Текст книги "Паладин (СИ)"
Автор книги: May Catelyn
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Паладин
Catelyn May
Ученик
В ту зиму снег казался ему особенно белым и легким, как перья ангелов, спускающихся с неба по приказанию чьей-то невидимой длани. Он укрывал все вокруг девственно-чистым пологом, на который было жаль наступать. На фоне серо-голубого неба, скудно подогреваемого изможденными и редкими солнечными лучами, яркими росчерками темных чернил выделялись ветви деревьев, лишенных ветром снежного наряда. Маленькая деревушка в долине казалась едва различимым миражом, который ускользал всякий раз, когда взгляд пытался выхватить его из слепящего снежного плена.
Уильям поднял тяжелый двуручный меч и умелой рукой поправил упряжь своего коня. Перед ним был первый рубеж владений его сюзерена, графа де Клера. Времена были неспокойные, после прошлогоднего неурожая по дорогам бродили толпы бродяг и разбойников в поисках легкой добычи. Нужно было оставаться настороже и внимательно смотреть по сторонам.
Тяжелый плащ, подбитый мехом куницы, надежно защищал от пронизывающего ветра, но Уильям все равно был напряжен словно дикий зверь, готовый в каждую минуту вступить в кровавую схватку.
Он не был дома уже пятнадцать лет. На его сапогах была пыль сарацинских дорог, в его кожу въелись гортанные звуки восточных базаров, запахи пряностей и благовоний. Он был одним из тех, кто много лет подряд своей кровью поддерживал престол Иерусалимского королевства.
Но жизнь была слишком коротка, чтобы проводить ее остаток на чужбине. Уильям с наслаждением вдыхал свежий, наполненный холодом и запахом леса воздух родных земель. Когда-то давно он покинул эти края, пытаясь заглушить боль от потери своей любимой жены и сына, которых в тот страшный год накрыла своими смертоносными объятьями чума. Крестоносец закрыл глаза, отгоняя все еще ранящие душу воспоминания. Он никогда не сможет забыть…
Конь ступал по снегу неуверенно, впервые в жизни видя и ощущая его мягкость под своими копытами. Рука железной хваткой сжимала поводья, направляя Бланкарта вперед.
Как его примет Гилберт де Клер, которому он в свое время был верным и преданным товарищем? Что с ним сделало время, и остался ли он тем беспечным весельчаком, с которым Уильям когда-то был готов на любые отчаянные выходки?
–
В большом зале, освещаемом языками пламени огромного камина, было душно, пахло потом и кожей, жареной дичью, горящими поленьями. Эти назойливые плотные испарения были так не похожи на те, к которым он привык за долгие годы, проведенные на Востоке. Уильям застал Гилберта в окружении своих баронов, праздновавших удачную охоту. По всей видимости, празднество удалось на славу, все гости были изрядно пьяны, собаки, сновавшие тут же между столами, подбирали щедрые объедки. Хозяин замка сидел в массивном кресле посреди длинного стола, лениво поднося ко рту куски оленины и время от времени опустошая красивый серебряный кубок, каждый раз заботливо наполняемый виночерпием.
– Приветствую тебя, Гилберт де Клер, граф Хартфорд! – громкий выразительный голос заставил все затуманенные хмелем глаза обратиться в сторону говорящего.
Тучный лысоватый граф резко подался вперед, грозясь выпасть из парадного кресла. Нервно сглотнув, он вперил напряженный взгляд в незваного гостя.
На несколько секунд вокруг воцарилась мертвая тишина, казалось, стало слышно даже возню крыс за многочисленными гобеленами.
Гилберт медленно сполз со своего места и, чуть шатаясь, приблизился к Уильяму, который выглядел лет на десять моложе него, хотя они были ровесниками. Закаленное в боях и турнирах тело, мужественное лицо с высокими скулами, которые годы сделали еще выразительнее, едва тронутые сединой смоляные волосы и борода, все те же проницательные зеленые «глаза колдуна», как говорили когда-то придворные дамы.
Узнав своего давнего друга, граф Хартфорд разразился восторженными воплями неподдельного удивления, захватив его медвежьими объятьями жирной пятерни.
После продолжительных расспросов и приветствий Уильяма наконец усадили рядом с хозяином, поставив перед ним внушительных размеров кубок. Гилберт все никак не мог надивиться тому, кто сидит подле него. Ему казалось, это призрак из прошлого, наваждение, вызванное винными парами. Ему не удавалось сложить все части больной головоломки, которая крошила его мозг. Все уже давно похоронили лорда Уильяма Мелбри, доблестного рыцаря Хартфордшира, а его земли были разодраны мелкой знатью. Теперь ему придется снова завоевывать себе состояние верной службой.
–
Большой просторный двор был наполнен звенящими звуками клинков, громкими возгласами и одобрения, и досады. Разгоряченные тела блестели от пота, зимний холод был не страшен для мечников в пылу сражения. Ежедневные тренировочные бои были необходимы для каждого, кто носил оружие.
С самого раннего детства сыновья более или менее титулованных семей по нескольку часов упражнялись в борьбе на мечах. Дети Гилберта не были исключением. С тех пор, как Уильям вернулся в родные края, ему ничего не оставалось делать, как пойти на службу графу де Клеру. Он должен был обучать сыновей графа воинскому искусству, которым сам владел в совершенстве, руководить гарнизоном замка и обеспечивать его безопасность. Но очень скоро круг вопросов, которыми занимался бывший крестоносец, значительно расширился. Гилберт безоговорочно доверился благородству и честности своего рыцаря, практически ничего не предпринимая без его совета. Но все тянул с разрешением вопроса по поводу его земель, которые были нагло захвачены окрестными баронами за те пятнадцать лет, которые Уильям провел в Святой Земле, сражаясь с сарацинами. Графу Хартворда не хотелось отпускать от себя такого верного и полезного вассала.
–
Уильям подошел к большой деревянной бочке с ледяной водой и, зачерпнув целый ковш, жадно пил, вылив остатки на разгоряченное схваткой тело. День ото дня Роджер и Хамфри, старшие сыновья графа, становились все более умелыми во владении оружием благодаря его многолетнему опыту. Но пройдет еще много времени, прежде чем он будет полностью доволен результатами своего труда. Когда-то он сам был на их месте. Кажется, это было сто лет назад. Они с Гилбертом – совсем щенки – едва успевали уворачиваться от метких и беспощадных ударов Хью Говарда, первого рыцаря старого графа де Клера, который был их наставником и никогда не давал спуску.
Наконец, отпустив своих учеников отдохнуть, он хотел направиться в оружейную, чтобы проследить за работой нового смотрителя, но не успел сделать и пары шагов, как его кто-то окрикнул. Обернувшись, Уильям увидел худенького мальчишку невысокого роста, который отважно смотрел на него в упор большими и выразительными глазами. Его опрятное платье говорило о знатном происхождении. Наверное, это сын какого-то барона, присланный ко двору графа оруженосцем или пажом, подумалось Уильяму. Слишком смазлив и хлипок.
– Меня зовут Квентин, Ваша Милость. Я младший сын лорда Стоуна. Я служу Их Светлости, вдовствующей графине Беатрис. Могу ли я надеяться на несколько ваших уроков, разумеется, когда вы не будете заняты с де Клэрами?
Уильям едва не прыснул со смеху, но вовремя сдержался, чтобы не оскорбить честь юного дворянчика. В конце концов, он и сам был младшим сыном, лишенным наследства, вынужденным самому добиваться положения в обществе. Но представить, как эти лилейные руки держат огромный двуручный меч, он попросту не мог, равно как и все остальное рыцарское облачение на хрупких плечах настырного паренька.
– Так, значит, ты хотел бы обучиться мастерству мечника? Тебе что, надоело прельщать хорошеньких женщин своим ангельским лицом? Захотел украсить его парочкой шрамов или случайно лишиться какой-нибудь части тела? – язвительно заметил Уильям, увидев гневную тень в глазах цвета византийской смальты. А этот паж был с характером. – Ну, так что же, лови.
С этими словами рыцарь немного подбросил вверх массивный меч, не боевой, но тяжелый и со специально затупленным лезвием. Паж неожиданно ловко изогнулся, поймав оружие обеими руками, только чуть заметно качнувшись и просев в спине под его тяжестью. И снова с вызовом и упорством уставился на Уильяма.
– Так я могу надеяться, Ваша милость? Это не займет много времени, я буду терпеливым учеником. Для меня это очень важно. Никто не воспринимает меня всерьез, а ведь я и вправду хочу стать рыцарем, таким же сильным и смелым как вы.
Что-то в этом искреннем и восторженном взгляде не давало возможности отказать, и Уильям согласился:
– Ладно, посмотрим, на что ты годен. Ранним утром я буду около старой кузницы. Только не вздумай потом жаловаться на синяки и выбитые зубы.
Несмотря на грозное предупреждение, лицо юного пажа просияло:
– Спасибо, Ваша Милость, я буду очень стараться! Вот увидите! – прокричал он, убегая вприпрыжку, чуть ли не пританцовывая от радости.
Какая странная встреча, подумал крестоносец, глядя вслед бесстрашному мальчишке. Вряд ли он продержится хотя бы пять минут с мечом в руках, как бы ни храбрился. В любом случае, это будет забавно, усмехнулся лорд Мелбри.
Ранним утром, когда туман еще окутывал крепостные стены, юный паж ждал в указанном месте. По тому, как он растирал продрогшие руки, было заметно, что бедняга пришел сюда чуть ли не до рассвета. Уильям прихватил с собой два деревянных меча.
– Твоя госпожа тебя не хватится, юный Квентин Стоун? – спросил лорд Мелбри.
– О нет, Ваша Милость. Она без сомнения еще спит, – торопливо проговорил паж, испугавшись, что долгожданное занятие будет отменено.
– Ну, что же, начнем.
Уильям удивлялся, как быстро его новый ученик осваивал азы ближнего боя, как легко запоминал самые замысловатые комбинации. В его руках было мало силы, но природная ловкость и умение угадывать замысел противника компенсировали этот недостаток, позволяя увернутся от смертоносных ударов. Когда он возмужает, то сможет стать одним из лучших мечников графства, пока же настоящий боевой меч был ему не по силам.
Эти занятия на рассвете нравились Уильяму, он снова вспомнил то время, когда давал уроки своему маленькому сыну. Смышленый и талантливый ученик был так не похож на Роджера и Хамфри, которые, несмотря на ежедневные изматывающие тренировки, очень медленно продвигались в мастерстве. Хотя оба имели недюжинную силу, они не могли выстроить безупречную тактику и стратегию боя, постоянно получая огромные синяки и кровоточащие ссадины от меча Уильяма.
Однако крестоносца удивляла чрезмерная стеснительность пажа. Квентин всегда был в наглухо застегнутой сюркотте с капюшоном и стыдливо отворачивался всякий раз, когда Уильям снимал верхнюю куртку и рубашку, чтобы освежиться снегом после тренировки. На Востоке он привык содержать свое тело в чистоте, что совсем не практиковало большинство рыцарей. Слуги недовольно ворчали про себя, когда в очередной раз им приходилось греть и таскать воду, чтобы наполнить большую деревянную лохань в его покоях наверху. Где это видано, чтобы уважающий себя рыцарь был таким неженкой! Ведет себя как какой-нибудь сарацин: платье меняет часто, у себя в покоях жжет какое-то дьявольское зелье, от которого воздух пропитывается сладким и горьким ароматом, сам, без помощи клириков читает все бумаги и ведет учет для графа.
Очередная утренняя тренировка подходила к концу. Но сегодня ученик был слегка рассеян и чем-то опечален, пропустив несколько сильных ударов, которые заставили Уильяма прекратить занятие.
– Да что с тобой сегодня! Наверное, я зря трачу здесь время! Соберись, скоро мне нужно приступать к своим обязанностям, да и тебе нужно будет поспешить к своей госпоже. Кстати, почему я никогда не видел тебя рядом с нею?
– Возможно, ваше внимание было отдано более значительным людям, чем я, милорд, – с печалью в голосе ответил юноша. – А грущу я от того, что завтра больше не смогу прийти сюда, отец отзывает меня обратно.
Уильям почувствовал, что от этих слов ему тоже становится тоскливо, но сказал как можно более ободряюще:
– Ну, что же, значит, ты нужен ему, это совсем не плохо. Только не бросай занятия, из тебя выйдет отличный мечник.
Глаза юного Квентина наполнились слезами, которые не смогли укрыться от внимательного взгляда Уильяма. И прежде, чем тот смог еще что-то сказать, паж сорвался с места и опрометью бросился прочь.
Вепрь
Двор замка был похож на оживленный муравейник, в котором смешались нетерпеливое ржание коней, бряцание оружия, лай собак, зычные голоса сокольничих и ловчих, снаряжающих большую охоту. Граф Гилберт много времени посвящал этому благородному занятию, хотя порой оно приводило его на грань смерти. Однажды, погнавшись за молодым оленем, он упал с коня, сломав себе руку, в другой раз, вступив в схватку с огромным вепрем, едва спасся от его мощных смертоносных клыков. Этого гиганта Гилберт де Клер и вознамерился настигнуть сегодня, чтобы поквитаться с ним за тот уродливый шрам, который остался ему на память об их последней встрече. Граф был в своем лучшем расположении духа, его сыновья сидели на своих прекрасных жеребцах арабской породы, купленных за большие деньги у восточных купцов. Но Роджер и Хамфри все равно завистливо поглядывали на грациозного и стремительного Бланкарта, который гарцевал под своим хозяином, словно бурная дикая река, сдерживаемая плотиной, готовый рвануться вперед по первому же повелительному движению руки.
Уильям Мелбри ехал по правую руку от своего сюзерена, который был полностью поглощен предстоящим опасным развлечением.
– Давно хотел спросить тебя, Уильям, почему ты вернулся сюда, где у тебя ничего нет? Неужели в Святой Земле не нашлось хорошенькой женщины, которая бы нарожала тебе кучу зеленоглазых сыновей. Я слышал, Иерусалимский король благоволил тебе.
Рыцарь Мелбри опустил свой взор на луку седла, задумавшись на некоторое время, а потом сказал:
– Конечно, женщины были, было и богатство, но ты знаешь, Гилберт, что никакие земные блага не могут смирить тоску по родным краям. Только здесь я чувствую себя по-настоящему живым, здесь, у родных могил я когда-нибудь обрету покой.
– Да ты, смотрю, стал философом, Мелбри! – рассмеялся Гилберт де Клер. – Я рад твоему возвращению и вознагражу тебя за верную службу. Будь уверен, крестоносец!
С этими словами он пришпорил своего коня и помчался с молодецким присвистом к опушке густого дикого леса, оставляя позади сопровождающих его всадников.
Тишина дремучей чащи была оглушительной и плотной. Лошади шумно втягивали колючий воздух. Ловчие обследовали территорию, изучая следы. Едва заметные надломленные ветви, приникший кое-где нежный подлесок, вмятины на подтаявшем снегу. Раздался звук охотничьего рожка, знаменуя начало травли, собаки заволновались, завыли, начали рваться с привязи, почуяв зверя.
Всадники сорвались с места, преследуя громадную черную тень, рванувшую сквозь чащобу от раззадоренных охотников. Погоня была длительной и изматывающей. Казалось, этот вепрь был создан самим Люцифером, его мощь и выносливость не знала равных. Несколько пущенных стрел остались в его крутых боках, застряв в толстой шкуре, собаки выбились из сил. Но он все не сдавался. Наконец, преследователям стало ясно, что дальнейшая погоня бессмысленна. Зверь ушел далеко, его уже не достать. Рассвирепевший Гилберт почти взвыл от досады.
Спешившись около разбитого слугами бивака, граф раздраженно сорвал с себя перчатки, тяжело дыша, опустился в заботливо подставленное кресло и жадно осушил предложенный ему кубок.
– Дьявол! – выругался Гилберт, сжав свой не малых размеров кулак, словно держа за кадык невидимого врага. – Сам дьявол помогает этому зверю. Ты видел что-либо подобное?
– Надо признать, что вепрь силен, но он не посланник Ада. Ты убьешь его рано или поздно. Это всего лишь зверь, – ответил рыцарь.
– Ты издеваешься? Я хочу сегодня же вспороть ему брюхо и увидеть его голову на своей пике. Так что охота продолжится, – упрямо заявил Гилберт де Клер, в глазах которого промелькнул огонь безумия.
– Но уже смеркается. Как ты собрался преследовать его?
– Он сам придет сюда, чтобы поквитаться со мной за стрелы в своем теле. Вепрь – мстительное отродье. Я встречу его, всадив копье в глотку.
Несмотря на все уговоры, обратить графа к здравому смыслу не удалось. Упрямый Гилберт сжимал древко копья, фанатично вглядываясь в лесную глушь расширенными от азарта зрачками. Отпустив часть свиты домой с трофеями, он остался лишь с несколькими ловчими, слугами и Уильямом, который не терял надежды образумить своего друга и сюзерена.
Когда на землю начали постепенно наползать серые тени подступающих зимних сумерек, а солнце стало кроваво-золотым, медленно скатываясь за край Земли, Уильям вдруг с быстротой дикого зверя почуял едва уловимое, почти призрачное тяжелое сопение в утробе лесной чащи. Он прислушивался к этому нарастающему звуку, стараясь охватить взглядом все пространство небольшой поляны, на которой они находились. Рыцарь кожей чувствовал приближение разъяренной раненной бестии, готовясь в любой момент броситься на помощь безрассудному Гилберту, если тот не успеет среагировать быстро.
Но все случилось как будто по замыслу темных сил. Огромный дикий кабан выскочил совсем с другой стороны, точно вырос из-под земли за спиной графа Хартфорда. Тот лишь успел, развернувшись, дико закричать, роняя на мгновенно обагрившийся снег уже бесполезное копье. Вепрь врезался в него со всей своей мощью, разрывая внутренности, не оставив ни единого шанса на выживание. Гилберт де Клер выкатил глаза, вперив удивленный взгляд в лицо своего верного рыцаря, который прикончил напавшего зверя несколькими сильными ударами.
–
В замке Хартфорд было многолюдно. Все окрестные бароны прибыли, чтобы выразить свою скорбь по безвременной и трагической кончине своего сюзерена. Уильям не мог простить себя за нерасторопность, которую, как ему казалось, он проявил в тот момент, когда вепрь кинулся на графа. Но разум говорил, что это был злой рок, который не удается обмануть ни ангелу, ни демону. Именно он ослепил графа Хартфорда, лишив всяческого благоразумия.
Роджер де Клер, старший сын Гилберта, вскоре после пышных похорон отца принял клятвы от своих вассалов. В большом парадном зале он приветствовал тех, кто держал свои лены от дома де Клеров. Наконец, настала очередь Уильяма. Роджер никогда не нравился бывшему крестоносцу. Заносчивый и ленивый, он любил шумные пирушки и разбойничьи вылазки в соседние деревни, во время которых молодчики иногда развлекались насилием и грабежом мирных вилланов. Молодой Хартфорд в свою очередь ненавидел Уильяма за прямоту, честность, за доверие, которое ему оказывал отец. Рыцарь всегда рассказывал о бесчинствах старшего сына и его друзей. Теперь, когда Роджер по праву старшинства стал главой дома де Клеров, он мог поквитаться с бывшим наставником. Самодовольная улыбка не сходила с его лица, пока Уильям Мелбри приближался к его креслу. Новый граф предвкушал тот миг, когда гордый рыцарь преклонит колено, прося о милости наделить его леном, и произнесет вассальную присягу.
Но крестоносец не спешил принять подданническую позу, он стоял также прямо и уверенно как всегда, положив руку на роскошный пояс, украшенный серебряными пластинами, приготовившись внимательно выслушать молодого де Клера.
– Известно ли тебе, лорд Мелбри, что всякий вассал, вошедший сюда, обязан склониться перед своим сюзереном? – уставившись с вызовом в глаза Уильяму, произнес Роджер.
– Известно, молодой граф Хартфорд. Но и ты, должно быть, хорошо помнишь, что на моем гербе серебряная десница – символ верности клятве. Я принес эту клятву когда-то смелому и благородному человеку, которого считал своим другом, но в тебе я не вижу этих качеств. К тому же, мои земли уже давно захвачены этими доблестными господами, – он иронично приподнял брови и обвел сверлящим взглядом притихших баронов и рыцарей. – И я не тешу себя надеждой, что ты дашь мне то, что давно было обещано твоим отцом. Поэтому отныне считаю себя свободным от каких-либо клятв и покидаю этот гостеприимный край.
Роджер чуть ли не трясся от гнева, желваки, заходившие на его лице, и вспыхнувшие водянистые глаза выдали всю ту ненависть, которую он испытывал к первому рыцарю своего отца. Рот молодого графа исказился в кривой усмешке, и он презрительно выплюнул: – Ну, так что же, доблестный Мелбри, безземельный рыцарь, не смеем задерживать тебя более!
Уильям еще раз посмотрел уничтожающим взглядом на дерзкого щенка, возомнившего себя властелином душ и, развернувшись, чеканящей походкой направился к выходу, чувствуя за спиной довольные похрюкивания местной знати.
–
Городская площадь, как всегда, была полна самого разношерстного народа. Здесь можно было увидеть многочисленных торговцев и богатых чванливых горожан, оборванных нищих, клириков в своих черных балахонах и знатных господ. В этой толчее зазевавшийся прохожий мог запросто лишиться своего кошелька, а кто-то – получить удар острого клинка наемного убийцы.
Уильям спешился возле дома своего старого друга, оружейника Вигмара. Увидев крестоносца, Вигмар расспросил, что его привело в город, и после доверительного разговора за кружкой пива согласился, что это было верное решение.
– Что теперь ты намерен делать, Уильям? Отправишься в странствия по чужим землям или все-таки останешься?
– Война – это все, что я умею, Вигмар. Тешу себя надеждой, что еще смогу послужить Святому престолу и нашему королю. Но, как видишь, кроме Бланкарта, доспехов и боевого меча у меня больше ничего нет. Оруженосец, который был у меня при дворе де Клера, не пожелал остаться с рыцарем, обреченным на вольные странствия. И я его ни в чем не виню. Но где мне теперь найти того, кто его заменит? Баронские сынки нынче хотят устроиться потеплее, – Мелбри задумчиво посмотрел в свою кружку.
– Значит, ты решил пуститься в дорогу. Я думаю, королю нужны верные и благородные рыцари, если твоя рука тверда, как и прежде. А что до оруженосца, так я завтра же займусь этим. Никто лучше тебя не владеет мечом в этом графстве, тебя помнят как прославленного воина и с радостью пойдут к тебе в ученики.
– Знаешь, а ведь у меня был смышленый и способный ученик, некий Квентин Стоун. Правда, я уже несколько недель ничего не слышал о нем. Странная история, – задумавшись, Уильям сделал паузу. – Исчез так же неожиданно, как и появился. Младший сын мелкого барончика из Хартфордшира, которому, неизвестно зачем, вдруг понадобилось срывать его с отличного места в доме де Клеров. Не слышал ли ты что-нибудь об этом?
– Да уж, Мелбри, ты так долго не был здесь, что не знаешь, у Годфри Стоуна нет взрослых сыновей. Его молодая жена родила ему наследника только в этом году. Твой Квентин – лжец.
Крестоносец нахмурил густые брови, между которыми собралась тревожная складка. И как только этому парнишке удалось обвести его вокруг пальца, выдавая себя за пажа старой графини! Только вот кем был этот Квентин, почему скрыл свое настоящее имя, и какие помыслы двигали им?
Уильям не любил быть обманутым и поклялся, что устроит хорошую трепку наглому мальчишке, который посмел его дурачить, если приведется еще раз с ним встретиться.
На следующий день Вигмар сообщил Уильяму, что несколько юношей желают поступить в оруженосцы к самому прославленному рыцарю Хартфордшира. Но один из них оказался вороват, другой же был настолько суеверен и пуглив, что боялся каждой выскочившей из-за угла черной кошки. Остальных Уильям в бешенстве прогнал за нерасторопность и лень. Вигмар удрученно качал головой, упрямство Уильяма шло вразрез с теми условиями, которые диктовало его нынешнее положение.
Рыцарь Мелбри собирался покинуть город в одиночестве, решив, что уж лучше возьмет себе слугу простолюдина, чем знатного и бесталанного лентяя.
Он проследил, чтобы у Бланкарта была свежая вода и овес, сам почистил его крутые бока и расчесал роскошную густую гриву. На постоялом дворе было шумно, заезжие торговцы праздновали удачные сделки, то и дело слышались пьяные вопли и звуки очередной драки. Уильям как всегда прочитал молитву Пречистой Деве и уже приготовился лечь, как в дверь постучали. Если это кто-нибудь из пьяной братии, он сильно пожалеет, что постучал сюда, подумал рыцарь, рывком открывая дверь.
Из полночного сумрака на него смотрели знакомые глаза, наполовину скрытые тенью капюшона, так похожие своим цветом на яркую смальту византийских мозаик.
