не нужно. Я не хочу. Или нет?

– Я завтра буду ждать тебя здесь. Ты придешь?

Я медлил с ответом. Я прекрасно знал, чем это может для меня обернуться. Только новой болью и слезами.

– Может быть.

Это я сейчас сказал? Не очень понял, как к такому пришел. Я просто поднял на альфу глаза. Мы стояли посреди парка, он держал мою руку, а я не решался ее вырвать.

Так прошло несколько долгих минут. Мне вдруг захотелось остаться с ним дольше.

– Я пойду?

– Я буду ждать завтра.

Я киваю, улыбаюсь ему и ухожу. Он сам выпустил мою руку. Я запоздало понял, что он не видел моей улыбки, но это меня совсем не огорчило. Это наоборот хорошо. Сейчас мне не следует улыбаться людям. Я пробовал это делать перед зеркалом. Выходило так, будто мое отражение делало косплей на Джокера.

По приходу домой я почти сразу пошел спать. Я часто не доходил до комнаты и ночевал на диване.

Так и сейчас, лежа в гостиной, я думал. Думал о том, что сегодня смог говорить с человеком один на один. Я так давно этого не делал. Если не считать заказчика и некоторых людей по типу кассирши в магазине или моего водителя, который редко возил меня за покупками, я ни с кем не говорил весь этот год. Вроде ничего, язык не забыл. Оставалась только неуверенность. Я боялся. А что, если он как-то смог увидеть мое лицо? Хотя нет, глупо. Этот альфа бы тотчас убежал, сверкая пятками.

Мэтт. Хм… Хорошее имя. Сильное, красивое. И его обладатель тоже…

Так, стоп. Ария, что ты несешь? Да у тебя просто крыша поехала на почве отношений.

Что сказать? Я всегда хотел неземной любви, чтобы сердце рвалось от тоски, чтобы краткое расставание приносило боль. Все по закону жанра. Я хотел семью, чтобы все было по-своему идеально, чтобы в жизни было светло.