Текст книги "Хороший, плохой, Рамси (СИ)"

Автор книги: Motierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Рамси заходит на кухню, оставляя за собой следы от осыпающегося с куртки и штанов снега и мокрые разводы от овчинных сапог. В институте не были слишком щедры к нему – не считая его жизни – и вернули его старую одежду взамен удобной форменной, как только выпустили из-под замка. Но, к счастью, Рамси еще раньше успел разжиться теплыми вещами, и теперь не особо страдает по этому поводу. Как и по другим поводам, несмотря на то, что там думает себе Джон.

Тем временем Джон, подобрав ноги, сидит за большим, стоящим посреди кухни столом, заляпанным чем-то жирным и с краю накрытым сухой пыльной скатертью. По правую руку Джона лежат пистолет и стопки тетрадей; он усталыми глазами проглядывает одну из них. Проглядывал, пока не услышал звук тяжелых шагов. Под его внимательным, осторожным взглядом Рамси снимает охотничье ружье его дядьки, на вытянутой руке отставляя к ближайшему шкафу, и ставит на пол ведро.

– Разряжено, но патроны еще остались, – спокойно отчитывается Рамси, снимая капюшон и кивая на закрепленный на прикладе ружья патронташ.

Джон ничего не отвечает, сразу, как только Рамси ставит ружье, поднимаясь и убирая пистолет в набедренную кобуру. С непривычки после толстых штанов Джон стянул ее поверх кальсон слишком туго, и она явно натирает ему бедро. Рамси примечает это, пока Джон так же молча собирает тетради, не поворачиваясь к нему спиной.

– Ты бы ремень ослабил, кожу сотрешь, – предупредительно рекомендует Рамси, кивая на кобуру, но Джон только бросает на него прямой и холодный взгляд. Рамси пожимает плечами и неспешно снимает рюкзак, изучая Джона и дальше. Лицо у него такое же измученное, как и всегда, с припухшими церковными веками и облезшей кожей на щеках, теплая рубаха расстегнута, открывая мерно поднимающийся от дыхания живот под футболкой, а свободные, мягкие кальсоны ни хрена не скрывают ни длинные ноги с острыми коленями, ни маленький зад, ни упруго натянувший ткань член. И в последнем нет ничего неловкого или забавного, Джону совсем немного за двадцать, и у него не было секса ни с кем уже больше двух месяцев, Рамси знает. Рамси думает, что Джон охренительно упрямый. Джон продолжает игнорировать его, прихватывает ружье свободной рукой и просто направляется к двери. Бросает почти незаметно лежащему у нее Призраку:

– Побудь здесь, хорошо? – и тот дергает хвостом, кладя приподнятую было голову обратно на лапы.

– Там холодно, ты тоже можешь остаться здесь, – в никуда замечает Рамси, стягивая перчатки. Где-то позади него негромко хлопает дверь.

Рамси равнодушно дергает ртом и расстегивает куртку. Старки были предусмотрительны в планировке дома, и кухня вся прогрета от большой деревенской печи, так что можно остаться в одном теплом жилете и водолазке с царапающей подбородок молнией на вороте. Так что Рамси просто вздыхает, потягиваясь, и с неудовольствием заглядывает в принесенное им ведро. Сегодня он смог настрелять только нескольких дроздов, объедавших каскару в лесу, а те хоть и жирные, но мяса-то все равно на два укуса. Хотя можно сварить их с лапшой и сушеными грибами из кладовки, кости пустить на бульон, и на нем сготовить кашу, а потроха зажарить с консервированными бобами. Так ничего не пропадет. И к еде можно будет еще поставить ратафию, которую Рамси тоже приметил в кладовой.

Да, он чувствует себя все еще подуставшим, но уже более-менее удовлетворенным, обдумав все это. Деревенское детство и приобретенные с ним навыки определенно пошли впрок, и Рамси немного вспоминает обо всем, когда ставит воду для кофе, когда подтягивает себе стул, раскладывает на полу бумагу из отбракованной Джоном кучи в углу и закатывает рукава. Призрак косит на него, принявшегося щипать дроздов, красным глазом.

– Ты сам себе таких наловишь, – покосившись в ответ, бросает Рамси. – Так что даже не смотри на них.

Но Призрак, разумеется, продолжает смотреть, лежа неподвижно, полностью расслабив свое мощное тело. Как и все они. Как все они смотрели на Рамси, когда он вернулся в институт.

Мелисандра и Эдд встретили их обоих прямо на проходной в сопровождении Гренна, Эммета и пары вольных теннов, всех с винтовками. И, встретившись с Мелисандрой глазами, Рамси сразу понял, что ситуация складывается еще дерьмовее, чем когда они утром встретили последнюю группу упырей. Против тех у него были верный нож и винтовка Джона. Против Мелисандры – только одна вещь, о которой он – и они все – молчали до сих пор. Все, кроме Атласа, чувственного и болтливого под хорошей порцией самогона.

– Здравствуй, Джон, – угол рта Эдда странно дернулся. – Больше никто не вернется? – он глядел только на Джона, пока Эммет первым подошел к Рамси. Джон покачал головой.

– Пошли, – Эммет чуть поддел куртку Рамси винтовкой, когда руки Гренна и одного из теннов сомкнулись на его предплечьях, неприятно, тяжело заламывая.

Джон и не посмотрел в их сторону.

– Но вы принесли сок? – сухо спросила Мелисандра, тоже не смотря на Рамси. Джон опять молча кивнул, и она негромко распорядилась: – Отведете его в карцер, и вещи сразу несите к нам.

Дуло винтовки второго тенна ткнулось Рамси в спину, но он не сопротивлялся ни словом, ни делом, послушно зашагав с неудобно вывернутыми руками и смотря в пол. И только еще услышал, как Мелисандра сказала:

– Пойдем, Джон.

И как Эдд вставил:

– День-то в день ты, конечно, вернулся, но вот жалко, что после обеда. Я-то думал, ты помер уже, велел лишнего не готовить.

А вот что им ответил Джон, осталось за грохнувшей за спиной дверью.

То, что Мелисандра пафосно назвала карцером, оказалось просто почти пустой комнатой на верхних этажах. К полу в ней был привинчен металлический стол, по углам валялись пустые коробки и пластиковые ящики, а под потолком мерно пищал какой-то датчик.

С Рамси сняли рюкзак и подсумки, и он сам послушно разделся до белья и даже снял “эту пидорскую” сережку после короткого приказа и под прицелом Эммета. Гренн еще грубо прощупал оставшуюся на нем одежду на предмет оружия, а после они забрали его вещи и оставили здесь, заперев снаружи. Рамси поежился, выдыхая тонкий пар. Делать в комнате было абсолютно нечего, и в ней было охренительно холодно. Рамси успел обойти ее не одну сотню раз, отжаться между этим в несколько подходов и еще поприседать, когда ключ наконец провернулся в замке. Наверное, прошло куда больше часа или двух, у Рамси все еще не было часов, чтобы следить за временем, но, по его ощущениям, он был здесь довольно долго.

К его удивлению, первым пришел к нему не Джон, не Мелисандра и даже не Эдд или Эммет, а Тормунд с зажатой в правой руке веревкой. На его лицо сразу легли брезгливые морщины, но он, как и остальные, почти ничего не сказал.

– К стене лицом, давай, – разве что только это.

Рамси тоже продолжал молчать, все так же послушно вставая лицом к стене и сам заводя руки назад. Он отлично знал, почему он здесь, и примерно представлял, что будет дальше, так что не стоило нарываться и выставлять себя агрессивным дураком. Нет, Рамси спокойно перенес то, как крепкая джутовая веревка туго перетянула запястья, и то, как Тормунд жестко велел ему сесть, ногой подвинув ближе один из пластиковых ящиков.

Тормунд же, убедившись, что ничего больше не представляет угрозы, наконец открыл дверь, и после тихих переговоров, в которых Рамси четко разобрал “спасибо, Тормунд, можешь подождать снаружи”, к нему все-таки пришел сам Джон Сноу. Он показался неожиданно маленьким после Тормунда, Гренна и Эммета – и еще больше изможденным, переодетый уже в джинсы и теплый свитер, но все такой же замерзший, усталый и грязный, как и какое-то время назад. Но, несмотря на состояние, он не стал мяться, просто придвинул себе второй ящик, сел напротив Рамси и твердо посмотрел ему в глаза. Рамси в ответ спокойно изучал его лицо, максимально удобно распрямившись – отсутствие спинки у импровизированного сиденья давало ему возможность сделать это.

– Я хочу узнать, почему ты сейчас здесь, – негромко и четко начал Джон, сложив руки у себя на коленях. Это было неожиданно. Рамси действительно думал, что он сходу начнет обвинять. Но Джон пошел чуть дальше.

– Думаю, мы оба знаем, почему, Джон Сноу, – Рамси склонил голову набок; в его голосе не было агрессии, только усталое понимание.

– Нет, я хочу услышать это от тебя, – но Джон только покачал головой. – Твоими словами.

– Я сейчас здесь, потому что она – не мой эксперимент, – голос Рамси остался спокойным.

Послушным. Открытым.

Ложь.

– А кто она? – Джон продолжил спрашивать, не меняясь в лице.

– Моя любовница. Моя помощница. Моя… мой объект, – Рамси немного сбился, но это не прозвучало неловко. Это прозвучало размеренно и с теми успокаивающими нотками, которые Джон не должен был уловить.

– Она не твой объект, – снова покачал головой Джон. – Ты сам только что сказал.

– Не в том смысле, – Рамси тоже качнул полным подбородком. – Да, у нее нет документов, и ее нет ни в каких списках, но она является моим объектом. По своей сути.

– И как так вышло? – холодно спросил Джон. Он все еще не показывал никаких своих ощущений по поводу происходящего и почти не говорил ничего сам.

– Я говорил тебе, что это пиздец сложно, Джон Сноу, – Рамси вздохнул, удобнее поводя плечами и расслабляя мышцы. – Но давай начнем сначала. Ты знаешь, какие люди занимаются моей работой? У нас любили говорить, что это те, кто жертвует собой, своими репутацией и чистой совестью, ради мира. Но, как ты, думаю, понял бы сам рано или поздно, это неправда. Таким, как мы, нравится делать с людьми вещи, которые не нравятся таким, как ты. Мне нравится делать с людьми эти вещи, – он смотрел Джону в глаза и увидел, как его лицо все-таки исказилось после этих слов. В его взгляде появилось отвращение. Отвращение, которое заставило дрогнуть его рот и которое он не смог бы скрыть, даже если бы захотел.

– То есть ты сейчас прямо подтверждаешь, что тебе нравилось делать с Джейни Пуль то, что ты с ней делал?

“Ты что, нарочно даешь возможность легко выкрутиться, а, Джон? Нет, ей никто не воспользуется”.

– Да, – Рамси сухо кивнул.

– О’кей. Что именно ты с ней делал? – Джон справился с собой и продолжил строгий – и какой-то почти мягкий допрос.

– Я снимал ей кожу полосами на бедрах, животе и спине, удалил указательный палец на левой ноге и безымянный на правой, – Рамси даже не стал делать вид, что задумался, он отлично помнил, что и с кем делал. – Еще я трахал ее и часто повреждал зубами – у нее остались шрамы на груди и вырваны соски, и гениталии также несколько деформированы после того, как я зашивал нанесенные мной же разрывы. И еще я принуждал ее к насильственному половому сношению с приученным к этому псом. И насильственному групповому сношению.

Лицо Джона почти не менялось, пока Рамси говорил – он наверняка уже слышал все это или от самой маленькой Арьи, или от Мелисандры.

– А что случилось с ее носом? – только и спросил Джон, когда Рамси закончил, коротко облизав жирные губы.

– А, да, его мне пришлось ампутировать: у нее было обморожение, и начался некроз. Конечно, резать пришлось ножом и им же прижигать потом, а для обеззараживания был только спирт, но у меня особо не было выбора. Надеюсь, она не сказала, что я сделал это, потому что сам хотел? Потому что я не хотел. Разве что… я не видел ее в последнее время, так что, не знаю, может быть, вам все-таки стоит проверить ее после того случая. Она может быть беременна, я думаю – я так и не стерилизовал ее, а Зимой не было возможности накачивать ее таблетками, – Рамси сказал это тактично и не стал делиться подробностями о том, как ему тогда понравился ее новый, безносый и перевязанный тряпкой вид, и он трахнул ее на полу того магазина, в котором они остановились на ночь, онемевшую от боли и шока, почти любовно улегшись сверху, лаская ее изуродованное лицо, целуя щеки, на которые из-под тряпки в обе стороны ветвившимися струйками натекла кровь, и думая о маленькой джоновой сестрице. Это было бы слишком, особенно последнее.

– Мелисандра взяла у нее все необходимые анализы, спасибо за совет, – сдержанно ответил Джон, но больше никак это не прокомментировал, вернувшись к своим вопросам. – И какой… функционал у нее должен был быть после нанесения этих увечий?

– Я же сказал. Моя любовница и моя помощница.

– И я правильно понимаю, что между вами не было заключено никакого добровольного соглашения об этом?

– А вот здесь возникает юридически неудобный момент, Джон Сноу. Как ты понимаешь, у меня нет никакого договора, который подтверждал бы добровольное заключение отношений между нами. Поэтому все, что я могу тебе дать – мое слово. И я скажу тебе, что да, она добровольно вступила со мной в изначальные отношения, в которых не было оговорено ни одно из моих действий, да, она ни разу не возразила ничему из того, что я делал, да, она сама предлагала мне какие-то вещи из тех, что я с ней делал, она вправду слезно просила меня об этом. И да, она находилась со мной, на моей территории свободно, с ее согласия, имея возможность возразить или уйти в любой момент. Я ни разу не наказывал ее и не угрожал наказанием за отказ или любую попытку противодействия. Но их не было.

Рамси снова коротко облизнулся. Джон, подумав, кивнул.

– Ясно. Я задам еще несколько вопросов, ты не возражаешь? – ему не хватало только тоненького бланка на подложке и карандаша в сухих руках. И Рамси даже не ответил на этот вопрос, но Джон все равно продолжил. – Ты знаешь человека по имени Теон Грейджой?

– Ты ведь знаешь, что знаю, – с приличным моменту неудовольствием ответил Рамси.

– Это был тот человек, которого мы встретили? Зараженный серой хворью?

– Да.

– Что ты с ним сделал? – Джон положил ногу на ногу и еще больше стал похож на какого-то государственного агента, ведущего допрос за односторонним стеклом.

– Я выбил его зубы, отнял три пальца на руках – ты сам видел, – указательный и безымянный на левой руке и мизинец на правой, аналогично мизинец на правой ноге и три крайних пальца на левой. И полностью удалил гениталии, – этот ответ был короче предыдущего, но край рта Джона все равно дернулся с отвращением. Но, как и после других ответов, он не стал ничего комментировать.

– У него был тот же функционал, что у Джейни Пуль? Твой любовник и помощник?

– Нет, – Рамси мотнул головой. – Он был чем-то вроде прислуги в свободное время. Готовил, прибирался, в общем, выполнял несложную домашнюю работу. Но в основное время он оставался моим объектом.

– И это тоже было на добровольной основе? – все-таки уточнил Джон.

– Если ты спрашиваешь меня о том, вступил ли он со мной в отношения, не подозревая о том, что в них будет происходить, так же, как и Джейни Пуль, – да, это так. Если о том, просил ли он меня добровольно и по собственной инициативе делать с ним те вещи, которые я делал, о том, хотел ли он повсюду следовать за мной, выполнять мои поручения и находиться в тех условиях, которые я ему обеспечивал, – да, это тоже так, – Рамси не собирался врать сейчас. Неразумно было врать, не зная, какой именно информацией обладал Джон. А по его лицу и поведению, по сухим, однотонным вопросам, по тому, где сейчас находился Рамси, можно было сказать болезненно мало.

– Понятно, – Джон явно сделал очередную мысленную отметку и продолжил. – А теперь расскажи мне об этих “объектах”. Что ты подразумеваешь под этим?

– Мне нравится делать людей лучше, Джон Сноу. Я имею в виду, выносливее, крепче, послушнее, исполнительнее. Это моя работа. И, как и любая работа, она требует практики. Не все выбранные мной люди были одобрены для экспериментов над ними, но я самовольно решил, что все равно могу использовать их. Разумеется, они находились в смягченных условиях, я никогда не собирался убивать их или калечить, на самом деле угрожая их здоровью, а за пару месяцев до Зимы они уже начали проходить курс социальной адаптации, и мы добились довольно пристойных результатов. Мне ведь не нравится калечить или уродовать людей, Джон Сноу. Но мне нравится работать с их телами и мозгами. Может быть, это потому, что в моих не хватает каких-то шестеренок, – Рамси дернул краем рта, почти улыбнувшись.

– Это звучит почти как раскаяние, – ему показалось, или в голосе Джона действительно слабо промелькнуло что-то, чего тот не хотел бы показывать? Но Рамси все равно покачал головой.

– Нет, Джон Сноу. Я не раскаиваюсь в том, что делал. Я такой, какой есть, и мне нравилось все это, – он смотрел на Джона открыто и прямо, расправив плечи, со связанными за спиной руками и упавшей на щеку длинной сухой прядью. Джон глядел в ответ немного печально, снова пересев и сложив руки между бедер.

– Тогда ты знаешь, что тебя ждет за это, – наконец сказал он с какой-то жалостью, но не к Рамси, а к чему-то еще. И хотя Рамси понятия не имел, о чем не сказанном и не сделанном жалел Джон, он все равно ухмыльнулся краем рта.

– Мы ведь оба знаем, как глупо это звучит, да? – а вот и началась та игра, в которую Джон сам себя загнал.

– Почему? – Джона видимо задела эта легкомысленная интонация, но его тон остался сдержанным.

– Ну, мы сейчас в лабораториях, полных вольных, и ты говоришь мне, что убьешь меня за две даже не отнятые жизни, – Рамси усмехнулся, опуская взгляд.

– Я тебя не понимаю, – Джон вопросительно наклонил голову.

– Ты знаешь, что о них говорят, – тихо сказал Рамси, шевеля пальцами в теплых носках.

– И что же? – тон Джона продолжал быть спокойным и холодным.

– Ты знаешь, скольких людей они убили, Джон Сноу, – Рамси поднял глаза. – Или ты думаешь, что они делали это по строгой надобности, пристойно отвернувшись? И насиловали тоже по надобности, вынимая и каясь?

– Ты говоришь о том, что они убивают тех, кто незаконно проникает на их территорию? – Джон удивленно приподнял бровь. – Да, это не всем нравится, но они добились этого права законодательно. А их… брачные обряды не выходят за пределы общин и остаются их делом. А даже если что-то где-то и происходит, то те вольные, которых я знаю… – Джон вдруг сбился, поймав себя на неудачной формулировке, – далеко не все вольные такие.

– Далеко не все? – въедливо спросил Рамси.

– Даже если среди них и есть те, кто нарушал закон, – уклончиво ответил Джон, – я не могу судить их так же, как и тебя, в любом случае. Они… простые люди, живущие в простом мире, со своими традициями и обычаями. И хотя, конечно, я не буду спорить с тем, что закон един для всех, мне сложно применять к ним те же мерки, что и к людям, выросшим и воспитанным в более… цивилизованном обществе. Я не уверен, что имею на это право, – Джон выглядел удовлетворенным своим ответом. Рамси откинул мешавшую прядь резким движением головы и спросил его прямо:

– Но дело ведь не в этом, Джон Сноу? Ты достаточно умен, чтобы отделить зерна от плевел и плохих детей от хороших. И ничего не мешает тебе справедливо судить только тех, кто на самом деле преступал закон, так ведь?

– Так. Кроме того, что я только что…

– Кроме того, что если ты будешь судить хоть одного из вольных – тебе придется судить их всех. И будет еще одна бойня. А ты не можешь позволить себе терять старых людей и новых союзников, поэтому приходится мириться с какими-то вещами. Закрывать глаза на какие-то вещи. Не хотеть знать о них.

– Они просто люди, – но Джона не так просто было свернуть с болезненной для него темы. – И их судят все, кому не лень, и смотрят они всегда не так, и человеческим мясом торгуют в своих общинах, и упырей у себя разводят и спят с ними, и колдовские ритуалы проводят, кровь пьют еще во время них. Ты предлагаешь мне и за это их судить? Ты только что признался в том, что делал, и это не то же самое, что слухи и сплетни.

– То есть разница в том, есть признание или нет? Не в самом преступлении, так? – Рамси смотрел на Джона пристально, чуть наклонившись вперед. Один шанс, один разговор, и Джон увязал в нем все глубже.

– Я сказал тебе, в чем разница. Ты меня не слушаешь…

– Нет. Нет, Джон Сноу, я очень внимательно тебя слушаю и слушал все это время. И ты, я знаю, честный парень, честный аж до того, что тошно. Но сейчас ты мне врешь. Прекрати это делать. Имей храбрость посмотреть мне в глаза и сказать правду, раз уж ты собираешься меня пристрелить. Ты судишь меня, потому что я один против них всех.

Речь Рамси была отрывистой и прямой. Джон посмотрел на него молча еще немного и вдруг устало потер переносицу, зажмурившись. Когда он открыл глаза, его веки показались Рамси еще более припухшими.

– Мне и правда не нравится это все, Рамси, – негромко сказал Джон, первый раз за весь разговор назвав его по имени. – Какие-то вещи, люди, которые делают эти вещи, и то, что я не знаю о чем-то – или знаю. И когда я слушаю тебя, мне кажется, в твоих словах есть доля правды. Не во всех, конечно, но в тех, которые касаются моих отстраненности от ситуации и, возможно, излишней снисходительности. Я стараюсь не судить людей, а если и судить – то по их поступкам. Но, может быть, мне действительно стоит уделять каким-то поступкам больше внимания. Не только твоим, – он говорил все равно не так, как будто собирался передумать и даже допускал такую возможность, но это было неважно.

– Подожди, ты что, думаешь, я осуждаю тебя, Джон Сноу? – Рамси приподнял толстую бровь, снова откидываясь назад. – Нет. Нет, я понимаю тебя, отлично понимаю. Ты стреляешь меня и этим избавляешься от фактора потенциальной угрозы, получаешь показательную поддержку и улучшаешь дисциплину. Меня-то некому защитить, Джон Сноу, а ты действительно умный, вот в чем дело. И я согласен с тобой. Знаешь, – он закинул ногу на ногу так естественно, как будто его руки не были связаны, – я бы тоже на твоем месте не связывался с такой семьей, как у вольного народа. И никогда бы не взял вольную себе в девочки. Но мы все равно должны работать с кем-то и стрелять кого-то. Этот кто-то всегда должен быть. Вчера – они, сегодня – я, и мне нечего жаловаться. Так что не думай, что я тебя отговариваю или вроде того. Я соглашаюсь с тобой и не боюсь смерти – просто хочу, чтобы ты перестал врать мне обо всем этом.

Рамси думал, что Джон скажет хоть что-нибудь в ответ на это, но тот молчал, просто и нечитаемо глядя на него.

– Все в порядке, у всех свои первопричины это делать, Джон. И свои цели, – невозмутимо продолжил Рамси. – У тебя, у меня, у Мелисандры. Но, так или иначе, мы все должны делать то, что должны. Так или иначе, мы все оказываемся здесь, напротив того, на чью жизнь по той или иной причине приобрели свое право, считаешь ли ты, есть оно у тебя или нет у меня, все равно.

– Причем здесь Мелисандра? – наконец отрывисто спросил Джон. – Если хочешь ее сюда тоже впутать, то я не буду скрываться. Она допрашивала Джейни Пуль по моей просьбе и только по моей.

– Ты знаешь, о чем я, – Рамси скривил рот.

“Осталось совсем немного, Джон Сноу”.

– Понятия не имею, – жестко отрезал Джон.

– Об этом тоже предпочел забыть? – если в голосе Рамси и была поддевка, то очень нежная. – Или отнятая ей жизнь не идет в счет против спасенных? В таком случае я тоже буду вынужден подать апелляцию, учитывая, скольких гражданских спасают воспитанные по моим образцам солдаты, – он мягко, слабо улыбнулся, глядя на Джона.

– Ты о Ширен? Не знал, что ты знаешь, – но Джон только пожал плечами. – Да, я не могу сказать, что одобряю решение Мелисандры, но и не могу сказать, что имею право одобрять его или нет. Она была поставлена перед выбором, и любое принятое ей решение можно было бы назвать неверным. Но это был именно тот случай, когда жизнь за жизнь, в мою пользу или нет.

– Жизнь за жизнь? Какое, однако, забавное словосочетание ты выбрал, – усмехнулся Рамси.

– Ты считаешь это смешным? – в голосе Джона скользнули металлические нотки.

– Забавным, – спокойно поправил его Рамси. – Просто не ожидал от тебя такой жестокой иронии, Джон Сноу.

– О чем ты?

– О том, чем Мелисандра оплатила твою жизнь, разумеется, – уклончиво ответил Рамси. – И о том, как удивительно спокойно ты продолжаешь судить меня, зная об этом.

– Ширен умирала, – у Джона даже самую малость порозовели скулы. – Да, я знаю, что я был уже мертв, но она тоже умирала. Нельзя было спасти нас обоих, времени хватило бы только на одного, и Мелисандре пришлось выбирать…

– Все, хватит пиздеть мне прямо в лицо, Джон Сноу, – неожиданно резко бросил Рамси. Презрение, исказившее его толстый рот, выглядело совсем как настоящее. – Ты не умеешь этого делать. Нет, хорошо, я понимаю тебя и в этом всем. Мелисандра хороша собой, умна, она нужна тебе и чувствует к тебе эти интересные вещи. Но меня откровенно бесит, что ты не можешь просто сказать мне правду.

– И какую правду ты хочешь услышать? – Джон наверняка не заметил, как его пальцы на правой руке машинально сжались.

– Как умирала Ширен, – просто и прямо сказал Рамси, не отводя взгляд.

Лицо Джона немного исказилось.

“Давай, спроси, спроси, Джон Сноу, не бойся того, что не знаешь ответ”.

Но через секунду он спокойно, снова контролируя себя, разжал пальцы.

– Что именно ты хочешь услышать? – он достаточно естественно вернулся к прежнему, строго и сухо допрашивающему тону.

– Думаешь, я дурю тебя и этого тоже не знаю? – но и Рамси на самом деле все еще не было нужно, чтобы Джон ставил себя в глупое или какое угодно другое положение. Рамси и так отлично знал обо всем, о чем не знал Джон Сноу.

– Понятия не имею. Я задал тебе вопрос.

– Хорошо, – Рамси почти развалился на ящике, вольготно откинувшись на связанные ладони и скрестив щиколотки. – Я хотел бы услышать о том, как много крови ты тогда потерял. О том, как она, эта кровь, была нужна тебе. О том, что у Мелисандры была возможности откачать ее из умирающей девочки и сохранить для тебя, и хотя это все равно было бы ужасно цинично, она этого не сделала. Я бы хотел услышать о мертвом боге, его бредовых сектантских ритуалах и том, что Мелисандра предпочла держать малышку Ширен живой те четыре дня, пока ты не приходил в себя. И, конечно, о том, как ты, успешно отлежавшись на сладком чае и антибиотиках и то ли уж божьим чудом, то ли медицинским не нося сейчас каменную коросту, можешь спокойно судить других людей, зная, как та маленькая девочка кричала от боли каждый день без сна, так, что твой Эдд поседел бы еще раз, если бы мог, – Рамси не обвинял Джона, но говорил жестко и смягчил тон, только когда увидел то, что хотел. – Твоя жизнь дорого оплачена, Джон, но, как я сказал, у всех нас свои причины и цели. Просто… хватит этого стесняться. Хотя бы сейчас, – Рамси добавил просто и по-свойски, внимательно наблюдая за Джоном.

Тот довольно хорошо сдержал выражение своего лица и в этот раз, но Рамси заметил мелькнувший в его взгляде, где-то глубоко, ужас, смешанный с отвращением. Хотя, по правде, Рамси и не нужно было ничего замечать. Он и так отлично знал, что по-другому Джон среагировать не мог. Но, к его удивлению, Джон неожиданно быстро справился с собой, собравшись и видимо привычно отстранившись от ситуации.

– В любом случае, Мелисандра сделала это для того, чтобы спасти мою жизнь, – его голос дрогнул самую малость. – И хотя ты прав, мне не стоило оставлять это без внимания, но все же даже это не идет в сравнение с месяцами мучений Джейни Пуль и Теона Грейджоя.

– Будем теперь отмерять наказания по времени? Подержишь человека с ожогами неделю – останешься без сладкого, а порежешь чутка год-другой – и давай на расстрел? – голос Рамси стал таким ядовитым – как и новая, набрасываемая поверх предыдущей на шею стяжка, – но Джон опять промолчал. – Если мы говорим о результатах, Джон, то после эксперимента с Вонючкой я предоставил мужской группе занимательную работу на тему влияния полового инстинкта на солдат. А что про Арью… извини, про Джейни, мой эксперимент с собаками на самом деле не слишком удался, но, как я уже сказал, я начал с ними обоими курс социальной адаптации, первым в нашей лаборатории. Ты ведь знаешь, что делают с объектами после опытов обычно? Их сжигают, Джон, как только они становятся бесполезны. Я же хотел чего-то большего. Я хотел возможности адаптации для солдат после Зимы, нереализуемой на данный момент. И что, скажешь, это идет не в ту же цену, что и твоя жизнь? Только потому, что мне нравился процесс? – ну, тут уже можно было и немного приврать, но Джон бы все равно этого не заметил – у него только дернулся рот, как от удара, когда Рамси назвал имя Арьи, хотя он очевидно и был готов к этому, сдержавшись и продолжая сухо молчать.

– Да, я услышал тебя, Рамси Болтон, – наконец сказал он, через несколько секунд, когда улеглась звенящая тишина после сказанного Рамси. – И хотя я должен выразить сомнение в твоем, как ты это назвал, “курсе социальной адаптации”, учитывая, что Джейни Пуль, по-моему, была просто предельно запугана, я учту эту информацию.

– По-твоему. А ты, я гляжу, достаточно хорош в психологии, чтобы в этом разбираться, – жирные губы Рамси поплыли в неприятной ухмылке. – Да, думаю, ты отлично справишься с тем, чтобы теперь помогать ей строить связи с окружающими людьми, обслуживать себя, самостоятельно принимать решения и контролировать свои приступы. Нет, я серьезно. Без меня тебе придется это делать. И я надеюсь, ты не прохеришь всю мою работу в процессе, – он говорил, как действительно оскорбленный в лучших чувствах ученый, – и немного, пожалуй, все-таки был им.

– Я тебя услышал, Рамси, – твердо повторил Джон. – И, думаю, это все, что я хотел услышать, – он положил руки на колени, явно собираясь встать, но Рамси остановил его, снова быстро облизав рот:

– Постой, Джон. Один вопрос. Я могу его задать?

– Разумеется, – Джон кивнул, хотя и выглядел настороженным: ему явно не хотелось объяснять по очередному кругу, почему все должно закончиться именно так. Но Рамси наклонился вперед, удерживая равновесие на пальцах ног, упертых в пол, и спросил его резко:

– А что, если хотя бы на секунду, на одну секунду ты мог бы допустить, что Ширен была бы твоей родной сестрой?

Джон посмотрел на него внимательно, а потом хладнокровно покачал головой.

– Но она не была, – ответил он негромко.

– Как и Джейни, – парировал Рамси, глядя в припухшие серые глаза и чувствуя, что нащупал край кровавой нитки, до мокрых подтеков стянувшей уже глотку Джона Сноу. Без последнего узла это все было бы неприятно незавершенным.

– Но Ширен никогда не могла бы быть моей сестрой. В отличие от Джейни Пуль, – сухо отрезал Джон.

– Ты думаешь? – лукаво спросил Рамси.

– Я думаю… знаю, что, будь Ширен моей сестрой, Мелисандра бы знала, что ей с этим следует делать, а что не следует. Она бы не допустила, чтобы… – Джон прикусил язык, понимая, что только что сказал, но Рамси не обратил на это внимание, по крайней мере, не внешне.