Текст книги "Слегка чокнутые (СИ)"

Автор книги: Mind_Game

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== В смерти – I ==========

Кто-то постучал в окно. Имельда распахнула ставни прежде, чем сообразила, что её спальня находится на втором этаже, поэтому никакой, даже самый высокий скелет до окна достать не смог бы. Но именно это и произошло: по крайней мере, над подоконником зависла костлявая рука, которая, видимо, и нарушила вечерний покой сеньоры Ривера. Моргнув, Имельда заметила, что владельца у руки не наблюдалось: та прекрасно обходилась без тела, сама по себе.

– Пресвятая Мария! – невольно отшатнулась Имельда. Даже для мира мёртвых это было не самое тривиальное зрелище.

Рука бодро вспорхнула и сложилась… сердечком.

– Когда ждать тепла, ай, mi amor, mi amor? Ты скажешь – в январе, ай, mi amor, mi amor…

Имельда неверяще перевела взгляд вниз, откуда раздавался голос.

Тусклый свет фонаря обрисовал нескладную тощую фигуру, замершую под окном. Скелет, донельзя потрёпанный, одетый в какие-то обноски, и даже – Имельда невольно зацепилась за эту деталь намётанным глазом, – без обуви. Именно он пропел слова из песни, до боли знакомой: ведь когда-то её посвятил Имельде…

– …Гектор? – спросила она с крепнущим подозрением, прищурившись, чтобы лучше рассмотреть потревожившего её визитёра. Тот, приподняв соломенную шляпу, расплылся в совершенно счастливой улыбке, а в следующую секунду ловко крутанул другой – прикрепившейся обратно к плечу – рукой гитару и раскрыл рот, намереваясь петь дальше.

Неужели это действительно был её муж, бросивший когда-то их с дочкой? При жизни Имельда ждала его каждый вечер, даже тогда, когда выбросила все инструменты, все нотные тетради и навсегда закрыла музыке путь в их дом. Она ждала украдкой, не признаваясь себе в том, что не может забыть Гектора, и с щемящей тоской смотрела вечерами на дорогу, ведущую прочь из городка. Он ушёл безвозвратно, а теперь разыскал её в мире мёртвых, чтобы досаждать глупыми серенадами.

От гнева перехватило дыхание, и Имельда, не проронив ни слова, захлопнула ставни. Песня оборвалась, но облегчение не наступило: родной голос Гектора, почти стёршийся из памяти, теперь заново звучал в ушах, бередя старые раны. Подбородок задрожал, Имельда сжала пальцы в кулак, сопротивляясь нахлынувшим чувствам. В голове помимо воли роились мысли: откуда он так быстро узнал, что теперь она тоже здесь? Зачем пришёл сейчас, если не захотел вернуться, пока они были живы? Как давно он сам умер? И почему выглядел так, словно долгие годы скитался, забытый всеми?

Впрочем, как же иначе. Уж о том, чтобы о Гекторе никто не вспомнил, она позаботилась. Когда-то Имельда любила его всей душой и познала горькую истину: никакая любовь не заставит человека остаться рядом, если его зовёт музыка. Гектор вычеркнул из сердца семью, и Имельда отплатила ему тем же.

Она устало опустилась на кровать и, уронив лицо в ладони, беззвучно заплакала – позволила себе слабость, надеясь, что все остальные уже легли и не увидят её такой.

Гектор потерянно смотрел на окно, в котором лишь на миг промелькнула его ненаглядная. Может, это ему почудилось, и надо подождать, спеть ещё, и тогда она непременно покажется? Но в глубине души он знал, что глаза его не обманули. То была его драгоценная Имельда – и она не стала слушать серенаду.

«Не ту! – чертыхнулся он, с досады хлопнув себя по лбу. – Не ту песню выбрал, идиот!» Нужно было спеть что-то нежное и лиричное, а не эти шутливые куплеты про чокнутую влюблённую парочку. Пусть по мнению Гектора именно эта песня – первая из тех, что он посвятил Имельде, – лучше всего рассказывала о них двоих; сейчас, конечно, она была неуместна. Долгожданная встреча после столь долгой разлуки, а он не сумел угодить жене!

Столько раз он прокручивал в воображении эту сцену: вот Имельда выглядывает на улицу, взволнованная мелодией их молодости, вот – видит его, с гитарой, как в старые добрые времена, когда ему случалось коротать целые ночи под её балконом. Гектор представлял, как лицо Имельды сначала вытягивается от удивления, глаза распахиваются широко-широко, а затем потрясение сменяется восторгом, взгляд озаряется счастьем. И вот уже она вторит ему, спеша превратить сольное выступление в дуэт – ведь вдвоём они всегда звучали особенно красиво.

В действительности вышло совсем не так.

Гектор нервно расхаживал взад-вперёд, топча мостовую босыми ступнями. Он и не собирался отступать, надо было только придумать, что спеть. И ещё – успокоиться, а беспорядочная ходьба только усиливала тревогу. Гектор привалился плечом к стене дома и провёл пальцами по струнам. Музыка всегда помогала ему, и сейчас он тоже рассчитывал на её силу.

Гитарные переливы наполнили переулок, лаская слух. Может, стоит ограничиться лишь мелодией, и пусть инструмент всё скажет за него? Раздумья прервал скрип: Имельда вновь открыла окно и, чуть подавшись вперёд, яростно прошипела:

– Убирайся!

Будь Гектор честен с собой, он признался бы, что в глубине души именно этого и опасался, сколько бы ни мечтал о долгожданном воссоединении с женой. И всё же он не догадывался, насколько категорична она окажется в своём решении.

– Имельда… – жалобно позвал Гектор.

– Вон с глаз моих! И чтобы духу твоего здесь не было!

– Как же… как же наши песни, Имельда? – пролепетал он совсем не то, что вертелось на языке, обескураженный её реакцией. Услышав вопрос, она разозлилась ещё сильнее: глаза сверкнули так, будто хотели сжечь его на месте, а голос задрожал от сдерживаемых эмоций.

– В моей жизни не осталось никаких песен после того, как ты предал нас. Я не оставила ни единой. И никто в моей семье больше не пел, не играл и не танцевал.

Гектор открыл рот, да так и замер, поражённый – то ли самими словами, то ли тем, какая боль крылась за ними.

– В моей смерти всё останется по-прежнему, – продолжила Имельда. Она совладала с чувствами, и её тон снова стал ледяным и непроницаемым. – Пой свои песни кому-нибудь другому и не показывайся мне больше никогда.

На этот раз она не скрылась из виду, а застыла, скрестив руки, и Гектор понял, что это значит: Имельда ждала, пока он уйдёт. Она знала его слишком хорошо. Закрытое окно не помешало бы ему провести здесь всю ночь, умоляя о прощении, но теперь он вынужден был, запинаясь и спотыкаясь, плестись восвояси, ощущая спиной испепеляющий взгляд Имельды.

Что-то оборвалось внутри.

Добредя до своей обшарпанной лачуги и плюхнувшись прямо на пол, Гектор какое-то время сидел без движения, уставившись в одну точку. Гитару он положил рядом и машинально постукивал пальцами по деревянному корпусу. Затем взглянул на неё, словно увидел впервые, и, вскочив, в порыве отчаяния отпихнул ногой. Гитара проехалась по полу, протяжно загудела, и этот звук, прозвучавший как укор, заставил Гектора опомниться. Он никогда, никогда не позволил бы себе так обращаться с инструментом, и теперь, рассматривая появившиеся на деке уродливые царапины, недоумённо приподнял брови.

«Прости, красотка, – наконец пробормотал Гектор, неуклюже поглаживая гитару, будто она была живым существом. – Что нам теперь делать…»

На следующий день он отнёс её на барахолку. Ему казалось, что после вчерашней вспышки гнева он уже не вправе играть на этом инструменте.

Спустя некоторое время стало ясно, что дело в другом. Он просто не мог теперь играть вообще – в ушах звенело Имельдино «…не осталось никаких песен после того, как ты предал нас».

Хотела она этого или нет, но Имельда и ему не оставила никакой музыки.

========== В жизни – I ==========

Шумный праздник на центральной площади Санта-Цецилии собрал едва ли не всех жителей. Измотанные гражданской войной, они находили отдушину в ярких карнавальных традициях, стремясь забыть о пугающей действительности. Впрочем, Санта-Цецилия находилась в такой глуши, что почти все сражения обходили это местечко стороной, однако времена, тяжёлые для всей страны, не прошли даром и для скромного городка.

Эрнесто де ла Крус, сын зажиточного торговца, долго готовился к этому дню. Пятого мая* лучшие музыканты Санта-Цецилии выступали под открытым небом, показывая своё мастерство, и он не мог упустить шанс заявить о себе. Они с Гектором не могли.

До центра надо было ещё добраться, и Эрнесто волок друга за руку, уверенно прокладывая путь через толпу. Тот постоянно отвлекался, то здороваясь с приятелями, то посылая воздушные поцелуи встречным красоткам.

– Эй, поживее, всё пропустим! – прикрикнул Эрнесто, когда Гектор вновь зазевался, проходя мимо площади Кастильо. Здесь тоже возвели праздничную сцену, у которой теснилась куча народа.

Гектор лишь беззаботно отмахнулся, высвобождаясь из крепкой хватки: его живо интересовало всё вокруг, и он никак не мог взять в толк, зачем им так спешить, если впереди вся ночь. В толпе послышались крики, словно кого-то хотели раззадорить, и вскоре чуткий слух музыканта различил слова: «Спой нам ещё, Имельда! Не уходи!» Гектор вытянул шею, пытаясь рассмотреть, из-за чего весь переполох. Взгляд выхватил из гущи людей стройную девушку в ярко-фиолетовом платье, вокруг которой вились ухажёры – сразу заметно было, что они борются за её внимание.

– Говорю же, я устала! – сердито воскликнула она, дёрнув плечом. Гектор ещё не осознал, что на его лице появилась блаженная улыбка (улыбка идиота, как с дружеской иронией говаривал Эрнесто), зато осознал, что только что увидел самое прекрасное создание на земле. Девушка ступала с королевской грацией, словно и в самом деле шествовала по дворцовой зале, а не по площади в богом забытом городке. Лицо у неё было дивной красоты, Гектор непременно сравнил бы его с полотнами великих художников, если бы был мастером поэтичных сравнений. Очнувшись от наваждения лишь тогда, когда восхитительная незнакомка прошла мимо, не уступая уговорам спеть ещё, Гектор схватился за гитару. В любом другом случае он забросал бы девушку комплиментами, да и сам бы не забыл покрасоваться, но сейчас язык будто к нёбу приклеился, и осталась одна возможность: позволить музыке выразить его чувства.

Первые робкие ноты утонули в общем шуме, но с каждой секундой мелодия звучала всё увереннее. Он сочинил её сам и теперь молился, чтобы та, кого называли Имельдой, услышала голос его сердца. Прошло несколько томительных мгновений, прежде чем девушка остановилась и повернулась на звук. Гектор встретился с ней взглядом и тут же застенчиво опустил ресницы – так пронзительно она смотрела, эта невероятная сеньорита. Он едва не сбился, переставляя аккорды – такого с ним уже давно не случалось.

Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем он заметил, что все вокруг смолкли, и даже неугомонный Эрнесто перестал дёргать его за рукав. Имельда замерла, слушая его музыку, но так и не запела, и Гектор запоздало сообразил – нужно сыграть что-то, что знают все. Он заново ударил по струнам, и площадь наполнилась задорными трелями «La Adelita»**.

En lo alto de una abrupta serranía,

acampado se encontraba un regimiento,

y una joven que valiente lo seguía,

locamente enamorada del sargento…

…подхватила песню Имельда. Её голос, неожиданно сильный, с едва различимой хрипотцой и с волнующим придыханием, показался Гектору прекраснее ангельского хора. Он подался вперёд, притоптывая в такт, и на миг ему почудилось, что Имельда вот-вот примется танцевать, не устояв перед заманчивым ритмом. Однако та, допев песню, едва различимо кивнула и скрылась в переулке, даже не подарив улыбки на прощание.

Может статься, Гектор так и простоял бы всю ночь, глядя ей вслед, но уж Эрнесто не позволил этому случиться. Встряхнув друга и не получив никакой реакции, он пощёлкал пальцами прямо перед лицом Гектора.

– Почему я раньше её не видел?! – выпалил тот, заново обретая дар речи. – Она прирождённая певица, а какая красавица!

– Это же Имельда Герреро, – сказал Эрнесто таким тоном, будто это всё объясняло. – Её родители очень богаты, и развлечения простолюдинов – не для этой пташки.

– Не похоже, что она впервые пришла петь на площадь, – возразил Гектор. – И высокомерия в ней нет…

– Высокомерия нет?! Да ты перегрелся, амиго.

– А что, вы знакомы? – с необычной для него подозрительностью уточнил Гектор.

– Да так, – уклончиво ответил Эрнесто и заискивающе улыбнулся. – Её все знают.

Ему ещё долго пришлось выслушивать дифирамбы в адрес Имельды, и даже после того, как друзья выступили на главной площади, Гектор продолжал что-то лопотать о своём пленённом сердце, хотя де ла Крус предпочёл бы обсудить то, как радушно их приняла публика.

– Ты точно сбрендил, – буркнул он, – если думаешь, что у тебя есть хоть крошечный шанс.

– Чем я плох? – с раздражающей наивностью спросил Гектор.

– Ну да, кожа да кости, нос на пол-лица, – хмыкнул Эрнесто так, чтобы Ривера не расслышал, и добавил уже громче: – Всем хорош, но к Имельде не подступиться, она никого к себе не подпускает. Так что выброси её из головы, послушай моего совета.

Тот привык доверять Эрнесто как старшему товарищу, который с детских лет был рядом и разделял все его проказы и авантюры, но сейчас, казалось, Гектор даже не понимал, что именно ему пытаются сказать. Замутнённый взгляд Гектора недвусмысленно свидетельствовал: юноша не способен думать ни о чём, кроме умопомрачительной сеньориты Имельды.

На следующее утро, впрочем, пыла у него поубавилось. В самом деле, чем он, безродный паренёк, чьим единственным богатством были гитара да тетрадь с песнями, мог приглянуться Имельде? Испытывая потребность побыть наедине со своими мыслями, Гектор покинул Санта-Цецилию, чтобы прогуляться на природе. Он любил бродить по горным склонам, в отдалённых диких местах, куда горожане редко заглядывали. И сочинялось там лучше всего. А ещё, пользуясь отсутствием людей, он не стеснялся напевать свои мелодии: в их дуэте певцом, уж как-то так повелось, считался Эрнесто, но и Гектору нравилось петь, пусть его голос звучал нежнее и мягче, чем того требовала мода.

Размышляя о вчерашнем вечере, он снова и снова воссоздавал в памяти царственный облик Имельды, представляя, как заговорит с ней. Фантазируя, он даже сорвал цветок стрелиции*** и галантно протягивал его воображаемой собеседнице – а она, разумеется, краснела и смущённо принимала подарок. Гектор усмехнулся сам себе: нет, эта сеньорита, должно быть, и бровью не поведёт, какое там смущение! Она сама – словно стрелиция: с выразительной, утончённой и гордой красотой, что выделяется на фоне всех других цветов, как бы хороши они ни были.

Вернулся он лишь к вечеру, но домой идти всё ещё не хотелось, и ноги сами понесли Гектора на площадь.

Когда он уже добрёл до одной из центральных улиц, впереди мелькнуло знакомое фиолетовое платье. Отказываясь верить в такую удачу, он бросился к Имельде, хотя желание заговорить с ней боролось с желанием провалиться сквозь землю. Гектор попытался совладать со столь нехарактерной для себя трусостью – робеть перед девушкой, что за стыд! – и выпалил скороговоркой, чтобы не выдать волнения:

– О прекрасная сеньорита, не соблаговолите ли принять в дар сей скромный цветок?

Имельда с недоумением посмотрела на него, в первый момент не узнав, кто перед ней, но почти сразу вспомнила, где уже видела этого юношу. В глубине её глаз вдруг мелькнула лукавая искорка, и взгляд слегка потеплел.

– Только если вы ещё раз сыграете, сеньор.

Гектор ощутил, как тугой ком в горле начал стремительно рассасываться, позволяя вдохнуть глубже, а сердце сладко заныло. Он широко улыбнулся.

– Только если вы ещё раз споёте.

Комментарий к В жизни – I

* Пятое мая – национальный праздник Мексики в честь победы мексиканских войск в битве при Пуэбле 5 мая 1862.

** «La Adelita» – мексиканская народная песня периода революции 1910–1917 годов. Перевод приведённого куплета:

На высоте одного крутого горного склона

Лагерем расположился один военный полк,

И одна молодая девушка, безумно влюбленная

В сержанта, смело следовала за ним.

*** Стрелиция – также известна как «райская птица» – выглядит так: https://i02.fotocdn.net/s14/171/public_pin_m/183/2492511914.jpg

========== В смерти – II ==========

Если спросить у любых Ривера – что ныне здравствующих, что уже почивших – почему Имельда исключила музыку из своей жизни, каждый даст один ответ: музыка расколола её семью, стала причиной всех бед, а потому оказалась под запретом.

Но это будет только половина правды.

Другая половина с неотвратимой ясностью открылась Имельде, когда она, спустя долгие годы молчания, вновь запела «Красотку» при совершенно немыслимых обстоятельствах. Огромная сцена, слепящие прожекторы, охранники Эрнесто, обступающие со всех сторон – если бы её сердце по-прежнему билось, в этот момент оно точно выскочило бы из груди из-за подступающей паники. Среди этой кутерьмы, напоминающей бредовый сон, лишь одно смогло вернуть Имельде самообладание: аккомпанемент гитары Гектора. Эти звуки она ни с чем не спутает, сколько бы лет ни прошло.

Имельда расправила плечи, с вернувшейся уверенностью спускаясь по лестнице. Её голос звучал всё громче и надрывнее, разнося песню-плач над стадионом.

…буду любить тебя вечно…

На этих словах она непроизвольно обернулась к Гектору, одарив его пламенным проникновенным взглядом. Сторонний наблюдатель решил бы, что это элемент шоу: взаимодействие со зрителями, игра на публику – талантливый артист иначе не может, а сеньора Ривера, несомненно, была талантлива, и, вновь очутившись на сцене, уже жила происходящим, отдаваясь песне на все сто.

Имельда знала – так и есть. Знала она и кое-что более важное.

Музыка обнажала чувства, скрытые в самых дальних уголках души, спрятанные от самой себя за семью замками. Механизм прост: если однажды ты испытал сильные эмоции, слушая или исполняя песню, то они с новой силой накрывают тебя, стоит мелодии зазвучать ещё раз. Музыка не оставляла ни малейшей возможности соврать. Музыка возвращала к жизни всё самое сокровенное. Музыка сталкивала лицом к лицу с тем, чем ты дышишь.

Вот почему однажды Имельда распрощалась с музыкой.

Теперь бастионы, которые она возводила годами, рухнули, как по щелчку пальцев. Даже смешно: за это время поколения семьи Ривера успели забыть целого человека – не считая преданной отцу Коко, – а вот текст песни так и не выветрился из памяти Имельды, каким-то чудом сохранившись в закромах подсознания и всплыв наружу, стоило старым напевам закружить её в своём танце.

В который раз за день вспоминая об этом эпизоде, Имельда потёрла виски и тяжело вздохнула. За минувшие сутки событий случилось столько, сколько не случалось за всё её пребывание в мире мёртвых.

– Не спится? – заглянули к ней Оскар и Фелипе.

Младшие братья – они на то и младшие, чтобы держать их под крылом и опекать, но, пожалуй, близнецы были единственными, кто знал Имельду не только сильной женщиной, не дрогнувшей перед тяготами и испытаниями. Они видели её в минуты слабости, они поддержали её в самый тёмный период жизни, когда Гектор ушёл, а вернуться в дом отца Имельде не позволяла гордость. Только перед ними она могла разрешить себе ненадолго снять свою стальную броню – и сейчас, чувствуя, как голова идёт кругом от всего случившегося, а черепная коробка рискует треснуть, она безумно захотела признаться, что ей трудно справиться одной.

– А вы берёте пример, как всегда, – усмехнулась Имельда. – Зря, кому-то завтра придётся остаться за главного в обувной лавке, лучше бы отдохнули.

– Хулио и Розита справятся, – заверил Оскар. – Лучше поможем тебе.

– Уж с одним бестолковым скелетом я как-нибудь слажу и сама, – проворчала она, хотя необходимость провести с Гектором время наедине вызывала в ней бурю противоречивых чувств. Может, и проще, если братья составят ей компанию – в этом случае точно не придётся вести с мужем задушевные беседы и заполнять неловкие паузы. Только бы он пришёл в себя поскорее…

– Он так и не проснулся? – поинтересовался Фелипе, точно прочёл её мысли.

Это был скорее риторический вопрос, поскольку все они знали: Гектор, пусть и не исчез из их мира, оказался настолько близок к этому, что впал в глубокое забытье и за целый день так и не очнулся. Оскар ткнул брата в бок, намекая, что тот поднял болезненную для Имельды тему. Те скелеты, чьи родные и друзья помнили их, имели крайне смутное представление о том, что происходит, когда тебя забывают. Имельда ни разу не посещала трущобы, где коротали дни всякие отщепенцы, и семье запретила приближаться к этим злачным местам, а сама старалась не думать, что где-то там обретался и Гектор. Теперь он обретался в их гостевой комнате, а прежнее желание Имельды отгородиться от всего, что имело к нему отношение, сыграло против неё: она не знала, чего ожидать.

– Спит, – коротко сказала она, и этот лаконичный ответ не обманул братьев: он был продиктован не равнодушием, а плохо сдерживаемой тревогой.

– Это на пользу, – неуверенно предположил Фелипе. – Восстановит силы и наутро будет как новенький.

Имельда кивнула, силясь убедить себя, что брат прав. Ей порой доводилось слышать разговоры соседей, обсуждавших кого-то из исчезнувших бедняг, и по обрывкам этих бесед она заключила: если уж забыли, то и следа от тебя не останется. Гектор же так и не сгинул в золотистом свечении, но так близко подобрался к краю, что потерял все силы.

Глупо, но она по привычке злилась на него даже за это. Мог бы сказать раньше, мог бы объяснить ей всё, добиться, чтобы выслушала, и попросить помощи! «Я хотел вернуться к вам, но смерть меня не пустила» – вот что он сразу должен был сказать, а не распевать свои дурацкие песенки под её окном и не высматривать её украдкой на улицах, обставляя их встречи как случайность. Потратил столько времени впустую и едва не рассеялся навечно в лучах восходящего солнца!

Она не сразу сообразила, что Оскар и Фелипе уже ушли, не желая больше беспокоить её. Они дали понять, что она всегда может рассчитывать на поддержку, а теперь ей важно было остаться в одиночестве: только так можно разобраться в своих чувствах. Имельда давно уже разучилась их анализировать, тщательно запирая непрошенные эмоции на замок и избегая прислушиваться к голосу сердца. Придётся начинать с нуля, чтобы унять смятение, поселившееся в душе.

В глубине дома что-то загрохотало, заставив Имельду вздрогнуть. Она бросилась вниз по лестнице, безошибочно установив источник звука, и устремилась в ту часть постройки, что примыкала к мастерской. Оттуда можно было выбраться на улицу, минуя главный вход, и именно этим попытался воспользоваться Гектор, однако в потёмках он споткнулся о коробку с гвоздями и теперь распластался на полу. Часть костей выпала и валялась отдельно – насколько Имельда могла судить, такое нередко случалось.

– Ну и куда ты собрался? – грозно спросила она, втайне радуясь тому, что её непутёвый муж не просто пришёл в себя, а предпринял попытку улизнуть – значит, не так уж ослаб. И, конечно, тому, что гвозди нарушили его план.

– Н-никуда, – пролепетал он, привычным движением собирая себя заново. – Ну, то есть, туда, эм-м…

Гектор почему-то робел назвать трущобы домом, да и вообще лишний раз упоминать о своём полубродячем образе смерти. Ему казалось, что Имельду рассердит любая мелочь, так или иначе связанная с ним, потому лучше молчать, а ещё лучше – избавить её от своего присутствия, как бы Гектору ни хотелось, напротив, ежесекундно мозолить ей глаза, навёрстывая упущенные годы.

Однако она встала в проходе, а он побоялся проскользнуть мимо.

– У тебя что, совсем в черепушке пусто?

– Вообще-то да, – хмыкнул Гектор и шутливо постучал себя по лбу, но, поймав хмурый взгляд Имельды, виновато улыбнулся.

– Посмотри на себя, совсем в развалюху превратился, скоро от ветерка рассыпаться будешь! – отчитала она его. – Пока тебя не подлатают, останешься здесь.

Гектор понятия не имел, что значит «пока тебя не подлатают», но уточнять не решился.

– Стало быть, остаюсь, – потупился он, зная, что перечить Имельде бессмысленно, да и внутри всё пело – можно ещё побыть с ней!

Имельда больше не произнесла ни слова. Она давно разучилась не только анализировать чувства, но и проявлять их. Сейчас, глядя на Гектора, ковылявшего обратно вглубь дома, она могла сказать лишь одно: их внутри столько, что она вот-вот лопнет.

========== В жизни – II ==========

Не было в Санта-Цецилии мужчины, который остался бы равнодушным к молодой Имельде Герреро. Одни страстно желали завоевать её, осаждая красавицу изо дня в день, другие опасались её, считая заносчивой гордячкой. Но чтобы подружиться с Имельдой – нет, такое даже в голову никому не пришло. Гектор Ривера и сам не задумывал ничего подобного: он был влюблён по уши, а всё остальное случилось как-то само собой.

Единственное, что он мог предложить Имельде – музыку, но этого оказалось достаточно, чтобы девушка захотела проводить с ним время, слушая, как он сочиняет новые песни, и подпевая его гитаре. Голос Имельды зачаровывал Гектора, который стеснялся петь при ней, но постепенно она добилась своего: убедила нового знакомого показать, на что он способен. Для этого ей достаточно было упомянуть, что она давно мечтала исполнить с кем-нибудь дуэт. Гектор и не подумал, что она хитрит, лишь бы уговорить его спеть. Он вообще отчего-то не надеялся, что интересует её сам по себе. Его первоначальный запал – впечатлить, покорить изумительную красавицу – разбился о её строгое, даже чопорное поведение. Имельда почти никогда не улыбалась, почти не смеялась над его шутками и представить, как она дурачится с ним за компанию, Гектор был решительно не в состоянии. Ему оставалось лишь уповать на то, что магия гитары и талант композитора, который Имельда признавала вслух, хваля его песни, позволят ему провести побольше счастливых минут рядом с ней.

Эрнесто не раз высказывал другу негодование: «Бегаешь по городу в надежде столкнуться с этой напыщенной красоткой, а обо всех наших планах и забыл! Пока ты бренчишь под её окнами, мы упустим наш миг удачи!» Что поделать, если Гектор теперь считал удачей каждое мгновение, проведённое вместе с Имельдой.

Однажды он набрался мужества и пригласил её на прогулку. Конечно, по городу они и так гуляли, но это неизменно привлекало внимание жителей, а Гектору хотелось скрыться от их назойливых взглядов, а ещё – показать Имельде те места, где он с детства проводил долгие часы, любуясь природой. На берегу лагуны Эль Кайманеро – самые живописные закаты, что ему доводилось видеть, пусть дорога к ней и лежала через заросли, куда люди предпочитали не соваться.

Имельда приняла его приглашение. Может, она просто сжалилась над бедным парнишкой, но в её взгляде не читалось снисхождения. Впрочем, восторга – тоже. Она была, как обычно, серьёзной и гордой, и разгадать, что у неё на душе, не представлялось возможным.

По крайней мере, пейзаж впечатлил не только Гектора: они оба, добравшись до лагуны, застыли у самой кромки воды и, не отрываясь, смотрели, как солнце с черепашьей скоростью ползёт к горизонту, а затем, ускоряя свой путь, за пару минут скрывается из вида.

Гектор затаил дыхание, не веря в то, что это происходит с ним: он стоит в самом прекрасном месте, известном ему, наблюдает, как облака озаряются пожаром последних солнечных лучей, а рядом с ним – Имельда. Любовь всей его жизни. Пожалуй, если бы были живы его родители, они только усмехнулись бы: в семнадцать лет каждое увлечение становится любовью всей жизни. Но Гектор знал наверняка, что это не просто слова.

Ему было так хорошо, что он и не желал ничего большего. Прикрыл глаза, вдыхая чуть влажноватый от близости воды воздух, и мечтал, чтобы этот момент продлился вечно. Вдруг Имельда взяла его за руку, заставив заглянуть в её лицо.

– Спасибо, что привёл меня сюда. Кто бы мог подумать, что здесь так красиво! Живём в двух шагах и даже не знаем, что за чудеса есть совсем рядом.

Он улыбнулся во весь рот, счастливый до седьмого неба – ей понравилось! Может, она даже согласится прийти сюда снова… Хотя бы ещё один раз!

В эту секунду в их сторону дунул сильный порыв ветра, и воды озера, и без того не самые спокойные, пришли в движение. Гектор успел подхватить Имельду, а вот его собственные башмаки полностью промокли, накрытые маленькой, но проворной волной. Он только засмеялся: переживать тут было не о чем. Главное, что даму сердца он уберёг.

Осознав, что так и держит её в руках, Гектор сглотнул. В ушах зазвенело. Лицо Имельды оказалось куда выше его собственного, а её пальцы крепко сжимали его плечи. Он медлил, хотя понимал, что неловкий момент лишь затягивается: надо скорее опустить её на землю и сделать вид, что сердце вовсе не выпрыгивает из груди. Тело не слушалось, и Гектор, словно под гипнозом, поднял голову, встречаясь с Имельдой взглядом. Его уши были краснее, чем её платье. Но и сама Имельда отчего-то зарделась, глаза её необычно блестели, и вид был таким взволнованным и напряжённым, что Гектор перепугался. Наверное, его поступок она сочла дерзостью и вот-вот влепит пощёчину за то, что он осмелился к ней прикоснуться.

Поспешно поставив Имельду на ноги, Гектор отступил на пару шагов, словно извиняясь. Она молчала, только закусила губу, и он был вынужден сам прервать паузу:

– Ох уж это озеро! – шутливо погрозил воде пальцем. На ум не приходило ничего путного, с языка срывалась только всякая чушь. – У меня башмаки мокрые насквозь, куда теперь их девать…

– Надень их себе на голову*, – сердито сказала Имельда – даже более сердито, чем он рассчитывал. Подобрав подол платья, она направилась прочь.

– Постой! – крикнул он и помчался следом, увидев, что она не намерена останавливаться. – Извини, я не хотел тебя обидеть, я только хотел, чтобы вода не намочила…

– Гектор, с этим всё в порядке, – раздражённо прервала его Имельда. – Ты и в самом деле не понимаешь, что не так?

Она обернулась через плечо, изящно изогнув длинную шею. Гектору показалось, что его голова вот-вот лопнет: он действительно никак не мог понять эту строптивую переменчивую девушку. Если она не рассердилась, то чем тогда недовольна?

Его озадаченный вид говорил сам за себя. Имельда вздохнула и продолжила уже спокойнее:

– Ты пригласил меня в уединённое место. Мы вместе наблюдали закат. А в самый романтичный момент ты просто…

Её щёки вспыхнули, и она осеклась. Меньше всего ей хотелось вести себя так же, как вели многие другие девушки их городка: если попадался нерасторопный кавалер, они намёками и капризами подталкивали его к желаемым действиям, крутя беднягой так, как им вздумается. Имельда вовсе не собиралась строить из себя то, чем не являлась, и раз Гектор даже ни разу не попытался поцеловать её – что ж, может, она всё придумала на пустом месте? Ей мечталось, что робкий юноша позвал её на свидание, наконец-то решившись открыть свои чувства, но вдруг Ривера просто хотел показать ей красивое место – и только? Она была так избалована мужским вниманием, что привыкла воспринимать тех, кто стремился искать её общества, как влюблённых в неё без памяти, но с этим музыкантом вечно всё шло не так, как всегда.