Текст книги "Letters to Steve (СИ)"

Автор книги: may4090

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Мне эту девушку безумно жалко. До невозможности. Она ушла из местечка, где мы сидели, так и не притронулась к своему пиву. Куда ушла? Что с ней теперь будет? Понятия не имею. И мне хотелось бы ей помочь. Но я не могу. Помогать способны только цельные люди. А не такие вот… поврежденные.

Д.

Письмо на этом заканчивается, и Стив со злостью комкает лист. Поврежденный. Таким он себя считает? Как же нужно сейчас поговорить. Сказать так много. Это ведь не он, не Баки. А Стив. Не успел, не понял, не предпринял… Должен был услышать, понять, заботиться. Сравнять Гидру с землей, а не… Но нет, это повторение все той же ошибки, которую он совершает вечно: думает о себе, вместо того, чтобы подумать наконец-то о Баки. Чего он хочет? Что пытается донести в этих письмах?

Стив разворачивает скомканное письмо и аккуратно разглаживает. Прижимает к груди на пару мгновений. Потом убирает в ящик стола к двум другим. Баки поможет ему во всем разобраться.

***

Ему часто снятся кошмары – поезд, две вытянутые руки, несколько сантиметров над непреодолимой пропастью. Но только не этой ночью.

Во сне он рисует Баки. Тот пытается его обмануть, все время поворачивается, наклоняет голову. Стив зарисовывает его короткие волосы, но когда отрывается от бумаги – они уже прикрывают ему плечи, одна из прядей почти касается ключицы.

Он рисует сержанта Барнса – красавца, шалопая, веселого парня с жизнью в глазах, которой хватало им на двоих. Обозначает его лишь легкими штрихами. Влажными мазками выводит искусанные губы. В движении. Тот расстегивает пуговицу на манжете – всего лишь одну – и, черт побери, в этом целомудренном рисунке в одном изгибе запястья похоти больше, чем на самой откровенной картине.

Он рисует Солдата, полностью обнаженного. Долго, часами. Ловит неровные линии красноватых шрамов, лодыжки, тонкие венки на запястье. Солдат сидит на обшарпанном подоконнике, в трущобной бруклинской квартирке, дрожит – от холода, потому что уже слишком долго ждет. Или от чего-то другого. Снова обманывает, становится Барнсом. Тот курит, выдыхает в воздух сизый дым. Баки никогда бы не стал так делать. Не стал бы курить в присутствии Стива.

Грудь сдавливает, легкие сжимает спазм. Ему не хватает воздуха, хотя где-то на грани сна и яви Стив понимает, что такого просто не может быть. Он практически чувствует руку Баки на своей груди, его большой палец массирует впадинку у основания шеи, задает ритм, с которым сердце должно гнать кровь. Стив глубоко вздыхает, чувствует, как воздух наполняет легкие, и просыпается.

Ему жарко, кожа горит огнем. Дыхание сбито.

Он тихо стонет и отправляется в душ. Ругается по дороге. На Тони с его взрослыми играми, на Баки с его идиотизмом, на Наташу, не способную держать язык за зубами, и на Бартона с его тотализатором.

========== IV. ==========

Четвертое письмо от Баки приходит буквально через пару дней. Даже не совсем письмо, так, записка, даже без обращения, очень смахивающая на последнее «прости».

Ты ведь и сам все прекрасно понимаешь.

Я никогда не хотел убивать, так получалось. И это началось еще в той, прошлой жизни, когда я хотя бы помнил себя.

Нет никакого смысла и дальше скорбеть по твоему другу. Знаешь, сколько военнопленных погибли в железнодорожных составах по пути к лагерям? Наверняка, эти люди были ничем не хуже него.

А знаешь, когда он на самом деле погиб? Задолго до поезда и даже до Гидры. Просто в какой-то момент изменился, и не стало твоего друга из Бруклина.

Я пишу это тебе, потому что ты тоже должен знать это и суметь принять.

Прощай, Роджерс.

Д.

В какой-то момент Стив понимает, что зашел в тупик.

У него всегда есть план или хотя бы мутная схема. В крайнем случае – общий курс, которого он может с завидным упорством придерживаться. По всей видимости, его решение предоставить всем полную свободу действий и возможность выбирать линию поведения самостоятельно приводит к полному краху.

Баки – вот уж мастер держать слово – на контакт больше не выходит. Даже односторонний, ни к чему, черт побери, не обязывающий. Стив призывает себя к спокойствию и пытается просчитать варианты.

Временно затаился? Разуверился, что во всем этом есть хоть какой-то смысл? Окончательно сошел с ума? Или с ним что-то случилось?

Последний вариант долбился где-то в подсознании постоянно, ввинчивается в голову багровыми волнами мигрени, о существовании которой Стив успел позабыть.

– Наташа рассказала мне про письма, – между делом сообщает ему Сэм. По коммуникатору. Они на задании, а на заданиях Сэм крайне редко отвлекается на посторонние разговоры. Стив как раз очень ценит в нем это качество. – Кэп, это не дело. Мотаться на такие расстояния, чтобы проверить почту… Даже для тебя это уже слишком.

– Можем обсудить все попозже, – предлагает Стив.

– Слушай, если все, как описала Вдова, ты рискуешь однажды превратиться в дряхлого старика, караулящего почтовый ящик. Я ничего не имею против отношений, но в них должен быть здравый смысл.

– Да, все постоянно талдычат мне про здравый смысл.

– Короче, когда начнешь одиноко обживаться десятками котов, пусть это хотя бы будут мейн-куны. Представляешь: приходишь вечером домой, садишься читать письмо, за окном стучит град, и мейн-куны смотрят на тебя с сочувствием.

Щит Стива не отскакивает от стены, как каучуковый – вгрызается в бетон на пару десятков сантиметров и там застревает. Сэм понимает, что пришло время свернуть разговор, но уже не может остановиться:

– Мы будем всем говорить, что ты просто содержишь питомник с мейн-кунами. Это хорошее прикрытие.

***

В какой-то момент Стив понимает, что его терпение подошло к концу и ему решительно плевать вообще на все – нужно отправляться по следам беглого разгильдяя, хочет он того или нет. Даже если придется вооружиться одной вшивой фотографией и переговорить со всеми немецкими художниками, архитекторами, дизайнерами и еще чертом в ступе.

Он лежит без сна посреди оглушающе-пустой квартиры. Изучает тени на потолке, пока их рисунок не отпечатывается на обратной стороне век.

Бессонная ночь – самое время для великих и бессмысленных проектов.

Однажды он найдет Баки. Где-нибудь посреди горной итальянской деревни. Он пасет там овец и заново учится искусству любить жизнь у местного пожилого перчаточника. Жена перчаточника, конечно же, от него в восторге и принимает как сына. Дети – снисходительно демонстрируют все тонкости жизни в маленьких деревушках. И вот в окружении кучи очень шумных людей Баки пытается мало-помалу искать внутреннюю гармонию.

Вот тут-то к ним и заявится Стив и все испортит. Ворвется на поляну с овцами – злой, усталый и голодный – схватит Баки за руку и потащит прочь. А если перчаточник и его многочисленные родственники попытаются помешать – подробно объяснит им, что Баки – вовсе не несчастная и одинокая заблудшая душа. А просто городской сумасшедший, которого уже обыскались. Все будут кричать и размахивать руками. Местные – на итальянском, а Стив – на чистейшем и незамутненном английском.

Картинка получается победоносная и очень яркая. Хочется отправиться на поиски прямо сразу же.

Только вот Баки с тем же самым успехом может быть канадским лесорубом, лондонским портовым грузчиком или мерчандайзером далекого и всеми позабытого европейского отделения «Старк Индастриз». Очень давно учрежденного Пеппер Поттс специально для нужд сирых и убогих.

Стив практически не удивляется, когда телефон вдруг начинает надрываться в ночной тишине.

– Тони?

– Слушай, Кэп, где тебя черти носят?

– У себя.

– У себя и не в себе? Этот вопрос – просто проявление хорошего тона. Так-то я и сам, конечно, в курсе.

– Ты хотел поговорить?

Пару секунд трубка непривычно давит тягостным молчанием.

– Да, я думаю, пора. Пришлю за тобой вертолет.

– Тони.

– Хорошо меня знаешь, я уже здесь, наверху. Давай, поднимайся.

– И все-таки…

– С соседями потом разберусь, даю слово. Раз уж тебе так принципиально иметь собственное жилье, и именно здесь.

Из трубки несутся гудки, и Стив тихо вздыхает. Далась им всем эта крыша.

***

Тони прилетает с дорогим до неприличия виски, у него усовершенствованная модель костюма и целая тьма аргументов. Он ищет компромисс, вот только не со Стивом, а скорее с самим собой.

– Хочешь знать мое мнение, Кэп? Я могу его искать, а вот ты теперь – нет.

Он чуть-чуть пьян. Это совершенно нормально для человека, которого грызет безудержное желание задеть и поставить на место. Волосы растрепаны – ветер гуляет по крыше – вид у него слегка небрежный. Костюм припаркован тут же. Можно спокойно лететь домой.

– Почему? – у Стива тоже есть тьма аргументов. И письмо от Баки, в котором черным по белому сказано, что иногда самое важное – выслушать.

– Потому что ты не сможешь оценивать ситуацию объективно. У тебя слишком большая личная заинтересованность. Дров наломаешь.

– А ты не наломаешь?

– Я имею на это право! – Тони протягивает ему бутылку, и к его искреннему изумлению Стив соглашается. Напиться хочется уже слишком давно. Или на крыше слишком холодно. Горло обжигает, бодрит, разгоняет кровь по венам.

– Так что я тебе запрещаю. Без шуток. Без уступок. Если полезешь искать – я об этом узнаю тут же. Это очень легко.

– Я ведь и сейчас обвешан датчиками слежения? – Стив улыбается. – Только это все чушь, Тони. Объективность, ответственность – плевать ты на все это хотел, не первый день друг друга знаем.

Они стоят на крыше, перекрикивают шум ветра. Разделяют одну бутылку виски на двоих, прекрасно понимая, что никому от нее легче этой ночью не станет. Стив – в домашней одежде, и Тони – растрепанный, в тройке, сбежал к Стиву с какого-нибудь очень модного приема, не иначе. Поговорить. Они стоят там, ругаются, делят зоны влияния. Давешняя журналистка многое бы отдала за такой материал.

– Слушай, Кэп, я пришел поговорить с глазу на глаз. Пока мы еще можем до чего-то договориться. По-человечески. Не хочешь – не слушай, но тогда мне придется принять меры, чтобы тебя кое в чем ограничить.

– Ты же знаешь, что мне до ограничений нет никакого дела.

– В этом твоя проблема, Стив, – Тони подходит вплотную, дышит парами дорогого алкоголя, срывается на непривычное обращение. – Ты вроде как национальный герой, и никто, мать твою, не видит, как ты постоянно ходишь по краю. Ищешь этот чертов край, потому что как безумный хочешь его переступить. Я разве не прав?

– Прав. Мне бы раньше и в голову не пришло, что ты меня так хорошо знаешь.

– Я же гений, помнишь? – Тони отнимает у Стива бутылку, делает глоток. Начинает говорить, и в его интонациях появляется что-то злое, отчаянное. Ноты, от которых раньше он был свободен. – Не смей искать Барнса. Полезешь – и я тут же всем дам знать, какой ты на самом деле. Что у тебя в голове.

– Мне жаль, – Стив выдерживает его взгляд, хотя впервые это дается ему очень нелегко. – Хотелось бы мне освободить тебя от всего этого.

– Мне твоя жалость не сдалась, – прерывает его Тони и делает еще один размашистый глоток. Смотрит Стиву в глаза. Боится не смотреть. Он ведь сюда за этим и прилетел – убедиться в том, что нашел с собой нужный компромисс. Что во всем прав. – Мы с тобой две стороны одной монеты, два воплощения Американской Мечты. Великой, между прочим. Я сказочно богат и вовремя успел встать на путь созидания. И ты – парень из трущоб, всего сам добился, герой. И вот эта мечта сейчас просто трещит по швам. Мы можем разнести ее в пух и прах.

– Только нужно ли?

– Ты неадекватен в вопросе поиска Барнса. И у тебя есть практически неограниченные ресурсы. Опасное сочетание. Мне придется тебя ограничить.

Стив забирает у Тони бутылку. Ему холодно. Смешно сказать, но он почему-то мерзнет, стоя на чертовой крыше.

– Напарника бы тебе, Стив. Такого, чтобы о тебе заботился и иногда направлял.

– И ограничивал? И контролировал?

– И это тоже.

– А сам что же?

Тони вздыхает. Отводит взгляд, не может больше искать правду в глазах Стива. И в бутылке, и в занимающемся рассвете. Ее нет нигде.

– Я хотел бы. Да только сейчас нам друг с другом будет сложновато.

– А когда-то было легко?

Тони хмыкает, уходит от ответа.

– Слушай, заканчивай уже свои мытарства. Что ты тут забыл? Живи в Башне. Там хотя бы есть все виды развлечений, какие можно придумать для бессонных ночей.

========== V. ==========

Стив знает, что на фоне всего прочего у него есть действительно сильная черта: он умеет собирать команду. Быстро и четко. Практически из кого угодно. Под любую задачу.

И еще он умеет успешно выпадать из команды, идти наперекор всем, раздражать и вызывать всеобщее неодобрение.

Никто даже не может сформулировать, в чем дело. Чувствуют на подсознательном уровне, видят тонкую нить напряжения между ним и Тони, ощущают неприятную недосказанность.

***

– Это не дело, – произносит Сэм, когда они встречаются на очередной кухне Башни и пытаются говорить, не беспокоясь о том, что прослушивать их может каждый второй фикус. – Сколько я искал, сколько было затрачено усилий. Иногда человек просто не особо хочет, чтобы его нашли.

И даже просит, чтобы его не искали.

Стив рассказал бы Сэму все о письмах. Рассказал бы в любом случае. Кроме одного-единственного. Просьба Баки. Или человека, который представляется Баки. Он не может ее не исполнить, сжимает зубы, досадливо качает головой.

– Ты знаешь, я полностью на твоей стороне, и сделаю все, что от меня понадобится. Но, Стив, тебе самому ведь паршиво от всего этого. Не превращай идею в манию, ты же не такой. Иногда нужно суметь просто отпустить ситуацию.

***

– Ты что-то скрываешь, – говорит Наташа, когда они оказываются наедине во время очередной вылазки. На этот разговор у них есть сорок семь секунд. – Я могла бы узнать сама, но верю, что ты помнишь про командный дух и сам расколешься. Так же будет честно?

Стив улыбается и молчит. Она очень это не любит.

– Я надеюсь, это не из-за твоей пассии. А то она заслужила нормальную оплеуху. И серьезный разговор с ней бы тоже не помешал. Хотя я все еще не могу провести логическую связь между ней и Тони. Ты же понимаешь, что зря молчишь, Стив?

– Нам нужно работать, – тихо отвечает он и видит, как в ее глазах на мгновение загорается искра негодования. Он редко умудряется довести Наташу.

***

– Только не смей проворачивать никакие сомнительные делишки под дурака, Кэп, – говорит Тони, когда они встречаются в лобби Башни и решают, что все-таки могут позволить себе подобие разговора. – Мы все обсудили. У тебя нет прав никого искать и покрывать.

– Ты уже подобрал мне напарника? А то неудобно же вечно контролировать все самостоятельно.

– Я работаю над этим. Кастинг – сложная штука. Ты ведь в курсе, что это такое?

– Очень надеюсь, что этим занимается Пеппер.

***

– Делай, что считаешь нужным, – однажды говорит ему Тор, и от неожиданности Стив отправляет Наташе недописанную смс. «Встретимся в». – Не знаю, какова причина твоей мрачности в последнее время. Но если чувствуешь, что должен что-то сделать – просто иди и делай, никого не слушай.

– Тони бы сейчас сказал, что ты культивируешь во мне худшие черты, – смеется Стив. Вот только Тор предельно серьезен.

– Тебя что-то гнетет, и ты должен с этим разобраться. Или не сможешь двигаться дальше.

Стив пожимает плечами. Иногда нужно, чтобы кто-то произнес проверенные истины вслух. Иначе они как-то забываются. Интересно, по меркам Тора, он уже вышел из подросткового возраста? Или еще даже не близок?

– Только проблема в том, что я застрял. Так застрял, что понятия не имею, как выбираться.

***

Стиву начинает казаться, что недовольство окружающих – как стена вокруг него. Прочная, высокая, и проломиться через нее – очень непростая задача. Не хватит ни ловкости, ни упорства, ни нечеловеческой физической силы.

А потом приходит письмо.

Возможно, оно уже давно болтается в ящике, в последнее время он редко проверяет.

Стив поднимается в квартиру, прямо на пороге разрывает конверт и разворачивает лист. В буквах нет былой остроты, они не вгрызаются в бумагу злыми закорючками, в них появилась какая-то плавность, округлость. Спокойствие.

Приходится сделать глубокий вдох, сесть на диван и только после этого снова развернуть письмо. Руки слегка дрожат. Совсем чуть-чуть.

Стив, привет!

Стив усмехается.

– А почему теперь так фамильярно? Как же «Роджерс» и «я это вообще не тебе пишу, так что можешь и не читать»?

Ты, наверное, сейчас думаешь, как же я тебя достал. И если кто-то вообще в курсе всей этой писанины, наверняка, уже давно советует тебе завязывать с чтением.

– У меня есть три голоса против тебя и один за. От Тора, как ни странно.

Помнишь, в первом письме я просил тебя от него избавиться? Если ты этого до сих пор почему-то не сделал, пожалуйста, сделай немедленно! Сожги, отправь в шредер, расщепи кислотой, уничтожь в реакторе Железного Человека. Их все. Это все не то. Я хотел сказать совершенно другое, но никак не получалось.

Знаешь, иногда какие-то совершенно незначительные вещи помогают очень сильно поменять точку зрения.

Как ты думаешь, по какому принципу люди вообще выбирают тех, к кому обращаются за помощью? Вот ты бы обратился ко мне?

– Пожалуй.

Если бы мы не были знакомы. И просто встретились на улице.

Я сегодня сделал ужасную глупость. Понятия не имею, зачем. У тебя бывает так: делаешь какую-то чушь и даже понимаешь, что это чушь, но остановиться все равно не можешь? Бывает, конечно.

Я просто шел по улице, и тут ко мне подходит девушка. Знаешь, Стив, какие люди вообще могут подойти ко мне с очень важным делом? Долбанутые совершенно.

Вот и она такая… неординарная. Волосы русые, одета, пожалуй, слишком легко. Миловидная. И с идеей.

Подходит ко мне и заявляет, что я должен ей помочь. Я. Ей. Я сначала даже немного опешил.

Короче, излагаю суть нашего дела. Она, понимаешь ли, недавно переехала, и в квартире у нее пока маловато вещей. И вот прогуливается она по городу и видит, что в окне какой-то захудалой забегаловки стоит отличное гранатовое дерево. И вот нужно ей это несчастное дерево, прям как от смерти.

И я пошел в эту самую забегаловку. Народ толпится вокруг хозяина (ну, или кто там принимает заказы). Я сажусь за столик рядом с гранатовым деревом, окно нараспашку, и начинаю размышлять, как бы так все провернуть понезаметнее.

И тут ко мне подходят двое мужчин и говорят (просто идеальный день, чтобы наладить социальные контакты), что им нужно зарядить телефон. Беру у них телефон, кладу на подоконник и начинаю передвигать горшки с растительностью, чтобы якобы было удобнее подобраться к розетке. И в самый удачный момент передаю девушке за окном горшок с гранатовым деревом. Надо ли говорить, что она была очень рада и тут же скрылась восвояси?

Ну да, еще двое с телефоном ТАК на меня посмотрели. Я таких взглядов на себе давно не ловил. Но закончилось все неплохо, я просто приложил палец к губам и сделал «тсссс». И ушел. Девушку ту, конечно же, больше не видел.

Стив прекращает читать. Некоторое время задумчиво смотрит в окно. Руки чешутся накостылять паршивцу за связи с сомнительными девушками. И не только. И еще он никак не может перестать улыбаться.

Стив, я много врал тебе. Да и себе тоже. Ты ведь знаешь меня, ты ведь догадался?

Я все время пытаюсь что-то систематизировать и изложить по порядку, но в этом нет вообще никакого смысла, поэтому буду рассказывать все так, как мне хочется.

Воспоминания летят в меня, как лавина. Отвратительные, но и не только. Это все из-за сыворотки, наверное. Еще недавно я и подумать не рискнул бы, что память вообще может так восстановиться.

Я вспомнил тебя тогда, на мосту. Не знаю, понял ли ты это. Но меня, конечно, сразу же обнулили. Только все без толку. Разве тебя вообще можно забыть? Видимо, нет.

Ну, я не могу.

Пожалуйста, береги себя.

Баки.

========== VI. ==========

– Это не Шерон, слишком уж экстравагантно, – внешне Наташа полностью погружена в изучение деталей будущей операции.

А Стив прекрасно умеет не вестись на провокации.

– Кто такая Шерон? – вскидывается Тони. Он даже не делает вид, что детали его хоть сколько-то интересуют. Его конек – импровизация. – У Кэпа завелась подружка, и меня не предупредили?

– Стив так просто не расколется, – тянет Бартон, смотря на Наташу. – К тому же угадывать намного интереснее.

– Вот я и пытаюсь отмести некоторые варианты, – она улыбается, но как-то очень недобро.

– Немедленно прекратите меня игнорировать и начните игнорировать Кэпа! Он сделает вид, что ему все равно.

– Тони, успокойся. Мы даже не знаем, существует ли она в природе, – Клинт выразительно смотрит на Стива.

– Да я прямо сейчас готов поставить все свое состояние на то, что нет! И можете мне поверить, я знаю, о чем говорю.

Стив тихо вздыхает.

***

Вечером он приходит к Тони в лабораторию, куда его, конечно же, не звали. Мандраж не отпускает. Новое письмо Баки может просто перечеркнуть предыдущее. Минутное просветление ушло, и все. Поминай, как звали.

– Что тебе тут нужно? – Тони говорит скорее устало, чем недовольно. Понимает, если уж Стив непрошенным заявился в его храм науки со своими языческими порывами, выгнать его будет трудно.

– Хочу послушать свой въедливый внутренний голос.

– Ты паршиво выглядишь, Кэп. А в твоем случае это значит, что все очень плохо. Видишь, до чего тебя довел твой дружок. Да и меня.

Стив молчит. Оглядывает помещение. Беспорядок, возведенный в ранг искусства. В нем только мастер и может разобраться и что-то найти. Мастер стоит тут же, смотрит на него, как на что-то инородное, неприятное. Девайс с модным дизайном, сделанный не его руками, не в его лаборатории.

Стив принял новый век таким, каким его преподнесли. С техногенной магией и наукой на грани чудес. Он не стремился во всем разбираться. А вот Баки бы здесь понравилось.

– Надо было подождать, пока ты выпьешь, а потом уже приходить.

– Он опасен. И ты это поймешь, когда будет поздно.

– Не в моем случае.

– В твоем – особенно! Ему обязательно снесет крышу, а виноват будешь ты. Я говорю, как жуткий формалист, но психопатам с навыками убийц не место среди…

– И что ты предлагаешь? – Стив знает, что Тони очень много думал обо всем. Собирался тут же мчаться разыскивать и вершить правосудие, изучал, анализировал, добывал информацию. Должен был уже прийти к каким-то выводам.

– Если он проявится, ты должен поступить разумно, Стив. Ему нельзя давать свободу действий, его место в лаборатории или в…

– Боже, Тони!

Они замолкают, некоторое время смотрят друг на друга в неверии.

– Кричишь? Не в твоем стиле.

– А что в моем?

Тони пожимает плечами.

– Долгие, изматывающие душу беседы.

Стив усмехается. Знает, что Баки с этим утверждением бы согласился. От этого только тяжелее.

– Слушай, проблема в том, что ты за всем этим безумием упорно видишь человека, – Тони тычет в него отверткой в искреннем порыве что-то доказать. – Для тебя прошло слишком мало времени. А для него уже вся жизнь.

– А что, если я все-таки прав? Все равно нужно сажать за решетку или отправлять в лабораторию?

– Ты сам показал мне папку. Высказал свои догадки. Нет там ничего. Только безумие. Стоит ему где-то показаться, сорваться – схватят тут же. И я вот лично мешать не буду.

– А помогать?

Тони молчит. Стив чувствует, что в глубине души ждал этого. Гнев вспыхнул в нем, породил пожар, сжег его дотла и спалил все вокруг. Полыхало страшно. Так, что даже Стиву было не по себе.

Но потом начал угасать. Такая натура.

– Хочется подойти к тебе и как следует встряхнуть, да вот только это ничего не даст, – Тони так и уходит от ответа. – Дальше собственного носа видеть точно не начнешь.

***

Шестое письмо Стив ждет с обостренным нетерпением.

Хочет что-то кому-то доказать. Себе, в первую очередь. Звезда упрямства, под которой он родился, талдычит, что все будет в порядке.

Баки не подводит и даже письмо присылает достаточно скоро. Как будто все понимает и обо всем догадывается. Хотя бы не дает соседям повод счесть Стива конченым наркоманом, караулящим у ящика очередную дозу.

Стив достает конверт, изучает марки. Задумывается, как Баки удается так быстро перемещаться с места на место. Это должно быть чертовски непросто.

Стив, привет! Снова тебе пишу.

– Да кто еще разберет твой почерк?

Мне нужно поделиться с тобой несколькими важными тезисами, так что, пожалуйста, наберись терпения.

Во-первых, чисто из праздного любопытства я сходил в дацан. В такие места, наверное, нужно отправляться заранее подготовившись. А то сунешься не туда, пойдешь против часовой стрелки там, где нужно по… и тебя вежливо попросят уйти.

Но просто погода очень располагала. Так, знаешь, солнечно и лениво.

Перед зданием у них дворик с тьмой всяких ритуальных штук. И скамейка. На вот этой самой скамейке сидел монах (лама, ты же в курсе?).

Стив прерывает чтение и несколько мгновений барабанит пальцами по столу. Смотрит на пыль, витающую в воздухе. Смена настроения писем с «Роджерс, как холодная машина для убийств, хочу вежливо с тобой попрощаться» на «Стив, привет! Я тут на днях сходил в дацан» все еще обескураживает. Или у кого-то из них окончательно едет крыша, или это очень сложная преамбула для какой-то еще более сложной мысли.

– Какой еще дацан, Бак?

Короче, этот лама сидел там на скамейке. Рядом с ним бегал мальчик, которого привели местные… скорее всего туристы, и про него благополучно забыли. У мальчика с собой была игрушка – маленькая зеленая машинка. Он подбегал с ней к монаху и тыкал ей ему в плечо. Я скажу тебе, у этих ребят невероятная, просто потрясающая выдержка. То есть, ему было категорически все равно. Он просто сидел там на скамейке в состоянии абсолютного безразличия. Не знаю, что они делают, чтобы воспитать в себе такой уровень пофигизма.

А еще в буддизме разработана отличная система с автоматизацией молитв. Покрутил барабан – молитва засчитана. Прошел мимо камня – молитва засчитана. Находишься в зоне флажка, который колышет ветер – молитва засчитана. Очень удобно.

Где-то в глубине души я, наверное, надеюсь, что буддизм мне подойдет. Хотя у них там такая серьезная теория с кармой, что за эту жизнь все дырки уже точно не залатаю. Перерожусь в камень и буду десять тысяч лет думать, почему же все так неудачно сложилось. Хотя у тебя переродиться во что-то приличное уже тоже шансы мизерные. Героическая жизнь – это все красивая и яркая оболочка, уж я-то знаю, как ты на самом деле любишь покомандовать, покрасоваться и как плевать хотел на авторитеты.

– Однажды вы с Тони устроите мне великое разоблачение.

Если серьезно, Стив, мне стало настолько легче, когда я до конца осознал, как хорошо тебя помню.

Смог просто это признать. Я очень не в порядке, это факт. Я знаю про команды, которые забиты мне в мозг. Я не так давно до конца осознал, что у еды есть вкус. Мне на самом деле долго казалось, что она нужна для поддержания жизнедеятельности. Я даже в голове у себя это именно таким выражениями и формулировал.

Потом купил луковицу, стал резать ее и вдруг понял, что лук ненавижу от всей души. Выкинул ее с каким-то ожесточением. Даже не знаю, почему. Лука, наверное, на войне много было?

И да, я вспоминаю, что мне нравится, а что нет по большей части методом проб и ошибок.

Но я так хорошо помню тебя. Разговор с той девушкой-художницей мне помог. Всколыхнул какие-то очень значимые вещи. И все как-то сразу стало намного осмысленнее. Твое поведение тогда на мосту. Тебе же не все равно, правда? В этом дело? Воспоминания талдычат мне, что ты упертый, вредный, обожаешь вседозволенность. И тебе на меня не плевать.

– Еще как.

И последнее. Стив, я тут подумал и пришел к выводу, что мы с тобой в неравных условиях.

– Да неужели?

Я отправляю тебе письма и даже стараюсь выдержать некоторые сроки. Насколько это возможно в нынешних условиях. Но я понятия не имею, получаешь ли ты их на самом деле. И ладно бы раньше, мне было практически все равно. Но на днях я осознал, что дело не в том, что у моих писем есть какой-то гипотетический адресат. Мне нужно, чтобы их получал именно ты, понимаешь? Это важно. Но общение у нас одностороннее, а электронными средствами связи мы в силу ряда причин пользоваться не будем.

Поступим так. Дай мне знать, что связь работает в обе стороны. Ты же сейчас медийный человек, вечно на виду. И на экране ты часто, и интервью давал, я знаю. Когда будешь в следующий раз чем-то таким заниматься, сделай что-нибудь специально для меня. Не знаю… Придумай что-нибудь. Прорекламируй, например, KFC. Я пойму.

Буду внимательно за всем следить, если упущу что-то из-за очередного перемещения – наверстаю, обещаю.

Береги себя и никого не слушай (но ты же и так не слушаешь?).

До следующего письма!

Б.

Стив дочитывает письмо и аккуратно убирает в ящик стола.

Какой-то дикий бред.

Только сумасшедший пойдет выполнять указания, которые пишет непонятно кто. Почерк, конечно, знакомый. Но так ли трудно подделать?

Ненависть к луку? Да тут и угадать можно.

Стив вздыхает.

Достает портмоне и успевает удивиться собственной бережливости и способности ничего сразу же не выбрасывать. Карточка все такая же яркая и нелепая.

Быстро набирает номер.

– Алло? Да, это Стив Роджерс. Мы с вами как-то встречались в парке у киоска с мороженым. Я хотел бы дать интервью. Но у меня есть условие.

– Конечно, Капитан. У всех есть. Обещаю не вырывать из контекста, не выпиливать куски и практически не добавлять ничего от себя. Идет?

– Не выпиливать куски – самый важный момент.

========== VII. ==========

Стиву даже не нужно самому проверять, насколько быстро его интервью приобретает популярность в сети. Средства массовой информации работают превосходно. Первым звонит Старк, и в его интонациях сквозит что-то на грани восторга и ужаса.

– Я сегодня открыл новостную ленту. И, мягко говоря, охренел. Слушай, если тебе денег не хватает, давай это как-то обсудим. Я просто был уверен, что у тебя есть средства, накопления и всякие там старческие льготы. Неужели так замучила нужда, что ты решил стать рекламной рожей KFC?

– Тони…

– Или ты хочешь привлечь к себе больше внимания? Мне бы такое и в голову не пришло, но потом я вспомнил про твой кордебалет в сороковых…

Стив вешает трубку.

После Тони с ним связывается Мария Хилл и ненавязчиво интересуется, все ли у него в порядке. Просто так, на всякий случай.

На звонки Наташи и Сэма он решает не отвечать, Брюс слишком вежлив, чтобы задавать вопросы. Тору, к счастью, все равно. А незнакомые номера он игнорирует.

Как ни странно, фидбэк от Баки тоже не заставляет себя долго ждать. Конверт довольно быстро появляется в ящике, на нем веселые марки с клевером, он пропах дождем и ветром. Стив отправляется в кафе, чтобы почитать письмо, очень надеясь, что Баки все-таки успел оценить его интервью еще до отправки.