Текст книги "Невидимая связь (СИ)"

Автор книги: Mind_Game

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Чай… Они добавляют яд в чай.

***

В глазах Эдит Томас безошибочно читает – она узнала правду. Он не может взять в толк, как ей это удалось, но она узнала правду. Полуживая, замёрзшая, его жена лежит под тяжёлым пуховым одеялом и дрожащей рукой отодвигает от себя чашку, которую настойчиво предлагает Люсиль. Эдит, бедная маленькая птичка, попавшая к ним в клетку. «Вы давненько женаты, сэр», – звучит в её голове хрипловатый голос Финли. Слишком поздно, почему же эти слова не всплыли в памяти раньше…

Шарп и сам ощущает себя запертым в клетке. Сейчас он бы всё отдал за то, чтобы увезти Эдит из дома, но как сделать это в обход сестры? Он с отчаянием просит супругу никогда не пить чай, но эта просьба – лишь бесплодное сотрясание воздуха, ведь все трое прекрасно понимают, что Эдит больше не прикоснётся к напитку. И Люсиль уже придумала, что делать с непокорной невесткой. Жалкая попытка отговорить её проваливается, и Томас остаётся наедине с собой и вихрем раздирающих его душу мыслей.

Эдит нужно отвезти к доктору, вне всяких сомнений, но баронет не может устроить поездку, не вызвав подозрений у сестры. Шарпу чудится, что он и вовсе не может шагу ступить из этого проклятого дома, занесённого снегом, и обречён смотреть, как жена тает, исходя кровавым кашлем. Он сказал ей однажды, что в любви нет места совершенству – о, как он был прав! Невидимая связь между ним и Эдит превратилась в тончайшую нить, натянутую до предела, и, кажется, Томас действительно умрёт, если она разорвётся. Да, такая связь есть и между ним и Люсиль – вот только он умрёт, если она, напротив, не разорвётся.

В воспалённом сознании Шарпа возникает рискованная идея. Раз сестра хочет, чтобы он поучаствовал в расправе над Эдит, пусть думает, что он согласился на это пойти. Если всё сложится, у него получится спасти жену. Баронет широко раскрывает глаза и учащённо дышит – так дышат люди, проснувшись после кошмарного сновидения.

Ночь опускается на Аллердейл Холл, и причудливые очертания дома застывают в лунной дымке, возвышаясь над заснеженной землёй. Миссис Шарп забывается в тревожном, болезненном сне, а муж, склонившись над ней, еле заметным движением проводит платком по её бледному лбу, оттирая пот. Томас дрожит от переизбытка эмоций, он знает, что не может остаться, Люсиль ждёт его в своей опочивальне, и сегодня его, как никогда, отвращает перспектива разделить с ней ложе – вместе с тем, именно сегодня он должен усыпить её бдительность и вести себя так, чтобы сестра осталась им довольна.

– В паруса твоих снов льётся свет из окна…

Еле слышные нежные ноты колыбельной раздаются из комнаты Люсиль, будто сладкая песнь сирен. Сколько раз баронет спешил на этот призыв – не сосчитать, но сейчас он молится о том, чтобы этот раз был последним. Сестра жадно приникает к нему, стремясь утолить страсть и убедиться в том, что по-прежнему является желанной, а Томас надевает на себя маску рьяного любовника, которая раньше являлась вовсе не маской, а его настоящим лицом. Теперь же рядом с Люсиль его терзают невыносимые муки: в других покоях умирает его жена, по его вине попавшая в этот дом, а ему нужно безупречно сыграть свою роль, нигде не оступившись, не выдав своих чувств, ведь стоит сестре почуять фальшь – и Эдит лишится последнего шанса на спасение.

Сейчас он скажет Люсиль, что вывезет супругу в лес и убьёт собственноручно… Сейчас…

– И твой путь в мой приют освещает луна…

Последняя строка колыбельной тает в спёртом воздухе спальни и окончательно исчезает, заглушённая скрипом двери. Первая мысль, мелькнувшая в голове напряжённого до предела Шарпа – неужто призрак, один из тех, что тревожат Эдит? Но, подняв голову, он видит в дверном проёме её саму.

Теперь слишком поздно.

Внутри Томаса что-то словно обрывается, и он смотрит на жену с безысходностью, подобно дикому зверю, попавшему в капкан, когда за ним приходит охотник. Все дальнейшие события безумным калейдоскопом проносятся мимо него, он не успевает реагировать на происходящее, отвыкнув за долгие годы от принятия быстрых решений.

И всё же Шарп не возвращается в состояние пагубной, тягостной дрёмы. Столкнувшись с Эдит у лифта он умоляет поверить ему ещё один раз, он обещает забрать бумаги, ставшие залогом её жизни, и оставляет ей выбор – дождаться его или уйти с МакМайклом. Наверное, она предпочтёт уйти, но если есть хоть призрачная надежда на обратное… И Томас тихо произносит ей вслед фразу, казалось бы, совершенно неуместную при таких обстоятельствах:

– Дождись! Я столько не успел тебе рассказать…

========== VII. Эпилог ==========

Комментарий к VII. Эпилог

Soundtrack – Javier Navarrete, Pan’s Labyrinth Lullaby

– Я столько не успел тебе рассказать…

Но о чём он мог поведать своей четвёртой жене? Разве мог он признаться ей, к примеру, кому принадлежало то старое инвалидное кресло, о котором она спросила, найдя его в запустевшей детской? А когда Эдит уверяла мужа, что один из призраков полз к ней по полу, волоча за собой верёвку на шее – как Томас мог открыть ей, что это и была девушка, которая в прежние времена передвигалась в кресле, пока Люсиль в припадке исступления не задушила её в отсутствии брата.

– Где Памела? – спросил Томас, вернувшись в поместье и обнаружив, что его встречает только сестра.

– Как я и предсказывала, её хрупкое здоровье не выдержало, – произнесённые слова не сочетались с торжествующим видом Люсиль. – Бедняжка.

Шарп невольно ощутил облегчение – вид Памелы, угасающей на глазах, действовал на него угнетающе.

– Она умерла во сне? – задал он формальный вопрос, не интересуясь ответом, но услышанное застало Томаса врасплох.

– Не совсем, – Люсиль неотрывно глядела на брата, и в зрачках её глаз плескалось всепоглощающее безумие. – Поднимайся, ты увидишь сам…

Мог бы баронет рассказать Эдит о том, как его сестра в ярости проломила череп Маргарет статуэткой, когда та, уже дыша на ладан, не смогла удержаться и заявила Шарпам, что не оставила им наследства?

– До её смерти осталось всего ничего, – внушала Люсиль Томасу прямо в присутствии Маргарет, лежавшей в болезненном забытьи на просторной кровати. – Всё устроится, потерпи, мы вот-вот приобретём на полученные деньги необходимые тебе инструменты.

– Вы не получите ни пенни, – внезапно прохрипела Маргарет, с трудом приподняв веки. – Я позаботилась об этом.

Шарп оцепенело уставился на супругу, но та искала глазами Люсиль. Когда их взгляды встретились, сестра баронета сразу же поняла, что слова Маргарет – не бред умирающего человека.

– Ах ты, чёртово отродье! – взвизгнула она, вне себя от гнева хватаясь за первое, что попалось под руку.

– Люсиль! – предупреждающе вскрикнул Томас, но его слабый протест потонул в диком вопле Маргарет.

Мог бы Шарп поделиться с Эдит одним из самых страшных воспоминаний, связанных с тем днём, когда умер его сын?

– Он… Его больше нет! – рыдала Энола, склонившись над колыбелькой. Неистовая вера итальянки в благополучный исход подвела её, и теперь она оплакивала ребёнка, которого полюбила всей душой. Томас стоял в паре шагов и не находил слов, молча вглядываясь в побелевшее детское личико.

– Возьми себя в руки, – отчеканила Люсиль, появившись на пороге с подносом в руках. Энола с изумлением подняла глаза.

– Это всё, что ты можешь сказать?! Твой сын умер! – она всплеснула руками и закусила губу.

Томас по-прежнему молчал, но он прекрасно видел, что за непробиваемой бронёй внешнего спокойствия сестра прячет истинные чувства. На душе у неё творилось нечто невообразимое – и Шарп боялся, что после такой потери Люсиль окончательно утратит душевное здоровье.

Разве Томас мог поделиться всеми этими воспоминаниями с Эдит?

Теперь он верит – да.

Он мог бы рассказать ей всё и надеяться на то, что она примет его историю такой, какой она сложилась за долгие годы томительного пребывания в плену обстоятельств, в плену губительной любви Люсиль, в плену его сделок с совестью. Шарп мог бы сдёрнуть завесу, скрывавшую чудовищные тайны Аллердейл Холла, и разделить этот мрак пополам с той, которая поклялась любить его, что бы ни произошло. Он не сомневается, что стало бы легче нести эту ношу, если бы рядом с ним стояла Эдит.

Однако она не заслужила такой участи. Были ли у Томаса другие истории для Эдит, истории, не источающие боль, страх и жестокость? Жена не раз спрашивала его о детстве, очевидно, ожидая услышать невинную зарисовку из прошлого, но какой бы эпизод не всплывал в памяти Шарпа, его нельзя было назвать счастливым.

Однажды маленький Томас сбежал в лес – один, без Люсиль, та присматривала за расхворавшейся матерью. Отец уехал из поместья, а кормилица не уследила за мальчиком, который давно мечтал попасть в волшебный мир, сотканный из причудливых ветвяных переплетений – Томасу всё грезилось, что он встретит в лесу эльфа или фею. Потеряв счёт времени, он бродил среди деревьев, сочиняя самому себе сказки, и вспомнил о доме лишь спустя несколько часов. Вернуться без подарка для сестры Томас не мог.

– Посмотри, я поймал для тебя бабочку! – радостно воскликнул он, разжимая ладонь. – Она такая красивая, будет летать в нашей детской!

– Ох, Томас, – отвечала Люсиль, с горечью смотря на насекомое, беспомощно трепыхавшееся в тонких пальцах брата. – Если ты потрогаешь крылья бабочки, она не сможет больше летать…

– Как же так! – в глазах у мальчика показались слезинки, и он поднёс свою пленницу к лицу. – Я не знал… Прости меня, маленькая бабочка, я не знал! *

Сейчас, вспомнив об этом случае, Шарп вновь ощущает, как на глаза просятся слёзы, касается переносицы пальцем, но не чувствует собственного прикосновения. Окинув взглядом комнату, он приближается к старинному зеркалу, которое с незапамятных времён украшает одну из стен. Томас видит своё отражение – призрачную, молочно-бежеватую тень.

Он столько не успел рассказать Эдит – и никогда больше не сможет этого сделать.

Он может только попрощаться.