Текст книги "Звук твоих шагов (СИ)"
Автор книги: Minotavros
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
– Эта кровь…
Такие вопросы следует задавать лицом к лицу, глядя в глаза собеседнику. Но я, кажется, еще не готов вытащить голову из-под спасительной подушки. Поттеростраус…
– Вы их убили?
Смешок. Или я совсем не знал Снейпа до его превращения в вампира, или после смерти его эмоциональная палитра сильно обогатилась. Раньше он, помнится, вообще не смеялся.
– Не демонизируйте меня, Поттер. В наши дни вовсе не обязательно кого-нибудь убивать, чтобы добыть кровь. Деньги отворяют вены куда вернее клыков.
– Откуда у вас деньги?
Звучит по-хамски, но мне сейчас не до светских манер. Старые, потрепанные мантии Снейпа давно вошли в хогвартский фольклор в качестве обязательного элемента, наряду с лимонными дольками Дамблдора и дурацкими песенками Пивза.
– Золото партии, как говаривал мой ныне покойный друг Долохов. Я просто счел возможным прибрать к своим загребущим рукам казну Темного Лорда. Ему она теперь, кажется, без надобности.
От подобной наглости я даже забываю, что мое сердце разбито, а душа пребывает в ледяной пустыне отчаяния. И даже вылезаю из-под драгоценной подушки.
– Вы… Вы… Это же… – вот когда я впервые жалею о своем скудном словарном запасе. – Нужно немедленно их вернуть.
– Владельцу? Так он, вашими молитвами, уже ни в чем не нуждается.
– Людям! Ну… Хогвартс же надо, наверное, восстанавливать.
– Не беспокойтесь, Поттер, – ханжески поджимает губы Снейп, и я чувствую, что надо мной опять издеваются, – я уже пожертвовал некоторую сумму в фонд помощи голодающим детям Африки.
– Почему Африки? – только и могу ошарашенно переспросить я.
– Вам не жаль голодающих детей Африки, Поттер? – вздергивает вверх Снейп свою левую бровь. (Ох, эта вечная хогвартская классика! Нет, все-таки кое-что в жизни навсегда остается неизменным. Например, брови Снейпа.)
– Жаль… – бормочу я.
– Я рад, что не ошибся в вас, Поттер! – на полном серьезе выдает этот лицемер и изверг, а я чувствую, что мой рот, будто бы против воли, растягивается в совершенно неуместной при данных обстоятельствах улыбке.
Улыбаюсь, улыбаюсь – и улыбаюсь, пока мой взгляд не падает на постель, в которую я только что выплакивал свою утерянную человечность.
Возле отброшенной подушки простыни красные.
– Что это?
– Ваши слезы, Поттер, – отвечает Снейп. И, задумчиво пожевав губами, добавляет: – И, вероятно, сопли.
Палочка! Где моя волшебная палочка?! Убить проклятую тварь! Да я!..
Что «ты», Поттер? Палочка твоя исчезла в неизвестном направлении. Ты сам превратился в вампира. А профессор Снейп только и сделал, что озвучил очередную истину. За истину убивают только последние мерзавцы. Решил пополнить стройные ряды мерзавцев, Поттер?
– Полегчало? – спокойно спрашивает Снейп.
Киваю. И вправду – полегчало. Ну… Будут у меня теперь слезы цвета крови. И, похоже, сопли. И…
– Про иные продукты жизнедеятельности вашего организма ничего не знаю, Поттер! – торопливо бросает Снейп.
Раньше я обязательно обиделся бы. Хотя бы в силу привычки. А теперь… Почему-то вспоминается ладонь, поглаживающая плечо… Обижаться не тянет. Перегорело. Реакция на стресс?
– А они будут? – задаю мучающий меня вопрос. – Другие продукты… э-э-э… жизнедеятельности?
Снейп сводит у подбородка кончики своих длинных пальцев, задумчиво прикусывает нижнюю губу. (Говорят ли правду идиотам, профессор? Особенно если им очень срочно требуется поумнеть.)
– Хороший вопрос, Поттер!
– Пять баллов Гриффиндору?
Дернувшийся уголок рта. Похоже, скоро я буду читать снейповское лицо, как открытую книгу.
– Про еду и питье можете забыть. Человеческая еда не усваивается организмом вампиров. Только кровь.
– Отлично. Знаете, сколько времени среднестатистический человек проводит на унитазе?
Ухмылка. Я развеселил Снейпа? Жаль, похвастаться некому.
– Никогда не задавался подобным вопросом. Унитазы – не моя специализация.
Улыбающийся Снейп…
Наверное, поэтому меня безобразно несет.
– А… сперма?
Еще более откровенная ухмылка.
– Желаете удариться во все тяжкие, Поттер?
– Мне скоро исполнится восемнадцать, профессор. Молодой, растущий организм – и все такое…
Пауза. Самая настоящая пауза, взятая для серьезного размышления. Эй! Я пошутил! Ну, скажите, что я – просто озабоченный кретин.
– Только после очень основательного питания. Для… хм-м-м… процесса нужно очень много энергии. – Потом, помолчав, неловко добавляет: – Так мне говорили. Цвет спермы не обсуждался, извините, Поттер.
Он что… Почти год вампир, и с тех пор… ни разу? Только теория? Хотя… Снейп… Он же старый, да. Как там любила цитировать Гермиона из какой-то маггловской книжки: «Я подумаю об этом завтра». Сексуальная жизнь профессора Снейпа… Бр-р-р!
– Я смогу вернуться домой, профессор?
Неопределенное движение плечом. И молчание. Что-то с некоторых пор мне разонравилась тишина.
– Профессор?
– Вы можете вернуться туда, где раньше был ваш дом, Поттер. Только… Это совсем не значит, что вы сможете там жить.
Будь проклята моя любовь к правде! А что я хотел? Утешительных сказочек, рассказанных на ночь профессором зельеварения Северусом Снейпом? Как это он тут выразился? «Не его специализация».
– Я буду для них опасен? Ну… Для живых…
Хмыкает. Нет! Эта сволочь действительно хмыкает!
– Начитались маггловских готических романов? Примеряете на себя образ графа Дракулы?
– Ну что вы, сэр! Граф Дракула – это исключительно ваш типаж. Я так, из неотесанного молодняка.
(Не стану же я, в самом деле, признаваться, что с Дракулой знаком исключительно в киношном варианте? Какие там еще готические романы! Да, я неуч – и что?)
– Я хотел бы увидеть друзей, – объясняю Снейпу, как тупому школьнику – «на пальцах». – Если…
Тут до меня начинает доходить. «Как до жирафа». Ага.
– Битва за Хогвартс… Мы ведь, победили… сэр? Ну… после того… как я…
Не могу сказать «умер». Вот просто – не могу. Губы сами собой склеиваются в неразмыкаемую линию. Я же живой! Вот, сижу, болтаю со Снейпом. Глупости говорю. Вот ведь…
– Мы победили, Поттер, – неожиданно мягко. Будто бы снова чужая рука погладила по плечу. Кажется, сейчас опять слезы прочертят по моим щекам свои алые дорожки… Глупость какая!
– Тогда я могу вернуться? Или я для них опасен?
– Опасен? – Снейп точно пробует слово на вкус. – Вряд ли. Думаю, со временем вы сможете преодолеть нездоровое желание выпить кровь из своих близких. Когда-нибудь, определенно.
Хорошее слово «когда-нибудь». Оптимистичное. Лучше я помолчу, чтобы потом не сожалеть о сказанном.
– А еще вам придется всю жизнь прятаться от солнца – солнечные лучи сжигают таких, как мы, в пепел.
– Но вы же… – не выдерживаю я. Ну, это ведь просто наглая ложь! – Вы же были директором в Хогвартсе весь последний год! Вы же не ограничивались при этом только ночным образом жизни!
И пусть попробует возразить! Двойная мораль, сэр? Для себя – и для наивного дурачка Поттера?
Снейп мрачнеет. Только что спокойным голосом читал для заинтересованной аудитории лекцию об особенностях жизни магов-вампиров, и вдруг… Нокс! В Снейпе выключили свет.
– Вы не понимаете, о чем говорите, Поттер.
– Объясните.
Сейчас он мне объяснит! Знаю я, как объясняет Снейп! Где тут у нас банка с сушеными тараканами?
– Поверьте мне, вы не хотите этого знать.
Голос тусклый, словно захватанный грязными пальцами сикль.
– Хочу.
Я упрямый. Забыли, профессор?
– Для того, чтобы такие, как мы, могли ходить днем, нужен темномагический ритуал. С человеческой жертвой.
Он был прав: я не хочу этого знать. Но поздно. Кажется, вдоволь нахлебавшись лжи в своей предыдущей жизни, профессор Снейп решил попробовать другой подход. Только вот не знаю, нравится ли мне его искренность.
– Вы убивали магглов?
– Магглов? – его губы брезгливо дергаются. – Нет. Магглы в этом деле совершенно бесполезны. Жертвой должен стать маг или магическое существо. Без вариантов. Защиты хватает на один лунный месяц. Меня назначили директором в сентябре. Сейчас май. Считайте сами, Поттер.
Я считаю. Тут не требуется быть великим знатоком арифмантики, чтобы понять: как минимум, восемь жертв. Меня передергивает. Я просто физически не могу находиться в одной комнате с этим… чудовищем.
Пытаюсь встать. Даже сползаю с кровати. Но тут в глазах натурально темнеет, ноги подламываются, будто сделаны из песочного теста, и я рушусь прямо в предусмотрительно подставленные руки проклятого Снейпа.
– Как это мило с вашей стороны, Поттер, упасть в мои объятия!
Ненавижу.
Говорю это вслух или нет? В глазах темно. Я же, черт возьми, умер! Я же, черт возьми, гребаный вампир! Почему же мне так паршиво?
Снейпу не нужна легилименция, чтобы читать мои мысли – это мы уже выяснили. Крупными буквами. На лбу.
– Потому что процесс еще не завершен. Последний день – завтра.
Утыкаюсь носом в кровать, накрываю голову подушкой. Раз я все равно труп, то дышать мне не обязательно.
– Уйдите.
– Как скажете, Поттер.
Он идет к двери. До которой (я это отлично слышу) ровно двадцать один снейповский шаг. Я жду, когда дверь скрипнет, и я, наконец, смогу снова заплакать. Но Снейп почему-то медлит.
– Поттер… Если вас это хоть немного утешит, это были оборотни из банды Грейбека.
Утешит. Сразу вспоминается Ремус Люпин, во время последнего сражения закрывший своим телом не успевшего ничего понять мальчишку-хаффлпаффца и упавший мертвым кулем на плиты от предназначенной не ему «Авады». Оборотни – не люди. Конечно, профессор Снейп.
Наверное, что-то такое написано на моей скрюченной спине, потому что Снейп понимает. И через мгновение я слышу, как закрывается тяжелая дубовая дверь.
*
Я. Не буду. Это. Пить.
– Сдохнете.
Снейп. Неизбывный Снейп – и звук его шагов в моей голове.
– Пусть.
Я не могу пить то, что он подает мне в толстостенной непрозрачной – хвала Мерлину! – кружке. Я не могу смотреть на чудовище по имени Снейп. Я не могу находиться с ним в одной комнате. Я никогда больше не поцелую Джинни. Я никогда больше не увижу солнца. Я – ночная тварь. Такое же чудовище, как Снейп. Еще немного – и я спокойно стану убивать людей ради собственного пропитания или развлечения.
Сдохнуть? Меня вполне устраивает.
– Поттер! Я не для того вытаскивал ваше тело из-под обломков рухнувшей стены, не для того тащил вас за тридевять земель и тратил на вас драгоценный ингредиент, чтобы вы вот так запросто откинули копыта, повинуясь дурацким детским капризам. Если придется вас обездвижить, чтобы напоить насильно, я это сделаю. Пейте!
Одуряющий волшебный запах дурманит голову, сегодня даже больше, чем всегда. Как будто все самые прекрасные ароматы мира сконцентрировались здесь, возле моего внезапно ставшего чрезвычайно чутким носа. Наверное, так ощущают мир оборотни. Оборотни?
Идите к растакой-то матери, профессор Снейп!
Наотмашь луплю ладонью по кружке и с чувством глубокого морального удовлетворения наблюдаю, как темная густая жидкость впитывается в застиранную профессорскую мантию и в ворс лысоватого ковра.
– Понятно, – очень спокойно кивает Снейп. И добавляет: – Инкарцеро!
Откуда у него в руке появилась волшебная палочка, я не заметил. Слишком старательно отводил глаза.
Веревки, похожие на разъяренных гадюк бесконечной длины (Снейп и гадюки – еще бы!), в мгновение ока спеленывают меня по рукам и ногам и в таком виде укладывают на кровать.
– Я вас убью, профессор!
– Потом, – соглашается Снейп. – Когда-нибудь потом – обязательно.
А через некоторое время я вижу, как профессор подносит к моим губам очередную порцию своего страшного напитка.
– Зажать вам нос, Поттер?
Мотаю головой. Хватит с меня унижений. И кровь течет мне в горло, как лучший из божественных эликсиров.
Это потом я понял, что Снейп просто развел меня, точно паршивого первокурсника: зачем вампиру воздух? Он, по сути своей, труп. Ему не нужен воздух. Вампир может не дышать бесконечно. Дыхание вампира – дань традиции. Нам очень нравится притворяться людьми.
Правда, пить лежа все равно неудобно.
– Если я сниму заклинание, обещаете не делать глупостей?
Киваю. Куда же я денусь!
Но когда-нибудь… Когда-нибудь я все же убью вас, профессор.
Веревки исчезают так же внезапно, как и появились, и последние глотки я делаю с наслаждением, почти вылизывая стенки кружки языком.
Хочется кричать от досады, что все кончилось настолько быстро. В какой-то момент всерьез ловлю себя на мысли пройтись языком по мантии Снейпа и морщусь от омерзения к самому себе. Ты – не просто вампир, Поттер, ты – свихнувшийся вампир.
– Мало? – мгновенно перехватывает и правильно истолковывает мой взгляд Снейп. – Правильно. Сегодня последний день перерождения. Нужно выпить не меньше двух стаканов. А по-хорошему, трех. Ужасно не вовремя в вас взыграло гриффиндорство, Поттер.
Я ожидал чего угодно: ядовитого сарказма, змеиного шипения, привычных оскорблений – только не этой усталой покорности, с которой Снейп тянется к комоду, на котором лежит тонкий и, видимо, острый нож для разделки ингредиентов и стоит вычурная старинная чаша желтого металла.
– Третий раз за один вечер, Поттер… Знаете, это немного чересчур.
Пока я пытаюсь понять, что он имеет в виду, Снейп закатывает рукав мантии, оголяя левое запястье, на котором, аккурат под той самой черной меткой, можно увидеть две розовых полосы едва затянувшихся шрамов. Так это он… что же, своей кровью меня поил все это время?!
– Профессор!
Снейп берет нож в правую руку, пристраивая левую на краешек чаши.
– Потом, Поттер. Сейчас вам срочно требуется… выпить.
– Но… я думал… это будет кровь живых магов.
– Живых – потом. А первые три ночи молодого вампира питает кровью его создатель, вливая в тело магию смерти. Если ритуал не завершить, «птенец» умрет. «Птенец», уж простите мне вампирскую терминологию, это вы, Поттер.
«Птенец»… Никогда я не чувствовал себя птенцом в теплых объятиях надежного гнезда. Скорее уж жертвенным ягненком или какой-нибудь другой обреченной на заклание животинкой. Никто из посторонних людей никогда не отворял ради меня вены.
Северус Снейп проводит тонким острым лезвием по своей бледной руке, и я вижу, как кровь начинает сочиться из пореза в таинственную глубину старинной чаши. Когда я ненавидел Снейпа, мне казалось, будто в его венах течет прОклятая черная кровь, но оказалось, она ничуть не черней той, что приводит в движение всех остальных людей на земле. Едва эта простая мысль накрывает меня, как я понимаю: ненависть ушла. Навсегда. И… Почему-то мне кажется почти кощунственным, что эта кровь сейчас стекает по холодному металлу, вместо того, чтобы…
– Профессор, а не мог бы я…
Он вскидывает глаза.
Не знаю, что я только что сказал, но, похоже, что-то очень важное, потому что таких глаз я у Снейпа еще не видел: потрясенных, широко распахнутых, почти доверчивых.
– Вы действительно хотите, Поттер?..
(Кап-кап… Нет, не так! Все должно быть не так!)
– Да.
– Хорошо.
Он подходит к постели, садится на самый край и осторожно, как будто боится, что я могу укусить (или передумать), протягивает мне свое левое запястье. (Запоздало понимаю, что я ведь и в самом деле могу укусить! У меня вон, даже и клыки в наличии.)
– Не бойтесь, профессор. Я буду осторожен.
И только спустя мгновение по его кривой ухмылке осознаю, что именно сказал. Ну… Мы оба ведь знаем, что я имел ввиду совсем другое! Интересно, вампиры умеют краснеть?
– Очень на это надеюсь, Поттер.
Когда я прижимаюсь губами к тонкому порезу на прохладной коже совсем чуть-чуть ниже проклятой черной метки, все мое существо внезапно прошивает невероятно отчетливое осознание правильности происходящего. Я и Снейп. Что бы там ни было. (Поттер, ты все-таки сошел с ума! Ты понимаешь, о чем только что подумал? – Понимаю. И мне плевать.)
Это так похоже на поцелуй, глубокий и чувственный. Его рука и мои губы. Прикрыв от блаженства глаза делаю глоток, и золотой рай стекает в мое горло.
…Вечность спустя мы с профессором Снейпом лежим на моей огромной неприбранной постели и выглядим, словно усталые любовники после целой ночи страстной любви. Не то чтобы у меня был большой опыт по этой части, но воображение ведь еще никто не отменял. И, кстати, нам обоим совершенно плевать, как именно мы выглядим. Про себя я склонен думать, что нечто подобное ощущает Живоглот, когда ему выпадает удача сожрать целую башню взбитых сливок с хозяйкиного праздничного торта, который Гермиона иногда заказывает в кондитерской Фортескью. А Снейп… Снейп просто спит, потеряв слишком много крови за один раз. Это не смертный сон, в который впадают вампиры с первыми утренними лучами, а что-то до боли напоминающее обычную человеческую усталость. Когда я краешком глаза смотрю на него, мне кажется, что черные ресницы слегка подрагивают на впалых щеках. Красивые, изящные ресницы… Черт возьми, Поттер! Ресницы… Чего я еще не знаю о Северусе Снейпе?
Похоже, самое время узнать.
Устраиваюсь поудобнее и разглядываю спящего Снейпа, внимательно и дотошно, как неизвестное доселе магическое существо, о котором мне предстоит делать доклад на серьезнейшей научной конференции. Впервые Снейп не взывает у меня привычных ассоциаций с ядовитой змеей или старой летучей мышью. (Помнится, последняя версия была необычайно популярна в гостиной Гриффиндора.) Человек как человек. Даже не слишком-то старый. Сколько ему? Сорок? Мерлин! Кажется, я сам за последнее время соизволил, наконец, повзрослеть.
Смотрю внимательно и придирчиво, словно прикидываю: что за душу скрывает эта странная маска? Какие следы оставила на ней жизнь? Сначала пристально изучаю профиль, благо, для этого надо лишь повернуть направо голову. Потом, не удержавшись, приподнимаюсь на локтях, чтобы взглянуть спящему в лицо. («Чтобы лучше видеть»?) Оказывается, Снейп – просто потрясающий объект для исследования! И как это я раньше не замечал?
Во-первых, нос. Ну, тут никаких неожиданностей. Снейповский Нос – определенно, с большой буквы. Носище. Носяра. Клюв. Будто у какой-то хищной птицы. Тонкий, с весьма ощутимой горбинкой (ломали в маггловском детстве или наследственное?), с изящными ноздрями. Как ноздри могут быть изящными, я и сам не знаю, но слово навязчиво всплывает в мозгу, когда я пытаюсь найти точное определение особенностям профессорского профиля. Решительный профиль. Должно быть, именно такие чеканили когда-то на старинных монетах. Профиль победителя.
От носа, старательно минуя ресницы, мирно дремлющие на щеках, взгляд перемещается к бровям. Брови как брови. Не широкие и не узкие, стремительно взлетающие к вискам, и, как я знаю, до ужаса подвижные. Своими бровями Снейп может излагать хоть поэмы, хоть заумные научные трактаты. А уж лекции по педагогике! Но когда он спит, спят и брови. Только глубокая морщинка между ними не желает разглаживаться даже во сне, словно бы Снейпа ни на миг не отпускает тревога. Почему-то мне ужасно хочется, чтобы эта морщинка исчезла, и я даже тянусь к ней пальцем – разгладить, но так и не решаюсь прикоснуться. Не твое это дело – разглаживать чужие морщины, Гарри Поттер! Оставь его в покое хотя бы сейчас.
Оставляю. Но смотреть-то можно?
Можно. Я это разрешил сам себе, и никто не в силах отменить моего решения. Только Снейп. Но сейчас он спит, правда? И я смотрю.
Та гадская морщинка вообще далеко не единственная на снейповском лице. Говорят, морщины – это карта жизни. Никогда не понимал этой… хм… конечно же, метафоры, но теперь… Складка между бровями: бесконечное напряжение воли, заботы, иногда – боль. Горизонтальные морщины на лбу – мне кажется, это мысли. Много мыслей – и все о чем-то плохом. Добрые, хорошие мысли оставляют совсем другие следы. Достаточно вспомнить профессора Дамблдора. Привычно перехватывает горло. Я не буду вспоминать! Не сейчас, когда слезы у меня красного цвета. Плакать кровью – это так глупо! Простите, директор…
От крыльев носа – к уголкам рта – две глубокие складки. Привычка плотно сжимать губы? Горечь? Ненависть? Усталость? Не уверен, что мне хочется это знать. Или все-таки хочется?
Единственное, чего я при всем своем внимании не обнаруживаю на лице Снейпа, это тонких лучиков возле глаз. Они остаются, если человек много улыбается.
Невеселая была у вас жизнь, сэр? Карта говорит, что да. И сколько из этих морщин – мои? Что-то подсказывает, их много. А моя мама? Где записана моя мама? Столько вопросов. Легко задавать их спящему. Смог бы я повторить то же самое, глядя ему в глаза? Еще один вопрос, которому суждено остаться без ответа.
Оставив морщины в покое, смотрю на губы. Тонкие, бледные губы, даже во сне сжатые в упрямую и злую гримасу. Или это гримаса вечной усталости? Я не знаю. Мне не хватает жизненного опыта, чтобы прочитать вас, мистер Снейп, сэр. Вы – книга на древнем языке. Но я хочу его выучить, этот язык. Дадите мне шанс? Когда-нибудь. Похоже, у нас впереди – вечность.
Спите, профессор. Все, что я могу сделать для вас сегодня – это укрыть краем синего атласного одеяла. Да, я знаю, что вампиры не мерзнут. Но почему-то мне сегодня решительно наплевать на все истины мира.
Я ложусь рядом, сжимаю своей ладонью его руку, на запястье которой вместо некрасивой рваной раны, оставленной моими зубами (так тяжело, оказывается, помнить об этих проклятых клыках, когда пьешь чистейшее блаженство), теперь виден только очередной белый шрам. Три дня. Он три дня поил своей кровью бестолкового мальчишку, которого ненавидел большую часть жизни. Провожу большим пальцем правой руки по этим шрамам и отчего-то улыбаюсь. Спите, профессор. Я буду стеречь ваш сон.
*
Шаг. Шаг. Шаг.
Он проснулся.
И я. Кажется.
Мысли короткие, словно звук его шагов, и такие же неровные, обрывочные. Я помню, как вчера пил его кровь. Как потом разглядывал лицо спящего. Как соскользнул в свое странное небытие прямо перед рассветом, все еще поглаживая чужую холодную ладонь.
Совсем недавно даже сама мысль о чем-то подобном вызвала бы у меня бурный приступ негодования пополам с отвращением. Да, и еще – сработавший рвотный рефлекс. Но, как говорится, «Гарри Поттер сильно изменился за лето». Еще бы! Умер. Воскрес. Убил Волдеморта. Снова умер. Стал вампиром.
Кстати…
– Сэр! А как я умер?
– С возвращением, Поттер. Вы сегодня рано.
Действительно, рано. По лиловым облакам за окном скользят последние всполохи догорающего заката. Чувствую, что сейчас позорно разревусь от какого-то странного острого счастья, смешанного в равных пропорциях с сумасшедшей тоской. Как же давно я не видел солнца!
Снейп стоит у окна и тоже смотрит на улицу. Сегодня он выглядит значительно лучше, чем вчера, хотя я даже не могу внятно сформулировать, в чем именно заключается отличие. Не такая бледная кожа? Не настолько запавшие глаза? Не так сильно заострившийся профиль? Я не знаю. Но отличия очевидны.
– Вы не ответили на мой вопрос, профессор.
– Сначала – завтрак.
В руки мне суют кружку с… ну да, кровью, чего уж там! Только это не та кровь, я чувствую даже на расстоянии: не тот запах, не тот цвет, да и вкус… Ага. Совсем не тот.
Кровь Снейпа была точно… за неимением лучшего сравнения – солнце. А это… Точно молоко с медом. В детстве я, как ни странно, любил молоко с медом, хотя доставалось оно мне не часто: только если было необходимо наглядно продемонстрировать приболевшему Дадличке, какую вкуснятину ему приготовила заботливая мама. Вон, Гарри нравится. У Дадли был такой специальный условный рефлекс: если Гарри что-то нравится, надо срочно это у него отобрать и присвоить. А в случае молока с медом – даже выпить. Но и мне перепадало. Что характерно, когда болел я сам, тетя останавливала свой выбор на горьких аптечных лекарствах.
Так что молоко с медом – это было, в общем-то, неплохо. Даже приятно. Но если ты попробовал на вкус солнце…
Обхожусь без добавки. Смертельный голод (или жажда?), мучивший меня в последние три дня, уступил место спокойному и какому-то неожиданно обыденному ритуалу: «Чего желаете на завтрак? – Чашечку чая? Кофе? Крови?»
– Та самая покупная кровь?
– В точку, Поттер. Как вы догадались?
Вскидываю на него глаза. Стоит близко, почти вплотную к постели и смотрит внимательно, заинтересованно. Я вдруг начал интересовать Снейпа? Не как сын Лили Поттер, а сам по себе? Почему-то мысль окатывает с ног до головы волной жара.
– Издеваетесь? Несравнимо.
Не рассказывать же ему про тонкую вязь моих ассоциаций: от золота – до молока с медом…
– Счастлив, что ритуал завершен, и вам больше не придется глотать… всякую дрянь.
…Или рассказывать?
Он, что, не слышал, как я урчал от наслаждения и издавал прочие неприличные звуки практически сексуального характера?
Или настолько не верит, что может кому-то… нравиться?
Все эти мысли пролетают в голове всего за одно мгновенье – и я решаюсь. Лучше выглядеть восторженным идиотом, чем неблагодарной скотиной.
Объясняю, как умею: неловко путаясь в словах, заикаясь, проваливаясь в нелогичные паузы. А он… Слушает. И почему-то мне кажется, что, пока я говорю, морщинка между бровей чуть-чуть разглаживается.
– Спасибо.
Снейп сказал «спасибо»? Мне?
Я подумаю об этом завтра.
А сейчас…
– Теперь можно спросить, как я умер?
За окном горят фонари. Снейп смотрит в окно и молчит так долго, что мне начинает казаться, я никогда не услышу ответа. Подбирает слова? Все настолько плохо?
– Вас раздавило стеной.
Стеной? Мальчика-который-выжил-и-угробил-Волдеморта попросту завалило камнями?
– Профессор, а зачем вы вообще туда поперлись, на эту – чтоб ее! – битву? Ну, выжили в очередной раз, выполнили свой гражданский долг, выдав мне надлежащую версию воспоминаний, и удалились на заслуженный отдых. И видали всех… ну да, в гробу.
Я злой какой-то сегодня. Недобрый. И чего, спрашивается, разошелся? Наверное, просто вспомнил, как он зажимал руками разорванное горло, а я стоял рядом и тупо смотрел, как он умирает. Выходит, я злюсь на себя? В точку, Поттер!
Снейп мнется. Таким я его еще не видел. Нерешительный Снейп – как раз то, что Гермиона именует… вот, сейчас вспомню, слово какое-то заковыристое… Ах да! Оксюморон. Вот! Решайтесь, профессор. Говорить правду легко и приятно.
– Мне требовалось знать, что у вас все в порядке. Что все было не зря.
Приехали, Поттер. Вечер откровений. Куда мы придем к концу недели, если наши отношения будут развиваться такими темпами?
(Я что, действительно подумал «отношения»? Со Снейпом?)
– У меня все было в порядке. Вашими и Дамблдора молитвами. Мальчик сделал свое дело. Мальчик может умереть.
Я совсем не думал о смерти, когда от моего дурацкого «Экспеллиармуса» тот, кто звал себя Темным Лордом, стал некрасиво заваливаться назад, раскинув руки. Ни тогда, когда бывшие слуги Волдеморта, сначала растерявшиеся после смерти своего бессмертного владыки, снова рванулись в бой, на сей раз не за чьи-то чужие лозунги, а за свои собственные многоценные шкуры. Ни тогда, когда огромный кусок скалы, брошенный так и оставшимся для меня безымянным великаном, просвистел над моей головой и обрушил вниз многовековую каменную кладку замковой стены… Я вообще ни о чем не думал в тот миг, захлебнувшись в горячечном угаре боя.
А он думал. Обо мне. Шел следом под чарами отвлечения внимания. Прикрывал от летящих в спину проклятий. (Теперь, оглядываясь назад, я вспоминал, что несколько раз пущенные в меня заклятий, от которых я никак не успевал уклониться, просто исчезали, будто споткнувшись о чей-то невидимый щит.)
И он вытащил мое еще живое, но уже умирающее тело из-под обломков проклятой стены.
– Я действительно умирал?
– Действительно. – Снейп морщится. Видимо, некоторые воспоминания все-таки болезненнее прочих. – Вашу внутреннюю анатомию или то, что от нее осталось, можно было разглядеть в деталях сквозь зияющие прорехи в грудной клетке.
Клянусь Мерлином! Он так и сказал «прорехи в грудной клетке»! Любой нормальный человек сказал бы «дырки», «разрывы» или что-нибудь в этом роде. Ах да! Не будем забывать про «зияющие»! Не могу сдержать улыбки, которая самым наглым образом растекается по моей физиономии.
Недоумевающе вскинутая бровь:
– Вам смешно, Поттер?
Нет. Совсем нет.
Но… «Зияющие прорехи»!
– Не обращайте внимания, профессор. У каждого свой способ переживать очередную… смерть.
– Мне нравится слово «очередная».
Галлюцинации, или он действительно делает попытку улыбнуться в ответ? Аккуратно, самыми уголками надменного, неулыбчивого рта. Это он думает, что неулыбчивого. А я думаю, что научу его улыбаться. Могут ли у вампиров появиться новые морщины? Желаю Снейпу разбегающихся лучиков возле глаз! Да, кажется, у меня появилось то, что принято называть «цель в жизни». (Или в нашем случае – в смерти?) И этой целью, как ни странно, стал Снейп. Странно – не странно… Не страннее, в самом деле, чем однажды восстать из мертвых вампиром.
Так. Про смерть мы, кажется, выяснили, а большего он мне сейчас все равно не скажет. Тем более, что, довольно безжалостно объяснив «как», он очень аккуратно обошел «почему». Но я – умный и дьявольски хитрый. А еще у меня хорошая память. И, если верить литературным и прочим источникам – целая вечность впереди.
– А где мы сейчас находимся, профессор?
Мне действительно интересно. Какое-то шестое чувство подсказывает, что пора уже выбираться из постели, умываться и идти осваивать мир. Кажется, я выздоровел. (От смерти ты выздоровел, Поттер! – Ну и что?)
– Это Венеция, – очень буднично сообщает Снейп.
Натурально подпрыгиваю на кровати. «Венеция»! Я очень мало видел в своей прошлой жизни, и, наверное, поэтому названия чужих городов всегда отзывались во мне странным внутренним трепетом. «Бомбей, Сидней, Сингапур… Париж… Барселона… Рим…» Но было одно слово, от которого сердце скручивало сладкой судорогой. «Венеция». Я и сам не знаю, почему так остро реагировал на абстрактный набор звуков. Но… Даже сейчас, когда наличие и уж тем более функционирование в моем организме сердца было под большим вопросом, что-то привычно сжалось в тугой комок при слове «Венеция».
Вскакиваю, как подкинутый тугой пружиной, и несусь к окну. А в спину мне летит сдавленное:
– Поттер, вы бы хоть халат накинули!
Халат? Какой халат?! О чем вы вообще, профессор?!
М-да.
За окном – переливающаяся рябь канала и совсем рядом, напротив – причудливый, розово-белый, украшенный лепниной фасад соседнего особняка. И стилизованные под старину фонари… Все, как в тех красивых глянцевых журналах тети Петуньи, которые мне иногда удавалось тайком подержать в руках. А еще… Что он сказал?
Смотрю на собственное отражение в витражном стекле. Выглядит все очень мутно и зыбко. Стекла откровенно давно не мыты?
Упс! Халат. Точно. Вот, что значит «восстать из мертвых»! Три дня валялся в кровати, буквально пил чужую кровь, пререкался со Снейпом – и все это время был абсолютно голый под своим атласным одеялом. Хорошо хоть, что без утреннего стояка обошлось. Видимо, крови все-таки выпито маловато.
