Текст книги "Невидимая связь (СИ)"

Автор книги: Mind_Game

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Что ж, поступай, как знаешь, – цедит мисс Шарп и поднимается, отходя от Томаса. – Хотя я по-прежнему сомневаюсь в том, что твой выбор – правильный.

Шарп не отвечает, он уже снова погрузился в мир, созданный Эдит. Если бы баронет хоть на миг отчётливо представил себе, на что он обрекает девушку, решив жениться именно на ней, он тоже усомнился бы в своём выборе, но, по своему обыкновению, Томас замечает лишь то, что хочет видеть.

Мисс Кушинг тем временем расстроено меряет комнату шагами. Пока стоит хорошая погода, это даёт ей возможность проводить множество часов в парке вместе с сэром Томасом Шарпом – пусть и не наедине, – но сегодня с утра она получила выговор от отца, который с каждым днём всё серьёзнее настроен против Шарпа. Эдит недоумевает, отчего этот достойнейший человек вызывает такую неприязнь у Картера Кушинга. Одно дело – Алан, но папа…

Эдит приказывает служанке подготовить прогулочное платье. Коротать день в доме девушке в любом случае не хочется, и она собирается пройтись. Мисс Кушинг любит ходить пешком, несмотря на то, что это вызывает постоянные насмешки в кругу других юных леди. Шагая по шумным улицам города, Эдит почти не обращает внимания на происходящее вокруг, из её мыслей не выходит Томас. Как он отличается от всех молодых людей, знакомых ей! Он держит себя так галантно и обходительно, как будто изысканные манеры – это не дань этикету, а сама сущность Шарпа. Он выглядит элегантнее всех в своих тёмных костюмах, контрастирующих с яркими красками Буффало. Он не подкалывает Эдит за её намерение стать писательницей и тратит своё время на то, чтобы изучить её роман. Ему удаётся сокращать дистанцию между ними и вести себя так, словно их объединяет что-то общее, при этом не нарушая правил приличия.

«Почти не нарушая», – мысленно поправляет себя мисс Кушинг, вспоминая о том вечере, когда Шарп впервые появился на пороге их дома, а затем пожаловал с ней на приём к МакМайклам и пригласил на вальс, хотя приглашения явно ожидала Юнис.

Эдит улыбается, поглощённая воспоминаниями – смущение от того, как их поступок выглядел в глазах других гостей, осталось в прошлом, а вот то, как они с Томасом кружились в танце, ей хочется переживать снова и снова. Почти не замечая, куда она идёт, мисс Кушинг внезапно ахает, когда её взгляд случайно падает на витрину мастерской, находящейся с другой стороны улицы. Сквозь стекло видна статная фигура Шарпа – его и в самом деле ни с кем не перепутать. Поняв, что Томас тоже её увидел, Эдит чуть кивает головой в знак приветствия, и баронет отвечает ей учтивым поклоном. Слегка помешкав, думая, стоит ли ей подойти и заговорить с ним, Эдит всё же решает не отказывать себе в таком удовольствии и, подобрав юбки, ступает на мостовую.

– Мисс Кушинг, моё почтение, – здоровается с ней Томас, и Эдит остаётся только удивляться, как такие простые слова, произнесённые глубоким бархатным голосом, способны заставить её сердце трепетать. – Рад нашей неожиданной встрече.

Эдит с любопытством смотрит на чертежи, которые баронет держит в руках.

– Надеялся найти новые детали для глинодобывающей машины, – отвечает Шарп на невысказанный вопрос девушки. – Мне посоветовали эту мастерскую – говорят, здесь изготавливают лучшие в городе… А, впрочем, не стану утомлять вас скучными подробностями.

– Мне ничуть не скучно, напротив, – горячо возражает Эдит и берёт у Томаса из рук один из чертежей.

– Вы очень вежливы, мисс Кушинг, но я ведь понимаю – все эти клапаны, рычаги и моторы едва ли представляют интерес для… – начинает было Шарп, но искренний протест, читающийся в глазах Эдит, заставляет его осечься.

– Я – дочь строителя, не забывайте, – серьёзно произносит она. – И с детства интересовалась работами отца. Пусть его занятие и относится к другой области, нежели ваше, не думайте, что перечисленные вами названия – пустой звук для меня. Если вам не покажется это обременительным, я бы с радостью послушала об устройстве вашей машины.

Во взгляде Томаса сквозит почти неприкрытое обожание, и Эдит приходится одёргивать себя, чтобы не нафантазировать лишнего. «Не может быть, чтобы мой интерес к его работе так восхитил сэра Шарпа, – твердит себе мисс Кушинг, тщетно пытаясь сопротивляться растущему в груди чувству. – Возможно, он просто польщён тем, что нашёл в моём лице внимательного слушателя». Слушает Эдит и правда внимательно, не пропуская ни одного слова. Баронет, полностью погрузившись в рассказ, чертит в воздухе линии, изображая ту или иную часть механизма, сыплет терминами и прямо в момент разговора строит новые предположения о том, почему машина до сих пор не работает исправно, и что именно нужно изменить, чтобы запустить эту уникальную конструкцию. Его пламенную речь прерывает появление владельца мастерской, мистера Сэмюэля Бартона, который выходит из подсобного помещения.

– Мисс Кушинг, – не без удивления приветствует новую посетительницу мистер Бартон. – Сэр Томас, прошу, я подобрал для вас те детали, что вы заказали на днях.

Шарп, захваченный собственным повествованием, не сразу реагирует на фразу хозяина мастерской, но затем, спохватившись, рассыпается в благодарностях, а Эдит разглядывает, что лежит в футляре, принесённом мистером Бартоном.

– Если я правильно понимаю, эти детали вы планируете вмонтировать в центральную часть механизма, чтобы ускорить движение лопастей? – спрашивает она.

Бартон поражённо глядит на девушку, не веря своим ушам – где это видано, чтобы молодые леди разбирались в механике! Томас поражён не меньше.

– Мисс Кушинг, на вашем месте я бы задумался о том, чтобы совместить писательский труд с инженерным, – говорит он без тени иронии. – Вы могли бы стать первой женщиной-изобретательницей гениальных конструкций.

– Вы мне льстите, – лепечет Эдит, стесняясь показать, как приятна ей похвала Томаса, однако счастливая улыбка выдаёт её с головой.

Покинув мастерскую, Шарп предлагает девушке проводить её до дома. Они не спеша идут к особняку Кушингов, разговаривая о самом разном. Эдит радостно отмечает про себя, что она чувствует себя рядом с Томасом всё свободнее и свободнее. Конечно, это не Алан, с которым она дружна с детства, но всё же, чем больше ей удаётся пообщаться с Шарпом, тем ближе он ей становится, не теряя при этом ореола таинственного незнакомца с других берегов. И, дойдя до дома, она не готова расстаться со своим собеседником, поэтому, не побоявшись нарушить этикет, приглашает его зайти ненадолго, на чашечку чая.

– Не смею отказаться от такого предложения, чай – лучшее, что может быть после прогулки под жарким солнцем, – широко улыбается баронет, но, стоит Эдит отвернуться, как его улыбка превращается в странную гримасу. У Томаса не самые добрые ассоциации с чаепитием, но мисс Кушинг об этом знать ни к чему, так что он быстро справляется с собой. Сидя в столовой, он небольшими глотками отпивает из фарфоровой чашки, отставляя мизинец. Эдит тоже пьёт чай, украдкой любуясь на то, как это делает её гость. Завязывается беседа, и Томас, расспрашивая Эдит о её жизни в Буффало, незаметно для них обоих приводит девушку к воспоминаниям о своём детстве.

– Раньше мы каждый год выезжали в летнюю резиденцию на берегу озера Эри, – делится она, отвечая на очередной вопрос Шарпа. – О, это был настоящий рай для ребёнка! Мама возделывала виноград, а я, помнится, никак не могла дождаться, пока ягоды созреют, и таскала их раньше времени. Нелепые детские шалости…

Томас мягко смеётся, всем своим видом показывая, что ждёт продолжения истории.

– А ещё рядом с нашим особняком был небольшой лесной массив, и однажды отец смастерил мне домик прямо на ветвях дерева, – по выражению глаз Эдит видно, что воображение переносит её в тот год. – Мама, конечно, протестовала, она очень боялась, что я могу упасть… Но следующим летом я стала реже забираться в домик, потому что в подвале особняка поселилось целое кроличье семейство – разумеется, меня было за уши не оттянуть от этих пушистых зверюшек!

Мисс Кушинг ненадолго замолкает, представляя себе картины из детства. К сожалению, вскоре та идиллия оборвалась из-за смерти матери Эдит, миссис Гвендолин Кушинг. Желая избежать горьких воспоминаний, Эдит обращается к Томасу: «А у вас в детстве были какие-нибудь животные? Во что вы с Люсиль любили играть?» Лицо Шарпа подёргивается тенью.

– Что-то не так? – робко спрашивает Эдит, и он невольно отмечает, что его истинные эмоции уже не в первый раз не ускользают от неё – почему-то в присутствии мисс Кушинг Томасу не удаётся сразу скрывать их за привычной маской.

– Нет-нет, всё в порядке, – спешит улыбнуться Шарп. – Просто я задумался над вашим вопросом. Видите ли, когда я был мальчиком, наша семья уже переживала не самые простые времена, так что лишних средств на содержание животных не было. Но у нас с Люсиль было множество разных весёлых игр, само собой…

Баронет прерывается, ощущая, как фальшиво звучат его слова – вряд ли это чувствует его собеседница, но это прекрасно знает он сам. Его детство разительно отличалось от детства Эдит, и она, безусловно, будет шокирована, если он раскроет ей хоть малую долю правды.

– Не сомневаюсь, что вы росли счастливыми детьми, – тепло замечает мисс Кушинг. – В больших семьях всегда господствуют радость и любовь…

– Любовь… – тихо повторяет Томас, понимая, что нужно как можно скорее сменить тему. – Забавно, не правда ли – сколько есть слов, которые звучат по-разному в английской и американской версиях языка, однако же самые главные слова всё равно произносятся одинаково…

Эдит распахивает глаза, внимательно глядя на Томаса. Она силится разгадать, вкладывает ли он в эту внезапную реплику особый смысл. Румянец заливает щёки мисс Кушинг, но она по-прежнему не отрывает взгляд от Шарпа. Баронету чудится, что, стоит ему сейчас приблизиться к Эдит, как она первой шагнёт в его объятия и поцелует, проявляя запредельную для незамужней девушки смелость. Так однажды уже поступила страстная итальянка Энола Шотти…

========== IV. Третья партия ==========

Комментарий к IV. Третья партия

Soundtrack – Queen, “Don’t Try So Hard”

Тучи сгущаются над Томасом Шарпом, но он об этом ещё не знает. Эдит не признаётся ему, что на очередную прогулку по парку она отправилась против воли отца. Томас забирает кольцо с рубином у сестры, чтобы предложить его своей избраннице, и предвкушает волнующее объяснение – в том, что мисс Кушинг согласится стать его женой, Шарп нисколько не сомневается. То, что, дав согласие, она автоматически станет и его жертвой, он по-прежнему держит за скобками своего сознания. Удар приходит оттуда, откуда Томас его совершенно не ждёт – мистер Кушинг, каким-то образом раздобыв компрометирующие документы, ставит Шарпов перед фактом: они должны покинуть Буффало.

А Томас должен вдобавок к этому разбить сердце Эдит.

После разговора Кушинг покидает комнату, оставляя брата и сестру наедине. Во время разоблачающей беседы на лице Люсиль ни дрогнул ни один мускул, и сейчас она продолжает стоять, не шелохнувшись, глядя перед собой невидящим взглядом. А вот баронет едва сдерживает отчаяние, он хватается тонкими пальцами за обитую вельветом спинку стула и с трудом подавляет желание заплакать, что выглядело бы абсолютно неподобающе. Сестра наконец подходит к нему и останавливается в полшаге.

– Другой невесты нам здесь не найти, Кушинг может всем растрезвонить о том, что узнал, – испытующе всматриваясь в лицо брата, говорит мисс Шарп. – Возвращаемся домой?

Томас отвечает ей взглядом, исполненным горечи, но постепенно в нём проступает и гнев.

– Кушинг уже смешал однажды меня с грязью, – отвечает Шарп, сжимая правую ладонь в кулак. – И сейчас вновь собирается разрушить все наши планы. Я просто так ему не уступлю. Он унизил меня, растоптал моё достоинство и должен поплатиться за это.

– Если ты не сделаешь того, что он требует, Кушинг предаст огласке то, что мы скрываем, – возражает Люсиль, но таким образом она лишь проверяет, насколько её брат действительно разгневан. Она очень редко видит его таким, и его решительный настрой доставляет мисс Шарп удовольствие.

– Я обязательно придумаю что-нибудь, – твёрдо произносит Томас. – Этим вечером выполню условие Кушинга, усыплю его бдительность, но без Эдит отсюда не уеду.

Люсиль внутренне передёргивается от окончания этой фразы, но наступает на горло своим ощущениям. Томас наконец-то готов повоевать за то, чтобы их планы воплотились в жизнь, и Люсиль хочет поддержать его стремление.

– Я помогу тебе, – говорит она, и в её голосе звенит металл. – Всё будет по-нашему.

Тучи сгущаются над Картером Кушингом, но и он об этом ещё не знает. После того, как Шарп прилюдно критикует книгу Эдит, а та даёт ему пощёчину, Кушинг вздыхает с облегчением. Как бы ни было ему жаль дочь, он уверен, что только таким способом возможно вытравить Шарпа из её сердца. Он не подозревает, что Томас собирается написать ей письмо. Он не подозревает, что Люсиль придёт по его душу. Об этом, впрочем, до поры до времени не подозревает и Томас. Однако Люсиль не может допустить и мысли об ином исходе – Кушинг оскорбил её любимого, заставил его пережить одни из самых мучительных минут в его жизни и за такое, в её представлении, обязан быть наказанным. Люсиль предпочитает тот вид наказания, который она уже использовала неоднократно. Если человек становится препятствием на пути к осуществлению мечты её брата, идеальный выход – убийство. В болезненном сознании Люсиль все жёны Шарпа попадали под это правило. Все, даже Энола, которая…

«Особенно Энола», – убеждает саму себя Люсиль, открещиваясь от щемящих душу воспоминаний. Разумеется, ведь Энола претендовала на то, чтобы завладеть сердцем Томаса. Ни Памелу, ни Маргарет мисс Шарп не рассматривала, как соперниц, но с Энолой всё сложилось по-другому…

***

– Синьор Шарп, послушайте меня!

Собеседницу баронета нельзя назвать писаной красавицей, но статная фигура в идеально сидящем атласном платье и блеск тёмных оливковых глаз привлекают к себе внимание. Когда Энола разговаривает на английском языке, сильный акцент с головой выдаёт её итальянское происхождение.

– Синьора Шотти, прошу вас, – взволнованно возражает Шарп, не зная, как остановить темпераментную женщину. – Получить финансирование – лишь моя забота, и, коль скоро здесь мне отказали…

– Я предлагаю свою помощь не ради вашего проекта, а ради вас! – порывисто бросает Энола, не отрывая от Томаса жгучего взгляда. – Я достаточно состоятельна и не завишу ни от кого, поэтому умоляю вас не сомневаться в моей искренности!

– Синьора Шотти, вы оказываете мне огромную честь, но всё же я вынужден…

– Томас! – перебивает его Энола, за один миг пересекая комнату и подходя вплотную к баронету. – Томас, как же вы не понимаете, неужели вы не замечаете моих чувств к вам…

Доля секунды – и Шарп ощущает губы Энолы на своих губах. Он пребывает в полнейшем смятении, такого рискованного поступка он не ожидал от синьоры Шотти, несмотря на её страстную натуру. Но ещё большее смятение вызывает то, что происходящее творится без ведома Люсиль. Его сестра сразу по приезду в Милан слегла с тяжёлой лихорадкой – и до сих пор отказывается от врачебной помощи, не желая контактировать с незнакомцами. Томасу непривычно действовать без неё, и, когда очередные богатеи решают не спонсировать его проект, он паникует. Люсиль бы нашла выход из ситуации. А Энола, сама того не подозревая, вносит в стандартный сценарий элемент неожиданности. Возможно, будь Люсиль на ногах, она сама бы подговорила брата окрутить богатую итальянку, но вот поставить мисс Шарп перед фактом, что кандидатура на роль новой жены нашлась сама собой… Томас закрывает глаза и отвечает на поцелуй Энолы. Ему понадобятся всё мужество и изворотливость, чтобы объясниться с сестрой, но пока он поддаётся порыву синьоры Шотти, которая безмерно заразительна и пленительна в своём безрассудстве.

– Ты удивил меня, братец, – Люсиль с трудом даются любые слова, горло сипит, а в груди булькает кашель. – Очень удивил.

– Я решил действовать так, как мы уже поступали прежде, – оправдывается Шарп, избегая смотреть прямо на сестру. – Когда выяснилось, что эта итальянка имеет крупное состояние, а близких родственников у неё нет, я подумал…

Люсиль молча поднимает ладонь, и Томас утихает на полуслове, силясь предугадать, разгневается ли она из-за его поступка или же одобрит этот шаг, но мисс Шарп, кажется, слишком слаба, чтобы проявлять глубокие эмоции.

– Она увлеклась тобой? – еле слышно шелестит Люсиль.

– Вероятно, да, – слишком уж поспешно отвечает Томас, продолжая прятать глаза. – Хотя моё предложение она приняла довольно бесстрастно.

Люсиль ни к чему знать о том, что в действительности объяснение между её братом и синьорой Шотти происходило совершенно иначе.

Возвращение под крышу Аллердейл Холла впервые на памяти Томаса не помогает Люсиль поправиться. Если ей случалось захандрить вдали от дома, то пребывание в Багровом пике всегда быстро восстанавливало её силы, но сейчас здоровье мисс Шарп настолько расшатано, что даже родные стены не в состоянии его подкрепить. Кроме того, Люсиль терзается ревностью, которая разгорается всё сильнее и сильнее – пылкая Энола не стесняется проявлять свои чувства к Томасу, который, играя роль преданного мужа, не торопится демонстрировать в ответ холодность. Он уверяет сестру, что его поведение – лишь притворство, но Люсиль боится, что притворяется Томас перед ней, а не перед Энолой. Мисс Шарп, еле держась на ногах, упрямо отказывается соблюдать постельный режим, не оставляет работы по дому и исправно заваривает для невестки отравленный чай, но яд разрушает крепкий организм Энолы куда медленнее, чем можно было ожидать.

Всё меняется в тот день, когда Энола случайно сталкивается с Люсиль ранним утром, когда та ещё не успевает облачиться в одно из своих тугих платьев, а тонкая ночная сорочка совсем иначе смотрится на фигуре мисс Шарп.

– Лючиль! – поражённо ахает Энола, коверкая имя на итальянский лад. – Пресвятая Дева, ты ждёшь ребёнка!

В первое мгновение Люсиль замирает в страхе от того, что её секрет раскрыт, но в следующий же миг ею овладевает злорадное чувство удовлетворения. Своё деликатное положение ей всё равно рано или поздно не удалось бы замаскировать, так пусть эта итальянка узнает немыслимую правду о том, что происходит в стенах этого мрачного особняка.

– А ты гадала, почему же Томас не ночует с тобой, – шепчет Люсиль, и, если можно представить себе торжествующий шёпот, то он звучит именно так.

– Он говорил, боится оставить одну тебя, пока ты так много болеешь, – Эноле не хватает воздуха, её губы трясутся, а от избытка эмоций фразы на чужом языке выходят корявыми. – Значит, это не болезнь…

– Он ночует у меня не потому, что переживает за моё самочувствие, – мисс Шарп хищно улыбается, наслаждаясь реакцией Энолы. – Он ночует у меня всегда, сколько мы друг друга помним.

Воцаряется мёртвая тишина. Говорливая Энола сейчас не может вымолвить ни слова. В её голове проносится отчаянная мысль – быть может, она всё-таки неправильно поняла фразу Люсиль. Видя замешательство в глазах соперницы, Люсиль решает окончательно расставить всё по своим местам. Она кладёт руку на округлившийся живот.

– Томас – отец этого ребёнка, дорогая.

***

Незадолго до этого случая о положении Люсиль узнаёт и сам Томас. Он обращает внимание на её изменившийся внешний вид, и сестра признаётся ему в том, о чём сама подозревает довольно давно. Люсиль, затаив дыхание, следит за тем, как Томас меняется в лице. Ей безумно хочется увидеть, как в его глазах загорается счастье, но Шарп выглядит скорее растерянным. Его обуревает множество противоречивых чувств разом – неужели такое могло случиться, как теперь быть с Энолой, как рассказать ребёнку, что его родители…

– Ты забегаешь вперёд, – качая головой, замечает Люсиль. Она угадывает почти все его мысли, хоть он и не высказывает ни одной. – Давай потом подумаем над тем, как устроить судьбу ребёнка, а сейчас… сейчас просто порадуемся такому чуду.

Уголки рта Томаса чуть дёргаются, улыбка получается судорожной, а в глазах всё равно отчётливо читается смятение. Баронет прижимает сестру к груди, чтобы скрыть свои неоднозначные чувства.

– С Энолой я разберусь, не переживай об этом, – твердит Люсиль, уткнувшись в потёртую ткань его жилетки. – Скоро яд подействует, я уверена.

– Я способен волноваться не только об этом, – саркастически отвечает Томас и гладит сестру по голове. – Люсиль, выходит, ухудшение твоего здоровья может быть связано с тем, что ты носишь под сердцем дитя?

– Боюсь, что так, – произносит она и поднимает глаза, в которых читается тревога. Впервые за долгое время Люсиль ощущает, что защита нужна не брату, а ей самой.

– Мы должны пригласить доктора, – говорит Томас, чуть хмуря брови.

– Об этом не может быть и речи! Как мы объясним… Я не хочу… Это – только моё! – сбивчиво возражает Люсиль и стискивает зубы. Она чувствует, как глаза начинает щипать от непрошенных слёз, и снова прячет лицо на груди у брата.

После того, как Энола узнаёт о секрете Люсиль, в Аллердейл Холле воцаряется ещё более гнетущая атмосфера. Итальянка бьётся в истерике несколько дней, не в силах принять чудовищную правду, Люсиль упивается её страданиями, но сама мучается от дурного самочувствия, Томас же пребывает в прострации. Гневные вопли жены не трогают его, и он не знает, что ответить на её горькие жалобы. Мысль о будущем отцовстве кажется ему почти нереальной, призрачной, несмотря на то, что положение Люсиль уже очевидно. Происходящее напоминает ему фантасмагорический сон, вот только проснуться никак не получается. Томас стремится проводить всё время в мастерской или у глинодобывающей машины, с головой уходя в свои инженерные изыскания, но за ним неотступно следует горящий, болезненный взор Люсиль и обвиняющий, молящий взгляд Энолы.

С каждым днём Люсиль становится всё хуже и хуже, она перестаёт вставать с постели, и в какой-то момент Энола, зайдя к ней в спальню, предлагает свою помощь.

– Надеешься спасти свою шкуру, – усмехается Люсиль, через силу поднимаясь на локоть.

– Не представляю, что ты можешь со мной сделать, будучи настолько слабой, – парирует Энола, гневно смотря на неё. – Я пекусь не о тебе, а о будущем ребёнке, ведь он ни в чём не виноват.

В глазах Люсиль мелькает искреннее удивление – она ожидала услышать что угодно, только не это.

– Ребёнок – не твоя забота, – заносчиво отвечает она, но за жёсткими словами Энола безошибочно угадывает уязвимость.

– Тебе некому помочь, Люсиль, – говорит Энола. – Но я смогу, если ты позволишь.

Повисает долгая пауза. Мисс Шарп борется с собой – не такое развитие событий она представляла себе, когда её брат привёл в дом очередную жертву. Всё в ней восстаёт против Энолы, но страх за ребёнка, наконец, побеждает.

– Не думай, что это изменит твою участь, – прищуривает глаза Люсиль.

Энола гордо поднимает голову.

– Видит Бог, я не прошу о милосердии.

Но Люсиль приходится быть милосердной. Приняв тот факт, что без содействия Энолы ей не обойтись, она перестаёт подсыпать яд в чай невестки, успокаивая себя тем, что это – временная мера. Однако проходят месяцы, и Люсиль неожиданно для себя сталкивается с тем, что лишить жизни женщину, которая вместе с тобой встречала приход в этот мир новой жизни, невыразимо трудно. Когда Люсиль корчилась от боли, драла простыни ногтями и стонала в ночи, рядом была Энола. Когда после тяжелейших родов Люсиль впала в забытье, рядом была Энола. И сейчас она по-прежнему рядом, баюкая малыша после того, как Люсиль, обессилев от попыток уложить его спать, сама погружается в сон.

– Il mio piccino*, – нежно шепчет Энола, качая младенца на руках. Она уже знает, что ребёнок болен, но делает всё, что в её силах, чтобы малыш выжил.

Томас застывает в дверях, увидев эту донельзя странную, но манящую картину. В окно проникают слабые лучи закатного солнца, но они не попадают на кровать. Люсиль спит, её волосы тёмными волнами растекаются по подушке, а исхудавшее лицо в полумраке кажется почти белоснежным. В углу, на ветхом стуле сидит Энола, склонившись над ребёнком, и напевает ему колыбельную на итальянском. Томас не знает, что ему чувствовать. Радость от рождения сына омрачена его болезнью, нервы Люсиль расшатаны до предела, жена до сих пор жива, хотя, согласно изначальному плану, уже давно должна была сгинуть… Более того – теперь они с Люсиль многим обязаны Эноле, и закрыть на это глаза не так-то просто. Прежде Томас думал, что его навык отгораживаться от неприглядных реалий достиг совершенства, но сейчас всё трещит по швам.

– Энола, – шёпотом зовёт он, но та знаком просит его замолчать. В этот момент её заботит только одно – сон малыша.

Спустя несколько недель Шарп становится свидетелем того, как Люсиль, постепенно оправляющаяся после родов, вновь колдует на кухне над чаем. В её руках – красная жестяная коробка, заварка из которой никогда не попадает в чай хозяев.

– Опять? – одними губами спрашивает Томас, и Люсиль молча кивает. Её руки дрожат, когда она заносит ложку с ядом над изящным чайником, но Люсиль делает над собой усилие, и содержимое ложки сыплется на фарфоровое дно.

– Энола вряд ли догадывается, что её ждёт, – с затаённой болью говорит Томас.

– Мы должны, – жёстко прерывает его сестра. Однако стоит Шарпу покинуть кухню, как по щеке Люсиль сползает предательская слеза. Люсиль давно перестала испытывать ревность к Эноле. И она не помнит, когда кто-нибудь столько помогал ей. Но всё же…

– Мы должны, – повторяет сквозь слёзы Люсиль. Она слишком долго строила свой собственный мир, чтобы позволить кому бы то ни было нарушить его хрупкое равновесие.

***

…Шарп не находит себе места от переизбытка эмоций. Люсиль жадно впитывает их, выуживая у Томаса реплику за репликой, а сама в это же время вынашивает свой собственный план. Придётся действовать очень быстро, можно даже сказать – дерзко, но Люсиль эта перспектива приятно будоражит.

– Я напишу Эдит письмо, в котором объясню, что это её отец вынудил меня так поступить!

– Это придаст тебе особое очарование в её глазах, надо полагать? Но каким образом ты заставишь Кушинга молчать?

– Я просто предложу Эдит бежать со мной тайно.

– Томас, ты как дитя, право слово. Она не пойдёт против воли отца.

– Пойдёт, я в этом уверен. С её романтическим складом и тягой к приключениям…

– Даже если так, что помешает Кушингу разыскать её?

– Вряд ли он захочет рушить судьбу дочери, свадьба поставит его перед свершившимся фактом.

– Томас… Это крайне несостоятельный план.

– Предложи свой!

Томас раздражённо смотрит на сестру, но она примирительно улыбается.

– Хорошо, хорошо, любимый, сделаем по-твоему. Я отправлюсь домой и буду ждать тебя… и очередную миссис Шарп.

Баронет прохаживается неподалёку от гостиницы. Он всей душой верит, что мисс Кушинг поддастся порыву и приедет сюда, но сомнения всё же гложут Томаса – что, если его надежды не оправдаются… Однако всё идёт именно так, как он себе представлял – в толпе уже мелькает тёмно-коричневое пальто Эдит, она бежит, не разбирая дороги, и её золотистые волосы, выбившись из причёски, трепещут на ветру. Боже, неужели он увезёт это прелестное создание с собой! Томас отступает в тень здания, решив, что, если он обнаружит себя чуть позже, его появление произведёт особенный эффект.

Шарп не ошибается – мисс Кушинг действительно поражена, увидев его. Она пережила слишком много потрясений за последние сутки, она только что потеряла мечту и вновь её обрела. У Эдит кружится голова, кровь стучит в висках – и Томас почти физически ощущает её трепет. Пока баронет ждал её, он готовил речь, призванную окончательно покорить сердце девушки, но сейчас все слова разом вылетают из головы.

Прежде Томасу уже доводилось готовить подобные речи. Памеле Аптон он вещал что-то про её бездонные глаза, в которых можно утонуть, Маргарет МакДермотт – про удивительную юную душу, Эноле Шотти… Энола опередила его и сказала свою пламенную речь сама. В случае Эдит Томас собирался сделать акцент на её писательском таланте и, кажется, придумал какую-то изысканную, на его взгляд, формулировку про нескончаемый вальс, который они будут танцевать всю жизнь.

Но он не может вспомнить ни одной из заготовленных фраз. Он смотрит прямо в глаза Эдит и говорит то, что испытывает в эту секунду.

– Я чувствую, что есть невидимая связь между вашим сердцем и моим. И если попытаться разорвать её расстоянием или коварным временем, то моё сердце перестанет биться, и я умру. А вы забудете обо мне…

– Никогда! – горячо отвечает Эдит, подписывая себе приговор.

Томас не думает об этом, он думает только о том, что забирает с собой эту удивительную девушку и сможет любоваться ею денно и нощно. Он забывает, что в доме его ждёт та, кого он поклялся любить вечно. Он закрывает глаза на то, что обрекает Эдит на мучительную смерть. Он просто не готов расстаться с ней сейчас.

* «Мой малыш» – итал.

========== V. Четвёртая партия ==========

Комментарий к V. Четвёртая партия

Soundtrack – Paul McCartney, “Too Much Rain”, John Lennon, “Scared”

– Дорогая… – нерешительно зовёт Томас. Эдит не откликается – шум волн заглушает голос её мужа. Тот, поняв, что она не услышала его, замирает в нескольких шагах от девушки, не желая своим появлением напугать её. Все пассажиры давно разошлись по каютам, но Эдит всё стоит на палубе, вглядываясь в бескрайнее водное полотно. В бледном лунном свете её тонкий профиль кажется вырезанным из мрамора, но полы платья развеваются на ветру, выдавая, что перед Шарпом – не филигранно выполненная статуя, а живой человек.

– Дорогая, – чуть громче повторяет он, и на этот раз Эдит оборачивается. Томас замечает, что на её щеках поблёскивают дорожки слёз, однако она поспешно улыбается и сама делает несколько шагов навстречу мужу.

– Ты совсем продрогла, Эдит, – с лёгким укором говорит Шарп, дотронувшись рукой до её тонких пальцев. – Не пора ли тебе отправиться в свою каюту?

– Не стоит волноваться, я не замёрзла, – мягко возражает ему супруга. – Только лишь пальцы стали холодными на ветру.

Томас неодобрительно качает головой и прижимает Эдит к себе.

– Скорее всего, у меня всё равно не получится заснуть, – продолжает она. – И, к тому же, я впервые путешествую морем… Не могу оторваться от этой картины.

Шарпу уже доводилось быть пассажиром лайнера, но морской пейзаж ничуть не наскучил ему, поэтому он искренне соглашается с женой. Несколько минут они проводят в тишине – Эдит вновь подходит к краю палубы, а Томас бережно обнимает её сзади, и оба они смотрят, как плавно перекатываются иссиня-чёрные мощные буруны, ловя лунные блики. Линия горизонта давно уже растворилась в опустившейся на море темноте, и серебряные всполохи от лунного света – единственная возможность отличить водную гладь от небесной тверди.