Текст книги "Телефон доверия. Сборник рассказов"
Автор книги: Мэри Эго
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
Материнская любовь
Плотнее запахнув прохудившееся пальто и по самый нос зарывшись в колкий вязаный шарф, Ирина потянула на себя железную калитку. Ржавые петли привычно заныли, жалуясь на нелёгкую судьбу.
Женщина на мгновение замерла, сжала в кулаки онемевшие пальцы и, с решительностью обречённого, шагнула вперёд, преодолевая покрытый изморозью железный пролёт. Немедля более ни секунды, она пошла прочь, навсегда покидая место, которое на протяжении многих лет считала вторым домом.
Январский ветер играл выбивающимися из-под шапки рыжими волосами, щипал щёки и нос, дурачась трепал полы пальто. Румянец пятнами выступил на острых скулах, а каждый выдох сопровождался облачком пара, в котором таяли нерасторопные снежинки. Ира щурилась, глубже прячась в шарф, но продолжала идти, не сбавляя шага, время от времени повторяя, словно творящую чудеса мантру:
– Потерпи, мой милый, потерпи…
Вдруг, будто и впрямь уловив магию в тихих словах, снег справа от Ирины заклубился, и рядом засеменил светловолосый худенький мальчишка.
На вид ребёнку можно было дать не больше семи лет. Бледный, почти прозрачный, он, казалась, был слеплен из зыбких вечерних теней. Контуры его тела то и дело размывались, теряя очертания, чтобы, спустя мгновение, вновь собраться в ровные грани.
Серые футболка и шорты, серая кожа, серые глаза – бесцветный, в неподходящей для снежной зимы одежде. Он появился из ниоткуда и напоминал оживший кадр из немого, чёрно-белого фильма.
Иногда он порывался взять женщину за руку, но его ладонь лишь проходила насквозь. И тогда ребёнок, поджав губы, прятал руки за спину и ускорял шаг, чтобы оказаться немного впереди Ирины, будто желая, чтобы на него обратили внимание. Женщина на это лишь слегка приподнимала уголки губ и снова шептала, успокаивая ни то себя, ни то своего призрачного спутника:
– Скоро, мой милый. Скоро…
Добрая, старательная Ирина всю жизнь проработала в детском саду, ведь именно в детях заключалась единственная её отрада. Детях, возможности иметь которых, она была лишена.
Бесплодие – страшный диагноз, поставленный врачом после первых родов. Тогда думалось, что всё это – ерунда, что через любые препятствия можно перешагнуть, когда рядом любящий муж и крепкий румяный малыш. Но беда, как водится, не приходит одна – не прошло и семи лет, как Пашеньки не стало…
«Корь, осложнения, летальный исход», – гласила больничная справка. Сухо, лаконично и необратимо.
Сначала Ирина плакала. Потом кричала. А после слёзы высохли, и она замолчала, поняв, наконец, что Бог не вернёт ей сына, сколько его ни проси.
Работа в детском саду стала для Иры отдушиной. Всю нерастраченную любовь она дарила своим воспитанникам, в каждом находя черты погибшего сына. Шли годы, жизнь не становилась лучше. Иру бросил муж, не выдержав её маниакальной любви к тому, кого больше нет. Фотографии детей из детского сада заполонили все стены в квартире. Долгими вечерами безутешная женщина вглядывалась в детские лица, невольно пытаясь отыскать среди них свою кровиночку. А затем… затем появился и сам Паша, такой, каким был когда-то…, и она обрела надежду.
– Тебе что же, совсем не холодно? И есть тебе, наверное, теперь не хочется? – ласково расспрашивала Ирина сына, стягивая пальто и вешая его на крючок у входной двери.
Паша лишь улыбался в ответ, смешно склонив голову набок. С самого своего возвращения в мир живых мальчик не произнёс ни звука, и Ирина решила, что, его ответы просто не долетают до неё через призму материального мира. Но она продолжала разговаривать с ним. Ей приятно было думать, что он чувствует её заботу.
– Помнишь, как ты любил манную кашку? – спросила она, проведя рукой над лопоухой головой мальчишки. – Сладкую, жидкую и без комочков. Если хоть один находил, сразу есть отказывался. Я тогда твою тарелку уносила, комочки все вылавливала, а потом возвращалась. И ты думал, что я тебе заново манку приготовила… А ещё подсушенные хлебные корочки, помнишь? Оторваться же от них не мог! Наберёшь целую тарелку, на кровать заберёшься и хрустишь ими. Простыня потом вся в крошках, но я не ругалась, разрешала – сама в детстве так же делала…
Она всё говорила, и говорила, и лицо её светлело с каждым новым словом. На короткий миг воспоминания сделали Иру прежней – красивой, улыбчивой, статной, напоминая о времени, когда за ещё совсем молоденькой рыжеволосой девушкой увивались косяки поклонников.
Но вот, поток слов иссяк, и в квартиру вновь прорвалась промозглая удушающе-горькая реальность, в которой у Иры не было ничего.
Плечи женщины опустились, уголки губ поползли вниз. Она подняла взгляд на сына и вдруг потянулась к его взъерошенной макушке. Как безумно хотелось ей прикоснуться к своему ребёнку, прижать к груди, почувствовав ровное биение сердца. Рука прошла насквозь…
– Потерпи немножко, непоседа, – наиграно беззаботно сказала женщина, пытаясь скрыть за словами боль. – Сейчас закончу кое-какие дела. Подожди немножко, маленький.
Оставив Пашу одного, Ирина зашла на кухню. Плотнее прижала окна, расставила по своим местам четырёхногие табуретки. Собрала со стола грязную посуду и, включив воду, смыла с тарелок остатки завтрака. Ей неприятно было бы думать, что кому-то после пришлось бы мыть их за неё. Закончив, Ирина направилась в спальню. Стены удручали непривычной пустотой. Вчера с них были сняты и заботливо уложены в коробку все детские фотографии. Ира перечитала лежавшее на полке, рядом с портретом Паши, завещание, в котором она всё своё имущество отписывала Детсаду №34.
Теперь, когда дела были улажены, Ира могла приступить к задуманному. Она давно решила, что постарается никому не создавать проблем, тем более соседям. Уж пусть лучше её найдут доктора.
На том конце провода дежурный скорой помощи принял вызов.
– Кажется, это приступ, – покашливая, объяснила Ирина и, перед тем как повесить трубку, добавила, – возьмите ключи у Илоны Владимировны из квартиры напротив.
Закончив разговор, женщина повернулась к сыну. Тот сидел на ковре возле дивана и смотрел на неё, будто ожидая чего-то.
– Пашенька, подожди меня в коридоре, я сейчас приду, – прошептала женщина, мягко показав в сторону прихожей.
Мальчик кивнул и, легко вскочив на ноги, вприпрыжку побежал в указанном направлении.
Оставшись одна, женщина распаковала купленный накануне шприц, подтянула вверх рукав кофты. Набрала полный цилиндр воздуха, сосредоточенно ввела иглу в вену. И, ни мгновения не колеблясь, с усилием нажала на поршень, выпуская воздух в кровь.
Спустя несколько секунд сердце Ирины ёкнуло, сбилось с привычного ритма, затихло на мгновение. И взорвалось болью.
***
В комнате царила тишина. На ковре лицом вниз лежала рыжеволосая женщина. Руки её были раскинуты в стороны, словно она летела по бежевому ворсистому небу. Пальцы сжимали пустой шприц.
Стоя над мёртвым телом, Ира пыталась привыкнуть к ощущению лёгкости, пронизывающему всё её существо. Ах, как ей хотелось танцевать, хотелось петь! Так хорошо женщина не чувствовала себя никогда в жизни! Но главное, Паша, Паша теперь будет с ней! Улыбаясь, Ира шагнула в сторону коридора.
– Паша! Пашенька! – позвала она, и ответом ей стало звонкое, удивлённое:
– Мама?!
Светловолосый розовощёкий мальчишка, сын, родное сердечко – бросился к ней, обнимая тёплыми ручками, целуя в щёку.
– Мамочка!
– Малыш, милый мой. Теперь мы всегда будем вместе, всегда! – шептала счастливая мать, которая после стольких лет вновь обрела своё дитя. Её переполняло счастье, искристое, игристое, похожее на дорогое пузырчатое шампанское.
– Мама, – повторил Паша, отстраняясь и внимательно глядя на женщину широко раскрытыми глазами. – Теперь ты отпустишь меня?
Ира вздрогнула, горло удавкой сдавил страх. Сглотнув, она переспросила, надеясь, что ослышалась.
– Что?
– Отпусти, – жалобно повторил Паша. – Отпусти меня. Мне здесь страшно, отпусти…
– Но… но ты же сам пришёл… я же… Я думала, ты хочешь быть с мамой…
– Я пришёл, потому что ты меня не отпускала! Внутри было так больно! Я умолял не звать меня! Не звать! Я пришёл просить отпустить меня! – звонко закричал мальчик, и Ира отшатнулась, испугавшись горечи, звучащей в его голосе.
– Я пойду, мама, можно?
– Я могу пойти с тобой… Давай я пойду с тобой, милый, – хрипло проговорила Ира, борясь с тошнотой. Внутри ширился, рос чёрный зев отчаяния.
– Нет, – покрутил головой Паша и показал куда-то за спину. – Тебя уже ждут, тебя не пустят со мной.
Ирина оглянулась и дёрнулась от испуга. Позади неё, почти вплотную, стояли две бесформенные тени. Воронки вместо глаз и рта, туман вместо лиц. И стоило ей увидеть их, как они положили на её плечи чёрные, похожие на плети руки, не позволяя отступить.
– Можно я пойду? Я тоже тебя люблю, но меня ждут, – нетерпеливо переминался с ноги на ногу Паша.
– Грех, вы совершили грех, – шептали тени.
– Ирочка! Это Илона Владимировна, тут к тебе… О, боже мой! Боже! Ира!
Звуки скатывались в ком, сплетались в цепи, стягивая, ломая, давя, безжалостно, беспощадно. Горячий свинец потёк по венам, и тело, в одно мгновение потеряв всю лёгкость, стало каменным, пустым.
Закрыв лицо руками, сотрясаясь от боли, сжимающей застывшее, но всё ещё способное чувствовать сердце, Ира заплакала…
Заплакала впервые за последние шесть лет.
Заплакала, взвыла, упала на колени и подняла руки к небу, хоть и знала, что Богу нет до неё никакого дела.
Детство v2.0
Меня приволокли к психологу уже второй раз за месяц, хотя, было очевидно, что взрослые ошиблись с выбором пациента. Начинать-то стоило с себя. Я пытался казаться безразличным, хотя внутри всё кипело от стыда за мать, голосившую, как оперная дива:
– Никаких сил не хватает! – жаловалась она, комкая в руках платок. – Ладно школу посещать отказывается, но ещё и хамит! С друзьями не видится. Целый день или у окна вздыхает, или во дворе возится, как дикий щенок… У нас руки опускаются, – мама громко всхлипнула и приложила платок к совершенно сухому левому глазу. Отец взял её за ладонь, утешая.
– Больно на него смотреть, – продолжила она так жалобно, словно речь шла о неизлечимой болезни, вот только лицо её оставалось гладким, без единой грустной чёрточки. – Даже с друзьями по он-лайну не играет! За компьютер не загонишь! Как ему объяснить, что без школы и игр детство пролетит незамеченным! Потом жалеть будет, да обратно в тринадцать лет не воротишься! Мы же как лучше хотим, так его любим… – Платок перекочевал к правому глазу. Тоже абсолютно сухому. Красные мамины губы приоткрылись, выпуская скорбный вздох.
Стараясь не слушать мамины вопли, я оглядывал кабинет. Кожаные кресла, плакаты на стенах, лакированный стол с тяжёлыми ножками, и даже человек в тонких очках, сидящий за этим столом, казались мне более настоящими, чем вся моя жизнь в стенах родного дома.
– Стивен, объясни пожалуйста, почему ты снова перестал посещать школу? – спросил психолог, поправив очки. Голос у него был глубоким, а взгляд мягким. Вся поза словно говорила: ”Никто не собирается тебя бранить. Мы хотим помочь и только”.
– Посещать? Чтобы стать такими как они? – я кивнул на маму, которая, словно забыв зачем пришла, уже полностью погрузилась в виртуальную переписку. На виске у неё мигал жёлтым коммуникатор, похожий на приклеенную к коже марку. Прямо сейчас мама, должно быть, собирала виртуальный пасьянс или, судя по улыбке, обсуждала с подругой будущий шопинг, тоже виртуальный.
– Ох, Стивен… – покачал головой отец. – Ведёшь себя как маленький старичок. Тебе бы родиться в прошлом, когда люди по деревьям прыгали. Сейчас весь мир доступен не сходя со стула, а ты упрямишься…
– Уж лучше так, чем превратиться в зомби, – скривился я, замечая, как зрачки отца вдруг забегали из стороны в сторону, точно он читал текст вставший перед глазами. – Ага… и этот пропал… Видите? А я хочу жить реальностью, а не вот этим всем. Тошнит уже! Вырасту и знать этих зомбарей не захочу. Жду не дождусь, когда смогу уехать куда-нибудь подальше!
Мистер Левин, а именно так звали психолога, скрестил пальцы. За его спиной висел огромный во всю стену плакат с крупной надписью: “Зависимость от реальности – это не приговор! Успешно лечим с 2025 года”.
– Понимаю твоё негодование, Стивен, – сказал психолог с профессиональной полуулыбкой. – Никто не заставляет тебя вшивать комм, однако посещать школу – твоя обязанность как гражданина.
– Да с радостью! – не выдержал я, стискивая кожаные подлокотники. – Но если бы это была нормальная школа! Нормальные игры! Знаете… у нас во дворе есть собака. Она тёплая и настоящая, а это ваша школа… Она же… нарисованная!
– Виртуальная, – исправил мистер Левин, ничуть не смутившись. – Такой уж сейчас век, и, поверь, все довольны, кроме тебя. Когда я был ребёнком, то прежде чем добраться до школы, мне приходилось полчаса ехать на автобусе. А тебе нужно только одеть шлем и ты уже там, со своими друзьями, участвуешь в театре, поёшь, катаешься на сёрфе, в конце концов. Возможности безграничны… Перемены длятся сорок минут, уроки двадцать, а ты знал, что раньше было наоборот? Спроси своих родителей, они расскажут. Ты умный мальчик, Стивен, и если хорошенько поразмыслишь, то поймёшь как тебе повезло. Без Вирта полноценная жизнь сейчас невозможна. Он безопасен и…
– Ну-ну, – буркнул я. – Безопасен… это ОНИ хотят, чтобы вы так думали.
В отличии от многих других: плоских, поверхностных, потерявших мимику людей, мистер Левин казался выпуклым, объёмным, подвижным, поэтому я ждал, что он прицепится к этим “они”, но психолог пропустил мои слова мимо ушей. “Всё-таки он такой же как все”, – презрительно подумал я.
– Стивен… а хочешь, заключим сделку?… – вдруг сказал психолог, перейдя на доверительный шёпот. Комм на его виске подмигивал красным, но мистер Левин не обращал на него внимания.
– Сделку? Смотря какую.
– Следующую неделю поспрашивай окружающих, что они думают о виртуальных играх и школе, и если хоть один согласится, что это опасно или просто дурно влияет, то я скажу твоим родителям больше не приставать к тебе с виртом. Запиши ответ на мамин спектрофон. Что скажешь?
Я поёрзал в кресле, прикидывая к кому могу пристать с таким вопросом. Избавиться от вечного родительского нытья? Больше никогда не надевать виртуальный шлем? О большем и мечтать нельзя! Наверняка, не только я один заметил все эти жуткие странности в вирте.
– А если никто не согласится? – уточнил я.
– Тогда ты, без возражений, три месяца будешь посещать школу.
– Только три?
– Если не втянешься, мы вновь вернёмся к этому разговору.
– Хорошо, – ответил я, и мистер Левин откинулся на спинку, пряча самодовольную улыбку. Он видно уже предвкушал очередную профессиональную победу. Одну из многих, судя по плакату. Может быть думал, я опрошу пару знакомых и признаю поражение? Его ждал большой сюрприз!
***
– Опять взялся за книжку! – причитала мама, стоя столбом посреди моей комнаты и театрально всплёскивая руками. – Тебе надо играть, ты же ребёнок! Тебе всего тринадцать! Мне прислали сообщение из школы, все скучают! Ты так меня расстраиваешь… Разве не хочешь быть счастливым? – спрашивала она, глядя куда-то мимо, точно беседуя с кем-то невидимым за моей спиной, а руки между тем жили своей жизнью. Казалось, если бы мама могла, то вовсе никогда не выныривала бы из своего виртуального рая. Идею вытащить из неё признание, что вирт это зло, мне пришлось откинуть сразу.
– Да отвали от меня! – её нытьё достигло апогея, заставляя меня зажать уши. Мысленно я мечтал приблизить то время, когда вырасту и смогу сам решать, что делать, куда идти, что читать и как жить. Будущее представлялось мне ярким праздником, над которым нависла тёмная туча под названием “Вирт”.
– Куда ты?
– Во двор!
За спиной раздался всхлип, но я знал, если обернусь, лицо мамы будет гладким, словно по нему только что прошлись утюгом.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
