Текст книги "Карта для путешественника (СИ)"
Автор книги: Miauka77
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
В руках у Гарри оказался шейный амулет, и тот его чуть не выронил – серый камень неправильной формы вращал совершенно живым глазом.
– Надень и не снимай. Пока он у тебя на шее, ты не заснешь, сколько бы дряни в тебя не впихнули.
– Угу.
– Ну пошли, что ли? – взлохматив волосы и критически оглядев Гарри, произнес Билл. – И дай нам Мерлин сегодня не ломать ног.
В курильне сегодня оказалось еще теснее, чем вчера. Зал был битком набит. Только койки в честь субботы стоили в несколько раз дороже, так что и для Билла, и для Гарри нашлись свободные места, в то время как бедняки сидели повсюду на полу, прислонившись к кроватям и друг другу. Билл отправился в сторону окна, а Гарри досталось место у стены, и он почти сразу об этом пожалел. Кровать была почти у самого выхода во внутренний коридор, а туалет, похоже, сегодня переполнился. Даже сильный запах смеси не мог перебить его стойкий аромат. Гарри, пытаясь спрятаться от него, вертелся и так и сяк, зарылся лицом в постель, но амбре чужих потных ног, исходившее от нее, как выяснилось при приближении к носу, оказалось ничуть не лучше. Разумеется, логичной вещью было пойти и посмотреть, нет ли места в ряду, где устроился Билл, и даже залезть на кровать к Биллу – они оба могли разместиться на ней полулежа лицом друг к другу вполне комфортно. Но Гарри не был бы Гарри, если бы не нашел другой выход – он содрал с шеи талисман и, затолкав его во внутренний карман, сделал одну за другой несколько затяжек и вскоре погрузился в блаженный сон.
На этот раз он начал путь с того же места, на котором сон оборвался в прошлый раз. Однако оттуда, где Гарри цеплялся за скалу, не видно было Снейпа, и он минут пятнадцать карабкался вверх, не зная, сможет ли найти его или только голые камни. Гарри исцарапал себе все руки, раз двадцать чуть не сорвался и один раз пребольно получил свалившимся сверху камнем в плечо. Наконец, сделав последнее усилие, он вылез на поверхность и лег прямо на тропинку, которая подходила к самому краю скалы. Ему казалось, что он не может сделать ни одного шага. А аппарировать на землях Хогвартса запрещено.
– Черт возьми! – воскликнул Гарри со злостью. – Это ведь мой сон. Какого драккла я не могу оказаться рядом со Снейпом?!
Конечно, это был его сон, и он сто раз мог бы догадаться, что управляет этой реальностью – хотя бы частично – сам. Гарри оставалось только застонать с досады, когда он в один миг оказался рядом со Снейпом. Тот сидел на скале, и смотрел, чуть отвернувшись, вдаль, как будто хотел разглядеть другую сторону озера. В отличие от прошлого раза, сегодня на нем не было ни малейшего волнения. Озеро представляло из себя ровное серое зеркало. Серый – это был отличительный цвет этого места. Серые головки колючек, серая, а не черная мантия на Снейпе, седые волосы на его голове. И даже глаза – Гарри был убежден в этом, если Снейп повернется, окажутся серыми. Однако когда он это сделал, выяснилось, что все еще хуже – глаза Снейпа оказались прозрачными, и сквозь них можно было разглядеть внутри сплетение нервов и кровеносных сосудов.
Это не выглядело отвратительно, зато выглядело так, будто доказывало безнадежность всей затеи.
– Пришли полюбоваться, Поттер? – спросил Снейп каркающим, надтреснутым голосом.
– Нет, забрать вас назад! – воскликнул Гарри. Он судорожно принялся перебирать в памяти всех существ из учебника ЗОТИ, которые могли бы выглядеть таким образом. Это ведь не мог быть реальный Снейп, не мог?!
– И с какого перепугу, Поттер, мне идти назад, – спросил Снейп. – Мне и здесь хорошо.
– Вы – Путешественник! – обвиняюще сказал Гарри.
– Конечно, – легко согласился Снейп. – Но вы-то, мистер Поттер, наша вечная знаменитость, тут при чем?
«Нет, Снейп. Только он чего-то не видит», – догадался Гарри.
– Я не умер, – сказал он, вспомнив, что Снейп, должно быть, даже не понимает, что он жив.
– Весьма ценное наблюдение, мистер Поттер. И что с того?
– Мы… не справляемся без вас!
– Да неужели?!
Гарри сел на камень напротив Снейпа, устроив поудобнее ушибленную во время восхождения ногу, и принялся выкладывать ему подробности последних дней. Снейп слушал абсолютно безучастно, серая статуя среди серых камней под серым солнцем, а Гарри распалялся все больше.
– Она умрет, если вы не найдете антидот к антидоту Веритассерума! – наконец возмущенно закончил он.
– Каждую неделю, Поттер, в мире умирает около миллиона человек, – совершенно спокойно ответил Снейп.
– Но ведь ценен каждый, разве нет? – огрызнулся Гарри.
– Может быть, вы еще будете переживать о жертвах инквизиции в Средние века? Тоже, знаете, горячее было дело…
Гарри треснул кулаком по камню.
– Неужели вы не понимаете?! Вы же спасали детей в школе в войну… Нельзя позволять этим выродкам… – он замолчал, понимая, что все слова бесполезны.
– Вы думаете совершенно не о том, Поттер, – тихо ответил на его тираду Снейп. – Подумайте, сколько жизней спасет то, что эта девушка умрет.
Гарри уставился на него.
Снейп отвернулся, продолжая смотреть на воду.
– Вы… да вы… Ей пятнадцать лет! Ублюдок!
Ответом ему был тихий смешок.
И вдруг Гарри схватили за шиворот и поволокли. Скалы стремительно завращались перед глазами, превратились в полный вони зал, в чьи-то ноги и недовольные возгласы, когда Гарри волокли по ним, в грязный пол с растаявшей лужей, и наконец в улицу и снег, в который Гарри окунал лицом Билл. Даже не то что окунал – бросал с размаху.
– Мистер Уотерсби… – послышался озабоченный голос хозяина.
– Все в порядке, мастер Джонатан. Мой слишком умный приятель, похоже, ничего не ел сегодня.
На этом моменте Гарри начало выворачивать наизнанку.
– Ой… ой, – запричитал хозяин. Но Билл, видимо, сделал ему знак рукой, потому что дверь тут же захлопнулась.
Наконец желудок Гарри немного очистился. Он удалил рвоту и наколдовал себе стакан с водой, а потом запрокинул голову, чтобы остановить кровь из носу. Билл стоял рядом, нетерпеливо постукивая ногой по земле, и это движение явно не предвещало ничего хорошо.
Остановив кровь, Гарри приподнялся. Его шатало, и он рефлекторно вцепился в Билла. Однако тот брезгливо отцепил его и, отодвинувшись, влепил ему увесистую оплеуху.
– Чтоб я еще раз связался с тобой! – отвернулся и пошел в сторону дома.
Гарри подавил вздох, зажал нос рукой и, стиснув в руке палочку, уныло поплелся следом.
========== Глава 4. ==========
Билл не разговаривал с ним несколько дней. Нет, ну не то чтобы совсем не разговаривал. По возвращении домой Гарри устроили знатную выволочку. Билл плевался слюной и орал – совсем как Снейп в худшие времена, и от этого становилось совсем тоскливо.
– Кингсли рекомендовал мне тебя как надежного человека, Гарри! Человека, на которого можно положиться! И что я вижу?! Ты при первой же командной операции ведешь себя, как сосунок, который впервые попал в общество и которому очень хочется показать, что он тут самый крутой и потому ему необязательно слушать старших. Знаешь, я уже начинаю подозревать, что войну за тебя выиграли другие.
– Да понял я, понял, – ответил Гарри. Он упал на диван и обхватил себя руками, пытаясь таким нелепым способом успокоить ноющий желудок. Перед глазами плавали даже не два – сразу несколько Биллов, и было понятно, что скоро все это не пройдет.
И так же понятно было – делиться тем, ради чего Гарри нырнул в «гавайские» сны, не стоит. Он примерно представлял, что услышит. Так что, когда Билл закончил лекцию, Гарри пообещал, что вел себя, как последний говнюк, в последний раз, и пошел к себе в комнату, спешно наколдовывая по дороге тазик, так как его снова стало тошнить.
Однако после того, как в желудке уже ничего не осталось и обеспокоенный Билл успел сбегать к какой-то старой ведьме и принести от нее мутное, желтое, с островками серо-зеленой плесени зелье, с запахом прогоркшей мочи и такого же отвратительного вкуса, и после того, как Билл, несмотря на все протесты, затолкал это зелье в Гарри и Гарри рвало им еще полчаса, – после всего этого Гарри, трезвый, пришедший в себя, еще несколько часов лежал на постели с открытыми глазами, слушая храп Билла и вспоминая разговор со Снейпом. Он вновь и вновь перебирал по крупицам скупой диалог и каждый раз чувствовал безнадежность – от понимания, что упускает нечто важное.
Наконец, уже под утро, его внимание окончательно застряло на фразе: «Подумайте, сколько жизней спасет то, что эта девушка умрет». Снейп, конечно, тот еще ублюдок, но не мог же он действительно иметь в виду зелье, для которого понадобилось сердце?! Или мог? Насколько Гарри знал, сердце и другие ингредиенты использовались также в лекарствах от смертельных болезней и в зельях, продлевающих молодость. Но это ведь как то, что Волдеморт продлевал свою жизнь за счет убийств. Или ненависть Снейпа распространялась только на Волдеморта, а на весь остальной мир ему плевать? Что ж, подумал Гарри с горечью, наверное, он имеет на это право после всего, что сделал, неважно по каким причинам, после хотя бы даже одного года всеобщей ненависти, и особенно после того, как отдал за победу магического сообщества над Волдемортом жизнь. Тем более странной тогда была эта фраза…
А ведь Снейп, пожалуй, пытался его утешить… на свой манер. Мог ли он иметь в виду то, что если благодаря сердцу подпольную лавочку накроют, то это спасет всех потенциальных жертв в будущем? Или он, Гарри, принимает желаемое за действительное? Как бы то ни было, решение напрашивалось само собой. Вспомнив, как во время выволочки Билл сокрушался по поводу того, что теперь не сможет оставить Гарри и навестить больную мать, Гарри ухмыльнулся. Картина действий представлялась достаточно ясной. Продумав все детали, он повернулся на бок, свернулся калачиком, положил руку на подуспокоившийся живот и через несколько минут уже спокойно спал.
К концу недели Билл, как и предполагал Гарри, оттаял. В курильню они ходили теперь не каждый день, и не каждый раз Билл брал Гарри, но в пятницу они появились там оба. В субботу же Билл отправился к матери, а Гарри, выждав контрольный срок, – в курильню, покупать смесь на вынос. Каких-либо официальных запретов на этот счет не существовало, и Мастер Джонатан поинтересовался только, присмотрит ли кто «за мистером Бриггсом» в случае чего. Попутно, разумеется, задрав как следует цену. Гарри заверил, что за ним присмотрят. Однако этот разговор повлиял на его дальнейшие планы. Из курильни Гарри отправился не в квартиру в Лютном, а через сеть запутанных аппараций в дом на Гриммо. Там он велел Кричеру время от времени проверять его и, устроившись на кровати в собственной комнате, раскурил одну из старых трубок, которые нашел когда-то в комнате Сириуса и не выбросил в приступе острой сентиментальности.
Снейп оказался на том же самом месте. Почти на том – будто бы даже сам камень немного сдвинулся, и лицо Снейпа было повернуто в сторону Гарри больше, чем раньше. Разговор Снейп, как и в прошлый раз, начал сам.
– Так и знал, что вы не удержитесь, – ухмыльнулся он.
– Вы ведь не имели в виду, что зелье из девушки спасет чьи-то жизни, правда? – спросил Гарри, присаживаясь на соседний камень.
– Ничего вы не поняли, – хмыкнул Снейп.
– Ну так скажите! – воскликнул Гарри. – Скажите мне, чего я не понял!
– Проблема с вами, Поттер, что вы сначала делаете, а потом думаете, зачем вы это сделали, – заметил Снейп. – Вот и сейчас – Кингсли позвал вас, а вы пошли, потому что операция секретная и важная, и никто кроме вас… Но зачем вы пошли? С какой целью?
– Сами-то в пожиратели с какой целью пошли? – буркнул Гарри, сбитый с толку. И сам испугался того, что сказал, особенно когда Снейп взглянул исподлобья, прозрачными-то своими глазами.
– В пожиратели я пошел, Поттер, для того, чтобы стать сильным и, как говорят некоторые ваши товарищи, крутым.
– Но вы ведь и в аврорате могли крутым стать!
– А кто был в аврорате? – нехорошо улыбнувшись, заметил Снейп. – Я слизеринец, Поттер, а слизеринцы в глазах вашего самого доброго и славного факультета – неизбывное зло, нелюбимый ребенок, который вечно должен доказывать, что от него есть толк, так что представьте, под чей присмотр в аврорате бы меня отдали.
«Да уж, – подумал Гарри. – Отец или Сириус».
И все же он обрадовался. Снейп, впервые с момента, как Гарри увидел его здесь, сделался вдруг живым – пусть на секунду, но в его словах отчетливо прозвучали горечь и обида. Гарри представил себе эту картину – Сириус наверняка бы воспользовался властью и заставил Снейпа делать что-то унизительное, не потому, что мог, а потому что продолжал бы верить, что Снейп – зло, а зло заслуживает плохого обращения. А может быть, это не Слизерин дал повод изначально считать себя злом, может быть, это Слизерин, будучи «нелюбимым ребенком», всегда пытался доказать остальным факультетам, что чего-то стоит, и так рождались все эти великие злые волшебники? Гарри и сам поразился ходу своих мыслей. Он никогда еще не заходил так далеко. Но возможно ли, что все эти пожиратели, которые мучали и убивали целые семьи, становились таковыми потому, что встречали от другой стороны только вражду?
– А почему он стал нелюбимым? – спросил Гарри. – Из-за того, что Салазар со всеми поссорился?
– Это не короткая история, Поттер…
Гарри помотал головой:
– Расскажите.
Он вдруг осознал то, чего не понимал раньше – быть здесь успокаивало. Потому ли что это место было такое, или потому что они впервые нормально, на равных, общались со Снейпом…
– Что ж, сами напросились… Что бы там ни писали в поздних учебниках, Поттер, изначально не было никакого распределения, Основатели набирали факультеты из тех сословий, из которых вышли они сами. Салазар – из аристократов, также и Ровена, Хельга – из купеческого сословия, а Годрик – из воинского. До создания школы знания о магии в стране были довольно хаотичны, ритуалы опирались на предрассудки, отчего в ходу были человеческие жертвы, многие маги понятия не имели, что колдовство может быть записано в точных формулах заклинаний и передано по наследству. Про палочки тоже почти ничего не было известно. В массе своей проявления колдовства напоминали стихийную магию ребенка. Она могла быть едва заметной, могла быть очень разрушительной, но главное – никто не мог предсказать, как именно она сработает. Как вы уже могли догадаться, несмотря на то, что маги и магглы были перемешаны, магглам не очень нравилось такое соседство. Магические семьи они трогать боялись, однако тем, кто рождался с даром среди магглов, не настолько везло – подобных детей нередко убивали сразу, как только появлялись первые признаки. Первую массовую охоту на ведьм остановили лишь завоевания – завоеватели приводили с собой куда более грамотных колдунов, и англосаксам нужно было что-то им противопоставить. Как это часто бывает в жизни, сильные прибиваются к сильным, знающие к знающим. Род Ровены был не только аристократическим, но и в большой степени состоял из высшего духовенства, это означало самые лучшие в стране книги. Салазар много времени провел на Востоке, целенаправленно изучая магию, Годрик вырос в походах, сидя на коне за спиной колдуна, который появился в Англии во время набега, но был ранен, захвачен в плен и потом влюбился в чью-то дочь и остался здесь навсегда. Откуда знания были у Хельги, неизвестно, но по имени можно предположить, что она сама была дочерью завоевателя, возможно, колдуна, оттуда и знания. Как бы то ни было, во время одной из битв c очередными завоевателями все четверо Основателей сошлись в замке Ровены, а проведенные в осаде несколько недель способствовали усиленным размышлениям, плодом которых и стало создание Хогвартса.
Снейп ненадолго замолчал, видимо, переводя дух, и Гарри вклинился в его блестящую речь:
– То есть они не были на самом деле великими волшебниками?
– Они были волшебниками, которые знали больше остальных, Поттер. Разумеется, в стране, которая едва выдерживала натиск захватчиков, идея превратить магию в знания, передающиеся, к тому же, по наследству, была воспринята с большим энтузиазмом. Основатели построили школу, сделав ее одновременно крепостью. Некоторое время все шло очень гладко, в школу набирали и взрослых, и детей, и успешно обучали их отдельно, однако после первых удачных выпусков Основатели вдруг обнаружили то, что маги есть и в сословиях, которые они изначально не рассматривали, – владельцев мелких поместий, ремесленников и крестьян. Все они тоже нуждались в присмотре. В этот-то момент, Поттер, и начался раскол.
Снейп вновь остановился. Гарри вздохнул. Его фамилия в устах Снейпа звучала почти ругательством. А уж произносимая с особым ударением… Хотя почему почти? Если вспомнить, с чего начался этот разговор…
– Мелких землевладельцев пригрела Ровена, – продолжил Снейп, – Хельга согласилась взять к себе на факультет ремесленников, все же это сословие пограничное с торговцами и легко обучаемое созданию артефактов. А вот с крестьянами… Представьте себе, Поттер, крестьянина, если вы, конечно, знаете, кто это такой… вижу, вижу, знаете, – усмехнулся Снейп, и как показалось Гарри, даже ласково, – итак, представьте себе крестьянина, неграмотного, никогда не видавшего даже зеркала, который сидит теперь за одним столом с представителями всех остальных сословий. Крестьянина, у которого на уме по большому-то счету вовсе не обучение магии, а то, как же его семья справится с хозяйственными работами без него. Но это было еще полбеды. Основатели хоть и построили школу на свои деньги, но содержание ее оплачивалось вовсе не из министерской казны, как это делается сейчас. Обучение было платным. Из ремесленников же платить могли только самые зажиточные, а крестьянское сословие к моменту основания школы так обнищало, что многие из них становились даже рабами более крупных землевладельцев. Разумеется, встал вопрос о том, чтобы поднять плату за обучение для всех остальных. И разумеется, всем остальным это очень не понравилось. Аристократы, самые легко обучаемые и самые желающие обучаться, цвет школы, первыми стали уходить из Хогвартса и забирать своих детей. Салазар мечтал сделать из них сильную правящую элиту для разоренной и разобщенной страны, его мечта рушилась на глазах. Думаю, нет нужды вам объяснять, Поттер, почему он придерживался такого мнения.
– Вы считаете, что слизеринцы больше всего приспособлены для того, чтобы управлять страной? – угрюмо спросил Гарри, понимая, к чему клонит Снейп.
– Совершенно верно. И чистота крови здесь имеет тридесятое значение. Значение имеет то, что эти люди с амбициями, и именно они выходят далеко за рамки существующих правил и в состоянии увидеть общую картину.
– Я всегда думал, что самые умные – на Равенкло, – как бы между прочим заметил Гарри.
– Способные решать сложные задачи очень быстро – да. Но только слизеринцы обладают достаточно твердым характером, чтобы, увидев всю картину, воплотить в жизнь необходимые жесткие меры.
– Угу. У Волдеморта тоже был твердый характер, – отрезал Гарри.
– И у Альбуса, – спокойно отреагировал Снейп. – Осмелюсь предположить, что Шляпа предложила ему Гриффиндор по той причине, что Слизерин уже ничего не мог дать.
На это Гарри нечего было ответить. Он до сих пор заталкивал мысль о манипуляциях, которые Альбус проделывал с ними всеми, как можно глубже.
– Но дело не только в характере. Идеалы сильной страны – это то, на чем аристократов воспитывают, Поттер. Их не воспитывают на идеалах, как сделать карьеру и прикарманить как можно больше министерских денег. Они уже сыты. Поэтому они с детства изучают экономику и политику. Историю. Причем не ту историю, которую вам преподают в Хогвартсе. Вы думаете, Драко слабак, однако расспросите его о какой-нибудь средневековой битве, Поттер, и вы будете удивлены, насколько полный анализ он вам выдаст. А также выдаст полную инструкцию на случай, если возникнет угроза повторения подобной ситуации в наши времена. Вы презираете Люциуса, однако в экономических решениях ему нет равных. Хотите знать, чем он покупал Фаджа? Удвоил министерскую казну за годы его правления, и все это без увеличения налогов. Возьмите новый состав Визенгамота, и вы увидите, что если в нем теперь нет пожирателей, так сидят их родственники, и что многие из тех в министерстве, кто публично поддерживал пожирателей, остались на плаву. Почему, Поттер? Знаете почему? Потому что те, кто мог бы прийти к ним на смену, и вполовину не так хороши.
– Ладно, ладно, убедили, – Гарри поднял руки вверх и развернул ладонями к Снейпу. – Вы не закончили про Слизерин.
– Что ж, это недолго. Салазар не смог убедить остальных и ушел, по некоторым сведениям, отправился в другую страну, где создал тайную школу, выпускники которой и по сей день стоят за европейской политикой. На Слизерине осталась кучка самых стойких, менее принципиальных, чем их собратья, и не настолько богатых, чтобы нанимать частных учителей. Чтобы избежать проблем придумали распределяющую шляпу, но поскольку она так и распределяла по способностям, вы можете примерно представить, куда представители каких сословий отправлялись. И аристократам и представителям духовного сословия точно так же не нравилось сидеть рядом с крестьянами, как и купеческим детям. А на Слизерин не попадали ни крестьяне, ни торговцы, ни ремесленники. Он так и состоял из аристократии. Надеюсь, вы сами в состоянии понять, Поттер, что дальше произошло.
Гарри прикинул и так и эдак, но мысль, которая казалась похожей на правду, была только одна. Снейп ждал, не говоря ни слова, не меняя выражения лица, однако Гарри мог поклясться, что тот нервничает. Пальцы Снейпа исчезали в складках мантии, но сама складка шевелилась, вероятно, тот перетирал ткань в пальцах.
– Но какой в этом смысл? – спросил Гарри. – Если они перенаправили гнев трех факультетов на Слизерин, они ведь получали в итоге мало желающих учиться на Слизерине и мало хороших кадров для управления страной? Они что, совсем хотели его закрыть?
– Нет, совсем, Поттер, это было бы нерационально. На Слизерине действительно оставались самые лучшие и самые упорные, а их характеры, как можно предположить, закалялись еще больше. И в итоге через какое-то время магическая Англия получила весьма твердое управление. Именно поэтому часть аристократических родов сохранила свои владения (и приумножила) во время норманнского завоевания, а Малфоев, пришедших в Англию во время Вильгельма Завоевателя, некоторые по сей день считают выскочками. Союз Блэков с Малфоями, например, несмотря на все богатство и блеск Люциуса, многими был воспринят как неравный. Так что Основатели сделали все верно, хоть и начиналось это, как хорошая мина при плохой игре, – сдружили за счет ненависти к Слизерину все остальные факультеты, что стало основой для объединения магической Англии в рамках магическо-маггловской, и дали ей достойную власть. Мечта Салазара все-таки сбылась. А правительство всегда ненавидят, Поттер, в любой стране, не одна группа, так другая. Кто выносит эту ненависть, тот владеет миром.
– Как вы? – переспросил Гарри.
Снейп ничего не ответил, лишь вскинул голову, и было в этом нечто горделивое и чуть-чуть великое. Что ж, наверное, он имел право гордиться. Гарри подумал, не стоит ли поблагодарить его сейчас, но потом решил, что так только все испортит. Вместо этого он спросил:
– Но неужели это так необходимо – растить власть в ненависти? Разве не будет она расти в атмосфере доверия? Разве не лучше бы это было для всех?
– Доверие рано или поздно придется предать, Поттер. Только по той причине, что тем, кто наверху, намного виднее, чем тем, кто внизу.
– Это точно. И все же я не согласен! – Гарри с вызовом вскинул подбородок.
Снейп молча ожидал продолжения.
– И потом, сейчас уже нет необходимости сдруживать остальные факультеты. Почему Дамблдор не прекратил эту дурацкую традицию, не изменил что-то, почему продолжал подогревать эту ненависть?
На этот раз Снейп засмеялся. Весело, искренне, и на лице его было написано: «Какой же вы непроходимый идиот, Поттер».
– Понял, – вздохнул Гарри. – Ему нужно было вырастить меня. Чтобы я ненавидел Волдеморта и пожирателей. Но неужели это был единственный путь?
– Как часто, Поттер, ваше намерение подпитывалось ненавистью ко мне? Знай вы, понимай, что я такой же человек, как и вы, как часто бы вы задумывались, Поттер, стоит ли делать то, что вы делаете?
Гарри опустил голову.
– Из-за этого я бросил умирать вас тогда. Из-за ненависти, – признался он. – Я думал, что такому ужасному человеку, как вы, лучше умереть сейчас и не мучиться. Гиппократ сказал, что именно из-за этого вы впали в кому. Из-за того, что мы промедлили, я имею в виду. Я промедлил.
– Я знаю, Гарри.
Это было настолько не то, что Гарри ожидал. Но Снейп смотрел ласково, и белки его глаз вдруг на несколько мгновений сделались не прозрачными, а обыкновенными белыми.
– Но я не из тех, кто полагается на случайно оказавшихся поблизости гриффиндорцев, вам не кажется? – заметил он.
– Нет, – согласился Гарри. Он вспомнил, что Сметвик говорил что-то про какое-то зелье, которое Снейп, видимо, принял перед тем как пойти в хижину. Гарри уже раскрыл рот, чтобы спросить об этом, как Снейп перебил.
– Так зачем вы здесь?
Гарри вздохнул.
– Затем, чтобы вы вернулись, разве это не очевидно? – огрызнулся он.
– И… зачем мне возвращаться?
– Послушайте… – заговорил Гарри, тщательно подбирая слова, и ожидая каждое мгновение, что Снейп опять перебьет его, – вы сами сказали про ненависть к Слизерину, и я знаю, как тяжело и неприятно было вам, когда вас в Хогвартсе задирал мой отец, и потом, в Ордене, когда присутствие Сириуса постоянно напоминало вам о том, что он хотел вас убить, и потом, этот год всеобщей ненависти, что бы вы ни говорили, это не может быть легко, это нельзя переносить легко… но теперь этого всего нет, теперь другой мир, без гнета Волдеморта, мир, который вы тоже создали, в этом мире вас любят, а некоторые даже боготворят, стоит только почитать письма к вам на страницах Пророка. И вы получили Орден Мерлина, это хорошее пособие, на него можно жить и заниматься любимым делом.
Снейп рассмеялся.
– С чего вы взяли, Поттер, что я все это время не мог позволить себе заниматься любимым делом? И что я позволял стычкам с вашим крестным портить мне жизнь хотя бы на пять минут дольше, чем они длились? Или что я и в самом деле тратил столь драгоценное время моей жизни на то, чтобы вспоминать кого-то столь недостойного, как ваш отец?
Взгляд его сузился и стал таким привычным, хогвартским, почти уничтожающим. Белки опять запрозрачнели, обнажая устрашающие сплетения сосудов и нервов.
– И для чего мне эта всенародная любовь? Это вы, Поттер, любите ходить по улице, окруженный толпой поклонников, а мне это зачем?
Снейп поджал губы.
– Вот что, когда придумаете, для чего я вам нужен, Поттер, тогда и возвращайтесь, а до тех пор – я не припомню, чтобы у вас сейчас не было дел.
– Гарри.
Снейп вопросительно вскинул брови.
– Поттер, вам пора, – довольно настойчиво сказал он.
– Назовите меня «Гарри», и я уйду.
Снейп закатил глаза. И вдруг рявкнул:
– Убирайтесь, Гарри!
И в этот момент Гарри словно что-то толкнуло в спину, картинка завертелась, превращаясь в белое табачное марево. Гарри открыл глаза и понял, что лежит на своей кровати, голый, мокрый и в луже воды. Комната была полна едкого дыма, и сквозь него слышалось недовольное бормотание Кричера:
– Бессердечный хозяин Гарри, бессердечный. Хотел покинуть старого Кричера, хотел уйти.
========== Глава 5. ==========
Теперь на Гарри дулся еще и Кричер! Нет, эльф больше ничего не говорил, только он убирал комнату так нарочито медленно и с таким красноречивым шумом, что Гарри поспешил убраться на диван в гостиную. Однако и там он не смог найти покоя. Обида старого эльфа, казалось, разбудила в глубине особняка какие-то таинственные силы, и сама атмосфера в нем стала угрожающе удушливой. При всем том, что привидения были совершенно нормальной и привычной составляющей магического мира, сейчас Гарри чувствовал себя подобно Джейн Эйр, запертой в красной комнате. Ему то и дело мерещились недружелюбные сущности, скалящие зубы по стенам и темным углам, и даже полное освещение не решило проблемы. Промаявшись всю ночь без сна и с головной болью, Гарри, едва рассвело, вернулся в Лютный.
На выходе из Косого переулка он встретил высокого мага с тростью в темном плаще с капюшоном. Капюшон был опущен слишком низко, чтобы разглядеть лицо, а трость выглядела обыкновенно, даже невзрачно, но чары маскировки не могли скрыть особенности походки, и Гарри готов был поклясться, что это Люциус Малфой. После битвы он видел Малфоя четыре раза: первый – в министерстве, второй – в зале суда, в качестве свидетеля на процессе Снейпа, и еще два раза сталкивался с ним на выходе из Святого Мунго. И уже в министерстве Гарри заметил, что Малфой как-то потяжелел и припадает на правую ногу.
Разумеется, Люциусу Малфою, непонятно, хотя нет, скорее понятно какими путями оправданному после войны, никто не запрещал появляться в Лютном переулке и вообще в этой встрече, кроме того что она произошла на рассвете, вряд ли было что-нибудь необычное. Однако Гарри, даже наконец выспавшись, до самого вечера не мог отвязаться от мысли о нем и даже рассказал Биллу.
– Да наверняка в бордель ходил, – безразлично отозвался тот.
– В бордель? – переспросил Гарри. Люциус Малфой, безусловно, казался ему воплощением многих пороков, но в таком ключе он о нем еще не думал.
– Ну, трахаться теперь не с кем – Снейп в коме, остальные соратнички – кто в могиле, кто в тюрьме.
Гарри похолодел:
– Они что, со Снейпом были любовниками? Откуда тебе это известно?
Билл дернул щекой со шрамом и задумался.
– Кто-то мне говорил, – убежденно сказал он. – А кто, не помню. Стивенс, кажется, читал протоколы допросов, у пожирателей там, похоже, все трахались со всеми, магические обряды, все дела.
Стивенс был заместителем Кингсли и кузеном Билла. А еще он не производил впечатление человека, который будет трепаться просто так.
– Все со всеми? – переспросил Гарри.
– Ну, как я понял, у Снейпа с Малфоем была особо… эээ… глубокая привязанность, – Билл уткнулся в книгу, всем своим видом показывая, что вот прям сейчас ему не до тонкостей пожирательской любви.
Гарри вернулся в свою комнату, забрался с ногами в кресло у окна, теребя в пальцах трухлявый уголок проеденной молью некогда роскошной бархатной шторы. На душе оттого, что у Снейпа был секс с Малфоем, оттого, что у Снейпа вообще мог быть секс с кем-нибудь, тем более вот так, без разбору или ради каких-то гнусных ритуалов, было удивительно мерзко. Настолько мерзко, что хотелось натворить каких-нибудь глупостей. Например, пойти в гостиную и начать кричать: «Это все неправда, Снейп вообще всю жизнь любил мою маму!» Однако, к сожалению, Гарри уже не был ребенком, и он прекрасно понимал, как можно любить одного человека и спать с другим. Они с Гермионой чуть не переспали после побега Рона, просто потому что им отчаянно хотелось тепла.