Текст книги "Невидимая связь (СИ)"

Автор книги: Mind_Game

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– О чём ты думаешь, милая? – вдруг спрашивает Шарп, и Эдит не сразу находится, что ответить. В её голове – обрывки самых разных мыслей. Львиную долю занимают воспоминания о безвременно почившем отце, с ними смешиваются переживания о том, как она приживётся на новой родине, в новых условиях, а поверх этого колышутся впечатления, связанные с морским путешествием. Рядом с ней теперь единственный близкий человек – Томас, так быстро ставший по-настоящему родным. Почему бы не поделиться с ним всем, что вертится на уме? За секунду до его вопроса Эдит подумала о том, есть ли вероятность, что она когда-нибудь увидит не только призрак матери, но и призрак отца. Но всё же пока ей трудно решиться на то, чтобы озвучить такую мысль вслух. Она ведь и о призраке матери пока не рассказывала мужу…

– Ты говорил, что там, откуда ты родом, к призракам относятся серьёзно, – произносит наконец миссис Шарп. – Мне интересно, почему? Какие тайны скрывают старинные английские поместья?

В этот момент луну скрывает набежавшее плотное облако, и Эдит, обернувшись к мужу, не может рассмотреть в темноте, как изменилось выражение его лица. Голос Томаса, впрочем, звучит по-прежнему мягко.

– Эдит, дорогая, я боюсь, что это не самая хорошая идея для истории на ночь, – осторожно отвечает он, целуя жену в лоб. – Позволь мне проводить тебя в каюту. У нас впереди ещё столько времени, чтобы поведать друг другу обо всём! А теперь тебе нужно хоть немного поспать.

Миссис Шарп нехотя признаёт правоту супруга, но заснуть ей так и не удаётся. Незнакомая обстановка, постоянное покачивание корабля и неотступные думы о прошлом и будущем не дают ей покоя. Когда Шарпы достигают конечной точки своего пути, Эдит чувствует, как крайняя степень утомления смешивается в ней с нарастающим возбуждением от предстоящего знакомства с новой жизнью. Выходя из экипажа, Эдит пытается унять дрожь в пальцах, которая не имеет никакого отношения к промозглому осеннему ветру, от которого не спасает уютная тёплая муфта. И тут под ноги новоприбывшим бросается невесть откуда взявшаяся маленькая собачонка.

– Кто это? С ошейником… Кажется, он потерялся! Возьмём его? – умиляется Эдит, присаживаясь на корточки и протягивая ладонь к пёсику. – Как тебя зовут, малыш?

«Фарфалла*», – едва не срывается с губ у Томаса, но в последний момент он прикусывает язык. Когда Энола привезла собаку в Аллердейл Холл, та была ещё крошечным щеночком. После смерти итальянки Шарп пообещал сестре избавиться от Фарфаллы, но не смог побороть жалость к этому жизнерадостному существу и отдал собаку в ближайшее поселение, в семью одного из рабочих, со строгим условием, чтобы животное не покидало территорию их небольшого хозяйства. Тот факт, что Фарфалла всё-таки сумела удрать, да ещё и нашла дорогу к дому, не вызывает у Томаса ни капли радости, но он не может отказать жене в просьбе, не желая зародить подозрения.

Появление собаки даёт Люсиль повод выразить брату своё неудовольствие, но на самом деле её куда больше задевают поведение очередной миссис Шарп и повышенное внимание к ней со стороны Томаса. Люсиль прекрасно знает, каким обходительным и обаятельным он бывает с жёнами, но она также знает, что ни одна из них прежде не удостаивалась таких искренних влюблённых взглядов от него. Люсиль бежит от собственных страхов и не задаёт брату прямых вопросов, но, поддавшись внезапному озарению, находит другой способ выпытать истину.

– Завари жене чай, – словно бы между делом приказывает она.

Томас в замешательстве замирает, а затем, слегка склонив голову на бок, озадаченно всматривается в лицо сестры.

– Завари. Жене. Чай, – повторяет она, чеканя каждое слово. Её глаза суживаются, Люсиль превращается в один напряжённый сгусток нервов, ожидая реакции Шарпа.

– Я… Я не думаю… Его ведь всегда завариваешь ты, – неубедительно мямлит баронет. – Ещё напутаю что-нибудь…

– Ты прекрасно знаешь, где та самая коробка, – Люсиль непреклонна. – Положи одну-две ложки.

Томас продолжает недоумевать, но послушно тянется за красной жестяной коробкой, безошибочно выбирая её из ряда таких же, но синих. Он машинально зачёрпывает ложкой сморщенные чаинки, слушая ироничные замечания сестры о вернувшейся собаке, и ни одна черта на его лице не выдаёт его истинных чувств. Брат проходит проверку – Люсиль не к чему придраться. И всё же закравшаяся в сердце ревность не отступает без боя.

– Ты выбрал её, – не выдержав, спрашивает Люсиль. – Почему?

***

Что бы Томас ни сказал тогда сестре, усыпляя её бдительность, сам себе он давно ответил на этот вопрос. Эдит отличается – от всех. Она не следует безмолвной тенью за мужем, как это делала Памела, не утомляет своим обществом, не смотрит Томасу в рот, ловя каждое его слово. При этом она, безусловно, восхищается им. Она не норовит установить в поместье свои порядки, как это делала Маргарет, не диктует Люсиль, как вести хозяйство, не сетует на обстановку в доме и лишь старается терпеливо помогать во всём. Она любит Томаса не так страстно, как это делала Энола, но меньший градус страсти позволяет ему дышать свободнее. Во всех действиях Эдит – понимание, уважение, желание разделить его интересы. Общение с женой подобно свежей струе чистого, прохладного воздуха, оживляющего и ободряющего, дающего силы жить. Баронет не знает, способен ли он дать ей что-то взамен, особенно учитывая, что Люсиль претендует на всё его свободное время, не позволяя супругам оставаться наедине. Но, по крайней мере, он уже придумал кое-что, что наверняка порадует Эдит.

– Открой сама, – лукаво советует Томас, водружая массивную деревянную коробку на стол перед женой. Она немного растеряно, но с любопытством тянется к крышке.

– Это «Ремингтон»! – ахает Эдит, увидев внутри изящную печатную машинку с корпусом, украшенным замысловатыми завитушками. – Боже, Томас, когда ты успел…

От восторга миссис Шарп не находит больше слов и лишь крепко обнимает мужа, вкладывая в этот жест всю свою благодарность.

– Мне не терпится узнать, куда заведёт твоих персонажей твоя неуёмная фантазия, дорогая, – ласково говорит он ей на ухо, вместе с тем аккуратно поправляя выбившуюся из причёски пшеничную прядь.

Эдит легонько проводит пальцем по клавишам и мечтательно прикрывает глаза.

– Я ещё не думала о продолжении романа, – произносит она, уже уносясь в своём воображении в выдуманные миры. – Столько новых впечатлений, что мои писательские потуги отошли на задний план. Однако теперь я просто не имею права откладывать работу.

– Снова возьмёшься писать о Кавендише? Куда он отправится после Ирландии? – интересуется Шарп, и в глазах Эдит загораются счастливые огоньки. Ей беспредельно приятен тот факт, что Томас запомнил её героя.

– Я ещё не решила, – признаётся она и весело улыбается. – Наверное, мне нелегко будет удержаться и не отправить его в какое-нибудь загадочное старинное поместье на севере Англии…

– Аллердейл Холл вдохновляет тебя? – спрашивает баронет, и Эдит, не уловив нотки смутной тревоги в его вопросе, кивает.

– Дом наверняка хранит множество секретов, – с энтузиазмом рассуждает она. – Ты ведь покажешь мне все его потайные уголки?

Томас отводит взгляд. Он сам предпочёл бы оказаться вне стен Аллердейл Холла и навсегда забыть страшные вещи, творившиеся под его крышей, но как объяснить это жене, не открывая при этом неприглядную правду? Ни одна из её предшественниц не проявляла живого интереса к поместью, и Шарп прекрасно понимает, что любопытство Эдит не сослужит ей хорошую службу.

– Разумеется, любимая, – выдавливает из себя он, привычно маскируя подлинные эмоции неотразимой улыбкой.

– Начнём прямо сейчас? – воодушевление супруги смущает баронета, и он спешит сочинить отговорку.

– Зачем так торопиться? – посмеивается Томас. – У нас ещё столько времени впереди!

Эти слова чуть режут слух Эдит – ей мнится, что они уже звучали в недавнем прошлом. Но девушка не расположена прислушиваться к своему внутреннему голосу, она отмахивается от уколовшего её неприятного ощущения.

– Тогда давай прогуляемся по окрестностям? – новое предложение миссис Шарп ставит Томаса в тупик. На его лице появляется неприкрытое недоумение, и Эдит не может удержаться от смеха. – Слышал ли ты когда-нибудь о таком времяпрепровождении?

– Мы… конечно же, можем прогуляться, – справившись с удивлением, отвечает он. – Но видишь ли, милая, здешние окрестности далеко не столь приветливы, как родные тебе парки Буффало.

– Я не собираюсь погрязнуть в ностальгии по Буффало, – решительно произносит Эдит. – Мои глаза всегда широко открыты, помнишь?

Вновь объявившуюся питомицу Энолы Эдит берёт с собой. Люсиль делает несколько безуспешных попыток отговорить пару от прогулки и смотрит им вслед с плохо скрываемой горечью и досадой. Томас меряет шагами тропинку, по бокам которой виднеется примятая пожелтевшая трава. Он давно позабыл, когда в последний раз вот так бесцельно бродил около поместья, да и случалось ли такое вообще. Безрадостный пейзаж не вызывал никакого желания созерцать его, а пронизывающий до костей ветер безапелляционно намекал на то, что скорейшее возвращение домой будет самым разумным решением. Но сейчас, рядом с Эдит, Томас переживает совсем иные впечатления. Она фантазирует вслух, воображая, как выглядят эти места летом, расспрашивая мужа о здешних жителях, подбирает с земли высохшие листья и складывает из них причудливый букет. Позже, заботясь о том, чтобы их мохнатая спутница не заскучала, находит небольшую палочку и бросает её собаке. Та с радостью вступает в игру, разыскав прутик и беззаботно прыгая вокруг Шарпов прямо с ним в пасти.

– Отдай, верни её, – смеётся Эдит, тщетно борясь с собакой за право обладания палочкой. – Ну же, будь умницей!

Эта картина – казалось бы, абсолютно обыденная и распространённая – Томасу представляется небывалой, даже сюрреалистичной. У него возникает стойкое ощущение, что всё это происходит не с ним, и даже возникает наивное желание ущипнуть себя за щёку. Миссис Шарп, всё-таки завладев прутом, протягивает его мужу. Он не сразу понимает, что от него требуется, и лишь выжидающий взгляд жены возвращает его в реальность.

– Апорт, – негромко командует баронет. Фарфалла устремляется вперёд, а Эдит снова хохочет, наблюдая, как собака нелепо поджимает на бегу лохматые лапки. Томас слышит какой-то странный звук и спустя мгновение осознаёт, что это – его смех. Выходит, этот навык ещё не утрачен окончательно. Эдит оглядывается на мужа, и они долго смотрят друг на друга, широко улыбаясь. Томас не чувствует зябкого ветра, а неприветливые, тусклые краски здешней природы уступают место мягкому янтарному свету, исходящему от его жены.

Быть может, она права – внутри дома действительно холоднее, чем снаружи? Шарпу не хочется возвращаться.

***

Секреты Аллердейл Холла устают ждать, пока хозяева соизволят их раскрыть. Мирные пасторальные зарисовки не приживаются в этом мрачном поместье, и даже Эдит не по силам перенести сюда безоблачную, сияющую атмосферу, прежде повсюду сопровождавшую её. Напротив, гнетущий сумрак дома постепенно обволакивает девушку, затягивая её в багровую бездну творившихся здесь кошмаров. И однажды являются призраки.

Попытки выяснить у супруга, кто и как умирал в стенах Аллердейл холла, остаются бесплодными, однако миссис Шарп не занимать упорства. Теперь в перерывах между сочинением книги и попытками разделить с Люсиль часть домашних хлопот Эдит постепенно изучает здание, проникая то в одну, то в другую комнату. Уже давно нежилые, запустевшие помещения пахнут сыростью и прелой тканью. Старинная мебель местами потрескалась, местами – покрылась паутиной. В некоторых частях дома и в самом деле небезопасно, не зря об этом предупреждала Люсиль. Один раз под ногой Эдит ломается полусгнившая доска, второй раз от сквозняка захлопывается дверь, напугав девушку до полусмерти. Чувство страха знакомо ей не понаслышке, её нельзя назвать совершенно безбоязненной, но, вместе с тем, упрямый нрав и стальной внутренний стержень толкают Эдит на дальнейшие исследования поместья.

Миссис Шарп часто просыпается по ночам, не обнаруживая в постели мужа, она заходится кровавым кашлем, не подозревая, каковы причины её недомогания, но пока ни капли не сомневается в том, что источник зла не имеет отношения ни к Томасу, ни к его сестре. Более того, она не уверена в том, что зло несут здешние призраки. Скорее, они стараются натолкнуть Эдит на какую-то мысль, показать ей что-то, приблизить к разгадке тайны. Одна находка уже сделана благодаря призраку – цилиндры для фонографа, на которых наверняка что-то записано, осталось лишь изыскать возможность для прослушивания. Повинуясь интуиции, миссис Шарп не сообщает о своей находке супругу, хотя подобная скрытность – не в её характере. Ей очевидно, что Томас с недоверием воспринимает её рассказы о призраках, а Люсиль и вовсе с презрением отзывается о больной фантазии, поэтому Эдит ведёт своё расследование в одиночку.

В один из особенно холодных ноябрьских дней новые знаки приводят её в старую детскую комнату. Миссис Шарп следует за звуком, которого раньше не слышала – до её ушей доносится лёгкое поскрипывание колёс. Поскольку Эдит ничего не известно о своих предшественницах, она не догадывается, что может издавать такой шум. Приоткрыв очередную дверь, Эдит видит небольшое помещение, в одном из углов стоит инвалидное кресло. Сглотнув, она подходит поближе и проводит мизинцем по сидению, на подушечке пальца остаётся слой пыли. Вероятно, креслом не пользовались уже давно. Из другого угла комнаты доносится едва различимый трепет крыльев, и на этот раз Эдит уже знает, что это – мотыльки. В доме они повсюду. Вот и здесь покрывают своими тельцами серую невзрачную стену…

Нет, на стене что-то есть. Миссис Шарп пересекает помещение, чтобы рассмотреть её получше. Мотыльки разлетаются в стороны, открывая истёршуюся от времени картину: нарисованы мальчик и девочка, ведущие какую-то беспечную игру. Эдит с интересом наклоняется ниже, как вдруг позади вновь раздаётся поскрипывание, и она, внутренне сжавшись в комок, понимает, что так могут звучать только колёса кресла, которое по всем законам логики должно быть пустующим и неподвижным. Её нервы напряжены до предела, и, когда к настойчивому скрежету добавляется звук распахивающейся двери, девушка не может сдержать крик ужаса.

– Боже правый, Эдит, наконец-то я нашёл тебя! – на пороге стоит Томас, и весь его вид говорит о том, что он перепугался ничуть не меньше. – Зачем ты поднялась сюда?

Миссис Шарп невольно бросает взгляд на кресло, но оно стоит на прежнем месте. Испустив вздох облегчения, она подбирает слова для ответа, не решившись быть откровенной.

– Думала посмотреть детскую, – запинаясь, начинает Эдит. – Люсиль рассказывала, что вы проводили здесь почти все дни напролёт, и мне захотелось увидеть комнату, с которой у тебя, наверное, связано столько воспоминаний. Поведаешь мне, что за рисунок украшает стену?

– Это я и Люсиль, – отвечает Томас, силясь придать голосу спокойствие. – Так я себе представлял нас, по крайней мере.

– Ты сам нарисовал картину? – переспрашивает Эдит с радостным удивлением. – Я не знала, что ты уже в детстве был таким замечательным художником. Жаль, что теперь ты рисуешь только чертежи и детали для машины.

– Ничего особенного в этой мазне нет, – усмехается Шарп. – Учитывая, что родители почти не занимались нами, у меня была уйма времени на то, чтобы научиться сносно рисовать.

– Ты несправедлив к себе, дорогой, – упрекает его жена, но Томас лишь отмахивается.

– Пойдём в столовую, Люсиль уже приготовила обед, – говорит он.

Эдит послушно следует за супругом, но, поддавшись необъяснимому порыву, застывает в дверном проёме. Шарп уже спускается по лестнице, когда она, собравшись с духом, окликает его.

– Томас, – робко говорит она, стесняясь тех слов, что ей сейчас придётся произнести. – Я уже несколько раз просыпалась среди ночи и не находила тебя рядом. Возможно, ты мог бы… Не знаю, уместно ли поднимать эту тему, но всё же она меня беспокоит. Ты мог бы объяснить, куда ты пропадаешь?

Шарп затравленно озирается по сторонам и барабанит пальцами по перилам. Столь закономерный вопрос тем не менее застаёт его врасплох.

– Жаль, что тебе так плохо спится, – едва слышно роняет баронет. – Я бы не поступил так, если бы знал, что ты можешь проснуться.

– Как – так? – с нарастающим волнением уточняет миссис Шарп.

– Видишь ли, я привык ночевать один… И бывает, что сон не идёт – тогда я запираюсь в мастерской до утра и провожу время за своими чертежами.

Брови Эдит удивлённо ползут вверх. Спустя пару мгновений, осмыслив сказанное мужем, она приближается к нему и доверительно кладёт голову Томасу на плечо.

– Но ведь теперь нас двое, – проникновенно говорит она. – Ты мог бы просто разбудить меня, обнять. А я бы спела тебе колыбельную, моя мама всегда так делала, когда мне не спалось.

Колыбельная… О, ему сполна хватило колыбельных за его жизнь.

– Ну что ты, дорогая, – уговаривает жену Шарп. – Тебя и без того мучают дурные сны, а ты предлагаешь ещё и мне будить тебя.

– Это не сны, – морщит нос Эдит. – Видит Бог, Томас, в доме есть некая потусторонняя сила. Но я не боюсь, не подумай! Я верю – мне удастся выяснить, что здесь творится.

Томас нервно вертит в ладонях игрушечный мячик Фарфаллы, неведомым образом оказавшийся под рукой. Шарп начинает всерьёз опасаться, что неуёмное стремление его жены проникнуть во все тайны и докопаться до истины рано или поздно приведёт к тому, что правда раскроется.

* Мотылёк, бабочка – итал.

========== VI. Правда ==========

Комментарий к VI. Правда

Soundtrack – Brian May, “Too Much Love Will Kill You”

В любви нет места совершенству.

Эдит никогда не думала, что ей придётся согласиться с этой фразой. В девушке кипело нерастраченное тепло, которое она мечтала подарить Томасу – да и Люсиль тоже. И самому Аллердейл Холлу, этому угрюмому хозяину здешних земель, оплоту былых времён, безвозвратно погрязшему в прегрешениях своих владельцев.

Но в любви нет места совершенству. Проходит не так уж много времени с момента её приезда, но Эдит уже ощущает себя полностью истощённой, измученной неравной борьбой с загадочной болезнью и неиссякающими загадками поместья. Она словно бьётся в закрытые двери в поисках ответов на вопросы, но Аллердейл Холл лишь высасывает из неё силы, оставляя взамен гнетущее, всепоглощающее чувство ужаса. Миссис Шарп видит, что её надежды построить добрые отношения с сестрой мужа терпят крах – за застывшей, натянутой улыбкой кроется отвращение, которое с каждым днём становится для Эдит всё более очевидным, какой бы мёд не источали уста Люсиль.

А Томас… Он не даёт жене повода усомниться в его чувствах, но его недоверие к её страхам порождает отчуждение между супругами. Слишком часто Шарп уходит от ответов, слишком часто отказывается признавать очевидное, слишком часто по ночам его не оказывается рядом. Эдит уже не удивляется этому, лишь с горечью отмечает, как растёт в груди болезненный ком, никак не связанный с изнуряющим её кашлем. Когда очередной ночью миссис Шарп встречается с призраком матери Томаса и Люсиль, это становится для неё переломным моментом, рубежом, после которого она не может больше отрицать – ей хочется сбежать из этого дома, её веры в лучшее не хватает на то, чтобы свить уютное семейное гнездо в таком месте, как Аллердейл Холл. Чуть придя в себя после истерики, она с запоздалым отчаянием осознаёт, что произнесла слова, которые, по своему же собственному разумению, не должна была произносить никогда – «Мне нужно уехать отсюда». Но если она останется – сколько ещё удастся протянуть?

Нет, нет, уговаривает себя девушка, всё вернётся на круги своя. Целебный чай Люсиль и забота Томаса поставят её на ноги. А загадки рано или поздно разрешатся. Эдит неимоверным усилием воли берёт себя в руки. В конце концов, её пугают призраки, происхождение которых туманно, существование которых не доказано, а её муж бьётся над решением реальных проблем – и ему требуется её поддержка. Поэтому, когда баронет получает на почте новые детали для машины, миссис Шарп разделяет его воодушевление:

– Ни на секунду не сомневайся в своём успехе, дорогой, даже не смей думать о провале, на этот раз ты преуспеешь!

Шарп благодарно стискивает её руку, и прямо здесь, на почте, распаковывает драгоценную посылку, чтобы скорее рассмотреть, что ему прислали. Глядя на то, с каким восторгом её муж вертит в пальцах металлические винтики, Эдит вновь преисполняется надеждой на благополучный исход событий. Томасу по силам воплотить свою разработку в жизнь, а ей по силам разгадать пугающие знаки от привидений Аллердейл Холла.

Именно в этот момент в руки Эдит попадает очередная зацепка, повергающая девушку в ступор – письмо на её имя из Милана. Миссис Шарп озадачено рассматривает слегка пожелтевший конверт. Он выглядит так, словно ждал адресата уже очень давно. Эдит вдруг ловит себя на мысли, что напоминает сейчас себе героя детективных рассказов Конан Дойля, столь любимого Аланом – какого-нибудь сыщика, который стоит на пути к разгадке, но никак не может связать воедино все нити, чувствуя, что упускает нечто важное.

«Вы давненько женаты, сэр», – вот эта фраза пригодилась бы ей, чтобы сложить отдельные кусочки в целую картину, но, к сожалению, бормотание старика Финли она не приняла всерьёз.

***

Томас давно привык существовать в туманной полудрёме, и теперь он нескоро приходит в себя. До поры до времени он непостижимым образом разделяет свою жизнь на две части: на одной чаше весов всё, что связано с Люсиль, на другой – всё, что связано с Эдит. Днями он всё чаще проводит время с женой, купаясь в незнакомой ему прежде атмосфере безоблачного счастья. Ночами Люсиль возвращает своё, яростно выцарапывая брата из рук ненавистной соперницы, неистово стремясь наверстать все минуты и часы, которые украла у неё новая миссис Шарп. И каждый раз в глубине души Томаса еле слышно скребётся совесть, нашёптывая ему, что любовь между ним и сестрой – порочна. Проводить ночи с Люсиль – словно дурная привычка, от которой хочешь отказаться, но машинально повторяешь снова и лишь после содеянного думаешь: «Как же так, отчего я опять сделал это?» Однако его сестра бы никогда не согласилась с такой трактовкой.

– Между нами – неразрывная связь, – неустанно напоминает она Томасу, как будто её жарких объятий и пленительных взглядов недостаточно. Шарп гладит Люсиль по волосам, вдыхая знакомый с детства запах, и понимает, что оспорить её слова он не может. Но ведь такие же слова он однажды сказал Эдит, так как же вышло, что он объединён сразу с двумя женщинами, такими разными – и такими незаменимыми для него? Люсиль не верит в то, что молоденькая американка может стать хоть сколь-нибудь родной её брату, зато сама она давно срослась с ним в единый организм; только вот для Томаса связь с сестрой постепенно превращается в тугие удушающие путы. Она упускает момент, когда её стремление сосредоточить на себе весь мир Шарпа начинает тяготить его, и поэтому невидимая нить между ним и Эдит становится для баронета важнее, именно за неё он отчаянно цепляется, пытаясь выкарабкаться из пучины своего полузабытья.

Проведённая с женой ночь на почте меняет отрешённое состояние Томаса: из вязкой, размытой дрёмы он попадает в настоящий кошмар – такой, в котором ты догадываешься, к чему всё ведёт, но, словно застряв в липкой паутине, не можешь ничего изменить, хочешь бежать быстрее и лишь стоишь на месте. Правда, осознаёт это Шарп не сразу, поначалу он, напротив, блаженствует от особой степени близости, возникшей между ним и Эдит. Раньше он никого не подпускал так близко, одну лишь Люсиль, никому не доверял настолько, а теперь он раскрылся перед Эдит и с трудом осмысливает произошедшее, словно это была не её первая ночь, а его. Жена не хочет возвращаться в поместье, и он разделяет её чувства всей душой: здесь, на почте, родилась их новая маленькая вселенная, хрупкая и прекрасная. Каждый жест, каждый взгляд теперь имеют другой смысл.

И именно поэтому, случайно оговорившись при Люсиль и встретив ревнивую отповедь сестры, Томас впервые ощущает, как отработанная за долгие годы схема даёт трещину. Он больше не может скрывать любовь к Эдит, он больше не хочет существовать с закрытыми глазами – но тогда ему придётся узреть не только ласковую улыбку жены, но и гримасу гнева на лице Люсиль. Хуже того, ему придётся взвалить на свои плечи тяжёлый груз тех преступлений, которые они с ней совершили. И, наконец, ему придётся осознать, на что он обрёк супругу.

– Как мне лучше её убить? – вкрадчиво спрашивает Люсиль, растягивая слова. – Ты ведь знаешь, что я не люблю ограничиваться лишь чаем. Это так скучно…

Она методично возит тряпкой по столу, очищая его от остатков еды – последствия вспышки её безудержного гнева, обрушившегося на голову вернувшихся с почты Томаса и Эдит.

– Не припомню, чтобы ты прежде обращалась ко мне за советами по этому вопросу, – севшим голосом отвечает Шарп. Его лицо становится белее снега, постепенно заметающего дорогу на Аллердейл Холл.

– Мне показалось, что её участь интересует тебя чуть больше, чем участь её предшественниц, – по тону Люсиль нельзя уловить, какой накал эмоций бушует внутри неё, однако глаза горят безумным огнём. – Так почему бы тебе не приложить руку к решению её судьбы?

– Тебе показалось, – эхом отзывается баронет, чувствуя, как ладони становятся влажными от пота.

– Ты мог бы, по крайней мере, сам вернуть мне кольцо, – губы Люсиль искажает нервная ухмылка. – Я ведь говорила, что оно мне дорого.

Вернуть кольцо. Значит, отрубить палец.

– Люсиль, в этом нет никакой нужды! – с этими словами Томас, не выдержав, стремительно покидает кухню, а сестра, комкая тряпку в руках, провожает его диким взглядом.

– Любовь, – шепчет она. – Наша любовь нуждается в этом.

Шарп мечется по коридорам дома, не замечая, куда его несут ноги. В сознании звенящим, оглушающим колоколом бьётся мысль: Люсиль обдумывает жестокое убийство Эдит – его Эдит, – и она ни перед чем не остановится. Томас никогда не отрицал, что сестра безумна, он знал это, он привык принимать это, как должное, но сейчас ему впервые пришло в голову: а не безумен ли и он, раз допустил такое? Раз сам завлёк в их сети девушку, с первого мгновения запавшую ему в душу? Баронет тщетно пытается отмахнуться от этой идеи, но нарастающая паника завладевает им без остатка. Он спускается в главный холл, чтобы выйти на улицу, вдохнуть свежего воздуха, как вдруг, уже почти достигнув двери, слышит за спиной тяжёлый вздох. Шарп резко оборачивается, готовясь увидеть сестру, но холл пуст – и лишь огонь, разведённый в камине, внезапно разгорается ярче. Томас загнанно озирается по сторонам.

Он не верит в призраков, иначе давно бы уже тронулся умом. Но в его теперешнем состоянии Шарп становится слишком восприимчивым. Ощущая, что не может сопротивляться новой волне паники, он выбегает из здания и, почти не помня себя, зачерпывает голыми ладонями снег, чтобы приложить его к пылающим щекам.

Чудовищная истина, навалившаяся на Томаса, едва ли не буквально придавливает его к земле. Он не знает, как спасти Эдит – и как открыть ей эту истину, ведь ни одной из его жён так и не стало известно до конца, как глубоко они с Люсиль погрязли во тьме.

Однако в этом он заблуждается.

***

Одним поздним вечером третья миссис Шарп негромко входит в мастерскую, не осыпая Томаса проклятиями, вопреки обыкновению. Она прислоняется к стене и устало смотрит, как муж, склонившись над столом, старательно выводит что-то на бумаге, не поднимая глаз.

– Твоя сестра сказала, что убьёт меня, как других твоих жён, – спокойно проговаривает Энола, ожидая, что её слова всё же заставят Томаса обратить на неё внимание. Он бледнеет и откладывает чертёж в сторону.

– Я сказала, что уеду домой, – продолжает Энола свою речь. – А Люсиль отвечала, что я останусь с вами навсегда, как все, кто был до меня. Сколько?

– Сколько? .. – переспрашивает Шарп глухим голосом, взглянув, наконец, жене прямо в глаза.

– Сколько было таких же несчастных, как я? – спрашивает Энола. Её непривычно тихий, проникновенный тон заставляет Томаса вздрогнуть.

– Двое, – отвечает он мрачно.

Шарп думает, что она обречена повторить участь этих двоих – ведь Люсиль не скрывает от него, что вновь начала подмешивать яд в её чай. Но для Энолы угрозы невестки кажутся чем-то несбыточным, в её представлении убийство непременно связано с кровью, криками, жестокостью, но никак не с чашкой горячего терпкого чая. «Едва ли Люсиль способна хладнокровно заколоть меня, – думает Энола. – Особенно после того, как мы вместе положили столько сил на то, чтобы выходить её дитя…»

И всё же отныне ей открылось, что у неё были предшественницы – и они были убиты. Шарпы списывают свою очередную жертву со счетов, дожидаясь, пока отравленное питьё сведёт её в могилу, а она, между тем, начинает по крупицам восстанавливать правду, желая разобраться в том, что творилось в стенах поместья. Яд изматывает её крепкий организм, но она уверена, что подхватила обычную простуду, и, пока ноги ещё не подводят её, Энола незаметно для Шарпов обходит комнату за комнатой, ища свидетельства о существовании прежних жён.

Томас никогда не держал их фотографии и документы о наследстве на видном месте, но и никогда не старался тщательно их спрятать. Ящики старых комодов и письменных столов со скрипом выдвигаются, потревоженные деятельной Энолой, даже в болезни не растерявшей окончательно свою кипучую энергию, и на свет всплывают пожелтевшие от времени, неестественно застывшие на бумаге лица Памелы и Маргарет. Несколько дней спустя в Аллердейл Холле раздаются и их голоса – Энола обнаруживает фонограф и записи, которые были сделаны ещё тогда, когда женщины не догадывались об истинных намерениях Шарпов.

Чем яснее предстают перед ней образы почивших жён, тем отчетливее она осознаёт, на что способна сестра Томаса. Последней каплей становятся найденные отрезанные локоны, которые Люсиль аккуратно заплела в косы и свернула в кольца.

Надо бежать!

Однако та, словно хищник, чуя малейшее изменение в поведении жертвы, добавляет в чай увеличенную порцию яда, и последние силы оставляют Энолу.

– Пей, – склоняется над ней Люсиль с неизменной фарфоровой чашкой. – Пей, и боль отступит.

Потому, что ты умрёшь.

И, хотя Люсиль не произносит эту фразу вслух, зрачки Энолы вдруг расширяются от ужаса запоздалого осознания. Ей уже не спастись, потому что смерть давно струится по её венам. Лишь мысль о том, что вслед за ней в ловушку может попасться ещё не одна несчастная, помогает третьей мисс Шарп, еле волочащей ноги, добраться под покровом ночи до фонографа и оставить своё послание.