Текст книги "Это были мы (СИ)"

Автор книги: Mr. Keeper

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Он прижал Мариан крепче, и та уткнулась носом ему в плечо.

– Ты придешь еще? – спросил он.

– Я бы хотела, – Хоук подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Я никогда не причиню тебе вреда, поняла? – Фенрис почувствовал, что вот-вот задрожит вместе с ней.

Времени было мало, а отпускать с каждой секундой казалось всё тяжелее.

Тем не менее, он сделал это.

Глядя вслед её удаляющейся фигуре, парень сжимал руки в кулаки с такой силой, что не заметил, как потекла кровь.

Об этом сообщил Джейсон, когда они ехали в лифте.

– Пустяки, – Фенрис посмотрел на отпечатки ногтей на ладонях. – Когда она снова придёт?

– Ты заставляешь меня нервничать, дружище, – Джейсон усмехнулся. – Надо обождать неделю или две, вдруг чего заподозрят?

– Неделю или две… – задумчиво повторил Фенрис.

– Но я могу попробовать передавать ей письма. Если хочешь.

Он хотел… но не знал, что писать. К тому же, в палате этого было сделать нельзя. Камеры наблюдения не имели обеденного перерыва, а врачи следили за ним почти круглосуточно.

Снова пришлось ждать.

Фенрис получил карандаш и листок лишь спустя неделю и был вынужден писать послание прямо в спортзале. В голову ничего не шло: он попытался рассказать про свои сны, но потом решил, что Хоук не поймет. В итоге Фенрис отправил письмо как есть, уже ни на что не надеясь: Джейсон забрал бумагу, незаметно сунув её в папку с историей болезни.

Через несколько дней Фенрис нашел у себя в палате рисунок: кто-то заложили его между страницами книги, пока он был у врача. Он уставился на листок не вдаваясь в детали, как Джейсону удалось его пронести.

Хоук зачем-то схематично изобразила набережную и скамейку: по небу плыли одинокие облачка, светило солнце, на скамейке отчетливо угадывалась мужская и женская фигуры.

В ту же ночь Фенрису приснился сон, в котором он ощущал прохладный утренний ветер на своей коже и плеск воды где-то поблизости.

― Уступите даме?

– Здесь достаточно места, могли бы и не спрашивать.

– Я Мариан. Друзья зовут меня Хоук.

– Фенрис

– П-приятно познакомиться. А что ты здесь делаешь в такую рань?

Проснувшись, он понял, что насквозь промок от пота. Было сложно вернуться в реальность, запах воды, эхо её голоса ощущались до сих пор и сводили с ума. Все вокруг будто ускорилось: время, чувства, слова, ощущения…

Фенрис вскрикнул: в одну секунду всё тело пронзила резкая, вышибающая дух боль. Он обхватил себя за плечи и тут же убрал руки: на ладонях была кровь.

Сердце заколотилось как бешеное. Четыре небольших следа от ногтей виднелись отчетливо, но при этом быстро уменьшались в размерах. Он смотрел на них всего долю секунды, пытаясь выровнять дыхание. Выходило слабо. Виски жгло, предплечья казались раскаленными, словно металл на солнце.

Вскоре отверстия затянулись, покрылись корочкой и… исчезли. Сердцебиение восстановилось, вернувшись к норме.

Вслед за этим тело охватила страшная слабость. Он упал на подушку и уставился в потолок, чувствуя, словно выбился из сил, только что пробежав марафон.

Почему он навредил сам себе? Как эти раны смогли зажить так быстро? Налкон вызвал реакцию? Он всего лишь увидел картинку и несколько слов, что они сказали друг другу!

Фенрис потрогал свой лоб. Слишком горячий, похоже, у него высокая температура. Вены будто жжет…

Замутило. Он не успел добежать до ванной комнаты: едва принял вертикальное положение, как его вывернуло на линолеум прямо перед кроватью. Чертыхнувшись, Фенрис все же встал и прошел в ванную, чтобы прополоскать рот. Ноги были как ватные. Умывшись и посмотрев на себя в зеркало, он взял бумажных салфеток и попытался собрать с пола переваренные остатки ужина. К счастью, их было немного.

Это безусловно зафиксировалось на камерах, и Фенрис знал, что с утра первым делом закидают вопросами. Но сейчас ему было плевать. Он вспомнил продолжение приснившегося утра, вспомнил человека, с которым жил. Священника по имени Себастьян.

В голову словно заливали жидкость. Мозг плавился от обилия мелких деталей: набережная Нью-Йорка (теперь он был уверен), пустынный утренний парк (он приходил туда каждое утро), девушка в кожаной куртке (цепкий, но такой печальный взгляд).

Утро, которое изменило его жизнь.

Белые стены в его комнате, всюду пустота, музыка, белая кошка (любит спать на спинке дивана). У него нет вещей, он совсем один. Страх. Обреченный на скитания, пытается понять, как выглядит мир, но мир не понимает его. (Она бы смогла!)

Тишина. Звуки выстрелов и ударов. Все случилось слишком быстро!

– А теперь вымой свой рот! Вымой свой грязный, поганый рот, маленький дьяволенок!

– Я не боюсь тебя… Ты не причинишь мне вреда.

– Я знаю о тебе все. Ты грешник, родившийся с отметинами дьявола. Демоны касались тебя в утробе матери, она выносила плод, который был проклят еще до зачатия.

– Что они с тобой сделали?!

– Знаешь, что будет с такими, как ты, мальчик мой? Такие как ты становятся убийцами. Вы не заслуживаете жизни. Вы ничтожества. Молитвы вас уже не спасут.

– Я так хотела быть счастливой, и ты ведь тоже, правда? Ты хотел быть счастливым, ты написал, что был счастлив со мной, по-настоящему! Почему ты молчишь сейчас?!

– Тебе больно из-за нее. Стоит только захотеть, и мука прекратится. Она виновата в том, что случилось, мой мальчик.

– Господин Фенрис, проснитесь! Да проснитесь же! – его разбудила медсестра.

В палате было светло. Голова трещала так, словно вот-вот расколется или лопнет. Сев на кровати, он машинально пошарил рукой под матрасом.

Рисунок Хоук исчез.

Ему вдруг подумалось, что всё это было одним длинным и странным сном. Мысли давались тяжело, тело будто дрейфовало где-то на поверхности бассейна.

Что нужно делать? Что говорить?

Медсестра измеряла давление и температуру. Фенрис даже не следил за её действиями, подчиняясь уже по привычке. Все, что он хотел – оказаться подальше. Как можно подальше отсюда и с пустой головой.

– С вами хочет поговорить мистер Резерфорд, – тихо сообщила медсестра, – пойдемте за мной.

Он покорно встал и пошел вслед за ней, задумчиво изучая трещинки в полу. Смотреть на свет было слишком больно, а мысли путались. Ему не удалось построить в голове ни одного более-менее связного предложения, образы вспыхивали и гасли, словно искры.

– Вы знаете, что это такое? – Фенрис не удивился тому, что детектив положил перед ним на стол тот самый рисунок.

Но ощутил страх, мгновенно догадавшись, что их походам в бассейн вместе с Джейсоном пришел конец.

– Как вы себя чувствуете? – осторожно спросил мужчина.

Фенрис поднял на него взгляд: глаза рефлекторно сощурились от солнечного света. По иронии судьбы затяжной дождь закончился именно сегодня, – за окном теперь весело чирикали воробьи.

Откуда-то издалека слышался вой полицейской сирены.

– Вы плохо выглядите, Фенрис.

– Я хочу выйти отсюда.

– К сожалению, я не располагаю информацией о возможности вашего освобождения. – Резерфорд расправил рисунок Хоук на столе и сложил руки на груди. – Вам известно, что за место здесь изображено?

– Выпустите меня, – Фенрис продолжал пристально смотреть на детектива. В глазах защипало.

Страх, что его обнаружили медленно перетекал в досаду, но досада испарялась, уступая злости. С ним снова происходило что-то странное.

– Вы хотите пойти в это место? – спросил мужчина, выдерживая зрительный контакт.

– Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое.

– Я не в праве это решать, но мы хотим помочь. Без вашего сотрудничества я ничего не смогу сделать.

Волна ярости нахлынула неожиданно и необратимо. Он рывком поднялся на ноги, ухватил детектива за рубашку, молниеносным движением потянул на себя. С грохотом повалились на пол оба стула, на шум вот-вот должна была сбежаться охрана.

– Выпусти. Меня. Отсюда.

В глазах Резерфорда застыл ужас, Фенрис почувствовал, как горят его ладони. От соприкосновения с кожей на шее мужчины заструился дымок, запахло палёной плотью.

– Скажи мне, из-за кого я здесь? Кому я перешел дорогу? – он говорил быстро, выплевывая из себя слова, словно яд.

– П-пустите меня, – сипло выдавил детектив.

– Назови мне имя!

– В-вы подвергаете себя опасности!

– ИМЯ! – Фенрис встряхнул Резерфорда так, что тот обвис в его руках словно тряпичная кукла.

Перед глазами поплыли круги. Он знал, что должен останавливать то, что внутри, но проклятая ярость мешала!

Фенрис держался из последних сил, чтобы не сдавить шею детектива еще сильнее.

– Д-данариус! Его зовут Данариус, – задыхаясь прошептал мужчина.

Он отпустил руки, и Резерфорд с шумом повалился на стол, однако тут же сориентировался и отскочил назад к окну, хватаясь за пораженный участок кожи. На его шее виднелись отчетливые следы от пальцев, – места, где дотрагивался Фенрис были похожи на ожоги.

От запаха палёной плоти снова замутило.

В это же мгновение в помещение ворвалась охрана, его бесцеремонно скрутили, и последнее, что Фенрис видел перед глазами – яркий свет солнца за окнами. Потом окутала темнота.

Зачем я тебе? Что я могу для тебя сделать?

Кто я такой?

Он пришел в себя в карцере. Это была комната без окон, со стенами, обитыми светлым и мягким наощупь материалом. Плечи затекли, он лежал в углу, руки скрутили за спиной в смирительной рубашке.

Я монстр, Хоук. Зачем я тебе нужен?

От накатившей безысходности захотелось выть. Фенрис свернулся в клубок и крепко стиснул челюсть, чтобы не закричать.

Он вспомнил Данариуса.

Желчь. Словно желчь в горле, горечь на языке. Боль. Все эти отметины, шрамы на его теле оставлены этим человеком. С ним была связана большая часть его жизни. Детство, вопросы, остававшиеся без ответов, страх и одиночество.

…И Хоук.

Хоук, которая появилась, словно свет в глубокой, непроглядной темноте длинной ночи.

Зачем они встретились?

Почему он не смог её забыть? Химическая реакция, возникающая при интимной близости? Запахи? Чувства? Слова?

Он уткнулся головой в колени и тихонечко застонал он боли.

Все его тело было одной большой картой боли. Вся его жизнь должна была закончиться в агонии.

Но Хоук изменила и это.

Почему ты нужна мне, Мариан?

========== SPECIAL – IV – ==========

Spinning infinity, boy

The wheel is spinning me

It’s never-ending, never-ending

Same old story

– То есть как это в изоляторе?

Хоук удерживала телефон щекой и плечом, одновременно управляя машиной и надеясь, что поблизости не окажется полицейских, которые могли бы заметить нарушение. Она выкрутила руль и свернула на десятую улицу: главный корпус госпиталя уже приветливо выглядывал из-за здания впереди.

– Я бы не советовал вам появляться в больнице, Мариан! – голос Джейсона звучал слишком взволнованно, чтобы не верить.

Врач говорил сбивчиво и очень быстро, девушка едва успевала выстраивать в голове цельную картину. Фенрис напал на детектива? Его посадили в изолятор на несколько суток? Её будут искать, чтобы доспросить?

Боги милостивые…

Хоук пришлось заверить Джейсона, что она не покажется в больнице. Девушка остановилась в переулке, не доезжая до главного входа несколько сотен метров.

Обхватив руль руками и прерывисто вздохнув, она уткнулась в них лбом.

Неужели этот кошмар никогда не закончится?…

В голове закопошились сомнения, которые она так отчаянно пыталась выгнать все последние дни. В словах Изабеллы и Варрика была своя правда.

Ты ничего не сможешь для него сделать. Кто вы друг другу? Случайные знакомые, которых связала беда? Привязанность, которую ты чувствуешь после произошедшей трагедии, пройдет. Это всего лишь страх. Именно он закрепил твоё чувство.

Вы разные, Хоук.

Вдруг настойчиво завибрировал телефон. Мариан вздрогнула и машинально подняла трубку, – голос с той стороны донесся до неё словно из другого мира.

– М-мариан…

Она не сразу поняла, кто это.

– Они говорили, что мне осталось совсем немного. Я и сама не знаю, как еще жива. Некому больше звонить… и я знаю, что Фенрис все равно не смог бы приехать. Да я его и не позвала бы, – голос зашелся в приступе кашля. – Я не хочу в больницу. Там всё напоминает о лаборатории. Мариан. Ты можешь приехать ко мне? М-мне больше не к кому обратиться.

Потребовалось несколько долгих секунд, чтобы осознать сказанное.

Сестра Фенриса.

Это была Варанья.

До тех пор, пока в больнице не уляжется ей всё равно не стоит показываться дома. Хотя полицейские смогут отыскать её, если захотят в любом случае.

Хоук собралась силами и уточнила адрес.

– Я приеду. Дождись, – твердым голосом заверила Мариан и положила трубку.

Пальцы не слушались, телефон выскользнул из рук и завалился куда-то между сидениями. Она выругалась сквозь зубы, – всё тело била странная, однако уже вполне знакомая дрожь.

Вырулив на широкую улицу, Мариан перевела дух и попыталась дышать ровнее. Путь предстоял неблизкий, судя по навигатору, до нынешнего жилья Вараньи было около трех часов езды, если не делать ни единой остановки.

Тишина давила на уши, и потому Хоук включила приёмник. Прокрутив несколько радиостанций подряд, она становилась на знакомой волне и сосредоточилась на дороге, постукивая пальцами по рулю в такт играющей музыке.

А может то был тот самый голос разума, к которому пытались взывать Изабелла и Варрик?

Что она делает? Ради чего едет к умирающей женщине? Ради искреннего сострадания или ради еще одного подтверждения соучастия в жизни этого человека?

Фенрис никогда не узнает о сестре и о том, что она для него сделала. Он никогда не вспомнит историй из детства.

Потому что у них не было детства.

Хоук тряхнула головой и попыталась мыслить трезво, одновременно с этим проклиная себя за каждое сделанное в уме предположение. Вчера вечером ей удалось добраться до интересных подробностей: кое-кто из старых друзей поделился информацией о том, что Данариуса выпустили из-под стражи.

Это известие сначала напугало, а затем повергло её в шок.

Мариан догадывалась, что пресса замяла дело: был произведен ряд показательных арестов, какие-то люди понесли наказание, но истинные виновные остались на свободе.

Если Данариус уже не находился под стражей, вывод напрашивался сам собой: Фенриса держали в госпитале не просто так. Переведут ли его в более закрытое заведение было лишь вопросом времени. Хоук надеялась, что успеет что-нибудь придумать до того, как этот день наступит. Но сегодняшний звонок Джейсона довел до черты, за которую девушка боялась заглядывать.

Небольшой покосившийся дом, в котором поселилась сестра Фенриса выглядел еще хуже, чем тот, в котором они встретились в первый раз. Участок находился на отшибе от остального пригорода, поэтому даже тихие шаги по дорожке из гравия отдавались в голове Хоук гулким эхом.

Пришлось подождать, пока сестра Фенриса откроет дверь: Мариан слышала, как с той стороны долго возились с ключами, затем ручка повернулась и её взгляду предстала не девушка, которую она помнила…

То была тень. От худой Вараньи в рыжем парике остался скелет, обтянутый кожей. Искусственная шевелюра на голове выглядела еще более карикатурно и жутко.

– Мариан, – тень попыталась улыбнуться и сделала шаг назад, приглашая в дом.

Ступив за порог, Хоук сразу же ощутила окутавший её знакомый запах. Затхлый воздух не был тому причиной, здесь было что-то еще. Кисловатый, тяжелый аромат бил в ноздри, заставляя затылок покрываться мурашками. Она чувствовала себя странно, словно ступала на границу того, что казалось реальностью. Мариан не знала отчего это происходит и могла судить лишь по собственному опыту, но…

В доме Вараньи пахло смертью.

– Я могу сделать чай. Сегодня мне чуточку лучше, – девушка двинулась в сторону кухни, одной рукой придерживаясь за стену.

Мариан с ужасом взирала на то, что с ней сотворила болезнь. Платье висело на хрупком тельце, словно на вешалке, кисти рук выглядели тонкими, будто сделаны из стекла и вот-вот переломятся от простого прикосновения. Сквозь мертвенно бледную кожу просвечивали синие линии сосудов, ногти пожелтели и слоились. Ресниц и бровей не было видно вовсе.

Варанья попыталась набрать воды в чайник, но оступилась перед самой раковиной. Хоук перехватила инициативу, усадив сестру Фенриса на стул.

Горы немытой посуды, мешки мусора возле двери черного хода, пустой холодильник. На одной из полок одиноко ютились таблетки в желтых пузырьках с надписанными вручную этикетками. Последняя дата отпуска была две недели назад.

Хоук отыскала пакетики с чаем и разлила напиток по кружкам. Когда она обернулась, чтобы поставить его на стол, Варанья сидела, подперев голову руками и закрыв глаза.

– Совсем плохо? Может быть перейдем в спальню? Ты сможешь лечь.

Она хорошо помнила эти симптомы. Её мать страдала в последние дни точно также, разве что было больше обезболивающих. Иначе она кричала и плакала, умоляя дать ей лекарство…

Хоук поразилась выдержке хрупкой, маленькой девушки. Насколько сильной надо быть, чтобы терпеть эту боль?

– Нет… Я хочу посидеть. И так лежу целыми днями.

Варанья вяло улыбнулась. Даже в этом движении губ вдруг почувствовалась отчаянная жажда жизни. Жажда, заставляющая её сознание цепляться за этот мир из последних сил.

– Как ты? Расскажи мне как всё закончилось, – робко попросила она, и тут же виновато добавила. – У меня нет телевидения, его отключили… за неуплату.

Хоук пересказала произошедшие с ней события, стараясь не утаивать собственных эмоций. Ей хотелось быть искренней, она была уверена, что Варанья того заслуживала.

– Они его не отпустят, – дослушав рассказ, девушка открыла глаза и пристально посмотрела на Мариан.

Её взгляд прояснился: на мгновение черты лица заострились и сделались жесткими.

– Я всегда подозревала, что здесь замешано правительство, Хоук. Они вцепились в него мертвой хваткой потому что он единственный выживший. Представь, результат жуткого эксперимента, начатого почти двадцать лет назад: они вложили гигантскую сумму денег, и их новый путь едва не стал концом! И вдруг, Фенрис – выжившее исключение. Уникальный экземпляр!

– Что будет дальше? Детектив говорит, что они хотят помочь, – тихо проговорила Мариан.

– Веришь или нет, но они правда хотят, – Варанья облизнула пересохшие губы. – Я видела это множество раз, и всё заканчивалось одинаково. Полиция пыталась разнюхать, приезжала в лабораторию. Даже проводила обыски, но тщетно. Едва в СМИ просачивалась хоть малейшая толика информации, дело застопоривалось. Мистическим образом пропадали документы… и люди…

– Неужели нет другого способа…

– Этим способом воспользовалась ты, Мариан, – Варанья протянула ладонь и взяла Хоук за руку. – Ты пришла из ниоткуда. Они не предвидели этого варианта развития событий, поэтому всё и завертелось таким образом.

– То есть я – досадная ошибка?

– Для него – нет.

Мариан сжала оледеневшую ладонь женщины в своих руках, словно надеялась таким образом передать ей чуточку жизни.

– Для него ты – путь к спасению, – Варанья закашлялась, но через несколько секунд продолжила говорить. – Он смог выжить благодаря тебе, Хоук. С таким уровнем налкона его убило бы еще в лаборатории. Я знала дозу, которую ему собирались дать врачи.

– Но… что я могу сделать? Почему вокруг меня так много смертей, Варанья? – Мариан почувствовала, как её глаза вдруг заполнились слезами. Нервы брали своё. – Почему все, кто мне дорог, ускользают? …

– Жизнь не спрашивает разрешения, милая. Она идет вперед, и всё, что ты можешь, это решать, идти ли шаг в шаг или бежать вслед за ней.

Хоук просидела с сестрой Фенриса до самого вечера, и даже уговорила ту, наконец, лечь в кровать. Она вымыла посуду, вынесла мусор и прибралась в доме.

Словно этим можно было спасти хоть чью-нибудь жизнь…

За окном снова накрапывал дождь. Он усилился, пока Мариан шла до машины.

Слова Вараньи накрепко засели в голове. Хоук понимала, что должна решить для себя кое-что важное. Возможно, сделать самый ответственный шаг за всю свою никчемную жизнь.

Отпускать и двигаться дальше или ухватиться и бороться до конца?

На мобильном светилось четыре пропущенных вызова. Два от Изабеллы, один от Варрика и еще один с неизвестного номера. Хоук, не задумываясь, перезвонила на последний: трубку сняли с четвертого гудка.

– С кем я говорю? – поинтересовалась Мариан, установив громкую связь и выруливая на проезжую часть.

– У бурных чувств неистовый конец…

Прозвучавший мужской голос пробрал её до дрожи. Странный холод вдруг заполнил салон автомобиля, Хоук показалось, что даже окна покрылись инеем.

– …он совпадает с мнимой их победой.

Мариан молчала. Мгновение думала, что нужно бросить трубку, но затем совладала со страхом.

– Разливом слиты порох и огонь, – тем временем продолжал человек. – Так сладок мед, что, наконец, и гадок. Избыток вкуса отбивает вкус.

Он сделал выразительную паузу. Хоук не отвечала.

– Не будь ни расточительным, ни скрягой: лишь в чувстве меры истинное благо.

– Закончил, наконец? – сухо поинтересовалась Мариан. – Ты ведь знаешь, что я не боюсь тебя, – Хоук не врала, внутри неё действительно закипала злость. – Чего ты хочешь добиться этими пафосными речами? Показываешь свою власть? Грош цена твоей власти!

– Ты права, дорогая, моей власти не хватит, чтобы запретить тебе чувствовать.

– В таком случае, оставь мои чувства в покое.

– Или что, позволь поинтересоваться…?

– У тебя всё равно не выйдет. – Хоук позволила себе повысить голос. – Знаешь почему?! Потому что Фенрис тоже чувствует!

– Думаешь, сможешь составить ему хорошую конкуренцию в качестве моего солдата?

– Он больше не станет убивать, – отрезала Мариан.

– Вот как? – мужчина на том конце тихо засмеялся. – Какая досада. А ведь у него осталось одно незавершенное дело.

– Ах ты об этом? – Хоук наигранно усмехнулась в ответ. – Фенрис не причинит мне вреда, Данариус, он больше не твоя зверушка. Ты боишься, потому что потерял поводок, боишься, что он никому не подчинится!

– Он не подчинится в том числе и тебе, милая, – довольно заметил голос, – Фенрис нестабилен. Скоро мы наконец-то станем свидетелями нового пути, ведь свершилось чудо! Впервые в истории вживление налкона произошло успешно!

– Иди ты к чёрту, Данариус! – Хоук не выдержала и бросила трубку.

Дорога была скользкой, Мариан не заметила впереди лежачего полицейского, машина подпрыгнула, и она чуть не ударилась головой об руль.

– Чёрт, чёрт, чёрт тебя подери! – во весь голос заорала она, выпуская всё скопившееся напряжение. Затем крепче вцепилась в руль и прибавила скорости.

Неужели никто не сможет помочь?! Проклятье! Разум вдруг осенила новая догадка.

Резерфорд! Она же знает его номер! Нужно срочно сообщить о том, что Данариус больше не под стражей, возможно вместе они успеют что-то предпринять!

Мобильный лежал на пассажирском сидении. Хоук не хотела попасть в аварию, однако все равно воспользовалась им, не снижая скорости.

– Хоук? Простите, но… откуда у вас мой номер? – детектив был немного удивлен звонком в столь позднее время.

– Знаете, я не просто так зарабатываю себе на хлеб и прекрасно умею добывать информацию. Мистер Резерфорд! – рявкнула в трубку Мариан.

– Я сейчас не при исполнении, зовите меня Каллен, – голос мужчины стал на полтона тише.

Девушка вдруг подумала, что у того могла быть семья… И возможно он находился дома, а она своим внезапным звонком оторвала его от ужина.

– Скажите мне, Каллен, только прошу вас, не темните, – Мариан попыталась говорить спокойнее.

– Уверяю вас, что постараюсь ответить максимально откровенно.

– Вы действительно хотите помочь Фенрису?

– Учитывая произошедшие события, я смею предположить, что моя помощь ему больше не потребуется.

– В чем дело?! – Хоук едва не дала по тормозам.

– Видите ли, утром его перевели в изолятор, а сегодня вечером с меня сняли полномочия по этому делу.

– То есть как это сняли? Кто?

– Я не знаю, мисс. Приказ пришел сверху, – кажется, Резерфорд вышел на улицу, его голос снова окреп, и он заговорил отчетливее. – Скажите, это вы прислали ему рисунок?

– Какой такой рисунок?

– Там была схематично изображена набережная, скамейка и два человека. Мы обнаружили его у Фенриса под матрасом, в то утро он был без сознания, и медсестре пришлось сделать ему укол, чтобы разбудить. Ответьте честно, вы присылали ему этот рисунок?

– Я видела Фенриса неделю назад в тренажерном зале возле бассейна для персонала, – отчеканила Хоук. – Это был единственный раз, не считая того случая в парке, о котором вам прекрасно известно. Что за рисунок? О чем вы толкуете?

– Тогда мне ясно, почему физиотерапевт отрицал свою причастность, – Каллен откашлялся. – Я так понимаю, письма вы от него также не получали?

– Н-нет, – голос Хоук дрогнул и сорвался. – Каллен, что происходит?

– Нам нужно встретиться, – резко ответил детектив. – Я немедленно собираюсь.

Мариан записала в навигатор продиктованный им адрес. Ей повезло, дороги были пустыми, плохая погода играла на руку.

По дороге она прокручивала в голове последние события. Встреча, после которой Джейсон попросил прийти спустя две недели… Она отсчитывала дни, едва ли не помечая их в календаре маркером. Но письмо и рисунок? Она ничего об этом не знала!

Джейсон сказал, что Фенрис напал на детектива… Куда пропало письмо и кто отправил рисунок?

Вопросы грозились разорвать голову.

Каллен ждал в небольшом круглосуточном кафе: одна его часть была заполнена какими-то подгулявшими студентами. Детектив сидел за столиком в углу и пил кофе из пластикового стаканчика. Рядом стоял точно такой же.

– Что происходит?! – Хоук с шумом уселась напротив, брякнув по столу сумкой.

Резерфорд вздрогнул. Она увидела пластырь на его шее и присмотрелась чуть пристальнее.

– Это Фенрис сделал? – Мариан не знала, зачем задала вопрос, ответ на который был ей известен.

– После этого его увели в изолятор. А через несколько часов пришел приказ о моём отстранении, – Каллен нервно провел рукой по шее и вяло поморщился.

– Расскажите мне о рисунке.

– Его физиотерапевт говорил, что вы виделись, – начал Каллен. – А после уточнил, что сам предложил ему написать письмо, и даже вызвался быть посредником.

– А что дальше?

– Письмо исчезло… Спустя какое-то время Джейсон собирался сообщить об этом Фенрису, но… кто-то его опередил и дал этот рисунок вчера вечером.

– И он напал на вас?!

Хоук отпила кофе, ей захотелось взбодриться. Липкий холод забирался не только под одежду, казалось, что мерзнут даже кости.

– Он был в каком-то возбужденном состоянии. Мы много раз виделись раньше, Мариан. Я его никогда таким не видел.

– Они довели его, Каллен, я уверена, что он не стал бы причинять вам вреда.

– Он и не причинил, только потрепал слегка, – детектив вяло улыбнулся. – Мне пришлось назвать ему имя Данариуса.

– Кстати об этом, – Хоук нахмурилась. – Из достоверного источника стало известно, что этот господин на свободе.

Глаза Резерфорда на мгновение расширились в неподдельном изумлении. В эту же секунду у него зазвонил мобильный.

– Простите меня, – мужчина взял трубку. – Детектив Резерфорд, слушаю.

Мариан осушила стаканчик с кофе залпом и нервно забарабанила пальцами по столу.

– Я выезжаю на место. Хорошо, – он посмотрел на наручные часы. – Да, буду. Так точно, капитан.

Он положил телефон на стол и перевел на Хоук встревоженный взгляд. Та прикусила губу.

– В госпитале пожар. Фенрис сбежал из больницы.

========== SPECIAL – V – ==========

What if I say Iʼm not like the others?

What if I say Iʼm not just another one of your plays

Youʼre the pretender

What if I say I will never surrender?

Уже забрезжил рассвет. Было прохладно и сыро, но темно-синее небо на горизонте стремительно светлело, обещая теплый, погожий день.

Который сейчас час? Семь? Половина восьмого?

В это время года светало примерно в семь.

Фенрис любил предутренние часы: солнце еще не поднялось из-за горизонта, облака становились нежно-розовыми, воздух казался свежим, а утренний город выглядел спокойным и умиротворенным. Ему нравилось гулять вдоль набережной, наблюдая, как волны бьются о каменные плиты и ступеньки, смотреть за тем, как ветер колышет верхушки деревьев в парке…

Он вдохнул полной грудью, снял перчатки и придирчиво осмотрел свою одежду. Удивительно, насколько невнимательными могут быть люди! Код от шкафчика врача состоял из четырех цифр, составляющих год его рождения! Фенрис давно приметил бедолагу, приезжавшего в госпиталь на мотоцикле.

Кожаная куртка и кроссовки пришлись впору. Со штанами пришлось хуже, и он остался в тренировочных. Впрочем, это не сильно мешало.

Он никогда не управлял автомобилем, однако мотоцикл понравился: всего лишь две ручки тормозов и регулировка скоростей… Это было проще простого.

Фенрис старался не думать о том, что случилось в больнице после его ухода. Надеялся, что эвакуацию начали вовремя и невинные люди не пострадали, ведь черный дым от пожара еще долго виднелся на горизонте.

Он и раньше коротал часы в изоляции, однако теперь стало гораздо легче вспомнить причины своего нахождения в четырех стенах.

А также тот факт, что он там был не один.

Ряды одиночных камер в подвалах клиники, лаборатории по производству препарата «Налкон», форменная одежда сотрудников, плакаты на стенах, – теперь он помнил всё.

Фенрис не знал, по какой причине его разум скрывал эту информацию то время, когда он был там с Хоук. Возможно виноват страх? Ведь до одури боялся быть найденным, – после побега остались лишь смутные обрывки, образы, так и не воплотившимися в чёткую картину перед глазами.

Он отдался ощущениям целиком: на душе в эту минуту было удивительно спокойно и хорошо, да и память услужливо подсказывала дорогу вперед. Хотелось навестить могилу мамы, но Фенрис был уверен, что не успеет сделать этого прежде, чем его отыщут полицейские или врачи.

Путь до клиники в которой проводили эксперименты с налконом был в два раза короче.

А ведь он действовал! Медленно, но неотвратимо – яд под его кожей возвращал утерянные воспоминания, лица и слова людей, что были с ним рядом в течении жизни. И Фенрис не думал, насколько серьезными окажутся последствия, ведь сейчас его память работала как надо, он впервые за долгое время чувствовал себя неразделимым целым.

У него была личность, и вместе с тем, он помнил, что другие хотели стереть эту личность в порошок. Так произошло не только с ним: многие погибли ради бессмысленного эксперимента и прихоти одного человека. Некому было оплакивать их могилы. Некому было отомстить за то, что сделали.

Не хотелось надеяться впустую, но Фенрис рассчитывал, что встретит их в клинике.

Таким ублюдкам всегда сходит с рук, возможно, у него получится исправить статистику? Судьба ведь подкинула ему этот шанс не просто так.

Покамест, всё складывалось на удивление гладко.

Он думал о Хоук… И понимал, что больше всего сейчас боялся не за свою, а за её безопасность. Всё, что Фенрис мог сделать – дать ей надежду на спокойное будущее, и ему было неважно, какой ценой это обернется.