Текст книги "НАН. Осколки из 1991"

Автор книги: М.Филиппов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Автор не берет на себя обязательств в части исторической

достоверности изложенных событий и фактов. Они пред–

ставлены им так, как воспринимал и понимал их он автор.

Глава первая. Н.А.Н.

Вертолет завис над обозначенной площадкой в урочище Уйтас-Айдос, затем, накренившись вперед носом и как бы выбирая лучшее место, ушел в сторону и, подняв клубы пыли, совершил посадку. Начальник городского отдела милиции срочно развернул часть оцепления фронтом к месту посадки. Его, накануне вечером, откомандировали сюда, к могиле сына Великого Чингисхана, с важной миссией – обеспечить охрану общественного порядка в период пребывания НАНа. Инструктировал лично начальник УВД области в присутствии всех своих заместителей. С собой разрешено было взять не более 15 сотрудников, 30 % из них вооружить табельным оружием, в том числе двумя автоматами. Оружие напоказ не выставлять. Иметь при себе бронежилеты, носимые радиостанции. Выдвинутся на двух автомашинах, которые замаскировать, но держать под рукой. (Хорошенькое дело замаскировать в степи автомашину!) В случае появления в этом безлюдном месте скопления людей, обеспечить порядок. Действовать по обстановке, при необходимости привлечь дополнительные силы и средства (это вообще, из области фантастики!).

Пыль отнесло ветром в сторону, винт машины ещё вращался, а на осеннюю степную землю выскочили два сотрудника охраны. К ним тут же подбежали еще трое, прибывших минут за десять до посадки вертолета на затонированном «Ленд Крузере». По опущеному из люка вертолета трапу ловко спрыгнул начальник УВД области Нестор Дмитриевич Викторов. В парадной милицейской форме, небольшого роста, со щегольскими усиками он выглядел по-гусарски браво. Но весь вид портил висевший на плече фотоаппарат. Он никак не сочетался с полковничьей формой и начальственно-важным выражением лица. С головы Нестор Дмитриевича струей воздуха сорвало фуражку. Он метнулся за ней, а навстречу ему в погоню, от стоящей поодаль автомашины «Ниссан-патруль», устремился водитель начальника милиции Игорь Лисицын.

Приняв из рук расторопного милиционера фуражку, водрузив её на место и сняв с плеча цепляющийся ремнем за звезды на погонах фотоаппарат, Нестор Дмитриевич повернулся к вертолету. Рядом с его люком на земле уже стоял в щегольском летнем черном костюме и лакированных туфлях недавно назначенный начальником УКГБ по Джезказганской области полковник Кубелеков. Он подстраховывал спускающихся по трапу Сару Алпысовну, супругу НАНа, и Любовь Григорьевну Любченко, супругу Председателя облисполкома. Следом за ними на родную степь ступил НАН, (по инициалам, НАН – это хлеб по-казахски). За ним из салона вертолета высыпали Председатель облисполкома Любченко Григорий Петрович, два фотографа-еврея из свиты и молодой мужчина лет сорока. Все они, кроме женщин державшихся по-восточному в стороне от мужчин, обступили НАНа. Он скользнул взглядом по бескрайнему степному простору и остановился на мавзолее, щит рядом с которым извещал, что это исторический памятник ХIII века, охраняемый государством.

Нестор Дмитриевич сделал несколько снимков. Выражение лица НАНа осталось прежним, только едва заметно, как от яркого солнечного света, сузились глаза. «Фотограф»,– раздраженно подумал он. В ту же секунд фотографы-евреи, отскочив в разные стороны, друг от друга, защелкали затворами своих «Никонов». НАН, по привычке, не замечая их, вернулся к прерванным размышлениям: «Вот она, Великая и Бескрайняя степь. Тот правит ей, кто обладает умом и силой». Как бы в подтверждение этих мыслей теплый сентябрьский ветер обнял его, прижав к телу синий цековский костюм, забросил на правое плечо галстук и ласково вернул одежду в прежнее состояние. На бледно-желтом лице мелькнула едва заметная улыбка.

«Хорошо! – в слух сказал НАН. – Красиво».

«Да, да…» – загалдела свита.

Григорий Петрович с видом хозяина выдался немного вперед, и, став вполоборота к НАНу, простер руку в сторону мавзолея Джучи-хана. «Вот, не так давно реконструировали купол!» – сказал он с гордостью, как будто речь шла о могиле кого-то из близких родственников.

Нестор Дмитриевич сделал очередной снимок, при этом неуклюже заслонил обзор одному из фотографов-профессионалов и запутался ремнем фотоаппарата в висевших на кителе медалях.

НАН сделал несколько шагов в сторону мавзолея, свита засеменила следом. Женщины, сохраняя дистанцию, так же продвинулись к усыпальнице, увязая каблуками туфлей в песке, обдирая с них лак и кожу о мелкие камни. НАН молчал. Он внимательно читал Ильяса Есенберлина, «Кочевники», «Жестокий век». Отдельные картины из этих произведений проплывали в его голове.

«Кто знает о Джучи-хане? Кто помнит его? Специалисты и знатоки истории, да несколько семей чабанов пасущих поблизости скот. Его Великого отца, завоевавшего пол мира, знают все, его Великого сына Батыя, пытавшегося сохранить империю деда и побитого славянами, знают многие»,– думал НАН,– «Великая Золотая Орда превратилась в прах, Великие Завоеватели превратились в прах. Неизвестна даже могила Чингисхана…».

«Можно войти внутрь мавзолея»»– перебил его мысли Григорий Петрович.

«Балабол», – подумал НАН, но приветливо улыбнулся в ответ.

Неспешными шагами он двинулся к мавзолею. Выражение лица оставалось непроницаемым.

«Хорошо, что утром ребята выгнали из мазара лошадь»,– подумал начальник милиции. Как бы читая его мысли, Нестор Дмитриевич внимательно, прищурив глаза, посмотрел на него и незаметно погрозил пальцем.

Свита топталась на месте, сохраняя дистанцию. НАН обходил мавзолей вокруг. На южной стене на уровне примерно полутора метров от земли внимание его привлек отчетливо видимый след человеческих пальцев на обожженном кирпиче. Рука древнего мастера скользнула по ребру кирпича и, размазав мягкую, не обожженную ещё в тот момент, глину, оставила два отчетливых следа. Прошли века, нет того мастера, неизвестны его потомки, а след пальцев сохранился в стене. Может развалиться и это сооружение, но будет лежать среди степи кирпич, которого касалась эта рука.

НАН на секунду задержался, прикоснулся своей рукой к кирпичу со следами руки мастера и продолжил путь. Никто из свиты не заметил короткой остановки НАНа, скрытого от них стеной, только Нестор Дмитриевич успел сделать снимок.

Память вернула начальника милиции в далекое детство, когда НАН завернул за южную стену. Но вспомнил, как десятилетним мальчишкой привозил его сюда отец. Как, так же как сейчас НАН, обходил он мавзолей, и как увидел в стене, на уровне своих глаз на кирпиче, след руки человека, державшего его столетия назад, как поразило его это открытие. А еще, стоя именно у этого кирпича, поднял он тогда с земли голубого цвета полупрозрачный камень, какими был украшен тогда купол, и так и держал его зажатым в руке все время, и немалое, пока не приехал домой. Где же сейчас этот камешек? Говорят, такими был украшен весть мавзолей. А ещё говорят, что нельзя ничего брать с могилы…

НАН вышел из-за стены, направился к входу в мавзолей, ненадолго задержавшись у него, решительно шагнул в темный проём. Свита собралась в кучку вокруг Григория Петровича, который рассказывал об Уйтас-Айдосе. О том, что почти на самую поверхность выходит здесь артезианская вода, что построен отсюда до горняцкого города и поселка водопровод и люди пьют эту чистейшую и вкуснейшую воду.

* * * * * *

НАН стоял над могилой сына Великого и отца Великого, склонив голову. Эту поездку он затеял не случайно. Пришло время принимать решение. Медлить дальше нельзя. Кругом разброд и неопределенность. Великая страна Союз Советских Социалистический Республик развалилась на куски территорий. Все старания НАНа, договорится с лидерами этих территорий о сохранении государства, ни к чему не привели и вряд ли дадут желаемый результат в обозримом будущем. «Все сволочи захотели стать ханами»,– с раздражением сказал он неожиданно для самого себя в слух. Голос внутри мавзолея прозвучал глухо. НАН вздрогнул и оглянулся.

«Слава Аллаху, один,– подумал он и, усмехнувшись, продолжил рассуждать сам с собой. – Вот именно, один! Нет преданных помощников. Старая партийная элита разобщена. На памяти одного поколения партработников развенчали культ личности, строили развитой социализм, обещали через двадцать лет построить коммунизм, догнать и перегнать Америку, а породили «застой». Потом перекраивали тот же социализм на социализм «с человеческим лицом» и лихо начали Перестройку. Во всех этих глобальных программах присутствовала главная тема – забота о человеке труда! Была Продовольственная Программа и по-прежнему пусты полки магазинов, была Программа «Жилье 2000» и мощнейшая в мире строительная индустрия стоит на коленях, семь лет назад начали бороться с пьянством и за эту «семилетнюю воину», вырубив виноградники и закрыв часть вино-водочных заводов, потравили кучу народа суррогатами. Ввели войска в Афганистан – буйно расцвела наркомания. Упала рождаемость, снизилась продолжительность жизни. Одна «Павловская» реформа по своим последствиям в кратное количество раз хуже последствий страшной войны, через сорок лет после которой вновь введена карточная система распределения. Сейчас только откровенный циник или дурак, может звать под знамена Компартии. Партия скомпрометировала себя в глазах, как простых людей, так и её лидеров. Нужна другая объединяющая сила, другая свежая идея.

Другого выхода нет, сохранить личную власть можно только через сепаратизм. Казахстан должен стать независимым государством. Но как? Северные его области исконно русская территория, Сибирская казачья линия Уральск, Актюбинск, Павлодар, Кустанай, часть Карагандинской области, Семипалатинск, Усть-Каменогорск, а там и Семиречье, Талдыкурган. На Север – вплоть до Целинограда. А Целиноград почти – географический центр Казахстана. Остаются Атырау, Мангыстау, Джезказган, Тургай и Кызыл-Орда, часть Карагандинской и Кокчетавской областей, несколько районов Целиноградской. Южные области Чимкент, Джамбул всегда тяготели к Узбекистану. Если на Севере от 80 до 50 % населения – русские, то на Юге много узбеков. Компактно и в разброс живут на просторах Казахстана люди разных национальностей: украинцы и татары, белорусы и молдаване, греки и немцы, таджики и уйгуры, дунгане и кавказцы, корейцы и евреи. Кого только нет. А если и они захотят, кто государственности, кто автономии?

На ум зачем-то пришли слова из стихов бывшего секретаря Джезказганского обкома партии Какимбека Салыкова: «У меня два крыла – сын и дочь…». Жаль, нет сына. Вот, у Джучи был. А мне все делать самому, на зятьев надежды нет. Да и где они, зятья? Не родила Сара сына…

Всё-таки, как быть? Без государства нет власти, без власти нет государства. Государству быть! Каким быть государственному устройству? Социалистическая идея дискредитировала себя. Значит, государство будет буржуазным. Народ клюнет на приманку создания первоначального капитала. Каждый будет полагать, когда он станет собственником, то сумеет приумножить свое состояние и имущество. Сумеют это немногие, но несколько лет пройдет, значит, время будет выиграно.

Государство должно быть национальным. До поры, до времени это надо скрывать. Это стратегическая перспектива. Надо формировать национальную буржуазию, хотя по большому счету буржуазия не имеет Родины и национальности, она там, где ей хорошо. Начинать следует с административно-управленческого аппарата, выдвигая на ключевые посты национальные кадры. В первую очередь в силовых и правоохранительных структурах, местных органах власти. Прав был Иосиф Виссарионович: «К кадрам надо относиться бережно, как относиться садовник к облюбованному им дереву».

Повезло тем лидерам, где территории мононациональны. Мне надо вести себя очень осторожно. Надо избавиться от критической массы иных народов, но при этом власть не должна быть замешана в каких-либо гонениях и преследовании по национальному признаку. Все должно произойти как бы само по себе. В общении, в прессе следует использоваться слова «казахстанцы» и «казахстанский». Эти слова на время должны заменить слова «казахи» и «казахский». Государственным языком надо объявить казахский, но с постепенным переходом на него в течение 2-5 лет. Умные администраторы и управленцы не коренной национальности или будут преданно служить, или поймут и уйдут сами. А русский будет иметь статус языка межнационального общения. Конечно, пока вряд ли сразу удастся поднять казахский язык до уровня государственного. Он жив только в сельской местности и на бытовом уровне. Однако, грамотно играя на национальных корнях казахов можно, одновременно, превратить это фактор в «страшилку» для других народов. Первыми побегут те, у кого нет крепких корней в Казахстане, и только потом те, кому есть что терять. Жаль, что уедут специалисты и хорошие работники, а останутся старики и люмпены. Но старики быстро вымрут, а люмпены станут дешевой не квалифицированной рабочей силой.

Новое государство должно иметь новую столицу. Идеальным местом для столицы в географическом плане является Целиноград. Это центр Казахстана. В столицу переедет аппарат государственного управления. Каждый привезет семью, потом, как это заведено у казахов, из аулов потянуться родственники. Пройдет немного времени, и население столицы станет преимущественно коренным. Новой столице – новое название. Прежнее Акмола не годиться. Переводится как «белый мула», «белый старик» или, ещё хлеще, «белая могила». Кому могила? Мне? Казахстану? Акмола, Акмола… На «Столичной» водке казахстанского разлива была этикетка с надписью «Астана»… Вот и название города: Астана – что значит Столица!!!

Вот идеальная схема. В Северные области, в аппараты управления, милицию – национальные кадры, за ними, как нитка за иголкой многочисленные голодные родственники. Пусть обустраиваются и одаривают своих благодетелей. Казахи одаривать умеют. Переселенцев из Монголии тоже на Север…

Центр, Центр… Центр Казахстана все-таки здесь рядом, в Улы-Тау. Здесь подняли на ковер и объявили ханом Аблая, объединителя джузов. До Улы-Тау подать рукой, всего два коротких перелета. Одна посадка на мазаре Алаша-хана, а следующая Улы-Тау. Время для принятия решения истекает….»

НАН круто развернулся и вышел из мавзолея. Выражение лица его было по-прежнему безмятежным. Он умел скрывать свои мысли и чувства. Об истиной цели его поездки знали единицы, и среди них стоящий среди сопровождающих мужчина, лет 40, с бесцветным, не запоминающимся лицом, ни слова не понимающий по-русски.

НАН третий день совершал с Сарой, этим мужчиной и личной охраной поездку по Казахстану: Талдыкурган, Атырау, Мангыстау, Актобе, Кокшетау, Каркаралы, Караганда, Джезказган. Везде короткие протокольные встречи с руководителями, общие, пустые разговоры… Недопонимающие взгляды: «Прощание? Проверка преданности?..» На вопросы к Саре Алпысовне или охране, что за мужчина прилетел вместе с НАНом, молчание, а слишком навязчивым, короткий невнятный и односложный ответ: «Гость…».

* * * * * *

НАН шагнул навстречу сопровождающим. Григорий Петрович напрягся и как только он приблизился, продолжил прерванный разговор.

«Мавзолей Жоши-хана (он специально произносил имя на казахский манер), памятник начала ХIII века, а рядом, – он простер руку на восток в сторону реки Сара-Кенгир.– Памятник ХI-ХII века Домбайаул. Это более древний казахский памятник. Он недалеко, видите?»

«Хитрец! – подумал НАН.– Ему ли не знать, что тогда казахов еще в помине не было. Далеко пойдет, если так же будет «любить» эту землю и этот народ».

Григорий Петрович продолжал: «А дальше, километров восемнадцать, Алаш-хан. Это конец ХIII века. Говорят, что при его постройке от него до Жоши-хана живой цепочкой стояли люди и передавали, как надо положить следующий кирпич. Но Вам надо осмотреть Домбайаул!» Вдруг решительно заключил Юрченко.

Все вокруг одобрительно загалдели. НАН на долю секунды замешкал с ответом. Он вообще, внешне, вел себя в этой поездке как в отпуске, никуда не спешил, отвечал неторопливо, с расстановкой. Этой доли секунды хватило, чтобы уловить незаметный кивок головы старшего офицера охраны. Как никак, но предложенный осмотр не предусмотрен программой, а личная безопасность дело не шуточное!

«Хорошо, – согласился НАН.– Давайте посмотрим. Как мы это сделаем?»

«Есть машина. Поедем», – то ли отрапортовал, то ли пригласил Григорий Петрович. При обсуждении программы пребывания высокого гостя он настоял, чтобы машина охраны, так, на всякий случай, находилась у мавзолея. И вот этот случай наступил, вернее он сам его создал, не упустив возможность показать себя гостеприимным и предусмотрительным хозяином.

Затонированный «Ленд Крузер» подкатил почти бесшумно и НАН, жестом руки, пригласив, дам и «хозяина», шагнул в распахнутую дверь. Лицо старшего офицера охраны исказилось в гримасе. Такого поворота событий, что НАН уедет без охраны, он допустить никак не мог. Это могло стать концом его карьеры.

Уловив ситуацию, начальник милиции махнул рукой своему водителю, и Игорь бегом кинулся к стоящему на приличном расстоянии «Ниссану». Любченко проворно усаживался на переднее сидение Крузера, а «Ниссан» мчал к вышедшему из оцепления старшему офицеру и туда же бежали сотрудники охраны, расторопные старики-фотографы и полковник Викторов.

«Крузер» тронулся с места в сторону Домбайаула, а «Ниссан» остановился на его месте. Он был как «Запорожец» с двумя боковыми дверьми. В правую дверь юркнули и разместились на заднем сидении два фотографа, на переднем пассажирском сиденье разместился с фотоаппаратом в руках полковник Викторов.

«Игорь, я сам»,– крикнул начальник милиции и сев на освободившееся место водителя отжал педаль сцепления, но тронуться с места не успел. В проёме еще распахнутой пассажирской двери уже стояли два офицера охраны.

«Полковник, освободите немедленно место. Вам здесь нечего делать»,– четко произнес старший офицер.

«Да, но…» – промямлил Викторов.

«Никаких «но». И там вам тоже нечего делать»,– четко обрубил офицер. «Выходите немедленно, или у вас будут боль-ши-и-и-е неприятность»,– пообещал он и положил руку на погон полковника.

Викторов моментально выскочил из машины и, съёжившись, быстро пошел в сторону оставшихся у мавзолея начальника КГБ и молодого мужчины, а на переднем сиденье друг на друге разместились офицеры охраны.

«Ниссан» рванул с места. Фотографы, на заднем сиденье вольготно разложив свои сумки, перезаряжали фотоаппараты. Один офицер, теперь уже бывшего 9-го Управления КГБ СССР, сидящий на коленях другого, согнув голову, упершуюся в крышу, пытался держать в поле зрения «Крузер», другой, зажатый между сидением и спиной коллеги, багровея от натуги, хватал ртом воздух.

К мазару Домбайаул машины подъехали одновременно. Выглядел он не так величественно, но в этом и была прелесть. Григорий Петрович поступил очень мудро. Мавзолей Жоши-хана подавлял своим величием, а здесь, на развалинах из дикого камня всюду было солнце, ветер и степь. Ковыль, как океан, колыхался на ветру, не только окружив развалины, но и рос на его камнях. На лице НАНа появилась улыбка, в глазах мелькнул огонек. Сын кочевого народа он на генном уровне до безумия любил степь, простор, свежий воздух. А еще он любил в меру изворотливых и преданных ему людей.

«Спасибо, Григорий Петрович!» – произнес НАН, неловко карабкаясь по ковыльным кочкам у подножия развалин. Ему хотелось прикоснуться к стене, сложенной из дикого камня. Эти камни, в отличие от кирпича в стене мавзолея, не хранили след руки, но это были камни его степи. НАН оступился и наклонился назад. Григорий Петрович ловко поддержал его под руку. Тот же, опершись на эту руку, удержал равновесие и, не сказав ни слова, шагнул вперед. «Мне сейчас нужны такие руки», – подумал НАН.

Сара и Любовь Григорьевна, утопая каблуками в земле, пытались подняться по кочкам к мазару, но убедившись в безрезультатности этой попытки, остановились у подножия холма. Фотографы и охрана демонстрировали профессионализм в исполнении своих обязанностей. Григорий Петрович с преданным лицом зорко следил за НАНом. Водитель «Крузера» протирал стекло, подполковник Фролов, сидя за рулем, грелся на солнышке.

«Каждый занят своим делом, – рассуждал НАН, положив руку на камни и закрыв глаза.– Философ, Политик и Государственный деятель решает свои проблемы и проблемы народа. Власть заботится о своем Лидере, охрана Его бережет, пресса и историки восхваляют, народ работает во благо государства и свое. Он открыл глаза и посмотрел на водителя «Крузера», работает ли? Работает. Вот и милиция не дремлет». НАН улыбнулся. Решение созрело окончательно. Никакого ханства, Ханство – это бред, вчерашний день, дикое Средневековье. Республика Казахстан – вот модель государственного устройства страны, его страны.

Мысли вернулись к Домбайаулу. «Кто похоронен здесь? Завоеватель или защитник? Воин государства кара китаев пришедший покорить эту степь, или свободолюбивый степняк? Какой народ воздвиг этот мазар? Не все ли равно. Все эти народы, пришедшие сюда покорителями, затем покоренные другими и создали мой народ. Все они прародители казахов. Значит прав Григорий Петрович, это казахский памятник, так же, как и мазар Жоши-хана и Алаша-хана. Вся эта степь, и Каркаралы и Улы-Тау – казахский памятник».

НАН, со страховкой охранников, бодро пошел по кочкам к машине. Пора ехать, решение принято. Назад ехали, непринужденно болтая: НАН с Григорием Петровичем, Сара с Любовь Григорьевной.

Во второй машине болтали только фотографы, вернее тот из них, что сидел на переднем сиденье. Второй на заднем, зажатый широкоплечими охранниками, обиженно молчал.

«Я бы стал миллионером, не сожги негативы фотографий Леонида Ильича, – сокрушался фотограф. – Кто бы мог подумать, что Брежнев станет Генеральным секретарем ЦК. Не решительный, я бы сказал, трусоватый был он в Казахстане. Симпатичный, правда, мужчина и бабник отчаянный. Этого не отнимешь. А как политик, или тем более, хозяйственник, полный ноль. А как взлетел, а, сколько лет правил…!».

Автомашины подъехали к мавзолею. Ожидавшие их четко подметили произошедшие изменения в настроении НАНа. Он был возбужден, весел и разговорчив. Незнакомец повернулся лицом к мавзолею и на Восток и, поднеся ладони к лицу, пробормотал короткую молитву. «Аминь!» – сказал он вслух и, обмахнув лицо ладонями, первый пошел к вертолету. Все последовали за ним и быстро разместились в салоне. Винт машины поднял клубы пыли и оторвал её от земли. Развернувшись над мавзолеем вертолёт, завис над Домбайаулом и, взял курс на северо-запад. Сотрудники охраны, не попрощавшись, дружно хлопнув дверями «Крузера» уехали на юг.

«Вольно! Разойдись!» – скомандовал Фролов.

«Куда разойтись?» – со смехом спросил начальник ГАИ Махмут Укибаев.

«У каждого в жизни свой путь, Маке!» – прозвучало в ответ. Эти слова вряд ли кто услышал. Все, одновременно, делились впечатлениями, при этом никто никого не слушал. Выговорившись, усталые сотрудники побрели на берег реки, где, накануне вечером разбив лагерь, готовили пищу, кушали и спали. Лежа у костра смотрели в ясное ночное небо и размышляли, кто в слух, кто молча.

Утро заканчивалось, близился полдень.

* * * * * *

Очередной перелет произошел быстро. Настроение НАНа, его возбужденность, веселость располагали к разговорам. В салоне почти все, за исключением силовиков и Гостя, что-то кричали в ухо соседям. Взлет–посадка. Вот и мавзолей Алаш-хана. Кто этот таинственый Алаш-хан до сих пор достоверно незнает никто. Этот мавзолей построен позже, чем Джучи. И удивительная вещь, казахи, помнящие до седьмого колена свою родословную, не сохранили достоверные воспоминания об Алаш-хане, жившем в 15 веке, по историческим меркам всего «вчера».

Из вертолета выходили почти в той же последовательности. Серые безликие милиционеры у мавзолея. За их спинами десяток любопытных из припаркованных на автотрассе, проходящей в десятке метах от мавзолея, автомашин. Памятник конца ХIII века, мавзолей Алаш-хана, с трех сторон окружен современным мусульманским кладбищем. Современным местным баям воздвигнуты мазары в соответствии с их общественным и служебным положением. Вот мазары из огнеупорного кирпича, применяемого в металлургическом производстве, а вот из кислотоупорного кирпича. Все с медеплавильного завода. Вот на мазаре изображена чаша, обвитая змеей, значит, похоронен врач.

Не успел смолкнуть двигатель вертолета, как Григорий Петрович начал давать пояснения. НАН, из вежливости немного послушав, в тот момент, когда гид на секунду замолк, вбирая в легкие очередную порцию воздуха, перебил его:

«Григорий Петрович, дорогой, ты же сам говорил, что строители мавзолея пытались скопировать его с Жоши-хана? Давай пару минут на осмотр и летим дальше. Мы уже вышли из графика, а в Улу-Тау нас ждут».

Григорий Петрович радостно закивал головой. Вместе с ним одобрительно загалдели и закивали головами и окружающие. Молчали и не кивали только фотографы, они с увлечением выполняли свою работу.

В салоне расселись на привычные уже места и, не успевший еще до конца остановиться, винт вертолета, заработал вновь, подняв клубы пыли, понес машину в сторону Улу-Тауских гор.

«Значит, решился все-таки объявить себя ханом, – думал Григорий Петрович, глядя на степь в иллюминатор. – Кем же в этом ханстве будем мы? Нойоны? Наместники? Губернаторы? И будем ли?»– вздохнул и посмотрел на НАНа. Взгляды их встретились. Вертолет заходил на посадку возле села Уты-Тау. В нескольких километров от него, там, где из ковыльной степи появились подножия Великих Гор, сдерживаемая цепью сотрудников местного районного отдела милиции и приехавших им на помощь сотрудников областного УВД, замерла, подняв в небо головы, толпа жителей райцентра. В первых её рядах находились работники облисполкома, председатели соседних райисполкомов, директора совхозов, аксакалы. Почти в центре огромной площадки – квадратная фигура председателя Улы-Тауского райисполкома Досанова, а рядом с ним, меньше ростом с несоразмерно большой головой и такой же громадной фуражке на ней, в больших очках, щупленький начальник местной милиции по прозвищу «Пиночет». У самого подножья была видна белая коробка небольшого строения, а за ней, удерживаемая под уздцы джигитом в национальном костюме, белая лошадь. Она была единственной, кто не задрал голову вверх.

Побеленное строение было предметом особой гордости Григория Петровича и последней произведенной Домостроительным Комбинатом областного центра блок-секцией типового туалета. В ходе подготовки визита НАНа на заседании оперативного штаба облисполкома возник нешуточный вопрос, что, если после перелета НАН захочет по малой нужде? Вопрос житейский. Но как это сделать в степи, тем более в свите дамы? А если физиологическая потребность возникнет у Сары Алпысовны? Кто-то из членов штаба предложил идею с блок-секцией, которую Григорий Петрович реализовал как собственную. Блок-секцию срочно изготовили на ДСК, оснастили импортным унитазом, обложили кафелем, накрыли сверху рифленым металлом, вывезли на панелевозе и, установив у подножия Улы-Тауских гор, сдали под охрану местной милиции. «Пиночет» лично проверил и принял объект залив в смывной бачёк ведро воды и дернув за ручку. Водопровода в степи, естественно, не было, вода из бочка понемногу капала в унитаз, а из него под блок-секцию на песок, и теперь у майора милиции Сыздыкова появилась дополнительная головная боль, содержать туалет в постоянной готовности, закрепив за ним отдельного сотрудника.

Прибывшие вышли из вертолета. В честь высокого гостя солисты ансамбля «Улы-Тау», в ярких национальных костюмах, исполнили под домбру песню на казахском языке. К НАНу подвели белую лошадь, самую красивую и самую смирную в округе, придерживаемую за узду с одной стороны юношей, с другой аксакалом. Он шагнул навстречу, забрался в седло. Ликующая толпа замолкла, все затаили дыхание, понимая, что присутствуют при историческом событии. «Пиночет» напрягся, впился глазами в НАНа. У стоящего рядом с ним Досанова задергался правый глаз. Лошадь, почуяв, что поводья ослабли, побрела в сторону белого строения, к которому успела привыкнуть за время ожидания, склонила голову, пытаясь через удила ущипнуть засохшую траву. Стояла такая тишина, что было слышно, как стрекочут кузнечики и шумит ветер. НАН замер в седле. Он не видел никого вокруг, как заправский актёр, изображая размышление. Лицо его было похоже на «Мыслителя» Родена.

Миг, и проворно соскочив с лошади, НАН пошел в сторону вертолета. Толпа зашумела и подалась за ним. У «Пиночета» от напряжения отвисла челюсть. Он силился, что-то крикнуть своим сотрудникам, но не мог этого сделать. Толпа теснила милиционеров к винтокрылой машине. Двигатель взревел, и это на мгновение остановило людей. Машина поднялась в воздух, толпа кинулась в след. То, на что надеялись эти люди, не состоялось. Белый ковер из верблюжьей шерсти с национальным орнаментом, лежащий на камнях за блок-секцией, оказался невостребованным. Казахстан не стал ханством, а НАН – ханом. Он выбрал другой путь. Его страна будет республикой, а он войдет в историю, как первый Президент первого Казахского государства. Тем более что первый хан уже был. НАН просто не захотел быть вторым.

В салоне вертолета все, кроме незнакомца, выражали восторг по поводу произошедшей встречи с «народом». Особый же восторг вызвало то, с какой ловкостью НАН обращался с лошадью. Фотографы уже купались в лучах славы от снимков НАНа на белом коне, не догадываясь, что эти снимки, впрочем, как и остальные этой серии, при их жизни не будут опубликованы.

НАН в мыслях был уже в Алма-Ате, выстраивал очередность действий по созданию государства. Решение принято, впереди работа по его осуществлению. При этом, как умный и дальновидный политик, НАН будет продолжать выступать за восстановление в том или ином виде развалившейся империи. Но ближняя цель, создание и укрепление буржуазно-национального государства Казахстан, им определена и с этой минуты уже осуществляется.

А в это время начальник Улутауской милиции Сапаржан Сыздыков зашел в блок-секцию, закрыв за собой на шпингалет дверь, справил малую нужду и дернул ручку унитаза. Вода, с шумом вырвавшись из бочка, как в губку ушла в песок. Сапаржан вышел наружу. Несколько минут назад запруженная народом степь была пуста. Рядом с блок-секцией бродила забытая в суете белая лошадь, которой не суждено было войти в историю, а из-за камней виднелся край белой кошмы. Главный милиционер Исторического казахского района отпугнул взмахом руки лошадь, поднял с земли ковер, намереваясь отнести его в стоящую вдалеке служебную автомашину. Потом бросил его на землю. Зачем нести на себе, когда можно подъехать на машине. Ему нестерпимо хотелось выпить.