Текст книги "Сделка (СИ)"

Автор книги: Mia Kenzo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Я молчала, потупив взор. Не хотела бы я запись увольнения в трудовой с указанием профессионального несоответствия.

– Прости. Ты права. Я накосячила.

– Просто вали из моего кабинета и исправляй! Проверь на другие ошибки. Не дай Бог, если я обнаружу хоть одну.

Я неуверенно развернулась на каблуках, взявшись за ручку двери.

– Ты меня снимешь с катиного проекта? – не оборачиваясь, спросила я.

– Я ещё думаю над этим, – обронила Валя мне в спину.

К концу рабочего дня я вновь появилась на её пороге.

– Послушай… – начала Валя, когда я заперла дверь. – Если наши… неформальные встречи мешают…

– Это тут ни при чем, – грубо оборвала я её мысль. – Единственная моя вина в том, что я всю неделю хожу на работу, напичканная противопростудными лекарствами, а они ослабляют внимание.

Ещё не хватало, чтобы она нашла независимую причину расторгнуть наш договор, когда с моей стороны он идеально исполнялся.

– Это не оправдание.

– Я знаю, что облажалась. Сильно. Ты вправе отчитать меня и – на повышенных тонах.

– И ты утверждаешь, что наши неформальные… отношения – никак не влияют на твой ляп?

– Абсолютно. Тем более, мы не проводили неформальные встречи с выходных, а сейчас пятница.

Она выдержала паузу.

– Тогда иди сюда, – в её голосе послышалась нежность.

Я обогнула стол и оказалась перед ней.

– Соскучилась? – спросила я, с интересом заглядываясь на неё. – Что будет, если ты перестанешь хотеть меня? Оборвёшь наш договор?

– Дельный вопрос, – отметила она. – Нет. Все по-честному. Если у меня закончатся фантазии, это мои проблемы, не твои… Но это вряд ли случится.

– Почему же? Тебе, кажется, недавно было противно от меня…

– Я никогда не говорила этого.

– Разве? А мне показалось, ты сделала всё, чтобы дать мне понять, какое я в твоих глазах ничтожество.

– Ты специально подняла эту тему? Настраиваешь меня против себя?

– С чего бы? Нам обеим известно, какого ты обо мне мнения. И настраивать никуда не надо.

– Просто заткнись, – строго бряцкнула она.

– А знаешь… дорогая… я сама обрываю контракт. Снимай с меня катин проект. У меня нет доверия к твоим словам. Ты всегда найдёшь способ повернуть ситуацию в свою пользу. Если тебе придёт в голову под конец изменить условия, тебя ничто и никто не остановит.

– Ты уже столько сделала для этого проекта, – досаждающе проговорила она. – Не обидно пускать всё псу под хвост? Не думала, что ты так просто сдашься.

– Я не собираюсь тягаться с сильным, – я отошла от неё, двигаясь к выходу. – Ты слишком умна, чтобы играть на равных.

– Недоверие – это болезнь. Люди подозревают других в том, о чем думают сами…

– Какая же ты все-таки… скользкая, – меня буквально скривило от неприязни.

– А ты – прямая, – ничуть не смутилась Валя моей неприкрытой реакцией. – Говоришь, у тебя нет гарантий? Я подкину тебе козырёк, ты рано или поздно сама дошла бы. Ты думаешь, я настолько глупа, чтобы нарушать условия и обижать тебя, если ты в любой момент можешь шантажировать меня в сексуальном домогательстве и собрать все нужные улики?.. Грязно? Да. Но обиженный человек способен на многое. Как видишь, я рискую бОльшим. Я вынуждена полагаться только на слепое доверие и на то, что тебе действительно нужен профессиональный рост, а не разовая выплата за «моральный ущерб», – она поставила в воздухе галочки, ознаменуя кавычки, – которая, впрочем, неблагоприятно отразится на твоей собственной карьере. Как видишь, гарантий у тебя даже больше, чем у меня.

– Почему ты мне это говоришь? Как же твои «тылы»? А если бы я стала тебя шантажировать на условии ведения проекта?

– Я бы поддалась, – усмехнулась она. – А ты бы заказчику отплачивала все свои ляпы. А после сокрушительного фиаско, вряд ли у тебя бы что-то вышло с судом. Люди, как правило, вляпываются в собственное дерьмо. Обиженный человек опасен, а я опасна вдвойне. Не советую шутить с этим…

– Становится интересным, – я присела на стул напротив нее. – Угрожаешь?

– Всего лишь предупреждаю. Я честна перед тобой. Наша сделка существует до тех пор, пока каждый получает то, что хочет. Но если тебе не нравится выполнять свою часть, ты всегда можешь выйти из игры. Ты по-прежнему хочешь, чтобы я сняла тебя с роли ведущего архитектора?

Я искренне удивлялась ей, её смелости, уму, способности к глобальным раскладам.

– Да, – сказала я. – Ты считаешь, что я не готова вести проект в этой роли. Я доверяю твоему опыту и чутью.

– Не готова, – подтвердила Валя. – Но когда ты будешь готова, может не представиться такой возможности. Я прекрасно понимаю, почему ты уцепилась за шанс совершенствоваться в своем профессионализме. Твоя решительность похвальна. Пока ты не окунёшься полностью хотя бы один проект, – пусть и допуская ошибки, – понадобится мно-о-ого времени, чтобы собирать опыт по частям. Кроме того, я видела твои визуальные решения… Не так уж плохо.

– Еще не доработано.

– Я так и поняла. Надеюсь увидеть что-то сногсшибательное.

– Ты мне льстишь.

– У тебя есть задатки, я не собираюсь лукавить, – говорила Валя в своём рассудительном тоне, преподнося каждое предложение, словно очередной чудесный ингредиент шикарного блюда. – У меня есть несколько идей. Если захочешь, ты можешь выслушать их. Но сначала мы должны разобраться с нашим договором раз и навсегда. Получится нехорошо, если кто-либо из нас будет периодически поднимать тему о его расторжении – тебе вряд ли понравится, если в следующий раз инициатива произойдет от меня. Скакать туда-сюда нет смысла. Как ты считаешь?

– Отлично, – согласилась я. – Тогда давай обговорим детали. Я исполняю твои фантазии только в рабочее время. Всё другое является моим свободным персональным временем, и я трачу его, как хочу.

– Так не пойдёт. Это может помешать работе.

– Ой ли? Тебя никогда не останавливало вызвать меня посреди дня. Или так, или никак. Свобода для меня слишком дорогая штука.

– Хорошо. Давай сойдемся на компромиссе. По часу в день помимо рабочего времени, – предложила она. – И я тебя подвожу до дома.

– Постоять с тобой в пробках ещё пару часов? Нет, спасибо. Рабочее время и два свободных часа в неделю. Сама выбирай, когда их использовать.

– А если я захочу их разбить? Будем засекать время? Сорок минут, или сорок две? – в красках риторизировала она. – По окончании ты мне будешь говорить: «Ваш лимит исчерпан»? А неиспользованные минуты будут начисляться на следующую неделю?.. Абсурд, Рита!

– Как хочешь. Это всё, что я могу предложить. Разбивать можно, но не более, чем на два раза по часу. Никуда ничего начислять не будем. Иначе мы замучаемся в расчётах.

– Бре-ед… – устало подытожила Валя, потирая кончиками пальцев лоб. – Ладно, твоя взяла. Два значит два… Не хочешь сходить куда-нибудь посидеть? Надеюсь, это не будет включаться в сферу фантазий?..

– Все твои желания – фантазии. Ты же не хочешь услышать «нет». Так что, будет.

– Мой Бог… Я всегда подозревала в тебе еврейские корни. Ладно, пойдем, – она встала из-за стола, перехватывая со спинки офисного кресла пиджак. – Я угощу тебя чем-нибудь.

========== Часть 4 ==========

Мы сидели в одном из ресторанчиков японской кухни. Валя заказала суши, но даже не притронулась. Она пила белое вино, я – клубничный мохито. Мы сидели возле окна, и сквозь стекло, с высоты второго этажа, можно было наблюдать разноцветные огни ночного центра Москвы, проезжавшие машины, тёмные фигурки пешеходов, терявшихся в путах улиц. Зажжённая свеча на нашем столе служила скорее антуражу, чем играла какую-то роль в общем освещении, достаточно ярком, чтобы достигать наш закуток. Лампы прятались в бумажные квадраты в китайском стиле, упорядоченно развешанные под потолком на длинных проводах, подобно дизайнерским коконам, вышедшим под один от конвейера городской эконом-индустрии. В одной из таких световых мини-будок я заметила мотылька, прильнувшего всем тельцем к дутому тонкому стеклу детища электрического накаливания. Стулья с мягким подкладом уступали по комфорту диванам, которые при нашем приходе оказались заняты, но это, впрочем, не доставляло особого неудобства. Яркие красные элементы, встречающиеся тут и там в интерьере, участвовали в подаче фирменного цвета заведения, подчёркивая их идентификацию как устойчивой компании и ничем не отличая от других, действующих по той же схеме маркетинговой политики. Рынок, нейтрально проникая во все уголки повседневности и пронизывая их суть, поглотил и смешал всё в этом городе: случайные чувства, пластик, металл, органику, – скрестив с хрустящей бумагой больших и малых наименований.

За неторопливой беседой время летело незаметно.

– У вас что-то было с Дашей? – поинтересовалась я, разделываясь с остаточным роллом.

– С чего ты решила?

– По-моему, я что-то слышала насчет того, что ты должна ее защищать…

– Тебе послышалось, – улыбнулась Валя. – Даша? Нет, не мой тип. Может, ей что-то примерещилось. Было пара поцелуев, в не совсем трезвом виде. Из них двоих, мне даже больше импонирует Ира.

– Ира? – изумилась я. – Она не слишком обременена умом, кажется…

– Кажется, – заключила Валя. – Если она сторонится заумностей, не значит, что она глупа.

– Ты бы хотела с ней?..

– Рита… Что за вопросы? – она закатила глаза в своей манере. – Ира – привлекательная девочка. И довольно… многогранная.

– Девочка за тридцать? – ухмыльнулась я.

– Сорок не хочешь?

– Сорок? – я была ошарашена. – Как сорок? А тебе сколько?

– Сколько дашь?

– Тридцать? Тридцать два? Больше?

– Тридцать пять, – прервала мои гадания Валя.

– У нас… почти девять лет разница?

– Не почти. Так и есть. Считаешь меня старой?

– На самом деле, я бы дала тебе максимум тридцать. Если бы встретила на улице, и не знала, что ты ГАП.

– Лесбиянки, как правило, хорошо сохраняются. Но всё равно спасибо. Кстати, около восьми лет у меня ушло, чтобы стать ГАПом… К сожалению, в моей карьере не попалось лесбиянок-начальниц.

Я прыснула со смеху от её мимики и интонаций, с которыми она произнесла последнюю фразу.

– Я сказала что-то смешное?

– Ну, если не обращать внимание на два пальца, которые ты лихо завернула в воздухе и «искренне тревожного» тона… Ладно, прости, – я прикрыла губы пальцами, почти стеснённо потупляясь над стаканом с напитком. – Не знала, что мы о высоком.

– Нет, почему? Посмейся.

– Месть сладка? – заподозрила я. – Прости, наверное, у тебя была трудная жизнь… без лесбиянок-начальниц.

– Надеюсь, ты не рассчитываешь на путь, устеленный лепестками роз, – серьёзно вымолвила она. – Скорее, это будут шипы. Но я даю тебе шанс, которого мне не предлагали. Два-три года опыта, которые у тебя за плечами, в архитектуре – ничто. В профессиональном смысле, ты действительно пока ничтожество. Да ты и сама прекрасно знаешь…

– Не обязательно озвучивать, – поёжилась я.

– Я просто не хочу, чтобы ты питала иллюзии.

– Я ничего не питаю, родная, – убедительно заверила я.

Я не знаю, как последнее слово проскользнуло в мою реплику, но мне показалось, что я его сказала специально. Валя замерла, впившись в меня испытывающим взглядом. Я почти видела вопрос в её глазах, когда она перевела немой прицел на мой бокал, но доза была явно маловата, чтобы сослаться на хмель.

– Это что, вечерняя смена твоего «дорогая»? – наконец, спросила она.

– Это была возможность… расслабить тебя. Ты в самом деле хочешь весь вечер проговорить о работе и терниях?

– Ты меня не расслабила, – сосредоточенно опровергла она.

– Ты хоть когда-нибудь расслабляешься? В сексе ты тоже не расслаблена, так?

– С тобой – нет, – сказала она, ничуть не колеблясь с признанием.

– Почему? – полезла я на её стены с прямым вопросом.

– Давай закажем ещё по бокалу, – предложила она, махая официанту.

– Если только ты будешь текиллу, – поставила я ультиматум. – Со мной. Знаешь, время быстро течёт… Скоро я могу и попрощаться.

– Шантаж? Хочешь напоить меня?

– Я бы много дала, чтобы напоить тебя.

– Если я выпью с тобой текиллы, ты останешься у меня на ночь?

– Спасибо, мне особенно чётко запомнилось обманчивое гостеприимство в прошлый раз… Два часа сверху. После последней стопки. По рукам?

– Сверху я или ты? – уточнила она.

– Значит, по рукам.

Мы заказали триста миллилитров текиллы. После первого подсоленного аперитива, закисленного лаймом, Валя вернулась к теме:

– Так кто сверху?

– А как ты хочешь?

Она блуждала взглядом по моему лицу, будто разыскивая истину где-то рядом. Когда её взор коснулся моих губ, я не выдержала наплыва:

– Соскучилась по «чудесному ротику»?

– Что, если я скажу, что я по тебе всей соскучилась, – ответила-спросила она, несколько медля.

– Неужели? Боги снизошли до смертных?.. – подтрунила я.

– Ты хотела узнать,… почему я не расслабляюсь. По этому самому.

– Из-за низменных соприкосновений с мирским? – невинно сыграла в дурачка я, абстрагируясь от её претенциозных склонений.

– Пожалуй, я уже готова напиться, – сказала она, разливая текиллу по новой. – Как у вас с Катей… произошло?

– Я не хочу, чтобы тебе опять стало… нехорошо. Я вспомнила, что ты когда-то была довольно… не-молчаливой в сексе. Сейчас из тебя разве клещами что можно вытянуть. Почему?

– Наверное, раньше у меня не было фобии, что ты ляпнешь что-то вроде «бороды Папы Карло» и отобьешь всё желание. Кстати, у папы Карло не было бороды, она была у Карабаса.

– А-а, – я не сразу поняла, о чём она. – Ты про ту прибаутку… Карабас тебя больше возбуждает?

– Меня не возбуждают ни Карло, ни Барабасы, – укоризненно покачала она головой, напоминая учительницу младших классов. – Если ты считаешь себя оригинальной, ты весьма ошибаешься. Больше не спрашивай меня ни о чем, ладно?

– Ты что, расстроилась?

– Нет, Рита, я только и жду, как ты поведаешь мне все сказки мира в постели… Надеюсь, ты убережёшь мои нервы от симбиоза Красной Шапочки и Конька-Горбунка.

– О, я не трогаю жертв генной инженерии, им итак досталось.

– Ты про Конька или про Шапку с горбами?

– Ну, если Шапка подросла, у нее вполне вероятны… пара холмиков. Спереди.

– Пара? Думаешь, она не раздобрела на пирожках? Я слышала, такое случается после пережитого стресса…

Я хмыкнула, представив Красную Шапочку в образе гром-бабы.

– Мне нравится твой смех, – опередила Валя мой перл в горнило беседы.

Это прозвучало настолько банально и в то же время искренне, что я испытала довольно правдоподобное ощущение дежавю.

– Так как ты хочешь? – мы вынырнули из такси и оказались на сыром асфальте возле её подъезда.

– Я хочу, чтобы ты делала то, что ты хочешь, – сказала она, не пытаясь избежать тавтологии.

– А если я захочу уйти?

– А ты хочешь этого? – она не поднимала на меня взгляд, касаясь моего плеча своим и пытаясь найти ключи, завалившиеся глубоко в сумочке.

Её вопрос поставил меня в тупик. За всё время наших встреч, я часто ловила себя на мысли, что смутно осознаю, где кончается игра, и начинается реальность. И наоборот. По всем правилам, я должна была уйти, но я не могла сказать ей «нет». Она развернулась, сунула сумку мне в руки и облокотилась спиной о подъездную дверь. Я смотрела в её красивые несколько пьяные глаза, удивляясь их сумрачному блеску, пропечатавшемуся бунтарскому настрою в причудливой смеси с нескрываемым желанием и неутомимой тоской. Свежий воздух блуждал по нашим открытым частям тела, усиливая тягу навстречу друг другу.

– Ищи сама ключи, – по-детски капризно заявила она.

– Думаешь, я стану копаться в твоей сумке? – возмутилась я.

– Придётся. Или ты хочешь… прямо здесь?.. – её интонации изменило как по-волшебству, превращая голос в сгущенный импульс, сплошной лавиной перетекающий из смысла в слова. – Хочешь посмотреть,… что ты делаешь со мной?..

Валя поймала мои пальцы, ухватив другой рукой за ворот кожаной куртки и притягивая на себя. Она втиснула мою руку себе в брюки, не удосуживаясь расстегнуть их. Я вмиг ощутила её влажную горячность, справляясь с нахлынувшим помутнением рассудка. Валя еле дышала, сдерживая прорывающийся стон и смотря на меня снизу вверх широко распахнутыми глазами, в которых пролегли тени отчаяния. Всё её лицо стремительно изменилось под натиском внутренних гнетущих волн, выражая напряженно-сладострастную гримасу. Откинутые назад волосы открывали красивый изгиб лба, усиливая зыбкую хлёсткость неординарного выражения. Я не узнавала в этой безыскусно уязвимой, пьяняще чувственной и податливой девочке ту непоколебимо гордую, хладнокровную и вечно подтянутую начальницу, к которой привыкла. Мы находились в той близости, что я ощущала через ткани формы её безотчётно подрагивающего взбудораженного тела. Я испытала себя в шкуре любовника, обжимающегося в подворотне с красоткой, терзая ласками пальцев её одурманивающую нежность между ног. Я готова была проклясть её необузданность, когда мне померещились чьи-то чужие шаги неподалеку.

– Я всего лишь женщина, Рита… – тихо и неразборчиво выдохнула Валя мне в губы. – Которая с ума сходит… от одного твоего присутствия…

Сердце моё билось в истерике. Вряд ли я бы отникла от неё, даже если б кто-то подошёл вплотную и попросил прикурить.

– Почему ты даёшь мне выбор?.. – спросила я, обводя взглядом её губы, ресницы, веки, глаза.

Мы так тщательно оберегали нашу сделку от самих себя, превращая личные предрассудки в хлам, что иногда попахивало абсурдом. Но только так мы могли держаться вместе, только на взаимно выверенных и безукоснительных условиях, каждый в своей роли. Неужели ты хочешь всё разрушить? Эта мысль стрелой пронеслась во мне и упала где-то глубоко в объятиях парализованного вожделением разума.

– Просто представь,… что я Катя… – её голос терялся в осязаемом проникновенном шёпоте. – Просто веди себя со мной так, как тебе хочется…

Её речи сотрясли мне рассудок. Как ты можешь желать, чтобы я представляла на твоём месте другую?

– Даже не надейся… – проговорила я, изымая руку из её брюк.

Пошурудив по внутренности её сумки, я подхватила ключи со дна и отпёрла дверь с липким и звонким писком домофона. Валя молча последовала за мной. В лифте она держалась отрешённо. Слепая темнота встретила нас на пороге её квартиры.

– Пожалуйста, останься, – с мольбой в голосе она крепко сжала мою руку, когда я потянулась другой к выключателю.

Я ещё никогда не слышала её такой. Яркие лучи электрического освещения заполонили коридор, ясно очерчивая её образ. Если бы я не являлась участником предыстории, готова поклясться, я бы дала прикурить тому, кто вызвал у неё эту беспомощность!.. Я никуда не собиралась, родная. Мне хотелось привлечь её к себе и заверить в этом, но я сказала другое.

– На что ты готова?.. – спросила я, сближаясь и в сапогах вступая в её личное пространство.

– Господи… на всё… – она почти плакала, не шевелясь на месте под моим прицелом.

Я прильнула к её губам, окунаясь в удушающую нежность её рта и всклокотавшегося дыхания. Я тонула в ней, придерживая в руках её обмякающее тело. Вскоре мы оказались обнажёнными на широкой кровати. Приглушённый свет изголовной лампы играл тенями на поверхностях наших тел, окутывая их формы плавными узорами. Её вязкое дыхание, опламеняющее приоткрытые губы; её короткие волосы, разметавшиеся по подушке; её лицо, выражающее заводь обожания и жажды; её глаза, омутнённые вожделеющим безумством; терпкая сладость её запаха, смешанная с изысками ароматического букета дорогого парфюма; шёлковое тепло её кожи под моими бёдрами; её изгибы тела, волнующие откровенностью – слились для меня в одно наваждение. Я склонилась над ней, опираясь на руки, расставив их по обе стороны от её плеч. Сидя на ней, я совершала еле приметные движения бёдер, позволяя интимной влажности наших плодородных зон просачиваться друг в друга.

– У тебя было много женщин? – спросила я, утопая в её молящем взгляде.

– Серьезных… одна, – пробормотала она, источая сбивчивую надрывность ноток в негромкой клоаке звуков.

– Расскажи про неё, – продолжила я.

– Она была старше… Мы… встречались пять лет,… втайне от её мужа… и от всех…

– Ты любила её?

– Мне было двадцать… Господи,… – простонала она. – Умоляю, не терзай меня… К чему эти расспросы?..

– Ты любила её? – повторила я.

– Она… произвела на меня глубокое впечатление…

– Твоя преподавательница?

– Да…

– Она многому тебя научила, не так ли?..

– Ничему… если б я знала тогда,… как помешаюсь на тебе…

– Хочешь взять свои слова обратно,… насчёт истинных причин, почему отправилась к Кате?..

Она молчала, стиснув губы. Я видела, как её пожирает желание от неотразимых ощущений горячего и трепетного соития, рождаемых моим гибким кропотливым вязким танцем и доводивших меня саму до великого изнеможения.

– Пожалуйста, Рита… умоляю, возьми меня,… я свихнусь…

– Ответишь?

– Я положила к твоим ногам гордость… растоптала ревность… задушила боль… – не скупилась она на колоритные обороты. – Убила здравомыслие… распяла романтические сны… сожгла сердце об тебя… Что ты еще хочешь?..

– Что значит «распяла романтические сны»?.. Мне казалось, романтика – это последнее, что тебе нужно… Я люблю тебя, как бы я могла…заказывать всю эту музыку, дорогая? – я чувствовала, что собственная едкая опасность переполняет меня, словно змею из анекдота, прикусившую свой язык.

Она напряглась подо мной, содрогнувшись сменой взгляда от произнесённого признания. Мне чудилось, сгустившееся пространство между нами взрывалось.

– Снова издеваешься?.. – нервно выдавила Валя. – Я итак подсела на твою игру, как на наркотик… Хочешь, чтобы от меня ничего не осталось?..

– Будет приятно, солнышко… – проговорила я, перемещаясь с неё, ложась на бок рядом и накрывая подушечками пары пальцев набухший бугорок в нежном эпицентре её чувственности. – Ты ведь этого хочешь?..

Она скоропалительно извилась под напором моих ласк, откинувшись головой на подушке и сжимая в тисках рук простынь так, что костяшки её пальцев побелели. Мои груди коснулись её горячей кожи, когда я запросила нежность её губ для своих. Её тихий стон излился в меня, когда я ненадолго улучила страсть моего языка для её рта.

– Ты ведь этого хочешь?.. – сбивчиво повторила я, досаждая допущением домысла в витиеватых интонациях.

– Войди в меня,… пожалуйста… – сокрушённо опровергла она. – Неужели ты не видишь,… насколько глубоко я хочу тебя?..

Я внимательно посмотрела в её глаза, убеждаясь её вожделением. Мне понадобилось собраться с духом, прежде чем взять резиновый предмет из прикроватной тумбочки. Бормоча любовный бред и не понимая, откуда только его беру, я положила её ноги себе на плечи и овладела ею, как она и хотела: жадно, глубоко и страстно, – как сделал бы любой любящий мужчина на моем месте. Её тягучие стоны, превращавшиеся в взбалмашные полукрики, впитывались моим сердцем, словно воздух среди бурных темнеющих толщ океана. Сон, который я не осознавала; животное, которое я отказывалась принимать; жажду, которую я загинала – они просыпались и требовали жертв. Я хотела душу этой женщины, вбирая её чувства, словно сладкий нектар из гипнотических недр. Выпить её, словно снадобье вечной жизни. Измерить в себе пугающую прелесть её силы. И отдать столько же, если столько же – возможно. Мне трудно было поверить в то бесстрашие, с которым я проваливалась в эту пропасть, когда Валя проложила неповторимые срывающиеся аккорды «Я люблю тебя», испытав пик удовольствия, сорревнующийся с источением неясной горечи долго сдерживаемых слёз. Я медленно избавила её от ставшего лишним предмета и отложила его в сторону. Накрывая её тело своим, я понимала, что нет надежды на «звонок другу» или «помощь зала» для разгадки, какой из её пиков острее.

– Что-то не так? – обеспокоенно спросила я. – Я сделала больно?

– Нет, – бесслышно продохнула она, не поднимая век.

– Тогда почему ты плачешь? – подушечкой большого пальца я провела по её щеке, нагреваемая странным чувством, происходящим в груди.

– Потому что дура, – произнесла она шёпотом, сотрясаемым удушением от слёз, впрочем, постепенно испаряющихся.

– К чему это притворство? – меня начинало злить.

– Наверное, моя проблема в том, что я далека от имитации.

– У меня уже в кишках сидит эта имитация, – неожиданно прорвало меня. – А это что? – я взяла в руку резиновый член. – Разве не имитация? Но это тебе не мешает наслаждаться им… Долго ты училась просчитывать на десять ходов вперед? Наверное, ой как не любишь проигрывать. Только жизнь – не шахматы. Мне жаль, что она подсунула лесбиянкам эту участь, – я показала взглядом на предмет. – Но ещё больше мне жаль весь мир, потому что он погряз в имитации разума, достижений и власти. Но также он погряз в изморе, духовной пустоте и несправедливости, которых мы просто не хотим видеть. И это тоже – успех имитации. Я – всего лишь человек, и не надо ожидать от меня многого, как и я не ожидаю от тебя.

– Ты абсолютно не веришь в людей, да? – она запустила в меня пытливый взгляд.

– Я? О, моя вера настолько велика, что я не теряю надежды, что ты, наконец, услышишь мои слова о собственном безверии. Не благодари: моя отвага только в том, что я говорю правду.

– Правду? Ты пронизана ложью.

– Ты говоришь, лесбиянок воспринимают не правильно в обществе. Так действуй, дорогая. Накорми детей в Африке, направь благотворительность сиротам, элементарно выйди на субботник посади деревья в городе под радужным флагом. А пока одна моя соседка – спивающаяся мать-одиночка, другой сосед умирает от рака, – и это повсюду, – у меня, как у нормального человека, вряд ли останется сочувствование до гей-парадов… По крайней мере, я не скрываю, что имитирую, – я начала подниматься с неё. – Меня достало твоё лицемерие.

– Да что с тобой, Рита?.. – она схватила меня за запястье, останавливая. – Я не прошу тебя вставать под какой-то флаг, не прошу переделаться… Я просто люблю тебя. Мне просто нужна ты… Прости, что не африканская демография.

– Тебе не я нужна… Тебе нужны мои руки, мои слова, мои движения… Секс с очертанием и ощущением меня. Твои удовольствия. А вовсе не то, что и кто я. Так какая разница, что творится внутри, если я хорошо имитирую?.. Наслаждайся и не копай.

– Откуда?.. Откуда в тебе весь этот цинизм?

– Просто напоминаю, кому ты говоришь эти слова… Я – человек, а некоторые из людей циничны по натуре. Только не надо лезть мне в душу, ты ничего не найдёшь, – предрекла я напоследок.

– Ты просто боишься… – она внимательно заглядывала в моё лицо, тщётно пытаясь раздобыть в нём причину моего внезапного бунта.

Боюсь? Я расплылась в широкой ухмылке, чуть не расхохотавшись в голос и поражаясь собственной истерии.

– Чего?! Да и что это слово значит? Ты сама не устала от жизненного повтора ассоциаций и общих аршинов? Мир человека не может умещаться в шаблон правды, хотя бы потому, что он – либо движется, либо умирает. То, что мы думаем – это одно; то, что говорим – другое; а то, что чувствуем – вообще третье. Но соль этой троицы в том, что мы никогда не знаем, что из них, в итоге, окажется правдой… Так как ты можешь пытаться угадывать меня, если не знаешь движения?

– Наплевать, – Валя резко перевернула меня и пригвоздила к кровати. – Мне не надо знать о тебе всё, чтобы любить тебя до потери сознания… Чем я и собираюсь заняться ближайшие несколько часов… – она начала покрывать моё тело поцелуями, спускаясь всё ниже…

Я лежала на её подложенной под шею руке и рассматривала её пальцы. Прошло некоторое время с тех пор, как моё дыхание приобрело ровность.

– Расскажи о себе, – попросила Валя, целуя меня в висок.

– Я тебя разочарую, – я вскинула на неё взгляд. – Ты вряд ли услышишь что-то интересное.

– И всё же, – не отступила Валя.

– Ну, раз ты хочешь… Я родилась в самой обычной московской семье. Не евреев, хочу отметить.

– Да ну? – подтрунила она. – Не евреев?

– Не евреев… Так вот, до тринадцати училась в обычной школе. С тринадцати до шестнадцати, три года провела у деда в деревне…

– Что-то стало с родителями? – обеспокоенно поинтересовалась Валя.

– С ними было всё нормально, просто они сочли для меня лучшим пожить у деда.

– Почему? Образование в сельской местности уступает столице… Как же ты поступила на архитектурный?

– Пробелы дед заполнял. Он был ещё тот учёный, – ухмыльнулась я, вспоминая интеллигентно выстриженные усы и бороду деда и его строгие мужиковатые манеры, способные даже лешего ввести в заблуждение. – Хитровыделанный учёный.

– Так почему родители тебя отправили к нему?.. – кажется, Валю действительно волновал этот вопрос. – Да ещё на три года, в таком возрасте…

– По-моему, я что-то говорила про армию, или что-то ещё, что родителей испугало.

– По-твоему? То есть ты даже не помнишь?

– Господи, Валя!.. – возмутилась я. – А ты что, всё помнишь, что с тобой происходило в тринадцать? Зачем вообще копать это?

– Я просто не верю, – опротестовала Валя. – Что невинные детские заявления про армию могли вызвать такую реакцию, чтобы отправить тринадцатилетнего ребенка подальше… от цивилизации. Если это нормальные родители.

– Просто так сложилось. Какая разница?

– Было что-то ещё, о чем ты не говоришь?.. Не хочешь говорить?..

– Мне нечего сказать, – отрезала я. – Ты будешь слушать дальше, или мне не продолжать?

– Нет… Продолжай, пожалуйста.

– С шестнадцати я занималась верховой ездой, горными лыжами…

– Не дешевенький у тебя был досуг.

– Не долго. Обвал 98-го подкосил бизнес отца, он пристрастился к водке… Я же говорила, самая обычная русская семья! Но к тому времени у меня уже была своя квартира. Папа позаботился, а мама вовремя оборвала ему руки, когда он пытался пропить её. С восемнадцати я начала жить отдельно…

– На шее мамы? – устыдила Валя.

– Почти. С папой они развелись, но он по-тихоньку вошел в кондицию, так что я брала с двух источников, просто они не должны были знать друг о друге… С семнадцати я поступила на архитектурный, а ты знаешь, как гуляют второкурсники… Однако каким-то чудом я удержалась в вузе, хотя был момент, когда я едва не провалила семестр. С тех пор я перестала водить к себе друзей…

– Умно, – похвалила Валя. – Ты до сих пор к себе никого не водишь? Я бы посмотрела, как ты живешь.

– Я не вожу только лесбиянок. Шучу. Ладно, – я обернулась на её руке, перекладываясь на живот и смотря ей в лицо: на покрасневшие веки; усталые глаза; мимические морщинки, ставшие явными то ли от времени суток, то ли от эмоциональной насыщенности сегодняшних происшествий. – Пора закругляться. – На самом деле, я хотела попросить её историю, но решила сжалиться.

– Мы остановились только на твоих восемнадцати… – возразила она.

– Тебе надо спать, – я поцеловала её губы. – Новый день – новая пища.

– Тебе так мама говорила?

– Нет, эту идейку я подкинула в народ когда-то.

– Мы сейчас говорили о восемнадцати годах, или – о веке? – улыбнулась Валя моему вернувшемуся незатейливому юмору.

– Я уеду на такси, не провожай, – я собралась рвать когти.