Текст книги "Хороший, плохой, Рамси (СИ)"

Автор книги: Motierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– А откуда тебе знать, что бы я стал и что бы не стал делать с Джейни, будь она твоей сестрой? – только тихо сказал он, глядя прямо на Джона. Джон тоже упрямо смотрел на него, а потом его ресницы дрогнули, и он опустил голову, с силой обтирая лицо обеими ладонями. Он сидел так еще какое-то время, смотря в пол и потирая виски, но Рамси никуда не торопил его. Наконец Джон поднял взгляд.

– И что бы ты сделал? – он спросил прямо и негромко, отбросив все попытки казаться лучше, чем был на самом деле. Рамси помолчал, куснув губу перед тем, как ответить.

– А она была бы похожа на тебя?

Джон шумно выдохнул носом. Сцепил и расцепил пальцы. И резко поднялся.

– Ладно. Если у меня будут еще какие-то вопросы, я задам их тебе завтра.

– Ты хочешь сказать, что сегодняшнюю ночь я еще протяну? – легкомысленно спросил Рамси, опять откидываясь назад.

– У меня и без тебя много дел, с которыми нужно разобраться, – Джон глянул на него последний раз перед тем, как постучать в дверь и позвать Тормунда.

Тормунд сначала выпустил Джона, а потом уже зашел развязать Рамси, нарочно грубо, ободрав кожу на левом запястье. После он снова запер Рамси снаружи, а где-то через полчаса вернулся в сопровождении Атласа. Лицо у того было еще более неприязненным, чем у остальных, и губы аж дрожали от ярости. Рамси не удержался и улыбнулся ему, за что получил стопку из двух одеял, уткнутую в лицо, и брошенное на пол пластиковое ведро.

– Если треснет – тебе же потом подтирать придется, – пробурчал Рамси в неистово теплые одеяла, не желая доставать из них ни нос, ни руки, но Атлас, как и другие, видимо, по приказу Джона, не стал с ним разговаривать. Только вышел и вернулся с картонной тарелкой и таким же стаканом. Джон не пожалел Рамси полноценного обеда из печеной рыбы с бобами и маринованной капустой и крепкого сладкого чая, и хотя Атлас и разлил немного, ставя на стол, это было ничего.

– Сладкое не забудь, в кормежке самовольства не велено, – бросил Тормунд, стоявший у двери, скрестив руки.

– Да пусть подавится, – едва слышно сказал Атлас, снова направляясь к стоявшей за дверью тележке. Он принес сухую постную коврижку и положил ее на тарелку, шмякнув прямо в склизкую капусту, но Рамси позже, уже закутавшись в одеяла и устроившись на ящиках, просто обтер ее об колено перед тем, как съесть вприкуску с чаем. В принципе, условия были вполне терпимыми, не считая завтрашнего расстрела. Но по этому поводу Рамси никак не волновался.

На завтрашний день к нему опять пришли Эммет и Гренн, все так же молча сопроводившие его в общую гостиную. Руки уже не заламывали, но винтовки все еще были при них – Рамси даже в одних кальсонах и футболке не выглядел безобидно.

В гостиной Джон сидел на диване, озабоченно проглядывая какие-то бланки в прозрачной желтой папке. Судя по халату, нерасчесанным волосам и явно подсунутой под правую руку кружке кофе, он пришел сюда прямо из лаборатории и туда же направится сразу после. Мелисандры нигде рядом не было, по той или иной причине, и вообще только один Сигорн сидел на соседнем диване с ногами, тоже попивая кофе и закусывая его ржаным хлебом. На его плечи, как и у Джона, был накинут халат, и Рамси еще подумал, как иронично, что Гренн, получивший полное образование, так и не продвинулся никуда выше лаборанта и, по сути, теперь выполнял одну и ту же работу со случайным вольным тенном, ловко нахватавшимся за несколько месяцев практических знаний от своей заумной женушки и самого Джона Сноу.

Джон тем временем оторвался от бланков, как только Эммет кашлянул от двери, и положил папку на стол. По краю усталых серых глаз расплылись ярко-розовые пятна от лопнувших сосудов, как будто Джон не ложился всю ночь.

– Рамси… – он начал хрипло, и Сигорн молча потянулся, двигая кружку ему поближе. Джон коротко поблагодарил его и отпил. – Рамси, я не хочу вести долгие разговоры, поэтому скажу так. Мы немного пересмотрели условия, в которых сейчас находимся, и решили, что ты чуть более полезный член общества, чем это казалось вчера. Так что я хочу предложить тебе выбор. Ты можешь остаться с нами, как и Мелисандра, но условия, хочу предупредить сразу, не будут мягкими. Тебе вернут большую часть вещей, но у тебя больше не будет никакого доступа к оружию. Также ты будешь постоянно находиться под наблюдением, это подразумевает то, что тебе придется посещать любые места, включая уборную, с тем, кто согласится тебя сопровождать. И спать ты будешь под замком, в ту комнату, где ты был, перенесут какую-нибудь койку. И еще, очевидно, тебе будет запрещено как-либо контактировать с Джейни Пуль или другими людьми, которые изъявят такое желание. В остальном ты не будешь ограничен, в работе, во всем необходимом для нее и потребной помощи. И если с этим будут какие-то проблемы – ты всегда сможешь обратиться к Эдду, и он разрешит ситуацию. Или, – он сделал положенную на обдумывание паузу, – ты можешь уйти прямо сейчас. Вещи и паек на пару дней тебе принесут сюда, оружие вернут на выходе. Доступ сюда в дальнейшем, разумеется, будет для тебя закрыт.

Рамси задумчиво покачнулся на носках, убрав опять выпавшую из-за уха прядь обратно. Он смотрел на Джона внимательно, но видел только очень уставшего человека с опухшими глазами и кружкой кофе в подрагивавших от тремора пальцах.

– То есть если я сейчас приму душ, то сразу после могу приступить к работе?

Это было единственным, что спросил Рамси Болтон, и Джон только кивнул, сразу поднимаясь и подбирая папку. Он прошел мимо, больше не заинтересованный в Рамси; Сигорн, неспешно всунув ноги в шлепанцы, прихватил обе кружки кофе и направился за ним.

Рамси остался с Гренном и Эмметом, а потом с одним Гренном, когда Эммет отправился за его вещами. Он вернул Рамси все, даже серьгу, все, кроме ножа, пистолета и опасной бритвы. И Рамси еще задумался, стоит ли вдевать серьгу обратно – он действительно собирался снять ее после смерти Русе, да как-то забыл, – но все-таки надел, просто чтобы не просрать где-нибудь.

В душевую его сопровождал вечно бывший не при деле Гренн, а вот на рабочем месте встретил уже переодетый Эммет. С ним Рамси работал в тот день, с ним же и Сигорном – все последующие. С Джоном он почти не пересекался все эти недели, у того был какой-то талант не замечать тех, кто ему не нравился. А с остальными, включая больше не добродушного Хобба и испытывавшего искреннее отвращение Атласа, Рамси не хотелось заново налаживать контакт.

Зато с Сигорном дело пошло на лад – его откровенно не смущало ничего из того, что раньше делал Рамси, лишь бы тот хорошо выполнял свою работу. Так что он изредка, не слишком часто, но трепался с Рамси о том о сем в курилке, угощал его сигаретами и без проблем таскался с ним до сортира. И, возможно, дело было действительно в том, что Сигорн не был лицемером, а, возможно, и в том, что его собственное положение не то что сильно отличалось от положения Рамси. Даже выбившись из общего строя деревенщин-вольных, он все равно оставался парнем больше на подхвате, чем на самом деле на что-то способным. И хотя, как понял Рамси, после Зимы он, проникшийся цивилизованной жизнью, планировал переехать из общины и начать какое-то серьезное дело к югу отсюда, а то и получить какое образование, сейчас он, и без того замкнутый, смурый и грубый, чувствовал себя не слишком уютно. Но именно это делало его неплохим собеседником и приятелем для Рамси Болтона, тем, для кого возьмешь тарелку в столовой и с кем задержишься на лишнюю сигарету. И, несмотря на то, что все это длилось только часть рабочего времени и еще в сумме меньше часа в день, это сильно скрашивало времяпрепровождение Рамси все те два месяца. И, конечно, помогло ему в свое время.

Когда они закончили работу, то отметили это с тем размахом, который можно было себе позволить посреди Зимы. Хобб чуть не надорвался, но накрытый стол обеспечил – что и само по себе было праздником. Но тут были и нежная свинина с грибами и медом, такая, какую подают разве что на юге, и ароматная говяжья печень с жареным луком, и настрелянные вольными кролики в вине и жирном соусе, и румяные, масляные утки, и жареные размороженные овощи – даже они отливали золотом сладкой корочки, – и крендели с сахарными булочками, и маринованные сливы. И, конечно, на каждом из столов стояли графины со сливовым компотом и по бутылке крепкого самогона. И вдобавок – энергию все еще экономили предельно – среди чьих-то вещей были найдены предусмотрительно сбереженные патефон и старые свинговые пластинки, и между раздвинутыми к стенам столами в общей гостиной были устроены танцы.

Джон Сноу, впрочем, так особо и не поев, не танцевал. Он только опустошил пару рюмок и что-то негромко обсуждал с Мелисандрой и Эддом над расстеленной на столе картой, то и дело водя по ней пальцем и изредка ставя жирные точки карандашом. Мелисандра все нервно поправляла надетый поверх платья толстый свитер; ее лицо было строгим и будто настороженным, она была напряжена и вполголоса спорила с Джоном, хотя тот только прохладно отмахивался, продолжая явственно гнуть свою линию. Эдд же выглядел сегодня особенно скорбно, кутался в свой мешковатый бомбер и все мял в руке какую-то салфетку, почти ничего не говоря.

Зато вот Сигорн живо отплясывал босиком, с полупустой бутылкой в левой руке и талией Алис – под правой, и они где-то по дороге, сбивая других танцующих, потеряли ее косынку, и строгая коса совсем растрепалась; даже Тормунд, неодобрительно относившийся к этой механической музыке, после короткой перебранки вышел с красавицей Вель, то с безобидным ядком смеявшейся над ним, то по-сестрински хлопавшей в ладони. А уж когда Атлас в застегнутой под горло черной рубашке начал плясать, сцепившись локтями с все хохотавшим уборщиком Оуэном, даже самые стеснительные опустошили свои рюмки и наскоро разбились по каким-никаким парам, кто больше для смеха, а кто и всерьез. Только некоторые, и Рамси в их числе, остались потягивать сладкую самогонку из рюмок, то и дело выкрикивая что-то одобрительное. Впрочем, Рамси как раз ничего не кричал, это все – и крики, и танцы – было не для него. Никогда не для него. Но это никак его не огорчало, особенно когда во рту так и таяли кисловатые сливы.

Тяжелая работа продолжилась с рассветом, оставив позади собираемую сонным Оуэном грязную посуду на столах, – начало производства всеми имевшимися средствами и попытка выработать схему поставок вакцины населению. И если с первым, кое-как, ежечасно молясь на дышавшие на ладан генераторы, техники справились, принимая каждую партию как возможно последнюю, то второе оказалось сложнее. Связи в институте по-прежнему не было, даже радио только тихо шуршало, и было решено разбиться на группы и поначалу разносить вакцину по ближайшим городам самим, а там уже и найти какой транспорт, а то и сохранившееся городское управление со связью. Рамси тоже записался в добровольцы, не будь дурак, и, конечно, единственными, кто захотел идти с ним, были Сигорн и его тенны. Джон же никуда не записывался отчего-то, становясь с каждым днем все печальнее и замкнутее. Он объявил о своем уходе в один из дней между общими сборами, между разложенными повсюду чужими вещами и сновавшими туда-сюда непричесанными людьми с вытянутыми лицами и наброшенными на плечи куртками. И если кто-то и нашел время и силы осудить Джона – то промолчал. Он сделал для них больше, чем они могли бы от него требовать.

Рамси с Сигорном выдвинулись из института за пару дней до ухода Джона. Алис все тихо ругалась, поправляя на муже одежду, и он ворчливо отталкивал ее руки, твердо шепча, чтобы не позорила его перед честными людьми. “Какие-такие еще честные люди вперед жены?” – спросила она, а Рамси изучал плывшее белесыми облаками небо, пока они целовались на прощание, и думал о том, что, кажется, стало еще холоднее с тех пор, как он последний раз покидал институт.

Путь обещал быть долгим – крепким теннам выпал один из самых дальних городов. Но Рамси не волновал этот путь, который он все равно не собирался проходить. На первой же стоянке, тщательно объяснившись с Сигорном – он предпочел бы привычнее, без разговоров и с ножом, но, в общем, он ничего не имел против тех людей, которым тенны несли партию вакцин, и против выживания человечества вообще, – он распрощался и с ним, и с его людьми. Сигорн был в общем согласен с тем, что вернуться к семье – это очень важно, и понял Рамси в нежелании уходить из института под и без того осуждающие взгляды. Так что, забрав свои вещи и несколько щедро выданных Сигорном вакцин вместе со всякой другой мелочевкой, Рамси направился на юг по широкому шоссе, первое время испытывая сильное искушение свернуть в сторону дома и проверить своих девочек. Но у него не было на это времени, он шел вперед упрямо, иногда через силу, и добрался до дома родичей Джона точно в тот день, в который рассчитывал. И даже успел довольно обжиться, проветрив затхлые комнаты, выбросив подгнившие запасы из кладовой, нарубив дров вдобавок к тем, что имелись, и обзаведясь пристойным ружьем для охоты.

Так что, когда Джон пришел сюда, Рамси как раз пил сваренный только что кофе за столом у растопленной кухонной печи, первый раз за утро с удовольствием затягиваясь сигаретой, и планировал расписание на день. Пожалуй, стоило бы сходить пострелять кого-нибудь к ужину, провести ревизию домашних гардеробов в поисках запасного белья и никогда не лишних теплых вещей, прицениться также к посуде и перемыть свою, еще натопить снега и наконец по-человечески вымыться в ванне, но перед этим еще разок подрочить, пожалуй, в комнате Джона, уже не пахнувшей им, но все равно довольно уютной, с жесткой кроватью, стопками книг повсюду и коробками настольных викторин наверху шкафа. Рамси почему-то ужасно возбуждали эти викторины, хотя он не был уверен, что именно думал касательно них и думал ли что-то конкретное, но, в любом случае, звук распахнутой двери и моментально зашумевшего ветра снаружи мигом отвлек его от всех этих теплых мыслей.

– Здесь есть кто-нибудь? – конечно, Джон не мог не заметить стелившийся из печной трубы дым. – Все в порядке, я вам не враг. И я не хочу применять оружие, мне просто нужен ночлег, – он всегда оставался таким сахарным сказочным лордом, что Рамси не выдержал и усмехнулся, допивая кофе. А через несколько секунд Джон, очевидно ориентируясь по запаху табака, зашел на кухню.

Он встал в дверях довольно нелепо, с задранными наверх очками и изморозью на балаклаве, сжимая в руках винтовку. Призрак, всегда шаг в шаг следовавший за хозяином, обошел его по левой стороне, бесшумно скалясь. Джон тоже молчал, еще глубоко дыша после улицы, и упрямо смотрел на Рамси.

– Пошел вон из моего дома, – только и сказал он тихо и жестко после невольной паузы, приподнимая винтовку.

– Ты будешь кофе? – безмятежно спросил Рамси, докуривая. – Я еще могу сварить.

– Пошел вон, – жестче повторил Джон, и Рамси едва заметно вздохнул, потушил сигарету в чашке и поднялся.

– Я могу забрать вещи? – Джон промолчал, держа Рамси на прицеле, и только отошел в сторону, давая ему выйти из кухни.

Рамси приподнял руки, смирно шагая к арочному проему. Джон вместе с Призраком на расстоянии последовали за ним, но, кажется, видимое послушание дало эффект, и уже около лестницы Рамси догнал скупой вопрос:

– Зачем ты здесь?

Рамси на секунду замер, поставив ногу на нижнюю ступеньку, но сразу после тяжело зашагал наверх.

– Не знаю, – он пожал плечами.

– Как ты можешь не знать? – голос Джона дрогнул от злости. – Это не прогулка в соседний квартал, сюда идти больше недели. Так что скажи мне, нахрен ты пришел в мой дом?

– Я чувствую такую странную штуку, Джон Сноу, – почти нараспев ответил Рамси. – Что-то вроде того… что я должен тебе. Не уверен.

– Ты мне ничего не должен, – отрезал Джон.

– Ты не убил меня, хотя мог бы, должен был, – Рамси продолжал говорить умиротворенно и умиротворяюще. – И я… я, кстати, занял твою комнату. Извини, – дорога была не такой длинной, какой она обычно бывает, если шаркать носками и останавливаться на каждом повороте. Плохая идея, если твою спину от дула винтовки отделяет около метра.

– Это отвратительно, – сегодня Джон, видимо, не собирался сдерживать эмоции и те вещи, которые он обычно думал, а не говорил.

– Извини, – повторил Рамси, никак не объясняясь и просто открывая дверь.

Он зашел внутрь, по пути подобрал валявшиеся на полу носки и сразу закинул их в так и открытый рюкзак. Джон прислонился к дверному косяку, следя за ним.

– Нахрен. Что тебе от меня нужно? – сказал он, когда Рамси собрал и сложил уже и лежавшее с ночи на маленькой печке белье, и спальник, разложенный поверх одеяла, и оставленный у кровати фонарь. Не так много вещей, на самом деле, но все они вызывали у Джона отвращение, находясь в его старой комнате. Так же, как одна из его книг, лежавшая на полу рядом с очередной приспособленной под пепельницу чашкой и еще, видимо, работавшими наручными часами Кейтилин, и смятое постельное белье, и особенно пара скомканных салфеток в ногах, о которых Джон не хотел думать отдельным пунктом в списке произошедшего сегодня дерьма.

– Поговорить с тобой, – Рамси ответил, не поворачивая головы. – Может быть, извиниться.

– За что? За то, о чем ты не жалеешь и никогда не жалел? – Джон не думал, что у него хватит сил на ядовитый тон, но, как ни странно, это помогло ему не сорваться.

– Ну, по-твоему, я забрал две лишних жизни, так? – невозмутимо спросил Рамси, поднимая рюкзак и закидывая на плечо. – Вот я и подумал, что могу спасти еще пару-тройку. Может быть, тогда мы будем в расчете.

– Пару-тройку? – Джон непонимающе поднял бровь, снова пропуская Рамси в дверь.

– Я предположил, что ты направишься сюда. И предполагаю, что ты все еще хочешь найти кого-то из своих братьев и сестер. Я мог бы помочь тебе в этом, – флегматично ответил Рамси, принимаясь мысленно напевать какую-то прилипчивую мелодию и спускаясь по лестнице. Джон молчал все время, идя за ним, и Рамси слышал за спиной только мерное и тихое дыхание Призрака.

Только когда они вернулись на кухню, и Рамси принялся так же неторопливо собирать свою посуду, Джон опустился на один из стульев и опустил винтовку.

– Сядь, – негромко скомандовал он. – Давай поговорим.

Рамси аккуратно поставил взятую тарелку обратно и вернулся к стулу, с которого только недавно встал. Тяжело опустившись на него, он свел руки на столешнице, оставляя их в поле зрения Джона. Джон стянул балаклаву до подбородка, подвинул себе пачку, достал сигарету и прикурил, смотря в стол.

– Я оценил твое предложение, – наконец сказал Джон, поднимая глаза. – Хотя и все еще помню… о некоторых вещах. Но, как ты сам говорил, я не могу позволить себе отказываться от союзников, – он устало, как-то безжизненно улыбнулся, крепко затягиваясь. – Упырей в городе стало еще больше за последние недели, и, если честно, я уже не раз пожалел, что отказался от помощи, пока шел сюда. Так что, кажется, выбора у меня особо нет.

– Но снова будут правила, так? – Рамси посмотрел на него, слегка-слегка прищурившись.

– Разумеется, – Джон кивнул, выдыхая дым. – Если не нравится – вали сейчас.

– Ага.

– Тогда для начала – в этом доме. Я думаю, что мне придется побыть здесь какое-то время, так что пока я заберу твое оружие и все, что может считаться оружием. Наши комнаты не запираются, поэтому мы с Призраком переедем в… родительскую спальню, – ему это далось почти без усердия. – Все будет храниться там, под замком, и выдаваться тебе по необходимости, если ты будешь покидать дом или в экстренных случаях. Потом мы разберемся с этим вопросом, но пока я тебе не доверяю. Зато ты можешь… остаться в моей комнате, если хочешь.

– Принято, – Рамси сухо кивнул, тоже прикуривая.

– Дальше. Ты мне не друг, Рамси, и мне все еще не нравятся многие вещи. И я не обещаю, что буду с тобой вежливым, или приятным, или вообще захочу разговаривать с тобой. Возможно, когда-нибудь, – Джон подчеркнул это слово, – я смогу относиться к тебе по-другому. Но не сейчас. Сейчас – считай, что я нанимаю тебя. Платить мне, конечно, нечем, да и не Зимой говорить об оплате, но втроем у нас шансов выжить всяко побольше.

– Хорошо, Джон, – негромко сказал Рамси, затягиваясь и выдыхая дым в сторону. – Тогда… кофе?

– Да, пожалуй, – Джон наконец взялся за молнию куртки, откладывая винтовку на стул рядом. Призрак послушно сел у его ног, беззвучно вывалив язык и неотрывно глядя на Рамси своими кровавыми глазами.

Сейчас – та же кухня, так же внимательно следит за происходящим Призрак и так же кипит вода для кофе, разве что теперь для растворимого, чтобы не париться. Рамси как раз заканчивает щипать дроздов, скидывая последнего обратно в ведро, и поднимается, обтирая руки о штаны. Он делает себе полную кружку сладкого кофе, отпивает без особого удовольствия и кое-как, для приличия стряхивает пару прилипших крошек со стола. Надо разделывать то, что есть, а для этого Джон оставил ему только один туповатый нож, но Рамси может справиться и этим. Он открывает ящик, глотнув еще кофе и отставив кружку, когда Призрак приподнимает голову, чуть обнажая клыки.

– Я их мигом разделаю, – походя замечает Рамси, копаясь в ложках, потому что Призрак реагирует на звон и поднимается на лапы, помахивая хвостом. – Заметить не успеешь, быстрее, чем на кулинарном шоу, парень. Только, мать твою, где… – Рамси наконец находит нож, как назло сунутый Джоном в самый низ, и поворачивается. Призрак скалится, смотря на него в упор. – Слушай, я жратву твоему хозяину готовлю, – Рамси не удивляется, продолжая говорить с ним спокойно, уверенно и слегка панибратски, – а от него и так благодарности не дождешься. Так что давай ты войдешь в положение и перестанешь смотреть на меня так, будто я собираюсь разделывать не дроздов, а твою семью, – он не спеша, опустив нож, делает шаг обратно к ведру, но Призрак почти бесшумно взрыкивает, тоже шагая ему навстречу, и его хвост мечется из стороны в сторону чаще.

Призрак вымахал здоровым даже для тамаскана, в одной холке он спокойно достает Рамси до живота, и мех у него густой, зимний, не подступиться. Рамси хорошо представляет себе, что может с ним сделать такой, да еще и безупречно выученный защищать хозяина пес, стоит шагнуть или вздохнуть не так. Поэтому он вытягивает руку и кладет нож обратно на стол, раздраженно выдохнув.

Он так же раздраженно шагает из кухни, ворча себе под нос, и Призрак, хоть уже и менее агрессивно, но следует за ним почти вплотную. Рамси поднимается на второй этаж. Призрак царапает когтями ступени, ловко взбираясь по лестнице за ним.

– Джон, скажи своей хреновой собаке… – Рамси не стучит, просто толкает дверь, и замолкает не от неожиданности, а потому что сказанное ровно с этой секунды не имеет смысла.

Призрак протискивается между дверью и его ногой, слегка толкнув здоровой мордой, но Рамси не обращает на него внимание, выхватывая взглядом контуры в слабом свете газовой лампы – голова откинута, румянец сползает по шее в ворот футболки, сведенные брови вздрагивают, и срывается частое, сухое дыхание. Джон торопливо мастурбирует, чуток приспустив кальсоны и нервически схватив подушку свободной напряженной рукой. Но Рамси может наблюдать за этим не дольше секунды или двух – Джон открывает глаза на звук и резко садится, рывком подтягивает кальсоны и рефлекторно цепляет большим пальцем липкую застежку, выхватывая пистолет из кобуры.

– Выйди, – хрипло бросает он. – Сейчас же.

Рамси с легкой, нарочной печалью смотрит поверх наставленного на него пистолета, на зло и нервно нахмуренные брови, на искривленный рот.

– Все еще думаешь обо мне и этих вещах? – негромко спрашивает он, и Джон глядит на него непонимающе. А потом вдруг вспыхивает еще яростнее.

– Ты настолько самодовольный кусок дерьма? – его голос даже вздрагивает от презрения. Рамси не понимает его ровно секунду.

– Нет. Блядь. Блядь, – он зажимает пальцами переносицу, жмурясь. – Я не это имел в виду. Я про твой пистолет, про это все, – он кивает, не открывая глаз. Это вышло действительно глупо, и не стоит делать какой-то вид. Не с Джоном.

Но Джон выдыхает и постепенно успокаивается. И, когда Рамси снова смотрит на него, спокойно опускает руку с пистолетом на кровать, но не убирает его совсем.

– Да, я иногда думаю об этом, – согласно кивает он, подобрав ноги.

– О чем именно? – вкрадчиво спрашивает Рамси, тихо прикрывая дверь, чтобы не уходило тепло, и прислоняясь к ней спиной.

– О чем? – Джон как-будто задумывается, но Рамси знает, что он уже давно прокрутил в голове все ответы на этот вопрос. – О’кей. Например, о том, почему ты выбираешь не таких, как Эммет или Тормунд, и даже не таких, как я, – он говорит это прямолинейно и с той неприязнью, которая явным намеком указывает на дверь. – Нет, ты выбираешь таких, как Джейни. И Теон. Я видел его, да, но Джейни рассказывала и о том, каким он был у тебя. Похожим на нее. Слабым. Истощенным.

– Он был в хорошей физической форме, когда мы встретились, – тоже задумчиво отвечает Рамси, игнорируя все, что не сказано прямо. – А еще у меня была Сара. Нет, она была оформлена по всем правилам, – он замечает, как косо глядит на него Джон. – И она занималась пауэрлифтингом, мощная была баба, с характером. Но я… изменил ее тоже, – он видит и дрогнувший отторжением рот. – Не так, как ты думаешь. Я не сделал ее замученной или запуганной. Она осталась сильной, уверенной, нечувствительной к боли, эмоциям и физическим раздражителям. Она стала только лучше. Крепче, целее и лучше. Это ведь моя работа.

Джон все смотрит на Рамси молча, а потом тоже раздраженно потирает переносицу. Рамси продолжает стоять у двери, не двигаясь ни на шаг.

– Нет, я не понимаю тебя, Рамси, – наконец вздыхает Джон. – Ладно. Что тебе было нужно?

– Я там собирался сварить суп, для него нужно птицу разделать, а твой пес прицепился ко мне намертво, стоило взять нож.

– Да, хорошо, – машинально кивает Джон, – он останется здесь и больше тебе не помешает. Только вот что… ты тоже сделай одолжение, стучись в следующий раз, если что-то понадобится, – здесь он запинается на секунду, хотя и выдерживает тон.

– О’кей, – безобидно соглашается Рамси и так же безобидно спрашивает: – Ты поэтому тогда так ушел?

– Если ты о том, что я не хочу поднимать с тобой какие-то темы, то да, – сдержанно отвечает Джон.

– Почему? – простецки спрашивает Рамси.

– Твоя птица заветрится, а мое терпение не бесконечно, – отрезает Джон. – Так что замолкни и иди.

– Слушай, Джон, – но Рамси, как и всегда, превосходно его слышит и не собирается слушать, – я же отлично знаю все эти штуки и знаю, насколько раздражающей…

– Я сказал тебе: замолкни и выйди.

– …может быть эта потребность. И, если говорить только о ней, я мог бы…

– “Снять мою боль”, так? – голос Джона резко становится ядовитым и неприятным. – Мы это уже проходили. И ты оказался лживым мешком с дерьмом.

– Я хочу взять у тебя в рот, Джон Сноу, – Рамси быстро надоедает, что Джон все время перебивает его, и он машинально убирает волосы за ухо, успокаивая раздражение. Джон смотрит на него даже немного ошарашенно от такой прямолинейности.

– И что еще ты хочешь со мной сделать? – но он быстро берет себя в руки. – Отрезать мне пальцы? Снять с меня кожу, может быть? Или сразу кастрировать?

– Нет. Нет, я этого не хочу, Джон, – и Рамси правда хочет не этого. – Почему ты так думаешь? Я когда-нибудь делал тебе больно?

– Ты причинял боль другим. Чем я лучше них? – Джон произносит это холодно и требовательно, и Рамси примечает в этом симпатичную ему черту. Говоря такие вещи таким тоном, становишься довольно близок к объектному восприятию, а это всегда нравится Рамси.

– В тебе есть много черт, которые нравятся мне, – уклончиво отвечает Рамси. – Ты знаешь, что я не чувствую это так, как ты или кто-то еще. Но ты мне нравишься. И я не хотел бы… менять эти черты – которые нравятся.

– А что до остальных? – хлестко спрашивает Джон.

– Ты прав. Я не хочу менять тебя, Джон. Так лучше. Но, – Рамси делает паузу, – я понимаю, что ты все равно будешь думать об этом. Думать о том, сколько я лгу. Так что, – он приподнимает свою водолазку и берется за пряжку ремня; пальцы Джона на рукоятке пистолета рефлекторно сжимаются, – у меня есть кое-что, что поможет тебе об этом забыть, – Рамси расстегивает ремень и неспешно вытягивает его из петель.

– Я не понимаю, – Джон отрывисто качает головой.

– Свяжешь мне руки, – непринужденно поясняет Рамси. – Быстрый отсос, Джон Сноу, никаких рук, никаких разговоров, мы решим твою проблему и забудем об этом.

– Знаешь, ты говоришь очень странно для человека, у которого столько предубеждений, – Джон вдруг слегка меняет тему, но его голос остается ядовитым. – Я помню, что ты говорил об этом. Но сейчас ты стоишь здесь и раскручиваешь меня на… не знаю, на пидорский отсос, так? – он опять румянится, но теперь явно от гнева.

– У меня много предубеждений, Джон Сноу, – Рамси улыбается краем жирного рта. В последние дни и дни за два месяца до этого он действительно думал о каких-то вещах больше, чем обычно, но, говорят, даже у известных художников бывают, как это, “голубые периоды”. Рамси не уверен насчет того, что именно это значит. – О мужчинах, о женщинах. Об их чувствах. Но я уступаю тем, которые о мужчинах и женщинах вместе, потому что это имеет смысл. То есть это хорошо, брак хорошо влияет на карьеру, у тебя всегда есть быстрый секс, если обычно с этим проблемы, и дети – это важно. Я сам думал об этом, но работа у меня из тех, где репутацию разве что изгадить можно, и руки вроде пока целые, пять пальцев в полном распоряжении – и еще пять, если захочется разнообразия. Разве что дети. Но это еще может подождать. В остальном – возвращаясь к твоему первоначальному вопросу – я полон предубеждений по поводу бессмысленных вещей между людьми, – он не удерживается и коротко скалится, обнажая желтые зубы. – Но в то, что происходит между мной и тобой, я и не собираюсь вкладывать смысл. Я хочу взять у тебя в рот, чтобы ты расслабился и перестал от меня бегать. Это все.

Джон молчит, машинально потирая большим пальцем рукоять пистолета. Он не понимает Рамси, совсем не понимает. Тот говорит циничные вещи, хотя Джон и не удивляется им. Не из этого рта. Не из красного и сочного, толстым языком от треснувшего края по всей мягкой нижней губе.

Стоп, Джон.

Он продолжает думать. О том, почему он продолжает вести этот разговор. Почему продолжает вести все эти разговоры. О том, почему так злится на Рамси. Почему он не злился на Чирья, Дела и Боджера, которые хотели убить того старика из-за его сраной тачки и коробки с едой. И на Игритт, которая перерезала тому старику горло. Но Игритт не была плохим человеком. А Мелисандра? Она мучила умирающую Ширен четыре долгих дня. Она спасла жизнь Джону – и не только ему. Но плохой ли она человек? Сравнительно с Игритт? Сравнительно с Рамси? Нет, нет. Мелисандра – плохой человек. Но Джон не злится на нее больше. Джон рассказал ей, куда направляется, Джон доверил ей Эдда, институт и себя самого. Джон не доверит Рамси даже карту или острый кухонный нож. Джон продолжает злиться на Рамси. И он хочет понять – и не может. Хочет понять самого Рамси – и почему не может перестать на него злиться. Понять, является ли он сам достаточно хорошим – со всем, что он делал, – чтобы иметь это право злиться. Имеет ли вообще значение, кто хороший, кто плохой – а кто злой, – для его чувств – злости – по поводу других людей. Имеет ли хоть что-то значение.